ПЕРВАЯ СИРИЙСКАЯ ГРАНИЦА
Мы проехали через всю Турцию от Стамбула до Антакъи и рвались в древнюю Ас-сирию (как значится на турецкой карте).
("Мы" - это семья из двух взрослых и двух мальчишек десяти и трех лет на Додже - караване, задумавшая проехать от Питера до Акабы и обратно).
Погранпост был выбран из соображений кратчайшей дороги до прибрежного города Латакия, и оказался похож на лагерь осваивающих целину. Турки нас выпустили легко (если не считать, что машину по турецким документам потеряли, и вышло, что через Турцию мы пролетели на попутных гусях без регистрации) – и пошла настоящая экзотика…
Граница закрыта большим забором на колесиках. По сторонам стоят белоснежные джипы и минивэны: большим семьям – большие машины, так что наш Доджик - как нельзя более к месту. Но у нас-то там малогабаритная квартирка со спаленкой… А у них – караван– сарай на колесах и пяток душ еще в багажнике. Между рядами кресел – табуреточки в роли “приставных” для тех, кто медленно залезает.
Вы знаете, что такое капустные шницеля? Это лист капусты (предварительно отварить и отбить), свернутый в 8 - 10 раз и обжаренный в сухарях. Шницеля женского пола (лица наружу), в основном в черном, иногда в цветном, безвылазно сидят в тонированной глубине машин, а вокруг тучами мошкары вьются дети. Чинно ходят мужчины в длинных белоснежных саронгах и ярких клетчатых платках с кружочками на головах… Таких – примерно половина. Другая половина представлена обычными пузатыми мужиками в шортах и расстегнутых рубахах…
Вдруг проскакивает по-европейски одетая туристка, совершая 40 щелчков затвором фотоаппарата в минуту. Не переставая щелкать, она кидается к арабу – пограничнику, хохочет, хлопает его по плечам и приводит в такую оторопь, что тот превращается в соляной столб. В конце концов он “размораживается” и со всей дури радостно колотит туристку по плечам. Та отходит, пошатываясь и перестав, наконец, щелкать… А вот не суйся в чужой огород со своей кочергой!
Я же к Востоку подготовлена “по полной”. У меня длинное платье, сверху надета кофточка, чтобы закрыть локти, шляпа на голове… Я не спешу вместе с супругом оформлять документы и вообще суетиться, я при доме – минивэне и детях, как положено.
Но наши дети не готовы “безвылазно сидеть”. Двигатель и кондиционер выключены. (В Турции бензин почти золотой). Выходим гулять. К нам присматриваются все внимательней: кто же я? Я никого по плечам не хлопаю, фотоаппаратом не щелкаю, веду себя “прилично”. Я “прилично” одета…
Но я же не мусульманка – это ясно!
- Где ваш мужчина? - не выдерживает подзаборный пограничник.
- Там, - машу я неопределенно, - оформляется…
- Пройдите, пожалуйста, в машину, - вежливо, но настойчиво предлагает он и с рыцарским жестом склоняется в сторону доджика…
Далее оформление для меня сводится к медленному протушиванию моего бренного тела в панировке из кофточки и платья внутри скороварки “додж”. Соль и перец по вкусу. Дети на гарнир.
Вдалеке от одного ларька до другого, потом до третьего и обратно, бегает супруг и арабы, иногда исчезая внутри. Идут часы. Мелькание супруга ускоряется (или это у меня уже миражи?). Потом кажется, что бегает только он, появляясь в разных частях одновременно то с солдатом с бородой, то без бороды, то с парой усачей в “арафатках” … Поскольку борода у него самого уже прилично отросла, я перестаю понимать, кто вообще мой супруг, сколько их, и когда все это кончится.
Так я была наказана за попытку обернуться не тем, кто я есть на самом деле. Больше я ни разу за все путешествие не пыталась вывернуться “мехом наружу” и спокойно разгуливала с плечами и локтями, не изображая, что только суровая жизненная необходимость оторвала меня от Корана. И все мои майки и шорты, обнажая во мне туристку, встречали полное понимание даже у дам, стрелявших зрачками из под чадры.
Из Ленькиных глаз Сирийская граница смотрелась по-другому… Вот что он рассказал, вернувшись в семью и тронув машину с места, когда мимо проскочил злополучный пограничный забор и кучка бородачей, проводивших нас взглядами.
