Как это было когда-то, в жизни прошлой. Моя первая самостоятельная поездка. Самостоятельная не потому, что не от турфирмы, а просто впервые без родителей. И даже без подружки, и вообще одна-одинешенька. Почему одна – да просто в то время не спрашивали: « - Сколько человек едет? Куда вы желаете?» И прочее «Чего изволите». Папа достал одну путевку на турбазу Министерства обороны. Десять дней в горах, в Красной Поляне, десять дней в Кудепсте, у моря. Счастье мое не влезало ни в какие рамки, и даже трудно было понять, что было шикарней – то, что на юг, или то, что без родителей, самостоятельно, «как взрослая».
И вот я стою на вокзале в Адлере в очень модных и дорогих джинсах Леви Страусс и не менее модной белой марлевой блузке. Теплый ветер развевает кудри, южное солнце раскрашивает их золотым цветом. Мне семнадцать лет. Я вся в предвкушении чего-то прекрасного, восторжена, довольна собой и обстоятельствами; и вся прошлая и будущая жизнь видится исключительно в оттенках розового. Пятьдесят оттенков розового, да. Или сто пятьдесят.
И тут же, как мухи на варенье, слетаются немолодые, некрасивые, по большей части лысеющие и пузатые, местные таксисты-частники. Они все «абсолютно бесплатно» хотят отвезти меня на своих Жигулях и Волгах до места назначения. «Абсолютно безопасно», «абсолютно бесплатно, еще и в ресторан по дороге заедем», «турбазовский автобус сегодня не приедет», «Сейчас дождь пойдет» и прочая белиберда. По счастью, вселенная все же отмерила мне немного (хотя неплохо было бы и побольше) ума,, а может, сказалось правильное воспитание – я, все-таки, девушка из хорошей семьи. Можно даже сказать, из крайне интеллигентной: мама пианистка, папа профессор, доктор наук (на тот момент, наверное, все-таки, кандидат). Как бы то ни было, проверять, что бы случилось в результате такого вояжа я не стала, спокойно дождалась турбазовского автобуса – он таки пришел согласно расписанию и козьими тропами и серпантинами долго и нудно дотошнил меня до места назначения. Но сейчас, оглядывясь назад сквозь призму нажитого опыта, я все же понимаю, что если бы у меня была дочка (на самом деле у меня сын), вряд ли я отпустила бы ее в семнадцать лет одну в дальние южные края. А может, просто тогда мы все были абсолютно непуганые, жили беспечно и расслаблено. При том, что случаи бывали всякие; насильники, в принципе, где-то были, случались даже и маньяки.
Однако до турбазы я благополучно добралась, а там уже отдых пошел насыщенный и красивый. Но это только поначалу. Позже судьба прошлась по нежно-розовому грубыми коричневыми мазками. Грубым, и даже где-то трагичным стало то обстоятельство, что в середине радужного и безмятежного отдыха притаился поход. На пять, что ли, дней. Или около того. И что самое смешное – именно в мою путевку входила самая сложная разновидность этого поганого времяпровождения.
