Я живу в Африке. В свое время решил, что на бананы денег хватит, бросил всё и переехал в Уганду. И вот уже много лет вместе со своей чернокожей подругой занимаюсь организацией путешествий по Чёрному Континенту. Жажда к приключениям и желание прикоснуться к дикой природе зовут людей в Африку. Но дикая природа это не только животные и растения, это ещё и сам человек. И поэтому такие племена как масаи, мурси, химба и другие сохранившие хотя бы часть своей самобытности пользуются у путешественников большим спросом. Но обязательно ли для этого ехать в Африку? Насколько я помню, в России тоже есть такие места. Честное слово, что в свое время посещение Марийской АССР (теперь это республика Мари Эл) произвело на меня не меньшее впечатление, чем встреча с пигмеями в джунглях центральноафриканской республики. Собственно об этом и рассказ.
Часть первая. Записки поселкового лекаря
Дело было в 1982 году, мне тогда было 22 года, я учился на заочном отделении Института Физкультуры и работал инструктором в Школе Высшего Спортивного Мастерства. Но так как за плечами у меня уже было законченное медучилище, то мне предложили в качестве фельдшера поехать на все лето с детско-спортивным лагерем в Марийскую АССР. Место для этого выбрали сказочное: дом отдыха находился на утопающем в зелени полуострове при впадении Суры в Волгу. Какая там рыба! Щука, чухонь, карась, лещ, судак, сом… А вкуснее стерляди я и до сих пор ничего не пробовал.
К дому отдыха примыкала небольшая деревушка, в которой проживали марийцы, отчасти разбавленные русскими алкоголиками. Впрочем, и сами марийцы тоже очень любили заложить за воротник. Умственные способности местных жителей я не проверял, поэтому и говорить о них ничего не буду. Но в целом марийцы, мне показались дружелюбным и скромным народом. Я бы сказал даже безропотным. Некоторые жители деревни были заняты на обслуживании дома отдыха, остальные трудились в колхозе, единственной машиной в котором был трактор. Мне показалась, что марийцам была чужда государственность - здесь не было никаких учреждений, и за все лето я не встретил ни одного милиционера. В деревне было только отделение почты и небольшой магазинчик, который работал без графика: открывался и закрывался тогда, когда этого хотела продавщица. Продукты, в основном хлеб, два раза в неделю завозили из ближайшего городка Васильсурск.
Разговаривали марийцы между собой естественно на марийском, но ругались чаще по-русски. Например, если отец поучал чему-то своего бестолкового пятнадцатилетнего сына, то звучало это примерно так:
- Мыйым эрдене куд шагатлан помюжалтарыза, вот так-то нахyй! Кенеж рудышто шудо солымо жап толын шуэш, ты понял, бл*дь?
Я выучил несколько марийских выражений, но в памяти осталось только одно - «куяж пу копейка яре?», что означает «отдашься за копейку?»
В деревне не было даже ни одного медицинского пункта и поэтому на лето мне пришлось стать поселковым «дохтуром», так как слово «фельдшер» марийцам было непонятно. В мое распоряжение был предоставлен кабинет, в котором не было ничего кроме стола, двух стульев и откуда-то взявшегося гинекологического кресла. А я хоть и закончил медучилище, но по специальности не работал ни единого дня, практики у меня не было и поэтому приходилось на ходу придумывать методы лечения.
Например, однажды привели пьяного мужика, который упал и разбил голову. Кровь из башки так и хлестала. Я посмотрел на рану: надо накладывать швы. А как? Никакого материала для этого нет. Пришлось взять обычную иглу и тонкую рыболовную леску. Протерев леску спиртом, я наложил ему четфре. Родственникам выдал вату и флакон с зелёнкой, наказав каждые шесть часов обрабатывать рану. Через несколько дней у него все срослось и леску вытащили. Шов, конечно, получился кривой, но это фигня, под волосами все равно незаметно.
В другой раз пришел мужик с огромным карбункулом на заднице. Уже полжопы разнесло, а нарыв никак не прорывался. Так и до сепсиса недалеко. Скальпель в наличии был, но резать жопу без обезболивания как-то страшно. Тогда я с помощью хлорэтила заморозил нарыв, да так что на заднице появился иней. Скальпель, как ледокол, с хрустом впился замерзшую плоть, гноя вытекло больше литра. Наложив повязку с мазью Вишневского, я заколол мужику бешеную дозу бициллина 5, так как никаких других антибиотиков у меня не было. Но марийцы народ неприхотливый и пациент пошел на поправку.
