"Где работать мне тогда,
чем заниматься?"
В результате решение к сыну пришло само, благо гражданство Израиля было получено еще три года назад.
«В ожидании призыва»
Бутерброды с колбасой и корейской морковкой, сэндвичи с сыром весьма неаппетитного вида, ядовитая пепси-кола в алюминиевой таре. Я рассеянно рылся в холодильнике, установленном в холле Иерусалимского призывного пункта, ожидая своей очереди на интервью.
– Илья Севенард? Пойдем, – махнула мне светловолосая девчонка в солдатской форме.
По моей просьбе для заполнения анкет ко мне была приставлена русскоговорящая солдатка, призванная компенсировать тот факт, что я не говорю на иврите. Собственно, девочка была вывезена в младенчестве из Белоруссии, но здесь в Израиле, будь вы украинцы, чеченцы, или узбеки вам придется привыкнуть к тому, что вас будут называть русскими. Возможно, вначале вы будете комплексовать, возможно, вы предпримете несколько попыток разъяснить местному населению географию и историю бывшего Советского Союза, но однажды это кончится тем, что вы будете гордиться именно тем, что вы «русские».
– Сколько времени ты в стране?
– С ноября 2006... это семь месяцев, – выдал я неспешный расчет.
– Солдат - одиночка?
– Одиночка? Это как? - уточнил я.
– Родители в стране?
– Нет, папа в Германии, мама в России.
– Значит, тебе нужно написать заявление на получения статуса солдата - одиночки.
– Что мне это дает?
– Двойную зарплату, то есть вместо трехсот пятидесяти шекелей (чуть меньше ста долларов) которые получают солдаты, ты будешь получать семьсот, плюс тысяча пятьдесят шекелей на аренду квартиры, плюс четыреста шекелей от министерства абсорбции и дополнительная помощь на съем жилья от министерства строительства – двести десять шекелей.
– Гуманно, – присвистнул я, пытаясь сосчитать в своей голове конечную сумму.
– Я бы рекомендовала тебе говорить о гуманизме после того, как ты обойдешь все министерства, соберешь все справки и начнешь получать эти деньги – усмехнулась моя милая переводчица.
Наконец, все анкеты заполнены, меня ожидало лишь последнее интервью с психиатром, конечно же, «русским», и получение на руки бумаги с датой призыва.
Вообще, мне казалась, что психиатров без чувства юмора не должно быть, ибо если человек напрочь не понимает юмор, то он определенно непроходимо глуп. Но мой психиатр как раз попадал в эту категорию.
– ОК! Итак, тебе 24. Тебя не смущает, что многие твои армейские командиры будут младше тебя?
– Меня не смущает даже публичный секс, что уж там малолетки!
Доктор сосредоточенно посмотрел на меня взглядом ветеринара:
– В Израильской армии публичный секс запрещен. У тебя не будет проблем с дисциплиной? И ты будешь беспрекословно подчиняться командирам, которые младше тебя? Я правильно понял?
– Я этого не сказал. Вы спросили, смущает ли меня это обстоятельство. Я ответил – нет, не смущает, но буду ли я подчиняться – это другой вопрос.
Врач замер в нерешительности, продолжая внимательно осматривать меня, словно пытаясь прикинуть на глаз степень моей дебильности.
– Хорошо, еще раз спрашиваю. Является ли для тебя проблемой то, что в армии твои командиры будут младше тебя, в том числе то, что тобой будут командовать девушки-командиры младше тебя?
Вопрос мне был задан уже почти по слогам тоном, которым профессор кислых щей учит разговаривать своего попугая. Я собрался, подавив в себе приступ смеха, и с видом ботаника продолжил ломать комедию:
– Видите ли, я воспитывался в неполной семье. Моя мама очень вспыльчивый, сильный и доминантный человек. В детстве она часто наказывала меня, и я всегда воспринимал это как проявление ее любви. Конечно, подобное воспитание глубоко укоренилось в «Оно» и связало любовь с наказанием и сабмиссивностью по отношению к доминантной женщине. И, безусловно, это является лейтмотивом моего Я как связующего звена, посредника между СуперЯ и Оно в восприятии женщины. И в параметре Оно, подчинение женщине свойственно моей личности, однако встречает сильное противодействие с позиции СуперЯ, базирующемся на принципе того, что все люди за редким исключением полные идиоты, а женские особи вдвойне за еще более редким исключением.
Мне показалось, что доктор пребывает в состоянии оцепенения. Наконец, после нескольких минут раздумий, он пропустил графу в своем вопроснике и перешел к следующему параграфу.
– Ты когда-нибудь посещал психиатра, наблюдался в специализированном учреждении или имел проблемы с психикой?
Я уже почти отчаялся увидеть хоть какую-то реакцию зомби-доктора, но решил продолжать:
– Нет, я никогда не наблюдался у психиатра, но моя бывшая девушка часто била меня, что вызывало у меня приступ сексуального экстаза, ее это беспокоило. Она считала, что мне стоило показаться врачу, но я, видите ли, стеснялся.
Я из последних сил удерживал маску задрота, чтобы не расхохотаться, но врач молча заполнил всю анкету, не задав мне более ни одного вопроса, и объявил:
– Интервью окончено.
– Все? А командирши будут меня шлепать за непослушание?
– Нет, в ЦАХАЛе рукоприкладство запрещено. "Остроумие – это отдушина для чувства враждебности, которое не может быть удовлетворено другим способом" – сказал...
– Зигмунд Фрейд, – подхватил я на лету – надо же, какие цитаты!
– Просто я здесь насмотрелся уже таких спектаклей... Иди отсюда, комик. И если у тебя будут проблемы с дисциплиной, попадешь в армейскую тюрьму. Вот там ты будешь кончать в штаны по десять раз на дню.