Еще в Аруше я заполучил проспект отеля “Sleep Inn”, что на Lumumba Road. Отель оказался довольно аккуратным и чистым, вполне достойным тех 30 долларов, что просили за номер. До исторического центра Дар-эс-Салама отсюда минут десять ходьбы. Через сквер параллельно тянется улица с неприличным названием Биби-Тити-Мухаммед, над которой синеет силуэт гостиницы “Peacock” («Павлин»). Эта гостиница сыграла выдающуюся роль в судьбе нашей экспедиции, ибо именно там, на первом этаже, нашлось агентство, предложившее джип для поездки в Килву по нормальной цене. Вместо повсеместно запрашиваемых 600-800 долларов поездка в оба конца с ветерком обошлась в 280.
Как пишут в меру правдивые путеводители, в Дар-эс-Саламе путешественники останавливаются редко. Тем, кто летит в Танзанию ради сафари и Килиманджаро, нет никакого резона лететь сначала сюда – от Найроби и парки и Гора гораздо ближе. На остров Занзибар же существуют прямые рейсы из Европы и из того же Найроби. Однако, как минимум одного дня для прогулки по своим улицам Дар-эс-Салам заслуживает. Город напоминает силуэтом голову птицы с массивным клювом, повернутым в сторону Индийского океана. Под клювом – Бухта, порт Дар-эс-Салама. Отсюда отправляются несколько раз в день паромы на Занзибар. «Зоб» гигантской птицы – это старая «колониальная» часть Дар-эс-Салама, а её «хохолок» - Oyster Bay («Устричная бухта») – самый фешенебельный район столицы, предназначенный для тех, у кого есть деньги. «Старый город» Дар-эс-Салама застроен индийскими «домами-магазинами» 1920-х и 1930-х годов, то есть он целиком относится по времени к первым двум десятилетиям британского владения Танганьикой, до этого бывшей колонией Германии в составе Германской Восточной Африки. На многих домах еще сохранились даты постройки. Немцы оставили после себя две красивые церкви, украшающие вид Да-эс-Салама с моря. Крыши одной из них – лютеранской Азания-Кирхе (Азания – древнее название восточного побережья Африки), что рядом с отелем «Нью Африка» - покрыты красной черепицей. Аллея, идущая от фасада этой церкви, приводит в порт, над которым высится готический шпиль католической церкви Св. Иосифа (St.Joseph). Напротив неё – паромные кассы и пристань.
Кстати говоря, старайтесь всегда покупать самолично билеты на занзибарские паромы в кассе: осаждающие вас «зазывалы» не имеют никакого отношения ни к паромам, ни к бронированию билетов. Покупка билета с их навязчивой помощью обойдется как минимум на 5 долларов дороже. Никакого «дефицита билетов» на паром не существует: они ходят как минимум шесть раз в день в один конец. Самый дешевый паром – «Летающая лошадь». Она летит до Занзибара четыре часа и просит за полёт 20 долларов.
Из культурных учреждений стоит посетить Национальный музей. Так называемый «Ботанический сад» недалеко от него напоминает бомжатник и выглядит печально. А вот Национальный музей хочу отметить как один из лучших в Африке. Добрая половина исторической экспозиции посвящена истории Килвы, куда нам предстоит нелегкое путешествие, ещё треть – колониальному периоду. Наибольший интерес у посетителей вызывает «германский период». Согласитесь, что Германия с Африкой как-то мало ассоциируется, несмотря на то, что Густав Нахтигаль и Генрих Барт были первостатейными исследователями Африки. У Германии отняли её куски африканского пирога в 1919 году. До этого здесь, в Танганьике, шла ожесточенная война, и германский генерал Пауль фон Леттов-Форбек считается видным теоретиком партизанской войны. Со своим неуловимым летучим отрядом он проникал даже на территорию британской Родезии. Но все равно немцы были обречены. Они были слишком жестокими хозяевами и их прямолинейность в обхождении с туземцами (в отличие от хитроумной британской дипломатии) настроили местное население решительно против них. Самой большой потерей Германии в этой войне считается крейсер «Кёнигсберг» («Калининград»), потопленный англичанами в дельте реки Руфиджи в 1915 году. В Музее можно посмотреть треснутый иллюминатор с этого корабля, а также серый мундир фон Леттов-Форбека.
