Одержимость.
… Я думал, что рухну и завершу свой жизненный путь в паре километров от цели и в паре месяцев от пенсии, прямо на очередном изгибе дороги, уходящей вверх до следующего поворота. И ни одного более-менее горизонтального участка, не говоря о легком спуске. Ни о каком спуске не говоря! Все здесь направлено вверх: дорога среди густого леса, деревья, сухие колючки на обочине. Кашляющий над дорогой ворон, увидев мою согбенную фигуру с рюкзаком, штативом, зеркалкой на шее, пакетом с тремя литрами питья в руках, (да-да, именно так: два литра воды и 0,75 литра вина), ползущей вверх среди негромкой матерщины, - потерял равновесие и, едва не свалившись мне на голову, рванул ввысь, в сторону Южного перевала. Сейчас здесь спускаться можно только солнцу, что оно и делает, неостановимо приближаясь к куполу горы с целью вообще уйти за горизонт. А я останавливаюсь, как мне кажется, каждые пять минут, чтобы отдышаться и успокоить сердце. Кардиостимулятор, похоже, забил на регуляцию ритма и несет ахинею. Вспоминаю бессмертные вирши Александра Иванова:
«Нет, весь я не умру…» - сказал однажды Гений.
Но я не гений. И помру я весь.
А всего-то восемнадцать лет назад друг мой Леха где-то здесь обозвал меня горным козлом и дал клятву больше не ходить со мной по горам. И ведь исполнил.
Пытаюсь фотографировать. Почти вся дорога закрыта лесом. Для фото открываются редкие окна. Вот слева Кок-Кая.
Справа пилит небо Сююрю-Кая и собственно гора, с изрядно изувеченным карьером склоном, давшая имя всему массиву.
Остановки все чаще. Стоянки все дольше. А ведь сегодня по разработанным ранее планам должен был состояться поход на Сотеру с командой крымолюбов. Да, я променял личное знакомство на это Посещение. Но я стал бы для них обузой. В общем, созвонился, извинился. И сейчас исполняется моя мечта, родившаяся из, казалось бы, дикой бредовой идеи – проводить закатное солнце, провести ночь у известных фигур выветривания и встретить рассвет со Сфинксом.
Нда… К закату я явно не успеваю. Повороты идут один за другим. Сыпучка на дороге сменяется бетонными плитами, те – колеями. Ноги не могут настроиться на аритмию подъема. Выпитая вода не облегчает ношу и булькает своим весом в желудке. Поту некуда выходить – футболка, штаны уже не вмещают его. Забыл правило питья в походе… Мимо вскарабкивается джип военных. Проезжают, не замечая меня. А могли бы и подбросить. Солнце не ждет, четко отмеряя свои пятнадцать градусов в час. Вот и еще одна напасть прибавилась. – Появилась на западе облачная пелена, грозящая сорвать мне то, о чем я мечтал два бескрымских года, во что я почти не верил – уж очень абсурдным и явно неисполнимым казалось мне желание. Но не возвращаться же?
… Время, время… Тебя невозможно измерить.
Тогда, на подъеме, ты было бесконечным. Сейчас тот подъем кажется мгновением. Ты всему знаешь конец и за очередным поворотом ты открыло мне могучую спину Символа горной части массива, вечного смотрящего на рождение дня. Останавливаюсь на площадке и тут, хотите верьте, хотите – нет, усталость буквально материальным телом тяжело упала на землю. Стало заметно легче. Ушел из ног свинцовый вес. Попал я, видимо, в какой-нибудь узел магнитной аномалии одноименного хребта и напрочь размагнитился. Глоток густого сухого Саперави приподнял меня над тропой, испугав продолжающего кашлять ворона, сидевшего на макушке Сфинкса. По экологичке я практически бежал, цепляясь за ветки и корни, вывихиваясь на камнях. Успеваю обратить внимание на то, что крымские сосны становятся моим любимым деревом.
Вырвавшись из сосен на открытое место, я не опоздал по времени к закату и мог бы добежать до Фигур до захода. Меня опередила облачность. Западная сторона была затянута пеленой, в которой солнце расползлось, как масло на сковороде.
И не обещала мне эта муть ничего ожидаемого…
Но планов менять не буду. Я - Здесь. Впереди – невероятное - ночь в фантастическом мире. Какой бы она ни стала, это ночь исполнения мечты.
«Скоро вдаль умчится поезд стрелой…»
(А. Цфасман, И. Альвек. Исп. П. Михайлов.)
30 августа в начале одиннадцатого часа утра на блестящие рельсы 4-го пути Казанского вокзала специально для нас (в том числе) был подан красавец экспресс о двух этажах под номером 104 и маршрутом Москва-Адлер.
Поезд оказался очень удобным и по времени отправления (10-53 Мск) – не надо рано вставать, и по доступности – перейти с Ярославского на Казанский вокзал дело пяти минут.
Расписание маршрута обещало домчать нас стрелой до Краснодара за чуть меньше девятнадцати часов, что и было исполнено с точностью до минуты. Хорошие, разговорчивые соседи из Кирова, коньячок маленькими глоточками перед станциями и «выйти покурить», постоять на незнакомой платформе среди незнакомых людей, близких по направлению перемещения еще пока розовых телес – строго на юг, к морю. Что еще нужно для начала отпуска… На коротких остановках над платформой вился аромат домашней жареной курочки и свежеразрезанных помидоров. Кое-кто прихватывал с собой запах «вот только что чуть-чуть» выпитой водочки. Над всеми витала вагонная дружба и эти дорожные мгновенья были чудесны. Думается мне, что если бы вместо автодорог понастроить железные, мы бы стали ближе друг к другу.
Через час после прибытия серо-красного красавца в Краснодар, с автостанции, что примыкает к ж/д вокзалу, большой автобус забрал нас и повез до Феодосии, на что ему понадобилось семь часов. Он мог бы это сделать и за шесть часов, если бы не остановка перед мостом, где в течение часа ГАИ с людьми в камуфляже выясняли, куда из автобуса исчез тахограф и какие-то документы. В конце-концов, водители с бляками и бурчанием о дешевизне билетов продолжили движение и заметно быстрее, чем ехали до.
