Вид со старого Фоккера
Острые, снежные вершины грызут горизонт. На западе равномерная тень темного Гиндукуша закрывает в ледяной завесе горячие пески узбекских и туркменских пустынь Кара-Кум и Кызыл-Кум, на севере Памир едва выступает из зубчатых клыков Каракорума, несколько в направлении восхода солнца - К2, Гашербрумы, Машербрум, Броуд Пик, Чоголиса. Ниже, в нескольких километрах под сверкающими крыльями самолета, который везет меня в этот удивительный пейзаж, сине-грязная полоса меандров Инда - как тысячелетняя змея, направленная невидимым укротителем, зажата между коричневыми кучами Западных Гималаев. Над этими 4000-метровыми «холмами» находится массив Нанга Парбат, вытесненный силой плиты Индийского полуострова, скользящей по Евразийскому континенту. Пространство неба уступает своим просторам, контрасту синего, изгибающего лоб на фоне ослепительной белизны гор.
Проходя в воздухе через Нанга Парбат, я восхищаюсь из окон Фоккера ледяной броней южной стены Рупал, увенчанной четырехкилометровым скальным козырьком. Западная стена Дямир возвышается гигантской зиккуратной лестницей над ковром долины, зажатой между двумя хребтами, Мазено и Ганало. Наконец, когда крошечная стальная птица покидает Нанга Парбат немного позади своего хвоста, обнаруживается северная стена - Ракхит, порезанная сверху большим ножом, оставляющий шрам в форме Серебряного плато, контрастирующий каждую весну с цветочной Долиной Фей у ее ног.
Гималаи
Отступления и цыгане
И здесь - несколько вероломно - мы сломаем эти пакистанские воспоминания и перейдем к цитате:
«Тревога по радио». В эфире лихорадочная диктор, так называемый интервенционный отчет. Интервью чиновников администрации многоэтажново здания. Чиновники жалуются:
- Мэм, эти цыгане, терпеть не могут! Вы знаете, что они делают? Вечером они разжигают костер на полу, сидят и поют!
- Костер на полу ?!
- Да, редактор. В новой квартире, в новом доме! На полу! Такой недостаток культуры!
Кому не хватает культуры? Для рыбы, которая умирает без воды, или для тех, кто запер рыбу в клетке? Они взяли кровь от цыган, без которых цыгане не могут жить: дорога, движение и костер, разжигаемые криком скрипача, и теперь огромный шум - цыган делает эрзац как лекарство от серьезной, смертельной болезни. И что он должен делать в конкретных коробках, столь враждебных его традициям, его самости, его геному, всей его биологии и психике, всей сущности его жизни? Пусть курит! Курите цыганский костер, жгите костры каждую ночь, завидуйте звездам, которые свободны и недостижимы. Сжечь все полы!
(Вальдемар Лысяк, Пустынные острова)
Писать о путешествиях без подтекста, без «подсознательного сообщения», контрабандным контентом - нет смысла.
Почему? Потому что, на самом деле, все уже открыто и известно - ну, за исключением нескольких белых пятен на картах Азии - я имею в виду несколько сотен нетронутых вершин в Каракоруме и Куньлуне. Но кроме этого все было пройдено, проверено, измерено, описано. Почти каждый квадратный метр земного шара.
Так что фотографии и описания путешествий - это просто оправдание и своего рода «украшение», поощрение. Или, может быть, камуфляж - потому что некоторые ценности в современном пластиковом мире перестали быть «правильными».
Приведенная выше цитата является своего рода провокацией с моей стороны - приведенные выше слова являются отражением моего мировоззрения и в то же время описанием положения "цыган" (меня и моих близких друзей) в современном мире - хотя оно было написано около 4 десятилетий назад, мало что изменилось: сегодня вместо диктатуры и режима - корпорации, евроколхоз, фейсбук, камеры и пин-коды - вы не найдете цыганский подвижной состав.
