Короткая прогулка, Рим в марте 2018

[Daily]

7 марта.

Еще в XVI веке монах одного русского монастыря Филофей написал фразу, которая вошла в историю, особенно российскую. На волне модного тогда учения о «передаче власти от империи к империи» в послании московскому князю Василию III он заявил, что «два Рима пали, третий не погибнет, а четвертому не бывать».

Вот ведь, божий человек, монах, а как геополитику украсил. Как он из своей кельи эту передачу власти углядел, загадка. Может, московскому князю хотел потрафить, а может, и всерьез так полагал, поди теперь, разберись. Но слово не воробей, сказал, как припечатал. С тех пор и существуют эти три Рима, второму, правда, турки салазки согнули еще в XV веке, да и первый в свое время нахлебался от варваров. Варвары и хотели бы стереть его с лица земли, но просто не знали тогда, как это сделать. Если бы не западное христианство с его удивительной, прямо-таки военной самоорганизацией и папской властью, то постигла бы Рим судьба Константинополя, и был бы он сейчас грязноватым областным центром на берегах Тибра.

Правда, пока мы тут с вами калякали, появился, вопреки филофейскому девизу, и четвертый Рим. Сидит себе в дальнем углу, упитанный и весьма довольный собой. И Капитолий у него есть, и Сенат, и даже римский орел на древке и гербе. «Это, говорит, не орел, а наш орлан, видите у него белую башку, большая разница». Ну-ну. И потом вы будете говорить, что копия всегда хуже оригинала, как знать…

А нас уже тошнит от копий. В Москве – пластмассовые копии продуктов в сетевиках и скопированные шоу в ящике, китайско-русско-турецкие копии автомобилей на улицах. Хочется настоящего, дайте посмотреть на оригинал. Не скопированный и растиражированный, а реальный. Пусть его сперли у хозяев, отбили руки-ноги, отвинтили нос, но хоть что-то осталось.

Вот поэтому мы в Риме и надеемся увидеть настоящее, пока надеемся.

Набегавшись в Афинах по Акрополю, (начало и конец отчета о поездке в Короткая прогулка, Афины в марте 2018.) согретые желанным греческим солнцем и полные впечатлений, мы с женой вернулись в аэропорт и в послеобеденное время уже сидели в самолете. За два с лишним часа полета экипаж, стесненный во времени, шустро накормил-напоил народ и еще успел протащить по салону тележку с товаром на продажу. Это вам не московский рейс, где две стюардессы у телеги с напитками что-то живо обсуждали минут пятнадцать, а грустные пассажиры, обсыпанные обеденными крошками, покорно ждали, когда те проговорятся и нальют им чего-нибудь попить. А еще говорят, что русские конфликтны. Это не так, у них просто ангельское терпение.

Аэропорт Фьюмичино встретил нас толкотней и прохладной погодой, это вам уже не Афины. Благодаря отсутствию погранконтроля и ожидания багажа мы уже через полчаса сидели в автобусе, ползущем по пробкам в Рим. Чувствовалось приближение огромного города: плотное движение, конечно, ему далеко до московского хамства, но были любители рисково перестроиться, дабы обогнать одного хромого пенсионера, а также из левого ряда повернуть направо. Повеселили скутеры и мотороллеры, на перекрестках стартуют на красный, правда, пропустив при этом пешеходов. Водители подгоняют друг друга бодрящими гудками, но в отличие от Москвы не запирают перекрестки, доскакивая уже на красный и прикинувшись вещмешком. Понимают, наверное, что ехать надо всем.

В итоге мы корячились по пробкам от Фьюмичино до вокзала Термини часа полтора. Вышли из автобуса и устремились по заранее изученному маршруту в гостиницу рядом с аркой Гальено, это недалеко, в сторону Колизея. Все шло хорошо, пока не вмешался MapsMe. На одном из перекрестков я доверился этому чуду навигации, и оно повело нас от гостиницы куда-то вдаль. Стемнело, начался дождь. В руках – зонт и барахло на колесиках, кругом – незнакомые улицы, в голове – мысль о том, что мы заблудились и хозяин гостиницы нас не дождется, и куча эпитетов в адрес навигатора. Естественно, мать-перемать и попытка найти гостиницу в этом гребаном телефоне. Каким-то наитием жена повернула меня с чемоданом в нужный проулок, и мы прибыли на место. С утра выяснилось, что если бы мы прошли от вокзала с закрытыми глазами, то уперлись бы ноздрями прямо в дверь гостиницы. Слава навигации!

Это было невероятно, но нас еще ждали. Общительный парень, поклонник Бахуса, представившийся как Андреа, на хорошем английском поведал о местах, рекомендуемых к посещению и разрисовал их на городской карте. Также он очень обрадовал сообщением, что гостиничная кухонька со всеми чайниками, плитами и микроволновками в нашем полном распоряжении, после чего испарился. Мы сделали над собой последнее усилие и поплелись в ближайший сетевик за продуктами. К счастью, дождь, первый и последний за наше путешествие, прекратился и мы перевели дух.
Все, приехали.

8 марта.

В связи с насыщенным вчерашним днем 8 марта было решено провести легкомысленно и без напряга. Проснуться самим, без будильника, высунуть сонную морду между шторами и радостно убедиться, что небо синее и солнышко уже на посту, погода будет хорошая. Неторопливый завтрак, сбор снаряжения и выход на прохладные утренние улицы, еще мокрые от вчерашнего дождя.

А теперь, вместо того чтобы двигаться вперед, вернусь назад, в сентябрь прошлого года на Крит Крит в сентябре 2017. Случайное знакомство.. Монастырь Панагия Кера Кардиотисса, в котором мы были, знаменит чудотворной иконой Богородицы Сердечной. В XV веке ее украли из монастыря и вывезли в Италию, где она и пребывает до сих пор в церкви Св. Альфонсо де Лигуори под названием «Богородицы Страстной», или «Пресвятой Богородицы Неустанной Помощи». Дело в том, что наша гостиница оказалась метрах в четырехстах от этой церкви, и зайти посмотреть на икону было бы просто непочтительно.

Нашему взору предстала небольшая по римским меркам церковь с огромным окном-розой над входом.





В полумраке храма ваш взгляд сразу направляется к освещенному алтарю, над которым в прозрачном стеклянном чехле и расположена икона, причем кажется, что она висит в воздухе.





У первого ряда кресел, в правом углу, расположен, видимо, ее список, у которой можно помолиться, приложиться, подумать и так далее.



Поскольку вы видите две абсолютно одинаковые иконы, то естественно ваше желание разобраться, где копия, а где оригинал. С этой просьбой я и обратился к кругленькой монашке, по виду филиппинке, которая сидела в боковой комнате. В ответ она приветливо улыбнулась и вышла к алтарю. Показывая на изображение на аналое, она заявила, что это, конечно же, оригинал. Когда я показал на икону над алтарем, она уверенно ответила, что и это тоже оригинал. Я не стал с ней спорить и говорить, что двух оригиналов не бывает и т.д. По виду оба образа довольно свежие и выглядят бодро. Дело в том, что оригинал написан чуть ли не IX веке и по естественным причинам должен выглядеть более чем почтенно. А тут все бодро и ярко. А вот теперь загадка: какая из двух икон оригинальная, действительно ли один из них подлинник, действительно ли эта тот самый образ, из греческого монастыря? Никто не знает, или знает и молчит.

Потоптавшись немного в храме и попросив у Богородицы помощи, мы вышли в солнечную прохладу и потопали по брусчатым улицам к церкви Св. Пракседы, благо она была недалеко. Миновав площадь пред храмом Санта Мария Маджоре, свернули влево ко входу в церковь.







