Кейптаун и Западный Кейп в мае 2017

[Daily]

Я надеюсь, что подобные случаи достаточно редки, и в целом все закончилось благополучно. Более того, жена мне сказала после, что она как будто кино смотрела, будто все это происходило с кем-то другим.

Вы тут, к сожалению, ни на что не сможете повлиять, все-таки сафари - это определенный, хоть и небольшой, риск. Что меня лично огорчило - беспомощность сотрудников парка в случае нападения животных. Я, конечно, не специалист, но мне так показалось.

[V-Tashtaiskiy]

Оказию с авто и любопытными львицами можно рассматривать как вариант африканских практик самообладания. Участникам вашего сафари следовало бы утешиться тем, что случай не свел вашу группу со стаей проголодавшихся бабуинов (павианов)

(фото из и-нета, самому побывать в Африке пока не довелось, и прошу извинить, что "вмешиваюсь" с посторонними фото)

[Daily]

Да,наверное, если машина заглохнет в обществе подобных бабуинов, то еще неизвестно, кто лучше, они или же львы.

Во всяком случае клыки у взрослых собакоголовых обезьян могут посоперничать с львиными...

[Daily]

Часа через полтора навигатор нашел Мосселбей и Боинг въехал в заливаемый дождем городок. Припарковавшись на небольшой стоянке у музея, мы купили билеты и вошли в высокий павильон, свет в который проникал через стеклянные вставки в потолке, но по случаю дождя внутри было сумеречно.



У ближней к берегу стены павильона в бетонном гнезде укреплена точная реплика каравеллы Диаша, заполнившая все окружающее пространство. Пандусы, протянувшиеся по периметру павильона на высоте палубы судна, были уставлены различными артефактами, связанными с экспедицией.









Кратко напомню читателям, что экспедиция Бартоломео Диаша в августе 1487 года в составе трех судов вышла из Португалии и направилась на юг вдоль африканского побережья с задачей найти морской путь в Индию, и по возможности достичь ее, обогнув aфриканский континент. Во время последней стоянки в Южной Намибии началась буря, заставившая экспедицию выйти в море, чтобы не разбить суда у берега. Диаш шел на юг, шторм продолжался, он решил вернуться обратно в бухту, но ее уже не нашел, и опять продолжил идти на юг. Тринадцать дней корабли болтало штормом, капитан принял решение повернуть на восток, и не встретил на пути земли. Поняв, что нескончаемая Африка наконец-то закончилась, он повернул на север и вышел к берегу в районе нынешнего Мосселбея. Пристав к берегу бухты, в феврале 1488 года, в день Св. Власия первый европеец ступил на землю Южной Африки. Неподалеку от берега бил родник, и по этому поводу место было названо «Источник Св. Власия». Этот источник и по сей день исправно поставляет питьевую воду, это территория музея.







Выйдя в море и решив продолжать путь, Диаш столкнулся с резким нежеланием экспедиции продолжать путешествие, перешедшим фактически в бунт. Капитан увещевал, требовал продолжать плавание, грозил всяческими карами, но переломить настроения не смог, и принял решение возвращаться в Португалию. Уже на обратном пути он увидел мыс, который проскочил ранее, и воздвиг там каменную плиту с португальским гербом, назвав его мысом Бурь. По возвращению домой он навлек на себя гнев короля Жуана II тем, что не выполнил поставленной задачи и не дошел до Индии. Король считал, что нужно было любыми средствами давить бунт и продолжать плавание. И хотя никаких оргвыводов по Диашу сделано не было, больше ему не доверяли выполнение самостоятельных задач, несмотря на то, что на тот момент он являлся фактически величайшим европейским мореплавателем.

Позднее он возглавил подготовку кораблей экспедиции Васко да Гамы, дошедшего до Индии и вернувшегося с победой. Еще бы, если бы да Гама с его хваткой и садистской, звериной жестокостью встретился бы с бунтом на корабле, то все бунтовщики, причастные и непричастные, болтались бы на реях, и были бы счастливы такому концу. Не хочу писать, что творил да Гама с чужаками, непокорными и несогласными.

Много лет спустя Диаш погиб практически в этих же водах, когда корабль под его командованием из состава эскадры, открывшей Бразилию и пересекавшей Атлантику, потерпел крушение, и вся команда вместе с судном пропала без вести.

Я человек глубоко сухопутный, и описывать судно мне тяжело без знания терминологии. Хочу только сказать, что нас поразило, как люди на таких скорлупках отваживались на далекие путешествия, как не боялись упасть в бездну на краю Земли, ведь в то время еще считалось, что она плоская…

Легче описать, что было на этом корабле, чем перечислять, чего не было. По типу – это каравелла-латина с косыми парусами, использовавшаяся испанцами и португальцами в плавании по Средиземноморью в качестве торговых судов. На далекие расстояния ходить практически не предназначена, потом Диаш при подготовке экспедиции Васко да Гамы ее существенно доработал. Штурвала на судне не было, они появились только лет через сто. На реплике румпель был связан веревочной «уздечкой», как рулевой его ворочал, для меня загадка. Капитан командовал рулевым из приподнятого над палубой юта. Время отсчитывали по солнечным часам, жрать варили прямо на палубе на открытом огне, насыпав под костер песок либо подложив каменную плиту. Гальюнов не было в принципе. Я представляю, как болтало эту каравеллу, сколько страху терпела команда в перипетиях путешествия, никаких денег не захочешь. А сколько гибло?





