Андалусия, версия 2014 обновлённая

[dakosta2]

Я смотрю с гриба Аламильевский мост виден. А Вы расскажите, пож-та ,про это мост.

[Цыцер]

Я смотрю с гриба Аламильевский мост виден. А Вы расскажите, пож-та ,про это мост.

Я, честно сказать, до него в очередной раз не добралась. Ждет своего часа мост.

[Цыцер]

Севилья. Песня "Кирпичики"

За университетом, отсеченная от старого города широким проспектом Марии Луисы, начинается территория бывшей Иберо-Американской выставки 1929 года. Начинается как положено — с бывшего павильона города Севильи, ныне муниципального театра Лопе де Вега, ныне - одного из мест проведения Бьеннале искусства фламенко.

Идея Иберо-американской выставке родилась в начале ХХ века из потребности метрополии укрепить связи с бывшими колониями в Латинской Америке. Как всякое амбициозное начинание, выставка поглотила больше денег, чем было в бюджете. Поэтому монументальная затея, исполненная Анибалем Гонсалесом, самым знаменитым из севильских архитекторов XX века, - последний образец последнего большого стиля. Он соединил все, чем славилась Севилья: барокко и мудехар, кирпич — любимый материал иберийских мусульман, и расписную керамику, которую в изобилии поставляли гончарные мастерские города.



По проспекту имени королевы Изабеллы Католички можно попасть в Парк Марии Луисы, слегка запущенный, но оттого еще более романтичный. У входа в парк широкий полукруг площади Испании сторожат две башни. В центре - неоренессансный дворец из красного кирпича, украшенный керамической облицовкой, с бесконечными аркадами, переходами и галереями - он напоминает все палладианские дворцы сразу. Искусственный канал повторяет обвод площади, и романтически настроенные парочки катаются по нему на арендованных лодках.









Площадь - это такая энциклопедия испанских провинций:


Паж с гербом королевства Леон (куда я еду уже через несколько дней).

Панно посвященное городку Нахера , важной остановке на пути Сантьяго (ходишь и отмечаешь: о, мы тут были, видели-знаем )



Мурсии , куда мы тоже заезжали в прошлом году:


Кадис, где снова побывали вот только что. А за 200 лет до нашего приезда в Кадисе собрались Кортесы, вот они принимают Ла Пепу, конституцию то бишь:


А это сама Севилья, символ которой - Страстная неделя, процессия Эль Качорро:



И наконец, памятник автору всей этой красоты - Анибалу Гонсалесу. Про него обычный турист-бегунок мало что знает, канул этот человек в лету, только архитектура ни с чем не сравнимая осталась.

По проспектам Писарро и Беккера можно добраться до площади Америки (на глобусе Севильи площадь Америки неизбежно соседствует с площадью Испании). Здесь, отражаясь в прудах, стоят три здания, которыми город также обязан гениальному Анибалю Гонсалесу. Это Королевский Павильон, выстроенный в неоготическом стиле, Павильон изящных искусств, ныне Археологический музей и Павильон мудехар с Музеем народного искусства внутри, где можно увидеть, например, афиши Апрельской Ферии, которые год за годом рисовали на заказ самые известные художники эпохи.



























Я к тому клюню, что Анибал Гонсалес - это тот человек, о котором хочется рассказать подробнее. Мало какому архитектору дается шанс не просто построить знаковое здание, а изменить лицо города. Лучшему севильскому архитектору начала ХХ века такой шанс выпал. Иногда его даже называют "севильским Гауди", хотя два эти современника говорили на разных языках. Два обстоятельства их роднят - оба в начале ХХ века изменили лицо своего города. И тот, и другой умерли в нищете. И конечно, Севилье не удалось превратить имя своего лучшего архитектора в торговую марку, как это сделала Барселона. Да она и не пыталась. Хотя для Севильи Анибал Гонсалес все равно что Отто Вагнер для Вены. Севильские газеты начала века называли его "архитектором счастья" и "Дон Жуаном от архитектуры" - за "романы" со многими стилями — от модерна до регионализма, и за чувственную радость для глаз, которую вызывают его строения.

Что он сделал важного — он вписал Севилью, охру и терракоту ее зданий, кованое железо, кирпич и глазурь, все простодушные изразцы Трианы, весь поистрепавшийся шик бывшей столицы мира в мировой контекст. Он превратил Севилью в космополитический город, открыл миру богатства национальной архитектуры, создав грандиозный комплекс Иберо-американской выставки 1929 года, - но не пришел даже на ее открытие.

