Часть первая - историческая
Он подошел ближе и хрипло прошептал:
« — У меня есть там внизу, в склепе, пара черепов. Посмотрите на них.
Идемте же, посмотрите черепа. Вы молодой человек, вы путешествуете
и должны доставить себе удовольствие. Пойдемте, посмотрите черепа. »
Джером Клапка Джером. Трое в одной лодке, не считая собаки.
« Призрак бродит по Европе… »
Cами знаете откуда.
Табор. Нет другого города в Чехии, история которого была бы так наполнена великими и страшными деяниями предков, переносящих нас в далекие годы смутного времени. Времени, когда вознесшееся к небу пламя костра, зажженного инквизицией в далеком Констанце, у пологих берегов широкого Рейна, сорвало с земли тысячи чешских крестьян, заставило их оставить жилища, чтобы последовать за мятежными проповедниками, призывающих создать на земле “общество равных”, о котором мечтал непокорный еретик Ян Гус.
Тысячи людей сошлись тогда на склонах высокого холма, чтобы основать здесь “святой город”, живущий по своим, неписанным церковью законам.
Город, превратившийся в непреступную крепость, противостоявший набегам немецких рыцарей, снаряженных в Крестовые походы германским королем Сигизмундом, собиравшимся утопить в крови поднятую гуситами Богемию – родину своего отца, Карла IV. Город, из которого отряды таборитов, закаленные в боях с немецкими, венгерскими и польскими рыцарями, совершали дерзкие набеги, полтора десятилетия безжалостно опустошая и повергая в трепет соседние земли скованной страхом Европы.
Возникший в смутное время, Табор хранит многие тайны тех темных лет, когда суровый гетман, “страшный слепец” Ян Жижка, мертвой хваткой перехватил власть, оброненную слабым чешским королем Вацлавом, возглавил гуситское войско, и своей железной волей вел его с победами немыслимо долгие четыре года через два Крестовых похода и братоубийственные распри гражданской войны.
Табор – это место, где смешалось настоящее и прошлое, явное и вымышленное, реальное и потустороннее.
В вечернем тумане, наползающем к городским стенам с тенистых крутых склонов холма, в узких извилистых улицах этого города, словно дрожащие кадры черно-белого “синематографа”, возникают и сменяются неясные картины событий тяжелых лет. В разреженное пространство реальности проникают призрачные видения настоянного на жестоком времени сумрачного мира, запертого на долгие века в неприступных городских подземельях.
Средневековые подземелья, словно гигантская грибница, протянулись десятками километров узких ходов под старым городом, упираясь в подвалах домов в каменные завалы и прочные окованные железом двери, не открывавшиеся уже много веков. Только малая часть этих подземных ходов доступна.
На углу старого дома, за спиной застывшего в камне сурового Жижки, в тени потемневших в веках сводов готического костела Преображения Господня, открылся музей призраков. Неприметная с виду дверь в стене открывает проход, который крутой каменной лестницей в узком туннеле уводит в разветвленные коридоры средневековых подземелий.
Оглянемся еще раз на солнечный осенний день, чтобы, набравшись мужества, спуститься в сумрачный мир призраков.
Часть вторая - приключенческая
« В глубокой нише, из которой тянуло ледяным смрадом, кто-то застонал и загремел цепями. “
Вы это прекратите, — строго сказал я. — Что ещё за мистика! Как не стыдно!..”
В нише затихли. »
Стругацкие. Понедельник начинается в субботу
Поздней осенью в Табор наведывается мало туристов, поэтому в этот день в подземелье никого не было. Очертания стен и полукруглых сводов медленно проявлялись из абсолютной тьмы по мере того как глаза привыкали к темноте после яркого солнечного света.
Каждый шаг отражался гулким эхом от высоких каменных сводов, покрытых черными пятнами плесени. Неровные стены коридоров изгибались на моем пути, открывая новые ответвления сужающихся проходов, уводящих все глубже и глубже под землю.
Городские подземелья возникли под городом еще при гуситах, построивших первые дома на этом месте. Просторные подвалы, соединенные узкими лазами, позволяли в случае штурма города укрыться в них и уйти от преследователей. Однако крестоносцы, осаждавшие Табор во время Первого крестового похода, были наголову разбиты гарнизоном города и подоспевшим с Праги Жижкой, и никогда не смогли проникнуть в него.
Подземные ходы разрастались и столетия после окончания гуситский войн. Горожане использовали глубокие подвалы под своими домами для хранения запасов продуктов. Здесь они спасались от голодных толп, громивших дома в неурожайные годы, от набегов разбойников, наведывавшихся в город по ночам во времена раздоров и слабой власти, а позже - от шведских войск, добывших город в новой, разрушительной для Чехии, тридцатилетней войне.
Жители города укрывались в подземельях и в чумные годы, когда на городских площадях пылали костры, а по стенам мертвых улиц, с наглухо забитыми окнами, скользили длинные тени, отбрасываемые в свете факелов зловещими силуэтами в масках с длинными острыми клювами, закутанными в черные плащи, с крюками для мертвецов в руках. Горожане верили, что страшную болезнь приносит ветер, надувающий из далеких Восточных стран, не ведая того, что бубонной чумой заражаются от укусов блох, живущих на черных крысах, которые тысячами копошились в темных углах подземелий.