Только в таких местах понимаешь, что такое гумилевская пассионарность – ты никто, малявка, песчинка, тебя не видно в упор, но ты давишь в себе страх, каждый день преодолеваешь себя, живешь через не могу, веришь в свою звезду, и все-таки выходишь победителем. Только великие способны на такое.

Реплика была построена в Португалии в честь 500-летия похода Диаша и своим ходом пришла в Мосселбей, таким образом доказав, что это – настоящее морское судно. Его отличие от оригинала было только в наличии современного навигационного оборудования, и всяких штук: камбуза, гальюнов, нейлоновых канатов и парусов из синтетики. Главный «корабел» и привел судно к музею. Музейный павильон был построен без одной стены, и судно, по бетонному желобу с рельсами было перетащено от берега в павильон, после чего смонтировали стену. Каравелла стала на музейный прикол.









А дождь все продолжался, мы не смогли походить по внешней территории, осмотреть почтовое дерево, сад и прочие достопримечательности, да и в Свеллендаме нас ждал еще один музей. Поэтому мы бегом устремились на стоянку к Боингу и выехали обратно в сторону Альбертинии и Свеллендама. У парка мы опять увидели уже знакомую нам пару слонов, шатавшихся под дождем и хорошо видимую с дороги. Они были первыми обитателями парка, которых мы увидели, и теперь прощались с нами. Пока, слоники.

[Daily]

Дождь шел волнами, то отступая и прячась за спину серой туманной мороси, то вдруг появляясь из-за поворота, обрушивая на Боинг шумные частые капли, барабанившие по лобовому стеклу и серебря асфальт кипящими пузырями. Намокшие холмы из красных стали коричневыми, расплылись и потеряли четкие очертания. Африка стала серой и одинокой. Она недовольно морщилась, как человек в мокрой холодной рубашке. Ей хотелось побыстрее стащить ее с себя, чтобы снова окунуться в золотое солнечное тепло. Но дождь все продолжал идти. Все побережье Западного Кейпа затянуло непогодой, и казалось, что ей не будет ни конца, ни края.

В мокрый пасмурный Свеллендам мы приехали уже ближе к обеду, свернув с N2 направо и практически сразу подъехав к музею Дростди. Этот музей упоминался еще в книге Генри Мортона «Прогулки по Южной Африке», где автор хвалил его за всестороннее освещение жизни и быта буров.

Основное здание музея было построено Голландской Ост-Индской компанией в 1747 году в качестве помещения для администрации и судебных органов. Вскоре после его строительства были возведены помещения тюрьмы, дом секретаря, мельница и хозяйственные постройки. При англичанах комплекс зданий использовался в качестве административных, потом был продан в частные руки. В начале XX века государство выкупило резиденцию и основало здесь музей. Такие музеи называют у нас обычно «краеведческие».


Фото взято с просторов Интернета.

Главное здание много раз перестраивалось и сейчас выглядит на момент последней глобальной перестройки в 1844 году, только без типичного голландского фронтона, самой яркой детали нехитрой бурской архитектуры. Все деревянные части здания сделаны из желтого дерева, леса которого существовали в окрестностях Свеллендама и еще в Книсне. Дерево это непрочное и нуждалось в покрытии несколькими слоями краски, по давней местной традиции это был темно-зеленый цвет. Полы дома покрыты известковым раствором под мрамор, внутренние и внешние стены побелены известью. Крыша - традиционная африканская, крыта тростниковой соломой.

Здание обставлено мебелью в основном XVIII века стиля «барокко», которое использовалось в те времена в официальных учреждениях и жилых помещениях администрации. При англичанах здесь появилась мебель стиля эпохи Регентства, причем заморской мебели было мало, в основном – местных краснодеревщиков и изготовленной из местных сортов дерева. «Капский» стиль мебели был проще и грубее европейского. Кроме того, очень популярна была мебель из тикового дерева, вывозимого из юго-восточной Азии.

















В продолжение экспозиции, расположенной через дорогу от основного здания, представлен небольшой бурский торговый двор, а также помещения, где находятся интересные выставки профессий, без которых было невозможно существовать в отдаленном вельде: кузнечное дело, медное литье, кожевенное дело, бондарство, а также изготовление повозок, знаменитых бурских «вагонов».













Вагон – это не просто средство передвижения, очень часто он служил хозяевам и домом, и укрытием, и защитой от врагов. Во время кафрских войн буры из повозок составляли огромные замкнутые каре, расстояние от земли до днища забивалось колючей травой и ощетинивалось ружьями обороняющихся. В центре каре оборудовалось место для раненых и тяглового скота. Мужчины отстреливались от нападавших зулусов, матабеле и т.д. и т.п., а женщины и дети подавали патроны, воду и ухаживали за ранеными. Великие бурские «треки», навсегда изменившие историю Южной Африки и явившиеся результатом образования Трансвааля и Свободного Оранжевого государства, без «вагонов» не состоялись бы. На этих повозках буры пересекали пустыни, переправлялись через реки, штурмовали горные массивы, находили и осваивали новые земли, отстаивали право самим распоряжаться своей жизнью и судьбой. Свобода, семья, Библия, ружье и вагон – вот, по сути, и все слагаемые бурской кочевой жизни.



