Франция на своей машине, лето 2014 (ахтунг, много фото, неподъёмный трафик)

[kukucapolj]

Очередной отчёт о стране, которая показалась нам самой неоднозначной из всех стран Европы, в которых мы были - о Франции.
Формат публикации будет немного отличным от предыдущих отчётов: всё уже написано, так что я выложу 4 большие части в достаточно короткий срок, и долго ждать не придётся.
Как обычно, за фото спасибо жене, а за текст - мне.

[kukucapolj]

Глава 1.

Монотонный гул, тихая музыка, пролетающие мимо огни... Где я? Что здесь происходит? Надо просыпаться. А, точно, машина. Я внутри неё и она едет на запад. Так, самое главное — я не за рулём? Вроде нет. Тогда всё хорошо.

Мы выехали из Москвы за полночь, и через 16 часов дорог, границ, заправок и кафе, оказались в польском Белостоке. Дорога на сей раз не чинила нам никаких особенных препятствий, за исключением двух мелких неприятностей, первой из которых был датчик уровня топлива, который изволил испустить дух непосредственно перед поездкой. Ремонтировать было уже некогда. Что ж, придётся заправляться по одометру. Мы ездили с дырой в радиаторе, с погнутым диском, без водительского «дворника», на лысом с одной стороны колесе и с нарушенной геометрией подвески. Подумаешь, датчик топлива.



Второй неприятностью были московские платные дороги. Их придумал какой-то не блещущий мощью своей мысли чиновник, который однажды съездил в Европу, и, увидев мельком из окна служебного автомобиля, как это устроено на европейских автобанах, решил, что у нас непременно нужно сделать так же. Вернувшись, он сбивчиво и невнятно объяснил это начальнику дорожно-строительной компании, который с его слов примерно набросал карандашом план и отдал его прорабу, а тот, в свою очередь, забыл этот план дома и пересказывал его узбекам-строителям по памяти. В итоге мы имеем то, что имеем. Я не впервые вижу платные дороги, поверьте, и я всё время ехал чётко по указателю «оплата наличными», но приехал в гейт с транспондером, и сдавал из него задом. Про систему передачи денег я не буду даже рассказывать, это нужно видеть собственными глазами, чтобы поверить, что можно сконструировать такие окошки для денег, в которые не пролезает палец. Ну и, конечно, Москва впечатлила финансовым размахом — 80 рублей за 10 километров дороги. В абсолютных цифрах это копейки, но если разделить стоимость на расстояние, получится дороже, чем в Швейцарии.

Всё, к чёрту. Москва — она где-то там, полторы тыщи километров назад. Мы в Белостоке, тут белый день, мы заселились в почти пустой и очень хороший отель, и мы совершенно не собираемся спать, несмотря на 16 часов непрерывной езды. Мы в Польше, в новом для нас городе, и мы не были бы нами, если бы не пошли по нему гулять. Пусть даже это и город-торговый центр. Да, именно это я слышал о Белостоке от людей, которые часто бывают там ввиду близости белорусской границы — куча торговых центров, есть где затариться, а больше ничего интересного нет.

Мы не сразу сориентировались, куда идти, пришлось отвыкать от руля и привыкать к ногам, но всё же поймали нужное направление, пришли в центр, и... Ребят, вы серьёзно? Торговый центр, да? Да Белосток — просто офигенный город. Здесь есть старые площади, узкие улочки, уютные кафе, чёрт, здесь есть даже долбаный ДВОРЕЦ, с парком и фонтанами, и с полным отсутствием народа. Пожалуй, с этого момента я введу в свою речь идиому «не видеть дальше торгового центра».

Вечер в Белостоке завершился в кафе «Шерлок Холмс» на центральной площади у ратуши. Бургер с пивом — совершенно необходимая часть вечернего рациона автопутешественника.









Следующим утром мы уже ехали в Берлин. Так уж у нас повелось, что мы знакомимся с городами Польши по одному, и на каждый город у нас обычно есть полдня, но чем больше мы видим этих городов, тем больше нам нравится Польша.

Наверное, именно поэтому мы решили заехать в Познань. Ну, не только поэтому, а ещё потому, что поляки успели достроить автобан до Берлина. Слово «Познань» до этого момента вызывало во мне бурю отрицательных эмоций, потому что именно отсюда начиналась одна сплошная пробка до самой границы с Германией несколько лет назад, и мы плутали в ночи по просёлочным дорогам, пытаясь её объехать; но сейчас был белый день, в Познань вёл широченный автобан, один из самых скоростных в Европе, и мы решились.













Познань — красивый город, но слишком большой, чтобы близко познакомиться с ним за те несколько часов, которые у нас были. Мы успели увидеть всё, что успели увидеть, и двинулись в Берлин.

Берлин, наш старый знакомый, приветливо встретил нас, и, чтобы нам не было скучно, приоткрыл некоторые доселе нам неведомые свои стороны. Я не особенно заморачивался с бронированием отеля на одну ночь, и выбрал тот, который был ближе к автобану; так уж получилось, что этот отель был расположен рядом с аэропортом Темпельхоф. Аэропорт закрыли лет семь назад, превратив его в парк, и поступили при этом достаточно необычно для немцев. Вместо всего вот этого проектирования, девелопмента, инжинирига, и всего остального, что так любят немцы, они просто приделали к ограде лётного поля ворота и сказали: «Теперь здесь парк. Был аэропорт Темпельхоф, а стал парк Темпельхоф». И именно такой нестандартный подход позволил появиться этому месту, которое превратилось из простого парка в социальное явление.

Взлётная полоса стала прекрасным полигоном для скейтбордистов и роллеров, а на насыпи лётного поля по вечерам собирается огромное для среднестатистического парка количество людей, чтобы выпить пива и пообщаться. По духу всё это больше похоже на коммуну хиппи, чем на парк, и мы сполна прониклись этим духом, хоть и провели здесь всего пару часов — в Берлин мы попали довольно поздно, задержавшись в Познани.





Наш вечер завершился в кафе «кухня Ливана», которое представляло собой ларёк с шаурмой. Признаться, мы ещё не ели ливанской шаурмы в Берлине, и не могли не воспользоваться такой возможностью, а после — отель, утро, машина, автобан, хоть и не имеющий ограничений скорости, но такой долгий, заправка, кафе, я с грустью смотрю на указатели с названиями немецких городов, в которых мы ни разу не были, и мимо которых сейчас проезжаем, ещё заправка, ещё кафе, пересекаем Рейн, и...

Франция. Круассаны, лягушки, вино, же не манж па сис жур. Собственно, это всё, что я знаю о Франции. У меня есть старая присказка — когда мне сообщают какую-нибудь шокирующую новость о Франции (президент назначил министром своего попугая, прошла демонстрация в поддержку запрета ношения наручных часов, или ещё что-нибудь такое, что во Франции обычно происходит), я всегда говорю: «Ну это же французы, они странные, они лягушек едят». Никогда не думал, что, произнося эту фразу, я каждый раз попадаю в точку. Никогда не думал, что после месяца, проведённого во Франции, прочно закреплю за ней эпитет «странная». Никогда не думал, что во Франции я не попробую лягушек. Я вообще не думал о Франции.