На кухне трудилась повариха Любка. Когда я увидел её в первый раз, то решил, что ей уже полтинник, но на самом деле оказалось тридцать пять лет. Однажды Любка покрасила голову какой-то термоядерной жидкостью, после чего полностью облысела и была вынуждена постоянно ходить в платочке. У Любы было семеро детей, и они абсолютно голые, стайкой, как утята гуляли по деревне. А сама Люба ждала очередного ребенка и была уже на восьмом месяце. Жизнь текла своим чередом.
Но однажды дом отдыха был встревожен громкими криками. Выйдя за ворота, мы увидели Любу, лежащую в пыли посредине дороги и её сожителя, который со всей своей пьяной силы бил её ногой в живот. В нашем спортивном лагере была группа борцов, крепких мальчиков по 13-14 лет, они быстро скрутили хулигана и, получив хороший пендель, он отправился спать в свою хату. У Любы же началось кровотечение, её огромные грязные розовые трусы окрасились в алый цвет. Ближайшая больница была в Васильсурске. Как уже сказано выше, никакого транспорта в деревне не существовало, но к счастью в этот день грузовик доставил в деревню продукты и на нем мы отправили Любу в больницу, а мне, как единственному медику, пришлось её сопровождать. Дорога шла через лес, на корягах старый грузовик нещадно трясло, и я боялся, что у Любы случится выкидыш, но она стойко перенесла это испытание.
Больница Васильсурска представляла убогое деревянное строение серо-зелёного цвета. Я завел Любку в приемную, но там никого не было. После нескольких минут поисков в одном из кабинетов всё-таки удалось найти коренастую тетку, которая оказалась медсестрой.
- Врача нет, - заявила медсестра, - ждите, возможно, он придет через час.
Ждать целый час я не мог и, оставив Любу лежать на топчане, пешком вернулся на турбазу.
Как выяснилось позже, в приемной Люба провела более 2х часов, но врач так и не появился. Стало смеркаться. Тогда повариха встала и пешком вернулась в свою родную деревню. Узнав об этом, я еще больше зауважал марийских женщин. Не каждый здоровый мужик решится ночью пройти через лес восемь километров, а избитой, беременной женщине, с кровотечением из влагалища такой трекинг оказался вполне под силу.
На следующий день мы снова видели Любку вместе с её сожителем, они оба в меру поддатые с решительным видом направлялись к магазину.
На место ушедшей в декрет Любки прислали другую повариху, имени которой я не запомнил. Молоденькая, мордашка смазливая, все время ходила босиком. В те годы довольно большой популярностью пользовались всякие экстрасенсы и прочие шарлатаны, и поэтому я по наивности подумал, что какой-нибудь целитель посоветовал девушке быть ближе к земле. Но оказалось все проще: у новой поварихи не было вообще никакой обуви. Я начал раздумывать, как бы мне заманить её в гинекологическое кресло, но, увы, меня опередили. Вы помните, что единственной машиной в деревне был трактор? Так вот, при тракторе был и тракторист – первый парень на деревне. У него то и закрутился с поварихой бурный роман. Как-то раз за бутылкой самогонки принесенной трактористом и продуктами сп*зженными поварихой из кухни, влюбленная пара проводила ночь в хлеву. Но дело осложнилось тем, что жена тракториста, узнав об измене мужа, в пять часов утра ворвалась в хлев вооруженная маникюрными ножничками. Тракторист-сердцеед трусливо ретировался, оставив свою возлюбленную на растерзание ревнивой фурии.
На рассвете меня разбудил настойчивый стук в дверь. Когда стоящие на пороге люди заявили, что я срочно должен бежать в хлев, то я удивился и сказал им, что я не ветеринар. Но пойти все-таки пришлось.