Несмотря на массовую автомобилизацию ХХ века в глубинке ЮАР еще долго пользовались гужевым транспортом, и кузнечное дело как ремесло приказало долго жить только к концу шестидесятых.

В экспозиции представлена водяная мельница, причем это полностью рабочая конструкция. Вода крутит огромное мельничное колесо, передающее усилие через редуктор на каменные жернова, сверху подается зерно, обмолоченное с помощью лошадей. Молотая мука отходит вниз в прикрепленный мешок, все просто и эффективно.



Заметно, что музей с терпением и любовью собирает по округе еще остающиеся инструменты, посуду и прочую утварь, представляющую музейную ценность и интерес. Сейчас это может показаться смешным и нелепым, но культурный слой очень тонок и уязвим. Стоит ненадолго прекратить этим заниматься, и вот мы уже не чувствуем под собой страны, в которой живем. Помню в Центральной Африке кофейные плантации, покинутые греками-хозяевами. Местные устроили на них пастбища и каждый сезон выжигали тупым палом старую траву, естественно, вместе с кофейными деревцами. На вопрос «че же вы делаете, это же ваше достояние, ваше богатство» - угрюмо молчат, не понимают.

Далее цитирую Мортона: «Упомянутые музеи… обретали свои бесценные коллекции благодаря стараниям местных любителей древности. Эти люди ни перед чем не останавливались, чтобы заполучить какой-нибудь старинный подсвечник или маслобойку. С одним таким энтузиастом я познакомился в Свеллендаме. Слушая его восторженные рассказы, можно было подумать, что … лишь Свеллендам уцелел в качестве крошечного островка цивилизации. Только здесь сохранились нетленные памятники прошлого, и любому путешественнику, приближавшемуся к границам Свеллендама, впору было возопить: «Вот она, Южная Африка!». Тут автор описывает чудака-энтузиаста с чисто английской снисходительностью, а ведь во многом благодаря им можно еще пощупать руками бурский вагон и жахнуть историческим кузнечным молотком себе по пальцу, а не тосковать на барахолке в окружении потрескавшихся жирафов и фальшивых масок.





Закончив осмотр, мы пообедали в расположенном рядом ресторане, хозяин которого встретил нас традиционным вопросом, откуда мы. Получив ответ, больше он к нам не подходил и посматривал искоса, видимо мы находимся у него в черном списке, и я не удивляюсь. Черные же, получив подобный ответ, долго жмут руку и справляются, как поживает наш президент.

После Свеллендама дождь прекратился, и переезд до Стелленбоша прошел поживее. Уже стало темнеть, когда навигатор грамотно завел нас прямо с трассы в город к гостинице “Apple Tree House”, номер в которой мы забронировали на две ночи. У нас с собой было, поэтому необходимость искать сетевой магазин отпала. Поужинав, мы предались вечернему отдыху.

Расходы шестого дня.
Сафари – R2640;
бензин – R290;
музей Мосселбея – R80;
музей Свеллендама – R50;
ресторан Свеллендама – R250.

[Daily]

День седьмой. Хрут Скир – оптимальная резиденция олигарха, Раст ен Вреде – оптимальная винодельня, Стелленбош – оптимальный туристический городок.

Еще на этапе подготовки к поездке я узнал из интернета про резиденцию Сесила Родса в Кейптауне, куда нынче водят посетителей, и появилась идея попытаться там побывать. Закавыка была в том, что территория, на которой находится резиденция, является местом размещения и отдыха высшего руководства страны, когда оно (руководство) снисходит до посещения Кейптауна, обычно это случается во время парламентских сессий. После своего взлета на южноафриканский Олимп Нельсон Мандела, неизвестно из каких соображений, отказался жить в Хрут Скире, а освоился в находящемся рядом доме бывшего генерал-губернатора Капской провинции. А че, тоже неплохо. С этого момента всю территорию закрывают, режимят и попасть туда до сих пор проблематично, даже на Гугл Мапс этот кусок земли представлен зеленым пятном на склоне Пика Дьявола.

И вот туда было решено проникнуть. Но, в конечном счете, это не Россия, а Африка, отношение к своим и чужим здесь мягче и проще, и в результате электронной переписки с малопонятными представителями властей появилась договоренность о том, чтобы мы были на одном из постов контроля в 10 утра 12 мая с паспортами в зубах.

На завтраке в гостинице местная официантка, темная и кругленькая как колобок, на непонятном английском спросила, что мы изволим откушать. Ничего не поняв из того, что она сказала, мы ориентировались по вторичным признакам и с грехом пополам сделали заказ. Она обиделась на наше непонимание, и по-детски надулась, но уже на следующий день я ее прекрасно понял, и мы мило побеседовали. Вот что делает языковая среда, ухо само вылавливает, что ему нужно.

Прыгнув в Боинг, мы устремились к Кейптауну. Пролетев мимо аэропорта, мы попали на М3 со Столовой горой и Пиком Дьявола на горизонте, на склоне которого уже издалека был заметен университетский городок и мраморный монумент, посвященный Родсу.