Но Франция решила не шокировать нас с порога, а то ещё, чего доброго, развернёмся и поедем обратно в Германию. Приграничный Мюлуз встретил нас радушно и поселил в апарт-отеле, в уютном номере с кухней и с потрясающим балконом, нависающим над улицей. Не то чтобы нам вся эта красота была нужна на одну ночь, но мы не отказывались. И, разумеется, мы пошли гулять по городу. Какая разница, что до этого мы непрерывно ехали два дня? Какая разница, что мы вчера пересекли всю Германию, а завтра нам предстоит пересечь половину Франции? Мы впервые оказались в новой для нас стране, ложиться спать было бы кощунством, несмотря на надвигавшийся вечер, и мы пошли на улицу. Вторичной задачей было раздобыть ужин, но если бы нам этого не удалось — мы бы были сыты духовной пищей.

Мы шли по улицам и тайком рассматривали прохожих, среди которых, помимо явных французов, встречались явные арабы и не менее явные негры. Я многократно слышал про проблему мигрантов во Франции, и, увидев этих мигрантов собственными глазами, попробовал провести некий эмпирический анализ, и пришёл к весьма интересным выводам, которыми хочу поделиться.

На самом деле, гуляя по окраинам практически любого крупного французского города, вы увидите довольно большое количество негров. Но, как я и подозревал, ключевой вопрос здесь не в их количестве, а в том, почему вы их увидите.

Представьте себе большую толпу, на которую вы смотрите сверху. Если это будет толпа европейцев, среди которых будет один негр, вы его увидите сразу. Если это будет толпа негров, среди которых будет один европеец, вы его тоже увидите сразу. Человеческий глаз природой натренирован выделять то, что отличается от общей картины; возможно, это свойство в природе присуще хищникам вообще, это было бы логично, но я не изучал вопрос. И вот, вы идёте по европейскому городу, и ваш глаз выдёргивает из толпы каждого встреченного негра, и на десятом чернокожем вы приходите к выводу, что негры заполонили Европу. Между тем, мимо прошли 400 французов, 138 арабов, 18 индусов и пара залётных китайцев — это только те, кого вы можете дифференцировать по внешним признакам. В целом, опираясь на свои наблюдения, я могу сказать, что в относительном выражении негров во Франции значительно меньше, чем узбеков в Москве — не на порядок, но в разы.

Предаваясь этим размышлениям об особенностях человеческого восприятия, мы дошли до центра Мюлуза. Мы нашли небольшой ресторанчик, заказали какого-то мяса и по бокалу Бордо. Всё это было совершенно великолепно, и мне очень горько говорить о том, что этот опыт в контексте Франции был скорее уникальным, чем обыденным. Если, приехав в Италию, мы могли брать с полки дешёвого супермаркета любое вино, не глядя на его этикетку, и оно оказывалось для нас нектаром богов, если в Италии мы заходили в занюханную столовку за пиццей за 4 евро, и она оказывалась кулинарным шедевром, то Франция такими подарками не баловала. Это Бордо было, пожалуй, лучшим вином, которое мы пили за всё время нашего пребывания во Франции, и в тот момент нам ещё не хотелось назвать её странной.





Утром мы покинули Мюлуз. Нам предстояло проделать долгий путь до города Безье на юге страны, где мы собирались провести десять дней, и этот путь позволит мне поделиться своими первыми впечатлениями от французских дорог и, что важнее, от французских водителей.

Дороги во Франции — самые дорогие из всех встреченных нами в Европе. До этого кубок нашего первенства удерживала Италия, но Франция побила все рекорды. Впрочем, качество здешних дорог могло бы оправдать их цену, если бы не одно большое «но», и это «но» — французские водители.

Мы привыкли к разным стилям вождения в Европе, тем более, что московская подготовка позволяет рассматривать перемещение по любым европейским дорогам как возвращение с 3-го курса университета в детский сад. Поляки и венгры водят, как они думают, агрессивно, словенцы — не спеша, с расстановкой, словаки — как будто забыли, куда они едут, итальянцы — будто у них прямо сейчас подгорает пицца, а немцы — корректно, но настойчиво просят вас освободить взлётно-посадочную полосу для их Mercedes SLK. Голландцы едут, как на велосипеде, хорваты до сих пор радуются, что наконец-то построили хорошие дороги, по которым можно гонять, белорусы едут строго вдоль генеральной линии партии, и только французы едут как... Я даже не знаю, как объяснить... Как лягушки.

Возможно, я и скиф по происхождению, но для меня мужчина, который не хочет нажать на газ, когда он видит перед собой пустую дорогу, и когда это позволяют правила, имеет какие-то проблемы с гормональным балансом и должен срочно обратиться к доктору по поводу своего либидо. Французы являются строгой противоположностью этому принципу. Они едут со скоростью на 10-20 км/ч ниже разрешённой, и если перед ними возникла машина, которая едет ещё медленнее — они просто снижают скорость и едут за ней. Даже если есть ещё два свободных ряда для опережения. Поэтому человеку, у которого с гормонами всё в порядке, ездить во Франции тяжело.

Единственные действительно агрессивные водители на французских дорогах — это женщины, и это косвенно подтверждает теорию о гормональных проблемах французских мужчин. Француженка запросто может вписаться в ряд в метре от вашего бампера и уйти в закат независимо от действующих ограничений скорости. Такое ощущение, что у них спид-камеры женщин не снимают.

Мы проезжаем крупный город Лион, это редкий случай, когда автобан проходит прямо через город, где он сужается и приобретает противоестественную форму. Накладываясь на феномен французской нерасторопности, это превращается в типичную утреннюю московскую тянучку. К счастью, Лион заканчивается довольно быстро, и мы, не встретив более на своём пути никаких особенных препятствий, приезжаем в Безье.

[Express]

Отличное начало, прекрасный слог. У вас явный талант.

[kukucapolj]

Глава 2.

Французский инженер Пьер Этьен Безье увековечил своё имя благодаря кривым Безье и поверхностям Безье, которые по сей день успешно применяются в системах автоматизированного проектирования. К сожалению, к городу Безье, в который мы приехали, он не имеет никакого отношения.

Мы поселились в уютном спальном районе с малоэтажной застройкой. Апартаменты, снятые нами, представляли собой полдома, но это только звучит круто — полдома. На самом деле это была не слишком выдающихся габаритов комната с кроватью, терраса, кухня и санузел, и о последнем я должен рассказать отдельно. Нет, здесь не было проблем с горячей водой, и вся сантехарматура, которой положено быть в санузле, наличествовала, но его площадь была очень... Оптимизированной. Знаете, мы были во многих местах, но здесь я впервые в жизни увидел раковину размером с небольшую книгу. Я не утрирую, эта раковина действительно была больше похожа на маленький аптечный шкафчик, который обычно висит в ванной. Её использование требовало хорошего глазомера и отсутствия проблем с координацией движений.

Само собой, мы выбирали апартаменты с Wi-Fi, но даже он оказался по-французски странным. Мы получили пароль, который давал нам доступ к общей сети Wi-Fi на всей территории Франции, и небезуспешно пользовались им в разных частях страны даже после нашего отъезда из Безье. Идея всеобщего вайфая действительно очень хороша, но вот её французская реализация серьёзно подкачала — обязательный вход через браузер и обрыв сессии через пять минут неактивности делали использование этого канала занятием не для слабонервных.