Повариха лежала на соломе, вся в крови и разодранном платье. Повсюду валялись объедки и окурки, в углу стояла недопитая бутылка самогона. На теле девушки было пять ножевых ранений, но к счастью ни одного смертельного. Пробита насквозь щека, ранение бедра, две дырки в плече. Самым страшным мог оказаться удар в горло, но поварихе повезло, что он прошел по касательной и не пробил трахею. Угрозы жизни не было, и я как мог, залепил ей раны, чтобы остановить кровотечение. Девушке повезло, так как была пятница и машина, доставившая в деревню продукты, на обратном пути забрала её в госпиталь. По традиции сопровождал её я. В больнице Васильсурска меня приветствовала уже знакомая медсестра:
- Ты что решил нас работой загрузить? Думаешь, что у нас без твоих поварих и дел нет?
Врача по обыкновению на месте не оказалось и, оставив девушку лежать в приемной на топчане, я собрался уходить.
- А где её обувь-то? – вдогонку спросила медсестра.
- Привезли, в том, в чем была, наверно забыли положить в машину, - ответил я, а сам подумал: «Ёбаный тракторист, хоть бы резиновые шлепанцы даме сердца подарил!»
Насколько я знаю, никаких уголовных дел по этому случаю не заводили и эту повариху я больше не видел. На вновь освободившееся место повара из Йошкар-Олы приехал молодой русский парень Колян. За бутылкой водки он мне рассказал, что скрывается от цыган. По словам Коляна, у него был секс с несовершеннолетней цыганкой, и теперь по законам табора цыгане должны его зарезать. Если в течение сорока дней найдут, то Коляну пиздец, а если нет, то амнистия.
У изгороди собственного домика сидела пожилая крестьянка, по старинке обутая в лапти. Глубокие морщины изрезали старческое лицо, но живой, хотя и немного отрешенный взгляд устремлён туда, где сливаются Сура и Волга. Это для марийцев почти как Ганг и Брамапутра. Угрюмого вида пастушка гонит стадо овец. Почти идиллия. Если бы овцы так противно не блеяли, то вполне могли бы сойти за облака. Так бы и сидеть бабке на завалинке еще добрых лет десять, но на свою беду она решила сострить:
- Эй! – закричала она пастушке, - что-то ты стадо привела в два раза меньше, чем увела.
Но то ли пастушка не опохмелилась, то ли у неё месячные начались, но к тонкому юмору она была не восприимчива.
- Что ты сказала, старая бл*дь? – хрипло спросила она. И не дождавшись ответа, схватила валявшееся рядом полено и хyяк!!! У бабки перелом бедренной кости.
Но в отличие от поварих ей не повезло - машина привезшая продукты уже ушла, а следующая только через три дня. Была даже мысль отвезти её на тракторе, но запутавшийся в любовном треугольнике тракторист, ушел в запой. С почты кое-как дозвонились до больницы, но там узнав, что пациентке 81год поспешили ответить, что их машина в данный момент на ремонте.
При содействии местных жителей и с помощью двух досок, я как мог, зафиксировал переломанную конечность. Потом сделал старушке инъекцию димедрола с анальгином и оставил её в хате под присмотром внука-алкоголика.
Когда через три дня в село приехал грузовик с продуктами, то везти в больницу уже никого было не нужно. Аминь.
При доме отдыха Серега – озорной марийский гуляка, работал лодочником. Трезвым я его не видел ни разу. Но еще Серега был оформлен на полставки заведующим клубом. Имущество клуба состояло из трех стульев, стола и старого бинокля. Вот этот-то бинокль и сп*здили. Такая вот предыстория.
Как-то раз ко мне прибежала запыхавшаяся тетка:
- Дохтур, помогите, у нас женщина вешается.
Пришлось пройти с ней в дом неподалеку, где проживала потенциальная самоубийца.
- Это здесь готовится суицид? – спросил я, зайдя в дом и огляделся. Ну да, действительно в потолок был вбит крюк, и вместо люстры с него свешивалась веревка с петлей. Под веревкой стоял стул, и на него готовилась забраться не очень трезвая женщина лет 50-60ти.
- Чего, чего? - спросила она.
- Можно я присяду, - сказал я, забирая у нее подготовленный стул, - расскажите, пожалуйста, что случилось.
- Как что случилось? Вот что! У меня сын Серега, заведующий клубом. Там у них бинокль украли, и директор требует с меня 80 рублей. А где я такие деньги возьму? Да я лучше прям сейчас и повешусь!
- Ну, послушайте, - сказал я, - да, если Вы повеситесь, то возможно для Вас проблем будет и меньше. Но ведь тогда Сереге придется не только 80 рублей за бинокль возвращать, но еще и Вас хоронить.