О докторе Ливингстоне напоминает раздвижной походный «секретер», который посол Танзании раздобыл в США. Аналогичный раритет – походную аптечку – мы посмотрим на Занзибаре, откуда Дэвид Ливингстон оправился в свой последний поход.
Любопытным экспонатом является и бронзовый бюст президента Танзании Джулиуса Ньерере одного из советских скульпторов. Да, мы дружили с Танзанией и Танзания тоже строила социализм! Она была беднее Кении и позволила маленькой Уганде напасть на себя. Но при этом в советских комиссионных можно было за 25 рублей купить подлинную скульптуру маконде из черного дерева, а советские дети трескали арахисовые орешки, привезенные из далекой страны.
Как я уже говорил, найти подходящий «трансфер» из Дар-эс-Салама в славную Килву было делом непростым. Я взял такси и мы потратили около часа на объезд контор, предоставляющих транспорт в аренду. Там либо запрашивали несусветные деньги, либо у них не было машин на завтрашний день. Да и вообще они не могли до конца понять, зачем нам надо в Килву. Вспомнив, что вчера после ужина в «Павлине» я заходил с тем же вопросом в турконтору на первом этаже этого отеля, я направился туда. Я приоткрыл менеджеру нашу маленькую тайну: мы едем в Килву, потому что напали на верную тропу, ведущую к копям Царя Соломона, и в Килве нам нужно только кое-что сообщить. «Наводку» дал мне торговец древностями в эфиопском Аксуме, тот самый, что продал мне за сто пятьдесят долларов футляр, в котором хранились скрижали Моисея (как известно, именно предприимчивые эфиопы похитили у Соломона Ковчег Завета и прячут его до сих пор). Если ему было известно что-то про Ковчег, то про копи он врать бы не стал – эфиопы народ набожный и благочестивый.
Менеджер очень обрадовался, готов был дать нам машину бесплатно, но потом попросил только компенсировать кое-какие мелкие расходы… короче, я заплатил ему 200 евро и на следующее утро с рассветом мы тронулись в путь. Нас утро встречало прохладой; внизу, слева от дороги в сторону океана морского вздымался волнами океан туманный, над которым всходили островами пальмы. Если бы то были не пальмы, а сосны, то был бы вид похожим на китайский «шань-шуй» - это когда горы, водопады, икебанисто искривленные сосны в тумане образуют ласкающий глаз, успокаивающий пейзаж. Очень скоро плавная дорога закончилась, и мы въехали на грунтовку. Вернее, это была не грунтовка, а какая-то «песчанка». Ко всему прочему она вздымалась волнами, и в отличие от утреннего ландшафтного «шань-шуя» этот напоминал больше «шань-…й» какой-то. Дорога до Килвы из Дар-эс-Салама тянется почти на триста километров, еще проехать пару сотен – и будет уже Мозамбик. Половина пути проходит по асфальтовому шоссе, а вторая – по этому самому… Когда я увидел указатель, что до Килвы-Кивиндже 100 км, то вопросительно посмотрел на водителя. В его глазах была усмешка. Я понял, что до Килвы мы не доедем, что джип скоро станет, как загнанный кон, а сообщники нашего водилы, которые тут же непременно появятся из-за кустов, будут пытками добывать у нас сведения о копях Царя Соломона. Но тут вдруг забрезжила надежда на благополучный исход предприятия – ужасная волнистая дорога закончилась и мы выехали на некое подобие шоссе с остатками асфальта. Как бы то ни было, к часу дня добрались до псевдогородка Килва-Кивиндже.
В этом селении есть даже небольшой пляжный отель с бунгало, полицейский участок и штаб-квартира «музея Килвы». Симпатичный старичок выписывает билеты на право посещения Килвы (2000 шиллингов с носа), и отправляет на пристань, на которой ждут лодки – парусные и моторные. Мы выбрали парусное судно, потому как никто из нас под парусом не ходил, тем более в такой обстановке. Морской круиз обошелся экспедиционной казне в 40 долларов. Переправа на «эндемичной» шаланде заняла около получаса и мы плавно подъехали к Килве-Кисивани на виду крепости Герезы по правому борту. Слева простирались мангровые заросли, кишащие мангровыми мухами, откладывающими под глазными веками зазевавшихся путешественников мангровые личинки. Веко распухает и лицо принимает совершенно мангровый вид, совсем как у гоголевского Вия.