Хозяином нашего дома был араб, и то ли какие-то этнические особенности, то ли общефранцузская странность, наложили свой отпечаток и на функциональное наполнение апартаментов. Так, здесь имелся в наличии огромный LCD-телевизор, стереосистема и игровая консоль Playstation 3, но не было ни одного шкафа. Вообще. Ни одного шкафа и ни одного крючка, на который можно было бы что-то повесить.

Впрочем, всё это вряд ли могло нас расстроить — ведь подбирая варианты жилья мы видели намного более странные проявления широты французской души. Мы видели апартаменты, где унитаз находился в гардеробной, а также апартаменты, где он находился в гостиной по соседству с диваном, поэтому отсутствие шкафов мы сочли наименьшим злом, которое могло свалиться на нашу голову.

Сам город Безье мы изначально рассматривали как в меру интересный, и собирались использовать его как отправную точку для наших путешествий, а не как самостоятельный объект для изучения, но кое-что в этом городе и и его окрестностях нас всё же зацепило.











Как-то днём, гуляя по улицам и плавясь от жары, мы в поисках мороженого случайно забрели в небольшой ресторанчик «Le P'tit Semard». Французы почему-то обожают добавлять к названиям совершенно любых заведений префикс «Le Petit» («маленький»), и название каждого второго кафе у них начинается с «Le Petit», так что человеку, не знакомому с языком, легко запутаться, что мы постоянно и делали, так как французским никто из нас дальше «же не манж па сис жур» не владел. Но я изначально полагал, что то самое «же не манж» будет единственной необходимой нам для общения с официантами фразой, и так оно, собственно, и получилось.

Ресторан держали два брата, очень не похожих друг на друга, и один из них помимо французского немного владел испанским, что нисколько не помогало нам в общении, но, тем не менее, с самого первого посещения между нами установились дружеские отношения. У меня есть гипотеза, что такая непосредственная, иррациональная дружба с первого взгляда возможна только между людьми, которые совершенно не понимают друг друга, и которым, в связи с этим, не о чем спорить, которые не могут иметь противоположных мнений ни по каким вопросам, и оттого абсолютно счастливы тем, что их визави соглашается с ними во всём.

Нас активно приглашали на ужин — не спрашивайте, как мы это поняли, — и мы пришли. Мы хотели выпить немного вина, совсем чуть-чуть, так как мы были на машине, но цены в винной карте, по моим представлениям, выходили за пределы разумного — цена за 50 грамм вина пробивала все мыслимые потолки и останавливалась на уровне трёхзвёздочного мишленовского ресторана. Тем не менее, мы решили, что обязаны попробовать это уникальное вино, виноград для которого наверняка был собран натруженными руками самих братьев, и которое, несомненно, было сделано по уникальному семейному рецепту, хранимому в тайне веками — судя по его цене; и мы заказали два раза по 50 грамм.
Языковой барьер и французская странность сыграли с нами шутку, но вряд ли слишком злую. Это были не граммы! Это были сантилитры! Кто-нибудь ещё, кроме французов, измеряет вино в сантилитрах?! Я могу понять даже пинты и галлоны, но сантилитры? Это издевательство над обыденной системой мер алкоголя было не иначе как данью Пьеру Этьену Безье, хоть он и не имеет отношения к городу, и по-французски даже пишется по-другому.

В общем, когда нам принесли два раза по поллитра вина, мы поняли, что что-то идёт не так. Демократичная норма алкоголя за рулём во Франции позволяла нам выпить некоторое его количество, тем более, что вино оказалось довольно вкусным, но литр был немного перебором, и мы попросили как-нибудь завернуть его с собой. Ситуация осложнялась тем, что вино подали не в бутылке, как в Италии, а в графине, но это нисколько не смутило братьев-рестораторов. Они быстро нашли пробку, заткнули графин и отдали нам. Этот графин до сих пор у нас, и занимает почётное место среди других сувениров из Франции.



Не удивительно, что мы вернулись сюда в наш последний день в Безье. На нашу удачу, в ресторане оказалась общительная семья, одинаково хорошо говорившая по-французски и по-английски, и с её помощью мы смогли, наконец, первый и последний раз полноценно пообщаться. Мы сказали друг другу много тёплых слов, попрощались, но братья не хотели нас отпускать, и обещали нам бесплатную бутылку настоящего шампанского, если мы придём к ним на ужин. К сожалению, на вечер у нас были другие планы — мы собирались на наш последний пикник на Валра-Пляже.

[kukucapolj]

Валра-Пляж мы разведали в один из первых дней в Безье. Средиземное море находится всего в нескольких километрах от города, и Валра-Пляж — это как раз то место, куда жители Безье едут на море.

Оказавшись здесь впервые, мы немного ошалели, во-первых, от количества народа, и во-вторых, от тумана. Погода, была мягко говоря, не слишком купательной, но, тем не менее, на побережье нельзя было спокойно передвигаться, чтобы не наступить на кого-нибудь, особенно учитывая туман. Туман к нашему приезду собрался такой, что местами не было видно собственной вытянутой руки. Некоторое время мы перемещались внутри этой туманной красоты, но находится среди такого количества народа было невыносимо, мы вернулись в машину, и я стал разглядывать карту.







Карта показала, что пляж разделён на две части впадающей в Средиземное море рекой Орб. Та часть пляжа, где находились мы, имела развитую инфраструктуру в виде отелей, кафе и всяких пляжных развлечений, а по другую сторону реки, судя по карте, не было вообще ничего, но чтобы туда попасть, нужно было вернуться километров на 15 назад, к ближайшему мосту через Орб, пересечь реку и потом снова ехать к морю. Нам, только что проехавшим от Москвы до Безье расстояние в 3500 километров, эта задача показалась до смешного простой, и мы приступили к её выполнению немедленно.

И не пожалели ни на минуту. Другой берег реки Орб оказался частью национального парка, совершенно дикой местностью с просёлочными дорогами и почти полным отсутствием людей. У моря был пляж, ничуть не хуже того, с которого мы уехали, но он был абсолютно пуст от горизонта до горизонта. Наше спокойствие нарушали только редкие любители здорового образа жизни, совершавшие пробежку по берегу моря, но они быстро скрывались из поля зрения.
По пути в дикую часть Валра-Пляжа располагался небольшой придорожный рынок, и мы не упустили случая заехать туда. Помимо всего прочего, здесь можно было купить местного вина с выбором приблизительно из тридцати сортов, и за время, проведённое в Безье, мы перепробовали многие из них. Ни одно из этих вин не было выдающимся, но этого от них и не требовалось. Мы открыли розовое, которое я в других обстоятельствах и за вино-то не считаю, и, сидя на пустом пляже, пили вино прямо из бутылки и смотрели на море. В этой своей ипостаси Франция поистине прекрасна.







Узнав о столь замечательном месте, как Валра-Пляж, мы как-то перестали задумываться о том, что находится с другой стороны от Безье, если ехать не к морю, а, наоборот, внутрь континента, и, как выяснилось, это было нашей ошибкой. Если бы мы раньше узнали о национальном парке, раскинувшемся к северо-западу от города, возможно, мы смогли бы провести там больше времени. Парк огромен, внутри него располагается множество небольших городов, и каждый из них по-своему интересен. За несколько дней поездок по парку мы успели осмотреть лишь малую его часть, и меня не оставляет желание вернуться туда.