На лице женщины появилась некая осмысленность, она медленно переваривала сказанное.
- Давайте сделаем так, - продолжил я, - поговорю с директором, он вроде человек нормальный. Я сам видел этот бинокль, он был старый, обшарпанный, наверняка его спишут и Вам платить ничего не придётся.
Женщина немного повеселела, но на лице всё еще было заметно недоверие. Нужен был последний штурм.
- Забудьте про этот бинокль. Обещаю, все будет хорошо! И чтоб наверняка, давайте за это выпьем! Самогонка есть?
Тётки сначала с некоторым удивлением взглянули на молодого дохтура, а потом обе одновременно заржали. А еще через минуту на столе уже стояли 3 граненых стакана, бутыль с мутной жидкостью и малосольные огурчики.
Часть вторая. О пчелах
Ну конечно, я старался завязать отношения с местными девчонками. Несмотря на свою природную скромность, несколько раз с ними заговаривал, но беседа как-то не складывалась. Я был им непонятен, а может даже и подозрителен. «Приехал тут какой-то московский хрен в очках и несёт что-то невнятное. И чё ему надо?» Вот был бы я свинарь из соседнего села, тогда другое дело.
Библиотеки при доме отдыха не было, но должность библиотекаря была и её занимала, небольшого роста полная девушка, самой обычной внешности, которую звали просто - Мария. Маша, не считая самого директора, который закончил какой-то ВУЗ, была самым образованным человеком во всем селе. Она окончила педагогический техникум в Горьком (ныне Нижний Новгород), а там ведь сам академик Андрей Дмитриевич Сахаров в это время находился в ссылке. Помимо А.Д. Сахарова, Марии были известны даже имена некоторых египетских фараонов и римских императоров. Короче говоря, с ней мне удалось найти общий язык. Мы погуляли два раза по лесу, и Маша любезно позволила мне подержаться за свои большие сиськи, но на все дальнейшие поползновения отвечала отказом. Мол, слишком рано, мы ещё друг друга недостаточно хорошо знаем. А мне-то казалось, что я знал уже все: братьев и сестер у нее нет, близких подруг тоже, живет с матерью, которая работает бухгалтером в колхозе, отец семнадцать лет назад уехал на заработки в Башкирию, да так там и остался.
Когда мы пошли гулять в третий раз, то я прихватил с собой бутылку болгарского вина «Фетяска», которое каким-то чудом оказалось в местном магазинчике. Сидя у реки мы пили эту фетяску из горла и слушали, как шуршат прибрежные камыши. После прогулки я пригласил даму заглянуть в мой номер, где Мария, наконец-то, предоставила мне в распоряжение всё свое дородное тело. Почти сутки мы не выходили из номера и за это время тр*хнулись четырнадцать раз. Причем после пятого раза перед каждым новым соитием Маша спрашивала: «Ну, может быть хватит уже? А то так ты меня не будешь хотеть». Но что обозначает слово «мера», я в то время не знал.
Кто-то из тренеров нажаловался на меня начальнику спортивного лагеря на то, что я уединился с девицей, не слежу за здоровьем молодых спортсменов и перестал появляться на тренировках. Какие тренировки? Да я и за своим-то здоровьем не следил и после трехдневного плотного общения с Машей, уже с трудом переставлял ноги.
За эти три она успела мне прилично надоесть и пытался её избегать. Но Мария словно рыба-прилипала неотступно следовала за мной. Разговаривали мы мало, но если я что-то говорил, то она с открытым ртом ловила каждое моё слово. Я, конечно, как и каждый человек хотел, чтобы меня полюбили по-настоящему, но когда это произошло, то не знал, куда от этой любви спрятаться. Пользуясь предоставленной мне властью, я начал над ней подшучивать и даже издеваться, за что мне до сих пор немного стыдно.
Дело шло к осени. В садах созрели яблоки, появились арбузы. Как-то раз, занимаясь любовью, от скуки запихнул Маше во влагалище яблоко (сорт анис), а потом арбузной коркой начал еб*ть её в жопу. А она, к моему удивлению, не противилась и послушно выполняла все мои причуды. С широко открытыми глазами и широко раздвинутыми ногами Мария шептала:
- Всё для тебя сделаю, любимый. Ты слышишь, всё!