- Никогда не въезжайте в Сирию через провинциальные пограничные посты. Там не знают, что такое компьютеры и латинский алфавит. Забудьте свой йоркширский диалект английского и питерскую интеллигентность. Добро пожаловать в царство тотальной бюрократии и алчного всепоглощающего взяточничества. И, понятно, без базового арабского и умения подмазать будет трудновато. Первый раз испытываешь культурный шок, даже Турция выглядит Люксембургом по сравнению с братской Ас-Сирией.
Итак, кидаясь, как кур в ощип, на входе я имел два паспорта и техпаспорт на автомобиль. Иду в визовый центр, получаю в лоб вопрос:
-У вас визы нет, где вы собираетесь ее получать? – и в ответ на мое молчание:
-И вообще, шансы попасть в Сирию у вас, похоже, не велики… Ну ладно, давай 4 раза по 20 фунтов – рассмотрим вопрос.
Но, понятно, пока в арабском я еще не силен, просто иду куда-то, куда мне махнули рукой. Там нахожу будку, которую атакуют десятки арабских мужиков, размахивающих пачками каких-то разноцветных бумаг и кидающих(!) их с разных сторон в окошки двум сидящих на матрасах бородачам, оказавшимся таможенниками. Один техпаспорт было, конечно, очень несерьезно кидать в окошко, поэтому я решительно вломился внутрь к бородачам и стал полировать им мозг русскими матюгами вперемежку с английскими фразеологизмами. Из арабских криков я смекнул, что машина по - арабски – «арба», и стал усиленно налегать на это слово. Успех не заставил себя долго ждать: мне стали махать опять в направлении какой-то будки, которая, как потом я узнал, была банком, и все официальные платежи должны проводиться через него.
Тогда я увидел перед собой какой-то ларек, испрещенный арабской вязью. “Похож на обменник”, - решил я, и поменял на всякий случай несколько тысяч сирийских фунтов. Как оказалось, вовремя.
Надо сказать, что за каждый взмах руки сирийского чиновника, будь то штамп, подпись, удар скрепкосшивателя или заполненная каракулями справка, нужен бакшиш. Немного - 100 фунтов, но каждую минуту. Не вдаваясь в подробное описание всех перипетий таможенного оформления автомобиля, замечу, что четыре часа я жил с ними со всеми, свободно ходил к ним в спальню, на кухню, то есть оформление велось на всей территории, чуть ли не в сортире. Итог – страховка на автомобиль, позволяющая выезжать на территории Ливана и Иордании, разрешение на проезд по Сирии и еще ворох сопроводительных документов, назначение которых смогут установить лишь опытные ученые-востоковеды.
Тут под концовку таможенная братва осознает, что оформила машину, а визы-то у меня нет. И слегка обалдевает, так как по закону сначала надо оформлять визу. А ведь там хоть героин через границу вези, но с бумагами должно все идти по уставу. Иначе врач-офтальмолог, нынешний президент Сирии, устроит “секир-башка - и в расход”. Меня конвоируют в визовый центр - на всякий случай, чтобы чего что не вышло, и там напрягают: – меняй, мол, деньги. Я отвечаю: “Уже поменял”. Они говорят: “Это хорошо, еще поменяй”. После четырех часов возни на таможне, слегка злой, я говорю: “Идите сами меняйте!” В итоге идем вместе – меняем под квитанцию на визу снова пачку фунтов, и мне машут в поле – иди, мол, там марки продают.
Ни чему уже не удивляюсь, иду в указанном направлении. Там уже не ларек, там палатка, в которой спит еще один служитель границы. Спросонья он долго не понимает, что от него нужно, несмотря на мощную азбуку глухонемых и махание бумажной пайцзей - квитанцией. Наконец совершенный намаз дает свои плоды, и филателист начинает подбирать коллекцию марок мне на визы.
Понятно, что коллекцию он собрал неправильную. Пришлось из визового центра бегать за ним, приводить его к офицеру, чтобы они ругались, что лучше - 6 марок с изображением цитаты из Корана или 2 марки с фиолетовым бородачом. По результатам трех раундов мы идем с понурым марочником к нему, меняться марками. И вот наконец финишный спурт. Вечер, на границе уже никого, кроме нас, все офицеры визового центра чекрыжат наши паспорта. Апогей: не хватает двух марок, тех самых, что ходил менять. Нервы сдают, уже готов хватать за грудки визового офицера, орать на стоящего безучастно марочника. Спасает, что в силу местного менталитета это - нормальное проявление темперамента. Марки находятся – их сдуло ветром от пролетающих туда-сюда над визовой стойкой паспортов и прочей бухгалтерии. Иду к машине как по подушкам, осознавая последние слова – «Welcome to Syria!» и понимая, что завтра проходить сирийско-ливанскую границу. Этот момент стоит предыдущих шести часов работы, это – концентрат счастья.