Первым городом в национальном парке, куда мы поехали целенаправленно, был Сен-Шиньян. Это довольно известный винный апелласьон, и мы надеялись найти там какое-то особенное французское вино; как выяснилось — зря. Вино оказалось довольно вкусным, но обычным, зато сам городок, по которому мы шлялись, ожидая открытия винного магазина, оказался интересным, древним и колоритным.





















Впрочем, мы не стали задерживаться там дольше необходимого и поехали в Сен-Пон-де-Томье. В этом самом Сен-Пон-как-его-там обнаружились ещё более древние, ещё более интересные и ещё более узкие улицы, а также была найдена ходящая по этим улицам маленькая девочка, которая пела песни, вызывавшая чувство умимимиления у каждого, кто её видел. Но, что более важно, на центральной площади был обнаружен информационный центр национального парка, где мы набрали всяких карт и брошюр, и в одной из этих брошюр мы обнаружили щурок.











Мы никогда не видели щурок живьём, и конечно, выделили день на поиск этих забавных ярких птиц. Щурок мы не нашли, не может же нам везти абсолютно во всём, но их поиски занесли нас в городок Минерв, живо напомнивший нам итальянскую Чивиту ди Баньореджио. Здесь, похоже, тоже ничего не перестраивали и не ремонтировали с 13-го века, когда был основан город. К тому же, расположен он на неприступной скале, а в скале есть природный туннель, куда сливается в неизвестность река Сес. Вот где-то там, внизу, у реки, и должны были обитать щурки, но река пересохла от ужасной жары и перестала быть интересна птицам.

Несмотря на свою средневековость, город получил-таки некоторое количество туристической инфраструктуры, принявшей в данном случае форму магазина минералов. Мы зашли туда, чтобы купить подарки, и, после знакомства с владелицей заведения, были одарены куском русского шунгита с наставлением «отвезите его на родину». Не знаю, возможно, она просто чувствовала, что этот бедный камень мучается во Франции, в непривычном ему климате, постоянно слушая незнакомую речь. Так или иначе, наставление мы выполнили.









По пути из Минерва мы заехали в Брассак. Тоже город, тоже древний, знаменит одной крепостью с одной башней. Башню мы посмотрели, и не нашли каких-то других важных дел, которые нужно было бы сделать в этом городе.













Я не смогу перечислить все местечки национального парка, в которых мы побывали. Лакон, Бедарьё, Ла Сальвета-Сюр-Агу — тысячи их. Парк неисчерпаем, и сюда придётся возвращаться неоднократно, чтобы хоть как-то утолить жажду познания его недр.

Последним важным делом в национальном парке стал для нас поиск розовых цветочков. Наверное, вы догадываетесь, кто из нашей команды увидел на одном из проспектов парка розовые цветочки и пожелал их немедленно найти. В итоге на поиск цветочков ушло куда больше времени, чем хотелось бы, но в конце концов объект желаний был найден, и не просто найден, а найден на закате, что вознесло его фотогеничность до невероятного уровня. Розовые цветочки стали завершением нашего знакомства с замечательным парком Haut-Languedoc, благодаря которому я узнал, что французское слово «Haut» переводится как «вершина» и читается как буква «о». Просто «о». Странный язык.







А когда мы, порядком уставшие, возвращались вечером домой после всех этих замков и цветочков, на территории парка произошло значимое событие: в нескольких метрах от нашей машины, вылетев из-за кустов, дорогу под прямым углом пересекли двое детей на велосипедах. Казалось бы, этот случай вряд ли можно было назвать выходящим из ряда вон, но до этого нигде в Европе никто не бросался нам под колёса, начиная с Германии, где даже коты переходят улицу на зелёный свет, и заканчивая Словакией, где пешеход, зная, что его пропустят, всё равно сначала благоразумно посмотрит по сторонам.

Я с перепугу оттормозился, и приблизительно в этот момент в моей голове начал складываться очередной большой-пребольшой пазл под названием «французский менталитет», в который наше последующее путешествие обещало добавить множество недостающих кусочков

[kukucapolj]

Глава 3.

Не каждая наша вылазка должна быть удачной, приносить положительные эмоции и заканчиваться хорошо. То есть, конечно, по нашим представлениям, должна-то каждая, но не с каждой так получается. Тем лучше — положительные эмоции значительно острее воспринимаются на фоне отрицательных.

В город Нарбонна мы попали, по большому счёту, случайно, по пути откуда-то куда-то, захотели его осмотреть и поехали парковаться, как у нас водится, поближе к центру. Было воскресенье, и на центральной парковке было ясно написано, что в воскресенье она не работает, но её ворота автоматически открылись перед нами, когда мы подъехали к ним. Это должно было нас насторожить, но мы уже начали привыкать к французским странностям, и заехали внутрь.

Парковочный автомат отказался принимать у нас оплату за парковку. Ну, само собой, парковка-то не работает. Не то, чтобы мы сильно настаивали, но ощущение странности от этого несколько усилилось.

Потом мы взяли в городском туристическом бюро карту города, бродили по нему, речка, набережная, мостики, то, сё. Город как город, улицы узкие, народа мало, в общем, ничего так город, и, возможно, он бы даже занял какое-то там место в нашем списке фотогеничных городов Европы, но запомнился он нам не этим.

















Изрядно нагулявшись по городу, который был не первой нашей остановкой в тот день, мы возжелали откушать. Причём не так важно чего, главное, чтобы вкусно и самобытно, и с этой целью заглянули в какой-то ресторанчик, названия которого история, к несчастью, не сохранила.

Меню, разумеется, было только на французском, и никто в ресторане не говорил ни на каком другом языке, но мы же хотели самобытности, и мы её получили. Я довольно быстро нашёл в меню знакомое слово «эскалоп», и немедленно остановил на нём свой выбор, а Ксюше ничего не оставалось, кроме как ткнуть в меню наугад, и она заказала тартар.

Теперь, когда я это пишу, мне кажется, что все люди на планете, кроме нас двоих, знают, что такое тартар. Но тогда, в Нарбонне, звёзды сложились так, что мы оба были не в курсе — я знал это блюдо исключительно под названием «татарский бифштекс», что никак не ассоциировалось с тартаром, а Ксюша, по её собственному признанию, читала про него, изучая французскую кухню перед поездкой, и даже специально отметила для себя, что вот это-то уж точно ни в коем случае нельзя заказывать, но в самый ответственный момент почему-то начисто забыла о своих исследованиях.

Нам принесли эскалоп и тартар. Эскалоп был так себе. По-моему, он вообще не был отбит, а не отбитый эскалоп — это уже не эскалоп, а просто кусок мяса; плюс к этому, они, похоже, пытались его панировать, а панировка эскалопа недопустима. Я уже не говорю о том, что в качестве гарнира они накидали какой-то тушёной спаржи — французы её, похоже, обожают, а я терпеть не могу.

