На дворе стоял апрель 1992 г., место действия - городок Клиса, в Восточном секторе UNPROFOR, который был зоной ответственности двух батальонов: русского и бельгийского. В Клисе был штаб Русбата, а в штабе - стол с водкой, картошкой с тушенкой, сайрой и другой нехитрой закусью , за которым мы и сидели весьма душевно. Провожали меня в Сараево - бывшее тогда (очень ненадолго) тихим, цивилизованным местом - на маленькое повышение в Центральный Штаб, т.к. работу свою в Секторе Восток я закончил. Поскольку я не раз помогал комбату Вите и его подчиненным разобраться с ооновскими и местными хитростями и премудростями, то мне и устроили отвальную.
Нужно сказать, что помогал я комбату и из чувства долга и от души, т.к. пришёлся он мне очень по сердцу. Бравый, 34-летний, косая сажень в плечах полковник Войск Дяди Васи (ВДВ; так их звали тогда десантники в честь их создателя - ген. Маргелова), Витя Л. сразу впечатлил меня своей неотразимой смесью добродушия, смелости, твердого командирского характера, решимости и пытливости ума. Каждый вечер в начале операции, пока мы разъезжали с ним и группой разноплеменных офицеров по прифронтовым районам Хорватии и Сербской Краины, намечая дислокацию ооновских войск и полиции, он не отставал от меня пока мы не позанимаемся хотя бы час английским и французским.
Еще за год до этого он командовал бригадой ВДВ в Жданове, но отказался принимать украинскую присягу и очутился с семьёй в рязанском общежитии. И за неимением штатной должности, был направлен в UNPROFOR. Золотой был человек!
И вот Витя налил своей могучей рукой очередные 150 в мой стакан, поднял свой и сказал:"Ну, дорогой С..", как был прерван громко забасившей его комбатовской рацией: “VictorLima, VictorLima, JullietBravo, over.” Звонил зам. командующего сектором , бельгийский бригадир в Йозеф ван Брабант, известный своим занудством, вьедливостью и отсутствием чувства юмора. “Вот же блядь заёбистая”, незлобно сказал Витя, но стакан не поставил (нельзя, примета плохая), а договорил тост за моё здоровье и успехи, правда вдвое сократив его против обычного. После чего ответил ван Брабанту.
Каковой своим методично-занудным голосом (вроде неплохой был человек, но всякий раз, когда я его видел, мне тут же на ум приходил чеховский "Человек в футляре") на одной ноте врезал: " Я ставлю Вас в известность, полковник Л. (он мог так с ним говорить потому, что бригадир в чине старше полковника), что вопреки моему приказу взвод Русбата, отряженный на патрулирование села Теньи, этот приказ не выполняет и не несет службу по патрулированию Теньи".
"Сэр (так надо обращаться к старшему), "Ваша информация не верна, не далее, чем полчаса назад я получил рапорт, что мой взвод патрулирует Тенью согласно приказу" - сказал Витя. "Вы хотите сказать, полковник Л., что я лгу?" - мягко осведомился ван Брабант. Я с ужасом замотал головой, руками и ногами и завращал глазами, подавая Вите сигналы - сказать офицеру, даже и захудалому бельгийскому (надеюсь бельгийцы это не читают), что он врёт - равносильно объявлению четвёртой мировой войны. Преодолев видимое бешенство и отвращение, Витя ровным голосом ответил бельгийцу: "Сэр, я приму неотложные меры к выяснению ситуации, и не далее, чем через полчаса, доложу Вам". "Хорошо, я буду ждать", ответил бельгиец.
Не успел Витя отнести свою рацию от рта, как моя заверещала:”SierraGolf, SierraGolf, JullietBravo, over.” Это был тот же самый злоедручий ван Брабант. "Во-первых, хочу поздравить Вас с повышением и переводом в Главный Штаб" - "Спасибо"; "Во-вторых, поскольку я не уверен, что Вы успеете встретиться до отъезда с Русбатом (это был подъёб - он безусловно знал где я и что делаю в данный момент), хочу Вас известить, что отдельные подразделения Русбата не несут службу согласно приказам". "Но почему Вы мне это докладываете?", - деланно возмутился я, -"Военные ведь мне не подчиняются!" "Просто мне казалось, что Вам может быть небезразлична репутация вашей национальной Армии. Over and out.” (что значит - конец связи)”.
Бельгиец сильно и расчетливо заделал мне прямо в поддых.
"Витя, в чём вопрос-то с Теньей?"- ровным и спокойным голосом спросил я (выябываться мне не пристало - я здесь был гость, хоть и старший по чину).
