Иранские зарисовки

[Тотоша]

Вместо предисловия

Моя поездка в Иран, о которой и хочется рассказать, состоялась в начале ноября 2008 г., маршрут Бушер – Шираз – Язд – Исфахан – Кашан, на все про все - 12 дней. Рассказ о ней писал изначально для своих друзей и знакомых, а решив поместить его сюда, менять ничего не стал. Именно поэтому тут «проскакивает» та информация, которая для форумчан вовсе не в диковинку, о том, например, что в гостиницах на Востоке можно торговаться. Ну и самое главное, отчет писался не с целью поделиться практической информацией (адресами гостиниц, ценами, прочим), а как набор ощущений и впечатлений.

Фотографий, о которых речь идет по тексту, к сожалению не будет – снимаю на пленку, в чем нахожу свой кайф. В остальном же… Надеюсь, Вам понравится.

[Тотоша]

Иранские зарисовки

А ведь далеко не каждая поездка вызывает желание уже потом, в Москве, вечерами, плавно переходящими в ночь (а порой – и в раннее утро), вновь и вновь мыслями возвращаться туда, откуда ты недавно вернулся, собирать эти мысли, воспоминания и ощущения, и упорядочивать их на бумаге. Но уже на второй или третий день в Иране мне стало ясно, что по возвращении в Москву я буду писать отчет.

Почему именно Иран? Потому что захотелось непохожего, непохожего на то, что видел раньше. Поездки в западном направлении, в Европу, приносили свои открытия и радости, давали результат в виде отпечатанных стопочек интересных фотографий, но когда Краков наслаивался на Таллин, Флоренция на Краков, а Прага – на Флоренцию, новые ощущения были уже не столь яркими и казались однообразными. А год назад довелось «пригубить» Восток, съездив на несколько дней в Стамбул, и именно после Стамбула желание узнать Восток еще, ближе, глубже, перешло из сферы абстрактных желаний в область задач и целей. Отзывы и отчеты, увиденные в интернете, стали склонять именно к Ирану. Страна, которая кого-то пугает, у кого-то вызывает отторжение, для кого-то это исламисты и террористы, и что Иран, что Ирак – без особой разницы, я и раньше понимал, что это просто чушь, теперь я это знаю точно. Впечатления по отзывам, которые я слышал и читал – очень интересная страна с замечательными и открытыми людьми. В этом хотелось убедиться самому, и я убедился.

Нужно лишь только очень захотеть. И тогда все получится. Вот, куплен путеводитель по Ирану, пусть он и на английском языке, но зато толковый и не раз служивший мне палочкой-выручалочкой. Навестил кассы Аэрофлота. Изучил форум в интернете. Составил план. Вперед. Полетели!

Первые чудеса и приколы начались уже в Москве. Разница по времени с Тегераном, как сообщил мне Яндекс, составляет полчаса. Не час. И не два часа. И не такое же время, как у нас. А именно полчаса, прошу заметить! Улыбнулся. Шарман. Люблю оригинальные решения.

Шереметьево, суета на регистрации, тягуче-монотонное ожидание посадки в самолет, три часа в воздухе и вот, я в Тегеране, в международном аэропорту им. Имама Хомейни. Час ночи. На удивление легко и безо всяких приключений в паспорт вклеена иранская виза, сразу после паспортного контроля – обмен валюты, работает, для таких вот невесть когда и невесть откуда прилетающих. Мне сюда.

1 доллар США – это десять тысяч иранских риалов, в обиходе – один хомейни. Самая же крупная иранская банкнота – пять хомейни, пятьдесят тысяч, крупнее банкнот в обращении нет. Поэтому вместо просунутых в окошечко шестиста долларов мне достали из сейфа и выдали пачку пятидесятитысячных купюр в банковской упаковке, толщиной с большой палец ноги, ну и еще немного купюр доложили сверху. Озадаченный, верчу это богатство в руках, думая, куда бы его деть, в кошелек оно не залезет в принципе… За мной в очереди – японец. Как у японцев округляются глаза, раньше я видел только в анимэшных мультиках, а теперь вот, довелось и в реальной жизни, парень стоял ошарашенный и смотрел на пачку денег большими-большими глазами. «И всего-то шестьсот долларов» - сказал я ему, потряхивая пачкой, но тот, кажется, онемел. Весь этот спектакль наблюдают клерки из обменника, начинают ржать: “Yes, mister, you are the millionaire now!”. Запихнув-таки свои миллионы в карман куртки, иду на выход.

Такси, минут сорок пути и я в другом тегеранском аэропорту – Мехрабад. В 4-30 утра открылись авиакассы, а уже в 5-40 я внутри потертого временем, но огромного, по девять кресел в ряд, аэробуса А-300 иранских авиалиний. Непривычно смотрятся стюардессы в черных, наглухо застегнутых пиджаках до колен и форменных шляпках, надетых прямо поверх черных же головных платков. Рулежка, взлет… Я лечу в Бушер.


Бушер

Семь утра. Ночь без сна дает о себе знать, по трапу сползаю сонный. Душно. Душно, жарко и очень влажно. Облачность сплошная и обложная, облака очень низко, потихоньку идет мелкий дождь. Кажется, что где-то рядом, там, за пальмами, море (оно и в самом деле рядом). Аэропорт – неказистое одноэтажное здание, и здоровенный аэробус рядом с ним… Выглядит странно, чуть забавно и необычно. На краю площадки, метрах в ста – военный вертолет, наш советский Ми-8, покрашен в пустынный камуфляж, лопасти обвисли, кажется, будто ему тоже очень душно. Возникшее желание метнуться к нему кабанчиком и сделать несколько кадров поборото – охрана и персонал аэродрома энтузиазма могут не понять, а вертолет не хрен бы что, а военная техника. Минут через двадцать на транспортер начинают выдавать багаж, причем за работой грузчиков наблюдаешь воочию, поэтому они достаточно аккуратны. Рюкзак на плечи, в такси и в гостиницу. Спаааать!

Бушер – хоть и древний, но ничем особо не примечательный городишко. Я бы и не поехал туда, но когда планировался маршрут путешествия (три дня на один город, два дня на другой, четыре дня – на третий), выяснилось, что у меня один день лишний, в запасе.

Где-то в окрестностях наши строят иранцам атомную электростанцию, но где именно я не знал, знакомых, которые могли бы меня провести на объект, не было, так что самая главная достопримечательность осталась не охваченной. Но зато в Бушере есть море! И не просто море, а Индийский океан, Персидский залив! Увидеть, посмотреть, проникнуться и помочить в нем кроссовки! Как вариант, вместо Бушера рассматривался Бандар-Аббас, тоже на море, плюс тридцать минут на катере до острова Ормуз со средневековой португальской крепостью, но он был сильно в стороне от следующей цели на пути, Шираза, от Бушера же до Шираза лишь пять часов на автобусе.

Так что я в Бушере. Проснулся, пощелкал пультом телевизора, взглянул в окно… Море тут у вас, говорите? Давайте посмотрим.

Набережная с грустными и пожухлыми (осень же!) пальмами, а море – нежное, теплое, вода мягко-голубого цвета, это очень красивое сочетание – свинцово-синее небо и нежное голубое море, встречающиеся вместе у горизонта. Сегодня пятница, «мусульманский день», выходной, много народу, гуляют вдоль набережной, семьями, или же компании парней (отдельно) и девушек (тоже отдельно)… Туристов в Бушере нет, иностранец в тех краях редкость, и на меня смотрят все, смотрят с интересом и удивлением. Попытки «как-нибудь незаметно» поснимать людей проваливаются сразу же и с грохотом, о незаметности и речи быть не может, вооооооон, аж шею выворачивают. Так что просто хожу, смотрю, дышу и впитываю… Но через пару часов, когда уже наступает вечер, тучи чуть-чуть раздвинулись. И как подарок был великолепный закат над морем.