В Феодосии нас уже ждали. Еще двадцать минут и вот он – Орджо! Еще 60 минут на приведение себя в порядок, выходим на улицу из нашего временного пристанища и – впереди целых три недели! Три недели – непостижимо много дней под долгожданным крымским солнцем. Самый уютный уголок в поселке, винный магазин «Коктебель» с бессменными сомелье Оксаной и Ольгой, на месте. Удивительный магазин! Поразительна его особенность – куда бы мы ни шли, он всегда был по пути, по дороге. Взять по бокалу хорошего вина, присесть за столиком на улице и с каждым глотком забывать об оставшемся там, за стенами Казанского вокзала – лучшая терапия. Крайне рекомендую пройти в магазине курс интенсивного выколачивания из мозгов всякой накопленной дури. Выбор эликсиров счастья огромен. Особенный эффект ощущается в первые часы первого дня пребывания. Ты – центр, а вокруг Васюковка, серо-рыжие склоны Джан-Кутарана, бухты, мысы, пляжи, толпы; набережная, залитая солнцем и музыкой, серебристый блеск моря и синь неба…
Украшение дня - встреча с друзьями за вечерним сочным шашлыком под густой виноградной лозой, увешанной тяжелыми гроздьями…
И надо всем этим стоит и с презрительным снисхождением к людским слабостям взирает на вакханалию тысяч отпусков мудрый, вечный Кара-Даг…
Письмо, оставшееся в мыслях…
«Драгоценная моя Елена Павловна!
Вы сейчас, вероятно, уже спите и в ваше окно прорывается гомон полуночной жизни поселка. А я почистил от крупных камней небольшую площадку у основания Пряничного Коня, устроил для возлежания небольшое ложе – только-только вытянуть ноги. Большего не сделать. Здесь вообще нет гладких поверхностей. Облачность, так расстроившая меня, распалась на фрагменты и начала открывать звезды. Лежу в полудреме, пережидая, когда же свалится за море дуга Луны. Смотрю вместе с Конем (кто ж этого гостя из юрской эпохи так назвал?) на глубокое звездное небо и не верится мне, что я здесь и эта ночь – реальность. Луна ушла под воду где-то в районе Босфора и воцарилась густая темнота. Мир сжался до длины вытянутых ног. Черная стена вокруг как бы очерчивает безопасный пятачок, где лежу я, лежит фоторюкзак и стоит штатив. Возникает стойкое ощущение потусторонности и рюкзак со штативом обостряют это чувство, как единственное, что осталось от того мира, где сейчас спите Вы. Достаю из белеющего, как маячок, пакета вино. На «том свете» вина не положено, значит пора возвращаться к действительности
Свет звезд расширяет пространство. Глаза постепенно привыкают к этому свету и из мрака начинают проступать скальники и ближайшие дубовые заросли. Встаю, осмеливаюсь включить фонарик и собираю штатив и настраиваю камеру.
Совет: не становитесь спиной к темному открытому пространству!
Настраиваю камеру, увлекаюсь предвкушением предстоящего действа и слышу сквозь мысли как кто-то кашлянул за моей спиной. Сразу стало холодно. Медленно поворачиваюсь и замечаю в отсвете фонарика, как по скальнику, метрах в пяти, может и больше, в тишине движется черная фигура, напоминающая чумного доктора с птичьей головой с большим клювом, как на картинке из учебника «Истории средних веков». Совершенно бесшумно существо переместилось метров на пять же, внезапно расправило крылья и в три взмаха исчезло в темноте.
Солнце мое, Елена Павловна!
Сладко ли вам спится?
А Здесь хоть и темно, но совсем не страшно. Из черных глубин Тумановой балки доносятся звуки, напоминающие крик ребенка, зовущего мать. Но какой здравомыслящий ребенок будет в полночной мгле болтаться по дну этого ущелья? А этот чумной доктор? Сейчас уже больше возникает вопрос – откуда он появился и зачем (или за чем)?
Я не боюсь. Правда, сидеть мокро, хотя дождей не было последнюю неделю. Позволяю себе закурить в кулачок, у меня есть маленькая коробочка-пепельница, окурки на землю не бросаю. Курю и думаю, что пора исполнять свое желание – сделать несколько фотографий звездного неба. И непременно успеть к рассвету вернуться назад, к Сфинксу.
Как я вам уже рассказывал, здесь невозможно найти ровную площадку. Штатив постоянно встает в раскоряку: если две ноги его устойчиво стоят на более-менее ровном месте, то третья нога либо проваливается в черную бездну, либо упирается в склон так, что ее приходится задвигать обратно. Фонарик в этих исковерканных местах только усугубляет проблему ориентации в пространстве – тени от него становятся чернее, склоны круче, скальники неприступнее. Не говоря уже о глубоких провалах и обрывах. Тропинок оказывается много больше, чем их было до заката и большинство оканчиваются пропастями, до дна которых луч фонарика не доставал. Боясь рухнуть и поломаться, я аккуратно разведал несколько мест рядом со стоянкой и подходы к ним и дал себе установку, что в следующий раз я буду осмотрительнее и заранее проведу разведку. Вот и прозвучало «в следующий раз», да с такой уверенностью, будто тот «раз» уже точно произойдет. Ну, раз он будет, то не спеша фотографирую, без особой надежды на хороший результат. Потом, в следующем, учту и исправлю. О технике ночной съемки я читал и знал, что Солнце и Луна должны быть за горизонтом, небо должно быть черным, а города быть далекими и не затмевать своими засветками звезд. Однако первые же кадры на экране камеры показывают по световым пятнам полную географию от Судака до Феодосии. Запад полыхает многими цветами.
Глаз невооруженный, конечно же, не видит всего этого. Картина неба, как ее увидела камера, проявляется уже дома. Это я к тому, Сладкоспящая моя Елена Павловна, что придется мне из нашей жизни украсть несколько вечеров для себя и фото. Впрочем, отвлекаюсь. На северной стороне тоже «бездна, звезд полна…», но лишнего света нет и небо более реалистично.
Пока я вам спать не давал своей болтовней, к Кара-Дагу, как концентратору межцивилизационных, межгалактических и внебрачных связей, опустился из облаков на расстояние непозволительной близости НЛО. И завис над Мертвым Городом, источая на него соответствующий мертвецки бледный свет.