Летом в западной части Индийского океана дует муссон «Куси», а зимой – муссон «Каскази». «Каскази» гнал парусные суда арабских торговцев с северо-востока на юго-запад вдоль побережья Африки вплоть до Софалы в нынешнем Мозамбике. «Куси» направлял их в обратную сторону. Арабы освоили почти весь Индийский океан, причем начали они это освоение еще в Х веке. По крайней мере, первые постоянные арабские фактории появились на берегах Африки именно в это время. Арабы везли в Африку ткани из Индии, фарфор из Китая, а взамен вывозили слоновую кость, золото, благовонные смолы, позднее – рабов. Килва была основным узлом этой торговли на протяжении XIII-XIV веков. Купцы Килвы знали путь к золотым рудникам Мономотапы – «Копям Царя Соломона», если это вам нравится. От самой Мономотапы сохранились многочисленные руины на территории Зимбабве и ЮАР, самые известные из которых – столичные, так называемые «Руины Великого Зимбабве». Процветание Мономотапы зависело от Килвы и наоборот, хотя если быть абсолютно точным, то следует указать, что золото сперва переправлялось в Софалу, а уже из неё морем – в Килву.
Местные предания и хроники относят основание города ко времени прибытия в Восточную Африку переселенцев из Шираза во второй половине Х века. Событие это носит легендарный характер, однако оно дало уроженцу Занзибара Фредди Меркьюри (тому самому, из группы “Queen”) считать себя наполовину «персом». Основателя «персидской» династии звали Али ибн-Аль-Хусейни. Однако как суверенный город-государство Килва начинает существовать веком позже. «Ширазцы» правили Килвой до 1277 года. Именно они наладили торговый обмен с Мономотапой и начали строительство мечети и жилых зданий из ракушечника. Дальнейший расцвет Килвы пришелся на период правления династии Махдали из йеменского Хадрамаута.
В 1331 году Килву посетил знаменитейший арабский путешественник Ибн Батута (1304 – 1377) во время своего первого путешествия по Африке (второе он совершил в 1352-1354 годах, дойдя из Марокко в Мали). Его рассказы были записаны в виде книги «Подарок созерцающим относительно диковин городов и чудес путешествий» ( если не ошибаюсь, по-арабски звучит как «Тухфат ан-нузаар фи гараиб ал-амсар ва-аджаиб ал-асфар»; один экземпляр с автографом Ибн Баттуты я купил у антиквара в Томбукту).
Ибн Батута писал: «Затем из города Макдашу (Могадишо) я поехал порем, направляясь в страну ас-Савахил и в город Кулву (Килву) в стране зинджей… Это большой прибрежный город, большинство его жителей – зинджи, очень черные; у них на лицах надрезы, подобные тем, что есть на лицах ал-лимийюн в Джинаве (Гвинее). Некий купец рассказал мне, будто город Софала лежит в полумесяце пути от города Кулва и булто бы между Софалой и Юфи в стране ал-лимийюн месяц пути, а из Юфи в Софалу доставляют золотой песок.
Город Кулва принадлежит к красивейшим и наилучшим образом застроенным городам. Весь он деревянный, а кровли их домов – из камыша. В городе бывает много дождей. Люди эти занимаются джихадом, ибо на суше они прилегают к стране неверующих зинджей; преобладающие их свойства – вера и благочестие, по мазхабу же они шафииты.
Рассказ о султане Кулвы. Её государем в пору моего приезда был Абул-Музаффар Хасан, прозванный также Абул Мавахиб («Отец щедрот») из-за многих его даров и проявлений щедрости. Он совершал много набегов на землю зинджей, воевал их и захватывал добычу, забирая из неё пятую часть, каковую расходовал способами, предусмотренными книгою Аллаха Всевышнего (Кораном). Он предоставлял долю родственникам пророка из отдельной казны. Когда приходили к нему шерифы, он им эту долю передавал; и шерифы к нему устремлялись из Ирака, Хиджаза и прочих стран. Я сам видел при нем группу шерифов из Хиджаза… Государь этот очень скромен, он сидит вместе с бедняками и ест вместе с ними вместе, почитает людей веры и благородства».
Визит Ибн Батуты совпал с периодом наивысшего расцвета Килвы. Килва единственная из восточноафриканских арабских городов чеканила собственную золотую монету. И султан её не был таким уж скромником – его роскошный дворец Хусуни Кибва даже сейчас, когда от него остались лишь руины, никоим образом не напоминает жилище аскета. Помимо деревянных домов с камышовыми крышами в Килве были добротные купеческие дома из ракушечника и Большая Мечеть. Правда, вскоре после отъезда Ибн Батуты своды мечети неожиданно обрушились… Это было недобрым знаком, и дальнейшие события доказали это.