Утро следующего дня было солнечным и радостным, я бродил и наматывал круги по закоулкам старого города, иногда вновь и вновь выходя на набережную, чтобы просто сесть и свесив с парапета вниз, к воде, ноги, смотреть на море, жмурясь от теплого солнца. Справа от меня, на пляж, на автобусе привезли целый класс школьниц, лет по семь им. Девчушки веселились вовсю, смех и радость, в воду правда заходили максимум по колено. И даже водные процедуры – в школьной форме: светло-синяя курточка до колен, брюки, белый платок, прикрывающий голову и плечи.

Днем – автовокзал и автобус в Шираз, куда я приехал часам к девяти вечера.

[Тотоша]

Шираз

В ту гостиницу, которую планировал изначально, заселиться не удалось – девушка на ресепшене со скорбью в голосе рассказала о том, что мест нет, “hotel is full”. Сверился с путеводителем и просто перешел на другую сторону улицы. В другой гостинице за пятьдесят долларов в сутки мне выделили апартаменты в виде двухкомнатной квартиры. Да, про иранские гостиницы следует сказать пару слов отдельно, есть свои милые особенности. На потолке любого номера приклеена стрелочка с направлением на Мекку, а где-нибудь в районе тумбочки обязательно обретаются Коран и молельный коврик. Лифты в гостиницах все с музыкальным сопровождением, и пока едешь с этажа на этаж, он играет тебе что-нибудь цветастое. Восточная специфика – в гостиницах вполне себе можно торговаться! Знал об этом заранее и испробовал на практике. Уже в Исфахане, при заселении, услышав цену номера за сутки – “fifty dollars”, с невинным видом поинтересовался – “forty is okay”? Два менеджера за стойкой самую малость посовещались друг с другом, уточнили у меня, из каких краев я к ним прибыл, после чего один из них заключил, что сорок долларов их тоже вполне устроят.

Шираз. Утром следующего дня я окунулся в него с головой. Вот именно тут начинаешь понимать и ощущать, в какую страну ты приехал, куда попал. Шумный, дышащий, пульсирующий восточный город. Живая, динамичная, вполне себе современная, но другая, иная страна, действительно настоящая заграница. Именно тут все началось, в голову сразу же всплывает цитата из мультика про барона Мюнхаузена, нет, не про павлина-мавлина, а «Так приезжай ты на Восток, там испытаешь ты восторг!». Шум улиц и тишина парков, гомон базара и умиротворяющее спокойствие мечетей – вот что такое Шираз. С интересом вглядываюсь в лица людей.

Это самая главная достопримечательность Ирана и самое большое его достояние. Люди. Открытые. Доброжелательные. Без всякой маски равнодушия и непроницаемости на лице. Общительные и приветливые. Не потому что они хотят тебе что-нибудь продать. Не потому что они хотят у тебя денег. А просто потому, что они действительно рады тебе. Тому, что ты приехал к ним в гости, в Иран. Да, это очень непривычно звучит, в это с трудом веришь, когда ты сам этого не видел, а тебе рассказывают. Но это правда. Английским языком владеют очень-очень немногие, но те, кто знает хотя бы несколько слов, уже хотят это знание продемонстрировать. Они подходят к тебе, спрашивают “how are you”, “there are you from”, нравится ли тебе Иран, желают удачи, счастливого продолжения поездки… В таких разговорах довелось участвовать раз наверное двадцать.

Первый раз такое общение продлилось чуть ли не полчаса. Поездка, кстати, придала немало уверенности в себе – оказывается, на моем английском, который на уровне церковноприходской школы, можно вполне себе общаться, что-то объяснять, понимать, поддерживать разговор… Парень, с которым мы протрепались столько времени, подсел ко мне, рассказал, что учит английский и всячески старается при любой возможности в нем попрактиковаться, что он учил физику в местном ширазском университете и сейчас думает получать PhD где-нибудь в Европе, но для этого нужно сдать TOEFL (нда, подумал про себя, до тойфла тебе еще как до луны пешком). Обсудили мои впечатления от Ирана, плавно сдвинулись в общественно-политическую тематику, про отношение к России в Иране и к Ирану в России… Мне был задан вопрос, считаю ли я необходимым, чтобы женщины в Иране носили хиджаб; на провокацию не повелся, прикинулся шлангом и ответил, что это вопрос не ко мне, а к иранскому народу, сами решайте. Впрочем, я ведь и в самом деле так считаю…

Даже те, кто знает английский язык достаточно уверенно, слово “Раша” не понимают, поэтому отвечая на вопрос “there are you from”, приходится объяснять на фарси – “Русия”. А реакция на то, что ты из России – очень хорошая и теплая.

Разговор же происходил в очень интересном и красивом месте, на гробнице Хафеза. Шираз – родина персидских поэтов, Хафеза и Саади, живших несколько сот лет назад. Стихи – любят, ценят, знают наизусть. На их гробнице в Ширазе каждый день приходят люди, очень много людей, с томиками стихов, их читают вслух, это настоящее и неподдельное поклонение и почитание. И вокруг гробницы Хафеза, и вокруг гробницы Саади – красивый сад. Понравилось и осталось в памяти.

Да, а потом был ужин… Знаете, каково это – когда в ресторане вам приносят счет с отпечатанными на нем арабскими цифрами? Настоящими, прошу заметить, а не теми якобы арабскими, которые мы все с вами используем? Глядя на мой озадаченный вид, мне пришли на помощь – шариковой ручкой написали мне эти цифры в привычном начертании. Хотя ближе к концу поездки я уже научился их разбирать достаточно уверенно.

Самое же лучшее место для наблюдения за людьми – конечно, базар. И за покупателями, и за продавцами. От того, какой товар предлагает продавец, зависит и его поведение. Самые шустрые и самые горластые – торговцы всякой ерундой, или же развозящие между рядов тележки с едой. Торговцы тканями – проворные, деловые, но без лишней суеты. Тканями на ширазском рынке торгуют много, одна из типичных сцен – сидящие у прилавка несколько женщин в хиджабах, покупательницы, придирчиво отбирающие товар, и продавец, разворачивающий перед ними все новые и новые отрезы. А вершина иерархии – торговцы коврами. Покупателей в их лавках практически нет, что не мешает им сидеть и пить чай, всем видом показывая полнейшее свое превосходство. Ведь даже один покупатель в день уже сделает им выручку.

