Горы — это главное, что здесь есть. Море — важная составляющая жизни страны, вносящая немалый вклад в её экономику и образ жизни, но именно горы делают её уникальной. Раньше я думал, что все горы примерно одинаковы — ну, камни и камни, — но, лишь познакомившись с ними ближе, понимаешь, насколько они важны. И для начала я, как и обещал, расскажу про Учку.
Учка — это горный хребет, отделяющий Истрию ото всей остальной Хорватии. Он немного вдаётся в полуостров, и историческое географическое деление Хорватии именует Истрией только ту часть полуострова, которая находится за хребтом; так как жили мы с континентальной стороны Учки, формально мы находились не в Истрии, хотя и на полуострове Истрия. В общем, сложно там у них всё.
Горный массив пронзает пятикилометровый автомобильный туннель, связывающий континентальную Хорватию с Истрией; открыт он был в начале восьмидесятых, а до этого тем, кто хотел попасть на континент или, наоборот, на полуостров, приходилось рассекать по довольно крутому и опасному серпантину, пересекающему хребет. Этим и обусловлена высокая изолированность Истрии ото всей остальной Хорватии — здесь свой диалект, во многом разительно отличающийся от континентального, свой уклад жизни, и вообще, всё своё.
Именно Учка определяет климат Истрии, столь разительно отличающийся от соседнего континентального региона. В Приморско-Горанской жупании может запросто лежать снег, но стоит нырнуть в туннель под Учкой, и через пять километров уже можно купаться. Все эти антициклоны и прочие грозовые облака просто не пролезают через горный хребет, утыкаются в него и сползают вниз в полном офигении.
Будучи под впечатлением от Снежницы, мы, конечно же, не могли пропустить такую значимую гору, как Учка, а точнее, её самую высокую вершину Вояк, тем более, что вершина эта, в отличие от Снежницы, обещала быть хорошо оборудованной в туристическом плане, и специального снаряжения для её посещения не требовалось.
И действительно, приехав в точку, которую навигатор считал входом в природный парк Учка, мы обнаружили сувенирный магазин, имеющий в своём ассортименте необходимый горно-туристический минимум, оборудованную парковку, а также немалое количество желающих предпринять восхождение — от малых детей до пожилых людей. По этой причине путь на вершину обещал быть расслабленным и ненапряжным, тем более, что, руководствуясь опытом Снежницы, мы на этот раз прибыли к подножью горы во всеоружии, то есть с трекинговыми палками, сильно облегчающими путь наверх. Как мы убедились позднее, это было очень верное приобретение, и многие другие туристы из разных стран, которых мы видели на парковке, тоже имели в своём арсенале этот необходимый предмет.
Взяв в магазине карту, мы начали взбираться вверх по достаточно пологим тропинкам, и тут к нам привязалась собака. И не просто собака, а целый здоровенный ньюфаундленд с умными глазами и при ошейнике. Мы сначала не придали этому значения, думая, что хозяин где-то рядом, и пёс просто слегка заблудился, однако всё оказалось намного интереснее. Эта собака, как оказалось, знала дорогу на вершину значительно лучше нас, и бессменно сопровождала нас от самого низа до самого верха, иногда указывая нам нужное направление. Не знаю, возможно, это был боевой горно-спасательный пёс, который почуял, что мы достаточно неопытны в вопросе залезания в горы, и решил нас подстраховать; во всяком случае, нам такое соседство только импонировало.
Во время нашей прогулки (лёгкость дороги не позволяет назвать этот процесс «восхождением», хотя дорога и шла неизменно вверх) нам встречалось довольно много туристов, идущих в разных направлениях, и тут, надо признаться, наш верный четвероногий друг устроил нам форменную подставу: иногда он начинал приставать к посторонним людям, то ли выпрашивая еду, то ли интересуясь, всё ли у них в порядке, а они неодобрительно поглядывали на нас — такой здоровенный зверь, а гуляет без поводка и намордника; к тому же, большинство этих людей говорили на языках, о которых мы имеем довольно смутное представление, и объяснить им, что это не наша собака, не представлялось возможным, а потому мы лишь смущённо улыбались и шли дальше. Хорошо, что нам не попалось никаких, например, французов, не переносящих собак, а то я по-французски не знаю ни слова, и международный скандал был бы обеспечен.