Конкурс за право считаться главным архитектором выставки состоялся в 1911 году, дворцы на Пласа-де-Америка: так называемый Павильон мудехар, Королевский павильон и Павильон изящных искусств, ныне археологический музей, - были завершены уже к 1913 году. Но завершение строительства шедевра Гонсалеса, площади Испании, было отложено на десять лет: сначала началась Первая Мировая война, а глобальные войны не способствуют проведению межконтинентальных выставок, а затем закончились деньги. С приходом к власти генерала Мигеля Примо де Риверы строительство «подковы» этой грандиозной площади получило новый импульс. Выставка состоялась в 1929 году, но уже в 1926 году Гонсалес ушел в отставку со своего поста, - возможно, из-за разногласий с ее новыми кураторами, а возможно, из-за физического и психического истощения.

Сказалось покушение, совершенное в 1920 году. Его как-то связывали с волнениями среди рабочих, занятых на строительстве выставки. Некий анархист из профсоюза каменщиков дважды стрелял в архитектора у порога его дома, но оба раза промахнулся. Нападение вызвало волну поддержки и сочувствия к Гонсалесу, горожане даже устроили перед его домом небольшое шествие.

Последние несколько лет были трудными для архитектора. Несмотря на приглашение от короля Альфонсо XIII, на открытие выставки он не пошел — из-за давней ссоры с оргкомитетом и общей слабости нервов. Характер у него был импульсивный и упрямый, так что он никогда не менял принятого решения.

Строительство Экспо-29, которой он посвятил большую часть своего таланта, довело его до физического истощения и с ним к смерти. Всего через несколько дней после открытия выставки архитектор умер. Как выяснилось, он был нищ, и друзьям пришлось собрать деньги, чтобы выкупить дом для его вдовы. Гонсалес похоронен на городском мемориальном кладбище Сан-Фернандо. После его смерти возникла было идея создать дом-музей, и собрать в нем планы и чертежами, но и она канула в Лету.













Казалось, судьба города заключалась в том, чтобы сопротивляться переменам. Все еще модный стиль модерн, десятилетием раньше захвативший города севера Испании, уже сходил, а в Севилье его все еще опасались - как предшественник авангарда, он ставил под сомнение классические каноны. Для Севильи с ее мавританским архетипом и барочным самосознанием, это было хуже, чем измена вере. Но в послевоенные годы все модернистские изыски стремительно одряхлели.

Это теперь, глядя на площадь Испании, можно убедиться, что обращение к традиции иногда даже более актуально, чем модерн. Но это теперь. А тогда городские власти хотели обезопасить устоявшиеся эстетические каноны от посягательств, выбрали архитектора, предлагавшего строить на местном фундаменте: а это классические линии, красный кирпич и трианские изразцы. Анибал Гонсалес сумел примирить идейный пафос выставки (нерушимая связь Испании с ее бывшими колониями) с эклектичным эстетическим каноном Севильи, и вернул городу стили и материалы, которые были характерны для времен его расцвета.Так появился регионализм — микс мудехара, барокко и ренессанса. Гонсалес считал, что каждый город имеет собственный дух, свой свет, свой цвет, свои ремесла и своих мастеров. Поэтому он оставил за спиной модерн и создал этот - конкретный севильский - стиль.


А, и главное. Считается, что Севилья всегда была городом, где в марте можно почувствовать запах весны — тонкий аромат флердоранжа, который разносит по улицам ветер. Но нет, до 20-ых годов Севилья была городом, погребенным под отбросами, и ветер разносил по улицам запах мусора. Изменил облик города тоже Гонсалес, засадив улицы апельсиновыми деревьями, которые прежде росли только в закрытых патио городских особняков.

[ywi]

Очень интересно про Севилью пишете. Мы с женой планируем через год там побывать, начинаем собирать информацию. Ваша Севилья весьма привлекательна и интересна. В удовольствием читаю и жду продолжения.

[Цыцер]

ywi, спасибо на добром слове.
Про Севилью можно рассказывать бесконечно, Севильи много не бывает.
Выше был рассказ о том, как мы провели пасхальное утро.
А сейчас я расскажу про вечер пасхи. Нервных просят удалиться. Потому что пасхальный вечер в Севилье мы провели на корриде.

Silencio de la Maestranza

Есть такое выражение в Севилье - "silencio de la Maestranza". Оно связано с миром корриды. Silencio, "молчание" — один из принятых терминов, которыми отмечают реакцию публики на выступление матадора. Диапазон тут очень широкий — от bronca, брани и поношения (с бросанием подушек на арену) до ovaсion (ну, это понятно). Тишиною встречают невыразительное выступление. Такое, что скулы сводит, и даже свистнуть повода нет. Молчанием публика выражает равнодушие к матадору. И это тот случай, когда брань не так обидна. Неудачный вечер случается у каждого маэстро, и на старуху бывает проруха, зрители пристрастны, но отходчивы: сегодня освистают, завтра вынесут на руках. Но молчание — оно как клеймо. Это значит, что матадор так безнадежно плох, что публика не захотела расходовать на него даже неудовольствие.