Но всё это не шло ни в какое сравнение с тартаром. Тартар был прекрасен. Он представлял собой цилиндр из сырого говяжьего фарша, а сверху его украшал не менее сырой желток. Ко всему этому были поданы маленькие порции каких-то приправ, типа жареного лука и переваренных кем-то грибов, которыми следовало то ли заесть, то ли занюхать основное блюдо. Есть вещи, о которых человек, совершивший их, будет жалеть до скончания своих дней, и именно так я жалею о том, что в тот день у меня не было с собой фотоаппарата, потому что у меня никогда больше не будет шанса запечатлеть глаза моей жены, перед которой поставили это.

Скрепя сердце и памятуя о том, что доля мужчины — хранить и защищать, я предложил поменяться. Мой эскалоп, пусть не отбитый и панированный, уехал на другую сторону стола, а ко мне приехал тартар во всей его сырой прелести.

Я смотрел на тартар, а тартар смотрел на меня. Мне казалось, что он ухмыляется мне своим желтком и шевелит жареным луком. Я люблю говяжий стейк medium rare, спокойно ем маринованное мясо без термической обработки, и вообще, у меня нет предубеждений против всего вот этого, но сырой фарш я не ел ещё никогда. Тартар посмотрел на меня, подмигнул желтком, и, как мне показалось, тоненько, на уровне ультразвука, засмеялся.

Вы знаете, я его съел. Вместе с луком, грибами, зеленью, и ещё какой-то фигнёй, которую французы положили в тарелку то ли исходя из идеалов своей французской кухни, то ли в качестве противорвотного. Я вообще много всего такого ел в своей жизни, чего нормальному человеку есть не доводилось, и я не мог не попробовать тартар. Я считаю, что в жизни надо попробовать всё, что не вызывает привыкания.

Главный эпитет, которым я охарактеризовал бы тартар — «безвкусный». Даже термически обработанное мясо, не будучи приправленным, имеет весьма слабо выраженный самостоятельный вкус, а в сыром виде его и того меньше — сопутствующая ароматика процессов автолиза, и не более. Усугубляется это присутствием сырого желтка, который, как известно, состоит в основном из жира, и в этом блюде призван, видимо, обеспечить смазку пищевода для беспрепятственного поступления тартара в желудок. Сверху всё это приправляется жареным луком и грибами, чтобы хеморецепторы оглохли, не успели отправить сигнал тревоги и вызвать рвотный рефлекс. В общем, очень сбалансированное блюдо.

Мы не торопясь возвращались к парковке, обсуждая некоторые нюансы приготовления тартара. Наша дискуссия носила профессионально-кулинарный характер и изобиловала не доступными простому смертному специальными терминами вроде «ваще», «охренеть», «пожиратели лягушек», «пожиратели лягушек-2» и «пожиратели лягушек возвращаются». Вернувшись в машину, мы в задумчивости покатили в Безье.

Возможно, думали мы, Нарбонна просто отомстила нам за неоплаченную парковку.

[Rezoner]

Мне очень нравится!

[Vasya-Vasya]

Замечательные фотографии и отлично читается! Ждем продолжения

[Terryfamily]

Спасибо за отчет! Очень интересно читать, а фотографии просто супер - глаз не оторвать!

[JamKit]

kukucapolj
Текст замечательный, фотографии Вашей жены изумительные! Очень здорово!

[kukucapolj]

Глава 4.

Природа Франции — пожалуй, лучшее, что есть в этой стране, и мы собирались увидеть как можно больше этого лучшего. Безье был выбран нами не в последнюю очередь потому, что он расположен недалеко от природного парка Камарг, куда мы оба очень хотели и куда и поехали однажды утром.

Камарг, расположенный на берегу моря — это, по сути, большое болото. Очень большое болото. Очень-очень большое. Такое большое, что на его территории расположено несколько городков, а дорога на машине из конца в конец занимает больше часа, хотя структура дорожной сети вносит в это больший вклад, чем протяжённость самих болот.

Известен Камарг прежде всего тем, что якобы является единственным местом гнездования розовых фламинго в Европе. На самом деле это не соответствует действительности, но это нам станет ясно несколько дней спустя, а пока мы едем туда, чтобы увидеть фламинго, а также знаменитых камаргских белых лошадей и другие природные красоты.

Западная часть парка оборудована для посещения туристами, там есть магазины, кафе, рынки и другие блага цивилизации, и именно поэтому мы, проснувшись рано-рано утром, поехали в восточную часть парка, о которой даже в сети нашлось не так много информации — мы знали, что это дикая местность, не имеющая никакой инфраструктуры, дороги там грунтовые, и иногда они затопляются морем, поэтому лучше внимательно смотреть на дорожные знаки. У меня был примерный план полуболот-полуозёр этой части парка, и по обрывочным отчётам из интернета мы имели общее представление о том, где приблизительно водятся фламинго, и, в общем-то, всё; и именно эта информационная недостаточность как нельзя лучше пробуждала дух приключений. Мы искали диких фламинго в естественной среде обитания, а не прикормленных птичек, получающих пропитание из бюджета природного парка.

С весьма среднего качества грунтовки, по которой мы ехали в полнейшем одиночестве, нам открывались удивительные виды на заболоченные поля, растительность которых порой имела ярко-красный цвет. Среди этого буйства красок явным диссонансом выделялась здоровенная лужа на обочине, которая была хорошо укатана колёсами тех, кто был здесь до нас, и мы, конечно же, решили остановиться, чтобы посмотреть, что привлекло всех этих людей.

И мы не ошиблись. Отсюда открывался отличный вид на небольшое болото, в котором, несмотря на раннее утро, несколько фламинго уже начали своё самое важное в их жизни занятие — поиск еды. С утра до вечера они ходят, погружая нелепый перевёрнутой формы клюв в мелкую воду болота, чтобы выудить оттуда немного ракообразных, и эта раковая диета придаёт им розовую окраску. Фламинго — тупиковая ветвь эволюции, один из главных экспонатов природной кунсткамеры, и именно поэтому на них так интересно смотреть.

















Мы поехали дальше, туда, где находилось болото, обозначенное в каком-то англоязычном отчёте, как самое большое место обитания фламинго в этой части парка, но уже несколько дней стояла невыносимая жара и болото оказалось напрочь пересохшим. Знаки предупреждали, что на машине дальше ехать не надо, а кто утонет — тот больше в море купаться не будет, и потому мы припарковались и пошли пешком к какой-то резервной точке, где снова издалека увидели фламинго, и на сей раз их было довольно много. Но дикие фламинго почти так же пугливы, как журавли, приблизиться к ним ближе, чем на полкилометра, можно только имея хорошее укрытие, и мы наблюдали за ними издалека, и в этот момент заметили маяк.

Мы любим маяки. Маяки — они как плёночные фотоаппараты и патефоны, они тёплые и ламповые. Фламинго были на время отодвинуты на второй план, и мы поехали к маяку.

Дорога к нему прервалась шлагбаумом с надписями по-французски и дорожным знаком «движение разрешено только для пешеходов и велосипедистов» для непонятливых. Нам было не привыкать, и мы пошли.





Довольно редко мы настолько ошибались в оценке расстояний. Когда у нас появилось ощущение, что мы пересекли пешком примерно пол-Франции, до маяка оставалось приблизительно ещё столько же. Но мы, тем не менее, дошли, гордые собой, осмотрели маяк, поздоровались с проезжавшим мимо велосипедистом, который был первым живым человеком, встреченным нами в Камарге, и пошли обратно к машине, чтобы посетить Камарг ещё раз, но теперь — как все цивилизованные люди, с западного входа.

