В одно прекрасное утро, часов в 17, явственно осознал, что чего-то мне в жизни не хватает. Казалось, не хватает шедевров Боттичелли и каналов Венеции. Рима тоже. Он, может, и вечный, но съездить в него на всякий случай лучше заранее. И это менее опасно, чем Париж, после которого некоторые умирают.
Поскольку одному гулять по Италии очень весело, быстро и интересно, нужен был спутник. Желательно, с культурологическим образованием и ненакачанными икрами. Чтобы снижать среднюю скорость передвижения.
Под критерии попадали Маша, Настя и Степан Петрович. Но поскольку с Настей я уже полмира объездил (а именно, Латвию), а Степан Петрович хоть и культурный сантехник, но не фотогеничен, решили ехать с Машей.
Подготовка была поделена поровну: я ищу гостиницы, маршруты, информацию, бронирую жилье и билеты, распечатываю тонны полезной литературы. Маша, в свою очередь, спит и живо интересуется процессом.
Ведь Маша бронировать отели, самолеты и поезда не умеет. Или, как всякая умная женщина, хитро притворяется. Один раз показалось, что умела – но сослалась на неотложные дела: ноготь никак не поддавался пилочке.
Потому ей была дана единственная задача закачать карты для навигатора. Миссия вполне поссибл, даже для женщины с математическим образованием. Но Маша не Том Круз и миссию провалила. А еще она борщ варить не умеет. И зачем, спрашивается, эту женщину было брать в путешествие?
День первый. Санкт-Петербург – Хельсинки - Таллин
На ночь глядя загрузились в маршрутку до Хельсинки. Исключительно чтобы создать видимость, что финский Шенген для Маши – это святое. Я принес выполненное домашнее задание, которое позволяло нам не ночевать на вокзалах или путешествовать на перекладных верблюдах. Маша принесла блинчики. Разумеется, купленные – Маша как настоящая женщина никогда не унизит себя до приготовления блинчиков.
На Восстания привычно крутилась гид Оксана. Почему-то в туризме все Оксаны – небольшого роста, с красивой и веселой грудью. Влюбляюсь регулярно в каждое прокатывание Шенгена.
Большую часть пути разрабатывали легенду о цели нашего визита в страну Йоулупукки и сёмги. Решили притвориться глухонемыми, не понимающими вопроса.
Спать в маршрутке просто, ведь не надо караулить момент, чтобы прокричать, у какого перекрестка остановить. Но это просто спать одному, а когда рядом высокая не помещающаяся в кресле и своих желаниях женщина – уже тяжелее.
На границе все пошло не гладко. Финны решили, что я перевожу наркотики. Или Маша перевозит блинчики, что суть одно и тоже, ведь они из «Теремка». Вобщем, кто-то что-то перевозит. Потому автобус с водителем включительно отправили в больницу на рентген. Просвечивать, то бишь. Но супостатский агрегат ничего не выявил – видимо, хорошо прятали.
Финляндия нас встретила радостно: все спали и никто встречать не вышел. Выскочили из маршрутки на Старом рынке, угодили прямо на скамеечку с кофе и круассанами. Тут же походя нарушили федеральный закон, откармливая боевого воробья напротив таблички «Не кормить эту суку воробья!». Изверги эти финны, не смотрят классику и птичек им не жалко.
Пить кофе в 6 утра на старой рыночной площади, с аутентичными финскими крестьянами и черепахами – это даже прекрасней, чем вечерний борщ перед сексом и почти также прекрасно, как Зенит-Шинник. Машу переполняли эмоции и круассан.
Фотаться как человеки не хотелось, решили фотаться как придурки. Как будто я когда-нибудь иначе выходил на фотографиях. Вобщем, устроили разминочную фотосессию. Как придурок я был куда убедительнее Маши. Долгие годы тренировок, че. Станиславский восхищенно рыдал не вставая.
Поскольку все развлечения в Хельсинки исчерпываются утренним кофе и непосредственными воробьями, мы погрузились на катамаран – 1,5 часа скорости, брызг и счастья. Маше как женщине счастье было недоступно. Потому она спала. Складывалось впечатление, что Маша поехала в Европу вкусно поспать и сделать пару фоток.
В Таллине я решил вспомнить молодость и объявить бойкот скучному привычному «Рэдиссону». Обуяла ностальгия по временам, когда я захаживал в женское общежитие и наблюдал там толпы страстных носиков и игриво глядящих на тебя из-под халатов коленок и локтей.
Один недовольный клиент на букинге сообщал, что «только если вы молоды, веселы и пьяны – то вам тут понравится». Подозреваю, это был хитрый маркетинговый ход. Я был молод и весел, Маша всё остальное – потому были все шансы на разврат. Но соседями оказались сплошь скучные взрослые европейцы, а вовсе не 18-летние студентки-хохотушки из Германии, с которыми было бы весело принимать общий душ в конце коридора. Вместо них туда меня зазывала фрау Фогель, но ее артрит, внуки и сходство с Гитлером делали нашу совместную жизнь невозможной.