Кстати, яблоко потом никак не хотело вылезать обратно. Оно и понятно, еще со времен Адама яблоки ассоциируются с грехом, а значит в п*зде им самое место. Собственно для этого они и были первоначально созданы, но Адам и Ева все извратили, за что и были справедливо наказаны Господом.
Казалось, терпению Маши не будет конца, но все-таки и оно имело пределы.
Недалеко от дома отдыха была пасека. Пчелы постоянно без разрешения залетали ко мне в номер, а я их за это нещадно мочил старым журналом «Смена». И вот однажды, во время любовных утех, когда я в сотый раз исследовал Машино влагалище, то незаметно напихал ей туда десяток убитых пчёл. Маша заметила это не сразу, но когда все-таки обнаружила, то очень расстроилась.
- Зачем ты это сделал? – со слезами на глазах спросила она, по одной вытаскивая из пизды пчёл.
Но даже и после этого я подлец, продолжал над ней подтрунивать. Сказал, что в детстве мечтал стать пчеловодом, и давно хотел проверить, смогут ли живительные силы влагалища воскресить мертвых пчёл. Но эксперимент не удался, видимо пчелы оказались неправильными. Соответственно и наш медовый месяц тоже отменяется.
А потом я заставил Машу заняться любовью с нашим тренером по боксу Сергеем Сергеевичем. Она сначала отказывалась, но я провел с ней разъяснительную работу и убедил, что нам это необходимо чтобы избавиться от ревности и проверить свои чувства.
От Сергея Сергеевича за свой благородный поступок я получил бутылку водки.
Накануне отъезда, я и Маша молча сидели на берегу Суры.
- Маш, я должен сказать тебе что-то очень важное.
Она навострила свои маленькие ушки.
Придав своему голосу трагическую окраску, я продолжил:
- Ты знаешь, что из клуба украли бинокль. Так вот. Должен признаться, что это сделал я.
- Ты украл бинокль? Зачем?
Я молча смотрел вдаль, выдерживая театральную паузу. Маша тоже молчала.
- Я, кажется, знаю, почему ты так поступил, - наконец сказала она, заглянув мне прямо в глаза, - наверно тебе зачем-то очень понадобились деньги. Ведь, правда? Но почему же ты не попросил их у меня?
Желание шутить у меня мгновенно пропало.
- Знаешь Рома, - продолжила она, - у нас с мамой есть 140 рублей. Если хочешь, я тебе отдам свою половину?
Только один хyй знает, почему я не бросился в тот момент в воду.
На следующий день я уплывал на ракете в Горький, чтобы там пересесть на поезд в Москву. Конечно же, Маша пришла со мной проститься.
- Ты знаешь, - тихо сказала она, - если ты меня бросишь, я наверно это не переживу. Можно я к тебе приеду?
- Ну, я же тебе говорил, что живу с родителями. Потерпи два-три годика, я постараюсь обзавестись собственным жильем. Я напишу…
- Вот, возьми это, - сказала она, протягивая конверт.
В полной уверенности, что там любовное послание, я запихнул конверт в карман брюк и последний раз поцеловал это чудо в пухлые губки.
Ракета отошла от берега, и через несколько минут маленькая, полненькая Маша навсегда исчезла из моей жизни.
Уже в поезде, расплачиваясь за белье и чай, я обнаружил в кармане Машкин конверт. Ну-ка, ну-ка, что там? Наверняка какие-нибудь женские стишата, типа: «Мой милый, я тебя любила, но ты любовь не распознал». Но что это??? В конверте лежало семь красных червонцев с изображением Ленина. Черт возьми, Маша отдала мне свои последние деньги. Я почувствовал себя мерзавцем обворовавшим бедный крестьянский дом. Сам тракторист теперь имеет полное право плюнуть мне в морду.
Я залез на верхнюю полку и под стук колес ночного поезда попытался убаюкать совесть: «Если вы обидели кого-то зря, календарь закроет этот лист, к новым приключениям спешим друзья, эй прибавь-ка ходу машинист». И действительно стало легче. Крокодил Гена был все-таки хороший философ.
Вернувшись в Москву, я честно истратил 70 рублей на вкусный советский портвейн и над женщинами с той поры больше не издеваюсь. Хотя возможно и зря…
Ваш Мзунгу, Уганда