Прошло не так много времени, и мы взобрались на Вояк — самую высокую вершину Учки, высотой 1396 метров. Ньюфаундленд, благополучно сопроводивший нас до самого верха, видимо, решил, что на этом его миссия выполнена, и как ни в чём не бывало развернулся и пошёл обратно, вниз. Мы попрощались с ним, помахав рукой, и пошли обследовать вершину.
Вояк оставил впечатления, во многом противоположные тем, которые произвела на нас Снежница — здесь жизнь била ключом, здесь находились телевизионная башня и метеорологическая станция, а на самой высокой точке стояла пятиметровая каменная башня с обзорной площадкой, в которой работал сувенирный магазин. Народа было хоть отбавляй — ведь на вершину можно забраться не только пешком, туда ведёт вполне проезжая автомобильная дорога, и, хотя внизу, на въезде на неё, стоит знак «движение запрещено всем, кроме сотрудников телебашни и служб парка Учка», многие туристы просто игнорируют его и приезжают сюда на своих колёсах, чтобы насладиться открывающимися видами.
Спасаясь от этой толкотни на вершине, мы прошли некоторое расстояние по горной тропе, ведущей к другой вершине Учки, которая называется Поклон. Стоило удалиться от Вояка всего метров на тридцать, и количество народа стало стремиться к нулю, лишь одна молодая пара, расстелив плед посреди камней, устраивала пикник. Они говорили друг с другом на каком-то из славянских языков, скорее всего, на чешском — я успел услышать только обрывки слов — и, проходя мимо них, мы негромко обсуждали, не будут ли они мешать нам в кадре при съёмке панорамы; а когда мы шли назад, мужчина улыбнулся нам и спросил на чистейшем русском: «Мы вам не помешали?» Я заверил его, что, конечно же, не помешали, но ситуация получилась в какой-то степени неловкой; всё-таки нужно выучить албанский для того, чтобы общаться в таких обстоятельствах.
На Учке мы пробыли не так долго, как на Снежнице, без приключений спустились вниз, купили воды в магазине, и поехали обратно в Край. Впечатление от посещения Вояка было сравнимо, наверное, с посещением аквапарка — это хорошо организованное развлечение для туристов, интересное, неспешное, с личным ньюфаундлендом и потрясающими видами в конце; и, вероятно, мы преисполнились бы массы впечатлений от этой небольшой экскурсии, если бы в нашей памяти не было Снежницы. Ощущение, когда ты в одиночестве стоишь на вершине мира, и ветер дует в лицо, и остался один глоток воды на двоих, не идёт ни в какое сравнение с прогулками от одной точки развитой туристической инфраструктуры к другой её точке.
И потому нельзя сказать, что мы насытились горами. Мы собирались посетить ещё одну вершину — Велики Рисняк, и Учка только укрепила это наше желание, а осуществили мы его, когда до нашего отъезда их Хорватии оставался всего один день.
Горный массив Рисняк окружает огромный национальный парк Рисняк. Местность получила название от обитающей здесь рыси, которая, несмотря на мимими кисточки на ушах, является довольно опасным хищником, поэтому в дремучий лес мы соваться не намеревались, и собирались посетить лишь самую высокую вершину, предварительно подобравшись к ней как можно ближе на автомобиле.