Храм Св. Пракседы старый, построен еще в V веке. Знаменитым стал после того, как бежавшие из Константинополя во времена иконоборчества греческие монахи украсили его мозаиками, которые и до сих пор радуют глаз. Вообще храм как бы слит воедино из двух стилей – католической формы и греческого православного содержания. У алтаря, естественно, нет иконостаса, но алтарная стена покрыта шикарной мозаикой, которая, как известно, переживет всех и не потеряет яркости красок и свежести впечатлений, только пыль сдувать не забывай.











В капелле св. Зенона все внутреннее небольшое пространство сплошь покрыто мозаикой, которая своим мягким сиянием напоминает богатый ковер, расшитый золотом. Тут и апостолы, и римские мученицы, среди которых и сама св. Пракседа, и изображение Христа в окружении Богородицы и Иоанна Предтечи. Хотя, как я уже говорил, яркости и свежести у мозаик хоть отбавляй, но тонкость изображения явно не входит в число их достоинств. Если сравнивать их с мозаиками константинопольского монастыря Хора, или Св. Софии, то пракседовские мозаики в искусности и тонкости, конечно, проигрывают. Но все равно, посмотреть их надо обязательно, тем более что византийское мозаичное искусство утеряно. Может, технологию и можно восстановить, но для этого нужно вновь открыть Америку.













Наш путь лежал на восток, по направлению к форуму Траяна и площади Венеции. В Риме улицы центра буквально забиты припаркованным транспортом. Причем видно, что многие машины стоят уже давно, покрыты пылью и визитками с приглашением к стоматологу и женщинам с пониженной социальной ответственностью. Стоят насмерть, бампер в бампер, свободного местечка найти практически невозможно. Очень много мест для стоянки скутеров, прикованных цепями к вмурованным в брусчатку металлическим дугам. Когда в Москве начали душить автомобилистов и облизывать пешеходов, то пропагандисты на содержании кричали: «Посмотрите, как в ведущих столицах мира! Будем увеличивать плату за стоянку, пока не появятся свободные парковочные места, как на Западе.» Посмотрел на Западе, все улицы в транспорте, машины никто не эвакуирует, значит, цены за стоянку для местных вполне терпимые. Да, грязь, да, всеобщая заветренность, но при этом власти не пытаются вырвать кадык одной категории жителей в пользу других. Разметка на дорогах стерта, первые этажи, особенно рольставни, сплошь разрисованы граффити, вышедшей из-под подростковой руки. Нельзя сказать, что кругом горы мусора, если оный и есть, то только около опорожненного с утра мусорного бака. Но стойкое впечатление неряшливости от вида центральных улиц со временем не проходит, а только крепнет. Многие любители постмодерна усматривают в этом какой-то особый шарм и основу для искусственных экспериментов, но почему-то мусор на африканских улицах – это грязь, а на римских – это гламур.







Вообще впечатления от Рима сложные, первые – это несоответствие ожидаемого образа и реальности. Я полагал найти здесь легкую воздушную южную столицу, типа Парижа или Севильи. Вместо этого увидел мощную богатую застройку центра, основательную и монументальную. Так, наверное, выглядел бы Берлин, если бы его не снесли военными бомбежками. И в тоже самое время Рим, безусловно, красив дворцами, фонтанами, площадями. Наверное, каждый может найти в нем что-то свое, близкое и запоминающееся. Мне он запомнился дискретно, какими-то частями, отдельными местами, в то время как цельного образа города пока не сложилось. Наверное, все впереди.







Тем временем, мимо мрачной стены форума Траяна мы вышли к западной части площади Венеции, которая открылась сразу и целиком, залив окружающее ярким светом.



Отраженный от полукруга монумента Витториано, свет возвращается и волной заливает всю огромную площадь, растекаясь, как водный поток, по близлежащим улицам. После Колизея это, наверное, самый яркий и по-итальянски напыщенный вид. Расположенный высоко наверху, монумент доминирует над окружающим пространством, удивительно напоминая, как его и называют, старую печатную машинку.



Подойдя ближе, вы теряетесь на фоне огромного монстра-памятника, хвастливо закрывающего полнеба. Окружающие его элегантные сосны-пинии иронично посматривают на белоснежную громаду, построенную и украшенную с каким-то незрелым, детским восторгом и детским же преувеличением.





Тут все: и коринфская колоннада, и копии храмов Акрополя, и богини победы, и все наличные святые, и Виктории на квадригах, и огромный итальянский флаг на флагштоке с древнеримским орлом, и военный мемориал у подножия, и чего тут только нет.











Всю эклектику венчает гигантская статуя самого Виктора Эммануила, в гусарском ментике и каске с плюмажем, на огромном жеребце-тяжеловозе. Король, не видя под собой города, смотрит куда-то далеко, за Альпы.





Интересно, что по названию площадь должна была содержать что-нибудь венецианское, но на самом деле Венецией здесь и не пахнет. Кроме одного из фонтанов у подножия «Машинки», да «дворца Венеции», старого представительства республики в Риме, куда мы и направили свои стопы.

[Daily]

С виду дворец Венеции – абсолютно невзрачный тяжеловесный домище, считается одним из первых строений Рима эпохи Возрождения. Возведенный из выломанного колизейского кирпича, дворец был представительством Венеции в папском Риме, потом посольством Австро-Венгрии, при Муссолини здесь заседал Великий фашистский совет. В конце концов дворец приобрело государство, и в здании был организован музей. В здание дворца была встроена базилика Св. Марка, ведь по легенде евангелист останавливался в Риме именно в доме, стоявшем на этом месте.

Для усталого римского путника дворец знаменателен не сам по себе, а своим удивительно уютным и тихим, несмотря на близость огромной площади, внутренним садом, в который может попасть любой желающий и передохнуть на лавочке в тени пальм, насладиться прохладой и журчанием фонтана. Такой замечательный оазис в сердце шумного и суетливого города.

















Устроив небольшой отдых в саду, мы по Корсо Витторио Эммануэле совершили переход в направлении Пьяцца Навона, по пути заблудившись в узких и кривых улочках.







Один из многочисленных римских раскопов.











Опять повторюсь: центральный Рим предстает кварталами мощных тяжеловесных домов, вдоль которых прорезаны узкие улочки с резкими переходами от света к тени. Многие фотографирующие знают, что часто в европейских городах в переулках слева и справа по ходу движения возникают очень интересные перспективы и виды. Так в Венеции, Париже, в испанских городах. В Риме же, на мой взгляд, таких видов меньше, и ждать их приходится гораздо дольше. Для меня город разделен на отдельные здания, дворцы и площади, и вместе в один образ никак не хочет собраться.



Тем временем мы вышли на южный торец площади Навона. Рассчитанная на туристов, площадь отличается от многих римских тем, что со всех сторон сжата рядами зданий, причем эти здания разноплановые, разноцветные и в единый ансамбль явно встраиваться не желающие. Несомненным украшением площади служат три фонтана, расположенные по оси и представляющие ее главную достопримечательность.



Ближайший к нам – фонтан Мавра, который несколько раз перестраивался, причем сам Бернини, великий и ужасный, принимал в этом участие. На первый взгляд – все отлично, трубящие тритоны, Мавр, зачем-то мучающий кроткого дельфина. Гимн красоте человека, шум воды, гомон многоголосой толпы. Потом выясняется – копия, а самого Мавра уже отвинтили и поставили на вилле Боргезе.





Доминанта центрального фонтана Четырех рек – египетский обелиск, проект того же Бернини. В Риме нет площади без хотя бы одного обелиска с иероглифами. Такое впечатление, что древние римляне в свое время хорошо прессанули в Египте фабрику по производству обелисков. Так и здесь, обелиск в окружении символов рек четырех частей света – Нила, Дуная, Ганга и Ла-Платы. Конечно, красота, мощные мужичилы – символы рек, похожи на отдыхающих на берегу бодибилдеров, вода искрится многочисленными струями. Потом выясняется – обелиск не настоящий, а подделка, сработан под настоящий при императоре Домициане. Интересно, а с бодибилдерами так же?











