Мне очень нравятся книги замечательного путешественника Вадима Должанского. Так вот, у него есть теория, что для человека, едущего с открытым сердцем, дорога сама стелется и открываются нужные двери. За два месяца я решила ехать одна и каким-то непостижимым образом начала обрастать людьми, готовыми мне в этом помочь. Ключевая фигура в моем повествовании – Тука. Иранская девушка, которую представил мне в фейсбуке шапочный знакомый. Я задала ей все вопросы и предложила поехать со мной. На удивление, она с радостью согласилась. Благодаря ей, я чудесно провела время, сэкономила уйму денег и пожила настоящей иранской жизнью (насколько это возможно в пределах 2,5 недель для туриста).
В аэропорту мне весело махал рукой Амир, тоже подаренный мне провидением. С его братом, который живет в Швеции, я познакомилась в инете. Через пару дней мне написала его тетя. Они пригласили меня в свой дом, а Амир, младший сын, встречал меня в 4 часа утра в аэропорту.
Я долго прохожу зеленый коридор. Работники просвечивают багаж на предмет алкоголя, поэтому вся история с паспортом и досмотром занимает около 40 минут. Мы садимся в белый папин Мерседес и мчимся по пустой трассе под треки иранских ди-джеев. Несмотря на то, что дороги свободны, а скорость редко опускается ниже 100, дорога занимает час.
Семья в полном составе встречает меня. Это в 5-то утра. Мама Сорайя, папа Мухаммед и тетя Ашраф, с которой мы переписывались. Я слышала про иранское гостеприимство, но не ожидала, что абсолютно незнакомые люди встретят меня, как родную дочь, вернувшуюся с долгого путешествия. Их внимание было ненавязчивым, но таким проникновенным и искренним, что я, прогуляв в Минске весь день, валясь с ног от усталости, легко проболтала с ними часа два.
Я привезла много сувениров из России. И ни разу об этом не пожалела. Амиру и его семье я подарила настенный календарь с видами Питера, магнит и кружку. Календарь, правда, практической ценности здесь не представляет. В Иране используется абсолютно другой календарь. Но картинки действительно красивые. Мухаммед жил 2 месяца в Питере. Помнит несколько русских слов. С теплотой во взгляде разглядывает знакомые черты петербургских набережных.
Амир отдал мне свою комнату и спал в соседней. Проснулась я оттого, что на улице кто-то надрывался в мегафон. «Война» - подумала я. Позже семья объяснила, что этот гражданин каждый день проезжает по району на машине и продает секонд-хендовую мебель.
Квартира находится в центре города. Я начала осматриваться и заметила те мелочи, о которых читала до поездки.
Обувь снимают до входа в квартиру. У каждой двери в подъезде стоит несколько пар обуви. Иногда ее оставляют внутри, но только на газетке у самой двери или на специальной обувной этажерке. По полу в квартире в уличной обуви не ходят. Либо ее снимают за дверью и несут на этажерку в руках, либо все движения происходят в пределах газетки (хотя у меня есть такое подозрение, что газетка появилась исключительно для меня).
Туалет довольно любопытный. Это желоб в полу с рифлеными краями. Бумага мало используется. Зато везде, даже в самом затрапезном общественном туалете, есть душик, который служит для мытья и как смыв одновременно. За 2 недели использования этой системы, я перешла на нее же и дома. Более совершенный способ держать тело в постоянной чистоте сложно придумать.
В туалете стоят специальные резиновые шлепки, которые одеваются при входе и снимаются на выходе.
Я ни разу не видела ванну или душевую кабину. Зачастую вода из душа просто льется на пол и уходит через отверстие.
На полу всех квартир, где мне довелось побывать, лежат ковры. Они покрывают пол полностью или частями. Обычно ковры покупают одновременно. В одной гамме. Ковры – это часть жизни и быта. На них сидят, раскладывают постель для гостей или спят сами. Ковер могут расстелить на газоне и устроить пикник. Их выбирают тщательно, и они могут стоить совершенно космических денег.