Основным потребителем африканского золота была Европа. Но вместе с золотом и «дарами востока» в трюмах кораблей плыли крысы. Они-то и принесли в Европу чуму в 1346 году, сократившую её население как минимум на треть. Европе было не до золота, а потому килвинский индекс деловой активности упал катастрофически. На полстолетия в Килве воцарилась атмосфера скромности и аскетизма.
Торговля начала возрождаться в начале XV века, но прежний расцвет городу уже не суждено было пережить. К тому же, у него появились конкуренты – Малинди и Момбаса. Центр города переместился к западу – в район Макутани, где теперь среди баобабов располагался султанский дворец. В городе строились новые мечети (правда, более скромные), корабли Килвы продолжали бороздить воды Индийского океана от Софалы до Адена. Арабы чувствовали себя в безопасности в своем «Внутреннем море». Их города даже не были как следует укреплены. Португальцы Бартоломеу Диаш и Васко да Гама разрушили эту восточную иллюзию собственной исключительности и неуязвимости. Португальцы искали и нашли морской путь в Индию. 26 июля 1500 года в Килву (по-португальски – Килоа) зашли корабли мореплавателя Педру Алвариша Кабрала, однако правитель Килвы отнесся к португальцам с подозрением, и Кабрал отправился дальше, найдя взаимопонимание с султаном Малинди, как в свою очередь Васко да Гама. Последний посетил Килву в 1502 году во время своего второго плавания в Индию. Кабрал хотел обратить жителей Килвы в христианство; эмир Ибрагим, естественно, был решительно против этого, поэтому Кабралу пришлось покинуть Килву ни с чем. Васко да Гама решил отомстить за неудачу Кабрала и пригрозил сжечь город в случае неподчинения. Эмир Ибрагим подписал договор с Васко да Гамой и поклялся в верности португальскому королю Мануэлу. Васко да Гама потребовал дани. Эмир сразу дани не заплатил, но отдал в заложники некоего знатного горожанина по имени Мухаммед Анкони. Этому бедняге пришлось уплатить дань из собственных денег, поскольку знал Ибрагима гораздо лучше, чем Кабрал и Гама: эмир не хотел платить денег из своего кармана. Перед своим отплытием в Малинди Васко устроил Ибрагиму настоящую экзекуцию: он пригласил его на корабль, арестовал, связал, и приказал опускать в воду и держать там до тех пор, пока тот клятвенно не пообещает быть добрым вассалом королю Мануэлу. Ну что можно сказать о таких методах ведения переговоров? Конечно, они выглядят не совсем дипломатичными, но зато эффективными.
Васко да Гама составил что-то вроде инструкции для своих последователей, оригинал которой хранится в Национальной библиотеке в Лиссабоне: «Я, дон Васко, адмирал и так далее, извещаю всех капитанов любых судов моего владыки короля, которые прибудут в этот порт Килуа (Quiloa), что я прибыл сюда 12 сего июля 1502 года и хотел вести переговоры с царем, чтобы установить между нами мирные и дружественные отношения, и что он не хотел вести со мной переговоры, но проявил по отношению ко мне большую невежливость, вследствие чего я вооружился вместе со всеми моими людьми, приготовившись уничтожить его, повел свои корабли к его дому, подошел с ними к самому берегу и призвал его к себе с гораздо большей суровостью, чем та, с которой он меня встретил. И он, увидев, что в его интересах подчиниться мне, пришел, и я установил с ним мирные и дружественные отношения на том условии, что он будет платить королю, моему государю, полторы тысячи золотых миткалов ежегодно в качестве дани и заплатит единовременно полторы тысячи миткалов за текущий год и признает себя вассалом его высочества.. и я извещаю всех вообще и приказываю тем, кто прибудет в эту местность, где я нахожусь, что вы не должны здесь задерживаться, а должны немедленно продолжать путь в Малинди, а если вы меня там не встретите, идите в Анджидива, а если вы меня не застанете и там, следуйте по пути в Каннапур и несите вахту днем и ночью, чтобы не пройти мимо меня».