А мы проехали первый километр по древней ассирийской земле, и даже не сразу это осознали!
ЛАТАКИЯ, ИЛИ АККЛИМАТИЗАЦИЯ ПО-АРАБСКИ
Вот он – восток… Мы пересекли сирийскую границу, с детьми, на своей машине, под внимательным взглядом президента- офтальмолога Башара Асада, разящим с каждого второго придорожного столба и каждого первого общественного здания.
Конкурировать по частоте с ним может разве что портрет отца, Хафиза Асада, героя бесчисленных репортажей советских СМИ 80-х. Товарищ Асад здесь почитается почти так же, как в Турции – Мустафа Кемаль: да, он подарил стране границы, свободу и солидные дотации от советских тружеников (что, пожалуй, самое ценное, - их можно потрогать и ими пошуршать). А что? Не можешь бабки заработать – добудь политикой!
И ведь добыл, и сыну передал, и до сих пор ручеек этот не пересох, и поэтому (а может, и в силу других геополитических причин) сирийцы очень любят русских! Так что – welcome to Syria. Здесь очень душевно.
Но мы ощутили сирийскую душевность далеко не сразу.
Покинув пограничный пост с огромным облегчением, мы выскочили на трассу, идущую вдоль Средиземного моря… и почувствовали себя древними финикийцами. В тумане тонули холмы гор, а за ними блестело закатом море – то самое. Похоже, оно также блестело и две, и три тысячи лет назад - и никто тут ничего не реконструировал… И Рамита финикийская, существовавшая здесь тысячелетия назад, и более молодая Лаодикея, прямая предшественница нынешней Латакии, и мусумльмане, и крестоносцы, и снова мусульмане - воины Салах – ад-Дина, и местные жители Османской империи – сунниты в большинстве, и маленький мальчик Хафиз, отец нынешнего президента, отправленный в большой город учиться, - все с радостью входили в неглубокие, чудесно – теплые и мягко освежающие воды моря Средиземного. Входили, оставляя свои знойные проблемы на берегу, чтобы взглянуть на мир свежим взглядом.
Запах истории шел от моря, туманных гор и приморской растительности… А к нему тонкой струйкой примешивался аромат окрестностей провинциальной дороги, которую не убирали, похоже, со времен Салах-ад-Дина. И эта тонкая, но яркая струйка отравляла окружающий чудесно – романтический пейзаж, как бактериологическое оружие дальнего боя. А нечего чужим здесь делать – места здесь заповедные, и без акклиматизации – ни-ни!
У нас акклиматизации пока не было, противогазов тоже, и, несмотря на нешуточный голод, мы не решились раскидывать наш походный инвентарь для сооружения ужина… Если так – на всем Ближнем Востоке, то я, братцы, – пас. Дальше без меня. Дышать через марлю с ароматизатором я не готова…
- А ведь это только начало! Что дальше??? - ворчала я.
- Доедем до города… Надо акклиматизироваться! – заявила мужская часть нашей команды.
- Акклиматизироваться – в смысле принюхаться?!
- В смысле поужинать в Латакии!
И по дороге к городу местность почистилась, причесалась, немного побрилась и превратилась в пригород. Вонь рассосалась. Появилась подъездная аллея с пальмами, а вот и первые дома… Цивилизация, ура! Cейчас мы мигом найдем кафе, и даже вездесущий “макдо” вовсе не казался злом или “пулей в желудок”: в глазах у каждого члена нашей семьи колыхалось по паре бургеров. Но что это?
Ни одной знакомой буквы – сплошная арабская вязь! Может, следующий перекресток даст ясность? Нет, и там – разноцветная вязь! Только реклама кока-колы красными узнаваемыми полосочками помахала приветливо, разжевав само слово и выплюнув его в виде запутанного клубка проволоки – “кока-колы” по-арабски.
Непонятно было ни-че-го. Ни какая улица, ни какой перекресток, ни какой магазин. Само собой, указатели тоже никакие непонятны. То есть стрелочки – они, ясное дело, стрелочки. Но на что именно они указывают, куда ведут, что обещают и от чего предостерегают? Оказалось, картинки без пояснений гроша ломаного не стоят. Планета Марс. В Латакию европейцы почти не ездят, тут мало что осталось от древних, зато ездят обильно курды из Алеппо и вообще свои туристы. И поэтому надобности в латинском шрифте никакой.