Где-то посреди этого базара затерялся закуток, зайдя в который, выходишь в маленький тенистый дворик-сад. С бассейном, с фонтанчиками питьевой воды, место, где можно присесть, отдышаться, привести мысли в порядок, отдохнуть, ну что я и сделал. Хорошо. После гомона базара – тихо и спокойно. Справа, метрах в трех, присаживается товарищ, а я краем глаза его изучаю. Европеец. А может быть, американец. Лет сорока, бодрый и подтянутый, достает из кармана пачку «Мальборо», закуривает. Он фотограф. И по оснащению видно, что фотограф не простой, не любитель: фотоаппарат размером с кирпич, объектив с красной полосочкой – «элька» (хороший стало быть объектив, стоит минимум тысячу), объемный фоторюкзак за плечами, куда он только что свой кирпич засунул… Возникает ощущение сопричастности – ведь делаем одно дело, проникаешься уважением, а в глубине души хочется, чтобы он обратил на тебя внимание. Он же видит, что я тоже с фотосумкой. Чтобы окликнул, улыбнулся, подсел, заговорил, мол, привет, коллега, я на National Geographic работаю, а ты на кого и откуда? Но он сидит и курит с гордым видом, и меня – не замечает…

Оба-на. Развязка сценки была крайне веселой. Через двор по диагонали проходит группа старичков и старушек – европейцы, туристы, видимо, в лавках сувенирами затаривались. И товарищ… Товарищ бодренько перекидывает рюкзак через плечо, вскакивает и спешит вслед за ними. Ха! Фотограф! Фотограф-то он фотограф. Но он не сам по себе и не хозяин сам себе. Он один из них. Ходит с группой, по графику и только по проложенным маршрутам. Все что вне графика и мимо маршрутов – он не снимет и даже не увидит. Проводил его взглядом с сочувственной улыбкой. А самооценка – значительно повысилась.

Вообще туристы в Иране есть. Не так много, но есть. А немецкие туристки в плащах и платочках выглядели совершенно феерично и умилительно, тотчас же становясь похожими на наших бабушек.

Одна из достопримечательностей Шираза – мавзолей Шах Черах. Ну по внешнему виду это как мечеть, только это не мечеть, а мавзолей – захоронение какого-то шиитского святого. Открытки, увиденные в книжном магазине, манили и обещали чудные виды на действительно красивое и затейливое сооружение. В теории, вход только для мусульман. Ладно, там на месте разберемся. Пошли! Забегая вперед, скажу, что попасть вовнутрь удалось только со второго раза, первая попытка потерпела фиаско, но зато вторая попытка… Вторая попытка была столь удачна, что практически оправдала собой по набору впечатлений всю поездку. Ну да обо всем по порядку.

Итак, первая часть марлезонского балета. На вход плотный поток мужчин и женщин – верующих. Некое подобие ворот, на пластиковых стульчиках сидят двое. Фэйсконтроль. Мндя. Делаю морду лопатой и иду в общем потоке, стараясь слиться с толпой. Нет, не выходит. Замечают, подманивают к себе пальцем. На хорошем английском и очень вежливо: “Are you muslim (мусульманин)?”. С такими вещами не шутят, поэтому ответ отрицательный. “Sorry, mister, it’s only for muslims place. You cannot enter”. Со скорбной физиономией разворачиваюсь и бреду восвояси.

Вечером, уже в гостиничном номере, еще раз внимательно читаем путеводитель (из серии «Если ничего уже не помогает, прочтите наконец эту долбанную инструкцию»). Ага, вот оно!: “Non-Muslims should ask for permission before entering – if you are polite and well presented, you’ll be allowed in”. Понятно.

Утро следующего дня, часов этак десять. Бодрым шагом приближаюсь к мавзолею и прямиком иду к фэйсконтрольщикам: “Sorry, I am not a muslim, but I want to see this place. May I come in?”. Полсекундное осмысление, улыбка, приглашающий жест: “Please”. И как бы даже не те же самые мужики, что меня в предыдущий раз завернули. Вот что значит по-иному расставленные акценты. В приподнятом настроении захожу во двор мавзолея, где меня ждала Большая Удача Фотографа…

4 ноября 1979 года организованная толпа исламски-ориентированных студентов, как завещал им великий Имам Хомейни, взяла штурмом американское посольство в Тегеране и захватила находящихся там дипломатов в заложники. В этом не столь приятном статусе бедолаги провели около 400 дней. Операция по их освобождению, затеянная ЦРУ, провалилась, и провалилась с диким грохотом. Ну а в Иране с тех пор каждый год по всей стране проходят антиамериканские демонстрации. Участвует молодежь. Студенты, а в большинстве своем даже школьники. В Ширазе место для этой демонстрации – двор мавзолея Шах Черах. И я попал туда минут за двадцать до ее начала.

Здоровенный, метров двести на двести минимум, квадратный двор. Одна из сторон двора – это как раз мавзолей, перед ним соорудили сборно-разборную трибунку. Двор забит школьниками, приходят организованно, «поотрядно», с лозунгами и транспарантами, народу прибывает с каждой минутой. Тысяч пять детишек, наверное. Мальчики справа – девочки слева. Фотоаппарат вынут, пошли первые кадры – общие виды мавзолея с трибуной, плакаты-плакаты-плакаты, детишки-детишки-детишки, “Down witn USA”, “Down witn Israel”, работаю прямо внутри толпы, снимаемые сами лезут в кадр, улыбаются, размахивают плакатами, легко и весело, все довольны и счастливы. Пробираюсь к трибуне. Вокруг нее некое подобие милицейского турникета, через каждые два метра дополнительно стоят мужики с желтыми повязками на рукаве. Храмовая полиция. Следят за соблюдением норм шариата и поддержанием общего порядка.

… Есть. Все же есть на нашей планете еще места, и по счастью их немало, где здоровый фотоаппарат с накрученным на него большим и толстым объективом уже сам по себе обозначает твою принадлежность к прессе, к СМИ. И никаких глупых вопросов про аккредитацию, про пресс-карту, про разрешения, тебе никто больше не задает. Ну зачем, когда серьезного человека и так видно? С невозмутимым видом прямо через турникет полез ближе к трибуне. Аййййййййблин, фотосумка за турникет зацепилась! На помощь пришел храмовый полицай – сумка распуталась и была бережно вручена хозяину. Ну а я уже за ограждением.

На трибуне вовсю надрывается оратор, я же плавненько смещаясь вдоль турникета, стараюсь выхватить из толпы наиболее колоритные и выразительные лица. Слышу оклик откуда-то сзади-сверху. С трибуны мне призывно машет рукой фотокорреспондент, коллега-иранец, мол, ну чего ты там внизу застрял? Давай сюда! Отсюда видно лучше! По лесенке карабкаюсь на трибуну, мне подают руки и затаскивают меня наверх. Скромненько так встал прямо рядом с оратором. Митинг в самом разгаре, с трибуны – лучший и впечатляющий вид на колышащееся море людей, флагов, транспарантов, все это я снимаю. Внизу располагается и начинает расчехлять инструменты военный оркестр, мне туда, симпатичные парни с трубами и барабанами, а музыка у них – воинственная, но с восточным колоритом. Покрутившись и поснимав еще где-то с полчаса, понимаю, что принципиально иного ничего уже не увижу, иду на выход.

У выхода – шум, гомон, толкотня, толпа мальчишек. В чем дело? Присматриваюсь. Ой-ё… Милая детская забава. Ребятишки играют в дартс. Две мишени – щиты из пенопласта. На одном – Джордж Буш. На другом – Кондолиза Райс. Попавшему в оба глаза – книжка в подарок. Я внутри ребячей толпы, она меня обволакивает, меня замечают, окликают, пытаются сунуть мне в руки дротики – и ты тоже кинь! Улыбаюсь, но показываю на фотоаппарат, мол, ребят, каждый занимается своим делом, вы играетесь, а я снимаю. Сбоку от меня появляется парень в очках лет двадцати пяти, видимо, «пионервожатый», устроитель забавы. Одной рукой обнимает за плечо, чуть отводит в сторонку, вопрос традиционный – “there are you from?”. Отвечаю с улыбкой и глядя прямо в глаза – «Русия». Опять же, не так много на нашей планете уголков, где вместо того, чтобы сказаться американцем или на худой конец каким-нибудь поляком, лучше прямо и честно сказать, что ты русский. «Русия» это правильный ответ, пионервожатый расплывается в улыбке, «О, Русия!», расходимся совершенно довольные друг другом. А у меня в фотосумке лежат отснятые пленки с демонстрацией и игрой в шахидский дартс.