Когда в Прибалтике ставится вопрос, где поесть, ответом является магическое слово «Лидо». Читать его нужно нараспев, благоговейно смотря в небеса. После обеда там даже я напоминал формой скорее глобус, чем привычный тощий циркуль. Машу и вовсе пришлось катить.
На прогулке по городу нас настиг девичник, но вместо ожидаемой пьянки и стриптиза нас накормили тортом, а потом попросили рассчитаться в свободно конвертируемой валюте. Эстонские женщины еще до свадьбы начинают приносить деньги в семью.
Вслед за девичником нас настиг ливень. Мы спрятались в первой подворотне. Невесты как испуганные лани пронеслись мимо. В дождь Маша читает исключительно Шекспира, и мы, читая по ролям, стали готовиться к Вероне. Чтобы не растеряться от драматизма тамошних экстерьеров и знать, кого можно проткнуть шпагой, а кого нет. Тибальд в моем исполнении был почему-то похож на кота Матроскина. Зато леди Капулетти мне явно удалась.
На вечер я, как маститый знаток Таллина и женщин, повел экскурсию в любимый местный SPA. Его посещают многие странные люди: старые-престарые бабушки-сколопендры в смешных шапочках, эстонцы с дыркой на попе (там где должны быть трусы, а не где предусмотрено природой), ну и конечно пьяные финские гонщики. Красивых девушек там нет, не считая статуй и тех, что я привожу с собой.
По количеству и качеству Машиных вздохов во время Лидо и SPA стало понятно, что секс занимает в жизни женщины место где-то после кнедлика и джакузи.
Побродили по ночному Таллину, пока Маша не умерла и не пришлось идти хоронить ее в гостиницу.
День второй. Таллин – Бергамо – Брешия
В номере было целых две одинаковых картины. Сей искусствоведческий феномен не помешал нам отоспаться, и на следующий день мы были бодрые и здоровые, не считая Маши.
Выяснилось, что Маша вместо еды и электричества работает исключительно на кофе. Каждая выпитая чашка помогала ей двигаться еще примерно час. Потому добрую третью часть путешествия я фотографировал Машу с кофе, благо ее сестра ждала из Италии не Машу или магнитики, а именно фотки с кофе. Сестра работает во МХАТе и я верю, что в этом и проявлялся драматизм.
Поднялись на церковь Олевистэ, всего-то 258 ступенек. Это башня, куда старые эстонцы приходят умирать. Я видел бабку, когда-то с нее Крамской писал портрет неизвестной. Бабка начала умирать на 20-ой ступеньке, но мужественно карабкалась вверх, будто там дефицитная колбаса, а не тупо вид сверху на крыши. Впрочем, Маша умерла на 80-ой, но наверх поднялась. Вот что творит великая цель и смысл жизни: нужна была красивая аватарка.
Пора было выдвигать батальоны придурков в аэропорт со смешным карамельным названием Ленуяам. Продолжая нарушать местные святая святых, платить за автобусы за рубежом отказывались принципиально – а чего они Плющенко в 2002 году на Олимпиаде засудили?
В самолете Машу интересовало, куда падают какашки из туалета самолета и почему ей в связи с этим до сих пор везло. Пришлось успокоить, рассказав, что те сгорают при входе в стратосферу.
Угадайте, что нужно сделать первым делом по прилету в Италию? Правильно, съесть конфетку и заставить меня это фотографировать. Сакральный смысл этого был понятен только Будде, неодобрительно взирающему на это со стойки регистрации.
Из Бергамо поехали в Брешию. Как спросил потом один итальянец – «Зачем?» Не знаю, гостиницы у них хорошие. Да и мы не самые логичные. В Брешию шел пустой автобус, но именно в нем мы встретили русскую девушку, которая направила нас в гостиницу. А я уже надеялся, пригласит к себе, в баньке напарит да ужином накормит. А там, глядишь, семья, загорелые дети и кот Василий доедает пиццу.
Стандартные 4* при брони пугали только свойственными итальянцам скудными завтраками, которые бы смутили и прибалтийские 3*. Это нам, северным пингвинам, нужно много питаться и откладывать подкожный жир. Итальянцы едят мороженое и амброзию, им хватает. Зато душ оказался мечтой клаустрофоба: там можно было провести светский раут, разместив пару десятков человек так, что они бы и не догадались друг о друге.
Гостиница оказалась у вокзала, как и сотня шумных негров и арабов. Маша из режиссеров мгновенно стала ксенофобом. И притихла, подав голос только когда вышли на центральную площадь города, и вкусно запахло свежестью и панини. И то, и другое тут же съели.