Услышать "молчание Маэстрансы" для тореро — вообще эпический провал. Севильская арена - важная, знаковая, публика сюда ходит искушенная и амбициозная, несколько даже снобическая. Своим пренебрежительным молчанием может буквально прибить матадора к песку. Про "молчание Маэстрансы" в отчаянии рассказывал колумбийский матадор Сезар Ринкон (он уже не выступает, но видевшие говорят — мастер был выдающийся). Он приехал в Севилью после двух триумфов в Мадриде, и потерпел фиаско. Ждал свиста после провального вечера, но уходил с арены в тишине. И потом признался, что лучше б зрители возмутились - "silencio de la Maestranza" обиднее.


К чему это я? К тому, что мы пошли на открытие сезона боя быков на севильской арене. В нынешнем году оно сопровождалось звонким скандалом: пятеро титулованных тореро - Эль [мат удален]Мансанарес, Перера, Моранте и Талаванте - ополчились против Empresa Pages, компании, которая управляет Маэстрансой. Они объявили бойкот арене в Севилье, прокляли ее импрессарио, который мало того, что пытался урезать их гонорар за выступление, так еще и и публично высказался о звездах в уничижительном тоне.

Мы пристрастно, на свет и наощупь изучили севильский картель этого сезона. Он был уныл, как московский ноябрь. Но открытие сезона на Маэстрансе — событие важное, светское, и мы понадеялись добрать впечатлений хотя бы за счет пестрой картинки, посмотреть, как расцветают под солнцем севильские понты.

Да, щаз.



Заявлены были два матадора — Даниэль Луке и Мануэль Эскрибано, каждый против трех быков.Такой "формат" называется mano a mano, "рука к руке" и подразумевает дополнительную интригу, соперничество, выяснение отношений. Ну там Мадрид против Севильи, Понсе против Хосе Томаса, ремесло против искусства.

Нам же предлагались два молодых человека, из числа вечно подающих надежды, но зато оба — севильянцы. Даниэлю Луке я даже симпатизирую, он талантливый юноша, такая андалусская роза, из тех кто вот-вот раскроется и всем покажет. Долгие годы он носил титул самого молодого тореро Андалусии и кажется, даже Испании. Но тут вот буквально на днях принял альтернативу другой андалусский цветок, Хавьер Хименес, и почетное клеймо самого молодого из талантливых перешло к нему. Мануэля Эскрибано мы прежде не видели (и бог даст, не увидим и впредь). В прошлом сезоне он внезапно "выстрелил", удачно заменив на один вечер травмированного сотоварища. Шлейф этого единичного успеха тянется за ним до сих пор. Ну знаете, раз в год и Саврасенко штрафные забивал.

А ведь воскресный день начинался прекрасно. Мы поболтали с продавцом афишек у парка Марии Луисы, обсудили ожидания от вечерней корриды, выяснили, что есть хорошие матадоры, а есть Хосе Антонио Моранте де ла Пуэбла, гений, который творит искусство. Это пухлое и капризное достояние мира андалусской корриды и был одним из зачинщиков бойкота Маэстрансы. Портрет гения продавался за 30 евро, я не купила, у меня свой есть. Отыскали El Rincon del Pulpo Gallego. Грандиозный галисийский бар, успешная экспансия севера на южные андалусские гастрономические бастионы. Вместо хереса — ледяное альбариньо, а также осьминог по-галисийски, с отварным картофелем, крупной солью и копченой паприкой.

И тут пошел дождь. Холодный дождь снаружи и ледяное альбариньо внутри — не самый подходящий аккомпанемент для открытия сезона на Маэстрансе, trust me. На следующее утро газеты вежливо отозвались о прошедшей корриде: "ни успеха, ни провала". Ни рыба, ни мясо, ни вода, ни херес.



Теперь картинки.
Даниэль Луке:














Мануэль Эскрибано:

















Когда матадоры уходили с арены, Маэстранса молчала. Как большая cofradía de Silencio, братство, члены которого на Страстной неделе идут в процессии в полной тишине. И даже их барабаны молчат.

[RSS]

Отличный рассказ. Ждем продолжения. Что касается грибов, то они так замечательно встроены в городскую среду, что не сразу их и найдешь. Нам пришлось довольно долго плутать и сил подняться на них уже не осталось, только на рынок под ними. Зато мы обозрели Севилью с высоты Хиральды, куда мудрые мавры сделали пандус вместо ступенек, чем облегчили процедуру подъема.

[dotsik]

В очередной раз любуюсь фото-галереей. Нравится мне как Вы умеете расставить акценты

надеюсь продолжения ждать придется не долго

[Цыцер]

Спасибо на добром слове. Я сейчас в Леоне, на ферии Сан Хуан. Это вроде нашего Ивана Купала, довольно разнузданно) Вернусь - расскажу.

