Golondrina » 13 июн 2013, 11:04
Иван-да-Марья
Все, что произошло, произошло из-за моих волос. Маша не виновата. И этот Мансур Тавиль, будь он неладен, тоже. Винить мне надо только себя, волосы и собственную наивность. Ну сказала она тогда: «У Вас очень красивые волосы». Любой другой на моем месте поблагодарил за комплимент, дал бы 100 рублей сверху и пошел дальше. Но не я. Я ведь с детства романтиком был. И еще мне никто никогда за двадцать семь лет жизни не говорил, что у меня красивые волосы. Даже мама. Вроде волосы как волосы, густые, правда, и волнистые, каштановые с рыжиной. Я потом их весь вечер разглядывал и понял, что они действительно красивые. В общем-то меня даже симпатичным назвать сложно – низенький, плотный, глаза небольшие, серые, голос грубоватый – типичный столяр. Ну, я столяр и есть. Сборщик мебели.
Был октябрь, третье число, народ весь из отпусков вернулся и начал шкафы закупать. Заказов в тот день много было, последний – на другом конце Москвы от моей квартиры (живу я в Бибирево), в Коньково. Трехкомнатная квартира в девятиэтажке, пес еще там симпатичный – вроде такса, только вся шерстью покрытая - помесь, наверное. Закончил я поздно, уже восемь было. Иду к метро, увидел парикмахерскую. Вспомнил, что месяца два волосы не стриг. Зашел, очереди нет, мастера почти все разошлись. Только одна девушка стояла и что-то с челкой делала. Я сначала на нее особенного внимания не обратил – ну да, красавица, высокая, стройная, мало ли красивых девушек в Москве. Конечно, когда она меня стричь стала, я ее разглядывать начал – не потому что что-то такое себе вообразил, просто время было. А тут она возьми и скажи – «У Вас очень красивые волосы». У тетеньки при входе я узнал, что зовут ее Маша.
Неделю я с собой боролся. И всю неделю, как дурак, в попадавшиеся зеркала смотрелся (а шкафы-то я в основном зеркальные собираю) – волосами любовался. Через неделю поехал в Коньково. Она в этот день не работала, я записался на следующий. Может, если бы она меня не узнала, я бы ушел. Но она узнала и спросила – «Вы хотите еще короче постричься? Мне кажется, Вам не пойдет». Я обычно соображаю туго, а тут сразу нашелся – «Нет, я не стричься. Я у вас тут видел рекламу «осенний питательный уход» - волосам витаминов не хватает». Ну и через пять минут я сидел в розовой шапочке в горошек, намазанный какой-то пахнущей грибами и рыбной требухой сывороткой. За следующие три недели я истратил на маски и питательные шампуни месячную зарплату. Поскольку делать маски два дня подряд подозрительно, а не видеть Машу больше двух дней я уже не мог, стал я на массаж и маникюр ходить. Маникюр мне нравился больше - чтобы попасть в маникюрный кабинет, надо было проходить мимо парикмахеров. Если же я приходил на массаж, то Машу мог и не встретить – но маленький шанс все же был. Так что массажный кабинет я тоже посещал регулярно.
Поначалу мне было достаточно Машу просто видеть. Встретил ее – и до метро иду пританцовывая. Я даже петь стал, работая, чего раньше никогда за мной не водилось. Если же Маша мне улыбнулась, на следующий день я пребывал в такой счастливой растерянности, что мог сделать что угодно – забывал позавтракать, собирал шкаф из беленного дуба, а полки привозил из ольхи, вместо Сретенского бульвара ехал на Славянский. Где-то через месяц я, расслабленный почти ежедневными массажами, осмелел. И решил пригласить Машу в ресторан. Я записался на укладку и окраску – с семи до девяти вечера в воскресенье – когда клиентов мало и можно будет поговорить при минимальном количестве свидетелей. В то воскресенье я стал блондином, а Маше так ничего и не сказал.
В понедельник я решил пропустить маникюр, приехать к парикмахерской с букетом роз и проводить Машу до метро. Я знал, что по понедельникам она рано уходит, в семь. Увидев меня с цветами, Маша удивилась не сильно, сказала «Ваня, привет» (да, забыл сказать, меня Иваном зовут), за цветы поблагодарила и мы вместе до метро дошли. Я радовался, что она на шпильках – шли мы медленно. Говорила в основном она, рассказала о себе, о Сергиевом Посаде, откуда она родом, о родителях. Я ее первый раз увидел на улице, при дневном свете - глаза у нее совсем голубые оказались.