Не въезжая в город, свернули в сторону Рондебоша. Слева началась территория резиденции, сплошь заросшая зеленью деревьев, в глубине которой прятались не видимые с дороги посты контроля, стилизованные под голландские домики. Налево – на улицу Принцессы Анны, затем дорога сама резко свернула влево, и навигатор объявил, что мы прибыли. Подъехав к воротам и объявив черным охранникам, что нам назначено, принялись ждать, а охранники, оторопев от такой наглости, что какие-то белые рожи прутся в правительственную резиденцию, начали куда-то звонить. Пока они разбираются, небольшой бекграунд.







В начале истории эта территория площадью около полутора тысяч гектаров принадлежала Голландской Ост-Индской компании, затем перешла в частные руки, и здесь была создана сельхозферма по производству зерна. Сюда не добивали океанские ветры и можно было тихо и мирно заниматься крестьянским трудом. В XVII веке здесь был построен огромный амбар для хранения зерна, который был назван Хрут Скир (Groot Schuur), что и означало «большой амбар».







В 1891 году поместье взял в аренду, а потом и выкупил Сесил Родс, англо-южноафриканская звезда алмазного и золотого бизнеса, премьер-министр Капской провинции, член Тайного королевского совета, чьим именем была названа Родезия, крутивший и вертевший народами и странами, человек, «сделавший сам себя», как говорят американцы. Перед ним преклонялись поэты и писатели, королевы и императоры говорили ему комплименты, его имя было на первых полосах мировой прессы, и российской в том числе, на протяжении добрых тридцати лет вплоть до его смерти в 1902 году.


Фото взято из Сети

Только бурские республики Трансвааль и Оранжевая стали у него костью в горле, которую он так и не смог переломить. Марк Твен писал, что для одних он был ангелом с крыльями, для других – дьяволом с рогами и копытами. Киплинг посвящал ему стихи, родитель Шерлока Холмса Артур Конан Дойль добровольцем поехал врачом на бурскую войну, спровоцированную Родсом, и потом опубликовал две толстенные книги, в которых так превозносил заслуги руководителя Капа, что наши доморощенные телепропагандисты нервно курят в углу. Скончавшись в 49 лет, Родс оставил после себя состояние в 150 миллионов фунтов стерлингов, которое все, до копейки, завещал на, как он выразился, «подъем умственного уровня британской нации».

Я полез в инет, нашел курс нынешнего фунта с фунтом 1900 годов, получилось десять миллиардов пятьдесят миллионов современных фунтов стерлингов. И заметьте, это не финансовое шулерство, не махинаторские схемы, а организация добычи природных ископаемых, сельского хозяйства, строительство дорог, телеграфных линий и т.д. и т.п. Все деньги пошли на гранты, строительство Кейптаунского университета, стипендии для студентов, образовательные программы. И по сей день эти программы действуют. Всем известный Билл Клинтон обучался в Оксфорде на деньги Родса.


Карикатура на Родса и его телеграфную линию Кейптаун - Каир. Взята из Сети

Тем временем, охранники все выяснили и направили нас к другим воротам в глубине территории, через которые мы и попали к Хрут Скир.



Не случайно многие называли это место «красивейшим». Огромная усадьба, построенная и восстановленная после пожара 1896 года знаменитым архитектором Гербертом Бейкером, представляет собой дом в стиле голландской колониальной архитектуры, белоснежный, торжественный, извивами своих фронтонов вторящий очертаниям Пика Дьявола и гармонично влившийся в окружающий ландшафт, как будто выросший из него. Забавно, что во время перестройки дома после пожара из вонючего флигелька охраны выгнали негров-работников и туда вселился сам Родс, которому поставили раскладушку, тумбочку, керосиновую лампу и умывальник, пол подмели, ну и хватит этого. Хозяин усадьбы безропотно жил там все время ремонтных работ. Не было у него яхты в пять палуб, не удосужился приобрести.

У входа нас встретила молодящаяся индианка, которую звали Наджвайя. Она объявила нам, что будет нашим экскурсоводом, мы ждем остальных посетителей, а пока нам было предложено погулять вокруг дома.











Возвращаясь к Родсу, надо сказать, что, будучи абсолютным аскетом по жизни, скрягой он никогда не был. Вокруг его усадьбы и в самом доме постоянно шатались просители, и он никому не отказывал. Еще на заре своей карьеры он в одном из писем написал, что деньги – только интрига, адреналин, и для него не станет роковой их пропажа в один прекрасный день. Родс имел все основания для таких мыслей: он был очень слаб здоровьем, отец отправил его в семнадцатилетнем возрасте из Англии к старшему брату в Дурбан, чтобы Сесил не помер от туберкулеза. В один из приездов в Англию ему, двадцатишестилетнему, доктор объявил, что его сердце остановится месяцев эдак через шесть, а то и ранее. Не случайно за свою жизнь он написал шесть завещаний. Умер он, правда, не через шесть месяцев, а через двадцать три года в Мюйзенберге, на берегу океана в маленьком домишке, две недели промучившись от удушья и сердечных приступов.

