12.08.2010-15.08.2010
- Скажите, а Вы моряк – я затрепетала ресницами в полуобороте. За все прожитые года единственное, что я умею делать хорошо – это трепетать ресницами. Сосед застенчиво улыбнулся темными от никотина зубами и несмело кивнул.
- Хочите пива, - вежливо отозвался моряк, протягивая банку.
- Что Вы, что Вы, я в семь утра еще не пью…. Не подскажете, а на этой границе есть дьюти фри?
Автобус Мурманск-Киркенес оставил позади Кольский залив и устремился вперед, прокладывая путь между сопок. Сопки хотелось выжать, как губку для посуды. Или не выжимать…
Всего три дня назад мы сидели на оксанкиной кухне. Вернее, сидели я и Оксанка, а оксанкин муж Андрейборисович обреченно курил на балконе. Крупные капли пота привычно скатывались в трусы. Был вторник апокалиптичного 2010 го лета.
- А может в Мурманск, - тоскливо протянула я, ерзая на стуле.
- Мурманск, Мурманск, - оживился Андрейборисович и пощелкал кнопками на мелофоне. Он говорил, что это просто телефон, но меня не проведешь, я пять раз смотрела гостью из будущего.
- Плюс двенадцать, - сигарета выпала из дрогнувших пальцев Андрейборисовича.
Очередная капля пота скатилась в трусы. Было душно и влажно. Я всхлипнула.
- Мурманск это слишком просто,- безапелляционно заявила Оксана. – Мы пойдем по следам Нансена. Послезавтра.
- Послезавтра можем не успеть, - робко протянула я.
Андрейборисович принес ноутбук и сурово всмотрелся вдаль. Вдали виднелась надпись аэрофлот. Надпись мерцала и приближалась.
- В четверг вылетим, переночуем в Мурманске, наутро автобус Мурманск – Киркенес, там машину, доедем до Нордкапа, переночуем и обратно. А в понедельник уже в Москве будем, - приговаривала Оксана, задумчиво вглядываясь в бокал. В бокале был брют.
- Плюс двенадцать, - со значением посмотрел на меня Андрейборисович.
Я всхлипнула и протянула кредитку.
В среду мы распределили роли. Оксанка отвечала за Мурманск и автобус до Киркенеса, Андрейборисович – за аренду машины, я – за размещение в Норвегии. В четверг в 18-20 был вылет. В ночь с воскресенья на понедельник – прилет.
Я сидела на работе и прислушивалась. За соседним столом Оксанка разговаривала с Мурманском.
- Але, это гостиница Морская? Нас трое взрослых. Ну, таких, полноценных взрослых. У Вас есть номер? Ну, а Вы раскладушку поставьте. Ага. Односпальную кровать и раскладушку. А эта ваша односпальная кровать – большая?
- Когда моряки приводят девочек – они не жалуются, - растерянно повторила Оксанка, вешая трубку.
- Моряки! Романтика! Пойдем в порт! – отозвалась я, ведя пальцем по карте Норвегии. Е6, RV 98, Е 6, Е 69, - прошептала задумчиво, заучивая наизусть новую мантру.
Оксанка говорит, что когда пара уже долго, то им поможет экстремальный секс – ну типа в лифте или в примерочной… То же и с дорогой – когда она часто, то вернуть забытую новизну поможет элемент экстрима. Начинать следует с малого – например, слегка задержавшись, опаздывать на домодедовский экспресс, а чтобы усилить ощущения, на другой конец трубки нужно поставить Андрейборисовича с вопросом «выгде?» После пятого «выгде» в исполнении Андрейборисовича хочется подавить рыданье и отползать домой, но невозмутимая Оксана лишь мурлычет в трубку «иду милый», ленивой трусцой взбегая по бесконечному эскалатору на павелецкой. Спешу заметить что Оксана и Андрейборисович путешественники со стажем, как та пара которая долго, и эти пустяки их не возбуждают. Вернее, Оксанку не возбуждают.
В Мурманске было обещанные Андрейборисовичем плюс двенадцать и пол двенадцатого. Долгие северные сумерки, влажные сопки. Вокруг был воздух, знобкий, чуть горьковатый, его хотелось вдыхать со всхлипом, как после бурного детского плача. Я вздрагивала плечами под футболкой и наслаждалась холодом.
К сожалению, гостиница Морская, где моряки, приводя девочек, не жалуются – нам отказала.