Фонтан Нептуна, воюющего с ни в чем не повинным осьминогом, первоначально и очень долго, триста лет, простоял без скульптур и выполнял необходимую в старые добрые времена работу – снабжал близлежащие лавки и расположенные рядом кузни водой. Нептун с копьем появился здесь только в XIX веке, так же, как и окружающие его фигуристые нереиды и прочие мифические существа. Причем структурно ансамбль фонтана напоминает фонтан Мавра, это сделано специально для внесения баланса и гармоничного вида площади.







Вокруг фонтанов, поближе к народу, шныряли чернокожие итальянцы и продавали всякую лабуду: браслеты, фигурки и прочее ненужное. Разговорился с одним, оказался из Сенегала, болтается здесь несколько лет, потом – домой, затем – обратно с рабочей визой. Английский у него – очень хороший, как он его умудрился выучить во франкофонном Сенегале, еще одна загадка. Подарил нам на память пластикового слоника, причем передал украдкой, чтобы коллеги по цеху его не спалили. Дали мы ему два евро, а он и говорит по-дружески, как родному: у меня, говорит, двое детей, еще давай. Мда, узнаю родной континент. Вообще-то, заметил в Риме две большие семьи (или как там по-итальянски). Одна – африканская, у них – продажа фигни, милостыня, уборка мусора и общинное ничегонеделанье на перекрестах. Другая – бангладешская, у этих почище, небольшие магазинчики, почтальоны, селфи-палки, календари, открытки. Другие семьи в турсекторе замечены не были.

На пути к пьяцца дель Пополо решили пообедать, так сказать, чем-нибудь аутентичным. Отойдя по возможности подальше от туристических троп, мы стали рыскать в поисках подходящего общепита. Нашли какой-то ресторан, хмурая официантка подвела нас к столику в углу зала и принесла меню. Решив не мудрствовать, выбрали кому чего в среднем диапазоне, исключив пиццу. Диапазон предложил жене мидий с макаронами, а мне он преподнес макароны же с томатным соусом, в котором слабо угадывался мясной фарш. Принесенное блюдо напомнило еду в солдатской столовой. Макароны были огромными, рифлеными, как колоннада Витториано, и такими же жесткими, их тесто надолго прилипло к зубам. На всякий случай попробовал блюдо жены - те же макароны, только вид сбоку, с привкусом морских гадов. Все это великолепие вкупе с пивом обошлось нам в сорок евро. Стоить заметить, что рядом с нами оказались соотечественники, заказавшие примерно такую же снедь. Поковыряв ее минут пятнадцать, они тихо покинули заведение.

В отличие от площади Навона пьяцца дель Пополо оказалaсь круглой как сковорода, но более образной и живописной.



С севера она ограничена воротами Старого Рима, через которые на площадь непрерывным потоком притекал народ. На востоке – холмом Пинчо со скульптурными группами и смотровой площадкой наверху, с которой открывается живописный вид на город с протекающим неподалеку Тибром и куполом собора Св. Петра на горизонте. С юга же – очень интересный вид на две церкви – близняшки, открывающие перспективу на три улицы, лучами расходящихся от площади на юг. В центре – конечно египетский обелиск, без него было бы как-то голо и неприлично.



















Парень на площади пускает огромные радужные мыльные пузыри, глядя на которые взрослые сразу же превращаются в детей, следя большими глазами за их полетом. У края площади – мраморная Афина с поднятой рукой, в которой по идее должно было находиться копье, но осталась только какая-то эстафетная палочка. Справа богиню подпирает небольшая ростральная колонна, по бокам – крепкие дядьки – божества, а у ног – капитолийская волчица, с виноватым видом прижавшая уши.

[Daily]

Настало время разворачивать маршрут в обратном направлении – в сторону Эсквилинского холма, который и приютил нас на время. Поскольку нас ждала еще площадь Испании и фонтан Треви, мы выдвинулись туда кратчайшим путем, по улице тов. Бабуина, одного из лучей «трезубца», расходящихся от Тополиной площади на юг. Обезьянье название улица приобрела по прозвищу статуи Селена, внешний вид которой сподвиг римлян на такое озорство.


Статуя Селена, нынешнего Бабуина. Взято из Сети.

Оказывается, горожане были лишены ханжества и официоза, и название спокойно прижилось. И ничего, в Москве есть улицы, названные в честь жутких палачей, руки у которых по плечи в невинной крови, а фамилии вполне себе, и постоянно на слуху. Так что лучше, наверное, назвать центральную улицу «Бабуиновой», чем шарахаться от уличных указателей.

Вспомнился Юрий Антонов: «… пройду по Бабуиновой, сверну на Виноградную…». Улица так себе, прямая и торговая, со множеством магазинов, в том числе с мороженым. Жена не замедлила закупиться оным продуктом, всучив и мне рожок и я, вместо того чтобы мониторить окрестности и наслаждаться видами, постыдно увлекся процессом поедания сладкого фисташкового, время от времени внимательно рассматривая остающееся, чтобы оно не натекло в рукав. Рожок был здоровый, и от борьбы с ним меня отвлекло только наше прибытие на площадь Испании.



Появились тучи народу и итальянские военные на перекрестке с автоматическими винтовками наперевес. Они своим присутствием обозначали объект повышенной опасности. Сама площадь запомнилась только толпами народу, запрудившими Испанскую лестницу и сидевшими прямо на ледяных ступенях. Было прохладно, мороженое в руках, и от вида сидящих становилось совсем зябко. Полностью покрытая людьми, лестница угадывалась только в общих очертаниях, правда, даже в этих условиях не теряя своего изящества и элегантности.









Построенная не напрямую, а как бы в несколько ярусов, и увенчанная, как короной, двойной церковной колокольней сверху и неизменным египетским обелиском, она ниспадает на зрителя и смотрится очень хорошо. Любоваться ей, наверное, стоит рано утром, когда еще нет народу, тогда она вообще заиграет.

У ее подножья расположился очень оригинальный фонтан «Баркачча» в виде лодки, проект Бернини. Построен в память о наводнении, случившимся в городе, когда на этом месте баркас, на котором передвигались горожане, сел на мель. Так он и стоит здесь на мели, только уже мраморный. Очень оригинальный фонтан, смотрится свежо и никак не кажется старым. Живой такой, веселый, как из мультика.





Мороженое съедено, баркас отфотографирован, выдвигаемся дальше, в сторону фонтана Треви.





Он назван, как и площадь, по имени девушки Тревии, которая, по преданию, указала жаждавшим римским воинам на источник, вода которого была со временем забрана в акведук и по сей день поставляется в город в качестве фонтанной и питьевой. А вот и он.



Говорят, что и сейчас вода входит в емкость фонтана, будучи абсолютно чистой. Но уникальность фонтана в другом: он кажется огромным по причине того, что задником для него, как в театре, служит красивейшее здание дворца Поли. Он служит декорациями, на водной сцене – греческое божество Океан, выезжающий на колеснице в виде раковины, которую тянут мифические существа – кони и люди. Они кажутся погруженными в гневное бурлящее море времен сотворения мира. На правом от Океана горельефе – та самая Тревия, указавшая на источник. Фонтан своей театральностью, смелой задумкой и шикарным воплощением производит грандиозное впечатление. Прямо какой-то уникальный симбиоз дворца и фонтана. Даже несмотря на то, что он находится в очень плотном окружении домов и толп туристов, нет ощущения тесноты, а наоборот – простора и размаха. Невероятно.









А теперь о самом дворце Поли. Немногие знают, что он в прошлом был тесно связан с культурной жизнью России XIX века. Дело в том, что несколько лет второй этаж дворца снимала княгиня Зенеида Волконская (да, именно Зенеида, а не Зинаида) в свой римский период жизни.