Экскурсантов было мало, всего пять человек: мы с женой, один самоуверенный зимбабвийский англичанин, не вынимавший руки из карманов брюк, и южноафриканская белая супружеская пара. Наджвайя пригласила нас в прохладу дома, где и начала рассказ об усадьбе, ее дородсовских хозяевах и многом другом. Говорила она очень быстро, с индийским акцентом, похожим на голубиное воркование. За весь осмотр она вывалила на нас огромный массив информации, часть из которого неизбежно забылась. Тут выявилось самое печальное обстоятельство – она категорически запретила фотографировать внутри резиденции в связи с требованиями безопасности, здесь до сих пор останавливаются президенты, цари, и прочие воротилы.

Само здание организовано в классическом стиле, с парой парадных залов, с каминным залом, двумя столовыми, двумя библиотеками, бильярдной, несколькими спальнями, кухней и хозяйственными помещениями. Снаружи к зданию пристроен традиционный голландский «ступ» - терраса с колоннадой, на которой так приятно посидеть на сквознячке в жаркий летний день.





На заднем дворе – просторная лужайка, на которой хозяин часто устраивал приемы для гостей, среди которых бывал высший свет британского общества.







Внутри стены дома побелены известью и облицованы, по требованию хозяина, панелями из тикового дерева, которое шикарно смотрится своим интенсивным, смолистым коричневым цветом на белом фоне.



Залы и комнаты совсем не огромные, гигантизмом хозяин не страдал. Большинство окон, ставни изнутри, мебель тоже отделана вставками из того же тика, все смотрится очень добротно, породисто и в едином стиле. Родс, большинство времени проводивший в поездках и живший в берлогах, с его полным отсутствием вкуса поначалу обставил резиденцию дорогущей английской мебелью и посудой. Пришедшему в ужас архитектору многих трудов стоило направить его на путь истинный, и хозяин понемногу проникся интересом к коллекционированию старинной голландской мебели, которая и поныне украшает помещения усадьбы.



Чрезвычайно интересна библиотека Родса. Он всю жизнь, с детства, увлекался древнеримской историей и литературой. Один из очевидцев описывает забавную картинку юного Родса – добытчика алмазов, который в Кимберли сидел на краю ямы своего участка на ведре и весь был погружен в чтение книги по истории, в то время как его черные работники корячились в яме, нагружая ведра породой и вытаскивая их наверх.

Уже будучи богатым, он заказывал по всему миру переводы исторических трудов с греческого, латинского, сирийского и других языков на английский. Эти переводы затем отпечатывались на самой качественной бумаге, переплетались в лучших типографиях и отсылались в Кейптаун. Сейчас эти переводы, сделанные в единственном экземпляре, покоятся в своих ярко-красных одинаковых обложках в библиотеке. Наджвайя, надев белые перчатки, с трепетом открывает книгу, перевод «Размышлений» Марка Аврелия, где в середине одной из страниц рукой Родса подчеркнута фраза о том, что задача каждого правителя – создание общества свободных, предприимчивых, образованных под верховным управлением и покровительством. Кроме предпринимательской деятельности, Родс был ярчайшим представителем и двигателем британской империалистической политики, идеологом создания «пространств» для роста британской нации, ее совершенствования и мирового доминирования.

Еще нам запомнились старые португальские карты Африки, кажется, XVI века, на которых уже можно было прочесть многие современные названия: Заир, Момбаса, пустыня Намиб, Сахара и прочие. На таких картах португальцы часто указывали залежи золота, не заботясь о достоверности информации, в результате это приводило ко многих авантюрам и катастрофам, и Родс тоже попадался на эту удочку.

Интересно, что во второй комнате библиотеки все книги рассортированы по буквам алфавита, кроме одной буквы I, которой нет, после Н сразу идет J, и это одна из загадок, не раскрытая до сих пор. Существует много версий, но все они не выдерживают критики, что тут замешаны какие-то бабы, что это просто ошибка и прочее.

Нам понравился маленький музыкальный зальчик, в углу которого стоит такой же миниатюрный рояльчик. Здесь проводились музыкальные вечера, где в отсутствие телевизора и интернета гости вынуждены были мучиться, слушая Шопена и Бетховена. Ваш покорный слуга изловчился и брякнул пару аккордов на рояле, может также делал и хозяин, кто знает.



В спальне Родса на полке шкафа в обществе матабельских тотемов размещена фотография единственной женщины, которой (фотографии) было позволено находиться в доме. Это мать короля матабеле Лобенгулы. Когда Родс гнул короля продать свою землю англичанам, то дошло уже до боевых действий, и эта женщина стала чуть ли не посредником на индуне (переговорах Родса с матабельской знатью). Фактически, своим авторитетом она спасла жизнь и репутацию Родса, который все-таки добился своего. Причем, сделала она это явно в ущерб интересам сына и своим собственным. Для чего, кто ее знает, Африка, тут ничего не поймешь. А ведь потом Родс завещал похоронить себя именно в Родезии, во владениях матабеле, что и было сделано.

С женщинами у него не срослось, он всю жизнь провел закоренелым холостяком. Более того, когда один из его секретарей попросил у хозяина разрешения жениться, тот закатил истерику и кричал своим противным фальцетом на всю округу: «Вон из моего дома, вон из моего дома!!!» Такие дела. Одна тетя долго его обхаживала, но в самый последний момент Родс сбежал, это произошло здесь же, на горном склоне рядом с усадьбой. Нанес он ей травму, долго потом дама его поливала.