В голове моей защелкали 20-амперные автоматы, закукарекал петух, завыли сирены полицейских машин, прозвучали сигналы точного времени и мелодия «На зарядку становись», а на экране фотокамеры пошла телевизионная передача от 11.05 22 февраля 1975 года – «Для студентов-заочников. История КПСС. «Борьба партии за коллективизацию сельского хозяйства» (1926-1932 гг.)» по третьей программе Центрального телевидения. Вот заразы, подумалось мне. Намекают, мол не посмотрел тогда эту передачу. А как я мог посмотреть, если в тот день мне исполнилось 16 лет, в это время я сидел на уроке, была суббота и после школы мы с друзьями пили в подвале нашего фотокружка отличное молдавское вино «Лидия». Да и студентом-заочником я никогда не был и в институте имел по «Истории КПСС» устойчивый «Неуд.»
Не обращайте внимания на НЛО и они от вас скоро отстанут.
Отвернувшись от них делаю еще один кадр и иду к своему каменному ложу. Надо бы попытаться поспать пару часов, не спеша собраться и успеть вернуться к Пальцу для встречи Солнца.
Желаю и вам, мой друг, светлых предутренних снов!»….
Вопреки ожиданиям я заснул. Видимо, сказалось напряжение ночи. Проснулся от прохладного ветра, подувшего со стороны намечающегося рассвета. Собирался настолько не спеша, что небо успело заметно осветлиться. Заметно, что снова пришли облака. Ветер усиливался с каждой минутой. Смотрю на часы и сознаю, что на восход Солнца не успеваю. Возвращаюсь бегом даже не смотря по сторонам и не отмечая фотосъемкой рассветные виды. Но даже бег не помогает и на Южном перевале вижу Солнце в густой голубой дымке.
Поселок на Киик-Атламе погасил ночные огни и лежит, погруженный в крепчайший утренний сон.
Хожу по склонам, уходящим в море и борюсь с желанием спуститься в ущелье Гяур-Бах.
В борьбу вмешивается здравый смысл, да и время свободного полета заканчивается. Надо до 8-00 отметиться, что со мной все в порядке. С массивом тоже. Прощаюсь с Шайтан-Кая и легкой трусцой сбегаю (!!!) по воздушной утренней дороге в Коктебель.
Забираю со службы Леонида и в ожидании машины отмечаем мои ночные бдения парой стаканчиков Саперави.
А по поводу ночного гостя «чумного доктора» Леонид посмеялся и сказал, что это был ворон, и следил он за мной – когда же я грохнусь в какое-нибудь ущелье, чтобы утром поклевать свежатинки.
И еще. – С этого дня задул очень сильный ветер.
Междусловие
Мы с Леной решили, что этот отпуск будет у каждого свой. Ей больше хотелось побыть на пляже, понежиться в теплом море и в солнечных радостях. У меня же были четко определены две задачи – Кара-Даг и отказ от пляжа, а там как получится. В общем, как-то так и получилось. Она завершала день рано, просыпалась раньше меня и утром ходила на море с нашими друзьями, водившими своего пса принимать морские ванны. Я же ложился спать поздно, либо убегая ближе к полуночи в сторону Агатового пляжа упражняться в ночной съемке, либо перебирая фотографии или читая. Просыпался, соответственно, поздно. Встречались с Леной за завтраком в Инджебеле. Тогда же строили общие планы на световой день, обсуждали возможные поездки. Планов было много, но ходок в эту поездку из меня получился плохой и большинство желаний переносились на следующий год. Но пару интересных для нас поездок сделали и в целом отпуск получился очень душевным.
О соснах, полыни и общей терапии…
В наших поездках сложилась традиция обязательно сходить в облюбованное место на сосновых террасах Джан-Кутарана. Берем с собой вино, фрукты, прячемся под соснами на одной из верхних террас и 2-3 часа просто молча сидим и слушаем ветер, вкушаем сосновый запах, любуемся филигранным полетом ласточек. И обязательно растворяемся в раскинутом пространстве Двуякорной долины. Уж сколько раз на все это было смотрено, но каждые посиделки открывали что-то новое.
В эту поездку меня просто тянуло на хребет именно посмотреть на сосны. Поражает их воля к жизни. Изувеченные ветром и сушью деревья вызывают восхищение. Сосны Джан-Кутарана никогда не станут великанами, но при своей низкорослости они выглядят эдакими крепышами, прямо таки грудью защищающими склоны.
Здесь хорошо гуляется и легко дышится. Сосновый запах разбавляется вкусами пересохшей травы и крепкой настойкой полыни. Обязательно собираем полынный букет. Дома развешиваем букетики и целый год до новой поездки живем в ароматах Джан-Кутарана.
Очень хорош Джан-Кутаран для отдыха глаз. Здесь не надо напрягаться, прищуриваться, пытаться разглядеть… Просто широко раскрыть глаза.
Мне думается, что в этих местах каждый наш орган проводит свой собственный отпуск. Печень, почки, желудок, всякие селезенки с легкими забросали мозг отпускными заявлениями, собрали чемоданчики и – ту-ту… Поэтому облегченному организму здесь так легко.
Трагедия
Вечером 18 сентября заполыхал северный склон завершения хребта Биюк-Енишар, склон Джан-Кутарана. Ветер, дувший с юго-востока, способствовал убийству сосен. Это очень страшно наверно- сгореть заживо….
Одержимость 2.
Луна росла, как Гвидон, требуя для себя все больше времени на небе. Я еще не отошел от Посещения три дня назад, но терзало меня чувство его незавершенности. Ни заката, ни восхода, как я себе их представлял, не получилось. Да и очень хотелось повторить ночные съемки. Но Луна грозила сорвать их своим светом, расположившись на небе аж до утра. Ноги болят, но если я не поднимусь на Кара-Даг, корить себя буду, как минимум, год. Звоню Леониду. Завтра он на дежурстве и готов меня встретить. Прекрасно. Рассчитываю время подъема с запасом и собираю рюкзак с опытом прошлых мук. Немного боюсь дороги до Южного перевала, выдержу ли?