[Цыцер]

Севилья, продолжение

Приезжая на Семану Санту в Севилью, поневоле погружаешься в омут андалусской народной религиозности, начинаешь различать в лицо многочисленных местных Долорос и Иисусов.

Христос остроскулый и смуглый
Идет мимо башен,
обуглены пряди,
и белый зрачок его страшен.

Улица Entre Carceles ("Между тюрьмами") ведет от мэрии к севильской церкви Христа Спасителя (La Iglesia Colegial del Divino Salvador), такой масштабной снаружи и пышной внутри, что многие туристы ошибочно принимают ее за кафедральный собор.



Два севильских архитектора - Эстебан Гарсия и Леонардо де Фигероа за сорок лет строительства превратили церковь Дель Сальвадор в выставку достижений искусства барокко в эпоху его угасания. Почему-то наши соотечественники особенно податливы к ее барочной невоздержанности. Этот "большой стиль", его прихотливость, избыточность, треск-блеск-красота - в нашем народе считается эталонным.







Вот местная святая дева, Virgen de las Merced, Милосердная. Когда мы зашли в церковь, то увидели, как при помощи лебедки, каната, нескольких пар мужских рук и такой-то Матери служители разбирают носилки-пасо, в которых ее носили по улицам.









Переодевание самой Девы из праздничного пасхального наряда в повседневный — процесс гораздо более интимный, и происходит в укромном месте, к нему допущены только специальные люди из братства: вестидор и хранитель гардероба.

Прихожане знают, что их Дева — деревянный манекен, грубо сколоченный каркас, а миру открыты только ее голова и руки. Вот, к примеру, как выглядит образ Девы, еще не вышедшей из мастерской скульптора и поэтому не прикрытый платьем (пардон за это вирхен-порно):



Сборно-разборность эта никак не исключает ни совершенно конкретной любви, ни религиозного чувства. Прихожане сами эту деву наряжают, шьют ей наряды, украшают драгоценностями. Я, кстати, поначалу удивлялась, почему за носилками девы в процессии всегда вплотную идут несколько полицейских в парадной форме. Потом осознала стоимость ее украшений.

Но меня церковь Дель Сальвадор привлекала потому, что здесь хранится образ Cristo de la Pasion Хуана Мартинеса Монтаньеса. Назаретянин идет к Голгофе, еле сохраняя неустойчивое равновесие под тяжестью креста. Как сказал бы Лорка, "вид его ранит, как лезвие бритвы". Настоящее сокровище, которое непросто отыскать в истерике декора и блеске позолоты.







Застарелая культурная привычка заставляет искать подобия итальянского Ренессанса даже в Севилье, в сердце Андалусии. Но тут все иначе. Работавшие в XVII веке художники - Веласкес и Сурбаран, - в музеях, а скульпторы того времени - Хуан Мартинес Монтаньес, Хуан де Меса, Педро де Мена мало известны остальному миру, хотя именно они создавали сакральные образы, которым поклоняется Севилья.

Их Девы и Иисусы вырезаны из дерева, а потом расписаны. Во времена, когда в большинстве стран Западной Европы предпочитали мрамор и бронзу, в Испании скульпторы использовали дерево. Остальная Европа к в XVII веку давно ушла от средневековой манеры разрисовывать скульптуру. Обязана она была этим итальянскому Возрождению, мастера которого вдохновлялись античными образцами (ошибочно полагая, что античная скульптура была беломраморной, хотя на самом деле краски и вставки были просто утеряны с течением веков). В церквях давали приют статуям и картинам, как бы голы они ни были, полагая, что истина и добродетель так и ходили "обнаженными и неприукрашенными".

Есть исторический анекдот, как итальянский скульптор Бернини (Бернини = барокко, барокко = Бернини) был однажды шокирован тем, что испанский посол в Риме, герцог Альбукеркский раскритиковал его "Похищение Прозерпины". Герцог заявил, что хотя беломраморная Прозерпина очень красива, она стала бы еще лучше, если бы ее глаза были черными. Герцог, видимо, страдал и от культурной ностальгии, и от тоски по испанским черноглазым болезненного вида красавицам Богородицам.

В Испании не было такого мощного интереса к классической древности, как в Италии. Религиозные скульптуры здесь продолжали делать из кедра , кипариса и сосны, вытачивали, раскрашивали и одевали. Скульпторы работали вместе с художниками. Многие скульптуры предназначались для того, чтобы их носили по улицам городов в процессиях Страстной недели в сопровождении кающихся. Они должны были, во-первых, мало весить, во-вторых, обладать поражающей эмоциональной силой, наносящей мгновенный визуальный удар воображению. Поэтому испанская скульптура 1600-1700 годов — искусство зрелищное и местами шокирующее, ее основная эмоция — аффект, возбуждение и экстаз.