Мы проехали мимо знакомой лужи, в которой к тому моменту уже не было свободного от машин места, а всё прилегающее к ней пространство было занято фотографами с огромными объективами. Как говорит пословица, кто рано встаёт — тот фотографирует фламинго при полном отсутствии людей, ну или как-то так, я не слишком силён в пословицах.

Дальнейший наш путь пролегал среди живописных пейзажей. В какой-то момент мы заметили небольшую парковку, рядом с которой была расположена смотровая площадка. Это была просто небольшая башня с лестницей, а наверху было несколько человек, которые явно смотрели на что-то интересное, и мы остановились, чтобы тоже увидеть что-то интересное, и увидели камаргских лошадей. На противоположной стороне дороги было большое огороженное поле, и на нём паслись эти самые белые камаргские лошади в количестве трёх штук — не много, но достаточно, чтобы составить представление, и по составленному мной представлению камаргские лошади не отличаются от других белых лошадей ничем, а ото всех прочих лошадей — ничем, кроме окраса.





Наконец, мы приехали в то место, которое искали — в парк птиц. Вот здесь-то мы сполна насмотрелись и на фламинго, и на других пернатых, обитающих в Камарге. Это не зоопарк, здесь нет клеток и оград, но птиц здесь подкармливают, и они никуда не улетают, а для туристов оборудованы укрытия с узкими смотровыми щелями, так что птицы, особенно фламинго, в силу своего ограниченного интеллекта ничего не подозревают.

Лично мне больше всего понравились среднего размера длинноногие птицы, которые ловко таскали еду прямо из-под клюва у неповоротливых фламинго. Я думал, что это какие-то особые камаргские цапли, но потом узнал, что это птица ходулочник, которая является родственником шилоклювки, а не цапли. Возможно, они невзрачны, но мне нравятся приспособленные к жизни виды, исповедующие принцип «хочешь жить — умей вертеться».

























Мы провели в этом прекрасном месте несколько часов, но этого нам показалось мало, и мы поехали ещё в какой-то небольшой «орнитологический парк» на окраине Камарга. Всё же иногда лучшее — враг хорошего. Мы проходили по этому «заповеднику» часа полтора, и не увидели ни одной живой души, если не считать других посетителей. Мы уже возвращались из этого места, шли к выходу по дорожке вдоль небольшой реки, как вдруг произошло нечто стоящее потраченного на этот парк времени.

Надо сказать, что в нашей команде не все обладают одинаковой наблюдательностью. Некоторые её члены вполне могут фотографировать озеро Лох-Несс, и обнаружить случайно попавшую в кадр Несси уже дома, через несколько месяцев, во время обработки фотографий. Иногда это даёт интересные результаты, особенно с учётом того, что у других членов нашей команды с наблюдательностью всё в порядке.

Итак, Ксюша шла по тропинке впереди, а я — сзади. Мне казалось, что если она увидит что-то интересное — то мне-то уж точно скажет; тем больше было моё удивление, когда, ступив на место, которое она прошла секунду назад, я обнаружил сидящую в полуметре от моей ноги нутрию, которая мирно обгладывала какую-то ветку.

— Кхм, любимая, ты ничего не пропустила? — Поинтересовался я, стараясь не шевелиться и показывая глазами на нутрию. Ответом мне был сдавленный возглас и щёлканье затвора, которое продолжалось, пока нутрия не закончила с веткой. После этого она неуклюже спустилась в реку и поплыла куда-то по своим делам.



Напоследок мы заехали на камаргский рынок. Мы купили там соли, которая ничем не отличалась от любой другой соли, кроме того, что была камаргской, а также некоторое количество алкогольных напитков. Напитки нам отказывались продавать без дегустации, и они были довольно крепкими, а я был за рулём, поэтому дегустацию я доверил Ксюше, что позволило мне весело провести остаток обратного пути, слушая, как она подпевает французским песням из магнитолы.

[kukucapolj]

Глава 5.

Те дороги Франции, которые не являются автобанами, а просто соединяют между собой соседние населённые пункты, состоят из трёх компонентов: ветра, кругов и виноградников, и каждый из них заслуживает того, чтобы остановиться на нём подробнее.

Круговые перекрёстки — отличительная черта Европы вообще, но во Франции эта особенность приобретает некоторые черты стихийного бедствия. Привычных нам перекрёстков за пределами городов почти нет, любое пересечение дорог — это круг, как правило, с нечётным количеством выездов, дурацкой схемой движения, и, в отличие от Италии, частым отсутствием указателей. А чтобы ездящим одними и теми же маршрутами туристам не было слишком легко, французы иногда перестраивают свои круги, изменяя количество и порядок выездов, что превращает навигатор из устройства, указывающего точный маршрут, в оракула, ведущего свернувшего с тропы путника посредством череды туманных намёков.

Виноградники — это то, чем французы засаживают каждый свободный клочок земли. Учитывая, что мы не прониклись французскими винами, я могу заподозрить, что они делают это в попытках найти, наконец, то место, где вырастет нормальный виноград. Судя по масштабам бедствия, получается у них не очень хорошо. Мы насмотрелись на виноградники, когда были в Италии, и думали, что их там много, но Франция выглядит так, будто ночью надо всей территорией страны летают специальные самолёты и сбрасывают на землю мешки с ростками виноградной лозы.

И, наконец, ветер — непременный спутник любого путешествия между двумя точками юга Франции. Он дует столь сильно и целенаправленно, что складывается ощущение, что эти невыносимые северяне построили огромный вентилятор и направили его в сторону юга, чтобы этим невыносимым южанам жизнь мёдом не казалась. Головные уборы бесполезны, свободные юбки — провокационны, палатки — бессмысленны. Дует постоянно, круглые сутки, дует так, что трава, уже привыкшая за многие десятилетия, растёт под углом.



Что не хочет расти под углом — так это лаванда. Куст лаванды, похожий на шевелюру домовёнка Кузи, решившего внезапно заделаться панком, совершенно никак не реагирует на весь этот ветер. Куст растёт прямо и раскидисто, образуя довольно правильной формы полусферу, и, возможно, именно это так привлекает к лавандовым полям многочисленных фотографов, и эта лавандовая лихорадка, не могла, конечно, обойти стороной нас. Ну, по крайней мере, некоторых из нас, но другим из нас, кому до фени все эти травянистые растения семейства губоцветных, приходится иногда потакать желаниям тех из нас, кому губоцветные важны, по причине глубокой личной привязанности.

И именно весь этот сложный комплекс причин и следствий стал поводом для поездки в город Со, который находился в 250 км от Безье в том самом общеизвестном Провансе, и который не был примечателен совершенно ничем, кроме того, что вокруг него расположено неприличное количество лавандовых полей. Поля были найдены задолго до поездки по гугл-картам, потому что чего я точно не хотел, так это тратить время ещё и на их поиск.