Назавтра начинаю подъем в начале четвертого, чтобы не позже шести быть на месте. На удивление иду заметно легче и даже позволяю себе делать попутные кадры со взглядом назад, на пройденное.
К перевалу подхожу на приличной скорости, как экспресс без остановки минуя Шайтан-Кая. Вот теперь есть время не спеша пройти по экологической тропе и спокойно оглядеться. Здесь бег противоестественен. И вообще, куда мы вечно несемся? Пролететь мимо такой воздушности непростительно! Туманова балка удивительно объемна и атмосферна.
Дальние хребты похожи на нарисованную страну «За тридевять земель».
Время до захода есть. Спускаюсь на смотровую, не спеша выбираю место для стоянки и ночлега. Четвертый день дует очень сильный ветер. Здесь его порывы заметно плотнее и сильнее, чем внизу.
Чтобы спрятаться от него, выбираю место в зарослях дуба. Здесь я буду отсиживаться, дремать и отсюда выходить на съемку. Ищу точки с хорошими видами, заодно снимая на память «…посмотрите налево, посмотрите направо…»
Н-да, со штативом я тут намучаюсь. А Солнце, тем временем, определяется с местом ночевки, как бы не упустить его. Здесь, на 45-ой параллели, все у горизонта происходит гораздо быстрее, чем у нас.
Два билета на вечерний сеанс
Этой вечнокаменной парочке несказанно повезло! Где-то, когда-то, а судя по их верхним покровам, не позднее средней или верхней юры, им удалось раздобыть бессрочный абонемент на вечное созерцание. Судя по ним, абонемент предполагал вместо оплаты тамошними деньгами бессрочное же окаменение с выбором места для наилучшего обозрения того, что им больше всего нравится. Не могу утверждать, что лучше места нет, но посмотрев с ними закат солнца, просто купающегося в своих вечерних красках среди многих слоев горных вершин и хребтов, разбрасывающего, как капризный ребенок игрушки, свой неповторяемый свет, я понял, что будь "тогда" я вместе с ними, сейчас стоял бы здесь третий обветренный каменный столбик.
Солнце зашло.
Погасли короткие сумерки и вышла из-под власти солнечного света Луна, не дав разгореться звездам. По расписанию светить ей оставалось чуть больше трех часов. Она находилась в фазе где-то 3/4 и светила, как светодиодный фонарик. Но звезды сопротивлялись и пробивались сквозь бледно-серебристое сияние. Сочетание лунного света и звезд, выдаваемое камерой в фотографиях на своем экране, было необычным, и мало совпадало с тем, что видят глаза. В реальности было темнее и серебристее, тем не менее, пусть и такие, но я оставил себе на память несколько фотографий.
Вот и Луне пришло время свалиться в море и небо засияло бездонным звездным куполом. Но эйфории четвертого дня тому назад не было. Да тут еще и ветер усилился до такой степени, что валил штатив с камерой. При съемке приходилось двумя руками держать штатив и при этом пользоваться пультом. Да еще как-то стараться гасить удары ветра по телу, чтобы не передавать их на штатив.
В итоге почти все ушло в брак без особого сейчас сожаления.
Прикинув, что на таком ветре снимать бессмысленно и чуть не рухнув в ущелье у входа в Мертвый Город, я вернулся на стоянку в дубках, завернулся в теплую куртку, выпил вина, лег на склон и стал смотреть на звезды сквозь густую дубовую крону. Никто ко мне сегодня не приходил, Туманова балка молчала. Я был Здесь один. Два утренних бутерброда, вода и вино, распахнутый фоторюкзак с камерой, сложенный штатив, густая листва и крутой склон с высокой травой, на которой я лежал, создавали иллюзию хижины. И жило одиночество, от которого не хотелось бежать…
Я заснул.
Проснулся в начале четвертого. Была непроглядная темнота. Надо двигаться обратно, чтобы успеть встретить солнце выходящим из моря. Собираюсь и в свете фонарика нахожу среди хитросплетений, натоптанных экскурсиями, правильную тропу и иду обратно. Фонарик помогает не свалиться в балку, что слева. Умудряюсь на двух каменных участках потерять направление, затратив на поиски минут пятнадцать. Но ура мне, ура! Выскакиваю из зарослей, в которых прячется экологичка, и вижу перед собой море, с лежащим на нем ярко освещенным мысом Киик-Атлама.
Восток начинает светлеть.
Горизонт набухает краской, подготавливая красную дорожку для торжественной встречи нового дня.
Ну, вот и все. Удивительная ночь закончилась.
Прошли почти два месяца с того неописуемо прекрасного утра, когда на глазах ночь нехотя отступала на запад и рассвет выключал непогашенные утренними сумерками звезды; в мире главенствовал ветер и доносил соленую пыль с гребней волн до Южного перевала, заодно пытаясь сбить меня с ног и прокатить по колючим волнам сухой взъерошенной травы... А где-то там, на Киик-Атламе, спала моя любимая и надо было успеть донести до нее серебристый блеск звезд на красной мантии Солнца!
Элемент продуктового набора
Фотографии моря общим, средним, крупным планом как и фотографии волн, штормов, штормищ и штормишков, являются таким же необходимым элементом любого рассказа об отдыхе на море, как килограмм картошки в минимальной потребительской корзине.
Настоящего шторма у берегов бухты Провато за период с 1-го по 20-е сентября замечено не было. Поэтому нижеследующие кадры идут, как брошюра Общества «Знание» в нагрузку к томику Мориса Дрюона. Море – великий успокаиватель и пренебрегать его лечебными способностями неразумно!
«Да нормальная там тропа, Николаич!» (Л.А. Столяров)
Если внимательно рассматривать редкие мои фотографии за последние 8 лет, то можно заметить, что уши у меня ровные, аккуратные. Это результат того, что наш крымский друг, Леонид Алексеевич, изрядно за эти годы по ним поездил. И прожужжал. «Поездить» означает в цикле затрагивать (очень сильно смягчил) одну и ту же тему. «Прожужжать» - расписывать все ту же одну и ту же тему.