Раньше я думал, что это вопрос тяги к путешествиям; сегодня я думаю, что немного повзрослел и считаю, что это скорее необходимость свободы.
Свобода кочевника.
Побег.
Из компании пластиковой толпы в компании настоящего, индивидуального человека.
В компанию людей, которые уважают основные ценности: семью, традиции, старость, жизнь, друзей, честь и т. д. (как например кочевники в Центральной Азии), и одну из величайших человеческих ценностей - свободу.
Сам Бог дал это нам.
Первое?
Мое первое самостоятельное путешествие?
Это действительно трудно сказать.
Здесь я описываю свою первую серьезную поездку (в Гималаи Пакистана), но на самом деле все началось (потому что это не началось с внезапного прыжка, это созревает) где-то в далеком детстве, сначала совершенно бессознательно, потом все больше и больше. Началось с того, что мы бродили по деревьям, на крышах домов, искали странные места, дыры, укромные уголки и трещины, норы в старых заброшенных домах. Дети веселятся. Полеты в полях, лесах, чердаках. Матери не смотрели на нас с цепью мобильных телефонов, потому что их не было. После школы мы останавливались веселиться и гарцевать, вечерами возвращались грязными, уставшими, травмированными, иногда даже нас шлепали, потому что мы опоздали. Мы не проводили время перед Фейсбуком, но мы планировали бантики из палочек и собственные шнурки (за это тоже нас шлепали). Вместо того, чтобы играть на компьютере, мы бы украли «старые» домашние свечи (спрятанные ими за черные часы вечных перебоев с питанием) и делали «велосипедистов» (крышки бутылок внутри капали разноцветным воском, создавая воображаемые флаги «игроков», таких крышек) по тропе, нарисованной на тротуаре с найденным куском кирпича.
Мы использовали воображение.
У нас были приключения, изначально такие примитивные, которые с возрастом начинали превращаться в чуть более серьезных, чуть более разумных.
Мы знаем - не всегда возможно путешествовать вокруг света хотя бы из-за по финансовым или другим причинам.
Но тебе нужно такое одинокое путешествие. Почему? Я цитирую приятеля: «Путешествие помогает понять других и самих себя. В этом их магия. Повседневная жизнь и наша цивилизация полны лжи и хаоса мыслей, тогда стоит поговорить с собой, очистить дух и тело». Авраам должен был пойти в пустыню, чтобы поговорить с Богом.
Если у вас есть ежедневные проблемы в отношениях с «другой половиной» или воспитании детей - даже самая короткая поездка, каждое короткое разделение только усугубит ситуацию.
Если вы теряете время на работе, чтобы погасить еще один кредит (потому что новый автомобиль, новый телевизор, новый сотовый телефон, новый тот или иной, «иметь, иметь, иметь») и детей вы видите себя 15 минут в день, когда чистите зубы - это тоже будет так.
Если вы проводите свое свободное время в гараже, с удовольствием погладив свой автомобиль или мотоцикл, ваша жена в «галерее» просматривает сотни вещей, а дети перед монитором игровой приставки - это тоже будет так.
Если вы принимаете пищу в спешке, в бегах, а не вместе, спокойно, за одним столом, также уделяя время разговору, а не просто жеванию - это также будет иметь место.
Если вместо того, чтобы уделять время своим детям и жене вечером, вы включаете телевизор, и детям говорите: «Иди играй на компьютере» - это тоже будет так.
И если вы попытаетесь избежать всех вышеперечисленных ненужных вещей, «мирских благ» и других гаджетов - тогда вы также избежите стресса и глупых мыслей, связанных с разлукой во время одинокого путешествия. Вы не беспокоитесь, что вор украдет ваш новый супер телевизор, потому что у вас его нет. Уже в день отъезда вы начинаете испытывать тоску по любой, и такое стремление является довольно приятным ощущением - а возвращение на вкус гораздо больше. Нет претензий, есть ожидание. Нечто подобное обычному чаю в морозную ночь в палатке в высоких горах - ни шампанское, ни амброзия, ни другой «напиток богов» могут дать такие ощущения, как обычный, худший чай. Потому что такой чай приносит тепло.