В 1505 году новым вице-королем Индии был назначен Франсишку д’Алмейда. Этот решительный человек поставил своей целью обеспечить Португалии монополию на торговлю в Индийском океане, и действовал в этом направлении как пером, так и мечом – одни города он сжигал, с другими подписывал договора, гарантирующие безопасность португальских факторий и бесперебойность поставок в них товаров. Килву он сначала сжег, потом построил форт, а затем приступил здесь же к постройке флота для дальнейшего завоевания бывшего «Pax Arabica».
Португальцы продержались в Килве только до 1512 года. Но во всей остальной Восточной Африке они продолжали держаться до 1690-х годов, когда «Pax Arabica» начал возрождаться с новой силой, и сила эта была в оманцах из Маската. Наследники Синдбада-морехода отвоевывали у португальцев крепость за крепостью. Алмазом зажглась звезда Занзибара, а Килва оставалась маленьким полунезависимым городком. Она пережила нашествие негроидных племен зимба в восьмидесятых годах XVI века, и дела её торговые шли ни шатко, ни валко. Однако оманцы, подчинившие себе Килву в 1784 году и перестроившие бывший португальский форт, дали новый толчок килвинской торговле. На французских островах Бурбон (ныне Реюньон) и Иль-де-Франс (ныне Маврикий) на плантации сахарного тростника требовались рабы, и их скорбный поток был направлен арабскими «охотниками за головами» через восточноафриканские порты. Особенно преуспел французский коммерсант по имени (фамилии?) Морис, осевший в Килве в 1770-х годах и оставивший после себя интересные исторические сведения. Но с отменой работорговли иссяк и источник доходов островитян. Немцы, пришедшие в эти края в 1890 году, вообще не интересовались островом, и переселили почти всех жителей вымирающей рыбацкой деревни на «материк», в Килву-Кивиндже. Сим закончилась история славного города Килва.
Но мы не будем вспоминать пору увядания, мы обратимся к весне этого города! Вдоль берега мы идем к Герезе – крепости на берегу моря, минуя остатки кладбища и так называемой «мечети Малинди». От неё не осталось практически ничего, и не удивительно, что мы чуть было не прошли мимо. Надгробные стелы XVIII и XIX веков разобраны сейчас по музеям.
Крепость Гереза (Португальский форт) была построена по приказу д’Алмейдой в рекордно короткие сроки: как говорят, за шестнадцать дней. Для расширения сектора обстрела были уничтожены близлежащие жилые кварталы, и именно из ракушечника разобранных домов были сложены стены крепости. Однако та крепость, которую мы видим сейчас, построена оманцами, и только основание башни, выходящей к воде, можно отнести к «португальскому» периоду. Покидая Килву в 1512 году, португальцы сами разрушили свою крепость. Оманцы её возродили в 1800 году. Последний султан покинул Килву в 1840 году, будучи отправлен в почетную ссылку в метрополию, то есть в Оман, и крепость начала разрушаться. Позднее пушки и ядра, найденные в её развалинах, отправили в Национальный музей в Дар-эс-Саламе.
Оманские канониры упражнялись в стрельбе, развернув орудия в сторону дворцового комплекса Макутани, так что они мало отличались от большевиков, стрелявших в декабре семнадцатого по Кремлю. Дворец Макутани сейчас – достаточно большой комплекс по местным меркам и довольно скромный по меркам общечеловеческим. Он окружен низкой оградой, сложенной из ракушечника. Впрочем, о ракушечнике можно и не упоминать: из этого материала построено всё на острове. Самые старые постройки дворца относятся к началу XV века, но самое приметное сооружение – собственно, сам султанский дворец – был построен в XVIII веке, в эпоху последнего возрождения Килвы. Он сохранился достаточно хорошо. Разумеется, крыши нет, да и верхнюю часть стен подточило время, но получить представление о том, в каких условиях жили местные султаны, можно вполне. Перекрытия дверных проемов держат балки из корней мангровых деревьев. Этот материал считается сверхпрочным и практически вечным.
От дворца Макутани тропинка бежит к так называемой «Маленькой купольной мечети» XV века. Действительно, семь куполов сохранились, равно как и штукатурка на стенах. Здесь были найдены фрагменты мозаики и изразцов; вполне возможно, что это была «кладбищенская» мечеть. Если направить стопы от мечети к югу, то через пляж можно дойти до кладбища килвинских султанов. Впрочем, самые ценные могильные камни разобраны музеями.