- «Вам бы побывать на Ай-Георгии, посмотреть сверху на Меганом, на хребет Таракташ, на Судакские горы, испить вкуснейшей воды из полноводного источника, пройти по Токлук-Сырту… вот бы…как бы…» Если убрать сослагательное наклонение, то оставались готовые предложения для рекламных буклетов турагенств и предложения эти у Леонида не задерживались и валились на наши уши. Тогда, нисколько не преувеличивая, я мог сказать, что Ай-Георгий, она же – Манджил, лучшая видовая гора Юго-Востока. При этом, мы на ней еще не были. Так эта гора прочно, как мечты о прочтении Голсуорси в оригинале в мозгах десятиклассников, поселилась в наших головах. На четвертый или пятый год мы уже первые начинали разговор о том, когда же мы пойдем на Ай-Георгия? Но гора упорно стояла на своем месте, а мы упорно игнорировали ее, проезжая мимо по дороге в Новый Свет. Но по всему чувствовалось, что круг нашего желания сжимается и теперь уже Леонид в этом круге не мог отвертеться. Итак, в один из настных сентябрьских дней мы высадились на дороге в бухту Француженка у кладбища. В солнечном свете кладбище играло яркими цветными пятнами венков, металлическим блеском оград и крестов, и искорками редких, оставленных у могил поминальных чекушек. Наш маршрут начинался здесь и начало внушало оптимизм. В этом казался даже некий символ – мол, нечего бояться, - встретимся здесь, ежли чего…
Перед нами рисовался пейзаж, в котором были и виноградники, и горный склон, и сухие балки и даже элементы высоких технологий.
Путь наш вначале пролегал по шоссе, я не побоюсь этого определения грунтовки первого километра маршрута.
Шли мы не спеша, подъем был плавен, как эскалатор,
как вдруг дорога начала уходить из-под ног и спускаться вправо вниз, траверсируя основание горы, а склон перед глазами начал задираться вверх и покрылся сыпухой, как плешами. Это была затея Леонида сократить дорогу. Я б сказал, резкий крен влево на 3-х Махах без предупреждения. «Так короче часа на полтора, я знаю место замечательное, лучше там посидим за бокалом вина!» - мотивировал Леня. Кроссовки на плешах теряли опору и веру в правильность выбранного направления. Дыхалка включила все свои резервы и даже взяла в долг. Ноги загудели, язык достал до правого плеча и залег на нем. На правом плече было прохладнее. «Николаич, смотри, какие просторы открываются перед тобой! А по ровной дороге ходят только беременные женщины и пассажиры с детьми. Уступи им место!» - Леонид умеет ободрить. Но, судя по задорным бодрым девичьим голосам, журчащим сверху от источника, поднимались они ровно и гладко.
Делаем короткую остановку у развалин небольшой церкви, которых и не видно почти в густоте травы.
Продолжаем карабкаться к источнику, а я про себя считаю, сколько из с’экономленных минут осталось на этом подъеме.
А тем временем вокруг горы начинают постепенно разворачиваться художественные картины
Живыми доходим до источника Святого Георгия. На крохотной тенистой полянке устраиваем привал. Источник полноводный, прекрасно каптирован, вода журчит в каменную ванну и становится в ней живой. Окатываемся из ведерка восемью градусами Цельсия, напиваемся ее хрустальностью и начинаем новую жизнь.
И ведь действительно, что вода животворящая делает! – Достаточно легко проходим очередные участки скользкого склона.
Начинается природное действо. – Открываются просторы от нас и до бесконечности. На мой взгляд правильнее так: просторы надо соотносить со среднерусской природой, - поля, леса, озера. А в Крыму, все-таки – пространства.
До вершины 50 метров по вертикали. «Чуть-чуть осталось-то.» - Леонид знает, я ему верю. Смотрю на лидеров и пытаюсь представить, какой иероглиф представляю собою я….
Меня ждут, но я делаю вид, что умираю и, заодно, несколько кадров.
Но эти назойливые люди не верят в мою скоропостижность и тащат меня на вершину, до которой уже полчаса, как 50 метров.
А красота живет вне дорог, вне направлений.
А под нами, метрах в 200-х, стелется та самая, почти асфальтовая и почти до вершины.
Кстати, ни на одной топографической карте Крыма не показана тропа до вершины Манджил.
Дорога показана, тропы на Токлук-Сырт показаны, а до вершины нет.
Она узнается сразу по двум пляшущим человечкам.
Пусть они себе танцуют, а я присяду на эту лысину, посмотрю на мир большой,
тем более, что с другой стороны мы уже ходили. А с другой-то стороны Таракташ выходит из Земли, как гигантский молочный зуб. Забавно узнавать знакомые места с иного ракурса. Но чаще смотришь расстроенно – эх, надо было «сюда заглянуть» и «туда добраться».
Таракташ знаком многим крымолюбам, особенно почитателям Судака, поэтому буквы тратить не буду, а увеличу слегка интернет-траффик несколькими фото.
А здесь по крайней мере три известных объекта сосуществуют. Сможете что-нибудь опознать?
Пока я медитировал, Елена Павловна решила вдарить по адреналину.
Вот до сих пор не могу разобраться, чего в ней больше, бессмертия или женского бесстрашия…, хм… или безбашенности…
Погулять бы еще, а то и до Солнечной Долины дойти, но Леонида подбил телефонный звонок жены и мы потихоньку начали спуск.
Спуск не подъем – и ноги бегут, и душа поет.
А чего ж ей не петь, когда Леонид приводит нас в очень уютную рощицу можжевельника, а в ней спрятан рояль – по-домашнему устроенный из камней стол. Останавливаемся на отдых и очень душевно проводим время за чтением книг и душевной беседой.
Но – время тИкает и, буквально, тикАет от нас только в одном направлении. Сказанные слова не вернуть на язык, закатное Солнце не поднять над горизонтом. С сожалением и крайне неохотно собираем рюкзаки. Делаем несколько шагов и упираемся в такие вот, как бы правильнее сказать, провалы, уходящие куда-то вглубь. Стены явно обтесаны человеком. Есть ощущение, что под землей находятся вырубленные помещения или естественные пещеры.