История человека, человечества, в смысле осознания его собственного «я», даже первоначального, составляет около 200 000 лет. И в течение этих 200 000 лет мы смотрели на звезды и горящий огонь костера. Мы привыкли к теплому свету (как в смысле приема психики, так и в смысле цветовой температуры света). Эта «температура» выросла в наших генах, выросла в наше существо, как дерево, растущее в почве.
Сегодня мы смотрим в основном на холодный свет телевизоров и мониторов. Холод в смысле умственного восприятия, а также с точки зрения цветовой температуры. Синее стекло от телевизоров.
Вытащите дерево из плодородной черной плесени и положите его между холодными камнями.
Оно умрет.
Костер фокусируется на себе, не отвлекая окружающих, словно ето катализатор отношений - семья, приятели. Вы сидите у огня и говорите с кем-то. Телевизор или монитор вместе с передачей любого контента (обычно мелкого) фокусируется на глазах и дополнительно привлекает внимание, не позволяя общаться между людьми. Телевизор/монитор разрывает связи. Вы не разговариваете во время просмотра телевизора, вы поглощены матчем, новостями, фильмом. Людей, сидящих рядом с ним, практически не существует. Вы не думаете о них, хотя они в нескольких сантиметрах от вас. И сидя у костра, даже в одиночестве в далекой стране, ваши мысли уходят к вашим близким, которые вы начинаете скучать в день отъезда.
И это не правда, что вы смотрите только интересные программы. И даже если это интересно, вы смотрите когда разработчики говорят вам: теперь сядьте за ресивер, потому что мы вещаем прямо сейчас. Ты наш раб.
Мы все рабы телевизоров, мониторов и камер.
Итак, сделайте первый шаг к нормальной жизни - выбросите телевизоры.
Действительно выбросите их.
Вернемся к истории.
Зачем мне компьютер?
Осень 1996.
Я продал совершенно новый компьютер (а компьютеры были не такими дешевыми, как сейчас) и купил билет на самолет в Исламабад. Есть вещи более важные, чем компьютер.
В конце декабря я оказался в Пакистане. Там я встретил двух парней, с которыми раньше была встреча - с одним по телефону, с другим по электронной почте (тогда электронная почта была редкостью в то время). Оба поляка, Ромек и Яцек. Я поймал контакты от гораздо более старого приятеля-альпиниста, который должен был отправиться в экспедицию в Нанга Парбат, но в конце концов он не пошел.
Я помню, как одна информация от моего друга произвела мое впечатление - что, когда он жил в небольшом отеле рядом с мечетью, в этом районе взорвалась бомба - но об этом я узнал, вернувшись, когда мой друг смотрел мои слайды. Я спал в тоже самом отеле.
Затем был полет в Гилгит над Гималаями, описанный во введении - это были такие времена, что для того, чтобы попасть в кабину (например, сфотографировать горизонт), было достаточно спросить стюардессу. Нанга Парбат поднимается в облака - это самая западная восьмитысячница, в то же время одна из самых опасных. Кроме того, она имеет самые высокие стены в мире - Рупал (юг) имеет высоту 4500 метров, Диамир (запад) 4200 м. И я просто хотел добраться к ногам Диамира. С самолета я смотрел тоже вниз - на Каракорумское шоссе, нить протянувшаяся вдоль Инда.
В кабине
Инд
В Гилгите мы арендовали местный джип, купили немного еды на базаре (это было нелегко, потому что это был Рамадан) и направились на юг в сторону Чиласа, а затем в Бунар, деревню в долине Инда, откуда вход в долину Диамир. И вот, началось - Каракорумское шоссе, с тех пор - моя любовь.