Из карт у нас была распечатка Интернета.
Переезжая границу, мы рассчитывали “На первой же симпатичной сирийской заправке купить красивую, цветную, большую карту Сирии, а возможно и Иордании с вкладками больших городов!” - с достоинством объяснял супруг. Потом в одном из сирийских кемпингов наши приятели – греки хохотали над этой формулировкой полчаса.
“Симпатичных” заправок в Сирии нет, заправочный бизнес – государственный, и заправки вообще – редкость, а уж что-то на них купить просто нереально. Карты, разумеется, бывают, но в магазинах, которые еще отыскать нужно.
Поэтому, рыская голодными взглядами по арабскому городу, мы впали в ступор латакийского круженья. Смысл его уже начал ускользать… Где и как запарковаться, чтобы рядом с кафе, и чтобы потом не топать с детьми? Или мы уже ищем гостиницу, что совсем нелишне – вечер на дворе? Иногда в окне мелькает надпись – Hotel, но мы не перестаем монотонно кружиться - мы ищем кафе.
Набережная пляжа с еще открытыми лавками с ярким пляжным экипом, отгородка чего-то огромного, где запарковано много машин (как оказалось потом – порта), каменно – бетонная паутина улиц с миллионами арабских реклам, площадь с очевидными кафе, на которой невозможно встать, и снова аллея с пальмами, и снова пляжная набережная… Движение немного специфическое: кто первый – тот и прав, правый поворот на красный – норма, а регулировщик управляет арабской вакханалией без всяких спецсредств вроде палочки. Он пользуется определенной смесью азбуки глухонемых, пассов джедаев и шаманских знаков американских бейсболистов. Лицо полисмена также работает до последнего желвака – если поднял левую бровь и подмигнул – значит, приготовьтесь, скоро можно ждать манящего движения двух пальцев в отношении вас, но - как знать? Может, этот сигнал уже принял ваш оппонент, подъехавший перпендикулярно…
После обалделого получасового шатания по городу стало ясно: сами собой арабские надписи не переводятся. Крючочки не трансформируются в латиницу, а полицейский, мимо которого мы проезжаем в третий раз, не начинает от часто повторяющегося силуэта нашей машины понимать английский. Срочно надо поесть, иначе мы все скоро начнем бредить арабской вязью!
В городе наш походный столовый набор раскидывать было довольно нелепо, поэтому мы решительно остановили свою безумную карусель, с трудом нашли местечко на пляжной набережной, кипучая жизнь которой манила больше всего, и пошли искать еду.
Ближайшая забегаловка оказалась кальянной. Надо сказать, кальян – дело, просто необходимое для жизни любого сирийца старше 16-ти. При входе вручается каждому, а должность раздувателя и поддерживателя кальянного огня – вторая после повара. Ходит по всем посетителям и раздувает. И поддерживает… И снова раздувает, сменяя мундштук на свой личный.
Нам выдали меню, но его смысл свелся к нулю: когда крокозябры стоят в две колонки, не ясно даже, где деньги, а где еда! И я отправилась “рулить” еду.
Взаимное бурное рукомашество и яростная пантомима меня и администратора зала – главного усача – кальянщика - вперемежку с английским привела к неутешительному результату: покормить они нас могут только чаем, омлетом и непременным кальяном, которым, ясное дело, не наешься. Можно только самовнушиться. Ну, таких высот духа мы еще не достигли. А распорядитель решил для вящего моего понимания продемонстрировать красоты кухни. “Ну, - думаю, - сейчас увижу продукты, и мне станет ясно то, что он, видимо, не может объяснить, потому что знает только слово “яйца”. Иду за ним. Загородка, пустынный простор и, - вот куда он меня вел, - кладка с трехдесятком яиц! Он тыкает в них и орет свое коронное:
– Яйца! Яйца!
В его понимании, видимо, в Европе курицы несутся булыжниками или там микропроцессорами Интел, не знаю. И меня пробил такой смех, что он, видимо, понял, что я вообще незлая.
- Давай уже, друг, неси скорее свои яйца! – хохочу я, - мне что, самой яичницу сделать? И чай давай, и салат!
Тут дядька осмелел - видимо понял, что мы тоже люди. И стал называть блюда, явно сирийские, активно рекламируя их торчащим большим пальцем и смачным причмокиванием.