Моя любимая деталь иранского быта – самовар. Я так им прониклась, что купила себе и привезла домой. Теперь вот пьем чай из самовара. Они бывают разные, но в домах я чаще видела кастрюльку с краном, которую наполняют водой и ставят на огонь. Вместо крышки, металлическая пластина с дырочками, на которую ставится заварочный чайник. Есть самовары, которые нагреваются с помощью горелки. Такие часто можно увидеть в парках, скверах, где отдыхают иранские семьи.
Я позвонила Туке, первый раз мы слышим друг друга, и не понимаем. Мой русский акцент был птичьим языком для нее, и ее тихий вкрадчивый голос был мало понятен для меня. Тука остановилась в доме подруги, который довольно далеко.
Пока мы ждем ее, едем в одну из мечетей. Шелковый хиджаб, который я привезла из России, постоянно падает. Когда он очередной раз рухнул мне на плечи в мечети, я поняла, что сие мне не подвластно. Дома Сорайя дала мне хлопковый шарф. Позже Мухаммед отвез нас на Базар (Tehran Bazar), и я купила еще несколько таких же шарфов. Они оптимальны для хиджаба. На базаре все пестрит красками, лицами, запахами. Торговля здесь не навязчивая. Люди не приставучие. Мы гуляем между лавочек. Я покупаю себе красивый кожаный кошелек, сурьму (про нее я расскажу позже), пару шарфов.
Из базара мы выходим к Мечети Имама Хомейни. Недалеко от входа стоит палатка, где нужно одеть чадор – цветную простынку, закрывающую все кроме лица. Это настоящая битва. Отпускаешь одно, падает другое. Умение надеть чадор, удерживая на голове хиджаб, а сумку и фотоаппарат в руках, приходит с годами тренировок. Я же выглядела, как треска, бьющаяся в сети. Женщины с любопытством наблюдали за моими жалкими попытками, а Тука весело хохотала, но все-таки помогла мне справиться с этим хлопковым чудовищем. Только я ущипнула складки ткани, чтобы они хоть как-то держались, меня ждало новое испытание. При входе надо снять и сдать обувь тетеньке-гардеробщице. Снять кеды! Опять все по-новой! И вот я скачу на одной ножке в своей простынке, как припадочный призрак капитана Флинта.
Мои мучения позади. Мы внутри великолепной мечети. В ее женской половине. Все стены и потолок выложены мозаикой зеркал. Женщины сидят, лежат, играют с детьми, читают, думают, молятся. Идущая передо мной девушка самозабвенно целует дверь.
- Она просит Бога о чем-то сокровенном, - поясняет Тука.
Тука не мусульманка, как все, с кем она меня знакомила. На удивление, в Иране далеко не все верят и соблюдают ритуалы только на людях. В своем кругу эти люди ведут вполне светский образ жизни. Мухаммед вообще говорит, что он коммунист.
Кстати, попали наши первые два дня в Тегеране на Рамазан. Рамазан - месяц, в который нам был дарован Коран. В этот месяц верующие должны поститься в дневное время. Мы купили воды. Ведь было очень жарко. Около +30. Плюс все манипуляции с чадором не охлаждают. Тука договаривается с таксистом. Вдруг он поворачивается и говорит мне что-то. Пить на людях в Рамазан не деликатно. Многие мусульмане, соблюдая пост, не берут в рот и глотка до заката на такой-то жаре. Я извинилась и убрала воду. Он не был агрессивен. Просто сказал и все.