День третий. Брешия – Верона – Венеция
Утра в Европе начинается с завтрака и выхода за приключениями. Сперва спросили как пройти у древней аксакалки. Это была матерая матрона, голосовавшая еще за Муссолини. Углядев в нас советских шпионов, она отправила нас в противоположную сторону.
Я мечтал подняться в замок Брешии. С детства я твердо усвоил, что в каждом замке есть по одному дракону и одной принцессе, и если первого нужно убить, то вторую – целовать. Главное не перепутать. Я хотел целовать на вершине Брешии ждущую меня итальянскую принцессу невзирая на дракона. Но у Маши вновь закончился кофейно-батарейный заряд.
Если бы Маша была в составе армий во время их походов, то те бы просто не дошли. Не было бы великого похода Македонского, а Наполеон остановился бы где-то во Вроцлаве, попивая кофе с Машей. Маша, когда не умирала, умилялась каждому балкону, ставне и кусту. Причем балкону даже больше чем самой утипусечной собачке.
Продолжилось все вокзалом и теплым молоком. То есть я-то хотел латте, но судьба и итальянский язык сыграли злую шутку. Впрочем, я до последнего думал, что пью кофе, ведь я в нем разбираюсь как в пианинах или пасодоблях. Выяснилось, что латте у них на картонках с жизнерадостными бурёнками пишут.
Остановок до Вероны не объявляли, и мы уже решили, что не видать нам родины Ромео и его любовницы, но сквозь наше отчаяние и толпу итальянцев прорезался русский баритон и сказал, что выходить на следующей.
Да, неловкость – это когда ты спрашиваешь итальянца, спикает ли он по-английски и понимаешь, что в отличие от тебя он действительно спикает, а не читает и переводит со словарем. А иногда итальянец разводит руками и признается, что русский. Хочется лезть брататься и лобызать небритые щеки в порыве патриотизма. Особенно если это девушка.
В дворике Джульетты понимаешь, что из этих толп 90% не читало Шекспира, а 99% верят, что Джульетта существовала на самом деле. Но раз вера так сильна, я тоже подержался за грудь Джульетты. Потом оказалось, что это была не Джульетта. Вот вечно я не за те груди хватаюсь. Впрочем, я считаю, что лучше подстраховаться. Женская грудь лишней не бывает.
Церковь Святой Анастасии была большая и красивая, как и одна моя знакомая Анастасия. На стыке религии и кулинарии, то есть возле церкви и ресторана я оставил арьергард в лице Маши охранять тылы и побежал в гору.
После горы за час обежал еще 7 км маршрутов, фотографируя на бегу, в прыжке и в развороте как прирученный National Geographic гепард, освоивший фотокамеру.
По пути на вокзал я превратился в отца трехлетнего ребенка. Точно помню, что никто не беременел – но как-то так вот вышло. Я подгоняю Машу, чтобы не опоздать, думая, что в Венецию приедем очень поздно, а отель маленький, закрывается до нашего визита, а телефон они не берут, видимо, по идейным буржуйским соображениям… А Маша отказывается идти дальше и требует кофе, утверждая, что именно в нём сокрыт источник жизненной силы, а не в пульте от телевизора. Придя на вокзал, Маша таки купила кофе, который оказался мороженым, и пришлось есть кофе ложками. Тяжело быть отцом.
Первое впечатление от Венеции – сказка. Улочки – как в любимом Таллине. Только у моря, уже и в миллион раз разбросанней. А каналы… кругом снуют башмаки гондол и хочется купаться, даже рискуя превратиться в ниндзя-черепашку.
Но суровой реальностью явилась темнота и неработающий отель, который еще нужно было найти по микроскопическим распечаткам google map без названий улиц. Мой топографический гений оказался на высоте и мы спаслись.
Отель оказался комнатами с отдельными входами в узеньком аутентично затерянном переулке. Вообще, слово «аутентичный» было наиболее часто употребляемым за эту поездку (не считая «Маша, ну давай же быстрее!» и «Водыыы!..»). Сгрузив Машу со спины на кровать в отеле, отправился гулять по ночному городу. В честь нашего приезда праздновали какой-то праздник. Было весело и салют.
Итальянцы – как дети. Они бежали по 500 метров, чтобы не опоздать на салют. Они сидели и ждали начала. Вдали, на другом берегу, показывали какое-то невидимое этому берегу шоу динозавров. Слышался только рык. Закончилось. Сидят и ждут. Бухнул один выстрел. Сидят и ждут. Ну, думаю, не видели вы праздников, итальянцы, – вот были бы вы на Дне рождения мэра посёлка городского типа Хвойная – вот где настоящее раздолье и веселье!.. Но начался салют и мой скепсис развеялся. Эпохальненько. С тем и заснул.