- Большой заезд моряков, - перезвонила виноватым голосом администратор. Оксана, не изменившись в лице, забронировала гостиницу «Губернская», оплот командировочных восьмидесятых годов. Хотелось стучаться в номера и просить кипятильник, но еще больше хотелось коньяк и в порт. Причем именно в такой последовательности.
Мурманск – город герой. Его не возьмешь нахрапом, два часа на разграбление города – это не про него. Мурманск – молочный брат Петропавловска-Камчатского, они одной крови, туманов одних и дождей, подзатылочной костью я чувствую северное братство. Это вечерние августовские девушки в куртках, ругательное «бич», брошенное в сердцах портовому пьянице, жирафий силуэт корабельных кранов, стелющиеся по земле туманы…
Спиртное продавали до одиннадцати. Спиртное – в смысле коньяк, ну да вы уже поняли что Мурманск не тот город, который приветствуют пивом. Дорогу к порту мы тоже не нашли и отправились спать.
- Женя, я завтра куплю тебе коньяк, - напоследок сказал Андрейборисович. Врет, - привычно подумала я, но ради приличия кивнула. Сколько их было в моей жизни, этих несбывшихся обещаний… Оксана пила квас и загадочно молчала.
Автобус Мурманск-Киркенес отправлялся в семь утра. Изначально это должна была быть маршрутка, но накануне фирма прислала смс «следуй за белым кроликом», то бишь это будет желтый автобус.
- Автобус лучше маршрутки, - невозмутимо пожала плечами Оксана. Меня же ничего не волновало, кроме отсутствия коньяка.
Вначале было красиво – большой желтый автобус и мы, вперед в Киркенес по следам Нансена. Впрочем, полярное одиночество было недолгим – автобус распахнул двери на ближайшей остановке и наполнился сонными и слегка пьяными мужчинами. Они были в меру суровы, немного небриты, у каждого была небольшая спортивная сумка. Именно небольшая – с такими сумками я ежедневно встречаюсь в своем реутовском бассейне. Я выглянула в окно – на остановке стояла бабушка в белом платочке и мелко крестила автобусную дверь.
Автобус медленно прокладывал пусть среди влажных сопок, а я упоенно предавалась дедукции. Здесь есть море, значит они моряки. У них сумки, значит они уезжают. Они пьют водку в семь утра, значит они моряки. Я жаждала подтвердить свои измышления.
- Послушайте, Вы моряк, - затрепетав ресницами, я повернулась к соседу.
За семь часов дороги я узнала о жизни моряков всё – и как в шторм летят со шконок, ударяясь о переборки; и как работают по 22 часа в сутки от трала до трала, и падают от усталости; и что они идут за крабом и на четыре месяца; и что судам дешевле стоять в норвежском Киркенесе чем в родном Мурманске; и что его женка родит в декабре, но в море проще чем дома – знай себе стой вахты да привози деньги…..только краба все меньше и реже удачные рейсы…
Часов через пять, с остановками на перекур и шоу писающих мальчиков, мы добрались до границы. Если бы не моряки, то мы бы уже час как гуляли в Киркенесе…
На границе был дьюти фри.
- Курвуазье будешь, - спросил Андрейборисович, осторожно придерживая литровую бутылку.
- Что ты, что ты, да я сама куплю, - закудахтала я.
- Пацан сказал – пацан сделал, - сурово отвечал Андрейборисович. – Я же обещал.
Я растрогано улыбалась в пустоту. Оксана невозмутимо выбирала карамельки.
- Далеко, - спросил норвежский пограничник.
- Нордкап, - отвечала я.
- Надолго, - продолжил беседу норвежец.
- Да дня на три… пока не надоест, - отвечала я.
- А потом, - глаза норвежского пограничника округлились.
- А потом на работу, - уныло протянула я.
- Страховку покажи, - испуганно вскрикнул норвежец, подозревая у меня психическое заболевание. Я тоже подозревала психическое заболевание, но не у себя, а у идейного вдохновителя нашего скоропостижного путешествия, но Оксанку не выдала.
- Деньги покажи, - продолжал пугаться пограничник.
- Сиськи покажи, - выкрикнула сзади Оксанка. Моряки одобрительно захлопали.