Улицы Тегерана из окон такси:
Не каждое такси едет, куда скажешь. Чаще мы выбирали те, что едут по-пути. Такси бывают открытые и закрытые. Если хочешь ехать один, сообщаешь водителю – закрытые двери. Если будут подсаживаться другие люди, просто выясняем маршрут, куда едет машина. На стоимость это влияет существенно. Все наши движения по городу стоили примерно 1-2$ за обеих. Самое дорогое такси было около 10$, но мы ехали 40 минут, с закрытыми дверями и Тука долго возмущалась, как же мы дорого платим. Я успокоила ее, что в Питере за эту цену, мы бы и 10 минут не проехали.
Выйдя из такси, Тука поняла, что забыла там мобильный (к концу поездки я бы не удивилась, если бы она забыла где-нибудь голову). Мы принялись звонить на телефон. Таксист сказал куда подъехать. Он вручил Туке телефон. Произошел диалог, в заключении которого, она протянула водителю деньги. Я похвалила ее, какая она молодец. Но оказалось, что он сам запросил эту сумму. Якобы телефон-то стоит дороже.
В этот период было закрыто все. Мы не попали никуда, кроме пары мест. Niavaran Palace находится в маленьком парке. Вход 2000 туман. При входе забирают фотокамеры. Но я, хитрый бобр, носила с собой мыльницу, а зеркалку сдавала. Дворец вполне себе средненький, интересен JahanNama Museum, находящийся на территории комплекса. В одной маленькой комнатушке представлены Дали, Уорхал, Гоген и работы древних чилийских мастеров. Фоткать без вспышки можно. Рядом находится красивый парк. Начало смеркаться и в парк стали подтягиваться семьи, компании. Они раскладывали скатерти на траве, ели и пили. Рамазан закончился. Бьют фонтаны, мерцают огоньки. Приятная прохлада от воды…
Гуляем по улицам. Забрели в какой-то темный безлюдный район. Почему-то не страшно. Глаз искал привычных гопников. Первый попавшийся мужик вежливо объяснил, где найти такси.
Нагулявшись, идем в ресторан. Не знаю, чтобы я поняла без Туки.
Нам нужно поймать такси, чтобы встретиться с Мухаммедом. Перейти дорогу в Иране и в Тегеране, в частности, целое приключение. Особенность дорожного движения Ирана такова: машины едут очень-очень быстро и на пешеходов им абсолютно нас**ть. Включать поворотники – моветон. Остановиться у зебры тоже. Перебегая сквозь несущийся поток, вспоминаю все богов. Очень страшно. Ловим машину. Тука спрашивает такси ли он. Некоторые такси не имеют опознавательных знаков. Он отвечает, да, садимся. Проехав, он говорит, что-то типа: «Может, поедем не на площадь, а развлечемся втроем?». Тука открывает на всем ходу дверь и говорит ему остановиться сейчас же. Он останавливается, и, похоже, поносит нас, на чем свет стоит. Тука отвечает ему тем же. Он еще какое-то время идет за нами, крича что-то вслед. Тука такая маленькая, но такая отважная.
У меня сердечко стучит. А что? А вдруг? Тука успокаивает меня. Он бы ничего нам не сделал. Забегая вперед, скажу, что это был первый и последний раз, когда мы чувствовали хоть какой-то намек на разбой и грязные приставания. Днем и ночью в любом городе я чувствовала себя абсолютно спокойно. Так же такси считаются абсолютно безопасным с этой точки зрения транспортом.
Плюхаемся в родной уже Мерседес. Рассказываем Мухаммеду про наши приключения. Он заливисто смеется. Мы довозим Туку и едем покупать мороженное. Мороженное очень вкусное и видимо жирное, потому что им быстро наедаешься. По дороге домой он поет народную песню. У него зычный проникновенный голос.
На следующий день мы решили поехать в Кум. По дороге заехали в магазин и купили мне 2 новых манто. Примерно по 15$ каждое. Очень, кстати, любопытная система с деньгами. Цифра, написанная на денежной бумажке – это реалы. Но все цены написаны и озвучиваются в туманах. То есть, если написано 5000 на ценнике, нужно дать бумажку 50 000. Калькулировать в доллары очень просто бумажка в 20 000 = 1$ приблизительно.