Умерших от чумы и голода хоронили, замуровывая в подземных кельях. Неизвестно, какие призраки обитают с тех пор в глухих нишах за толстой каменной кладкой и в глубине заваленных камнями проходов…
В последующих веках этими коридорами не раз бродили кладоискатели, отыскивающие несметные сокровища, которые гуситы якобы привезли из своих военных походов. Согласно легенде, самые ценные из этих трофеев гуситские гетманы складывали в потайной комнате, место которой впоследствии было утеряно. И может, до сих пор хранятся бесценные золотые сокровища где-нибудь в дальнем тупике подземелья и ждут своего открывателя, чтобы излить на него сконденсированную в веках негативную энергию алчности и зла.
Фотографируя, я незаметно опустился вглубь подвалов. Солнечный круг от входного туннеля затерялся в отдалении гулких сводов. Дорогу мне освещали трепещущие огоньки свечей, намечавших путь тусклым мерцающим пунктиром.
В глубине открытых келий, за арчатыми проемами, полутьма сгущалась в плотный непроницаемый мрак, заставляя бродить, словно в тумане параллельного сумрачного мира, лишь каким-то шестым чувством улавливая слабые дуновения от скользящих в темноте прозрачных теней, беспрепятственно проникающих сквозь толстые стены.
Эти бестелесные тени заставляют мурашки бежать по коже, так, что неожиданный музейный спецэффект, предназначенный для того, чтобы напугать скучающих посетителей, наоборот, только разряжает до предела натянутые нервы и возвращает в мир реальности.
Не только чума и опасность заставляла жителей Табора скрываться под землей. Горожане спасались от страшных пожаров, часто случавшихся в расположенном на вершине холма и открытом всем ветрам городе.
Пожары в Таборе были ужасны. В бушующем огне плавились толстые железные ворота и раскалялись докрасна готические перекрытия нижних этажей. Дома проваливались в подвалы, выдавливая в коридоры подземелий огненную лавину, сметавшую все живое на своем пути.
В глубине подземных этажей становится жарко, с глубоким дыханием со рта вырывается пар. Туманное облако вспыхивает на миг в тусклом освещении, и тут же бесследно тает. Я прилаживаюсь со штативом, чтобы заснять наряженный под фигуру Cмерти манекен, поставленный здесь для устрашения толстокожих туристов, отчаянно добравшихся в эту удаленную часть подземных лабиринтов.
Но что такое?! Четкая зловещая фигура в черном плаще почти полностью растворяется, стоит только взглянуть на нее в видоискатель камеры…
- Что за черт!
Протираю запотевшее стекло объектива…
Приседаю, чтобы поднять оброненный платок. Медленно понимаюсь, и в этот момент раздается жуткий скрежет за спиной, и огромная рука, процарапав когтями по куртке, тяжело ложится на мое плечо. Мощные звуки органа заглушает дьявольский хохот.
… Все! C меня достаточно всех этих жутких бутафорских эффектов! Так и поседеть ненароком можно…
Осторожно огибаю напугавшую меня каменную балку, выступающую из стены когтистыми зазубринами неровного края, и направляюсь к выходу, торопливо минуя призраков, затаившихся в открытых проемах стен.
Не оглядываясь, прохожу мимо мигающих изумрудными огнями боковых ответвлений, из которых доносятся протяжные зовущие голоса.
Прохожу мимо наглухо закрытых дверей с большими ржавыми замками в серебристых коконах паутины. Кто знает, какие еще черные тайны хранят подземелья за этими дверями?
Во времена несчастий и раздоров, год за годом терзавших средневековую Европу, легко верилось, что причины всех бед людских – в происках колдунов и чернокнижников, наводивших порчу своими чарами и заклинаниями.
Может, и правда, где-то в темных закрытых комнатах все еще варится в чанах сатанинское зелье по тайным рецептам, – из сушеных змей, тарантулов и крыльев летучих мышей, чтобы рассеивать по Земле нескончаемые беды и болезни.
Но вот уже вдали виден бледный круг дневного света, проникающего под землю через узкий входной туннель.
У самого выхода деревянная планка закрывает вход в нижние подземные этажи. Посетителей туда не пускают, - там еще не разобраны все завалы, не выметен мышиный помет, не собраны и не вынесены побелевшие от времени кости.
Наверное, и сами хозяева не решаются спускаться в эти погруженные во тьму дальние катакомбы, находящиеся во власти дремлющих в них темных сил.
Часть третья – оптимистическая
« — А вы сами-то верите в привидения? — спросил лектора один из слушателей.
— Конечно, нет, — ответил лектор и медленно растаял в воздухе. »
Стругацкие, Понедельник начинается в субботу
На поверхности догорает необычно теплый осенний день. Ветер шелестит редкими высохшими, но не облетевшими листьями исполинских каштанов, которые тянут свои узловатые, покрученные временем ветви, чтобы заглянуть сквозь узкие прорези окон в таинственный полумрак костела.
Проникающие внутрь сквозь витражное стекло лучи заходящего солнца проецируют на готических стенах бегущие цветные узоры, словно медленно вращая тубу гигантского калейдоскопа.
Холодную синеву прозрачного неба пронзают стрелы реактивных самолетов. На уступах стен устроились голуби, завороженно наблюдающие за водой, струящейся во все стороны из языческих ликов фонтана.
Шумно играют дети. Из соседней пивной доносится гам десятков голосов, заглушающий негромкие звуки популярной мелодии.
Вот только каменный Жижка, с обострившимися в вечерних лучах тяжелыми чертами лица, кажется еще более суровым и беспощадным, напоминая об ужасах смутного времени и порожденных ими призраках средневековых подземелий Табора.
Его тяжелый пристальный взгляд заставляет напрячься, и уже кажется, что в сплетении ветвей и впрямь конденсируются и проявляются неясные смутные тени. Но впрочем, это – просто игра переутомленного воображения…