Некоторые из этих испанских полихромных скульптур были бы уместны скорее в религиозной камере ужасов из-за гремучего соединения экзальтации и предельной, даже грубой натуралистичности: стеклянных глаз и слёз из хрусталя, париков из настоящих волос, богатой одежды из бархата, золотой парчи и кружев. Да вот хоть Качорро - так правдоподобно выглядят открытые раны, струи крови, стекающие по его спине, так убедительна агония, которую скульптор лепил с натуры.



Христос Монтаньеса как будто сделан в духе эпохи. Три золотых "языка пламени" срываются с его венца; массивный крест сделан из драгоценного дерева с серебряными наконечниками. Испания в эту эпоху была наводнена серебром и золотом из южноамериканских колоний, и церкви не испытывали недостатка в драгоценном металле. Алтарь, где установлена скульптура, согласно худшей барочной традиции заполнен "изобразительной мишурой".



(фото в капелле - 2010 года)

На сайте братства Pasion есть фотография, где эта деревянная скульптура предстает без платья: вырезаны только голова, руки и предплечья, ноги и ступни, все остальное — туловище, руки и т.д. - просто каркас. Плечевые суставы и локти подвижны, чтобы Христу можно было придавать разные позиции: в процессии он несет крест, в алтаре стоит, скрестив руки.



Реставраторы, которые долгое время восстанавливали скульптуру, вообще считали, что Мартинес Монтаньес, «бог дерева», зная хрупкость и недолговечность этого материала, не предполагал, что скульптуру в шествиях. Его Христос должен стоять на возвышении алтаря, а на неверно движущихся носилках. Тогда видно, что его красивое лицо выразительно, но не искажено гримасой. Мартинес Монтаньес избегал показывать физические страдания, изображением которых злоупотребляли кастильские мастера. Есть в этом образе, что называется "неплотное прилегание", оставляющее место рефлексии. Не Голгофа, а путь на нее, не смерть, а ожидание смерти.

В один из прошлых приездов мы видели процессию братства Pasion. Она проходит в ночь с четверга на пятницу. Ошеломительное зрелище: тишина (Pasion – одно из братств молчальников), свет сотен свечей и шарканье сандалий penitentes...



И только при появлении девы откуда-то с верхнего балкона доносится хриплый, надорванный ночным бдением голос, выводящий саэту. Как считают в Севилье, Иисус тут у Девы на разогреве: каждую вирхен знают в лицо, помнят, кто чья патрона. А сын ее так, на заднем плане. Только и знают севильянцы, что есть Гран Подер, ну и вот Пасьон.

Вот такое севильское барокко.



Церковь огромная, здесь "прописаны" целых два братства.


Это Cristo del Amor, выдающаяся работа ученика Мартинеса Монтаньеса Хуана де Меса.









Драгоценные носилки поставлены на прикол, можно рассмотреть тонкую ювелирную работу


И искусную вышивку мантона


И пудовые свечи, которые носят члены братства в процессиях

Потом, конечно, дойдут руки рассказать и про округу, про любимый бар "Европа", про древний римский форум, который лежит тут под плитами мостовой, про лавки сапожников, и про самый красивый дом в Севилье. Но это в следующий раз.

[Цыцер]

Третий угол: Санлукар де Баррамеда

Аист сидел на верхушке араукарии и задумчиво обозревал окрестности. Линия пляжа — широкая песчаная дюна, сливающаяся с линией воды, ему была видна лучше, чем мне. Собственно это еще никакой не океан, а дельта реки Гвадалквивир, окруженная болотами национального парка Доньяна. Набухая и растекаясь, река где-то у горизонта превращалась в Атлантику. Здесь - Санлукар де Баррамеда, третий, северный угол "хересного треугольника"





Пляж в это время года усыпан мелкими камнями, обглоданными морской водой корягами. Песок плотный, утрамбованный мощной океанской волной. По песку гуляют люди, кони и собаки.











Вдоль пустынной дюны тянулся променад Бахо де Гиа. Благословенное место: вдоль всей набережной стоят стена к стене, навес к навесу лучшие рыбные рестораны побережья. На их кухнях готовят знаменитых местных лангустинов.

Но это в сезон. В апреле все они стоят запертые. Под навесом культового Casa Bigote сидят три затрапезных мужика и грызут семки. Пришлось развернуться, глубоко вдохнуть океанического воздуха с привкусом йода, и и брести на главную площадь — уж там-то открыто всегда.

Главная городская площадь Plaza del Cabildo на иберийский манер выложена мозаикой из мелкого камня. На площади есть фонтан - источник прохлады, фонарь - источник света, и несколько превосходных баров, где готовят утренний улов. Санлукар - главное место в мире, где готовят тортильяс де камаронес, а бар Casa Cabildo - главное место в Санлукаре.

Днем здесь хозяйничают дети и голуби, вечером - посетители баров, поедающие знаменитых санлукарских лангустинов под местный херес - мансанилью.