Амир довез нас до автобусного терминала рядом с Азади. Оказалось, что отсюда автобусы идут в другую сторону. Взяли такси до другого терминала. По дороге Тука просит, остановиться у банкомата. Мы остановились у терминала и пошли искать банкомат. Пока мы искали, таксист пропал, но деньги-то мы ему не отдали! Стали его искать. Спросили в справке, у других таксистов. Минут через 15 нашли. Он говорит, вы куда делись? Это же не терминал, а железнодорожная станция. Мы еще не доехали! Остановились на каком-то перекрестке. Такой абстрактный терминал. Там мы увидели автобус в Шираз. По дороге он остановится в Куме. Система с автобусами тоже довольно загадочная. Расписание и направление есть в крупных терминалах. В таком маленьком, как этот, автобус едет туда, куда едет больше людей. Мужик свешивается из двери и кричит примерное направление на крупных остановках. Автобусы комфортные. Если это vip вариант, то с кондеем, телеком и едой. Автобус не делится на женскую и мужскую половину. Все сидят вместе. Прямой автобус до Кума стоит 3000 туман.
Мы сели на первые места за водителем. По дороге образовалась пробка. Впереди показалась толпа людей на проезжей части. Я обрадовалась, что драка, достала камеру и начала снимать. Подъехав ближе, мы увидели, что на дороге лежит труп мужчины в лужи крови, покрытый белым покрывалом. Люди суетятся вокруг. Один из мужчин рыдает в голос. Похоже, парня сбила машина. Теперь я перехожу дорогу еще осторожнее.
Выходим у Мавзолея Имама Хомейни. Насколько я знаю, до сюда протянута ветка метро, станция «Haram-e Motahar». Мавзолей должен быть очень красивым, но почти полностью закрыт лесами. Чадор здесь не обязателен. Обувь, как обычно, нужно снять и положить в пакетик, который можно найти в больших корзинах у входа. Мы проходим за черную занавесь, отделяющую женскую половину. Проходим через металлоискатели. Там две security lady проверяют сумки и прощупывают все прихожанок. Сумки просвечивают в сканере. Заставляют сдать в камеру хранения всю фототехнику, включая линзы и зарядку. Пронести даже мыльницу нет возможности. В следующий раз привезу телефон с хорошей камерой! Такие меры – попытка предотвратить теракт. В мавзолее очень просторно. Много людей, но толчеи нет. Этим похожи все святые места Ирана. Люди приходят не только для того, что бы произнести молитву и выйти. Здесь проводят целый день, целые семьи. Некоторые спят на коврах, другие сидят, думают, читают, играют с детьми. Тука рассказала мне, как-то в мечети нашли в уголке пару, занимающуюся сексом. Когда мула уточнил, на всякий случай, в своем ли они уме, муж ответил, что они хотят зачать ребенка в святом месте.
Гроб Хомейни находится в чем-то типа клетки. Верующие бросают деньги в узкие отверстия и просят его каждый о своем, держась за металлические соты решетки.
Это один из великих парадоксов Ирана в целом, и шиизма в частности. В Коране черным по белому написано, что нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его. И не может быть идолов и посредников между человеком и Господом. Но в Иране целая пачка святых людей мертвых и живых. Их даты кончины отмечаются. Люди не работают в эти дни.