Из Шираза в Язд добирался на автобусе. О, давайте я вам про местный автопарк немножко расскажу. Иранские междугородные автобусы, грузовики – их водители буквально соревнуются между собой в “тюнинге”, если это можно так назвать, соревнования заходят далеко, очень, рождая совершенно немыслимые экземпляры. Автобусы в Иране – либо мерседесы (если старые), либо вольво (если новые). В Язд ехал на «вольво», на лобовом стекле которого, от края до края, было с любовью выведено здоровенными буквами: “Benasir. Mother always in my heart”. В темноте вдобавок к этому лозунгу по периметру стекла зажглась гирлянда мигающих синих лампочек. По пути обгоняли другой автобус, мерседес, с завлекающей надписью на борту “Welcome to the beautiful bus”. Да, но он хоть и мерседес, но ему, простите, под сорок лет! Попытайтесь представить себе стандартный советский львовский автобус (кто застал такое), и как он сочетается с подобной завлекаловкой. А грузовики по дороге встречались еще цветастее, самые выдающиеся экземпляры по росписи запросто могли соперничать с яйцами Фаберже.

Культовая иранская легковая машина – пайкан, мне чем-то напомнила 412-й москвич. Автопарк – машины иранские (тот же пайкан, еще несколько моделек) и французские иранской сборки, Пежо, Рено. Других машин очень мало, но то, что иногда попадалось, могло привести в полнейший восторг. Уже позже, в Кашане, я буквально потерял дар речи, увидев катающиеся по улицам американские виллисы (смотрите американские же фильмы о Второй мировой войне, увидите их обязательно, это маленькие такие джипчики). Много мини-грузовичков местного производства, машинок-пикапчиков из серии «боевая машина моджахеда» (это когда законы жанра буквально требуют посадить в кузов такого агрегата бойца со стингером, или использовать его для перевозки героина через афгано-пакистанскую границу). Ничуть не меньше, а скорее даже и больше, чем на машинах, ездят на мопедах и мотоциклах. На одном мопеде легко могут уместиться двое, трое, четверо… Или, допустим, двое и еще один пятидесятикилограммовый мешок муки.

Пейзажи, что на дороге из Бушера в Шираз, что из Шираза в Язд – красивые, на заднем плане горы, а на переднем – или гладкая выгоревшая степь, или колышашееся кукурузное поле, или целый лес из пальм…
На дорогах иногда встречаются блокпосты, стоят полицейские с собачками и автоматами, проверяют документы, машины выборочно обыскивают – ищут наркотики.

Часа через три пути, когда начало темнеть и смотреть в окно стало неинтересно, водитель поставил диск с фильмом. Иранское кино про любовь. Новинка проката. Разумеется, все снято с учетом местных обычаев. В фильме про любовь – ни единого даже поцелуя! Но. Зато. Вы бы видели! Какие выразительные взгляды!!!

[Тотоша]

Язд

Уже чуть позже, в Исфахане, на площади Имама, когда я беседовал «за жизнь» с очередным желающим общения, мне задали вопрос: какой город в Иране понравился больше всего? Осознавая прекрасно, что я все же в Исфахане, и какого ответа от меня ждут, я сказал то, что шло от души – Язд. Собеседник искренне удивился, начал расспрашивать, уточнять – почему Язд? Он говорил о том, что такой же вопрос он задавал многим иностранцам, и многие тоже отвечали – Язд, но почему? Мне непросто было бы сразу ответить на этот вопрос и по-русски, а уж по-английски… “Because it is unusual, very unusual”, сказал я ему.

Необычно, да. Очень. Этот город будто бы напрочь забыл про течение времени и затерялся где-то там, несколько сот лет назад. Старый Язд – лабиринт узеньких-узеньких улочек, крытых галерей и проходов, глиняных стен, возвышающиеся над домами бадгиры (это такие ветряные башни, охлаждающие воздух), минареты мечетей, по которым только и можно ориентироваться, голубое небо и жаркое солнце…

В город приехал вечером, уже достаточно поздно. Гостиница буквально привела в восторг – натуральный такой каравансарай, в отреставрированном доме позапрошлого века. Очень уютный небольшой дворик, в который выходят окна и двери комнат, номеров. Из обстановки в комнате были только кровати (сразу три!) и вешалка, никакого тебе телевизора, но это было воспринято скорее с воодушевлением, чем как недостаток. Ну в самом деле, какой еще телевизор в каравансарае? Там же, в гостинице, поужинал – на ужин была верблюжатина. На вкус, правда, ничего сверхъестественного, практически как тушенка, чуть иной привкус.

На следующий день – гулял, бродил по этому лабиринту, наматывая круги. Вышел к Пятничной мечети, обстоятельно пообщался с ее смотрителем (очень интеллигентный и толковый дядька). Было где-то полпятого, уже начало потихоньку смеркаться, когда по узеньким улочкам, каждые тридцать секунд сверяясь с путеводителем, я вышел во двор даже не дома – сооружения. Это нечто вроде своеобразного алтаря, высокого, метров десять, а на самый верх можно залезть, туда ведет лесенка. Весь старый Язд оттуда просматривается – плоские крыши домов, ветровые башни-бадгиры, купола и минареты мечетей, а прямо внизу, вон – сидят на пороге и беседуют о чем-то три старушки.

Стемнело, начали зажигаться первые огни, включили подсветку на мечетях… Быстро развернув штатив, снимаю всю эту красоту, а когда съемки закончились, то слезать и уходить не хочется совершенно, настолько эта красота завораживает… Это как иллюстрации к сказкам тысячи и одной ночи. Законы жанра буквально требовали, чтобы на темно-синем фоне неба пролетел бы какой-нибудь ковер-самолет.

Я помню эти ощущения как сейчас. И именно тогда понимаешь отчетливо, что тебя зовет в новые места – ожидание и предвкушение вот таких моментов. Когда вся красота города расстилается перед тобой и принадлежит только тебе.

Вечер в гостинице, в дворике гостиницы по-восточному, с ногами, сидел на топчане и не спеша пил чай. Это был как какой-то сон, настолько нереально-сказочным казалось все окружающее. Впереди был еще один день в Язде, завтра я тоже буду гулять по лабиринтам его улиц с фотоаппаратом наперевес, но уже было ясно, что расставаться с этим городом – не хочется…

[Тотоша]

Исфахан

Огромное-огромное открытое пространство, очерченное по сторонам прямоугольником старинных торговых рядов. Солнце уже достаточно высоко, жарко, припекает. В контровом свете, как в какой-то дымке или мареве – здоровый силуэт мечети с минаретами. На всю округу громкоговорители разносят нараспев молитву. Много людей, их сосредоточенный поток движется в одну сторону, к мечети. Но мне туда сейчас нельзя. Ведь сегодня пятница. А я в Исфахане, на площади Имама.