Но сначала все было как нельзя лучше. Турбаза Министерства обороны выглядела более, чем достойно (по тем временам, естественно), горы и солнце, новые знакомства уже не с лысеющими таксистами, а с интересными во всех отношениях молодыми людьми моего круга, прогулки и посиделки, вино и речная форель…
И тут как обухом по голове - ПОХОД. Почему это было трагично – надо было знать меня семнадцатилетнюю. Я была крайне изнеженным созданьем. Имела привычку перед сном принимать горячую ванну, потом долго читать в постели. С кружкой чая и тарелкой бутербродов. А постель была такая: натуральная перина, пуховое одеяло, чистейшие простыни… Настольная лампа, мягкий свет, подшивка журнала Юность… Ходить же в мир я привыкла на шпильке, по ровному асфальту и недолго. С питанием – такая же фигня: весьма привередлива. И вот – поход. Привычный комфортный мир рухнул в одночасье, просто обрушился с пьедестала, разбился вдрызг. Это стало совершенно понятно уже накануне похода, на организационном собрании нашей туристической группы. Сначала мелочи - в моем чемодане имелись: босоножки на шпильке светлые, босоножки на шпильке темные, босоножки на другой шпильке… сарафан на таких бретельках, сарафан на других бретельках, юбка широкая, юбка не очень широкая… Ну то есть, понятно. То есть, ничего не понятно. Особенно непонятно, как в этом всем идти в пятидневный поход. Можно сказать, что непонятно, почему я взяла с собой вот это все, а не какую-то подходящую случаю одежду и обувь - но нет, тут-то, как раз, все предельно просто: ничего другого у меня отродясь не водилось, я взяла то, что было. Спортивная одежда и обувь в повседневной привычной жизни была не нужна от слова «совсем», так как весь, какой только бывает, спорт обошел меня стороной напрочь и очень далеко. В походы ходить тоже как-то голову не приходило, я предпочитала театры, рестораны, домашние посиделки… В библиотеку могла сходить, а в поход – нет. Забрезжила уже надежда, что со всем этим набором шмотья меня попросту не воэьмут и оставят на турбазе, но надежда та разбилась о суровую правду жизни. Мне цинично выдали специальные горные ботинки и какую-то брезентовую курточку. Ботинки внешне и на ощупь напоминали пыточный «испанский сапог». Брать в руки их было неприятно, надевать еще противнее. Курточка вызывала аналогичные чувства. Вниз пришлось надеть дорогие джинсы Леви Страус с красивой марлевой блузкой. Сердце кровью обливалось от подобного кощунства. А кому легко… Но все это было полбеды, беда пришла, когда выдали рюкзак. Размера он был примерно с Жигули, но страшно было не это. Страшно стало, когда пришла пора его заполнять. В рюкзак сложили: продукты на пять дней, включая бвнки сгущенки и тушенки, спальный мешок, какую-то посуду типа котелка, не помню, что еще, и от себя я добавила косметичку. Когда же раздувшегося во все стороны монстра нахлобучили на меня, стало ясно, что не то, что куда-то идти, я и стоять-то под этим грузом не могу. Надо сказать, что до этого ничего тяжелее портфеля с тетрадками отродясь в руках не держала. И – да, я была в очень плохой физической форме, точнее, у меня ее, физической формы не было вообще, а вес едва доходил до сорока восьми килограммов. Рюкзак же по моим ощущениям весил килограмм двести (на самом деле, конечно, вряд ли больше десяти) Но сколько бы эта дрянь ни весила, о том, чтобы я целый день таскалась с ней козьими тропами, не могло быть и речи. Но эта проблема, как раз, разрешилась проще некуда. Все, кроме кучки личных пожитков разобрали мужчины. Причем, мужчины мне абсолютно посторонние, не связанные со мной никакими, даже зарождающимися, отношениями. К тому времени у меня, конечно, завязалось два романа – с морским курсантом из Ленинграда и с каким-то московским мажором, но оба моих кавалера приписаны были к другим туристическим группам и шли в другие походы.
Поскольку мне чужды светлые идеалы феминизма, да и мазохизма тоже, я не возражала. В общем, с рюкзаком проблема разрешилась. Но стались еще несколько проблем. Я не могла весь день передвигаться в хорошем темпе вверх-вниз, не могла спать в палатке прямо на земле, и не умела есть то, чем в том походе кормили. Когда, спустя пять дней, мы пришли на турбазу в Кудепсту, вместо вечно сырого спальника на кроватях там было постельное белье, в столовой – посуда, включая вилки и ножи (в походе только алюминиевые ложки) и нормальная еда. Еда – особенно, потому что к окончанию похода джинсы уже можно было снимать-одевать не расстегивая. Простыни я готова была целовать, вилку с ножом не хотелось выпускать из рук.
Попав в Красную Поляну во второй раз, года через три, я уже была другая. Почти взрослая, несколько умудренная и хоть как-то адаптированная к земной жизни. Я завалила и сдала несколько сессий, пережила множество романов, познакомилась, нервно промучилась год и рассталась навсегда со своим будущим мужем Анатолием. В поход просто-напросто не пошла, а с компанией парней идевушек переждала тревожное время в сочинском частном секторе. А раньше я и не знала, что так можно, даже в голову не приходило. Но это все про времена ушедшие, посмотрим, что там теперь…