Каракорумское шоссе
Большая его длина сопровождается дорогой Инда несколько сотен метров ниже (в северной части на пакистанской стороне протекает река Хунза). И место, где река Гилгит, лениво с запада впадающая в Инд (подключившись к Хунзе чуть раньше), пытаясь побороть свой ледниково-изумрудный оттенок с грязным «кофе с молоком» Инда, это также место встречи трех великих горных хребтов: на западе участок Гиндукуш, на востоке Гималаи, на севере - Каракорум. Появляется Нанга - на этот раз северная стена Рахиот видна примерно с 80 километров.
Наконец, мы достигаем Бунар. Это конец поездки - дальше пешком. Мост в Бунар построенный классически по тем же принципам, что и веками - перекрывающиеся выступающие балки, нагруженные камнями, были связаны с основным пролетом длинных балок. Такие же мосты были построены таджикскими и киргизскими горцами на Памире, и по сей день они служат на другой стороне границы.
Бунар
Бакшиш
Мы бродим по долине Бунар. Мы идем по пыльной тропе, которая пересекает песчаные склоны долины, которая возвышается над каньоном ручья, иногда напоминающего польский пейзаж Татр. Разница в том, что здесь он сырой - растительности нет.
Мостик
Через поток
В донине Дямир
Вокруг деревни Диамори нас остановила группа вооруженных местных жителей, которые требовали оплаты за пересечение долины. Первоначальный взнос составлял около 150 долларов (в рупиях) на душу населения. Несмотря на их неопровержимую «аргументацию» в виде их автоматов Калашникова, старых ремингтонов и т. д. мы начали торговаться с ними. Торг в Азии, даже в таких обстоятельствах, является необходимым условием для сохранения уважения. Через полчаса это закончилось 8 долларами (конечно, посчитано в рупиях). Кроме того, мы купили у них ведро яиц за несколько копеек (1-2 доллара). Целое ведро - фактически большая банка. Но чтобы им было не так уж легко и каким-то образом выбраться из этой ситуации с данью с лицом, я заставил их в глейт.
Местная «банда» ждет бакшиш
Подтверждение перевода «бакшиш»
Парень, который был их лидером (кстати, его звали Манаршия, я не уверен, что это не был искаженный «монарх»), показывал лист бумаги, на котором что-то было написано на арабских «червях» (он утверждал, что это была бумага от властей, что он имел право взимать плату). Так что на него обрушилось - я сказал ему написать, что мы заплатили ему (как главе долины) и никто не имеет права цепляться за нас. Испуг - кто знает, как писать? Был молодой человек, который ходил в школу - и писал по урду, что я ему диктовал по агнлийскомы языку. Позже я спросил одного пакистанского друга, что там написано - все было хорошо.
Кошмар
До недавнего времени, как я упоминал вышеописанную ситуацию в Диамори (с «бакшишем» для пересечения долины), это происходит с некоторой бодростью - но если я сегодня подумаю, что произошло в 2013 в этой долине, отказывается смеяться. Однажды вечером талибы (Джундулла первоначально признался в убийстве, позже выяснилось, что это был Техрик-и-Талибан Пакистан, тот самый, который ранее убивал польского геолога Петра Станьчака в 2009 году; кто действительно стоит за етим - знает Бог) пришли в алпинлагер возле стены Диамир (к которой мы в настоящее время истории движемся) и расстреляли (на затылке) одиннадцать человек, оставшихся в ней. Могло быть гораздо больше жертв, но, к счастью, один китаец вырвался на свободу и скрылся во мраке ночи, и дюжина других людей были в палатках на стене. Становится жарко на душе...
Это убийство стало прецедентом, сами пакистанцы возмущены - было нарушено святое право на гостеприимство. Что-то удивительное в Азии. Даже русский солдат во время войны в Афганистане, если он пришел в афганский дом без оружия, за гостеприимство, с визитом - он был неуязвим. Тот же русский солдат, который через несколько часов во время боя с той же семьей стал захватчиком, в которого стреляли те же афганцы. Но пока он был под афганской крышей - он был гостем, святым.