Портрет З.А.Волконской работы Кипренского. Взято из Сети

Уникальная личность. Живое воплощение пословицы «всё при ней». Княжеского рода, родилась в семье русского посланника в Дрездене. Служила фрейлиной у королевы Луизы Прусской. Состояла в дружбе с императором Александром I, переписывалась с ним вплоть до его смерти.

Обладала прекрасным контральто, пела ведущие оперные партии. Сочиняла музыку. Писала стихи и прозу. Публиковала научные работы по истории России. Три языка – русский, французский и итальянский – были фактически родными.

Вышла замуж за князя Волконского, в браке родился сын Александр. Умна, великолепно образованна, богата, красива. Основала в Москве литературно-музыкальный салон, где собрала вокруг себя весь цвет и гордость российскую: Пушкин, Баратынский, Веневитинов, Мицкевич слетались на ее обаяние и красоту как мотыльки на пламя. Пушкин: «…Царица муз и красоты, Рукою нежной держишь ты Волшебный скипетр вдохновений,..» Вяземский называл ее салон «волшебным замком музыкальной феи».

Была история про роковую к ней любовь Веневитинова, его смерть, подаренный ею перстень, сюжет для романа. Этих романов у ней было немало. Сплетни соединяли ее и с Александром I, и с поэтами, и с учителем ее сына, и позже с итальянским графом, так что роман перерастает в многотомник.

При Николае I попадает в историю, связанную с декабристами, в Петербурге принимает католичество и просит разрешения уехать в Рим. Разрешение получено, в Риме во дворце Поли под шум фонтана Треви возрождается салон, его завсегдатаи – Кипренский, Брюллов, Иванов, Гоголь, Глинка, Щедрин. Иностранцы подтянулись – Стендаль, Вальтер Скотт, Доницетти, Торвальдсен. Кстати, пятилетнее пребывание Гоголя в Риме оплатил Николай I из своих личных доходов (вот сатрап кровавый, как над художниками издевался, душитель свободы. А потом, гад, после смерти Пушкина лично оплатил его огромные карточные долги).

Приняв католичество, увлеклась мистицизмом, втянув в это дело и Николая Васильевича, на которого все это произвело роковое впечатление. Под конец жизни была пострижена в так называемые «светские монахини» францисканского ордена, все свои средства раздавала налево и направо, вплоть до того, что недоеденные ею тарелки выносились слугами на улицу и раздавались просящим. Умерла, простудившись после того, как отдала зимой на улице пальто нищенке. Была похоронена тут же, на площади Треви у фонтана, в церкви Святых Винсента и Анастасия, вместе с мужем и сестрой.

В середине XX века по решению одного из департаментов Министерства внутренних дел Италии останки похороненных в церквях центра города были по каким-то санитарным соображениям извлечены из склепов и свалены в общее захоронение римского кладбища Кампо Верано. Даже варварство в Италии выглядит элегантно и гламурно… (...постойте, ведь эта капелла была куплена моими предками для захоронения! – Не прикрывайтесь бумажками о собственности…©)

Так и завершился этот день. Гостиница, гудящие ноги, ужин. Завтра – Ватикан.

[Daily]

9 марта.

На завтраке обслуживавшая нас девица спросила, в какой последовательности чего подавать. Мы: сначала яичницу и всякие штуки, а кофе – в конце. Она: а у нас в Италии все наоборот, сначала кофе, а потом уж яичница и всякие штуки.

Станция метро – за углом. Купили в автомате два билета, и вниз по эскалатору к вагонам. Метро жуткое, при подъеме и спуске – потолок туннеля прямо над головой, как в сарае. Залы грязные и с подслеповатым освещением. Московский метрополитен по сравнению с римским – прекрасная подземная страна. На станции Оттавиано вышли наверх и сразу же уткнулись в парня, который рекомендовал всем посетителям Ватикана идти прямо до упора, а затем налево. Мелочь, а приятно.

У входа в кассы, несмотря на восемь утра, было уже плотненько. Начали подъезжать автобусы и выгружать народ. Экскурсоводы с поднятыми цветными флажками уже заводили группы в здание. В Ватикане – царство организованных групп, которые следуют своими маршрутами, куда-то деловито входят и выходят, все у них в темпе – быстрый ход, затем резкая остановка прямо посреди зала, прослушивание инфы, затем опять быстрый старт, и все по новой. Идут, не замечая никого вокруг, ориентируются только на флажок гида. Между группами, как куры, мечутся неорганизованные путешественники. С утра одиночкам еще можно спокойно походить и осмотреть экспонаты, и то на периферии. Если же вы попали в мейнстрим от греческих статуй, затем географические карты и далее через станцы Рафаэля до Сикстинской капеллы, то вам остается только маневрировать между экскурсионными группами, пытаясь не встретиться с ними в дверях, ведущих от зала к залу. И одновременно вы должны еще осматривать экспонаты, не давая увлечь себя в середину русла, где самое сильное течение. В комнатах (станцах) Рафаэля течение еще усиливается, создавая абсолютный максимум уже в Сикстинской капелле. Из капеллы в два рукава – один официальный, а второй – хитрый, людская река растекается по следующим залам. Официальный выход закольцован, так что любители могут начать осмотр с самого начала, а хитрый выход ведет прямо в собор Св. Петра.

Все экспонаты – первоклассные и бесценные, их вдумчивый осмотр доставит наслаждение любому человеку, но сделать этого нельзя по причине многолюдства. Нет, тебя не толкают, не сбивают с ног, пропустят в дверях. Но остановившись хоть на несколько минут, ты сразу ощущаешь, что выпал из потока и мешаешь другим, как старый Запорожец на скоростной трассе. Это чувство не дает сосредоточиться, и посещение проходит быстро и бестолково. Я представил себя на минуту свежеизбранным Папой. Рабочий день на исходе, и я не спеша иду по пустынным залам музеев и наслаждаюсь осмотром экспонатов. Как говорят на Украине, «дурень думкой богатеет…» (это я про себя, не про Папу).

А пока мы с женой стоим и ждем, когда охранник пропустит нас к кассам обменять наши онлайн-билеты на настоящие. Вскоре мы уже вошли в небольшой вестибюль, за которым угадывался живописный внутренний дворик. Увидев надпись «Пинакотека», мы открыли дверь и оказались внутри, в безлюдных на тот момент залах. Оказалось, что Пинакотека не закольцована, как все остальные помещения, в один маршрут. Запомнился неоконченный «Иов» Леонардо, несколько картин Рафаэля, собрание русских икон и картина Караваджо «Положение во гроб».


Леонардо. Иов.




Караваджо. Положение во гроб.

Она выделялась даже на фоне других шедевров своей даже не цветовой, а световой насыщенностью и некоей фотографичностью, когда снявшие с креста тело Иисуса как бы передают его вам, зрителям, для погребения. Удивительное впечатление, картина живая. Забегая вперед, скажу, что Караваджо стал для меня самым большим открытием всей нашей поездки, но все по порядку.

Нам некогда, вперед, в затылок дышат колонны мрачных несентиментальных экскурсантов, и они будут здесь с минуты на минуту! Пробежав по Пинакотеке, мы, как я уже говорил, искали вход в другие залы и, не найдя, вернулись ко входу и обнаружили, что все нормальные люди валят гурьбой влево, и мы за ними.

Влившись в поток, принялись за дело: фотографировали медную шишку с павлинами, давились посмотреть на Лаокоона и Аполлона Бельведерского, и плавно перетекли, как сказал был Райкин, в «греческий зал». Тут снова буду нудеть: даже Ватикан не обошла проблема подлинности экспонатов. Лаокоон – копия, практически все древнегреческие статуи – копии, зато в зале Ротонда с гордостью сообщено, что статуя Геркулеса из позолоченной бронзы – подлинник II века, найден близ Помпей.
























Обещанный в начале отчета большой палец ноги. Сможете по нему воссоздать образ статуи?










Статуя Геркулеса – подлинник, ура!