Реакция Вити была не столь дипломатичной. "Юра, ты что, блядь охуел?", обратился он к своему начштаба,- "Ты! Мне! Вздумал! Мозг! Ебать? Ты ж мне, говорил, что взвод в Тенье и патрулирует? В чём дело?"
"Командир," - сказал уже отложивший гитару в сторону и заметно побледневший полковник Юра, "Я тебе всегда докладывал чистую правду, и так будет всегда. В 19:30 был с комвзводом на связи и он доложил, что патрулирует в Тенье."- с оттенком обиды сказал он.
Тут нужно сделать лирическое отступленние на манер Н.В. Гоголя и ввести читателя в контекст.
Когда Сербская Краина отложилась от Хорватии, то на её территории осталось хорватское меньшинство, которое там искони жило. Как только начинается смута, тут же из всех щелей выползает всяческая мразь, которая с националистическим визгом начинает гнобить меньшинство, в основном, чтобы пограбить и просто поизмываться. Вдобавок к этому - любимым занятием таких выродков любой национальности было "вычещение" несвоих из их собственных домов. Так было в Западном Секторе, где хорватская мразь изживала сербов, так было и в нашем - Восточном Секторе, где сербская мразь - аркановцы, вкупе с просто бандэлементами - изгоняла хорватов из их домов, а порой насиловали и убивали. Делали они это обычно по ночам. Поскольку такие случаи уже были в Тенье, то задачей взвода Русбата было патрулировать село и не допустить таких инцидентов с 18:00 часов до 10:00 часов следующего дня, и применять силу оружия в случае необходимости. С 10:00 часов ситуация переходила под ответственность ооновской полиции.
Т.е. обвинение бельгийца, что Русбата в селе нет - было достаточно серьёзным.
"Витя", сказал я, "вот же у тебя Р-105 под боком, - вызови взвод и прикажи доложить обстановку".
Тут надо сделать второе лирическое отступление, и доложить вам, что я по своей военной специальности - радист, но по радиорелейной станции Р-405 (дивизия-фронт), а с Р-105 (это такая штука которую вы раньше видели на парадах - за командиром ходит солдатик с рюкзаком за плечами и над головой болтается антенна) начиналось мое обучение и проходили мы её где-то с неделю. Р-105 - это связь звена "рота-батальон".
Витя посмотрел ма меня как смотрят на недоумка (при том, что он меня уважал; но взгляд я всё ж читать умею) и сказал: "Как же я с ними свяжусь, когда у них станция отключена?". "А почему ж она отключена, а не стоит в дежурном режиме на приём? - глуповато спросил я. “А потому, ёбм@#$%^&, что если её на дежурку поставить - то батарея сядет через 30 минут." "А запасных разве нет?" " Не дали и не давали никогда!"
"А как же вы связь поддерживаете?" "А через 45 минут на 3 минуты выходим на связь, потом отключаемся. Вот Юра ж сказал, что 10 минут назад взводный ему доложил, что всё в порядке Через 40 минут опять включимся.".
Тут я вспомнил наши недавние песни и спросил: "И что в Афгане, вы тоже с этой Р-105 воевали?" "Да, но там интервал связи с ротой был боевой - 30 минут". "Но за 30 минут же взвод могут искрошить в опилки?" "А хули делать?" - философски ответил Витя.
Я очень сильно, почти болезненно прихуел, представив себе взвод в горах, под огнём, без возможности вызвать подмогу в течение получаса как минимум. Ну да ладно, это как бы проехали, хотя забывать это нельзя никогда.
.
Но это всё были бесполезные мельтешения, надо было принимать решение здесь и сейчас и я сказал: " Вот, что Вить - давай-ка мы прям счас с Юрой поедем в Тенью,и все на месте выясним. Я буду чётким свидетелем, что все, что ван Брабант говорил - враньё. Лучше меня сведетеля не бывает! Поехали" "Погоди, погоди", немножко оторопел Витя," А что если тебя убьют?" Я при этом ясно уловил оттенок чисто прагматической озабоченности, нежели дружеской боли в его словах - было понятно, что он опасался, что под его ответственностью начальника возьмут и убьют, а его потом по военпрокуратурам затаскают.
Я тут же настрочил по-английски и по-русски записку типа "To Whom It May Concern", что я под свою полную ответственность и т.д. и т.п.
Витя тут же скомандовал: "Юра, бери бойца - и вперед". Через две минуты мы уже мчались к Тенье.