В завершение рассказа хочется упомянуть ванную комнату. В ней стоит темно-серая ванна весом в две с половиной тонны, вырезанная из единого куска гранита, который приперли для этой цели аж из-под Паарля. В ванну вмонтированы краны горячей и холодной воды, стилизованные под львиные лапы. Довольно забавно смотреть на эту ванну, сделанную в стиле детских хотелок вперемешку с псевдоримским стилем.



Набродившись по залам и коридорам, мы заглянули в бильярдную, на кухню, в столовую и на этом осмотр закончился. Наджвайя поблагодарила за внимание, разрешив напоследок еще побродить вокруг дома, опять категорически запретив фотосъемку стороны правительственных особняков. Наверное, будет лишним говорить, что южноафриканская посетительница, выйдя на знойный дворик перед резиденцией, сделала все наоборот. Она принялась снимать правительственный сектор, Наджвайя раскричалась, что нельзя, та принялась удалять фотки из камеры, цирк.









После такого интересного осмотра душа требовала волшебной влаги, и мы отбыли обратно в сторону Стелленбоша, на винокурню Раст ен Вреде.

[Daily]

Выехав из предместий Кейптауна, взяли курс на Стелленбош, затем начали крутиться на второстепенных дорогах, пока не уперлись в информационный щит с перечислением винокурен, входящих в зону безопасности, одна из них была искомая Раст ен Вреде. Белый охранник на посту контроля вписал номер машины в тетрадку и поднял шлагбаум.



Дорога нырнула в тенистую аллею, за которой проглядывали светлые пятна виноградников с идеально ровными рядами лозы, которые сплошь разлиновали невысокие холмы, окруженные густыми лесополосами. Слева виноградники упирались в скалистый горный хребет, который придавал пейзажу картинную законченность.



Впереди показался невысокий светлый павильон, стилизованный под голландскую старину.





Припарковавшись, мы прошли внутрь. Переднюю часть здания занимал ресторан, где проводят дегустацию, а также обедают посетители. Вторая часть, отделенная от клиентов стеклом, уставлена огромными металлическими емкостями и различным винодельческим оборудованием.





Еще со времен царя Гороха (т.е. ван Рибека) в прохладных ущельях Стелленбоша, Паарля и Франчхука организовано виноградарство, этим занимаются поколения тех буров, которые не ушли в свое время из Кейпа на вольные хлеба, а предпочли оседлую фермерскую жизнь. Они как-то ужились с англичанами, составили костяк белого населения колонии и тихо-мирно давят свое вино уже на протяжении столетий. Первое вино, произведенное колонистами, вообще никуда не годилось, и понадобились годы и французские технологии, прежде чем южноафриканская продукция вышла на мировой уровень. Но и сейчас из-за огромной конкуренции и раз и навсегда поделенного рынка местные вина продаются в мире ниже цены, которую они реально стоят.



Процесс дегустации в Раст ен Вреде очень простой: садитесь за столик в ресторане, оплачиваете один из видов дегустации и обед по желанию, и к вам периодически подходит девушка-официантка и экскурсовод в одном лице, и наливает очередное вино с кратким рассказом об его истории и достоинствах. Вы делаете умное лицо знатока, чмокаете губами, бессмысленно смотрите в потолок и машете головой в знак одобрения. Девушка радостно улыбается и идет за следующей порцией.

Мы с женой – люди безнадежно русские, воспитанные на водке, селедке и репчатом луке, и для нас все манипуляции с сухачом – это китайская грамота. Я пытался поведать нашему винному гиду о вкусе пробуемого напитка, она приветливо кивала головой в знак согласия и в знак того, что мы, конечно, законченные дикари, но надежда еще есть.

Мы вино-то пьем, но чтобы разбираться во всех тонкостях, надо было, видимо, родиться в этих краях. Забавный факт – сами буры издревле вино не уважали, предпочитая его бренди, которое они с удовольствием изготавливали. А вино производили исключительно на продажу.



Жене дегустация очень понравилась, особенно то, что не жадничают при розливе. И вообще атмосфера на винокурне раскованная и безмятежная, что способствует дегустации и приятному времяпрепровождению. Народу было много, послеобеденная пятница, и самое время было размяться красненьким. Отобедав, мы совершили небольшую прогулку по окрестностям. Замечательные виды, погода и особая, только Африке присущая атмосфера раскованности, покоя и пофигизма способны буквально приковать пришельца к этим местам. Вот так бы и сидел в теньке, глядя на кучерявую гребенку виноградников, изумрудную листву деревьев и голубые горы вдали. Неохота уезжать.







Но надо, нам еще нужно посмотреть Стелленбош. С трудом оторвавшись от винокурни, поехали назад в гостиницу. Там поставили Боинг, побросали шмотки и пошли смотреть на город.
Стелленбош – второй по возрасту город в ЮАР, после Кейптауна (кстати, Свеллендам – третий). Известен прежде всего своим университетом, первым в стране, преподавание в котором ведется исключительно на африкаанс.