Леонид сказал нам, что здесь во время войны была база горных егерей – альпийских стрелков. Ни спрыгнуть к отверстиям, ни, тем более, проникнуть внутрь Леонид нам не разрешил. Потому как у него с собой нет ни лопаты, ни лома. Но подтвердил, что черные копатели до сих пор находят гитлеровскую атрибутику и прочие останки войны.
Мы спустились с холма и попали на ту пологую долгожданную дорогу, о которой я думал весь сегодняшний день. Мы встали на этот природный эскалатор и через каких-то «не более часа» у кладбища ожидали машину домой.
Чтобы поверить, что Земля круглая, надо просто идти за Солнцем.
Продление жизни…
Жизнь надо измерять не годами. Лучше – в часах. Можно прожить 100 лет, но из этих около 876000 часов, без учета високосных, осознано может быть прожито всего-то 292000 часов. А можно за 75 лет 438000 часов прожить каждый из них, как последний.
Возвращение из поездки – назовем громче – из маршрута, не завершало наш день. Его хотелось растягивать, удлинять и частенько приходилось брать время взаймы у следующего дня. Крым дает много возможностей продления жизни, начиная с лечения виноградом и его производными, с вкушения запахов сухой Киммерии, с топтания троп и заканчивая… нет, заканчивать не надо.
Самый доступный способ, просто раздариваемый Крымом – это банальные, избитые и «одни и те же» восходы и закаты. На рассвете самый крепкий сон и не стоит его, вероятно тревожить, а вот закаты – чудодейственное средство борьбы с зевотой и желанием лечь спать. Ведь каждый из них может подарить до двух-трех часов жизни в ощущении своего существования в этом мире.
Так. Все, пожалуй, хватит. Можете выкинуть из головы все предыдущие буквы. Я просто плавно подвел вас к просмотру одних из банальных, набивших оскомину, избитых и «одних и тех же», коих миллионы, закатов.
…Но как они природу украшают…
А чтобы проверить, что Земля круглая, потребуется немало рассветов и закатов…
«Я не знаю, как там в Лондоне. Я не была…»
Приезжая в это Крымское место в каждый отпуск, а то и по два-три раза, сознаешься себе, что зависть есть. Она существует. Можно сколь угодно часто и долго повторять себе и окружающим, что «мне нисколько не завидно!» и это будет тщательно скрываемая и всем видная ложь. Это зависть к живущим здесь, как Богом одаренным возможностью видеть эту красоту, прикасаться к ней, ощущать ее всеми чувствами. Жить, в ней растворенными и не осознавать уже ее. Это зависть к привычке ходить в местные магазины и не замечать удивительных сосен вокруг, можжевельников, не купаться в их запахе и не поражаться легкости дыхания.
Это все равно, что жить в Москве или даже в подмосковье и не разделять крепкий придорожный дух на ароматы бензина и солярки. Вполне вероятно, что в этой благодати живут и те, которые каждое утро здороваются с местным Солнцем, желтым, как цветущие опунции, а вечером благодарят его за подаренный праздник души. Зависть к ним вообще безразмерна. Вот кажется и все. Я в общих чертах описал этот Рай – Новый Свет. Можно сворачиваться. Но лезут, лезут воспоминания о тропе Голицына, пройденной не раз; о Караул-Обе с лестницей и святилищем тавров; о долинах Ада и Рая; о сказочном побережье между Туклакской бухтой и мысом Чикен; о Соколе с его необъяснимой аурой... И зависть к тем, кто сегодня, и завтра, и через месяц будет иметь возможность видеть все это, но не замечать…
Словно чувствуя мою душевную тягомотину, Леонид Алексеевич при распитии Саперави у подножья Кара-Дага, как бы невзначай, как семейный доктор, выписывает рецепт: «Вам бы, Игорь Николаевич, сходить на Новосветскую Сандык-Кая. Какие ж там виды открываются!» И назавтра после Ай-Георгия мы высаживаемся в Новом Свете.
Что сразу бросилось в глаза, так это обилие отдыхающих. По сравнению с 17-ым годом (не тем, - нового века), народонаселение поселка значительно выросло. По всем легкодоступным тропам движутся колонны культурно-отдыхающих масс, постоянно влезая, подчас – нарочно, в объектив.
Глаза пребывают в полной растерянности, после двух лет разлуки не в силах переработать изобилие видов, красок, света. Склоны новосветского амфитеатра напоминают акварельные иллюстрации к яркой сказке.
Неприятно поражает паутина тропинок, опутавших можжевеловую рощу. Паутина скудоумия ее задушит. Что это? Легко доставшееся легко растрачивается? Можжевеловая роща, Голубая бухта – их будто лишили права на неприкосновенность. Теперь только одуматься, что, как видно, почти невыполнимо. Иначе - зазвучат бензопилы под уникальными соснами и можжевельником.
Впрочем, это мое занудство распоясалось.
Боже ж мой, какая встреча! Сколько лет, сколько зим! Всего-то два года? Вы, я вижу, живы, вас пока еще миновало? Как я рад, как рад! Хорошо выглядите! Ну, будьте здоровы, берегите себя.
Пока я вам рассказывал ни о чем, Леонид с Леной уже сошли с натоптанного и ступили на подъем.
Догоняю и тоже ступаю. На мой вопрос – как пойдем? – Леонид в позе Суворова перед Альпами изрекает: «А здесь весь склон – тропа!»
Пытаюсь отследить его взгляд, чтобы узнать хотя бы направление. Выбранное им внушает хорошие шансы на возвращение домой. Это хорошо, что он снял свои черные хунтоподобные очки.
Впрочем, в течение всего подъема шансы метались в основном между значениями «уд.» и «неуд.», но как говорится – «Я пишу, значит я существую!» Больше о том, что под ногами, говорить не буду. Отсылаю к Ай-Георгию (Манджилу). Так вот, здесь покороче, но короткость с лихвой компенсировалась именно тем, что под ногами.
Леонид почти всегда говорит правду. Врать начинает только когда у него выходит из строя датчик расчета остатка маршрутного времени. С этим у него в этот раз было все в порядке и насчет открываемых пространств он тоже не обманул.
Впервые за несколько лет прозрачный воздух открыл нам на окоеме Караби-яйлу.
А под скальником Сандык-Кая открывается долина Рая.