Дорога взбиралась в гору довольно крутым, но совершенно не страшным серпантином. Те из нас, кто осознавал важность губоцветных для планеты, очень переживали о факте их отсутствия на протяжении этого отрезка пути, и потому требовали остановки, едва на обочине обнаруживалось почти дикое поле с десятком полудохлых кустов лаванды. Каждая такая остановка сопровождалась устройством полноценной фотосъёмки каждого наличествовавшего экземпляра lavandula angustifolia, с последующим запечатлением нас на фоне означенного экземпляра с тем, чтобы никто не усомнился в авторстве фотографий, изображающих растение этого, несомненно, редкого вида. По этой причине продолжительность нашей поездки в город Со превышала расчётную более чем в 2.5 раза.









В процессе этой поездки с нашим автомобилем неизменно соседствовали автодом с немецкими номерами и французская легковушка. Они останавливались в тех же полях, что и мы, и проводили в них соизмеримое количество времени, поэтому мы часто встречали машины друг друга на парковках и начали их узнавать. А на остановке у смотровой площадки, с которой открывался вид, на город Со, мы столкнулись целыми экипажами, и тут оказалось, что совершенно все экипажи этих автомобилей – мы, семья с детьми на немецком автодоме, и три женщины среднего возраста на легковушке – говорят по-русски. Из этого случая я вынес важный урок: не пытайся судить о поведении водителя по его номерному знаку. Если на дороге моргает, обгоняет, подрезает машина со швейцарскими номерами – это ещё ничего не значит, возможно, там внутри эфиоп.

Но помимо этого со смотровой площадки было видно ещё кое-что. Бескрайние лавандовые поля у подножья горы, на которой возвышался город Со, повергли в экстаз команду любителей губоцветных в лице её единственного члена. Мне немедленно поступило указание, больше походившее на ультиматум, сейчас же привезти нас в эти поля и остаться там надолго. Что ж, как гласит старинная фрацузская пословица, назвался груздем – полезай в лаванду.









Мне сложно подсчитать количество времени, проведённого нами среди лавандовых полей близ города Со. К тому времени, как мы покончили с ними и добрались до самого города, моё зрение стало монохромным, фиолетово-зелёным, глаз отказывался различать другие цвета, и улицы города с бродящими по ним котами выглядели странно. Мы зашли в фиолетовый магазин и купили там зелёную банку фуа-гра, и это фуа-гра было первым в нашей жизни. Впоследствии выяснилось, что любители лаванды весьма благосклонно относятся к печёнке излишне ожиревшего гуся, а нелюбители лаванды на дух её не переносят, и это неплохо уложилось в выстроенную нами общефранцузскую парадигму.























Путь оттуда мало чем отличался от пути туда. Бесконечная череда лавандовых полей, зелёная дорога, фиолетовое небо. Зрение напрочь отказывалось повиноваться, пока мы не приехали в город Руссильон.

На окраине Руссильона находятся охровые шахты, в которых, впрочем, охра не добывается с тех пор, как краски стали делать на основе всяких там аминобензолов. Само собой, мы не успели заехать туда в рабочее время, когда по шахтам водят туристов, ведь мы были заняты значительно более важными губоцветными, и потому всё, что мы могли – это осмотреть места добычи сверху. Но и этого оказалось достаточно, и огромные скалы ярко-оранжевой охры смогли вернуть мне моё цветное зрение, и мы завершили этот день прогрулкой по Руссильону, стены домов в котором в большинстве своём окрашены в оранжевый цвет.













Одним словом, день получился красочным.

[pappi]

Фотографии по прежнему сильны. Платье изумительно вписалось в гамму лаванды. Напрасно вы так критичны к кругам Франции, они не страшнее испанских, и уж во всяком случае вполне терпимы для навигатора. Вы, кстати, по какому ездили?
Франция и французы от отличаются, но это же неплохо, как раз и интереснее. А кроме того, при некотором погружении, а вероятно стечении обстоятельств или даже детских мечт, очень даже неплохо идет Франция, то есть не настолько все странно)) Вообще прикольно читать именно практически про ту же зону путешествий, где были сами, но получили весьма отличающиеся впечатления. Продолжаю следить, слог нравится)

[kukucapolj]

Вы, кстати, по какому ездили?

Что значит "по какому"? Их там тысячи!

[Mara-Li]

kukucapolj, вопрос похоже о навигаторе))
Про тартар - не вы один не знали. Я описывала его в своем отчете о Лангедоке. Моя подруга просто попросила его пожарить, чем вызвала бешеную реакцию французских официантов. Их взгляды (ну ваще странные ) до сих пор преследуют нас при упоминании об этом блюде!

[pappi]

Про навигатор речь, разумеется. Контекст однозначный был. Если вы про круги подумали - так их там нереально много, странный был бы вопрос.

[kukucapolj]

Да, подумал про круги Навигатор - Garmin nüvi 3590LMT.

[kukucapolj]

Глава 6.

Отсутствие определённого плана действий – прекрасная вещь. Всё время попадаешь в какие-нибудь места, которые ни за что не нашёл бы и о существовании которых бы даже не догадывался, если бы имел заранее составленный план. Например, едешь ты по дороге, и видишь на рекламном щите каких-то интересных птиц и указатель, что эти птицы вооон там, через 15 километров, и, если ты любишь птиц, то просто берёшь и едешь туда, а если не любишь – не едешь. Мы птиц любим, и потому поехали.

И очень, очень не зря поехали, как выяснилось. Место, в которое мы попали, оказалось сафари-парком. Это как зоопарк, но без клеток, большая часть парка проезжается на машине, и посетители отделены от животных только стёклами своих автомобилей, которые категорически запрещается открывать; впрочем, мы не заметили ни единого посетителя, который соблюдал бы это правило. Французам вообще не свойственно соблюдать какие-то правила, и нам предстояло увидеть крайне показательную демонстрацию этого сразу после въезда в парк.

Въезд представлял собой ворота, оформленные в подобающем сафари-парку стиле, но функционально он ничем не отличался от пункта оплаты на платных дорогах, за исключением того, что въезжающему выдавали буклет с картой парка на нужном языке. Перед нами был джип с французскими номерами, и когда перед ним открылся шлагбаум, он, проехал метров пять вперёд, туда, где начиналась какая-то растительность парка, остановился, водитель вышел из машины и стал справлять малую нужду в эту самую растительность.

Я понимаю, что бывают разные жизненные ситуации. Но прямо перед шлагбаумом находился платный туалет стоимостью в 50 центов, что было на несколько порядков ниже стоимости въезда в парк, и я затрудняюсь сказать, чем можно было оправдать необходимость делать это именно в этот момент и в этом месте, на глазах всей очереди и служащих парка, которые впрочем, тоже были французами, и, видимо, именно поэтому никак не реагировали на происходящее.

Следует заметить, что мы, конечно, не могли доподлинно знать, что за рулём джипа был именно француз; но столь непосредственное отношение этой нации к естественным потребностям мы за время нашей поездки наблюдали не раз. Остановившись на платной подземной парковке вполне можно обнаружить, что на соседнем парковочном месте элементарно нассано, и вряд ли все эти люди не успели добежать до туалета, который находится одним этажом выше. В этот момент мы ещё раз убедились, что Франция намного, очень намного дальше от нашего менталитета, чем, например, соседняя Германия.