Мчались мы в "козлике" Газ-69 со скоростью примерно 90 км. Мчались мы по грунтовым дорогам Восточной Славонии, а она как украинская степь - ровная и бесконечная. Но дороги - ухабистые, ночь - безлунная. Для полноты картины надо добавить, что хотя водитель и "боец охраны" были трезвы (я надеюсь), у нас с Юрой - ну минимум литр хлебного вина на груди плескалось. Но мы честно, блябуду, выполняли свой долг перед родиной и Обьединёнными Нациями.
Два момента маленько напрягали меня в нашем стремитеьном полете. Первый - что Юра приказал водителю включить на крыше (вернее на брезентовом покрытии, что заменяло её) - синий проблесковый маячок. "Для чего?" - спросил я Юру. "Пусть знают, что ООН едет!" - сказал он. Ответ меня не убедил - если кто ООН не шибко любит, то самый подходящий момент взять этот одинокий газик на прицел. Но вышедши из армейских объятий старлеем, я инстинктивно не мог спорить с полканом - тем более, что я был его гостем. И тем более, что Юра - был на 150% хороший человек.
Второй момент, который меня слегка удрочивал - это то, что дуло АКМ "бойца охраны" сидевшего наискосок от меня (я сидел справа от водителя, Юра сзади меня, боец- слева, рядом с ним) время от времени пихало меня в бок. Мне это было не очень по нраву, потому, что я не знал стоит ли у него АКМ на предохранителе и т.п. Я долго мучался как бы донести до Юры мои муки, но потом шепнул ему о моей заботе: и всё разрешилось волшебным образом: Юра гаркнул голосом Второго пришествия :"Пердюкин (условно)- на ремень" - солдат закинул АКМ за плечо и больше мне не докучал.
Но самый главный момент моего напряга был тот, что Юра через каждые две минуты минуты настаивал на том, чтобы я вооружился каким-то огромным револьвером-наганом - очень впечатлящим, очень новенько выглядящим, в новой жёлтой кобуре и т.д. Раньше я револьверы никогда в руках не держал; бывало стрелял (и неплохо) из Макарова, Глока и какого-то иракского пистолета, но револьверов не видал. Я отнекивался тем, что я не могу брать в руки оружие и т.д., а он упирал на то, что командир ему сказал, чтобы я не остался невооружённым, если не дай что бог.
Тут надо сделать последнее лирическое отступление и объяснить почему я у Юры не взял наган. Дело в том, что за тройку лет до того, я поехал в патруль в Охангвене в Намибии в относительно напряжённое место вместе с двумя шведскими и двумя ирландскими полицейскими. И когда мы собрались у машин для последнего согласования действий, я ошарашенно заметил, что ни у кого из них нет ни одного пистолета, а в машине - ни одного автомата. На мой вопрос: "Почему?" - они мне толково и убедительно ответили: "Вася (условно), если кто-то захочет нас убить, то на это нужно только очередь из АКМ с 50 метров и мы все упакованы. То, что у нас на ремне будут Глоки, Браунинги и тому подобная хрень - никакой роли не сыграет: мы их из кобуры вытащить не успеем. Поэтому в патруль мы едем без оружия, для того, чтобы показать местным, что мы им ничем не угрожаем и что мы их не боимся. Так спокойней разговаривать с людьми". Нужно сразу оговориться, что было это все давно, когда дурной привычки сначала стрелять в ООН, а потом начинать думать у шпаны всех мастей ещё не сложилось. Нынче всё, конечно, по-другому.
И это было моей идеологией в тот момент, когда мы с Юрой летели со скоростью истребителя по степи Восточной Славонии. Револьвер я у него не брал ни под каким предлогом. И тут, как говорится - ни с Дона, ни с моря - Юра вдруг меня спросил: "А ты, случаем, не толстовец?" И я, по наитию, ответил: "Да, а как ты догадался?" "А наган не хочешь брать!"
Потом Юра помолчал и сказал: (и эти слова как железом пробороздили моё сердце) "Нет проблем, не волнуйся - ты умрешь только после меня!"
Через две минуты наш "газон" вкатился в Тенью. Село выглядело совершенно вымершим: ни огонька, но звука, ни лучика света. Мы стали медленно колесить по центральным улицам, время от времени заезжая в переулки (синяя мигалка была уже выключена)
И вдруг! Буквально в 100 метрах мы увидели наш защитного цвета "Урал". "Ну-ка, боец, дай газ беспредельный": скомандовал Юра. Через пять секунд мы подлетели к "Уралу" и в тот же момент болтавшийся с другой его стороны часовой опрометью метнулся в близлежащее здание. Но не тут-то было.
"Стой, боец, если жить хочешь! Полковник Кузнецов (условно) командует! Оружие на землю!"