Вообще морякам, этим трудным детям севера, здесь прощается всё – и эй, девушка, ик, вы замужем, ик, я хочу вас трахнуть, обращенное к нашей пограничнице; и переход норвежской границы чуть ли не на четвереньках, радостно позвякивая бутылками; и курение, и сквернословие, и все им прощается, потому что уже сегодня вечером они будут окружены свинцовым Баренцевым морем, и так все сто двадцать дней….И сосед мой получит телеграмму «сын тчк здоров тчк четыре триста», и улыбнется черными от никотина зубами и будет проставляться выменянной на рыбу водкой в соотношении три кг на батл.
Из Киркенеса мы выехали в три. Впереди лежало 500 км незнакомой дороги, позади – недоумение. Да, я недоумеваю, почему в Киркенесе, в этом заполярном захолустном городке, можно купить спелый авокадо. Не, не так – почему в Москве нельзя, а в Киркенесе - можно. Спелый. У них там особые условия для вызревания, что ли? Полярный день, все такое?
- Наш девиз – пить, жрать и стремиться вперед, - заявил Андрейборисович, сурово вглядываясь вдаль. Он, сжимая руль как штурвал и на всякий случай сжимая челюсти, отвечал за стремление вперед; Оксанка, повторяющая через каждые сто километров, что хочет мяса с картошкой – за жрать, а я в трепетном объятьи с бутылкой курвуазье - за моральный дух экипажа.
Мы наспех курили и наспех фотографировали.
Здесь на обочинах росла шикша – круглая как вороний глаз и с призрачным вкусом болот. Такая же как в стране моего детства.
- Скажите, это фиорд, - застенчиво спросил Андрейборисович.
- Фиорд, - я внимательно посмотрела на него, подозрительно – на Оксану.
- Какой красивый фиорд, - мечтательно произнес Андрейборисович, вглядываясь в пологие берега и широкие разливы Лаксефьорда.
- Ты что, первый раз в Норвегии?
- Да. Оксана сказала поедем, посмотрим фьорды… Может искупаемся… Я вот плавки взял…
- А что, - невозмутимо отозвалась Оксана. – Разве это не фьорд? Разве это не море?
Долгий закат цвета сливочного мороженого обратился в такие же сливочные сумерки. По одной стороне сменялись чередой фьорды, по другой среди деревьев изумленно распахивались льдисто-голубые озера. Варангерфьорд, Танафьорд, Лаксефьорд, Порсангерфьорд – ты перебираешь их словно четки, фьорды и маленькие бусины селений, три дома два красных один голубой, черничная Тана брю, соломенный Сомммердален…
- Бля олень, - мои романтичные коньячные грезы прервал испуганный вскрик Андрейборисовича.
Олень лениво бежал по дороге, по разделительной полосе, невозмутимо помахивая куцим хвостиком.
- Кыш! Брысь! Уйди животное, - надрывались мы.
- Здесь нет бесхозных оленей, все олени принадлежат саамам, - мрачно вещала я. И если мы его задавим, то нам придется выплачивать полную стоимость оленя. Денег у нас нет, значит будем отрабатывать – выделывать шкуры, ловить треску….
- Я не хочу выделывать шкуры, - быстро проговорила Оксана.
- Значит, будешь сушить треску, - успокоила я коллегу.
Все олени действительно принадлежат саамам, но за сбитого оленя, по причине неразумного поведения последних, вам ничего не будет. Нужно оттащить скорбную тушку на обочину, обозначить ее какой-нибудь палкой, и, помаргивая разбитыми фарами, медленно двигаться дальше. Правда, саамы тоже не будут оплачивать ремонт машины.
Оставшиеся до Хоннингсвога два часа крик «Ой, олени-олени» с заметной периодичностью будил окрестности – на него реагировали все, кроме самих оленей.
- Милый, мне так хочется спать, дай мне руль, - нежно прошептала Оксана.
- Ты думаешь, это тебя взбодрит, - я поперхнулась коньяком на заднем сиденье.
- Взбодрит, причем не только меня, но и вас, - невозмутимо отвечала Оксана, меняясь местами с мужем. В салоне раздался скрип – это сжал зубы Андрейборисович. Я продолжительно припала к бутылке.
- Я слежу за Оксаной и скоростью, ты – за оленями, - скомандовал Андрейборисович.
Я следила за ними изо всех сил – олени, кричала я, вглядываясь вдаль. Вдали шевелились и перебирали ногами деревья, большие камни и дорожные знаки.