Когда служба заканчивается, мечеть вполне себе открыта для посещения. Мечети Регента и Насир-ол-Мольк в Ширазе, Пятничная мечеть в Язде, мечеть Имама и Пятничная же мечеть в Исфахане… Я был в них во всех, красивы каждая по своему, а общее у них, это запомнилось и запало в душу – то ощущение спокойствие и умиротворенности, заполняющее тебя, когда ты туда заходишь, бродишь по внутренним дворикам, колоннадам, помещениям, или присаживаешься где-нибудь в уголке, в тени, чтобы просто подумать о чем-то о своем…

Другая исфаханская главная достопримечательность, шахский дворец Чехель-Сотун, особого впечатления не произвела (после Петергофа и других дворцов вокруг Питера все иные царские – королевские –султанские – шахские резиденции выглядят маловыразительно, давно подметил). К тому же из длинного бассейна перед главным фасадом по случаю наступившей осени спустили воду. Зато я увидел там иранскую девочку, лет двенадцати, начинающую фотолюбительницу. Очертания висящего на ее шее фотоаппарата показались смутно знакомыми, а потом – она чуть поправила шейный ремень, и гордая надпись “Zenit” стала видна во всей красе. Девочка так и не узнала, отчего дядя-иностранец смотрел на нее столь странным взглядом, одновременно крайне удивленным и восторженным… Ну что ж. По крайней мере, у нее будет хорошая закалка…

… Это не туристическое место, хотя оно и есть в путеводителе. Я на кладбище. Военном кладбище. Называется «Гюлестан-е-Шохада», в переводе с фарси – розовый сад мучеников. Там – те, кто погиб на ирано-иракской войне. Жестокой и бессмысленной (в итоге никто ничего не выиграл), продолжавшейся почти десять лет, для Ирана, не участвовавшего во Второй мировой, это одно из самых тяжелых испытаний за последний век. И это то прошлое, которое до сих пор бередит душу – война окончилась лишь 20 лет назад. Ряды, ряды, ряды могил и фотографий. С фотографий смотрят и мужчины в возрасте, лет по пятьдесят, и совсем еще мальчишки. Поскольку пятница – народу много, очень. Все женщины в черном. Над каждой могилой – иранский флаг. Зелено-бело-красное море флагов и черные силуэты женщин… Аккуратненько, очень аккуратненько, достаю фотоаппарат и начинаю снимать. Вот девушка, сидит прямо перед могилой и смотрит на портрет, долго-долго… Молодая женщина и ее дочка лет десяти, тоже перед могилой, у мамы взгляд куда-то далеко и вверх, а дочка прижалась к ней сзади, обняла, они так и стоят, замерев… Я не знаю, что получится на тех фотографиях. Но у меня внутри это все осталось.

Через Исфахан, чуть южнее самого центра города, протекает речка, широкая, хоть и не глубока. И через нее перекинуты несколько очень древних мостов, много маленьких арок и сводов, сейчас эти мосты пешеходные. А вдоль реки – парк и набережные. Наверное, лучшее, что можно делать вечером в Исфахане – неторопливо гулять по набережной и по мостам, наблюдать за другими гуляющими, смотреть, как люди сидят на мосту и курят кальян, пьют чай. Я и гуляю. Руки в кармане ветровки, ой, что-то твердое нащупалось! Достаю. Гильза. Стреляная гильза от автомата Калашникова. Подобрал ее летом, в Североморске, после репетиции парада ко дню ВМФ, это морская пехота тогда показательный бой изображала. А вот теперь она со мной здесь. Забавно – идти по исфаханской набережной, вертя в пальцах гильзу из Североморска…

Но это было уже в конце вечерней прогулки, а самое ее начало стало и вовсе необычным.

На самом большом и самом оживленном мосту Си-о-Се познакомился с дедушкой. Ну, или дедушка со мной познакомился, так будет правильней. Разговорились. Дедушка оказался что надо. Он профессор. Профессор местного исфаханского университета, преподает иранскую литературу. Уверенно говорит по-английски, знает также французский, немецкий, итальянский (на итальянском тоже с ним чуть-чуть пообщались), и даже несколько слов по-русски. Помимо прочего, пишет путеводитель по Исфахану, в следующем году планирует издать. Поговорили о моих впечатлениях от города, от страны… Он предложил мне на следующий день устроить экскурсию. По злачным, нетуристическим, но очень интересным местам Исфахана. Сначала как-то по инерции отказался. Потом, подумав (следующий день в Исфахане – последний, и вроде все что хотел, уже увидел), согласился. С дедушкой встретились следующим утром, на том же мосту. “Неформатная” экскурсия началась.

Задворки исфаханского базара. Небольшое помещение, свет пробивается только через маленькое отверстие в потолке, поэтому полумрак. Это специальная мельница для специй. Все бесчисленное множество и разнообразие пряностей, которое продается на базаре, прежде перемалывается здесь. Здоровый круглый камень, вращающийся на оси. Сейчас – от электричества, а несколько десятков лет назад по кругу, вращая камень, ходил верблюд. Всюду – мешки с исходным сырьем и готовой продукцией, меня знакомят с мельником, мешки раскрываются, дают понюхать и попробовать, каждый раз, доставая из мешка что-то новое, спрашивают, мол, знаешь, что это такое, как это называется? Не знаю, поэтому дегустация затягивается, одновременно превращаясь в лекцию о предназначении и необыкновенных свойствах каждой из специй. Затем раскладываю штатив, делаю пару кадров. Хорошо! Идем дальше.

Какой-то невнятный дворик, какая-то невнятная дверь. Но за этой дверью – мастерская по изготовлению скатертей. Технологии тыща лет – на тканую скатерть рисунок набивается вручную, есть специальные деревяшки с вырезанными на них узорами, деревяшка мажется краской, прикладывается к скатерти, и завершает все выверенный удар по деревяшке ребром ладони, как у каратиста. Ну и так – еще пять-восемь-десять тысяч раз, зависит от размера скатерти и планируемой сложности рисунка. Затем мешок со свеженапечатанными скатертями замачивается в местной речке-вонючке, отчего (почему-то) краска потом никогда не линяет. Семейный подряд – хозяин, старичок лет восьмидесяти пяти, и сыновья. Хозяин держится бодрячком и до сих пор работает, те скатерти, которые делает лично он, считаются самыми лучшими и самыми дорогими. Угощают чаем, показывают готовые скатерти, мягко намекая на то, мол, не угодно ли мистеру купить по оптовым ценам, но мистеру не угодно, он не за этим сюда пришел, мужики и не обиделись, дают пофотографировать. Рассказали при этом, что за пару дней до меня у них было русское телевидение, снимали сюжет для какой-то передачи.

Снова лабиринт закоулков базара, и меня выводят на крышу. Базар старый, огромный, это как город в городе, с крыши особенно заметно. Панорама всего центра Исфахана, мечети и минареты, самый лучший вид на площадь Имама, да и сама крыша весьма живописна – нескольковековой давности башенки с маленькими оконцами, через которые на улочки базара попадает хоть какой-то свет. Рядом с такой башенкой, правда, запросто может соседствовать вполне себе современный кондиционер… Дедуля подсаживает меня, я забираюсь на самую высокую точку крыши, аккуратно подхожу к краю – делаю пару кадров с площадью. Мне при этом было сказано «особо не высовываться» - вообще проход на крышу запрещен, и лучше, чтобы тебя там никто не видел. Ну вроде не засекли. Спускаемся вниз.

Самым же интересным стало вот что.