Какой трогательно маленькой смотрится сверху Караул-Оба! Не верится, что в ней спрятаны лестница Тавров, короткое глубокое ущелье Адамово ложе, выводящее к Таврскому святилищу.
И Коба-Кая хороша с этой высоты.
Тропа Голицына прекрасно видна и похожа уже не на тропу, а на автостраду. А вот вопрос зреет, как нарыв на сидячем месте – во что превратится Крым после 100-150 поездов?
Нудю, нудю… Простите…
Ну а это природное создание довлеет над всем и без Куш-Кая Новый Свет не стал бы Парадизом. Скорее всего…
Попытайтесь представить гигантских акул верхней юры, оплывающих этот огромный риф. Или в ту пору главенствовали в морях ихтиозавры и плезиозавры? Море было теплым, пляжи пустынны, ветер носил запахи следов жизнедеятельности тирано-, стего- и прочих завров. В безупречном солнечном небе парили кожаные птеродактили, нефть только-только начала становиться нефтью и не было еще шалманов на Ай-Петри и джипарей, измордовавших все склоны Енишар.
Тьфу на меня! Опять понесло!
Давайте лучше гулять.
Нет меры восхищению мертвыми соснами на склонах новосветских гор. Думается мне, что они – деревья, которым за их жизненные муки после смерти был дарован Свет – новая жизнь на Земле с особым предназначением – продолжать творить новосветскую красоту неповторимым узором своих тел.
Сандык не спеша начинает готовиться к бурной осенней фотосессии, робко еще окрашивая склоны.
А мы продолжаем прогуливаться по скальнику, купаясь в очень сильном плотном ветре, а в душе – очередной праздник.
Проводим собственную фотосессию. Что-то захотелось попозировать! Да чего уж там – себя показать!
Тихим шагом, за разговорами, незаметно и легко, спускаемся в долину Рая.
И снова Караул-Оба становится строгой сторожевой горой с сигнальной вершиной. С упрямо растущими из ее бока соснами.
А вот и скальник Сандыка, с которого всего час назад смотрели на долину.
Но, справедливости ради, надо отметить, что, судя по карте, вершина Сандык-Кая (399 м.) находится севернее и мы до нее немного не дошли.
По всей долине разбросаны эдакие пирамидки, в густую тень от которых хочется нырнуть и подремать, выгоняя местным воздухом черноту из прокуренных легких.
Мы, конечно же, нырнули и устроили уютный привал с прекрасным красным вином и вкуснейшими бутербродами. На десерт был подан гамбургский мускат. Сквозь густую крону брызгало мелко покрошенное солнце и было хорошо. Мы не знаем, как там в Лондоне. – Мы не были. Зато мы в очередной раз, пусть совсем недолго, но побывали в Раю.
В программе Посещения завершающим пунктом было вкушение шампанского в давно облюбованном магазинчике. Но сухая травка под нашими телами так умиротворяюще хрустела, а солнечные искры так украшали тень нашего можжевельника, что только видение шампанского «Новый Свет розовое полусладкое», миражом сверкнувшее алмазным ожерельем капель на холодной запотевшей бутылке, заставило нас собраться и пойти на выход из Райских кущ.
Мимо таинственных иероглифов, указывающих направление к Лестнице,
мимо старых друзей с обещаниями непременно сюда вернуться,
доходим до магазинчика, заходим в его прохладу и Райским же напитком завершаем прогулку по Природной Фантазии.
А тем, кто не был здесь, рекомендую посетить.
Тогда и вы узнаете, что такое Настоящая Зависть.
…ничтожный заштатный городок... (Путеводитель по Крыму. 1889 г. под ред. Н.А. Головкинского)
«…обойденный даже почтовой дорогой…» Так накануне XX-го века начиналось описание бывшей блистательной столицы крымских ханов в Путеводителе Сосногоровой и Головкинского. Город, бывший одним из богатейших среди многих на Великом Шелковом Пути, в начале XXI-го века был обойден уже трассой «Таврида». Скорее всего, это к лучшему. Город сохранит свой уникальный лечебный воздух. С другой стороны, одна из хранительниц памяти о Грине в его доме на Либкнехта 52, милая девушка, с явной горечью сказала мне, что до «Тавриды» знающие люди, проезжая через город, заезжали в гости к Александру Степановичу, а сейчас и те редки.
Крымский Урюпинск, огромная деревня, раскинувшаяся в долине между Агармышем и речкой Чурук-Су, в сентябре представляющей собой маленький сухой извилистый каньон. Солхат, Левкополь, Эски-Крым… По Кеппену это город двадцати двух имен. Столько их он нашел в упоминаниях о нем от античных греков до последнего имени – Старый Крым.
Долго я собирался доехать до Старого Крыма, побродить по его солнечным улицам и улочкам. Посидеть в густой тени садов, свисающих массивными ветвями из-за заборов, посидеть в татарском кафе… Но садясь в машину в Орджо, я на ровном месте подорвал спину, неудачно повернулся, укладывая фоторюкзак в салоне и превратился в букву «Г». Причем перекладина этой буквы была длиннее ножки. Положение усугубилось тем, что в Краснодаре, закидывая свой тридцатикилограммовый чемодан в багаж автобуса, поясницу будто подломил. Слава Крыму, природа тогда меня поставила на ноги за три дня и 4-го сентября я уже карабкался на Кара-Даг. А сейчас весь вид хорошего поселкового знакомого, таксиста Николая и его Ауди как бы говорил: «Ну, бляха-муха, Николаич! Ну как же так! Поездка срывается, день насмарку… Надо было мне трансферников до Симферополя везти…»
Решаюсь ехать. Беру с собой монопод, который можно использовать, как палку-ходилку. Очень он мне, кстати, помог.
Город полностью оправдал мои ожидания. Он был обильно полит солнцем, был тенист и густо зелен.
Оговорюсь сразу. – Фотографировал я мало. Да и те фотографии, что есть, сделаны больше по необходимости – «…уж коли ты здесь…»
По Старому Крыму очень хорошо просто ходить и смотреть. Так вот, не спеша, постукивая моноподом, дохожу до домика Грина.
Поговорив немного с хранительницей домика-музея и чуть выпрямив спину, иду дальше. Невозможно передать словами, как тихи, безлюдны и спокойны эти улочки!