Также любителям голландской колониальной архитектуры – сюда, в городе сохранились целые кварталы аутентичных построек, в отличие от Кейптауна, архитектуру которого иногда обвиняют в эклектичности, не понимая самого духа этого города, вобравшего в себя все прошлые культурные слои, и от этого неповторимого.







На самом деле – это милый аккуратный студенческий городок, оптимально приспособленный для туристов. Он со всех сторон окружен бесчисленными винными фермами, и любителям припасть к источнику волнующей влаги здесь можно зависнуть на неделю минимум. Вдобавок неповторимые местные пейзажи виноградников, горных кряжей, ухоженных полей, дорог, где все подстрижено и вылизано, привлекут к себе всех без исключения романтиков, художников и просто любителей райских мест. Кстати, цены в Стелленбоше - вполне терпимые для путешественников, я представляю, сколько шкур у нас на родине драли бы с туристов.

























Мы побродили по центру, зашли в университетский ботанический сад. Очень понравилась выставка «южноафриканского бонсая», местных карликовых деревьев в горшках. Было приятно побродить по мощеным аллеям и отдохнуть в парковой тени и спокойствии.



















Уже вечерело, когда на обратном пути в гостиницу мы решили зайти в сетевик Пик енд Пей, заранее присмотренный у автовокзала, и уже затариться домой, на родину, ведь завтра улетать. И вот тут нас ждала засада.

Еще хорошо, что по пути нам встретился магазин алкоголя, где мы набрали сухача для себя и Амарулы на подарки. При этом стоило мне отвернуться минуты на две, а уже жене какой-то местный дядя в рамках оказания помощи живописал про достоинства различных винных брендов. Вот так вот, щелкать нельзя, нужен глаз да глаз.

Пока мы добрели до магазина, солнце зашло, зажглись фонари и похолодало. На улицах появились попрошайки. В надежде увидеть большой зал супермаркета мы сунулись в дверь и увидели внутри большое количество маленьких магазинчиков со всякой промтоварной всячиной. Сетевого зала не было. Мы сунулись в другие двери, там – то же самое. Сделав еще несколько кругов около здания и не найдя магазина, мы, не солоно хлебавши, побрели на соседнюю заправку и купили там что было, до других сетевиков было идти уже далеко и поздно. Билтонг, папайя и все остальное, соответственно, накрылось медным тазом. Хорошо еще, что вино купили.

Уже в темноте дошлепав до гостиницы, мы закончили этот день легким ужином туриста.

Расходы седьмого дня.

Хрут Скир - R100;
винокурня - R650;
ресторан в Стелленбоше - R100.

[Daily]

День восьмой. Матершинник Карлос и парк птиц Игл Энкаунтерс. Кейптаун, с тобой бесполезно прощаться.

Наутро, после завтрака, я отправился рассчитываться на ресепшн. Белый парень дежурно спросил у меня, как оно там, на Большой земле. Я ответил, что, мол, стабильности нет, а так все как-то идет само по себе. Спрашивает, почему русских мало приезжает, отвечаю, что перелет дорогой, правда, недавно визы отменили, может, побольше будет. И разговор, как всегда, съехал в сторону политинформации, про властей, про страну и так далее.

Я заметил, что местные, как белые, так и черные, всегда интересуются, что знают об их стране в мире, какая информация доходит. Чувствуется, что они ощущают себя на краю света не только физически, но и еще и в общественном сознании, и им не нравится это маргинальное чувство. И в который раз я их разубеждаю, говорю, что у них прекрасная страна, что можно еще желать, что все отлично и все такое. Но они все равно чувствуют себя оторванными от остального мира, несмотря на мой аргумент, что если про вас не говорят, то это признак стабильности и нормальной жизни любой страны, ну и живите да радуйтесь.

Рассчитавшись и попрощавшись, мы выехали в район винокурни Спир Вайн, где на их территории с 2001 года существует парк птиц Игл Энкаунтерс. Как и парк гепардов с Сомерсете, это контактный зоопарк, но уже пернатых обитателей, обставленный благородными порывами спасения, реабилитации птиц и образовательными программами. Известен своими птичьими шоу, собирающими зрителей со всей округи.

Через полчаса Боинг уже был припаркован на большой открытой стоянке, где с одной стороны высились беленые здания винарни, а с другой – приземистые павильоны парка птиц. При покупке билетов выяснилось, что мы вовремя: шоу начинается через 15 минут. Нам указали на ряд деревянных скамеек перед зеленой лужайкой, внутри рядов были врыты столбики на высоту человеческого роста, как выяснилось позже, для взлета и посадки пернатых артистов, которые летают буквально по головам зрителей, все в восторге. Вскоре появился молодой парень, который и начал шоу.



Первым номером программы он выудил из соседней клетки африканского филина по кличке Гизмо, который сразу же присел на один из столбиков. Ведущий, не давал ему спокойно медитировать, непрерывно раскладывал мясное угощение на разные столбики, и Гизмо шустро мотался туда-сюда над нашими головами, заглатывая еду. При этом летал он совершенно бесшумно, и если бы не дуновения воздуха от его крыльев, то картина казалась бы нереальной. У него был пестрый пуховый покров и презрительный взгляд желтых круглых глаз. Ведущий раздал желающим брезентовые перчатки, и Гизмо садился на руки восторженных зрителей, крепко держась за перчатку своими огромными черными когтями.