В Хоннингсвог, самый северный город мира, мы въехали около двенадцати ночи, усталые донельзя.
- Милая, это у нас отпуск, - слабым голосом спросил Андрейборисович.
- Нет, милый, это уикенд, - отвечала Оксана.- Уикенд – это когда тебе всё надоело и ты едешь на выходные развеяться.
- Но мне не всё надоело, - задумчиво отвечал Андрейборисович. - Вот есть например мне не надоело. И спать, - после минутной паузы, пошатываясь, добавил он.
- А жара? Жара надоела?
- Надоела, - скорбно сказал Андрейборисович, поеживаясь под пронизывающим ветром.
Наше пристанище на этот остаток ночи называлось Nordkapp Vandrerhjem Hostel и стоило 900 крон за 3хместный номер с завтраком – 114 евро, непростительно дорого для хостела, но непростительно дешево для Норвегии.
Мы проскользнули в дверь за группкой итальянцев, которые набрали какой-то код. Итальянцы весело поднялись на второй этаж. На ресепшн никого не было. Андрейборисович упал в кресло и смотрел на меня укоризненно и печально.
Не менее печально я достала мобильный и приготовилась звонить – участок «размещение в Норвегии» был в зоне моей ответственности.
- Эй, Вам нужна хозяйка? Щас я ей позвоню – мой бюджет спас невесть откуда появившийся добродушный дядька.
К моему великому удивлению, звонил он по-польски.
- Из самой Москвы, - удивлялся Анджей. - Из Москвы, - глаза его вдруг округлились и наполнились сочувствием. – Я смотрел Би-Би-Си, у Вас там смог и все горит, и очень опасно.
- Мы – экологические беженцы, - хихикнула Оксана. – Хотим хоть в выходные воздухом подышать…
- Ага, эко-уикенд, щегольнул недавно выученным словом Андрейборисович.
- Бедные, - сочувственно вздохнула подошедшая хозяйка. - Я дам вам номер подальше от шума…
Я первый раз жила в хостеле. Номер сверкал чистотой, на кроватях лежало белоснежное белье. В туалетной комнате в коридоре работала стиральная машинка. В душевой около пяти кабинок унисекс. Еще функциональная кухня, а на втором этаже зал для завтраков и гостиная. Скупой скандинавский дизайн. Мебель Икея. Уходя, снимите белье.
Выйдя утром на порог, я была сбита с ног огромным, пронзительно-синим небом – оно простиралось во все стороны, безоблачное, как простыня из моего икеевского комплекта.
Последние тридцать километров по плато Нордкап – это самые красивые тридцать километров. Я завидую неспешным оленям и неспешным автокемперам. Небо полощется икеевской простынкой как белье на просушке.
Нордкап – это место из серии Сделай Сам. Нет ничего проще как задыхаться от неземного восторга в окружении восьмитысячников, или под кокосовыми пальмами вдоль полосы прибоя; фьорды, не те фьорды, на которые жадно смотрел Андрейборисович, а к примеру серебристый клинок Гейрангера, прорезающий путь сквозь отвесные скалы – эти фьорды бьют тебя наотмашь и ты столбенеешь от красоты.
На Нордкапе ты отлаживаешь свое душевное устройство в унисон с песнью ветра, с запахом моря, с пустошами и седыми туманами. Здесь два варианта – или уныло брести вдоль сетки-ограды, плевать вниз с трехсотметрового обрыва, обозревать безвидные пейзажи жухлой тундры и до мушек в глазах вглядываться вдаль. Потом обязательные сувениры, фильм, суп и взад.
Вариант второй – опять же, брести вдоль сетки-ограды, до слез вглядываясь вдаль, высматривая белый парус «Фрама», выискивая силуэт Нансена на борту.
- По местам к повороту! Вперед смотреть! – доносится вместе с ветром.
И сердце пропустит пару ударов, в лицо вдруг повеет нестерпимым арктическим холодом, а в душу – бескрайним, бесприютным одиночеством затертых во льдах кораблей. Ты поднимаешься на цыпочки и свешиваешься за край Земли.
Впрочем, есть и третий вариант – курвуазье. Это мой вариант.
Площадка с глобусом – непременное место фотосессии. Люди принимают разные позы – причудливые, акробатические, фигурные композиции в стиле китайского цирка, героические в стиле полярных исследователей. В топ зрительских симпатий вошла польская девушка, медленно снимающая с себя разные кофточки, пока муж снимал домашнее видео.