Очень неожиданно среди мощных орехов узнаешь нашу березу. Причем, березу крепкую и сильную, как «женщины в русских селеньях…»
Спускаюсь к околице этой просторной деревни, где за сухим руслом Чурук-Су поднимаются Старокрымские горы.
И уж совсем не спеша иду вдоль русла, густо поросшего подчас непроходимыми зарослями колючих кустарников и просто огромными ивами или ветлами – я не очень разбираюсь в них. Но тень они дают богатую и под их кроной, присев, откинувшись на ствол, замечательно отдыхается. Где-то недалеко, на склоне горы, тускло позвякивают колокольчики. Судя по «ме-е-е-еканью», это козы.
А глазам-то как хорошо здесь! – Здесь то, что нравится и умел бы я подбирать краски и рисовать, то, вероятно, потерялся бы в этюдах, как в этих зарослях. Непотерянный, дохожу до часовни святого Пантелеймона. Здесь же источник.
Поднимаюсь повыше – посмотреть на город сверху. Поднявшись до первой ровной площадочки, сознаю, что спина отказывается со мной дружить. Пожалуй, пора возвращаться к исходной точке и вызывать Николая из поселка.
Делаю фото на память
И по дороге с каким-то кабалистическим знаком, то ли 6, то ли 9, в зависимости от точки зрения, спускаюсь в город.
И снова покой. Безлюдные улицы, улочки, проулки… Редкий прохожий попадется навстречу. Что-то не сделано… Ах, да, - не посидел в кафе. Ладно, сходим с Леной в «Старый Крым» в поселке. Там вкусно готовят. Думаю, что не хуже, чем в Старом Крыму.
И не верьте тому, что печально в Руси известный темник Мамай, обезглавленный генуэзцами Каффы, был похоронен в Старом Крыму. После того, как ему накостылял Дмитрий Донской, никому он стал не нужен. Особо задолжал он Солхату. А спрашивать, где его могила, надо у итальяшек. Впрочем, И. К. Айвазовский знал о предполагаемом месте погребения несостоявшегося хана.
Это я так просто написал. Что-то вспомнилась Золотая Орда.
Недели из семи пятниц…
На самом деле практически весь год состоит из недель с одной пятницей. С понедельника мы начинаем ждать пятницу, поэтому она долгожданна. Пятница является рабочим днем и возвращаемся мы с работы, как правило, вечером. В пятницу вечером особенно остро осознаешь, что впереди два выходных и в душе поются песни и становится праздник. Отсюда следует, что лучший день недели – вечер пятницы!
Но есть и исключения. В отпуске все иначе. Каждый день с утра и до «спокойной ночи» в душе шумит-поет душевное застолье и каждый день, кроме последнего, является кануном очередных выходных. Совсем, как пятница. Или семь пятниц.
Очень хорошо это видно в местах массового скопления счастливых лиц, например, на пляже у «самого синего в мире…»
Прекрасно видно, что торопиться им некуда и над пляжем стоит плотный слой концентрированной радости. Те же, кто не успели занять место до массовки, особенно знающие, переваливают через невысокий мыс и через десять минут оказываются, буквально, на пустом месте.
Общественной радости здесь, конечно, поменьше, зато собственные не толкаются локтями и коленками и не портят друг другу настроения. С этим пляжем у меня связаны воспоминания о далекой юности, о первой с моей дражайшей Еленой Павловной поездке в Крым в 1983 году. Было ей, как и есть по сию пору, восемнадцать лет. Что-то меня заставило зайти по грудь в море, чтобы «щелкнуть» мою драгоценную. И уже дома я понял, отчего меня в воду с камерой понесло.
Все случилось, как и в том далеком 83-ем. С ракурсом сейчас я немного промахнулся, но сам факт!!!
К слову о пляжах. – За все три недели я был на пляже с целью позагорать-искупаться всего четыре раза. Хотя погода благоприятствовала. В море не тянуло. Интереснее было просто сидеть на горячем песочке и смотреть вокруг. Например, за рыбаками.
Хороша рыбалка на море, особенно в таком месте, как Орджо. В сумках или рюкзаках у них «с собой было». И ведь что характерно, - не общеупотребительные водка-пиво, а хороший крымский портвейн, а то и мадера. Уважаю…
Или, увидя такое, полдня ломать голову, как же он понесет все это обратно с водой?…
Плюнув на пляж, можно рвануть в Феодосию, тормознуть катерок и прокатиться в Двуякорную бухту, посмотреть со стороны на хоженные-перехоженные берега и обогнуть мыс Ильи, самое начало Крымских гор. Мыс, начало Тепе-Обы, который первым из всех гряд встречает Солнце.
Солнца в этом году сентябрь подарил нам с избытком.
Иногда его было так много, что море переполнялось им и солнечный свет начинал, как густомолочный туман, подниматься над волнами, а те выплескивали его ослепительные сгустки на берег.
Каждый день завершался бушующими закатами.
Природа, люди, кошки и собаки с птицами, кафе и общепит терпеливо дожидались конца этого небесного спектакля и только после закатного успокоения зажигали свои огни. Морской флот поселка отходил ко сну, слегка покачиваясь в уютной бухте под темнеющим небом. Их капитаны, штурманы, боцманы, матросы брали курс на маячные огни увеселительных заведений на переполненной публикой набережной.
Пользуясь отсутствием Луны, которая вот-вот должна выкарабкаться из-под Иван-Бабы у края Киик-Атламы, на небо высыпались звезды.
Наступил очередной вечер очередной пятницы.
Интересен диалог двух девчушек, прощающихся у спуска на набережную:
- Ты сегодня ночуешь в гараже? Куда мне приходить утром?
- Ага, мы там до конца недели жить будем.
А что? Да просто – Бархатный сезон.
Время, время…
Как незаметно ты было в Крыму! Где три недели, целых три – непостижимо много, нам казалось, дней под долгожданным крымским солнцем?
А сейчас ты осязаемо и видимо уносишь нас от еще не пройденного, от еще не виданного…
Спасибо всем за внимание!
Елена, Игорь, Леонид.
31 августа – 21 сентября 2019 г.
Крым. Орджоникидзе и окрестности.