День четвертый. Венеция
В Венеции каждая улочка, даже если она по длине как я по ширине, имеет красивое и летучее название. И это только мешает. Хочется плюнуть на карту и пойти по азимуту и лишайнику на деревьях. Порой утыкаешься в воду. От бессилия перед стихией и отсутствия лодки ощущаешь всецело комплекс венецианской неполноценности.
Эти улочки – единственное место, где отказал мой внутренний GPS-навигатор. А ведь до этого его единственным недостатком было только то, что он говорил «Поверните через 100 метров налево» не красивым женским голосом, а неврастенически бубнил что-то про себя.
Все если не красивые, то сексуальные девушки Италии скопились в Венеции. Обилие загорелых ножек дополняет обилие каналов, и понять, что является большей достопримечательностью, удается далеко не сразу. Поэтому я на всякий случай смотрел и на то, и на то.
Маша в душе и где-то еще глубже искусствовед. И словосочетания Уфицци, Галерея Академии и Караваджо для нее не пустой звук, а вполне понятные образы. Как для меня Анюков или Онопко. Поэтому мне пришлось поучаствовать в начале культурно-экскурсионной программы и вломиться в Дворец Дожей. Причем мы были жутко хитрые и вместо билетов за 16 евро в 1 музей взяли билеты по 20 евро аж в 11 музеев. Но сходили только в один. Говорю ж, мы жутко хитрые.
На удивление, Маша тамошней красотой не впечатлилась, тогда как свинья грязь нашла. Ну то есть я сначала завис в залах со старым оружием, причем под аккомпанемент немецкой группы туристов. Немецкий язык – язык войны, было антуражно. Тут же подумалось, что французский язык – язык любви. Русский – язык картошки, просторов и авось. А полинезийским языком можно только муравьев из земли выковыривать. Затем нашел чудесные тюремные камеры, напомнившие мне наш хостел в Таллине, поностальгировал.
Известный Мост Вздохов Маша пробежала изнутри, не понимая что за лабиринты и раздражаясь, почему в тесном проходе стоят туристы и мешают ей пройти. По легенде, он так назван, так как по нему проводили преступников в тюрьму и на казнь – и они, от огорчения оным фактом, волнительно вздыхали.
Представил, что и меня скоро казнят или, что еще хуже, лишат на месяц Интернета. Получился томительно грустный как уши спаниеля. Свобода и wi-fi еще никогда не представлялись столь желанными. Последнее чувство, кстати возникало в Италии очень часто. Мысленно наложил на себя епитимью, что звонил ругаться своему провайдеру. По итальянским меркам он Бог – Юпитер, ну или, по меньшей мере, Геркулес.
Выяснилось, что если я предпочитаю гулять быстро и обходя достопримечательности методично, как фашисты прочесывают лес в поисках партизан, то Маша любитель метода тыка – то есть тыкаться в переулочки и тупички. Поэтому оставив Машу в очередном тупичке, я сбежал, отобрав фотоаппарат, так как я явно гениальнее и вдобавок сильнее.
Но за весь день получилось только два шедевра: толстая девочка на велосипеде в пустынном церковном дворике и собака в лодке. И то девочка уехала, а собака уплыла. Бросился было в погоню за ними, но толстуха оказалась шустрая, зараза. А кидаться вплавь не решился – на мне ответственность и возможно когда-нибудь дети.
Аутентично подкрепился символами Италии – панини и Coca-Cola, сидя прямо у воды. Проплывающие туристы считали должным меня сфотографировать. Не знаю, может я нарушал какой местный закон: не есть мучное у каналов или не сидеть с блаженным идиотско-счастливым видом на берегу.
Наткнулся на музей Ка'Песаро. Вместо эпохи Возрождения неожиданно лицезрел японское вооружение. Оказалось, это музей восточной культуры. Но когда катаны и ниндзя-то сменились посудой и сямисэном, спешно покинул музей, решив что окультурился по полной.
На улице меж тем начался ливень. А ливень в Венеции – это локальное наводнение. Часть переулочков теперь нужно было переплывать, что было сложно: мой размашистый баттерфляй не умещался в узость улочек.
Я всегда беру спагетти карбонару на второе – чтобы не читать меню и удивить официантов быстротой клиентского мышления. Принесли за 10 евро макарон «Марфа», 2 сорт, характер нордический. Количеством ветчины в этой карбонаре не насытился бы и клоп средних размеров. Вот мелкому бы да, хватило аккурат, чтобы сытно отвалиться и рыгать. Но я не мелкий, потому фрустрировался и пошел дальше. А еще оказалось, что итальянцы за все два тысячелетия так и не догадались, что можно резать пиццу на кусочки. Приходилось все делать самостоятельно, что бесспорно ухудшало вкус.