Музеев много, залы сменяют один другой, экспонаты стоят тесно и убористо. Если бы не многолюдство, можно было бы постоять в зале географических карт Италии, они размещены на стенах так, что вы находитесь как бы по оси итальянского сапога и смотрите на очертания северного и южного побережий, очень интересно. Поразили огромные гобелены, обязательно обратите внимание.







Уже при подходе к комнатам Рафаэля внимание рассеивается, глаз замыленный, а народу все прибывает. В комнатах – многие фрески узнаваемы, сюжеты знакомы еще со школьной скамьи: «Афинская школа» с центральными фигурами дискутирующих философов, «Пожар в Борго» со спасающейся от огня толпой. Слов нет, все классно и шикарно. Удивляет сохранившаяся с тех времен яркость красок, нарядность фресок. Все пространство стен и сводчатых потолков настолько плотно расписано, что возникает впечатление пребывания внутри яркой шкатулки. Причем это не лубок, а картины с самостоятельными сюжетами, сливающимися в общий гимн Богу и церкви. Понятно, почему Папы устраивали рабочий кабинет именно здесь. Сидишь себе над документами, смотришь по сторонам…



















И наконец – кульминация похода – Сикстинская капелла. Огромный зал, по форме поразительно напоминающий грузовой вагон с покатой крышей. Росписи Микеланджело со товарищи, давно уже разобраны не на «цитаты», а на отдельные картинки и образы, начиная от «Сотворения Адама» и до «Страшного суда», кстати, мы еще встретим Адама на картине в одной из римских церквей в такой роли, о которой даже подумать невозможно, но это потом.

Впечатление, полученное от комнат Рафаэля, в капелле многократно усиливается объемом помещения и огромной площадью фресок. Замечательно, что вдоль стен здесь установлены скамьи и можно найти местечко и посидеть, задрав голову вверх. Смысла описывать увиденное нет, фрески растиражированы всеми возможными способами. Запомнилось еще, конечно же, огромное количество народу, и шиканье охраны на зрителей с требованием соблюдать тишину. Фотографировать в капелле категорически запрещено.

[Daily]

Пронырнув через хитрый выход направо из капеллы, мы оказались в соборе Св. Петра. Точнее не в нем самом, а у наружной стены, у касс по продаже билетов на купол храма.



Купив билеты, начали подъем. Сначала, до смотровой площадки внутри купола собора, подъем был легким, благодаря широкому коридору с невысокими ступенями и просто поднимающемуся пандусу. Мы достигли смотровой площадки внутри купола и походили по ней немного. Высота огромная, люди в храме кажутся просто муравьями.



С возрастом я стал бояться высоты, чего в детстве и юности за мной не замечалось. И теперь, будучи на всяких кручах, колокольнях и смотровых площадках, я чувствую себя очень некомфортно. Я пытаюсь бороться с этим и внушать себе, что упасть вниз невозможно даже физически, из-за всяческих решеток и ограждений. Но все равно ладони мокрые, ноги чугунные, а сердце в пятках. Поэтому пребывание на стометровой высоте под куполом (общая его высота, по-моему, 130 метров) мне не доставило особой радости. А надо было еще корячиться вверх пешком на самую макушку. Пристроившись за женой, чтобы ей было на кого падать, если что, я покорно пошел считать ступени коридора, устроенного в промежутке между наружным и внутренним куполами. Ступени становились все круче, проход – все уже, изгиб лестницы – все сильнее. В скором времени коридор сузился до размеров почтовой посылки и изогнулся вправо, повторяя форму купола.

У одного из ребят – соотечественников, шедших впереди, закружилась голова и мы какое-то время стояли, обойти впереди идущего нет никакой возможности. Под конец подъема лестница превратилась в винтовую, по вертикальной оси которой появилась веревка. Трусливо хватаясь за нее, как орангутан, я продолжал подъем, ожидая, когда это все закончится. Наконец-то впереди развиднелось, и сквозь узкий проход мы вышли на вершину купола, где по периметру пристроена площадка полутораметровой ширины, с зарешеченным видом на римские окрестности.

Бессмысленно хватаясь за крючья, торчавшие из стены, я немного поснимал открывшиеся виды, просовывая объектив камеры между прутьями. Народу наверху было много, все друг другу мешали и нужно было долго ждать, пока предшественник отклеится от решетки, сделав сотое селфи и уступив место следующему.







Но виды, конечно, незабываемые, особенно на площадь перед собором. Только отсюда видно, что она построена точно по форме замочной скважины. С обратной, восточной стороны открывалась картинка папских садов, выстриженных и вылизанных, миниатюрной железнодорожной станции с тепловозиком и всяческих зданий и строений. И конечно же, Вечный город, уходящий рыжими крышами до горизонта, на котором обозначились невысокие горы.

















Спускаться вниз было гораздо легче, поскольку он осуществлялся уже по другой лестнице и народ бодро ссыпался вниз, никому не мешая. Все, наконец-то мы внизу, какое счастье. Больше ни на какую верхотуру не полезу, ну его на фиг.



В собор мы попали через южные боковые двери и начали его обход против часовой стрелки. Странно, но несмотря на огромную очередь на площади, змеившуюся ко входу в храм аж от границы Рима с Ватиканом, в самом соборе народу показалось немного, наверное, его размеры делают свое дело. Описывать сам собор нет особого смысла, куча материала есть и в сети, и в литературе. Отражу здесь только запомнившееся.
Собор построен на месте одряхлевшей базилики Св. Петра, которая в свою очередь была возведена на месте древнеримского цирка. Под алтарем якобы находится могила апостола Петра, распятого вниз головой недалеко от места захоронения. Построен изначально в форме греческого равностороннего креста. Позднее часть нефов, выходящая на площадь, была удлинена до формы латинского креста, скрыв собой полный вид на купол собора. Теперь с площади видна только его верхняя половина, отчего собор сильно потерял визуально. Полностью купол можно рассмотреть только сильно издалека. Странно и непонятно, но факт: собор построен шиворот-навыворот, то есть алтарем не на восток, как положено у христианских храмов, а на запад. В итоге богослужения в храме обращены не ко Христу, на восток солнца (помните одно из богослужебных восклицаний «Слава Тебе, Господи, давшему нам свет!»?), а совсем в другую сторону. Аргументы о том, что старые христианские храмы восприняли языческую храмовую практику расположения алтаря на запад, критику выдерживают плохо. В кои-то веки христиане перенимают языческие традиции? Раньше за такое можно было и на костер угодить. Не пойму, может, кто-нибудь пояснит.







Микеланджеловская Пьета закрыта стеклом, которое сильно бликует под светом ламп. Никто об этом не говорит, но показалось, что мраморная Богородица, держащая на руках тело Христа, по виду кажется чуть ли не младше своего Сына, практически подросток.



Критиковать особо не буду, чтобы не затоптали, но здесь, видимо, заслуженное звонкое имя скульптора уже живет своей собственной жизнью священной коровы, которая, как известно, выше критики.



Собор, как и многие католические храмы, темноват и подслеповат. Внутренний свет усиливается только при подходе к алтарю, где купол за счет круглых слуховых окон мало-мальски обеспечивает его освещением. Главное впечатление – помпезно, огромно, торжественно, исключительно богато и холодно.













Скульптуры в полтора-два человеческих роста смотрят куда-то вдаль, не видя вас, да и не собираясь это делать. Золоченые потолки и надписи по периметру усиливают вес и фундаментальность. Теперь понятно, почему картину Караваджо на библейский сюжет, заказанную и оплаченную, вынесли отсюда уже на второй день. У художника христиане – простые работяги, рыбаки, ремесленники, а иногда и (ужас, ужас!) женщины с невысокой в прошлом социальной ответственностью. А здесь статуи клириков и святых – это минимум полубоги, мифические герои, готовые указать правильный путь мраморной дланью, а если надо – то и растоптать железными пятками. В храме ощущаешь себя не равным среди равных, а непутевым муравьем, погрязшим во грехе и вторгшимся в другой, горний мир.