"Ведута" площади - очень популярный сюжет, часто изображаемый на асулехос, керамических плитках.

А это вид, который открывается на площадь с крыши нашего отеля Barrameda.




А это альтернативный вид, на замок Сантьяго.

Символ города — замок Сантьяго был построен в конце XV века доном Энрике Пересом де Гусманом и Фонсека Великолепным, вторым герцогом Медина Сидония. Герцог этот был богаче даже своего сюзерена - королевы Изабеллы Католички, а в андалузских владениях правил как самодержец, владея устьем Гвадалквивира и огромными территориями от Санлукара до Палоса.

Изабелла именно у него заняла в 1493 году пять миллионов мараведи, снаряжая вторую флотилию Колумба. Из башни замка, где она останавливалась, королева впервые увидела океан, куда отплывали испанские корабли. Колумб и сам ночевал в замке, перед отплытием из города в одно из своих путешествий.

El Castillo de Santiago
Plaza Castillo de Santiago, 1; http://www.castillodesantiago.com/, +34 637 834 846
вт-сб 11.00-14.00 и 19.00-20-30




Русалка над воротами замка


Во дворе, где толклась герцогская челядь и праздные рыцари, сохранились средневековые граффити". Медина Сидония сами владели немалым флотом, на них работали капитаны от Эль Пуэрто до Палоса. Вот, похоже, кто-то из моряков и коротал тут время, процарапывая контур корабля.


Славословия герцогу

Башня замка сейчас используется в основном как смотровая площадка. Но на ее втором ярусе есть превосходный зал карт - настоящий клад для картографического фетишиста вроде меня.


Соседний порт Пуэрто де Санта Мария, мое любимейшее место в этих краях





Со смотровой площадки башни открывается город



Полоска берега, Гвадалквивир и рабочие лодки, снующие по нему





Хересные бодеги Barbadillo окружили замок, аисты свили гнезда на их крышах







Как везде в Андалусии, дома здесь белят мелом, чтобы отражать лучи яростного местного солнца



Во дворе замка — столики лучшего ресторана города La Cantina de la Guardia. Можно часами дремять под его белыми тентами, потягивая мансанилью — особый сорт сухого хереса с едва заметным яблочным вкусом, идеально подходит к местной кухне из морепродуктов.




Легкий андалусский ланч


Повар тут креативничает: это бургер из тунца под козьим сыром на грушевой подложке.


Расцвет этого города случился после открытия Нового Света. Плавание Колумба и его последователей превратило его в оживленный узел торговли с заморскими территориями. В августе 1519 года отсюда отправился в рейс, обернувшийся кругосветным путешествием, Фернандо Магеллан, португалец на службе испанской короны. Сам-то Магеллан прошел лишь половину запланированного маршрута, сгинул на Филлипинах. В порт с грузом гвоздики и корицы вернулся единственный из пяти уцелевших кораблей - «Виктория». Привел его Хуан Себастьян Элькано — рыбак, контрабандист, авантюрист, мореплаватель. Был он баском, т.е. человеком упрямым: сказано кругосветное путешествие, значит — кругосветное. Сказано — надо вернуться, он и вернулся.

Из городской гавани отплыл покорять Перу конкистадор Франсиско Писарро. А в нескольких километрах вверх по течению Гвадалквивира расположена бухта, откуда стартовала третья экспедиция Колумба в Америку.

Это все в прошлом. Сейчас в Санлукаре промышляют рыбной ловлей и производством особого сорта хереса - мансанильи. Но мансанилья заслуживает отденьго тоста, и он еще впереди.

А пока другие городские картинки.


Патио принадлежит офисам компании Барбадильо. Обычно оно заперто, но некий молодой человек, заметив наш интерес, открыл дверь ключом (не был ли он сам из наследников хересной империи? Эх, не спросили...), хозяйским жестом пригласил располагаться и только предупредил: будете выходить, захлопните решетку.


А это патио обычного городского дома




Патио принято украшать. В меру вкуса, конечно.




Готическая церковь Нуэстра Сеньора де ла О.


Palacio Orleans-Borbón, разнузданный неомудехар




Эту пожилую даму помощница выкатила на коляске из парикмахерской. Они проехали несколько метров и завернули в часовню. Дама прихорашивалась перед встречей со Св. Георгием.


Святой внезапно оказался похож на кабальеро XVII века - в шляпе с пером и бородой-эспаньолкой.


Вечер на Бахо де Гиа

[Цыцер]

Санлукар де Баррамеда: мансанилья


Все декалитры хереса в мире производят на очень ограниченной территории, в "треугольнике" между городами Херес де ла Фронтера, Эль Пуэрто де Санта Мария и Санлукар де Баррамеда. У региона, где производится херес, есть свое "наименование, контролируемое по происхождению" — D.O. Jerez-Xeres-Sherry y Manzanilla. Собственно, в честь главного города "треугольника" вино и получило свое название jerez, - так же, как коньяк или шампанское.