В интернете мы узнали, что для достижения вершины можно использовать несколько входов в национальный парк. Под наши требования лучше всего подходил вход с условным названием «Виле», расположенный в каких-то трёх с половиной километрах от вершины. За это расстояние нам предстояло преодолеть перепад высот в 400 метров, так что задача выглядела не такой тяжёлой, как на Снежнице, и несколько интереснее Учки. В итоге мы должны были оказаться на рекордной для нас высоте 1528 метров (если считать пешие восхождения — поезд на Цугшпитце не в счёт), а я, к тому же, надеялся увидеть огненных саламандр в естественной среде обитания, благо и время, и место были подходящими.
На скачанной с сайта парка карте мы нашли необходимый нам вход Виле, а также обнаружили сооружение, обозначенное как «горный дом» и расположенное метрах в двухстах от самой вершины. «Ну да, ну да», — посмеялись мы, припоминая опыт Снежницы с наглухо закрытым горным домом, расположенным даже не у вершины, а на старте маршрута; по нашим представлениям, если где-то и была инфраструктура в виде магазинов, туалетов и парковок, то как раз на входе в национальный парк, а то, что что-то дальше по маршруту будет не то чтобы открыто, а хотя бы вообще существовать физически, было из области иллюзий и галлюцинаций.
И вот мы сворачиваем с магистрали, проходящей, напомню, на приличной высоте, где дуют ветра, не позволяющие выезжать на неё грузовым автомобилям, и въезжаем в лесной массив, руководствуясь указаниями навигатора. Мы надеялись, что народа здесь будет всё-таки меньше, чем на Учке, и пока наши надежды оправдывались — нам не встречается ни одной машины, и нас это полностью устраивает. В какой-то момент асфальтовая дорога кончается, и мы медленно пробираемся по достаточно плохой грунтовке; навигатор говорит нам, что точка «Виле» всё ближе, а признаков цивилизации нет и в помине, и мы предвкушаем, каким же будет этот самый «вход в национальный парк»? Продаётся ли там вода? Мы на сей раз уже опытнее и запаслись, но всё же интересно. Много ли народа на маршруте? Насколько хорошо он размечен? Телефон с GPS и закачанным в него приложением для любителей гор делает эти вопросы второстепенными, но любопытство — наша общая черта, и мы разговариваем об этом в тот момент, когда навигатор сигнализирует, что мы достигли искомой точки «Виле».
В тот момент мы оба испытали лёгкий шок, хотя, в принципе, были готовы ко всему. Обозначенный на карте «вход в национальный парк Рисняк» представляет собой небольшую неровную поляну, и на одном из окружающих её деревьев мы обнаруживаем выполненную краской кособокую надпись «Виле». Типа, вот он, вход. И стрелка, которая указывает направление к вершине Велики Рисняк.
Что ж, на цивилизацию рассчитывать не приходится; к счастью, на этот раз мы были значительно лучше подготовлены к такому сценарию. В то, что где-то там рядом с вершиной есть какой-то ещё горный дом в этот момент уже конечно, не верил ни один из нас; мы взяли с собой приличный запас воды, распределили вес в рюкзаках, навострили трекинговые палки и пошли.
Девственный лес на склонах горного массива Рисняк оставляет незабываемое впечатление. Идти по нему физически намного легче, чем по выжженным солнцем ничем не прикрытым тропинкам Снежницы, здесь всегда можно найти тень и прохладу, присесть и отдохнуть на подвернувшемся камне, поразглядывать всяких птиц и лягушек и вообще, понаслаждаться природой. Мы шли и шли, и никто нам не встречался, мы были одни в этом лесу, и это наполняло нас невыразимым чувством единения с природой.
Три километра подъёма прошли незаметно, хотя физически было достаточно тяжело. Мы шли по размеченной тропинке, хотя порой немного плутали, и в такие моменты нам и не хватало нашего верного ньюфаундленда, который бы подсказал нам дорогу; иногда мы немного передыхали, фотографировали и снова шли, а потом мы вышли на открытую местность... И увидели дом.