Маша тем временем была в Галерее Пегги Гуггенхайм, откуда вышла потрясенной. Еще бы, с такой-то фамилией неудивительно, что собрали хорошую коллекцию. Мне были прочитаны лекции о забыл и опять забыл ком.
Вечером забрался на колокольню, дивясь своей хитрости: в Сан-Марко были очереди, плюс со смотровой площадки колокольни видно смотровую площадку Сан-Марко, то есть выходит два в одном. Вид сверху метафизический. Хочется купить дачу на окраине Венеции и выращивать там баклажаны.
Еще днем в музее наблюдал одинокую итальянскую женщину, сбоку немножко Орнеллу Мути. На колокольне лицезрел ее же, но уже в компании мужчины. Позднее их же видел на вечернем променаде. Вот как, скажите, можно было оставлять горячую итальянскую женщину одну? Это насколько нужно не любить музеи, чтобы оставить ее смотреть на Тинторетто и восторженного русского туриста? Я ведь почти сделал ей предложение.
День пятый. Венеция
Первоначальный план был арендовать смешную итальянскую машину и поехать через побережье Римини-Аскона искать место для купания, ночлега и что там полагается пятой точке. Но так как мои права погребены в развалах снесенного здания ГИБДД, а Маша по ночам спит как вся семья сурков, решили ехать на ночном поезде.
Эмигрировавшая в Италию гражданка дала мне совет, что бронировать поезда заранее не стоит. В результате на вокзале билетов не оказалось ни на какое время, ни на какие места. Даже когда мы с Машей, рыдая в голос, уверяли, что нам очень нужно к больной бабушке в Рим отвезти смородиновое варенье. Бабушка при смерти и без варенья неправильно составит завещание. Зря не учел, что совет про билеты давала бывшая. Дождалась и точечно отомстила.
Пришлось искать Интернет, который во всей Венеции встречается реже, чем кролики-девственники в природе, и бронировать сначала гостиницу, а потом билеты на завтра. Маша сказала, что Венеция нас не хочет отпускать. Но я-то знаю правду: это Маша договорилась с кассиршей и фатумом, и радостно погрузилась в каналы еще на день. Пришлось пообещать городу вернуться и бросить монетку в ресепшен приютившей нас гостиницы.
Оная выбиралась по принципу: рядом с вокзалом, чтобы растекшийся пломбир, который раньше звался Машей, смог туда добраться. Из отзывов про отель на букинге был такой: «плохой отель; как работает унитаз, разобрались только с третьего раза». Могу представить, каково им пришлось первые два.
И уже там, на глючном сайте Трениталии, забив на перманентно исчезающий английский, вдруг начал разговаривать на итальянском. Купил билеты на все остальные поездки оптом, включая воркутинское метро по принципу «а вдруг». У меня много бывших.
На улицах полно негров с женскими сумочками. Это не такая афроитальянская гей-мода, это они их продают. Всякие подделки Гуччи и Кавалли. Что интересно, полиция вправе оштрафовать покупающих у них. Ну вот откуда я должен разбираться в сумочках и знать, что это подделка? Я вообще считаю, что 40 евро для сумочки это предел и то, если к ней вдобавок еще дают зимние покрышки. А тут если продают за 10 – ну так видно распродажа, налетай!
Когда пешие прогулки надоедают, вспоминаешь о вапорето – местных маршрутках. Этакая водная Газель. Спустя какое-то время начинаешь себя ощущать привычно, как на маршруте Лесная-Академическая, причем трясет даже меньше.
Плату водителю тоже можно не передавать. Когда закончились дневные проездные, стали ездить бесплатно. А закончились они как раз во время поездки на остров Лидо – место для купания. Делая вид, что очень увлечены мороженым, нагло перелезли через перила, ведь во время поедания такого вкусного мороженого пофиг куда идешь.
Впоследствии мы также разыгрывали пантомимы, проводя вдоль валидатора ладошкой или задумчиво смотря вдаль и прыгая в последний момент на борт прыжком отчаянного флибустьера.
На самом острове все занимались нужными делами: я купался и строил замок, Маша украшала себя ракушками. Неоспоримый плюс ракушечного педикюра – он бесплатный. Вечером народу на пляже почти нет, как и солнца. Думаю, здесь есть какая-то связь, но пока точно не понял, какая. Плавки по старой традиции бегал переодевать в кусты. Кустов не нашел, долго метался и сиротливо плакал. С тем и заснул.
День шестой. Венеция – Рим
Проснулся до завтрака и пошел гулять. Выросла щетина, и я решил, что я неибацкий творческий гений. И начал фотать креативно. Креатив выражался в ромбиках, поиске отблесков солнца и смешных китайцев.