В отличие от храма, берниниевская площадь торжественна, но встречает вас приветливо и радостно. Она тоже полна народу, который прогуливается вдоль травертиновой колоннады, и ждет своей очереди встать на точку радиуса, глядя с которой колоннада, по замыслу архитектора, из двойной превращается в одинарную. Посреди площади – неизменный обелиск, притягивающий взгляд. Солнечно, шумно и весело.





























Храм остался позади и по мере того как вы уходите все дальше на восток, купол вырастает из него, как гигантское ребристое яйцо Фаберже из каменного чехла.

Наш путь лежит мимо замка Св. Ангела к церкви Сан Луиджи деи Франчези.

[Daily]

Изначально мы не планировали посещение замка Св. Ангела, зная, что обычно подобные замки-крепости в Европе были разоряемы и разграбляемы первыми. Второе – они долгое время служили тюрьмами, и третье – попытки устройства там различных музеев выливается в сбор всего не особо нужного другим хранилищам и галереям города. В итоге на стеллажах – фотокопии документов и старых фотографий, немного картин, пара кривых копий и ночной горшок. На сладкое – отремонтированная тюремная камера, в которой содержался без вины виноватый Галилей и откуда взошел на костер Джордано Бруно. Никто точно не знает, за что его казнили, да это и неинтересно, главное – он пострадал за свободу, гуманизм и прогресс.

Посему массивная рыжая шайба замка со статуей Архангела и зачем-то поставленной рядом вышкой радиосвязи остается слева, мы пересекаем мутный грустный Тибр и выдвигаемся в сторону Новой площади.











Церковь Сан Луиджи деи Франчези была у нас в планах на посещение, среди многих прочих храмов Рима. Наш гостиничный ангел Андреа в своем инструктаже настаивал, чтобы мы обязательно ее посетили, и не зря, спасибо ему. Церковь как церковь, таких в Риме много, некое представительство французских католиков в Риме. Старая, богатая, с историей, многолюдная. Мы знали, что там представлены картины Караваджо, но восприняли это спокойно (мало ли донов Педро в Бразилии…).

Огромные картины полностью покрывали все три стены одной из капелл, темной и глубокой. Рядом на стене – аппарат с прорезью, бросаешь еврик – на минуту включается свет, наслаждайся. В тот момент, когда мы пытались что-то рассмотреть в потемках, кто-то из фотографирующих бросил монетку. Эффект был поразительный. Капелла вспыхнула яркими, прямо-таки фотографическими образами. Не верилось, что это картины, писаные маслом. Взгляд приковывает оранжево-красная накидка евангелиста Матфея, тяжелыми складками ниспадающая вдоль тела вниз, к полу.



Темный фон картины многократно усиливает динамизм его фигуры, развернувшейся к ангелу, который загибает пальчики в перечислении того, что должен указать евангелист в тексте Писания. Как всегда у Караваджо, рама картины служит окном, сквозь которое вы наблюдаете за происходящим. Картина живая, как скажут сейчас, «интерактивная». Поразительный эффект. К живописи в силу неразвитости зрительных потенций я отношусь спокойно, но тут увиденное меня сразило наповал, особенно мощный и невидимый в деталях переход от тьмы к свету. Первая мысль – написать это невозможно, как можно написать маслом луч света? Оказывается, с талантом Караваджо возможно все.


Портрет Караваджо. Из Сети.

Да, с его талантом стало возможно все. Обладать свирепым, несносным характером, который в конце концов и сгубил его на пороге сорокалетия. Было возможно прожигать жизнь в кабаках, за карточной игрой, в пустых спорах с собутыльниками, заканчивавшихся драками, ранами, полицией и тюрьмой. Нелегальным ношением оружия, пускавшимся в ход при любой возможности. В одной из последних дуэлей, случившейся из-за ерунды - десяти монет - Караваджо был грязно оскорблен и в отместку проткнул пах обидчика шпагой. Смерть соперника, бегство в Неаполь, заочный смертный приговор путем обезглавливания и объявление художника «вне закона». За ним охотятся наемные убийцы, Караваджо бежит на Мальту. Там в силу своего таланта невероятным образом посвящен в рыцари Мальтийского ордена, пишет картины. Потом опять пьяная драка, чуть не убил заслуженного рыцаря ордена, лишение рыцарства. Бегство обратно в Неаполь, попытка возвращения в Рим, смерть от лихорадки у Порто Эрколе.

И одновременно для него возможно писать картины, на которые, будучи установленными в церквях Рима, Неаполя, Валетты, толпы простых горожан и приезжих молились, как на иконы. Его работы еще при жизни скупались и в храмы, и в частные галереи, а потом из храмов выносились в подвалы и находились там по триста лет, пока знатоки не выковыривали их на свет божий и не открывали миру их красоту. Стало возможно, ничего не создавая, открыть мощное реалистическое направление в живописи, в русле которого работали многие так называемые «караваджисты». Жизнь и творчество Караваджо – ярчайшее подтверждение сказанного в Новом Завете: «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа.» Жизнь его – такие же, как на картинах, мгновенные переходы от тьмы к свету, от липкого греха к подъемам на головокружительную духовную высоту.


Неверие апостола Фомы. Из Сети.

Никаких эскизов или предварительных набросков его картин не сохранилось. Они не были утеряны, их просто не было в природе. Художник писал набело, с натуры, без подготовки, причем все его работы характеризуются идеальной композиционной стройностью и подчиненностью замыслу. Он одевал библейских персонажей в современную ему одежду, писал рыбаков – рыбаками, крестьян – крестьянами, у апостолов были черные пятки, Богородица изображалась обыкновенной женщиной с тяжелой судьбой и нелегкой жизнью. Для картины воскрешения Лазаря ему выкопали из могилы смердящий труп недавно умершего мужчины, и натурщики отказывались позировать рядом, пока он не принудил их делать это, выхватив нож и перепугав до полусмерти.


Воскрешение Лазаря. Из Сети.

Свой заочный смертный приговор он воплотил в картине «Давид с головой Голиафа», причем в отрезанной голове легко узнать черты художника. Одна картина попала в Англию, где все ее хозяева были поочередно казнены отсечением головы. Когда она попала в музей, отсечения закончились, вот такая мистика.



Возвращаемся в капеллу. Справа на стене – «Мученичество апостола Матфея». Ворвавшийся в храм убийца готовится расправиться с апостолом.



Мальчик-служка с криком убегает, все – кто куда, на заднем плане – сам художник, страдальчески наблюдающий за происходящим. Убийца схватил за руку Матфея, что-то крикнул, через секунду совершится преступление. Действие разворачивается мгновенно, картина наполнена панической динамикой, происходящее как бы поймано репортажной моментальной съемкой. Когда Караваджо спросили, с какого натурщика написан убийца, тот ничтоже сумняшеся ответил, что с Адама, изображенного на потолке Сикстинской капеллы. Адам после изгнания из рая стал грешником и вполне мог совершить убийство. Ему посоветовали держать рот на замке и поменьше нести подобную фигню, так и до инквизиции недалеко, вон на Кампо Фьори до сих пор на место сожжения Джордано Бруно народ ступать боится.


Фрагмент «Мученичества апостола Матфея». Из Сети.

В пику доминировавшему тогда в живописи маньеризму Караваджо противопоставляет реалистический подход, когда Христос и святые не кукольно изображаемы на холстах и фресках в окружении ангелов и неземного света, а делят вместе с народом его нелегкую долю, когда они – не небожители, а ходят по Земле, страдают вместе со всеми и каждодневно распинаются за люди своя. «Христос пришел не праведников, а грешников спасти…»



Наверное, это нехорошо, но после Караваджо остальные картины в храме смотрятся детскими игрушками в песочнице…











Не зря мы съездили в Рим, уже не зря.