Впрочем, этого эпизода было явно недостаточно, чтобы испортить впечатление от сафари-парка. Смотреть на животных, которые нигде не заперты, практически ничем не органичены, и которые просто шляются туда-сюда, проявляя изредка определённый интерес к посетителям, несоизмеримо интереснее, чем побывать в обычном зоопарке. Мы проехали каких-то косуль, быков, а также страусов, которые подбегали к каждому автомобилю и тщательно очищали зеркала заднего вида, склёвывая с них прилипших насекомых, и въехали на территорию опасных хищников – медведей и львов.

































Повсюду были установлены знаки, указывавшие на то, что открывать здесь двери и окна опасно для жизни. Для особо непонятливых к брошюре, выдававшейся при въезде, прилагалась отдельная листовка, на которой это предупреждение было продублировано. К счастью, ни медведи, ни львы не захотели походить по крыше нашей машины, и мы снова выехали к каким-то безопасным травоядным, а потом – к птицам.

Птицы – последняя часть парка. Здесь надо припарковать машину и идти пешком. Гвоздём программы, конечно, являются фламинго, но мы насмотрелись на них в Камарге, и потому уделили больше времени другим птицам – интересным и смешным, серьёзным и забавным.



















Другим неожиданно впечатляющим местом, в которое мы попали совершенно случайно, оказалось аббатство Фонфруад. Это, чтоб вы знали, такое древнее цистерцианское аббатство. Я понятия не имею, что означает скопированное мной из Википедии слово “цистерцианское” – возможно, какой-то культ поклонения цистернам.

Аббатство состоит из довольно хорошо сохранившегося моныстыря, огромного парка и винного магазина. Территория аббатства, как и вся остальная Франция, максимально плотно засажена виноградниками, и здесь делают и продают очень неплохое вино – ещё одно из тех немногих вин, которые понравились нам во Франции.















Немного подгадило в посещении аббатства только моё любимое современное искусство, которое на сей раз нашло своё выражение в виде гипертрофированных резиновых сапог и пластиковых стульев, выставленных в парке аббатства. Я много лет не могу понять, почему все эти адепты современного искусства покупают такую плохую шмаль? Им что, не продают нормальную? Почему резиновые сапоги 518-го, приблизительно, размера – это круто? Сгоните уже всех этих эстетически одарённых в какую-нибудь резервацию и пусть там меряются своими... Сапогами. Грешно, конечно, смеяться над больными людьми, но я-то в чём виноват? Почему я должен лицезреть это испражнение современной культуры в прекрасном зелёном парке древнего аббатства, где наверняка много веков жили благообразные люди, поклонявшиеся цистернам?



Немного переживая за судьбу атакованного сапогами аббатства, мы поехали в Каркассон. По пути мы заехали в Лаграс, но останавливаться на этом древнем городке с населением в 400 человек представляется мне излишним, самое интересное, что там есть – это мост, построенный аж в 14-м веке, переброшенный через какую-то лужу, а Каркассон – достопримечательность регионального значения.



Ребята, которые строили Каркассон, наверняка знали, что когда-нибудь во Францию повалят толпы туристов, которые будут выискивать достопримечательности. Иначе как объяснить то, что древняя защитная стена с бастионами построена на скале, на самом видном месте и имеет прекрасный обзор? Нет, что-то они всё-таки знали, эти каркассонские строители.

В каркассонском ресторане мне довелось попробовать одно из немногих понравившихся мне блюд французской кухни – кассуле. Само по себе это блюдо довольно хорошо отражает всю суть французской кухни: немного гусиного мяса, много белой фасоли, и всё это плавает в абсолютно безобразном количестве жира. Жира в нём столько, что само блюдо похоже на суп, хотя с точки зрения рецептуры является запеканкой.







Под конец этого насыщенного дня мы решили съездить на соляные озёра. Ну, мы знали, что где-то там к юго-западу от Безье есть какие-то там соляные озёра, и не то чтобы мы туда особо собирались, но вот как раз сейчас был уже вечер, но ещё не ночь, в апартаментах делать было нечего, и нам надо было куда-нибудь съездить. Эта ситуация лишь ещё раз подтвердила, что самые интересные поездки случаются неожиданно.

По дороге мы нашли какой-то магазин, в котором продавалась местная соль, но для меня соль различается только степенью помола, и мы туда не пошли. По соседству был какой-то ресторанчик, явно популярный среди местных, и мы некоторое время исподтишка наблюдали, как французы поедают устриц, и, в очередной раз поняв, что не сможем заставить себя повторить их подвиг, двинулись дальше.

Ещё через пару километров закончились все признаки цивилизации, да и дорога стала сходить на нет, и мы, припарковав машину и, взяв с собой навигатор, пошли по направлению к озёрам.

Первым, что потрясло нас, был цвет воды. Скорее всего, это влияние каких-то водорослей, но вода была совершенно красной, и это придавало местности вид марсианского пейзажа и ощущение полной сюрреалистичности происходящего. Мы разделились на команды, одна из которых непрерывно фотографировала, а другая – искала всякую интересную живность на берегах озёр, и это занятие заняло нас на некоторое время, но потом мы увидели фотографов.

Они были нагружены штативами и длиннофокусными объективами, и когда я говорю “длиннофокусными”, я не имею ввиду те жалкие 200 мм, которые мы носим с собой. Судя по тому, что этот объектив здорово смещал центр масс худощавого невысокого фотографа, пошатывавшегося под его весом, в нём было миллиметров 600. Естественно, мы немедленно пошли туда, откуда пришли они, потому что такие объективы никто не тащит в такую глушь просто так – это делают целенаправленно, зная, что найдут там что-то интересное.

Мы шли под красным заходящим солнцем среди красных озёр, и внезапно прямо перед нами из этих красных озёр выросли... Розовые фламинго. В пятнадцати минутах от Безье. Те самые, чёрт побери, фламинго, которые, якобы, гнездятся только в Камарге, и за которыми мы ехали в этот самый Камарг за полторы сотни километров. Нет, мы ни на секунду не пожалели о том, что съездили в Камарг, но француским туристическим маркетологам следовало бы быть немного сдержаннее в своих заявлениях.

























Не знаю, сколько бы времени мы провели на этих озёрах, если бы солнце не заходило за горизонт прямо в тот самый момент. Команда фотографирующих готова была остаться там на много часов, но в отсутствие освещения это не имело смысла, и мы поехали обратно в Безье.

[pappi]

О Да! Способность французов к полупубличным испражнениям удивила и нас)) Отходя за свою машину, но при этом как раз оказываясь перед всеми остальными машинами на дороге, вот кусты эти в Сижане перед вами, и много других ситуаций)) Это после Финляндии, например, где мы живем, а тут люди более, чем непосредственны, по-детски буквально часто. Впрочем я и описывал в своем отчете про Лангедок служащего сафари-парка, который спал в зоне львов, высунув руку в открытое окно джипа. При нас особо окна другие не открывали, и тем более не выходили из машин, но стояли на месте подолгу, где и нельзя было.
Не укажете поточнее - где фламинго попались? Я так понимаю, что в зоне максимум между Нарбонн и Агд...

[kukucapolj]

Не укажете поточнее - где фламинго попались? Я так понимаю, что в зоне максимум между Нарбонн и Агд...

Где-то здесь мы останавливались, и дальше пешком, забирая на северо-восток.