Myrzik61 » 24 май 2014, 19:39
Забавы взрослых
(озорная микроповесть)
К подъезду подкатил кабриолет,
Вы вышли в платье цвета фиолет,
В манто и удивительном колье...
Я к Вам спешил, проделав триста лье.
Я бросил все, отправившись в вояж,
Забыл пальто, цилиндр и саквояж,
Истратил тыщу франков на такси,
Чтобы шепнуть Вам: "Же ву зем, Люси!"
Глава 1. Стаканы.
Я стояла у обрыва, у самого краешка, и под тонкой подошвой чувствовала, как сухая земля осыпается вниз, в синющую морскую воду. Теплый ветер трепал мои волосы, развевал платье, как бы напоминая: пора! Я и сама уже соскучилась тут наверху, и тоже решила – пора! Развела руки в стороны, и чуть назад, и уже собиралась взлететь, но что-то мешало, тяжелило, не давало оторваться от земли. Это что-то становилось все осязаемей и настойчивей, оно проникало в мозг и выводило из себя, и не давало не то, что взлететь, оно не давало спать, переливалось противными трелями и настойчиво требовало: - подойди. Я вылезла из мягкой постели и наощупь, по стеночке, добралась до телефона:
- Аааллооо…
Кто, кроме моей свекрови Натальи Павловны, может звонить в такую рань…
- Софья, ты что, спишь еще?!
- Нет-нет, что Вы, что Вы! Я так давно встала, так давно, столько дел переделала…
- Да? А голос у тебя сонный. А на дворе белый день уже!
- Вам показалось, - зеваю, прикрывая трубку рукой, и одновременно пытаюсь сварить себе кофе - этот разговор часа на полтора.
Я выпила четыре чашки с тарелкой бутербродов, проверила почту – отписалась по нужным письмам, поудаляла всякий бред, вроде «София, Вы получили одно уведомление и одно подмигивание», когда, наконец, наш разговор подошел к деловой его части, то есть, к, собственно, цели звонка. Наталья Павловна вдохнула, и торжественно и медленно объявила:
- Я решила стаканы вам отдать, такие с машинками, импортные. Очень красивые, и очень дорогие. Знаешь, как трудно их достать!
Я знаю, как трудно. Было. Тридцать лет назад - этим стаканам никак не меньше. Во всяком случае, когда мы с Колей женихались, стаканы уже стояли на полочке в румынском серванте-горке. Над обязательным тогдашним атрибутом достатка и стабильности - сервизом «Мадонна». Какое счастье, что мы приговорены только к стаканам. «Мадонну» в своем доме я не вынесу, а стаканы – хрен с ними, засуну куда подальше, мало у меня хлама всякого…
- Ты меня не слушаешь? Я вам стаканы отдаю. Чешские. Ты, что, не рада?
- А? Да рада я, рада. Спасибо большое.
- Нет, по-моему, ты не понимаешь. Это очень дорогие стаканы. И очень дефицитные. Я три часа за ними в очереди стояла. А теперь вам отдаю. Ты зайди, забери. Только побыстрее. Сегодня. Вот, прямо сейчас и забери. А то мы ремонт затеяли, надо комнату освобождать.
Вот, как говорится, где собака порылась.
Придя через час за дорогим подарком я узнала, что: мне надо похудеть, мне надо поправиться, отрастить длинные волосы, постричься покороче, найти хороший крем для лица, отказаться от кремов вообще, почаще убираться дома, научиться, наконец, готовить съедобные блюда. А самое главное - беречь бесценные стаканы, поставить их на самое видное место и осознать, какая удача на меня свалилась, и как тяжело бедной старушке расстаться с этакой красотой.
В качестве компенсации за выслушивание всего этого бреда мне была выдана кружка свежезаваренного чая с гигантским ломтем свежайшей кулебяки и парой восхитительных ватрушек. А попутно рассказано, как неблагодарная зараза вторая невестка Танька наотрез отказалась от козырного подарка, мотивируя тем, что у нее дома «и так хлама полно». Надо было бы, конечно, и мне отказаться, да жалко старушку обижать, она, в общем-то, неплохая. Только занудливая очень.
Танькин звонок застал меня у входа в квартиру:
- Стаканчики тебе сбагрили?
- Ага.
- Куда денешь красоту?
- Куда, куда… Засуну куда-нибудь подальше.
Я уже, прижимая трубку плечом, разматывала вылинявшие тряпки и ставила в рядок на столе когда-то действительно дефицитные изделия чешской промышленности. Их было пять – шестой, видимо, сгинул безвозвратно, не вынеся круговерти шумного застолья. День был солнечный, и в ярких лучах вылезли все огрехи – корявый скол у краешка, стертая позолота на ободке, жирные отпечатки чьих-то пальцев, и даже следы малиновой помады. « - Ну что ж, пойдем купаться», - объявила я новым квартирантам, и поволокла на кухню.