И здесь, в долине Диамир, этот священный закон был застрелен.
Местные «банды»
По дороге нас сопровождала местная «банда». Дети были повсюду в деревнях. Эти дети немного напомнили мне мое детство - каждая использованная консервная банка исчезла даже после разрешения бывшего владельца. Здесь нет мусора - все для чего-то используется, каждый предмет имеет свою функциональность даже после использования.
У костра
Местная «банда» детей
По пути нас сопровождали только (кроме детей) мужчины, женщин не было видно, как будто их не было. Однажды мне удалось заметить девушку чуть старше нескольких лет, робко выглядывающую из-под занавеса. Это очень ортодоксальная мусульманская долина - в долине Хунза совсем другая, там даже можно шутить с женщинами. Граница консервативного Пакистана проходит где-то к северу от Гилгита, недалеко от Каримабада, где живут более либеральные племена, возможно, это связано с исповедуемой религией - на большей части территории страны преобладает суннитский ислам, а в северной части Хунзы проживают менее ортодоксальные исмаилиты.
Мы разбиваем лагерь где-то в долине. Моя палатка самая маленькая. К сожалению - у всего есть конец. После дюжины или около того лет он вышел «на пенсию», и я сплю в основном в течение нескольких лет без палатки, а когда идет дождь в бивачныом листе.
Палатка
Морозное и темное утро - долина представляет собой глубокий каньон, и мы на его дне. -18 на термометре Ромка. А теперь представь. Мы были в экскурсии - местные жители живут там без прохладной одежды, центрального отопления, закрытых и изолированных домов и других удобств. Зимние температуры часто опускаются ниже -30. За это чертовски сильные "шашки" - ветер. Как жить?
Замороженная мельница
Человек обладает удивительной волей к выживанию. Мы задавались вопросом, что эти люди отсюда едят. Они, вероятно, едят камни, потому что сено, собранное на крышах домов, предназначалось для хранения коз, хотя оно было спрятано там перед ними, чтобы они не ели все сразу. Редкие и рахитичные деревья также служат кладовками.
Дямир
Мы приближаемся к подножию ледника Дямир. Рядом со знаменитым хребтом Мазено. Более 10 километров в длину, красивые стены, многие известные альпинисты уже давно приближаются - многие мечтали пройти его до самой вершины Нанга Парбат. Такой всемирно известные экстремальные альпинисты, как Дуг Скотт, Эрхард Лоретан, Жан Тройле или Войтек Куртыка, не справилис с этим. Наконец, он упал в июле 2012 года после 17 дней восхождения в альпийском стиле (то есть, все на своих собственных вперед и назад) - гребень был сделан британцами Риком Алленом и Сэнди Алланом. Огромное уважение.
Начало ледника и стена Мазено
Тем временем мы идем в спальные мешки на крышах летнего пастушьего поселка Качал - зимой здесь никто не живет, все спускаются. Пастушьи поселения расположены так высоко по нескольким причинам - возле ледника он более зеленый, здесь вода, летом не так жарко, как ниже, а у овец и коз густой мех, в воздухе меньше пыли во время «сквозняков», в долинах солнце работает в течение более короткого времени.
И почему мы лежим на крышах? Потому что это единственные места, где нет козьего дерьма, и оно довольно плоское. Козлиные экскременты были даже у единственного источника, из которого мы брали воду для питья. Коттеджи в Качале являются типичными местными «классиками»: дом-колхоз. Крыша нижней части часто является «террасой» дома выше, на котором есть козья ферма, окруженная забором из колючих кустарников - в качестве защиты от снежных барсов. И хотя все заморожено, весной оно снова оживет. Насколько сильными должны были морозы, которые задушили льдом довольно плавный поток!