Следующим на нашем пути стал Пантеон. Чуть ли не единственное здание Древнего Рима, конструктивно сохранившееся до наших дней. Храм всех богов и сегодня поражает прежде всего своим необъятных куполом. Зажатый снаружи соседними зданиями, он не выглядит богатырем, но внутри огромен.



Без слов.



Кстати, секрет бетона с добавками пористого туфа, из которого сделан купол, был благополучно утерян. Восстановлен случайно, при постройке купола собора Св. Петра, практически открыт заново строителями. Факт, очень редкий в зодчестве. Народ внутри ходит с задранными вверх головами, и радостно гудит. По периметру – захоронения лучших, знаменитых и именитых. Среди них – Рафаэль и Витторию Эммануил, объединивший Италию.

















Могила Рафаэля.

[val2407]

Какой чудесный отчёт у Вас получился. Спасмбо большое. Читала с удовольствием. Вспоминала свои прогулки по Риму. Очень люблю Караваджо, его картины есть еще в базилике Санта Мария дель Пополо на одноимённой площади и в галерее Боргезе. А продолжение будет?

[Daily]

Спасибо за поддержку, мне очень приятно.

Продолжение будет, сейчас вымучиваю предпоследний и последний дни))

По Караваджо - перед поездкой я знал, что есть такой художник, а когда он меня захватил в плен, то пока я переваривал впечатления, настало время уезжать. Теперь появился повод еще не раз посетить Рим... Неплохо было бы еще съездить в Неаполь, Берлин и на Мальту, его картины тоже там есть

[Daily]

На пути – церковь Сант-Иньяцио, посвященная Игнатию Лойоле, основателю ордена Иезуитов и канонизированного католической церковью в 1622 году.

Еще один интереснейший персонаж, оставивший огромный след как в истории католичества, так и в европейской истории.

По национальности – баск, древнего рода, из большой семьи, с 14 лет, оставшись круглым сиротой, начал придворную службу. В молодости участвовал в боях по обороне Памплоны, был тяжело ранен, перенес несколько сложнейших операций. Ему ломали неправильно сросшиеся кости ноги, наркоза в те времена не было. Человек железной воли, решил посвятить жизнь Христу и церкви. В 39 лет начал учиться в школе, затем окончил университетский курс. За проповедническую деятельность не раз оказывался в тюрьме, инквизиция восемь раз возбуждала расследования в отношении него. Принял монашеские обеты, побывал на Святой земле, дважды пешком ходил в Венецию, один раз из Рима, второй – из района Барселоны, питаясь подаянием. В Риме рукоположен в священники, основал Общество Христа, позже преобразованное в монашеский орден Христа (Иезуитов).

Автор духовных практик, весьма спорных с точки зрения православного богословия, но принятых благосклонно католической церковью. Его знаменитое «сопереживание Христу» (намеренное представление в сознании мук Иисуса на кресте, святых мучеников во время пыток) часто выливалось в появление множества религиозных фанатиков и вело к разрушению психи его адептов. Погребен в церкви Иль-Джезу в Риме, недалеко от Пантеона.









Роспись церкви осуществил итальянский математик и художник Андрея Поцци, «гений перспективы». Его основной прием – роспись плоскостей с искривлением, при котором поверхность кажется вогнутой, объемной. Красиво, богато, интересно.















По пути к Санта Мария Маджоре.










Дом для камбалы.

Церковь Санта Мария Маджоре – одна из самых старых, больших и уважаемых храмов Рима.









Это ее, по преданию, приказала построить Богородица в видении двум римлянам на месте, где назавтра пройдет снег. Дело было в августе, и летний снег на вершине Эсквилинского холма поверг жителей в шок. На этом месте и была возведена базилика, внешний вид которой дошел до наших дней почти без изменений.

Внутри – золоченые потолки, золото на которые было любезно выделено Католическими королями Испании из южноамериканского сундука.







Колокольня – самая высокая в Риме. В алтаре хранятся ясли, в которые был положен младенец Иисус после рождения. Перекрытия собора украшены мозаиками IV-V веков и многочисленными росписями. Кстати, первую свою мессу свежеиспеченный священник Игнатий Лойола отслужил именно в этой церкви.
























Ясли Христа.















Храм центральный, привилегированный, обласканный, украшенный, очень богатый, уверенно глядящий в будущее. Нет проблем, а если и появятся, то прибегут дядьки и в мгновение ока все решат. В такие храмы заходишь полюбопытствовать, но трепета не испытываешь. У русских есть такое храмовое понятие – «намоленность». Вот этого не чувствуется, во всяком случае мне так показалось.

В этот день эксперимент с недоваренными макаронами решили не повторять, а накупили в сетевике сыра, куриных ног, шикарных помидоров и сладчайших апельсинов. Устроили себе ужин сами, без поддержки римского общепита.

[Snusnumrik]

Класс! Очень тонкие и меткие у Вас описания!

В следующий раз, если Караваджо понравился, зайдите в галерею Боргезе. И в церкви Санта Мария дель Пополо он тоже наличествует.

С едой вам круто не свезло, ну для первого раза в Риме совершенно типично, тут как нигде надо знать хорошие места.

Спасибо за отчет, красивый язык, увлекательно, жду прoдолжения!

[Daily]

Конечно, в Рим надо вернуться, хотя бы из-за Караваджо.

И вообще, немногие города могут похвастаться такой плотностью истории и культуры на квадратный метр площади. Это у нас получилась только короткая прогулка, а если копать глубже, то это надолго...

Ну а еда - наверное, не самое главное, мы люди привычные.

[В.А.]

С интересом читаю Ваш отчет. Очень хороши фотографии. Фото интерьеров базилик отмечу особо - очень!
Рада, что Караваджо примирил Вас с Римом. Возможно, Вы видели фильмы ВВС и серии «Сила искусства» - «Бернини Джовани Лоренцо» и «Меризи да Караваджо». Если нет, теперь знаете о их существовании:)

[Daily]

Спасибо за поддержку и за рекомендацию фильмов, обязательно посмотрю ))

Пока что информация по Караваджо у меня только из Сети и из книги Махова.

Есть еще роман "Имя кровью", я его начал и не осилил, стиль не мой, рассчитан на эмоции. Также есть мемуары его современников (на итальянском?), тут я пас. Вот если был бы перевод на английский, тогда еще можно попробовать почитать.

[Daily]

10 марта.

Настал последний экскурсионный день в Риме. С утра – сплошная облачность, но итальянские метеорологи дают солнышко ближе к обеду и сухо, зонта брать не надо. За предыдущие дни конкретно намял ноги кроссовками, поэтому сегодня без длинных переходов, все рядом: Колизей и Римский форум с Капитолийским холмом, если останется время и здоровье, то можно посмотреть Латеранские храмы и Святую лестницу. И еще жена мертвой хваткой вцепилась в Уста истины, придется переться туда.

По хмурой пасмурной улице квартала два, потом налево – и вот он, Колизей, виден в торце переулка. Я полагал, что амфитеатр построен вверху, на каком-нибудь холме, а оказалось наоборот, в низине между Эсквилином, Капитолием и Палатином, на месте засыпанного озера комплекса Золотого дома Нерона. Стоит себе внизу, но как ни странно, совершенно не теряет от этого ни своей мощи, ни красоты.





Места, которые мы собираемся посетить сегодня, одни из самых посещаемых, фотографируемых и описываемых в мире. Казалось бы, информации – горы, но это на первый взгляд. На самом деле первоисточников мало, и все переписывают инфу друг у друга, додумывая ее на ходу и снабжая всякими яркими, часто фальшивыми, подробностями. В итоге получается куча хреновых путеводителей.