- И это все, - говорю, - тоже давай!
Через считанные минуты нам нанесли целый стол всякой снеди! Салат, отдельно – всякие соленья, оливки, исключительно вкусный хамас с мясным фаршем, обалденный пышный дышащий омлет, лепешки… И это вкусное разнообразие, и горячий чай, и море улыбок вокруг (А как же! Туристы едят их национальную кухню, и она им – ого-го как нравится!) - все это вмиг раскрасило для нас латакийские виды. Как мило одеты девушки – прохожие – по-мусульмански, но модненько и приятно! Какие замечательные белозубые бородачи мужчины! И большинство – с аккуратными стрижками, и машины – довольно богатые и красивые, и детвора гоняет на великах, которые тут в изобилии в прокате, и на пляже, несмотря на глубокий вечер, - полно народу. Испещренный арабской вязью город больше не казался недружелюбным.
Мы наелись, дружно акклиматизировались, тут же нашли отменную гостиницу и отправились на пляж. А по пути нашему младшему – трехлетке Димке – дарили мороженое.
НА ПЛЯЖЕ ЛАТАКИЙСКОМ
Пляж, как и все блага жизни – для мужчин. В воде – куча мужских голов, (см. фотки) заседают они там прямо в одежде, иногда в шортах, а иногда и в джинсах. Я, подготовленная и одетая в купальную пижаму поверх купальника, стала присматриваться… И к своей великой радости обнаружила среди сидящих на берегу одетых капустами мусульманок двух девушек в купальниках. Сочтя это достаточным поводом, мгновенно скинула надоевшую пижаму, вздохнула с облегчением – и пошла радоваться жизни.
Через пять минут место моего купания было окружено алеппцами, как будто я минимум голая хожу по Невскому, а максимум – Алиса Селезнева из будущего, или на худой конец просто неведома зверушка. Поскольку они все – ни бе – ни кукареку по-английски, общение ограничивалось охами, ахами и прочим меканьем. Нашелся один смелый юноша, который, тщательно подбирая слова в безукоризненные грамматические формы, заговорил…. О, это его первая проба общения на английском с посторонним человеком! Говорил вполне сносно, (при маме- преподавательнице английского в алеппском универе это вполне объяснимо) и мы углубились в наболевшие для него вопросы – арабо-курдские отношения и его планы на будущее.
Давид учится на кафедре управления предприятием, собирается стать бизнесменом, взять в дело старшего брата – менеджера и страстно мечтает о свободном Курдистане со столицей, разумеется, в Алеппо, где курдов – 90%, то есть миллион. Кто знает, может, этот решительный парень - будущий Ата-курд, но придется его народу несладко. Во-первых, Давид опоздал родиться лет на шестьдесят, чтобы не проморгать время, когда границы государств кроились в этом регионе шарика, во-вторых, раскидало 40 миллионов курдов неслабо: и Турция, и Сирия, и Ирак, и Армения… Какая уж там столица в Алеппо. К слову, курды терпеть не могут говорить по-арабски, любят модненькие аккуратные стрижки и вообще парни видные. Мой же собеседник Давид был низенький такой, меньше всех своих высоких приятелей, а это частенько – залог активной жизненной позиции.
Все испортил Ленька (супруг), который яростно воспротивился нашим с Давидом дальнейшим геополитическим планам. Мол, с ним, с Леничем, никто планы курдов обсуждать не собирается, и это красноречиво свидетельствует о сексуальной направленности беседы. Не знаю, что там о чем свидетельствует. Мне интересны люди сами по себе, какие они и как живут, о чем думают и мечтают. Чтобы Ленич чего не подумал, я попыталась пообщаться и с платочно – капустным женским обществом в лице купальщицы с развевающимися в воде одеяниями. Девушка сделала глаза, как будто с ней заговорил тарантул, и спряталась за усача – мужа, закисавшего неподалеку. Усач поболтать был рад, но без знания хотя бы пары слов, кроме злополучного андерстэнда, попытка общения выглядела кисло.
А мальчишек наших на латакийском пляже встречали просто на ура. И одного, и другого. Катали на матрасе, брызгались и хохотали с ними, как со старыми приятелями. На песочке Димкиными формочками множили зайцев и медведей, и возвели большую песчаную крепость, похожую больше всего на мечеть. Мы ее даже сфотографировать не успели: накатила волна прибоя, и мечети – как не бывало.