Если идти от «Маленькой мечети» дальше на восток, то скоро можно придти к Большой Мечети и так называемому «Большому дому». Большая Мечеть начала строиться еще при «ширазцах», то есть в XI веке, и надо сказать, что старейшая часть мечети сохранилась, то есть не была полностью перестроена. В 1310-1335 гг. Килвой правил султан Ал-Хасан бин Сулайман, и именно благодаря ему расширенная мечеть стала самой большой к югу от Сахары и оставалась таковой до XVI века. Хорошо сохранились купола, колонны, мирхабы и бассейны для омовений. На стенах и колоннах остались следы штукатурки. С южной стороны к Мечети примыкает «Большой дом» - жилой комплекс, принадлежавший какой-то очень богатой семье. Его начали строить в XV веке, одновременно с реставрацией куполов Большой Мечети. В Большом доме было найдено много китайской керамики.
Наш путь лежит дальше на восток – к султанскому дворцу Хусуни-Кубва, однако дойти до него без посторонней помощи будет довольно трудно. Нужно будет вернуться к пристани, а оттуда через деревни, мимо могучих баобабов, вновь подойти к берегу и через мангровый лес во время отлива подойти со стороны моря ко дворцу. Конечно, и я даже уверен, что существует другой путь, менее замороченный, но мы же легких путей не ищем! Наняв ха пару тысяч шиллингов проводников из местных мальчишек, мы отправились по берегу к Хусуни-Кубве. Правда, как потом оказалось, проводники эти обчистили рюкзак Татьяны. Она заметила, что мальчишки слишком плотно «прижимаются» к ней по дороге, и вряд ли это объяснялось их простым интересом к белой женщине, учитывая их почти младенческий возраст. Короче говоря, современные жители Килвы, лишенные возможности торговли золотом и слоновой костью, зарабатывают себе на жизнь таким образом. «Sic transit gloria mundi!»
Cloria mundi для султана Ал-Хасана прошла очень быстро. Его дворец не имел и не имеет себе равных на всем побережье Восточной Африки. Это был и жилой дом султана, и хранилище экспортных товаров, и даже своеобразная «биржа», занимающая всю южную часть дворцового комплекса. Жилые покои располагались в северной части, открытой живительной морской прохладе; султан купался в роскошном восьмиугольном бассейне, который сохранился очень хорошо. Затем шли приемные залы и внутренние дворы. После них, как считают некоторые археологи, - склады наиболее ценных товаров. Хусуни-Кубва была «домом одного господина» - после смерти Ал-Хасана во дворце никто не жил. Скорее всего, он даже не был достроен до конца – цены на золото рухнули из-за чумы, и в Килву пришел «дефолт».
К востоку от Хусуни-Кубвы высится прямоугольная «крепость» Хусуни-Ндого. Предназначение этого сооружения до сих пор неясно. Согласно хроникам Килвы, в XII веке в городе была построена крепость с башнями. Хусуни-Ндого вроде бы подходит под это описание. Однако некоторые историки не без основания полагают, что Хусуни-Ндого было построено тем же Ал-Хасаном в качестве караван-сарая, в котором купцы могли жить в безопасности и хранить свои драгоценные товары. Как всё было на самом деле, мы вряд ли узнаем, так как письменных источников по этому поводу не сохранилось. Хусуни-Ндого представляет собой прямоугольную открытую площадку, окруженную невысокими стенами, то есть её можно было использовать и как крепость, и как склад, и как гостиницу.
Обратно мы возвращаемся через тот же мангровый «пляж». Но в этот раз наш переход носит более экстремальный характер. Начинается прилив, и нам приходится в буквальном смысле слова убегать от воды. А над нами кружит другая смерть – мангровые мухи. Мы отмахиваемся от них, теряем силы, падаем в песок, поднимаемся, опять бежим, закрывая ладонями глаза. Страшный образ гоголевского Вия встает у черных стен дворца суахилийского султана…
В Дар-эс-Салам едем с ветерком, любуясь красками заката. Ужинаем в том же «Павлине», польстившись на объявление «Африканский буфет». День прошел прекрасно; особенно льстит то, что в те края стремится гораздо меньшее число туристов, чем в национальные парки.
На следующий день утром плывем на Занзибар. С моря Дар-эс-Салам выглядит симпатично; особый «шарм» придают немецкие кирхи. Мы проплываем мимо оживленного городского рыбного рынка и фешенебельной Oyster Bay. Дорога до острова занимает два часа, и скоро нашим взорам предстает другая картина – город без небоскребов, с минаретами и шпилями церквей.