Вот тут я понял воистину, что такое "командирский голос". Какие к херам иерихонские трубы! Юра выдал эти три фразы без предупреждения из окна сзади меня, и мне тут же, хоть я был ни в чем ни повинен, захотелось сдаться безоговорочно на милость победителя.
Только потом я осознал, что все Юрины команды были в прямом противоречии с "Уставом караульной службы", который я когда то учил на зубок. Но боец их исполнил на раз за секунду. Выходя из машины, Юра тут же скомандовал: "Смирно", хотя надобности большой в этом не было: боец и так был в окаменелом состоянии. “Где взвод?"- страшным голосом спросил Юра. Боец мотнул головой назад - в сторому зданию слабоосвещённого каменного барака, откуда доносился нестройный гомон голосов. "Где комвзвода?" Боец мотнул головой туда же.
Через полминуты мы зашли в довольно обширное, прокуренное и теплое помещение, которое до войны, наверное было каким-то муниципальным заведением, а сейчас было занято краинскими войниками. В помещении типа конференц-комнаты сидело с десяток сербских войников и примерно дюжина наших - причем комвзвода-лейтенент сидел во главе стола. На столе стояли две двухлитровых бутыли ракии (или сливы - зови как хочешь), от которых было отхлебнуто довольно основательно.
“"Добродошли, друже пуковниче", заголосили сербские войники,"желите ли наше српско пиче? Ово е найбольеэ пиче ко можете имати!" "Я чу га пити са задовольством" - сладкоголосым тенором ответил Юра, принимая всклень налитый стакан ракии и глядя в упор на лейтенанта-комвзвода, физия которого была белей бумаги, а выражение лица не имело никакого выражения. И затем, поразив меня своим хорошим сербским, возгласил, широко и добродушно улыбаясь: "Па, хајде да пију да би српске и руске војске", после чего охолостил с той же радушной улыбкой 200-граммовый стакан 40-градусной ракии и с той же улыбкой сказал страшно-мертвящим голосом тихим голосом: "Лейтенант, чтоб через 15 секунд взвод был построен и ты мне доложишь о несении службы".Если до этих слов позы и выражения лиц личного состава Русбата идеально имитировали немую сцену в "Ревизоре", то после Юриного негромкого слова их вымело из дома в один миг.
Через 14 секунд взвод действительно был построен, Юра доходчиво разъяснил личному составу, что самой большой загадкой для него является как эти уёбки смогли прокрасться в десант, как они опозорили Российскую армию и, ещё хуже- ВДВ, напомнил, что в военное время за нарушение приказа полагается расстрел и он уже в приделах видимости. И скомандовал "Смирно". После чего увел комвзвода за угол здания.
Я разволновался. Идти за Юрой было неудобно, невежливо - он меня туда не приглашал; но на душе стало нехорошо. Надо учесть, что была ночь, я хорошо выпил и устал и сообразиловка работала не так остро как хотелось бы. Поэтому в головы лезли бредовые идеи: "А вдруг Юра летягу поставит "к стенке? Он же тоже выпивши. Вдруг стрельнет из того самого нагана? Нет, всё же я должен вмешаться..."
Пока я мучился в этих филосовских раздраях, из-за угла появился Юра за которым строевым шагом кремлевского караула рубил лейтенант. Они остановились прям рядом со мной и Юра свистящим шопотом сказал ему: "Паши как раб, пока от этого говна не отмоешься!" И затем громко, командно: "Лейтенент Х, командуйте взводом!".
Через минуту, два пешие наряда и один на Урале отправились в патруль. Оставалось только надеяться, что принятая внутрь ракия лишь обострила их бдительность.
Наш же "газон” полетел на той же головоломной скорости обратно в штаб, в Клису. Мы все молчали.
И вдруг Юра с искренней горечью и негодованием сказал, обращаясь ко мне: "Какая ж все же ссука этот ван Брабант! Говорит командиру (он, кстати, ни в глаза, ни за глаза не звал его Витей - только "командир" - хотя они были оба полковники), что мои бойцы в Тенье службу не несут! Как же не несут, когда несут они службу!""Херово, но несут!"
Вот эта Юрина формула - "Херово, но несут!" - навсегда полюбилась мне и врезалась каленым железом в мой не столь юный мозг до конца дней моих. Она стала многое мне объяснять и маленько поубавила моё бессмысленное стремление к совершенству. Я даже придумал ей английский эквивалент. Когда мне доводилось выражать свое мнение о службе иноплеменных рот и взводов, и моё мнение по-русски сводилось к тому, что "херово, но несут", я повадился писать в своём отчёте:"Although operational execution by Bravo company was not exactly in line with the letter of the Force Commander’s directive, it was nevertheless in accord with its spirit.”
Век живи, век учись.