Так вот, из развлечений на Нордкапе, помимо слушать песню ветра, вглядываться вдаль в поисках Нансена, принять позу у глобуса круче чем у того парня, прогулок вдаль налево и вдаль направо – это сувенирная лавка в Нордкапхолле и кино.
В сувенирном магазине есть всё, что даст понять соседу или завистливому коллеге, что ты был на краю Земли. А кино…это надо видеть. Фильм вроде как о смене времен года, но вообще о людях. По идее, их здесь быть не должно, на этом суровом острове, но они живут, ловят рыбу, ходят в школу, чистят дороги. Зимой это ежедневный подвиг.
Люди – это самое интересное на Нордкапе. Суровые мотоциклисты в тяжелых куртках, и не менее суровые подруги мотоциклистов; велосипедисты с шальными глазами, устремленными вовнутрь и вдаль; беспечные европейские бэкпекеры с грязными волосами, но в чистых носках, студенты и не очень; неторопливые малоповоротливые семейства автокемперов.
Я рассматриваю номера машин, и нет занятия увлекательней – французы, немцы, поляки, и у каждого свой маршрут и своя история.
Небо из пронзительно-синей простыни превратилось в простыню с нарисованными облаками. Ветер шальным лабрадором с разбегу ударяет в грудь. Пора уезжать.
- Пожалуйста, давайте побудим полчаса в Хоннингсвоге, - умоляю я, утомленная альпийскими пустошами. Хотелось насытить глаз яркими буйками и красными крышами домов.
Мы разделяемся – Оксана с Андрейборисовичем идут в ледяной бар ( 15 евро вход, одежда и напитки входят в стоимость, рюмки ледяные, напитки безалкогольные, тьфу, подумаешь, лицензии у них нет, впрочем, можно со своим) – я же иду куда глаза глядят но чтобы видеть море и корабли.
Мы покидали Хоннингсвог, этот самый северный город мира, но все таки не город, и не потому что там по улицам ходят олени, а потому что количество его жителей не дотягивает до пяти тысяч. Что не делает его менее северным.
Если с утра небо напоминало тщательно разглаженную простынку, то к обеду его словно решили простирнуть еще раз. Облака сбивались в кучи, крутились словно в барабане, дождь изливался, заканчивался и, помедлив, начинался снова.
- Оксана, мне кажется, я напрасно взял плавки, - тревожно сказал Андрейборисович.
- Почему же, может еще распогодится, - улыбнулась Оксана.
Я гнусно хихикнула с заднего сиденья.
В густых сумерках мы въехали в Тану, и, пригибаясь от шквалистого ветра, вбежали в магазин на заправке.
- Кофе, - прошептал Андрейборисович, повиснув на прилавке. - И сосиску.
Белокурый юноша невозмутимо отскреб сосиски от гриля и бросил их себе под ноги. Потом так же невозмутимо налил кофе и протянул Андрейборисовичу.
- Идите есть в Микс, - доверительно сказал юноша. – Идите, идите…
- А как же кофе, - удивился Андрейборисович.
- А с кофеем идите, - добавил он с улыбкой.
- А я вот тут рыбку хотела, - подошла Оксана с пакетиком сухорыбки.
- С рыбкой идите,- продолжал юноша.
- Интересно, почему с нас не взяли денег, - размышляла Оксана. – Или мы похожи на дебилов, - продолжала она, пристально вглядываясь в меня.
- Ыыы, - покачала я головой, не отрываясь от бутылки.
Местом ночевки на этот день должен был быть Grossbacken cabin and boat rental – то есть домики и аренда лодок в Гроссбакене. Вероятно, будь я одна, я б не парилась с бронированием заранее, но Андрейборисович настаивал на тщательно прогнозируемом маршруте – наверное, в этом есть смысл, когда у тебя всего два дня.
- А может, возьмем палатку, - бодро предложила я на оксанкиной кухне, но хозяйка слегка поморщилась.
- Я ее понесу, - продолжала я. Оксанка поморщилась еще сильнее, словно уловила из холодильника неподобающий запах.
Поэтому полдня четверга я предавалась изучению объектов размещения на Варангерфьорде – Андрейборисович сказал, что ночевать следует около в ста километрах от Киркенеса. Я даже написала в какой-то кемпинг «Уютные домики у Бьёрна» с пометкой срочно, на что мне не менее срочно пришел ответ, что в домиках нет мест. Я напряглась и позвонила в следующий.