Наткнулся на церковь де Фрари. Помнил, что там есть фреска Тициана и гроб Тициана. Гроб, понятно, мне был интереснее – я против попсы в высоком искусстве. Но не нашел, увлекшись нарушением запрета на фотографирование.
Кроме меня в зале был только охранник. Он неодобрительно косился на мой фотоаппарат и как только я подносил к тому руки, выдвигался ко мне. Я бросал фотик и делал вид, что просто чесался. Охранник поворачивался и в те секунды я успевал не глядя клацнуть на кнопку. Тот чуял неладное и снова шел ко мне. Так мы двумя весенними котами обошли с ним всю церковь.
Вообще, в поездках поначалу фотографируешь каждую церковь и интересный дворик. Потом – только ну очень красивые и значительные места. Спустя три дня интереснее сфотографировать какую-нибудь смешную собаку, чем очередной шедевр архитектуры. Вот, ради хорошего снимка пришлось: а) ловить собаку; б) водружать на парапет и заставлять позировать; в) хватать и возвращать обратно, когда она сбегала. Но в принципе, собаку оказалось проще фотографировать, чем Машу. Фотогеничная, чертяка. Плюс не капризничала и не жаловалась, что горизонт завален. Хотя по грустным собачьим глазам видел – завален, однозначно. Но из тактичности молчит.
Всю дорогу я таскал с собой большую, пудов эдак в восемь, книгу, прихваченную Машей «потому что там про музеи и поноси пожалуйста». Открыла эту книжку Маша ровно один раз. Так вот, в ней (не в Маше, а в книжке), например, было сказано, что: «Венеция основана в 421 г. и это подтверждается тем, что в 5 веке жители перебрались на острова, спасаясь от нашествия лангобардов в 586 г.». Что это за путешественники во времени лангобарды, если еще за 165 лет до них жители опасливо перебрались с континента? Прям стивенокинговские лонгольеры какие-то.
Впрочем, со временем и пространством в Венеции и впрямь творятся странные дела.
В Галерею Академии отправил Машу одну – хватит с меня искусства. В конце концов, в шестом классе я видел репродукцию Мадонны, а однажды рисовал кувшин. Могу считать себя культурным человеком. Вместо кучи обещанных Тинторетто и Джорджоне Маша нашла только туалет. Была возмущена настолько, что пришлось кормить.
Даже рискуя опоздать на поезд, Маша пошла в самую дальнюю часть города, чтобы купить карнавальную маску и испортить мне нервы. Творческие люди – они такие непредсказуемые.
Рядом с нами в поезде сели красивые итальянские бизнесмены. Ну то есть один хотел сесть прямо на мое место, мотивируя это тем, что оно его по билету. Моя же мотивация выражалась в том, что Машка мне дорога как память и вообще ребенка без присмотра оставлять нельзя. Машка на меня шикала и требовала уступить место красивому итальянцу. Итальянские мужчины будят в женщинах изысканные чувства – как хорошее вино или сериал «Формат А4».
Итальянец сдался, и нам достался только один из их компании. Маша весело ела персики, периодически брызгая на Brioni итальянца. Громко смеялась над кино и своей утонченностью, и пантомимой показывала расколбас. Итальянец робко жаловался по мобильному на соблазнительную силу русской красоты и хотел пересесть, но было некуда.
На вокзале Термини первыми встреченными существами оказались спящий на простынях, с одеялом и подушкой, дедушка и корова. Корова не спала. Она стояла, символизируя знаменитую римскую волчицу, только побольше. Отель после всех приключений показался раем и сам апостол Петр в виде холодного душа спустился к нам.
День седьмой. Рим
Маша не то чтобы не хотела завтракать. Это один из смыслов ее существования – завтракать. Но в отличие от собак Павлова у нее еще не выработался рефлекс: спустилась к завтраку – сытая. Потому на завтрак ее приходилось тащить, обещая ей моцареллу в форме скульптур Микеланджело и нектарины размером с собор Святого Петра.
Метро у них хуже чем у нас: никаких статуй и надписей на русском. Зато поезда красивые. На одной остановке мужик закатил в вагон огромную колонку на тачке и начал играть на гармонике Катюшу, Хава-Нагилу и гимн Мао Цзэдуну. Охватив тем самым все целевые аудитории в вагоне.
По Риму человечество перемещаются исключительно в тени, как Бэтмены. По солнцу – только короткими перебежками. Периодически обливая себя водой и иногда попадая внутрь. Мы на солнце тоже шипели и как вампиры аннигилировались.
При этом туристы в Риме очень стеснительные и ходят только толпами – Колизей, фонтаны Треви, Испанская лестница – эдакий наш День города, только вместо пива вода. На площади Пополо народу меньше – не все выжили и добрались.