Между Ираном и Израилем нет не то чтобы дипотношений – все гораздо хуже и серьезней, при наличии в паспорте израильской визы или же израильских штампиков в Иран вас просто не пустят. Израиль не признается Ираном как государство и считается неким враждебным образованием, которое хорошо бы уничтожить чем быстрее, тем лучше. Так вот, тем неожиданнее было узнать, что в городе Исфахане, Исламская республика Иран, есть свой еврейский квартал. С обитающими в нем местными евреями. На прогулку туда мы и отправились.

На первый взгляд, квартал не отличался от всего остального города, рассматривая прохожих, переспросил у дедушки, мол, тут наверное живут не только евреи? На что мне был дан ответ, что только евреи здесь и живут. Расспросил подробности местной еврейской жизни, по рассказам выходило, что живут нормально и спокойно, они никого не трогают и их никто не трогает, и вообще главное какой ты человек, а не какой ты национальности… Главная цель экскурсии – синагога, действующая. В принципе – открыто только для своих и по субботам, в остальные дни – закрыто для всех и не пускают. Если суметь договориться – могут пустить и показать, “but jewish like money”, предупреждает меня дедушка. Усмехаюсь – тоже мне новость! Уточняю, насколько сильно они их любят, чтобы открыть и показать мне синагогу. Говорит, что десять долларов нормально будет. Ну, и мне нормально. Пошли.

Сначала подходим к одному из домов, дедушка стучится в наглухо запертые железные ворота. Минуты через полторы ворота чуть приоткрываются, выглядывает смотрительница синагоги, у нее ключи. Типичная, но при этом очень колоритная еврейка, лет пятидесяти, рыжие длинные волосы, уже чуть с проседью, на голове платок. Ключи обещает вынести минут через десять, мол, ждите у синагоги, щас приду. Приходит. И синагога открывается, специально для Блинова.

В синагоге никогда до этого не был, поэтому непривычно и интересно. Зал размером метров двадцать на двадцать, посередине – нечто вроде постамента с трибункой, вокруг этого постамента – столы и стулья. В принципе все. Но полумрак делает окружающее таинственным и манящим. Шестиконечные звезды и цитаты на иврите. На одном из столов замечаю отпечатанный блокнот размером со стандартный лист бумаги, перелистываю. Очень забавная вещь – совмещенный календарь религиозных праздников. Еврейских, мусульманских, христианских католических и христианских армянских. Дни, месяцы и года по совершенно разным календарям сопоставлены вместе, сразу ясно, кто когда что празднует. Нужен, наверное, для того, чтобы не забывать вовремя поздравлять с праздничками соседей.

Отсняв интерьеры, через дедушку спрашиваю разрешения у смотрительницы сделать пару ее портретов. На ч/б и внутри синагоги она бы получилась очень интересно. Перевод не нужен, и так все понятно – отрицательно вертит головой. Уже на улице, обескураженный, задаю дедушке вопрос – мол, чего это она? А таков религиозный запрет, разъясняет мне дедушка. Хм, не думал, что глубоко верующие евреи в этом плане схожи со столь же глубоко верующими мусульманами. В голове мелькнула мысль, уточняю – а за деньги, за деньги бы согласилась? Мне объясняют, что нарушать религиозные запреты нельзя даже за деньги. Идем дальше, но насчет непоколебимости в соблюдении канонов у меня все равно остается маааленькая частичка скепсиса…

В нескольких километрах к югу от центра города, и ее очень хорошо видно от набережной реки – гора, мне говорили как она называется, я не запомнил, тысяча шестьсот с чем-то метров. В путеводителях о ней ни слова, местные же в курсе, у подножья этой горы парк, а через парк наверх ведет пешеходная дорожка. Зная как идти, можно добраться до самой вершины, не зная… Не зная, тоже можно забраться достаточно высоко, я и забрался. К подножью приехали вместе с дедушкой, он вывел меня на начало тропинки, здесь мы с ним и стали прощаться. Мне повезло, очень, с этой встречей. Последний подарок от него – вот, эта гора, объясняет мне, что до самого верха забираться не обязательно, что можно до воооон той (показывает) смотровой площадки, оттуда уже потрясающий вид… Простились. Пошел. До разрекламированной площадки добрался за полчаса, но этого мало, карабкаюсь дальше. Еще минут через сорок, пятьдесят выползаю на другую площадку, маленькую, кроме меня нет никого, как прикинул потом – метров двести ниже вершины, но раскрывшийся вид просто ошеломляет. От края до края передо мной лежит весь Исфахан, город с населением в полтора миллиона человек. Ниточки дорог. Дома, еще различимые поближе, но уже сливающиеся в одно сплошное целое подальше. Всматриваясь, угадываю где-то там далеко площадь Имама, главную улицу Чахар-Багх, реку и мосты… На одинаковой высоте, или чуть пониже, мимо меня пролетает вертолет. Прямо под горой – военная база, видны ангары и кажется стоящая военная техника, жалею, что не взял в поездку бинокль и что уже темнеет.

Ветер, сильный ветер, холодно, прыгаю, пытаюсь греться. Потихоньку начинают зажигаться первые огни… За какие-то двадцать минут передо мной появилось, образовалось, зажглось целое море огней вечернего города, яркими линиями магистралей деля город на части. Это море прямо перед тобой, оно твое, оно сегодня – для тебя... Где-то далеко внизу кипит жизнь, спешат люди и машины, а ты, один – сверху, стоишь, прислонившись спиной к отвесной стене, и молча любуешься. Трудно описать, надо прочувствовать.

«В суету городов и в потоки машин
Возвращаемся мы – просто некуда деться.
И спускаемся вниз с покоренных вершин,
Оставляя в горах свое сердце…»

Да, все именно так.

Спускаюсь к идущей мимо горы дороге. Нормальное такое скоростное шоссе. Плотный поток машин, несущийся прочь из города, и такси в нем не видно. Минут через пять махания руками все же останавливается «пайкан». В открытую дверь агитирую шофера меня подвезти – центр города, мост Си-о-Се, три хомейни (тридцать тысяч риалов, но мысленно готовлюсь расстаться с пятидесятью)… Водитель удивленно, с легким недоумением, но радостно смотрит на меня: «что, в самом деле говоришь по-английски?» - «Ну, так…» - «Садись, поехали. Пятнадцать тысяч будет достаточно».

Приветливого мужика звали Али. Военный вертолетчик, точнее механик по их, вертолетов, обслуживанию, майор, а сейчас уже отставник, вот, бомбит на своем «пайкане». Вертолеты в иранской армии – тяжкое наследие шахского режима, в основном американские, оттуда и знание английского языка, а также – желание его всячески совершенствовать путем общения. Так что я ему очень удачно повстречался.

«Ты откуда здесь посреди ночного шоссе взялся-то?» - «Да вот, на гору лазил» - «Ааа…». Так и начался наш разговор. Обсудили вертолетный парк, перешли к самолетам, поинтересовался, что у них летает. К обоюдному удовольствию порешали, что МиГ-29 это зверь-машина, ну а о Су-27 уж вообще и нечего говорить. Жаль вот только, что в иранских ВВС их нету.

После блиц-опроса насчет моего матримониального статуса и наличия потомства последовала агитация за семейные ценности. “Wife is good!” – уверенно рубя правой рукой воздух перед моим носом, убеждал меня Али. “Children is good!”. У самого Али детей оказалось пятеро, трое мальчиков и две девочки, перечисление их имен и кто где работает заняло несколько минут, потом обсудили иранский автопром («для иранцев пайкан вполне себе хорошая машина») и идущее строительство метро в Исфахане (по мнению Али, копать будут еще лет пять), сползли было в политику, но… Но мы уже приехали. На прощание мне было сказано, что “Putin is a good president”. “I will tell him”, уверил я Али, пожимая руку, тот рассмеялся.