В свадебном платье Маша выглядела так, что все мужчины вокруг рот открывали, а закрывать его им советовал уже я. Людей много было, в основном Машины друзья и родственники – некоторые и не знали, что я жених. И многие смеялись – Иван-да-Марья. Про себя-то они наверняка про Ивана-дурака вспоминали. Ну, я и сам до последнего момента не верил, что не сплю и она действительно сказала да. Спал я тогда мало – платье, ресторан, лимузины – я даже ночные заказы стал брать, чтобы успеть к марту накопить денег. После свадьбы нас ждал медовый месяц – две недели в Египте. Ни Маша, ни я раньше за границей никогда не были. Маша сначала хотела в Бразилию поехать, да только когда мы в турагентство пришли и нам цены начали озвучивать, я понял, что даже круглосуточная сборка комодов делу не поможет. Маша сначала расстроилась очень, а потом подумала и решила, что она всем своим подружкам в парикмахерской скажет, что была в Бразилии – только надо книжку про Бразилию купить и прочитать, чтобы было что рассказывать.
Маша весь перелет спала, а я весь перелет на нее смотрел, есть не стал – Маша у меня на плече лежала, не хотелось ее будить. Прилетели мы поздно, ходили высматривали правильную табличку, как в документах было указано. Потом нас рассадили по автобусам и долго возили по какому-то поселку, каждые пять минут ссаживая по 5-7 человек. Через некоторое время и наши фамилии назвали и мы вышли. В Москве, когда мы собирали вещи, я все поверить не мог, что в начале марта где-то может быть тепло и хотел свитеров побольше взять. Нет, я конечно, знаю, что климат везде разный, по географии у меня в школе все-таки четверка была. Да и по телевизору показывают, как в декабре в Бразилии все в купальниках. Только действительно я в это поверил только тогда, когда вышел ночью из автобуса, шел в теплой куртке с чемоданами до отеля и весь взмок.
Следующие два дня мы только и делали, что ходили и удивлялись. Сначала – безоблачному небу, потом – пятнадцати видам булочек на завтрак – Маша сладкое любит, так что завтракали мы, наверное, часа три. Ну и главное – морю и всей живности, которая там плавает, как в супе минестроне – мы его вечером в итальянском ресторане попробовали. На второй день я сильно обгорел, до волдырей, даже температура поднялась – у меня кожа бледная, как у рыжих. Так что третий день я провел в номере, а Маша одна пошла на пляж. Вечером она рассказала, что познакомилась с девушкой, которая тут уже неделю и занимается дайвингом – то есть ныряет, чтобы весь этот подводный мир изучать. Маша решила тоже попробовать, только сомневалась, что уж больно дорого на двоих выходит. Я, понятное дело, ее успокоил – мне достаточно смотреть, как она ныряет, тем более что я плаваю плохо. Я только переживал, не опасно ли это – все-таки акулы, медузы, скаты да и еще Бог знает кто там водится. Маша объяснила, что она будет не одна, а с инструктором, причем русскоговорящим и сертифицированным.
После завтрака отправились мы нырять. Маше сказали, что инструктор сам к нам подойдет. Я сел под зонтик – они там из пальмовых листьев сделаны, очень красиво на ветру шуршат, Маша пошла окунуться. Пока она плавала, ко мне подошел египтянин, на вид – младше меня, наверное, года 23, как Маше. Я еще удивился – как это он такой молодой и уже и русский выучил, и сертифицировался. Он представился – Мансур, говорит, меня зовут, по-вашему – победитель. Не знаю как с сертификатами, а по-русски он разговаривал здорово, почти без акцента. Тут я увидел, что Маша возвращается. Ну и Мансур понял, что это его ученица идет. Мы стояли рядом и смотрели, как Маша идет к зонтику. За четыре дня она уже здорово загорела – глаза голубые прямо-таки сверкали, челку она убирала, когда купалась. Мне не надо было видеть его лицо, чтобы понять, как он на Машу смотрит. Когда они вместе уходили к морю, очень у меня на сердце тяжело стало – солнце, тепло, даже обычного ветра в этот день не было, голуби воркуют – а я словно под ледяным дождем стою.
Нырять Маше понравилось. Два дня они плавали на пляже рядом с отелем, я сидел под зонтиком. На третий день нашего знакомства с Мансуром Маша сказала, что он повезет ее на своем мотоцикле куда-то на другой пляж, где кораллов больше. Повезет с утра, вернуться они к обеду.