Созревает херес в больших наземных хранилищах-бодегах. Эти бодеги часто называют "кафедралами" вина - такие там высокие своды и общий возвышенный дух.



Это, например, Bodega Arboledilla: построена в 1875 году и окружена прекрасными садами. Именно она известна как "Собор мансанильи", так как является самой высокой и обширной в "хересном треугольнике".

Толстые каменные стены сохраняют прохладу, а расположенные высоко над землей окна никогда не закрывают стеклом, они свободно пропускают воздух, отчего вокруг бодеги всегда стоит терпкий и хмельной аромат. Окна достаточно малы, чтобы сдержать слепящий солнечный свет, и стратегически расположены в стене, чтобы впустить в бодегу ветры, которые дуют здесь: леванте, сухой и чудовищно горячий ветер с востока, и поньенте, свежий и влажный ветер с Атлантики.

В отличие от других вин, которые не вступают в контакт с кислородом, херес находится в постоянном контакте с воздухом. Дегустатор-вененсиадор может вынуть затычку из бочки и попробовать вино. Это одна из причин, по которой бутылки хереса бутылки не закупоривают пробкой. По той же причине производители хереса не могут позволить себе роскошь винить в плохом вину неудачный год. Или дождь. Или солнце. Они могут винить только себя.

Пытливому дегустатору следует иметь в виду, что в каждом городе хересного треугольника есть своя базовая, "народная" марка хереса. Конечно, в бодегах-мейджорах на дегустации предлагают широкую линейку — от экстра драй до жидкой реинкарнации изюма. Но в барах Хереса, чтобы промочить горло, по умолчанию наливают Tio Pepe, в барах Эль Пуэрто де Санта Мария надо просить una copa dе Pavon, а в Санлукаре распространена шире прочих мансанилья Solear от Барбадильо.


Основной производитель мансанильи - бодега Barbadillo. Ее владения лежат у самого подножия замка.

Museo Barbadillo y Visitas
C/ Luis de Eguilaz, 11; http://www.barbadillo.net/, +34 956 38 55 00
Музей Мансанильи: вт-сб 10.00-15.00, дегустации вт-сб 11.00-13.00. Вход - €5




Антикварный аппарат для укупоривания бутылок


В бодеге Барбадильо













Эта бодега делает три вида: Solear (это основное вино хозяйства, хорошая и очень популярная в Андалусии мансанилья), Muyfina («очень сухая») и наконец, нефильтрованная En Rama - сезонная и очень редкая, мягкая и ароматная, но и весьма хрупкая и восприимчивая к свету и кислороду. Если открытую бутылку fino можно сохранить в холодильнике дня три, то mansanilla en rama лишена живучести совсем. Другие сухие хересы — Amontillado и Oloroso — можно хранить десятки лет.



Мансанилья из Санлукара, где климат более прохладный и влажный, чем в других районах хересного треугольника, имеет одну особенность происхождения. Флор, грибок, ответственный за производство вина, здесь практически никогда не отмирает. В аромате мансанильи отчетливо приморское происхождение: это светло-соломенного цвета вино, с едва ощутимым солоноватым привкусом океанского бриза. Поэтому оно составляет крепкий альянс с местными морепродуктами.

Да собственно, других хересов здесь и не пьют. Хоть и производят и благородные амонтильядо и олоросо, а также самую противоречивую категорию — Cream. В свое время эти хересы создали специально для британского рынка. В Испании его считают не представляющим особой ценности. Лучшее (и единственное) применение крим — зимними вечерами в России употреблять его вместо десерта.


Делают херес их двух сортов белого винограда: "паломино" (Palomino), который занимает примерно девять десятых всех площадей, и "Педро Хименес" (Pedro Ximenez) в честь прусского солдата Питера Сименса, который завез сюда этот сорт в XVI веке.

Еще для хереса необходимы местная меловая почва "альбариса": меловая пыль, оседающая на созревающем винограде, содержит дрожжевые культуры, без которых не получится правильное хересное вино.

Бочки с вином, воодруженные друг на друга, составляют конструкцию, называемую солера. Солера — главный технологический секрет производства хересов. Система работает так: 600-литровые бочки выставляют друг на друга, как правило в три яруса, и соединяют между собой сложной сетью труб, которые медленно вливают новое вино из верхних бочек в старое, а старое в конечном итоге в бутылки. Это смешение идет многие годы подряд, его цель состоит в том, чтобы создать единый вкус, вневременное качество.

В верхний ряд бочек заливают молодое крепленое вино. По закону из солеры ежегодно можно брать лишь треть, поэтому херес — продукт сложного смешения вин разного возраста. Они спускаются вниз, смешиваются и выдерживается с более зрелыми винами в нижних рядах. Этот самый нижний ряд называется "солера" (solera), все остальные ряды бочек — это "криадерас" (criaderas), "питомники" вина. Бочки заполняются не полностью, и взаимодействие с воздухом создает на поверхности вина дрожжевую пленку "flor" - "цветок". Под "цветком" херес несколько лет стареет, набирает аромат.