В Италии много фонтанчиков для питья. В некоторых, как выяснено эмпирическим путем, можно купаться. Пока не придут полицейские и жестами не покажут, что пора вылезать, так как им тоже хочется купаться. В какой-то момент у нас закончилась вода. Пришлось отнимать ее у местных.
Рим – вечный город. Вероятно, его жители тоже. Потому что правилом хорошего тона является перебежать дорогу в как можно более загруженном месте. Перебираясь в менее загруженном, ты показываешь свои плохие манеры. А переходя и вовсе на зеленый свет на светофоре – что ты японец. Впрочем, все на равных: если пешеходам зебры не нужны, то водители их также не замечают. Мы тоже со временем стали делать pedonale где попало. Это значит не то, что вы подумали, а всего лишь пешеходный переход.
Мой подзагоревший щетинистый профиль итальянцы принимали за своего и спрашивали, как пройти. Я охотно пояснял, даже когда не знал. Я же, сцуко, отзывчивый. И поговорить люблю. Да и какие шансы, что они мне встретятся еще раз?
Если вы начинающий бомж в Петербурге – переезжайте в Рим. Там вы соорудите домик из картонок или просто постелите газеты на ступеньках, и за лето подправите здоровье, загорите и приобщитесь к искусству. Это вам не наш северный климат и гоняющие из метро менты, это бомжовский рай.
После такой жары на пути в гостиницу скупаешь в окрестных магазинах все напитки вместе с холодильником. Во фруктовой лавке мы с Машей вели себя как два обезумевших хомяка в газетном издательстве: подминали всё под себя. А потом сидишь час в ванной. Со льдом в обнимку, как белый мишка, когда всех пингвинов и полярников уже съел и чем развлечься, непонятно.
Вечером римляне рассаживаются у фонтанов и площадей подобно тому, как еще патриции у Форума трендели за Цезаря, налоги и футбольный клуб «Спартак». Я тоже посидел. Не хватало треников и сёмок. В чем смысл сидения без них, было непонятно.
День восьмой. Рим-Флоренция
Маша не вставала за всю поездку раньше 10 даже ради еды, но ради Сикстинской капеллы она встала в 6.30 и пошла в Ватикан. Я перевернулся на другой бок, возблагодарив бога, что я атеист.
До Ватикана я таки добрался, но жуткие очереди вконец убили во мне последние религиозно-искусствоведческие порывы. Помылись в фонтане, я подработал фотографом для прохожих и ушел восвояси.
Где и встретился с Леной, которая лишь наполовину женщина, а на другую – ангел. Мы как-то принимали вместе душ посреди Малой Садовой, там и познакомились. Когда подаешь мочалку греческому профилю за занавеской, ощущаешь себя Актеоном и частично Рокко Синфреди.
Лена учится на искусствоведа в Риме, потому сходу повела в еврейское гетто. Рассказала историю про Святую Сесилию, которой древние коммунисты рубили голову, рубили-рубили, но не дорубили, бросили затею и похоронили как есть, а когда спустя века могилу открыли, она ожила.
Также Лена поведала другие, еще более страшные истории про то, как она ругается с итальянскими таксистами, водителями автобусов, мафиози и даже официантками. А вообще Лена добрая и милая – вот доказательство.
По Италии постоянно ездят скорые – видимо, местным сердечникам летом живется несладко. Но Лена развеяла мой бизнес-план продавать им туры в Архангельск, сказав, что это просто больницы в центре.
Чтобы загладить вину, рассказала, как в Неаполе стреляют в мотоциклистов в шлемах. Местные кланы мафии не узнают, кто проезжает по их району и на всякий случай подстраховываются. Порадовался, что до Неаполя мы не доехали.
А еще весело проходила забастовка уличного театра. Это вам не каской по асфальту стучать. Бастовать вышли Пиноккио, Мальвина и несколько Гамлетов. Не считая прочих пятых пихт в третьем ряду и поющих фруктов. Пили пиво, пели арии. Народ решил, что бастовать весело. Пришлось мэрии придумать еще пару поводов для протестов.
В Италии на всех подъездах висят именные таблички. Я вот чего не понимаю: если, к примеру, достопочтенный доктор Джузеппе Танкреди переедет в Милан со своей женой, дочкой Лаурой и собакой Шариком - то что же, новую табличку делать и опять собирать деньги со всего подъезда? Тяжело быть итальянским управдомом.
На этом страничку с Римом мы закрыли. В поезде у нас опять был этимологический экскурс. Пытались выяснить значение слова ragazzo, написанного в билете. По всему выходило, что это либо багаж, либо дети. В принципе, одно и то же. Позже я выяснил, что это значит «мальчик». Почему итальянским девочкам нельзя ездить в поездах в принципе, мы так и не поняли.