- Да, у нас есть домик на три человека, - запыхавшимся голосом отвечала Анна-Лиза. Уже при личной встрече Анна-Лиза рассказала, что в тот день была в горах, предавалась легкому треккингу.
- Я сейчас пришлю Вам письмо и буду ждать ответа, - заявила я по туроператорской привычке на всё иметь бумажку.
Еще через час я послала второй и-мейл, где большими буквами верещала, что покидаю страну через три часа и жду ответа как тот соловей.
- Ох, в горах совсем не было связи и мне было так сложно писать с мобильного, - смеялась потом Анна-Лиза.
Но все это было потом, а сейчас, в темноте, сопровождаемые дождем и порывистым ветром, мы въезжали в Гроссбакен. Гроссбакен – это три дома по левой стороне, два красных один белый, и пять – по правой, три красных и два бежевых. А потом табличка что Гроссбакен закончился.
За километр до Гроссбакена я ответственно отставила бутылку и взяла в руки письмо Анны-Лизы. Адреса не было. Я моргнула и вгляделась пристальней. Адреса не было. Впрочем, улиц здесь тоже не было.
- Это должен быть красный домик, - уверенным голосом заявила я и икнула.
- Этот? Или этот? – утомленно спросил Андрейборисович.
Мы въехали во двор. Во дворе стояли качели и валялся велосипед.
-Это не похоже на кемпинг, - невозмутимо сказала Оксана и открыла чипсы.
Мы проехали один километр. Гроссбакен закончился. Мы развернулись и проехали километр. Гроссбакен опять закончился.
- Остановите здесь, - отчаянно закричала я и вылезла из машины.
Подойдя к очередному красному домику, я заглянула в окно. В окне сидел мужчина в тапочках и смотрел телевизор.
Я виновато улыбнулась в окно. Мужчина тоже улыбнулся и продолжил смотреть телевизор.
- Слышь, мужик, открой дверь, поговорить надо, - жестами показала я и затрепетала ресницами. Диван неохотно заскрипел, прошаркали тапочки, дверь распахнулась.
- Гроссбакен кэбин энд боат рентал, - прокричала я, перекрикивая ветер.
- Йа-йа, натюрлих, Маргарита Павловна. Налево, направо, и под горой.
- Налево направо и под горой. Или направо налево и за горой, - растеряно повторила я подошедшему Андрейборисовичу. Оксана сидела в машине и ела чипсы.
- Так налево или направо, - сурово спросил Авндрейборисович, играя челюстью и бицепсом.
- Я вам сейчас покажу, - спас меня от расправы мужчина. – следуй за мной! Он сел в белую ауди и завел мотор.
Домики Анны-Лизы приютились в ста метрах не доезжая указателя Гроссбакен.
- Анька, выходи, клиентов тебе привел, - пророкотал мужчина.
- Спроси ее, а она завтрак может, - пихнул меня в бок Андрейборисович.
- Могу, - быстро сказала Анна-Лиза. – А у вас что, продуктов нет, - в замешательстве спросила она.
- Понимаете ли, уикенд, - светским тоном отвечал Андрейборисович.
- Ну ладно, - подумала о чем-то Анна-Лиза. – Только чур, готовьте сами, - быстро добавила она и принесла дюжину яиц, хлеб, ветчину, домашнее масло, сыр, и взяла за это всего сто крон.
- Спасибо, спасибо милые мои, - плакала я за ужином, сооруженным из принесенного Анной-Лизой завтрака. – Вы были так терпеливы, пока я искала этот чертов домик… А если бы мы не нашли…
- Тогда бы я смотрела на тебя вот так и спрашивала каждые пять минут – Женя, где мы будем сегодня спать, - Оксана скорчила наивную рожицу девочки-дауна и похлопала ресницами.
Я содрогнулась.
- Наверно, объявят штормовое предупреждение и в школу можно не идти, - подумала я спросонья, прислушиваясь к вою ветра за окном. – Ба, включи радио, надо послушать погоду, - крикнула я и проснулась.
Ветер завывал наяву, в окно хлестал дождь. Я лежала на втором ярусе кровати в красном домике с зеленой крышей в деревушке Гроссбакен, Финнмарк, Северная Норвегия. В четырехстах километрах к северу был край Земли.