Хомейни был потомком Мухаммеда по линии Фатимы. Он закончил медресе в Куме и уже тогда ненавидел монархию. К тому же, Хомейни не нравилась и прозападная политика шахов, да и их попытка превратить Иран в европеизированную страну,и отказ от исламских традиций. В более зрелом возрасте он получает высокое духовное звание аятоллы и возглавляет религиозную оппозицию. К 1964 году он окончательно достал шаха, и тот выслал его в Турцию, где аятолла провел аж 14 лет, не прекращая подпитывать иранскую оппозицию. В 1979 г. совершилась революция. Народные сердца, как обычно, требовали перемен. А получили фундаментальный ислам и жизнь по законам шариата. Недовольные имели дело с ново созданным Корпусом стражей Исламской революции. Аятолла и по сей день главный в стране. Сейчас это Великий аятолла Сейе́д Али́ Хосейни́ Хаменеи́. Я спрашивала у всех иранцев, которых встречала. Все, как один, считают, что президент Махмуд Ахмадинежад, лишь марионетка в руках аятоллы. Хаменеи невероятно сильная и властная фигура. Но народ не любит обоих одинаково. Конечно, я говорю про не мусульман. Верующие уважают и чтут их за порядок в стране и возможность жить по законам шариата.
Еще до поездки я задалась вопросом:в чем же разница между суниитами и шиитами? Оказалось, что раскол произошел на протяжении 8-9вв. Шиизм возник, как открытая оппозиция династии Умайядов со стороны последователей Али. Умайяды мягко внедрили монархический институт с чем-то типа дворцовой гвардии и двором. Эта идея была чужда мусульманскому сообществу и арабским традициям. Алиды (последователи Али) не были против принципа престолонаследия. Но они настаивали, чтобы власть передавалась не в клане Умайядов, а среди потомков Мухаммада – сыновей дочери Пророка Фатимы и Али и их наследников мужского пола. Ныне Алиды – это шииты (от слова «шииат Али» сторонники Али). В ту эпоху, шиизм был, в первую очередь, проявлением политического несогласия.
Под влиянием христианства и зороастризма в шиизме развился культ святых, имамов, особенно последнего «ожидаемого» имама (шииты верят, что он не умер, верят в его второе пришествие в качестве Махди, несущего мир и справедливость). Эти люди считались посредниками между человеком и Богом, достойными поклонения. Шиизм не признаёт светской формы правления.
При мавзолее имеется магазин. Где мы покупаем мороженку. На улице расположены краники с питьевой водой. Что очень кстати на такой-то жаре.
Ловим на трассе автобус. В прямом смысле. Просто подняв руку, как ловят машины. На такой скорости, как они несутся, остановить не легко. Автобус проезжает метров 10 и нам приходится бежать до него. Дорога занимает 1,5 часа. Кондей не работает. Жара невыносимая. Я чувствую, что оплавляюсь. Настолько жарко, что я засыпаю.
Выходим на автобусном терминале и берем такси до гробницы Фатимы Масуме. По дороге заезжаем в магазин. Я хочу купить чадор для полной аутентичности. За одно покупаю прикольные ярко-зеленые джинсы-скинни. В соседнем магазине находим чадор. Я сразу одеваю его. Чадоры могут быть очень разными. Цветными и черными, полупрозрачными и с рисунком, даже со стразами и цветочками. Принцип примерно один. Либо это простынка, которую набрасывают поверх манто, либо то, что я купила. Такая длинная свободная накидка с дырками для рук и резинкой, которая удерживает чадор на голове.
Внутри чадора вполне себе удобно. Я иду, наслаждаясь, как он красиво развивается у меня за спиной.
Кум камерный, уютный город. Мы подъезжаем к гробнице Фатимы Масуме. Фатима сестра имама Резы (потомка Мухаммеда в восьмом колене). После смерти и погребения Фатимы её отец имам Муса сделал соломенный навес над могилой, однако могила стала настолько популярной, что над ней была выстроена башня. «Масуме» означает «непорочная, безгрешная».