Вымытые и отполированные махровым полотенцем, они засияли и заиграли, запереливались оранжевыми и голубыми бликами, и я взяла в руки первый попавшийся, и пригляделась. Да, позолота потерта; да, отколотый краешек. Но картинка прекрасно сохранилась: красный открытый автомобильчик, видны даже детали – руль, дверки, фары. Я потерла серединку еще и еще, и не заметила того момента, когда все переменилось. Вместо собственной кухни я стояла высоко в горах, на утоптанной площадке, расположенной на краю, и огороженной низким кованым заборчиком. Под ней, естественно, плескалось лазурного цвета море, гору опоясывало узкое шоссе. А в двух шагах красовался новенький открытый автомобильчик, тот самый, нарисованный на первом стакане. Сидящий на водительском месте мужчина выскочил, и протянул мне руку. « - Софи, поедем кататься», - произнес он вкрадчиво, но настойчиво. И я уселась на разогретое солнцем кожаное сиденье.
Глава 2. Марио.
И мы понеслись по серпантину, обдуваемые горячим ветром; на крутых поворотах камешки из-под колес срывались в пропасть, и наверняка попадали в море. Как только дорога чуть-чуть подравнялась, я оглядела своего спутника. Это был худощавый, похоже, что высокий, мужчина, темноволосый; карие глаза его таили опасность. На нем был белый костюм, черная рубашка без галстука, с расстегнутым воротом, и белая широкополая шляпа.
- Как тебя зовут? - прокричала я сквозь гул двигателя и ветра.
- Марио. Меня зовут Марио. Марио Бернини из Генуи. Четвертый сын Джованни Бернини и Марии Мунци. Ты всегда сможешь справиться обо мне в траттории «Белла Мануэла» в Вентимилье.
Он говорил по-итальянски, но я, почему-то, все понимала, хотя никакими языками, кроме родного русского и крайне посредственного школьного английского, не владела даже в самой ничтожной степени. Так, за беседой, мы докатились до города, зажатого между морем и горами, богатого и нарядного, выхолощенного, но, тем не менее, прекрасного. Это был Монте-Карло. Мы проехали по извилистой неширокой дороге, которая привела к правильной формы круглой площади с огромной клумбой посередине. Марио напоследок поддал газу и с визгом затормозил возле широкого помпезного крыльца, затененного резным черным козырьком, с которого на длинных цепях свисали покачиваемые ветром фонари. «Казино Монте-Карло» - прочитала я, выйдя из машины, оглядела себя и чуть не провалилась сквозь землю от стыда. Веселенький ситцевый халатик, на плече средней чистоты кухонное полотенчико. Мягкие теплые тапочки, неизменно носимые мною, невзирая на любую жару, добавляли шарма и без того изысканному туалету. По лестнице, обтекая меня с обеих сторон, поднимались парадно одетые группы и парочки. Наряды их были безупречны, драгоценности поблескивали в последних лучах почти закатившегося солнца.
- Мдаа… - произнес Марио с досадой - сегодня не выйдет. Я заеду за тобой завтра, в это же время. Оденься, как положено. И не перепутай стакан.
И тут же исчез; я же очутилась на собственной кухне. В сковородке весело пригорало мясо, переваренные макароны жались друг к другу в почти выкипевшей воде. Недотертые стаканы валялись вповалку в пластмассовом тазу и не казались ничем иным, как обыкновенной старой посудой.
***
Поскольку в моем гардеробе не водилось ничего даже отдаленно напоминающего вечерний туалет, наутро, к открытию я уже стояла возле магазина тканей – времени было в обрез.
« - Это Вы на алые паруса берете?», - попыталась шутить продавщица, отмеряя ярко-красную с блестками и переливами тянущуюся во все стороны материю. « - Почти угадали. В другую сказку», - я подхватила сверток и понеслась домой. Отложив мечты о неземных фасонах на неопределенный срок, я поступила проще некуда: обернула полотно с изнанки вокруг себя и подколола по всей длине, следуя за изгибами фигуры. Затем прострочила – с одной стороны до конца, а с другой оставила высокий разрез. Так как ни закрытых плечей, ни бретелек не предусматривалось, сверху просто напрашивался широкий отворот. Для пущего шика на него была сразу приколота золоченая брошь, которая, к тому же, прикрывала нетщательно выполненный стык. Так я носилась между зеркалом, швейной машинкой и плитой, пока на последней не нарисовался вполне себе съедобный ужин, а совершенно шикарное платье прямо просилось вывести его в свет. Оба Николая, и старший, и младший явились довольно рано, и было пока не ясно, хорошо это для меня, или плохо в свете новых обстоятельств. Я накормила обоих, и совершенно искренне поинтересовалась у Николая Первого, то есть старшего, нет ли сегодня вечером какого-нибудь футбола (футболом я называю любое шумное действо от баскетбола до хоккея). « - Ты же не любишь футбол (хоккей, волейбол, баскетбол, и прочее)», - изумился тот.