Вторым номером программы выступил небольшой американский гриф, который по-собачьи мотался за ведущим, выпрашивая корм и горестно сутулился, как и все грифы, в ожидании угощения.









Затем были всякие другие орлы, под конец ведущий извлек африканскую болотную сову, с которой проделал те же незамысловатые трюки, что и с Гизмо. Она с удовольствием перелетала со столбика на столбик и с рук на руки за угощением. Жена успела погладить сову по спинке, когда та сидела у нее на руке. Говорит, что она мягкая и, несмотря на свой размер, практически невесомая.











Шоу закончилось быстро, и народ потянулся осматривать клетки с другими птицами. Кто-то вдали постоянно восклицал «Вау!», наверное, какая-нибудь экзальтированная посетительница.

В парке представлены всякие разные орлы, большие и маленькие, огромные грифы, целые семьи сов, пеликаны и прочая летучая публика. Недостаток – павильоны забраны настолько частой сеткой, что трудно даже рассмотреть обитателя, не то что его сфотографировать. За отдельную плату можно погладить сову, пощекотать орла или щелкнуть по носу грифа, кому что.















Переходя от павильона к павильону, мы все явственнее слышали это чье-то «Вау!», уже начавшее время от времени перемежаться матерком и какой-то фразой типа “I wanna cleaner, I wanna cleaner...” , причем кричал явно человек. Мы уже подумали, что в парк занесло какого-нибудь местного сумасшедшего, пришедшего в восторг от увиденного, и его переклинило. В конце концов, мы оказались так близко от источника криков, что невольно пошли на звук посмотреть на виновника.

Ха, это оказался огромный черный ворон по кличке Карлос. Сидя в тени тесной клетки вдвоем с подругой, не издававшей ни звука, Карлос время от времени восклицал на весь парк свое «Вау!», а потом «I wanna cleaner!”, пересыпая все это веселыми факами и гулко стуча клювом по насесту. Поверьте на слово, в жизни бы не сказал, что это кричит птица, настолько все звучало реально по-человечески. На клетке Карлоса было написано, что он кусачий, и видимо, он не раз прикладывался к сотрудникам, чистившим его клетку, отчего те ругались, а этот, гад, запомнил и теперь виртуозно воспроизводит.



Надо было хотя бы записать его на видео телефона, но мы, простофили, не догадались, а теперь жалеем. Этому ворону не в зоопарке сидеть, а в цирке выступать, был бы звездой арены.







Забыв про остальной парк, мы еще минут двадцать стояли у клетки, где выступал Карлос, время от времени почтительно подходивший к подруге и нежно оглаживавший ее по перышкам. Видимо, только с сотрудниками у Карлоса были неразрешимые противоречия. Такой славный ворон, обязателен к просмотру и прослушиванию.















Покрутившись еще с полчасика по парку, мы перешли в ресторан винокурни пообедать перед выездом в аэропорт.







Тут на меня навалилась моя обычная хандра, когда не хочется уезжать из понравившегося места, из полюбившейся страны. Когда все окружающее воспринимается если не своим, то уж во всяком случае не чужим. Умом понимаешь, что отдыхать в стране и жить в ней – большая разница, что кругом свои проблемы и недостатки, но если уж сердцем остался где-то, то уезжать всегда тоскливо.



Пообедав, мы отправились в сторону аэропорта. На заправке – очередная политинформация с персоналом, зимбабвийские черные парни счастливы, что вырвались на заработок в ЮАР, желают здоровья и удачи нашему президенту, я опять почувствовал себя в гуще народной дипломатии.

Мы пригнали Боинг на огромную ависовскую стоянку вдали от здания аэровокзала, поблагодарили его за службу и попрощались.

Кейп провожал нас огромным желтым солнцем, фиолетовым небом и нежным прохладным ветерком.
Хандра прямо накрыла уже после взлета, когда борт стремительно уходил через Кару к ботсванской границе.


Фото найдено в Сети

Счастливо оставаться, Кейптаун, ты как всегда на высоте, не зря тебя зовут “Mother City”, многих на свете ты собрал под свое крыло, а сколько еще соберешь?


Расходы восьмого дня:
Гостиница “Apple Tree House” – R2002;
парк птиц – R150;
ресторан – R224;
бензин – R501.
Расходы за все путешествие даны без шопинга, сувениров и продуктов, это уже на кошелек и усмотрение каждого.

204.gif

[Нонна Л.]

Здорово! Хочется говорить "ВАУ!", как ворон из Вашего отчета. Прекрасное путешествие, вызывающее желание проделать если не такое же, то хотя бы приблизительно похожее. Спасибо!

[Daily]

Спасибо за поддержку, желаю Вам удачного будущего путешествия, и буду ждать Ваш отчет.

[Ktozdes420]

Добрый день, а как называлась ваша гостиница в Агульясе и как вы ее бронировали?

[Daily]

Гостиница - Agulhas Ocean House, бронировал как обычно, на Букинге. Редкий отель для ЮАР - там нет колючей проволоки на заборе, как и собственно забора...

[Ktozdes420]

Нашёл, спасибо большое.