Во Флоренции из всех вокзалов мы выбрали самый дальний. Это не помешало доползти до аутентичной гостиницы с премилым хозяином. Прямо под нашим номером находилось консульство Гаити. Иногда дым пробивался наверх и тогда Маша начинала мелко хихикать. Так и спала.
День девятый. Флоренция
Путеводители гласили, что во Флоренции 80 музеев. Я слегка напрягся, это ж 80 раз говорить мантру «дануна». Но продолжил читать дальше: «Прогулки по рынку Сан-Лоренцо интересны потому, что можно увидеть многие вещи, которые станут для вас открытием, как например, коровий желудок и кишечник».
Я представил Машу, размышляющую, чтобы ей посозерцать – «Рождение Венеры» Боттичелли или коровьи кишки. Лично я не видел особой разницы, а с учетом остроты впечатлений и бесплатности последнее выглядело даже предпочтительнее. Но озвучивать оное вслух не стал, рискуя сам стать выпотрошенным экспонатом. Творческие люди в гневе беспощадны.
Еще в одном из музеев была рекламка: билет+сэндвич+напиток за 8 евро. И почему еще там не продают попкорн? А про другой было написано, что там «представлена уникальная коллекция табернаклей». Я как-то сразу ощутил убогость своей жизни без табернаклей и всё порывался на них хотя бы одним глазком посмотреть. Может, с табернаклями пришли бы в мою жизнь успокоение, любовь и счастье.
Саму галерею Уфицци я обежал за час, не найдя ничего интересного, кроме ножек одной итальянки. Сел ожидать эстетов. Маша пыталась убедить меня в эпохальности «Благовещения» да Винчи – но я, сплошная темнота и серость, только гукал и отмалчивался, что твой Герасим.
А сюда нас отправил добрый итальянец на пляж, купаться. Долго гадали, че-как.
Пытались гулять. Кто сказал, что женщины выносливее мужчин? Доставшаяся мне умирала по десять раз на дню, и это только до обеда. Потом ела и принималась за старое. А если бы Маша составляла путеводители, то они содержали бы только места, где можно купить хороший кофе, сыр и сумочки.
День десятый. Флоренция – Милан
В поезде до Милана мы встретили очередную пару нетехсеков – уже привычное зрелище в местных поездах. На этот раз один из них оказался молдаванином Димой и мы порадовались, что не слишком громко обсуждали сходство слов pedonale и «секи».
В метро нам постоянно слышалось «руссо» – такое ощущение, будто диктор предупреждала всех, что в вагон зашли двое непредсказуемых русских и мало ли что. Затем радостно объявила нашу остановку.
Вышли мы в Зеленогорске. То есть в лес, пансионаты и безлюдье. Увидь я бурундучка – не удивился бы, а лишь спросил дорогу. Мы, наверное, единственные, кто отправился до гостиницы от метро пешком. Имидж придурков продолжал с нами оставаться еще с Хельсинки. Но до нашей гостиницы наконец добрались. Чтоб не шокировать ресепшен, пояснили, что мы подвижники-староверы.
Набравшись сил, йогурта и карт, двинулись в последний осмотр. Миланские улочки, сцуко, такие красивые.
Только дошли до Дуомо, начался ливень и народ побежал прятаться в храм. На всякий случай помолился, вдруг Он и правда существует. Было и впрямь фантасмагорично: на улице бушует стихия, в храме темно и поют по-латыни, играет орган. Локальный Апокалипсис.
Продолжили прогулку по старой схеме: Маша обходит одну церковь, я за это время обегаю три. Что интересно, впечатлений Маша набирала больше. Пришлось, пока она не переполнилась, хватать ее и везти в гостиницу.
День одиннадцатый. Милан – Таллин – Санкт-Петербург
На завтраке Маша смахивала со стола в подол круассаны пачками и груши килограммами. Казалось, что потом она как Царевна-Лебедь рукой поведет – и оттуда посыплется еда.
Маша не относится к числу хозяйственных женщин, кто умеет и любит готовить еду, но она всегда готова захомячить про запас приготовленное другими. Даже меня порывалась заставить принять участие в этом мародерстве. Я героически сопротивлялся и потом в знак протеста отказывался от еды в аэропорту. Ну, почти отказывался.
Самолет до Таллина был банален как Пушкин. В Таллине, видимо, ложатся спать аккурат после «Спокойной ночи, малыши», потому к 22 обычно все магазины наглухо закрыты. Однако мы нашли супермаркет и потом на скамеечке у вокзала давились ветчиной, марципанами и воспоминаниями.
Вокзал был на ремонте, внутрь никого не пускали. Повеяло Россией. Вскоре и впрямь приехал автобус на Санкт-Петербург, в который мы и загрузили наши сумки и впечатления. Которые, приехав, я и записал, а теперь вот тут выложил. Куда-то ж девать их надо было, как и недоеденную ветчину с Таллина. Читайте, ешьте.