А на следующий день меня ждала дорога в Кашан.

[Тотоша]

Кашан
Водитель такси, на котором я добирался до этого городка, сначала показался толковым и основательным парнем, в пути напоил меня чаем, довез быстро, но на месте после расчета стал мерзко канючить еще денег, мол, да я еще за проезд по платной дороге платил! (тыкая мне в нос бумажки об оплате), да я ж тебя еще чаем угощал!, чем испортил напрочь все настроение. Никаких денег сверх оговоренного заранее я ему не дал, но «осадочек остался».

Lonely Planet в части гостиниц по Кашану ничего хорошего не обещал, так оно на практике и оказалось, заведение, в которое я заселился, пусть и было в самом центре, но представляло собой клоповник, а более других гостиниц – просто нет. Ладно. На одну-то ночь – и так сойдет. Первые кислые впечатления того дня дополняла тоскливо-пасмурная погода. Но… Я вышел из гостиницы, пошел по городу, а идущие навстречу люди – рады тебе, улыбаются, окликают тебя, приветствуют, говорят “welcome to Kashan”, и ты чувствуешь, знаешь, что это все настоящее, не напускное, что это – от чистого сердца. И всякая ерунда вроде плохой погоды кажется тебе после этого совершенно неважной мелочью.

А вечером, часов в пять, когда уже стало смеркаться… Я был во дворе одного старинного и красивого дома-музея. Я попросил. И ради меня одного, прямо перед закрытием, специально чтобы я смог поснимать, на этом доме включили ночную подсветку. Ненадолго, минут на десять. Но все что мне было надо, я снял. Когда подсветку на объекте включают специально для тебя – это как закат солнца вручную, в моей, гхм, фотокарьере не случалось такого еще никогда. Поэтому было приятно, очень.

… он вышел на меня из узкого-узкого переулочка. Уже вечерело и село солнце, съемки закончились, я шел отстрелявшийся по старому городу куда-то в сторону центра… Мальчишка. Лет семи, восьми. Глядящий на меня большими и удивленными глазами. Диалог происходил на фарси.
- Салам!
- Салам!
- … алейкум!
- Алейкум!
- ХариджИ? (иностранец?)
- Хариджи.

… того, что было дальше, я не ожидал, растерялся. Мальчишка… Он прижался ко мне, обнял меня за талию, мы так и прошли с ним молча метров двадцать, потом он еще раз посмотрел на меня, посмотрел в глаза, развернулся и убежал. А я – пошел дальше, пытаясь понять, что была для мальчишки эта встреча, кем и чем останется в его памяти здоровый и непонятный дядя-иностранец…

Потом было местное интернет-кафе, сценка, кадр, который у меня до сих пор перед глазами – висящий на стене портрет Хомейни, под ним – стол с компьютером, за компьютером– две девчушки, в хиджабах, естественно, и их глаза, которыми они смотрят в монитор, туда, где открывается и начинается совсем-совсем другая далекая жизнь…

Утро следующего дня было замечательно-солнечным; начинался мой последний день и в Кашане, и в Иране в целом. Позавтракав в гостинице, побежал снимать главные фото-изюминки Кашана – так называемые «традиционные дома», а потом вышел на центральную площадь города. Я рассказывал уже об особенностях местного автопарка, всю поездку мне хотелось как можно больше поснимать именно дорожное движение, местные машины и мотоциклы, ведь настроение и впечатление от страны это тоже очень сильно передает, но нужных кадров было мало. А тут… Тут все очень просто. Прямоугольная площадь, на которую выходят четыре самые оживленные улицы. Посередине – небольшой сквер, круговое движение. Просто стой и лови момент – они сами к тебе приедут. На «ура» отснял две с половиной пленки, одну, правда, сдуру засветил, сгрыз себе за это ногти аж до локтей, все казалось, что самые «вкусные» кадры остались именно на той пленке, засвеченной…

Именно там, в Кашане, довелось встретиться с местным дисидендом (знаю, знаю! Слово написано с ашыпками, но называть того деятеля хочется именно так). Присел на скамеечку, прикидывая дальнейшие планы на день. Минуты через две рядом присоседился он. Лет пятьдесят, ну пятьдесят пять. Улыбка, дежурные фразы, “how are you?”, “where are you from?”, в каких городах я уже был и нравится ли мне Иран… Доверительно заглядывая в глаза, начал: «А вот мне Иран не нравится. Во времена шаха я побывал в Америке, в Вашингтоне. Я люблю Америку». Дальше было про то, что он любит пиво, а в Иране пива нету, а вот в Америке хорошее пиво, и про то, что сейчас в Иране все дорого, а во времена шаха, наоборот, все было дешево… Молча слушал его с натянутой улыбкой, мол, ну да, ну да, у самого же буквально чесались руки этого товарища куда-нибудь сдать, в местное КГБ или стражам исламской революции. Под конец беседы аккуратненько так поинтересовался у него, почему он до сих пор не в Америке, с таким-то сильным желанием. Вопрос собеседника обескуражил и заставил смутиться, почесав затылок, он признался, что вообще-то у него денег нету. Я поднялся со скамейки и с ним распрощался.

Жалею об одном. Нет, не о том, что я его не сдал куда следует, хотя воображение рисовало очччень красочные картины на сей счет. А о том, что даже моего запаса английского хватило бы на то, чтобы прямо и в лицо объяснить ему, что я думаю о таких как он «любителях баварского». Хотя друг Лешка Колесник смс-ками убеждал меня из Москвы, что это не диссидент, а засланец. Провокатор Клаус местного разлива. Не знаю. Maybe. Все равно надо было высказать.

…Хм, а надпись на английском на стене местного заведения вовсе не означает, что в этом самом заведении английский хоть как-то понимают. Переливающаяся неоном вывеска обещала, что внутри продается “Pizza”, я же хочу ужинать. Захожу и пытаюсь начать общаться с хозяином. Забегая вперед, скажу, что общение было успешным – голодным я не остался. Но по-английски товарищ, бывший, судя по всему, и хозяином заведения, и поваром, и официантом в одном лице, знал лишь слова “pizza”, “coca-cola”, а также числительные “one” и “two”, в последнем впрочем не уверен, потому что числительные для верности дублировал на пальцах. Пока ждал заказа, глазел по сторонам. За соседним столиком – свидание. Мальчик и девочка. Мальчик сидит ко мне спиной, а девочка – лицом, что-то увлеченно друг другу рассказывают, девочка ведет себя сдержанно, но видно, что мальчик ей нравится, я же сижу и с легкой улыбкой за происходящим наблюдаю…

Ну что ж… Мне пора домой. Зашел в гостиницу забрать рюкзак, там же меня ждал водитель заранее заказанного такси. Сели, поехали. Когда подошел к машине, увидел, что переднее сиденье занято – мальчик лет пяти, сын водителя. Сначала хотел рассердиться, мол, нафиг мне еще кто-то в машине, не заказывали, потом понимаю, что просто так покататься в трехчасовую поездку поздно вечером маленького ребенка брать не будут, значит, просто не с кем оставить. Таксиста зовут Реза, совсем чуть-чуть знает английский, пытается рассказать о себе – с утра и днем работает водителем на скорой помощи, по вечерам – вот, бомбит, а уже завтра в шесть утра у него смена, снова на скорую… По вечерней дороге машина мчит меня на север, к Тегерану, в аэропорт, а мальчишка на переднем сиденье спит, свернувшись калачиком.