Впрочем, домик был на редкость уютным – в нем хотелось переждать и это ненастье, и череду других.
Мы же решили съездить в музей морских саамов в Варангерботне – вчера я пожаловалась хозяйке, что нигде не могу купить диски Мари Бойнэ, на что Анна-Лиза отвечала, что в музее в Варангерботне – сто пудов.
Ровно в десять утра мы подъехали к музею. Он был закрыт. Внезапно мне стало стыдно за все те разы, когда я открывала офис в пол одиннадцатого, стыдно перед озябшими курьерами на пороге, перед клиентами, выглядывающими меня, неспешной походкой идущей по тротуару. Я обернулась к Оксанке, приглашая коллегу присоединиться к мукам совести.
- Подумаешь, - пожала плечами коллега. – Здесь есть экспонаты под открытым небом и какая-то тропа.
Экспонаты под открытым небом представляли собой саамскую лодку, сооружение для просушки трески и саамские хозяйственные амбары. Тропа вела к разливу Варангерфьорда, где в маленьком домике предлагалось наблюдать за птицами.
- Ну что, мои маленькие любители животных, - грубо прервал Андрейборисович игру в юного натуралиста. – Музей открылся.
В музее были желанные диски, а также выставка-продажа местных умельцев – возле каждого изделия висела фотография мастера в национальном саамском костюме. Рассматривать лица мастеров было не менее интересно.
Постоянная же экспозиция посвящена жизни саамов Варангерфьорда от первых поселений до наших дней.
в час, когда бывает трудно
чувствуешь, не выдержишь борьбы
вспомни - ты хозяин вечной тундры
а не ветхой, дедовской избы
(саамский стих)
В час дня мы въехали в Киркенес, где сдали машину. Собственно офис Херца находится в четырех километрах от Киркенеса.
- Может, на автобусе? Или этот, как его.. автостоп, - несмело предложил Андрейборисович.
- Треккинг, - сурово отвечала я. За три дня сидения на заднем сиденье моя обычно круглая задница сделалась квадратной.
Андрейборисович печально вздохнул и привычно устремился вперед.
В Киркенесе до всего было далеко.
Чтобы быть поближе к цивилизации, мы поехали обратно в Мурманск – местный порт еще оставался неохваченным.
Фирма, через которую мы приобретали билеты и которая подсунула нам этот желтый автобус с моряками, в смс пыталась сообщить, что у них нет народа на выезд из Киркенеса в воскресенье, и что они вывезут нас в восемь утра на машине. Если в начале путешествия мы еще были согласны попробовать поспешить и прибыть в Киркенес к двенадцати, то после тесного знакомства с моряками я впала в каприз и настаивала что в три, и ни минутой раньше. Сцуко, - каждый раз добавляла я. Если б не моряки, мы б приехали в первый день в Киркенес на три часа раньше. Сцуко. Потому что мы бы не проходили границу на четвереньках.
Обратный путь до Мурманска в легковой машине занял три с половиной часа. Дождь преследовал нас по пятам, но в Мурманске мы от него оторвались.
Небесная прачечная, после стирки и полоскания приступила к отжиму и сушке.
Порта в Мурманске как такового нет. То есть он есть, но закрытый – для докеров, грузчиков и моряков, а не для праздношатающихся нас. Зато для нас есть атомоход Ленин и пассажирская Клавдия Еланская. Атомоход Ленин был музеем, а Клавдия Еланская ходила в загадочную Йоканьгу.
В порту бесчинствовал ветер, холодом обжигал пальцы. Потом мы пошли пить чай в буфет на жд вокзале. А потом на рейсовом автобусе неспешно поехали в аэропорт.
- Да, милая, это был чудесный уикенд, - осипшим голосом шептал Андрейборисович.- А можно я теперь того… на недельку… в Турцию… отдохнуть после уикенда…
- Это же адвенчер, - укоризненно посмотрела на мужа Оксана.
Андрейборисович печально шмыгнул носом. Я с трудом встала и проковыляла в аэропортовский буфет за коньяком.
- Что, кому-то не понравилось, - грозно спросила Оксана.
- В августе нужно ездить на север, - задумчиво сказала я, вспоминая шикшу, фьорды, оленей, и северный ветер. Друзья согласно кивнули, и мы пошли к самолету. Был час ночи понедельника.