Я не люблю футбол? Да я не «не люблю», я его ненавижу. Всеми фибрами своей тонкой души. Как и любой шум, гам и беготню. Не говоря уже о том, что мужчина, занятый просмотром футбола, пригоден для каких бы то ни было отношений не более, чем лежащее на диване бревно. А я, как раз, переделав к вечеру все дела обычно готова к этим самым отношениям. Обычно, но не сегодня. Поэтому, стараясь казаться как можно более естественной и честной, покаялась: « - Это я раньше не любила. А теперь поняла, как это интересно, и хочу с тобой вместе посмотреть какой-нибудь матч». Мой дорогой подпрыгнул от радости : « - Спартак – ЦСКА тебе подойдет?» - « - Да. Да. Вот, Спартак – ЦСКА - просто замечательно. Это, как раз, то, что поможет мне окончательно полюбить футбол, Спартак – ЦСКА. Давай, поскорее начнем смотреть.» Довольный Николай Первый улегся на диван, а я присела рядом на краешек. Через десять минут немного убавила громкость, дабы чрезмерный шум не снижал моей зарождающейся любви к футболу. Через пятнадцать любимый засопел. Я сделала еще немного потише. И, как только храп перекрыл крики болельщиков, я была свободна (Николай Второй, то есть младший, смылся из дома еще до начала матча). Определенно, футбол не так уж и бесполезен. Есть в нем некоторый шарм.
Встав на высокую шпильку, в алом струящемся платье, и прижимая локтем расшитую бисером театральную сумочку (теперь точно не ударю в грязь лицом), я потерла стакан.
- Белиссимо! Белиссимо! Фантастик! - заголосил Марио, как только я появилась, - Софи! Софи! Белиссимо! Поедем, скорей, в Монте-Карло! Шампанское! Игра! Это будет волшебная ночь!
- Никакой ночи, – охладила я пыл моего кавалера, - полтора часа, и домой.
- Как так? Как это может быть? В казино положено проводить всю ночь, а потом ехать на виллу, встречать там рассвет, дышать морем и кипарисами, смотреть пристально в глаза и обещать друг другу что-нибудь невероятно заманчивое! Нет, Софи! Полтора часа – это невозможно! Ну, пожалуйста, Софи!
Я была непреклонна, и мой расстроенный спутник поторопился, так как время нашего свидания утекало без какой бы то ни было пользы или, хотя бы, удовольствия.
Вот Вам рука, идемте в казино.
Там плещется янтарное вино.
Надеюсь, Вы танцуете фокстрот?
И в остальном, надеюсь, Вы все тот?
Затем искрился дымчатый хрусталь,
Во мраке наши встретились уста,
И привкус на губах вина Бордо,
И слово непонятное «пардон»...
Надо ли говорить, что до сих пор мне не приходилось не то, чтобы играть в казино, я в них даже ни разу и не бывала; никакого беспокойства это обстоятельство не причиняло вследствие явной опытности кавалера. А может, просто из-за свойственной мне беспечности и крайнего легкомыслия. Сначала я непрерывно оглядывала разнаряженных посетительниц, пытаясь понять, не сильно ли проигрывает мое самодельное платье произведениям французских и итальянских кутюрье, а потом, глянув в в большое зеркало, согласилась с Марио: вполне себе и «белиссимо» и «фантастик». После третьего бокала шампанского показалось, что даже лучше, чем «белиссимо», а после пятого я не замечала ничего, кроме игры. Играли в рулетку. Я увлеклась; выигрывала, проигрывала, мелькали фишки, немолодая женщина-крупье управлялась с ними ловчее карточного шулера. Неиссякающее шампанское дарило легкость восприятия и кураж. Но только до поры. И как только она, пора, наступила, я сгребла выигрыш, высыпала его в руки кавалеру, и объявила, что надо возвращаться. Марио заламывал руки и прямо тут же, у рулеточного стола порывался встать на колени; объясняя, что вот только фарт попер, и прерывать игру в такой момент может только конченый неудачник, не заботящийся ни о своем, ни о чужом будущем. Поскольку будущее моего случайного спутника волновало меня значительно меньше, чем мое (а мое ближайшее будущее в случае позднего прихода можно назвать одним коротким словом «скандал»), я не стала испытывать судьбу.
Дома все было точно так, как и до моей волшебной прогулки: футболисты носились по траве, невыносимо орали болельщики; их вопли перекрывали неостроумные замечания комментатора. Николай Первый спал, Николай Второй где-то шлялся. Я переоделась в халатик и разбудила любимого. Он задал опасный вопрос: « - Какой счет? Кто забил?» Мне ничего не оставалось, как притвориться слабоумной: « - Эээ… Забил? А! Мужчина забил! В форме такой, футбольной» « - Как же плохо ты еще разбираешься в футболе», - огорчился муж, - « - Как много упущено, как много надо наверстывать!» Мы условились продолжить завтра мое посвящение в футбол, и отправились спать. Всю ночь у меня перед глазами мелькали разноцветные фишки, зеленое сукно сменялось сверкающей алой материей, мерещился вкус холодного шампанского и запах кипарисов.
продолжение будет
)