Вино из самого нижнего яруса — окончательный готовый напиток, его и разливают в бутылки. Поэтому на бутылке хереса никогда не указывают возраст вина — он не может быть привязки к урожаю конкретного года, в солере все перемешивается, и в каждой бутылке есть хотя бы капля от всех предыдущих партий вина, прошедших через эти бочки. Зато возраст есть у самой солеры, и каждый производитель указывает дату ее закладки.


Экспорт хереса и составляет благополучие (довольно шаткое) этого региона. Крупными партиями херес продавался в Европу, Индию, уже к тому моменту открытую Америку, но главным образом на Британские острова. Англичане распробовали это вино еще в XV веке. Пират Мартин Фробишер из флота сэра Фрэнсиса Дрейка в 1587 году ограбил Херес на три тысячи бочонков вина, после чего пристрастие британцев к "шерри" только усугубилось. Со временем торговля приобрела цивилизованные черты: контракты, поставки. Но до сих пор у многих марок хереса английские названия, и деньги в крупных бодегах крутятся британские. Но именно Barbadillo - одна из немногих беспримесно испанских марок, чем и гордится.


Традиция выпивать в день несколько стаканчиков хереса, начиная с полудня, жива в таких городах. Местные жители приходят в бары и винные лавки с пластиковыми бутылками, и их наполняют мансанильей всего за несколько евро. Есть, конечно, и вина, цене которых недосягаема для ежедневно пьющих херес.







Если грамотно совместить визиты в бодеги и поход на рынок, можно удачно дополнить дегустационный опыт опытом гастрономическим:


Это великолепные санлукарские лангустины. У продавца висит объявление: "Купите наших лангустинов, и мы приготовим их для вас в нашем кафе на площади"


Эскарго!




А еще в Санлукаре делают лучшие в мире тортильяс де камаронес




И это всё о Санлукаре и нашем весеннем путешествии в Андалусию

[10Oboro]

Ага дождался и, специально, оставил на вечер, чтобы прочитать вдумчиво не отвлекаясь про Санлукар.
Спасибо!
На Бахо де Гиа вся линия на клюшку закрыта была? Странно даже.
А отель выбран со вкусом, такое козырное место как у Баррамеды, это надо поискать. В бодегу Ангелов дороги не приводили?

[Цыцер]

И Ангелы, увы, были закрыты, и ресторации. Но мы обошлись Сигарерой и Барбадильо.

[Jimaguas]

Цыцер, большущее спасибо за этот отчет (плюсик нажала!), я очень ждала вашего описания Санлукар-де-Баррамеда. Я долго металась между городками региона и в итоге выбрала Санлукар. Правда, дело будет в начале октября, но мне кажется, с погодой должно быть еще вполне приятно, не знаете? Я раньше в Андалусии была только в апреле.
И гостиницу мы эту же забронировали
Еще я думала о лошадях и парке Доньяна.

[Цыцер]

Привет!
С погодой в октябре по опыту бывает неплохо. Плюс-минус пара пасмурных дней, но в основном даже жарко. Правда, мне не понравилась вода в районе Санлукара. Из-за течения Гвадалквивира в ней много песочной взвеси. Не знаю, правда, всегда ли так....
Парк Доньяна интересен любителям наблюдений за болотными птицами. Но нужен мощный телевик и средство от москитосов. В остальном Санлукар очень мил.

[10Oboro]

Привет!
Из-за течения Гвадалквивира в ней много песочной взвеси. Не знаю, правда, всегда ли так.....

Май июнь также, для любителей пляжного отдыха в аспекте купания, не лучший выбор. Другие плюсы его делают лучшим на побережье

[Цыцер]

Про "лучшим на побережье" я ничего не говорила! Лучшим, на мой вкус, моно назвать район пляжа Санта Каталина в Эль Пуэрто. Правда, там нет того, что туристус называет отельной инфраструктурой. Там - жилые урбанизации. Но именно что жить там прекрасно: просторно, спокойно. До бодег и ресторанов (о, Romerijo, o!) 8 минут верхом.

[10Oboro]

Да, не, это я говорил и говорю про общие достоинства, из выборки населенных пунктов расположенных близко к океану- морю, а не про конкретно, пляжи

[Otta08]

Захотелось в Севилью! Срочно!!!

[ElenaSevenard]

Цыцер
Читаю, напитываюсь настроением, восхищаюсь слогом. Будем в Севилье всего один день в круизных рамках - это первый беглый взгляд, но в планах вдумчивое путешествие по Андалусии (даст Б-г сбудутся ).