Вот и аэропорт. Подъезжаем прямо к входу, у раскрытого багажника отдаю Резе 350 тысяч, он утвердительно кивает головой, берет деньги. О чем-то подумал… Достал из кошелька еще одну пятидесятитысячную купюру, киваю в сторону переднего сиденья машины – «Возьми. Конфет ему купишь». Реза улыбается от души совершенно замечательной улыбкой, понял, мы прощаемся, я закидываю рюкзак через плечо и иду в здание аэропорта. В машине было маетно, а сейчас хорошо и тепло стало.

Пока ждал регистрации, сидел и смотрел телевизор, какой-то местный канал, сначала документальный фильм про хадж в Мекку, интересно даже без перевода, но потом было еще интереснее, началось телешоу «Слабое звено». Да, совершенно такое же, по лицензии, как в свое время крутили у нас. Но чтобы исключить коллизии «мужчина – женщина», кто там кого выгоняет и объявляет слабым звеном, играют только дамы. Ну и ведущая женского полу. Минут через пятнадцать, правда, интерес пропал – играли вяло, без азарта, а Машу Киселеву местная ведущая в хиджабе затмить по харизме не могла.

Два часа двадцать минут ночи. Полупустой новенький аэрофлотовский А-320, сижу один у иллюминатора, самолет выруливает на полосу. Двигатели на взлетный режим, разбег, всегда с каким-то особым интересом жду самого момента отрыва, полетит – не полетит… Отрыв. Полетели. Набираем высоту. Откинувшись в кресле, мысленно перебираю, как четки, как жемчужинки на бусах, то что осталось мне от Ирана. Жемчужинок много и теперь это навсегда со мной.

Когда-нибудь я обязательно сюда вернусь.

Блинов Антон,
декабрь 2008.

[Alex Humster]

Хорошо написано,легко читается!

По поводу Вашего отчета, хотел бы сделать небольшие поправки-дополнения (без обид).

Ну по внешнему виду это как мечеть, только это не мечеть, а мавзолей – захоронение какого-то шиитского святого.

В мавзолее похоронен Сейед Мир Ахмад (брат имама Резы).
Кстати,известное заблуждение - в Исламе(суфизм в расчет не берем) нет святых в том понимании как в Христианстве. А есть праведники и мученики.

На всю округу громкоговорители разносят нараспев молитву.

Это первый призыв правоверных к молитве - азан.


По поводу синагоги в Исфахане...
Случайно, не эта ли женщина Вам открывала дверь

[Тотоша]

Хорошо написано,легко читается!

Спасибо за отзыв Про замечания - разумеется без обид, раз по делу!

По поводу синагоги в Исфахане...
Случайно, не эта ли женщина Вам открывала дверь

Нееееет , та была моложе, интереснее и колоритнее намного, и по ней сразу было заметно, что еврейка. Да и сама синагога, судя по двери, была другая.

[Позор]

хороший отчёт,за исключением сентенции про любовь евреев к деньгам..... не более чем другие....... стоит иногда не клеить гнусные штампы..... иначе и вас, русского человека, может кто нибудь пьянью-рванью обозвать, а я уверен. что это не так.....

[thodin]

Спасибо за рассказ.

Евреи действительно любят деньги, это факт. А русские действительно любят выпить - что тоже факт.

[sworde]

Евреи действительно любят деньги, это факт. А русские действительно любят выпить - что тоже факт.

Валла? Открыли мне глаза!!!

[thodin]

Валла? Открыли мне глаза!!!

Поделитесь радостью с Позором

[sworde]

+ 1

[Позор]

вот поделюсь с вами , как еврей с русским, наблюдением.....
русские очень любят деньги, а евреи недураки выпить )))))

[thodin]

конечно русские любят деньги!
поэтому так много русских являются владельцами банков по всему миру. множество русских занято в финансовой сфере, про жадность русских ходят анекдоты, множество русских занимается ювелирным бизнесом. особенно много русских в банковской сфере США. именно благодаря им США так активно помогали России в 90е годы кредитами!
по всему миру гремят фамилии знаменитых банковских русских династий - Петровы, Кузнецовы, Ивановы!

в тоже время, евреи изобрели водку и много сделали для ее изучения.
знаменитое соотношение 40% придумал простой еврейский ученый Кацман. известно, что любой раввин не против пропустить рюмочку, а известные еврейские купцы регулярно устраивали грандиозные пьянки, с медведями и цыганами (видимо поэтому, от зависти к их массовым гуляниям и тратам, немцы так ополчились именно на евреев и цыган). значительный доход государства Израиль составляли проценты от продажи евреям водки, которые пьют ее на любые еврейские праздники, закусывая мацой. одно время в Израиле даже пытались ввести сухой закон, но контрабандные поставки водки из Ливана привели даже к войне! непьющие палестинцы очень сильно обижаются на пьющих евреев и пуляют в них за это ракетами..

вот как оно все на самом деле

[Позор]

ну что тут можно сказать ))))))) русских в банковской сфере десятки и сотни..... а были бы сотни тысяч, если бы не советское мышление.....
для того, чтобы любить деньги, ненадо быть банкиром..... да и банкирами евреи стали по нужде.... на земле христиане не давали работать в средние века..... ювелирный бизнес? ну это оттуда же )))))
а главные бабки делают друг мой не на ювелирке и не в банках ))))) а на полезных ископаемых, оружии, наркотиках, недвижимости и бирже ))))) а вот тут русских ЗНАЧИТЕЛЬНО больше )))))
и уж совсем нехорошо вспоминать про нелюбовь к нам немцев....... это фашизмом попахивает.... впрочем в ливане это наверно нормально )))))
ну а выпить то мы всё же любим )))))))
ОДНАКО, всё вышесказанное не относится к рассказу об Иране.
я лишь заметил, что хорошо бы хотя бы тут быть немного толерантнее....... и не клеить ярлыки....

[thodin]

Вот как встретишь упертого израилитянина - так хоть вешайся.
Проще надо быть! И не стараться казаться святее папы римского.
Да еще обвинять в фашизме, при том, что до последней войны можно было вполне послушать хаву-нагилу в некоторых ливанских пабах.

Ладно, предлагаю с дискуссией завязывать - лучше как я все таки займусь дописанием путеводителя по Ливану - это лучше способ посоревноваться

[Alex Humster]

Позор и thodin, вроде уже взрослые люди.
Я конечно понимаю, что каждый хочет отстоять свою точку зрения.
Только обсуждение отчета переросло в диалог "кто кого обидел".
Друзья!
Давайте все-таки быть добрее к друг другу

P.S.Хотя в своем историческом экскурсе Позор прав - никто в Европе евреев не собирался наделять землей.
Чтобы выжить, надо было заниматься другими ремеслами.

[Позор]

путеводитель по ливану почитаю, святее папы не буду )))))) упертостью не страдаю )))))) просто советую в последний раз не клеять ярлыки ))))))

[Jun]

Если поможет, замечу, - в Иране "любят" деньги все или почти все, не только местные евреи. И как не странно, и в других странах.
Наверно обсуждать проявление этого "глубокого" человеческого чувства особой необходимости нет. Или начните новую тему, типа - "мы друг друга не обманываем".