Да, вдалеке виднелся солидный деревянный дом с красной крышей; мы, разумеется, даже не помышляли о том, чтобы он был открыт, но как объект, затерянный далеко в горах, он был, несомненно, интересен. Жена сначала по привычке поддалась лёгкой панике на тему «до него идти минимум полдня», а я, более или менее научившийся делать поправку на неправильную визуальную оценку расстояния в горах, пообещал, что если мы не дойдём до него за двадцать минут, то повернём назад. Признаться, я не был уверен в своей корректировке, но так всё и вышло — через двадцать минут мы стояли у дверей дома, которые были открыты; во дворе стояли столы и скамейки, а на них сидели люди и с интересом смотрели на нас, пришедших снизу.
Мы осторожно вошли. Первым, что мы увидели, было объявление с просьбой экономно расходовать воду в туалете и душе в связи с тем, что её запас сильно ограничен; тут мы поняли, что оказались в хостеле для горных туристов. Здесь жили те, кто хотел исходить Рисняк как следует, потратив на это не один день; удивительно, но большая часть постояльцев говорили по-немецки. Не представляю, что могло привести сюда немцев, австрийцев или швейцарцев, у которых под боком всё великолепие Альп, но, видимо, Рисняк имеет своё, особое, ни с чем не сравнимое очарование, которому неспособны противостоять даже гордые альпийские народы.
Мы без труда нашли хозяйку заведения, которая с удовольствием продала нам пару банок сока (было удивительно приятно пить что-то отличное от воды в такой глуши) и карту местности, которую я купил как сувенир — как по мне, GPS всё равно надёжнее, но я коллекционирую бумажные карты, и эта должна была занять в моей коллекции особое место. Я также вспомнил, что на сайте упоминалось о том, что посетители национального парка должны оплатить небольшой денежный сбор за посещение, и поинтересовался, где мы можем это сделать — я-то рассчитывал, что мы решим этот вопрос у входа Виле, но то дерево на поляне напрочь отказывалось принимать какие-либо платежи. Оказалось, что сбор можно оплатить прямо здесь, а взамен мы получили билеты на посещение национального парка; ещё один сувенир и напоминание о том, что обязанность оплаты не всегда влечёт за собой наличие бетонных заборов, железных цепей и сторожевых собак.
Путь от дома до вершины составлял от силы метров двести, но это были самые сложные двести метров всего маршрута. Очень узкая тропинка, лихо закручиваясь, уходила вверх, и нам приходилось держаться за вбитую в камни цепь, чтобы подняться по ней. На этом этапе трекинговые палки были бесполезны; наверное, стоило оставить их у дома, но кто же знал. В итоге мы всё-таки выбрались на вершину и снова испытали то непередаваемое чувство вершины мира, которое впервые накрыло нас на Снежнице.
На этой вершине мы были не одни, но две-три группы туристов, проживающих в доме и поднявшихся сюда, видимо, в качестве ежедневной прогулки, ничуть не мешали нам наслаждаться вершиной и открывавшимися с неё видами. Мы провели на вершине довольно много времени, и, преисполнившись впечатлений, начали спуск.
Сложнее всего было спуститься к дому, а дальше мы вышли на знакомую дорожку, и, едва начав свой путь назад, встретили первых людей, которые, как и мы, поднялись сюда снизу.
Этими людьми оказалась молодая пара туристов, вероятно, тоже немецкого происхождения, и они бодро шли навстречу нам, по направлению к дому, а у папы за спиной, подвешенный на какой-то системе ремней, подобной рюкзаку, болтался бессознательного возраста младенец; последний, похоже, преотлично себя чувствовал на горном воздухе, сосал соску и глазел по сторонам. Воистину, никогда не рано начать заниматься горным туризмом.
Обратный путь прошёл без приключений, знакомое дерево по имени Виле встретило нас и вернуло нам нашу машину в целости и сохранности, и, после недолгой езды по магистрали, мы возвратились домой.