Здесь обязателен чадор. Сегодня первый день после окончания рамазана. Оооочень много людей. Семьями они идут в комплекс. Снимать в некоторых помещениях нельзя, но сумки не проверяют, и я снимаю из-под складок чадора. Служители с разноцветными метелками для пыли регулируют движение и следят за внешним видом прихожан. Мы медленно движемся в потоке женщин. Волны несут нас к гробнице, такой же зеленой клетке, как и в мавзолее Имама Хомейни. Вглядываюсь в лица. Женщины сосредоточены, мрачны, некоторые плачут. Тука объяснила, что скорбь – это показатель веры. Некоторые женщины самозабвенно целуют двери или падают ниц. Многие сидят, поглощенные своими мыслями. К гробу Фатимы подойти не возможно. Давка, как на вечернюю дискотеку в девяностые. Женщины всех возрастов пробираются с детьми. Мы с трудом выбирается из этого бабского плена.
Выходим на внутреннюю площадь. Там невероятно красиво. Мечеть освещена множеством огоньков. Бьет фонтан. Есть краники с питьевой водой и одноразовые пластиковые стаканчики. Люди отдыхают семьями, молятся, фотографируются, едят. Здесь очень уютно. Пол услан коврами. Можно взять себе один и постелить, где понравится. Освободившиеся ковры скручивают специально обученные работники.
Перед выходом заглядываем в женскую «раздевалку» - пространство с зеркалом, закрытое занавесями. Там я снимаю чадор и скручиваю его в сумку. Снимаю хиджаб, чтобы привезти в порядок волосы. Только здесь можно почувствовать себя голой, будучи одетой в рубашку с рукавами и джинсы в +40 градусов. =)
Выходим в город. Кум – это персидский Ватикан. Все пропитано религией и намолено. Уже стемнело. Город переливается множеством вывесок и гирлянд. Здесь невероятная атмосфера покоя при таком потоке людей. Хочется долго гулять по маленьким улочкам и вдоль лавок. Что мы и делаем.
Почти все женщины здесь носят чадор. Некоторые никаб, но это арабчанки, не иранки. Их лица и руки закрыты.
На площади нас впервые останавливает amniat akhlaghi – «полиция моды». Под чадором они носят зеленое манто и специальные значки. Их обязанности следить за хиджабом женщин. Есть такая же мужская полиция. Они, в основном, следят за порядком. Женщин могут остановить только женщины- полицейские.
- Ханум, - обращается ко мне полицейская и что-то говорит.
Мы слишком открыто одеты для Кума. Я подвернула рукава аж до локтя и видна моя челка почти до макушки. Тука врет, не краснея, что я приехала из России и мечтаю принять ислам. Дама заметно оживилась, но рукава пришлось опустить, а хиджаб натянуть.
Позже мы становимся свидетелями, как полиция забрала девушку. Ее посадили в бело-зеленый автобус. Манто было слишком коротко. Такие девушки содержатся в обезьяннике какое-то время, пока их не выкупает отец. Сестру Туки как-то забрали за пирсинг. Отец заплатил какой то космический штраф, типа 200 долларов. Тука, да и много другие иранки, чувствуют трепет перед этими представительницами власти. В ее телефоне не найти слов мама, папа, дом и прочее. "Если меня заберут, не смогут позвонить родителям", - объясняет она.
Гуляем по улицам, базару. Здесь красивые колоритные люди. Арабы в традиционных одеждах, которые приезжают в хадж, шейхи в тюрбанах и длинных накидках, ученики и учителя медресе. У многих можно увидеть намоленое пятно на лбу. Продавец, у которого мы покупаем мочалку, долго нудно гундит, что женщина должна быть одета в чадор. Как будто мы одеты в бикини. В магазинах можно купить самые разнообразные maknae - мусульманские "капоры" на голову.
Совсем умотавшиеся, садимся в кафеху для ужина. Берем суп, салат, кебаб, воду и вкусный дух dugh (соленый кефир). Все это обходится нам в 5 долларов. Ловим такси до станции. За 2 часа доезжаем до Тегерана. В полночь мы дома. Тука остается в квартире со мной и семьей Амира. Снова до трех ночи мы смотрим фото, смеется над нашими снимками в чадорах, пьем чай и обсуждаем дальнейшие планы.
Продолжение следует....