Качал
Вокруг Качал
Ледяной поток
На изгибе морены, за скалами, находилась база польской зимней экспедиции - примерно в 8 км от стены Диамир. Я поставил палатку рядом, немного в стороне. Здесь также стоят каменные летовки местных жителей.
Передо мной почти 4,5 километра стены Дямир - это все равно, что положить четыре набора зданий Семи Сестер (Москва) друг на друга. Всего 28 зданий.
Морена
Нанга Парбат - Дямир
Лавина длиной 3 км - Нанга Парбат Дямир
Я сидел там несколько дней, в течение одного дня я «умирал» в палатке, «крещение» - первый раз на большой высоте, кроме того я простудился. Я спал всю ночь и весь день - вечером это прошло. Я дважды подошел к стене. Второй раз, не взял камеру - и это было ошибкой. По пути я увидел следы снежного барса на свежевыпавшем снегу, поэтому я вернулся за камерой к палатке, но, к сожалению, снег днем, когда солнце светило, довольно быстро растаял, поэтому, когда я вернулся туда через два часа, следов больше не было. Позже, в 2006 году, я смог сфотографировать следы снежного барса в Каракоруме. Ирбис очень робкое существо - и редкое.
Возвращаемся в долины. Мне понравилась тропа, которая шла по крутым склонам. По дороге мы проходили две деревни под названием Верхний и Нижний Дзиль. Через несколько лет я пришел к тому, что это «джил». Это искаженное английское «jail» - тюрьма. Я где-то читал, что здесь, в начале 20-го века, Великобритания отправила пленных.
Нижний Дзиль
Инд
Водка, друзя и шпион
Я вернулся в Гилгит через несколько дней. Там я подружился с Ибрагимом и Сифатом Али. Ибрагим знал несколько польских слов - он работал с поляками в Германии. Сифат Али был гидом треккинговой группы, которую я встретил в Диамире несколко дней назад. В то время я еще находился на стадии «обниматься» с местными жителями для фотографий. Такое глупое туристическое дружелюбие. Сегодня я больше не делаю этого - но с некоторыми я понимаю почти без слов, в то время как другие относятся ко мне как к семье. В общем, сегодня я меньше вхожу в жизнь людей с фотоаппаратом и - хотя это покажется нелогичным - у меня больше «личных» фотографий. Вытащенная в начале на «доброе утро» камера похожа на деньги, на кошелек - она создает барьер. Она занимает место в руке, которая должна быть свободной и готова обнять, поприветствовать.
Именно Сифат Али порекомендовал мне дом Ибрагима в качестве места для проживания (за полтора доллара). Али вытащил какой-то Джонны Локер "из-под земли", и он доверился мне, что он сидел в тюрьме даже за пьянство. В Пакистане, ортодоксальной исламской стране, есть запрет. И в центре етой мусульманской страны, в середине Рамадана - вместе с Ибрагимом и Сифатом Али мы напивались как братя. Ибрагима встретил снова через 10 лет, но это другая история.
Ибра, Мазено, Сифат Али в Гилгите
Затем я посетил долину Хунзы, бывшую Канджут, описанную Брониславом Громбчевским. Спустя 10 лет Хунза едва не стала моей второй родиной. В сегодняшнем Каримабаде есть два форта: верхний - Балтит, нижний - Алтит. Я смотрел Балтит, потому что Алтит, к сожалению, ремонтировался и поэтому был закрыт. Форт расположен у подножия горы с высотой более 7000 м., изящно названной Божохагур Дунасир, в группе Ултар. Канджут, сегодняшний Каримабад, имеют польскую нить. Здесь пребывал во время одного из своих великих путешествий Бронислав Громбчевский (как первый европеец с севера), польский путешественник, геодезист в царской службе, шпион, участник так называемо Большой игре (Турнир теней), которую историки определяют как период боев (как военных, так и политических и шпионских) между Российской и Британской империями за влияние в Азии в договорные даты 1813-1907.