Цитировать я их не буду, и без меня все уже известно. Пока мы идем к Колизею, попытаюсь приподняться над суетой. Как уже известно, строительство амфитеатра было начато при императоре Веспасиане, строилось всего восемь лет, что для тех времен и возможностей просто-таки ударный труд, Стаханов отдыхает. Скажем так, «деятельность» Колизея пришлась на расцвет империи и с ней же угасла. Был построен с важнейшей целью – организации досуга римлян, игр, постановочных спектаклей, состязаний и вообще «зрелищ». Сами театры пришли, как известно, из Греции, где на сцене ставились трагедии, комедии и прочие драмы. На арене цирков состязались спортсмены, показывая свою удаль и мастерство. Как было известно еще давно, спортивные состязания – это замена войне, захватывающее занятие, великолепный досуг, ставший в наше время огромным многомиллиардным бизнесом. Это бои «понарошку», проводившиеся в духе честной борьбы, уважения к сопернику, выявления сильнейшего, чье имя было у всех на устах. Театральные постановки, в которых артисты изображали человека с его страстями, грехами, любовью, героическими поступками, отражали бурное течение жизни, наблюдая за которым зрители становились участниками происходящего, переживали за героев, горевали и радовались, взрослели и умирали вместе с ними. Небывалый уровень греческой культуры был известен по всей тогдашней Ойкумене.









Как нас учили всю жизнь, в истории идет непрерывное развитие вверх, от худшего к лучшему. Что же произошло в Древнем Риме? Спорт и театр – это фейк, иллюзия, обман. А мы покажем народу настоящее действо, где все будет правдой – битва, борьба за выживание, секс, смерть, все настоящее, и все напоказ, без обмана. На помойку вашу культуру. А че, имеем право! Мы самые лучшие, мы самые умные, самые сильные, самые-самые. Пусть смотрят и трепещут, пусть берут с нас пример.











За четыреста лет «зрелищ» в Колизее погибло, по приблизительным подсчетам, около пятисот тысяч человек. Животных никто не считал. Кровь лилась рекой. Убивали на потеху, по одному и десятками, по десятку и сотнями. Зрители с кровавой пеленой в глазах жестами рук решали, жить или умереть несчастным. Более того, практиковались изнасилования людей специально натасканными для этих целей животными, конечно же, со смертельным исходом. Волосы дыбом встают от того, что выделывали с людьми на этой сцене на потеху власть предержащим. Мне скажут, что жертвы были в основном рабами, и за людей их не считали. Оно-то конечно так, но даже по законам Рима раб мог стать свободным человеком и гражданином за выкуп, будучи отпущенным своим хозяином и так далее. То есть понимание, что это все-таки люди, в римском обществе наверняка существовало. Жуть, дикость и невежество зажравшейся толпы переворачивает все наши представления о высоком духе культуры Древнего Рима. А потом Пунические войны, «Карфаген должен быть разрушен!». Да, в Карфагене приносились в жертву младенцы, до сих тунисцы находят в пустыне младенческие захоронения, но судьи кто?

Все сложно, кроваво, жутко. Но знать это надо. Мы же ужасаемся Освенцимом и Бухенвальдом. Открыто демонстрировать зрительское наслаждение от смерти, позора и мучений – это за гранью.





Само здание амфитеатра, конечно же, впечатляет. Даже разрушенный на две трети и послуживший ресурсом стройматериалов для многих римских зданий, Колизей сохранил свой добротный горделивый облик, его гармония настолько совершенна, что он шикарно смотрится со всех сторон, откуда бы вы на него не взглянули. В отличие от того же собора Св. Петра, у него нет выигрышных или неудачных ракурсов, они все удачные. По праву считается одним из символов Рима.



Народу много и вокруг, и внутри, крик, гам, суета. Но Колизей и построен для многоголосой огромной толпы, которая смотрится абсолютно гармонично и к месту среди коричнево-рыжих развалин. Его полуразрушенная и выставленная напоказ «трехслойность» только добавляет амфитеатру живописности и шарма.



Долго стоим в очереди к рамкам металлоискателей Форума. Тут уже живописные руины, про которые надо знать, откуда они и что тут было раньше. У меня с фантазией ретроспекции не очень. Наглые чайки криками выпрашивают еду. Если увидят кусок в руках, могут напасть и отобрать. Жена была атакована птицей, принявшей ярко-желтую салфетку за съестное. Поднялись на обзорную площадку Палатина, с целью обсервации окрестностей. Красиво, колоритно.







































Внизу, под холмом, фонтанчик с питьевой водой. Напиться не мог, такую вкусную, прямо-таки сладкую воду я пил только в детстве, у себя на малой родине, среди гор, тюльпанов, под бескрайним азиатским небом.



















На Капитолии заковырялись с поиском Волчицы, а она скромно притулилась вместе с окормляемыми Ремом и Ромулом на колонне у дворцовой стены (копия, конечно, не подумайте другого).






Древний римлянин с рогом изобилия проверяет электронную почту. Мрамор, Капитолийский холм, начало н.э.











Долго шли вниз по склону холма к Тибру, мимо театра Марцелла и вдоль реки к униатской церкви Санта-Мария-ин-Космедин, где перед фасадом кучковался народ в очереди к Устам Истины.





Мы оказались внутри китайской группы, галдевшей и снимавшей себя на телефоны. Очередь двигалась быстро, минут через пятнадцать стоявший перед нами китаец с разрешения местного сотрудника уже клал руку в пасть мраморной треснувшей морды, потом дурашливо заорал и задергался, будто бы не может вынуть руку, что вызвало дружный солдатский хохот его соплеменников.



Все, мы наелись за эти три дня, впечатления уже с трудом впихиваются в голову, усталость сделала свое дело. Обратно шли медленно, понуро, разглядывая между камнями брусчатки окурки-ветераны, поседевшие на дожде и солнце за долгие месяцы. Много из жизни Вечного города видели они, многое могли бы рассказать.



До свидания, Рим, до новых встреч. Здесь есть что посмотреть, о чем подумать. Ты не вызвал у нас щенячьего восторга, не снишься в ночных грезах. Но ты по праву остаешься первым Римом, это звание у тебя уже навсегда. До свидания.

204.gif

[Мария Хуан]

Спасибо за отчет! Могли бы вы рассказать поподробнее о погоде в середине марта? Будем в Риме с 13 по 20 марта этого года, отзывы о мартовской погоде в интернете уж очень невнятные: кто утверждает, что теплынь (легкая курточка и тонкие кеды?), кто стращает лютым холодом и ветрами (плотное пальто и основательные ботинки?), кто сулит дожди и потоп (дождевик и резиновые сапоги?). Весь гардероб волочить не хочется, понятно, что можно будет перед вылетом прогноз погоды посмотреть, но то самое "ощущается как" все же очень интересует. Спасибо!

[Daily]

Нам, наверное, повезло, дождь был только в день приезда. В остальные дни - солнышко, ходили в кроссовках и демисезонных куртках. Мы перед выездом смотрели сайты с погодой в мартовском Риме, больше инфы вам, скорее всего, не найти.

По поводу "ощущается" - ощущается хорошо, ведь это все-таки юг, и мартовский Челябинск вам точно не грозит. По поводу дождей - гарантии никто не даст, но вы же самостоятельный путешественник, разрабатывайте маршрут в том числе и на случай осадков - все музеи в вашем распоряжении.

[JamKit]

Daily, я сначала нажала на "мне нравится", а потом вспомнила, что Вы против этого, простите.
Но в любом случае Ваш рассказ о мартовском Риме мне очень понравился.

[Daily]

Спасибо за интерес, добро пожаловать в мартовский Рим!

[gannusja]

Пронырнув через хитрый выход направо из капеллы, мы оказались в соборе Св. Петра. Точнее не в нем самом, а у наружной стены, у касс по продаже билетов на купол храма.

А можно сразу пройти в Собор, не поднимаясь на купол?
P.S.Спасибо за интересный отчёт.

[Daily]

Я подробностей уже не помню, но что пройти в собор можно через правый выход из Сикстинской капеллы - это точно.

Вы почитайте на итальянской ветке про посещение Ватикана, там вся информация есть.