В пять вечера я решил, что время обеда явно прошло. Номера Мансура никто не знал – наверное, у кого-то он все-таки должен был быть, только мне его говорить не хотели. Я сначала хотел взять такси и объехать все пляжи – потом передумал. Вдруг Маша вернется, пока я разъезжать буду, меня нет – испугается.
В семь, когда стемнело, с пляжа я ушел и пошел ждать Машу в номер. С семи до двенадцати было хуже всего – потому что я думал, что с ней могло что-то случиться. Потом я осознал, что в таком маленьком поселке меня бы уже давно нашли, если бы произошел несчастный случай. И я стал думать совсем о другом – о том как Маша завтракала вчера минут пятнадцать – спешила к Мансуру. О ее новом купальнике. О взгляде Мансура в тот первый день. О ее голубых глазах, таких рассеянных сегодня утром. О волосах Мансура – черных и кучерявых. И эти его слова – «по-русски это значит победитель».
В пять утра начало светать, и я пошел топиться. Я подумал, что этот способ – для меня самый подходящий. Пистолета нет, снотворное здесь не купить, да и не объяснюсь я в аптеке, веревки мне не найти, а воды – хоть отбавляй. В Москве все прошло бы удачно. В Египте же спокойно утопится человеку не дадут, по крайней мере с утра. Я дошел до крайнего пляжа и начал раздеваться. Не знаю, зачем – видимо, привычка. Там пустыня, в пять утра очень даже свежо, ветер пробирает до костей. Только я начал в воду заходить, слышу, как кто-то кричит. Оборачиваюсь – местный охранник, показывает мне на часы, потом – на воду. Видимо, рано еще топиться, надо восьми утра дождаться. Ладно, оделся я, пошел на следующий пляж – благо территория у отеля огромная, заходов в море много. Там – та же история. Раздеваюсь, лезу в воду, из-за пальмы – еще один блюститель порядка. Тут я попробовал твердость проявить, сделал вид, что я в воду не лезу – на шезлонге расположился – загорать. Ну и что, что в пять утра – может, я читал в журнале, что утренний загар – самый красивый. А охранник-то попался общительный – сел рядом, что-то рассказывать начал, картинки рисовать – я понял, он мне про акул что-то втолковать пытался. Третья попытка совсем не удалась – прошел я до конца пляжа, там, где домики какие-то начинаются, вроде вилл. Тут меня даже до воды не допустили – прайвит, говорят, прайвит – и не пускают. Тут то ли солнце уже пригревать стало, то ли эти охранники меня рассердили – только настроение у меня изменилось. Теперь мне хотелось не самому утопиться, а этого Мансура утопить – прямо в этом его омерзительном черном обтягивающем водолазном костюме. Только как его найти, не знал.
Я вернулся в номер. В десять постучались в первый раз – уборка. Второй раз постучались в час дня – мальчик из ресторана, записку принес. От Маши. Что от Маши, я сразу понял, хоть и ни разу писем от нее не получал, только СМС-ки. Что там было, помню я туманно. Маша извинялась, что так вышло, говорила, что любит она Мансура, а Мансур – ее, просила меня ее простить. Смысл-то для меня был один – нет у меня больше Маши, все. Помню я окончание этого дня плохо. Бутылочки в холодильнике все маленькие были, но было их много – штук десять разных наименований.
Все оставшиеся до вылета шесть дней я провел в номере. Я очень боялся их где-нибудь встретить. Я слишком хорошо представлял Машу и Мансура вместе: все вокруг говорят – «Ах, какая красивая пара!», на его оливкового цвета лице – самодовольная улыбка, рука – на Машиной талии...А еще в глубине души, спрятавшись, сидела надежда – вдруг она вернется. Нет, выходить из номера нельзя, надо ждать Машу.
Первые две недели после возвращения в Москву я не спал. Смотрел на Машины фотографии и вспоминал. И писал – а то мысли меня совсем донимать стали. Написал – вроде легче стало.
Как-то меня один мой знакомый спросил, он это где-то в книжке вычитал: «Что лучше – никогда не иметь или получить и потерять?». Я ему сказал, что предпочел бы никогда не иметь. Только тогда я о машине подумал – вот получу я БМВ, покатаюсь – а на следующий день у меня его заберут. Теперь я ответил бы по-другому.
Только грабители и цыгане говорят, что никогда не следует возвращаться на место, где однажды уже был. Кьеркегор