Крепост Балтит - Канжут
Крепост Балтит - Канжут
Крепост Балтит - Канжут
Крепост Балтит - Канжут
Крепост Балтит - Канжут (2006)
Я посетил форт Балтит дважды, во второй раз в 2006 году. У меня была довольно приятная история. На обратном пути из гор с другом, с которым мы раньше поднимались на башню Гульмит, мы поехали Каримабад. Я хотел показать ему форт. Форт посещается группой с гидом - мы сопровождали семью из нескольких пакистанцев из центральной части страны. В одном из залов форта, среди других портретов, висит старая фотография Громбчевского, а гид, рассказывающий состояния форта на английском языке, повредил произношение его имени. Я исправил это и, кстати, вставил несколько предложений о пребывании Громбчевского (для подробностей я рекомендую его трехтомную работу «Путешествия по Центральной Азии», фантастическую книгу, я прочитал ее около 15 раз, большая часть его работ находится в российских архивах). Бродя по крепости, я понял, что у меня просто заканчивается фотопленка, и у меня есть запасной в отеле в нескольких километрах отсюда (я до сих пор делаю классические аналоговые слайды в таких поездках; вот объяснение для молодого поколения: у такого фильма всего 36 кадров). Когда мы закончили туры, я подошел к гиду и спросил, могу ли я через четверть часа снова пойти с ним в этот форт, чтобы я мог фотографировать. Гид после моей «лекции» о Громбчевском, вероятно, обрел некоторую уверенность во мне, потому что он вручил мне ключи от форта и велел мне позже уйти в ближайшую охранную будку и оставит их там. Я провел больше часа наедине с историей Канджута - никто не клеветал, у меня было время и возможность заглянуть в каждый закоулок. Как будто кто-то дал мне ключи от Лувра и позволил мне бродить внутри без присмотра. И никто не боялся, что я возьму с собой половину этого каджукского Лувра.
Поиски свободы
Но затем, в 1996-7, я немного проехал вышеупомянутый маршрут через Гималаи и долину Хунза. Я мало что знал о Пакистане, я был там впервые, я только начал открывать для себя - что мне нужно в моей жизни. Я просто почувствовал, что это мой путь (и он остается по сей день, с тех пор я был в Средней Азии десятки раз - в Пакистане, Непале, Индии, Таджикистане, Кыргызстане, Казахстане, Узбекистане, ездил на машине по пустыням, лазил по горам, бродил). Это было в некоторой степени связано с удивлением и очарованием - из европейских «скалок» я бросился в глубокие волны великих Гималаев, «дикой страны», совершенно неподготовленный, порывом момента. И три месяца назад я не думал, что буду. И вот, это есть - ошибка зарегистрирована. Я начал чувствовать это во время этой поездки - зерно еще не развилось, но оно упало на правильную почву.
Хунза
Поиски свободы начались навсегда.
Раньше я искал ее где-то в стенах польских Татр во время лазания, и немного, да, я нашел ее там, но это еще не было. Я начал искать ее по всему миру, и обнаружил... вероятно, немного в себе, и немного в присутствии близких мне людей.
Это как паршивый чай. Обычно в долинах не очень вкусный, это просто мусор. Вместо этого мы начинаем ценить ее, когда наша задница на биваке замерзает во время зимнего восхождения в некоторых отдаленных горах.
Вот почему сегодня не имеет значения, будь то Кызылкум или Каракорум, или, наконец, путешествие по польским кустарникам. Хотя конечно я предпочитаю Каракорум или Памир - потому что там дальше до телевизора.
И это все.
Почти все.
Вернувшись, я выбросил телевизор из моей жизни - навсегда.
Я не скажу, что сегодня я абсолютно свободный человек - я зависим от многих вещей.
Но это был первый серьезный шаг к свободе.