Это место и правда стало для нас домом, приютившим нас, сбежавших из негостеприимной цыганской деревни, и теперь, когда нам предстояло его покинуть, нас охватывало чувство, которое, должно быть, знакомо морякам, уходящим в дальнее плаванье. Человек не властен над стихией, и, уходя в океан, моряк никогда не знает, вернётся ли он; но если ему суждено вернуться — он вернётся домой. Туда, где его ждут, где все его знают, где, зайдя в местное кафе, ему не нужно представляться, и где помогут всем миром, если он попадёт в беду.
Именно таким стал для нас Край, маленький уголок земного рая, и мы чувствовали себя людьми, которым не повезло родиться не у себя дома. У нас был корзинка сухоцетов, подаренная мной жене где-то в процессе нашего долгого путешествия, и мы, взяв её, пошли на море, традиционно прихватив с собой фотокамеры. Конечно, эта съёмка получилась грустной, но ведь и не может быть иначе, когда расстаёшься с домом. Корзинку мы оставили на пляже — пусть она будет сюрпризом для того, кто придёт сюда завтра.
Следующий день был последним нашим днём в Хорватии. Мы гуляли по Опатии, катались по шоссе до Риеки и старались не думать ни о чём. А вечером, не в силах сдержать себя, мы снова пошли на море, несмотря на то, что погода купанию явно не благоприятствовала. На пляже было пусто, и наша корзинка сухоцветов так и стояла там, никем не востребованная, а мы, увидев её, испытали тёплое чувство, будто нашего прихода кто-то ждал.
Я искупался из принципа. Вода была неимоверно холодной, но я люблю холодную воду, она освежает и придаёт сил. Потом мы побежали назад, к нашему столу, за которым уже сидел Бруно, всё ещё не уставший от празднования рождения внучки, и потому потреблявший всё ту же истрианскую Мальвазию всё в тех же неумеренных количествах.
— Купались? — уточнил Бруно у изрядно посиневшего меня
— Да, купался. В последний раз. — Ответил я на своём плохом хорватском.
Бруно нахмурил лоб, как бы переваривая эту мысль. Затем лицо его просветлело и озарилось пониманием:
— А, в смысле «в последний раз в этом году»? Ну да, ну да. Но вы ведь вернётесь, да?
Я не нашёлся, что ему возразить. Действительно, ведь мы вернёмся, в чём проблема? Не в последний раз в жизни мы приезжаем в Хорватию, не в последний раз мы заезжаем в Край и не в последний раз мы пьём с Бруно Мальвазию. Так зачем грустить?
Наша непотопляемая машина, верная, как внезапный горный ньюфаундленд, мчится вперёд. Много сотен километров назад осталась родная нам Истрия, много сотен километров отделяют нас от объездной Загреба, где мы жили целый месяц, а проехали его, вот досада, за десять минут. Позади остался неоднозначный Будапешт и Кошице, где мы раздали все долги, и многие километры Польши. В прошлый раз мы уезжали из Хорватии со слезами на глазах, а сейчас нам грустно, но мы улыбаемся, потому что знаем, что обязательно вернёмся туда, где нас ждут.
Единственная ночёвка в польском Люблине после двенадцатичасовой гонки по автобанам, и мы въезжаем в Белоруссию, выбираемся из Домачёво на трассу и едем туда, куда мы должны вернуться — не потому что хотим, а потому что должны. Мы проезжаем Минск, и уже совсем небольшое расстояние отделяет нас от границы, и вдруг где-то в районе Орши мы видим двойную радугу, такую же, как та, что сопровождала нас на пути в это путешествие, начавшееся так давно — два месяца назад. Двойная радуга, как ворота в другое измерение, она сначала впустила нас в наш мир, а сейчас выпускает нас из него в чужую вселенную.
Конечно, мы грустим, но, тем не менее, теперь мы смотрим вперёд без неопределённости и без сомнений. Мы всего лишь отправляемся в плаванье; а когда оно завершится, мы вернёмся домой.
