– Нет, – ответил я.
Он протянул мне руку.
– Мне тоже не нравится.
На эту поездку я возлагал большие надежды, начитавшись восторженных рассказов и насмотревшись многочисленных фотографий. Но шесть дней, проведенных в Гаване, оставили настолько неоднозначное впечатление, что я долго не знал, что сказать про поездку – что она удалась или что она была отвратительна.
Часть первая. Пессимистическая
Перед поездкой моя знакомая, прожившая на Кубе много лет, предупредила, что кубинцы народ ушлый, и с ними надо быть настороже. После первого знакомства с жителями Гаваны мне показалось, что ушлые – слишком лестная характеристика для них. Поначалу я бы сказал, что кубинцы просто поганые люди. Не все, конечно, но моя личная статистика первых дней была просто катастрофическая. Ни в одной стране, кроме Марокко, я не видел такого скотского отношения к иностранцу. Говорят, что в Эфиопии еще хуже. Не был, не знаю.
За время жизни в Аргентине я привык к взаимному уважению, к тому, что можно не бояться разводов и обмана, что если тебе помогают, то делают это искренне. Куба мне очень быстро напомнила, что бывает иначе. Основная задача кубинцев – надрать туриста. Не обмануть, не развести, а именно надрать грубо и беспардонно, любым способом.
– Проходи амиго, сфоткай эту живописную помойку.
За созерцанием помойки следует агрессивное выпрашивание чаевых. Причем чувак свято уверен, что я ему должен платить, поскольку он показал пальцем на то, что я и сам прекрасно видел.
– Сфотографируй мою семью – призывает подойти меня поближе житель столицы. Из полуразрушенного дома вываливает целая толпа родственников и лыбятся в камеру, после чего все выстраиваются в очередь с протянутой рукой за гонораром.
– Какие деньги? Вы сами меня позвали фотографироваться!
Все многочисленные родственники возмущены поведением наглого иностранца, который обманул бедных кубинцев и сфотографировал их бесплатно. Мне во след долго несутся проклятия.
Ловлю велотакси, спрашиваю, сколько будет стоить доехать до нужного места. Ехать 5 минут.
– 20 песо.
– Национальных?
– Конечно.
По прибытии выясняется, что таксист имел ввиду 20 кук. Я ему напоминаю, что мы говорили про национальные песо. 20 кук – месячная зарплата инженера-электрика.
– Кук и есть национальное песо – врет он мне в глаза.
Я оставляю ему оговоренную сумму и собираюсь уйти. Поганец начинает орать на всю улицу, что я его обокрал. Собирается толпа сочувствующих. Все прекрасно понимают, что он врет, но бурно его поддерживают. В их глазах он герой. Таксист заявляет, что позовет полицию. Я соглашаюсь, готов даже сам их позвать. Услышав это, он тут же линяет, запихав в карман деньги. Толпа быстро разбегается в разные стороны – все жутко боятся проблем с полицией.
Вернувшись домой, спрашиваю у хозяйки касы, сколько должен был дать таксисту?
– 20 песо.
– Национальных?
– Конечно.
Если бы проводился чемпионат, кто больше и изощреннее будет жаловаться на жизнь, то кубинцы заняли бы на нем все призовые места. Жалуются все – от хозяйки касы до случайных прохожих. Любое знакомство в Гаване заканчивается выпрашиванием денег. Чаще всего просят на содержание больных родственников и многочисленных детей.
– Что делать? Как жить? У меня маленький ребенок, отец нас бросил, нечем платить за жилье. Не может ли добрый сеньер помочь бедной женщине? – говорит мне случайная знакомая на улице.
– Нас четверо детей в семье, младшей сестре полтора года, очень хочу купить ей печенье, но не на что. Пожалейте бедного ребенка! И т.д.
Бывали и более оригинальные варианты. Например, плохо пахнущий молодой человек на малкеоне, обтирает об штаны руки после поедания чего-то малоаппетитного, и широко улыбаясь, протягивает мне сальную пятерню.
– Ола амиго! Я студент литературного института. Хочу купить книгу Пабло Неруды, но она стоит 15 песо, а у меня только 13. Не хочешь поддержать материально латиноамериканскую литературу?
– Тамбовский волк тебе амиго. Ты уже десятый за последний час, кто просит у меня денег.
– Ок, ну подари хотя бы ручку бедному студенту…
......
Центр Гаваны очень красив.
Гавана могла бы быть самым красивым городом в Латинской Америке, но увы, она стала декорацией апокалипсиса и полнейшей деградации.
Нормальное состояние для кубинца – ничего не делать, сидеть в кресле-качалке и жаловаться на жизнь.
Давно я не видел такое количество алкашей на улице. Я вообще в Латинской Америке не припомню алкашей. Бомжей полно, алкашей нет.
Вся старая Гавана, кроме туристического центра – мусор и разруха. Разруха, безусловно, колоритная, но только для фото. В новой Гаване и в Ведадо лучше, в Мирамаре, где живут иностранцы и новые кубинцы, еще приличнее, но разрухи и тут полно. Весь мусор выбрасывается там же, где он производится. Выпил пива – выбросил банку в окно машины, или в волны с малекона. Мои попытки найти урну воспринимались как проявления слабоумия.
В завершение картины: над городом дымит факел нефтеперерабатывающего завода.
В первый же день пребывания в Гаване я попал в полицию. По дороге на площадь Революции сфотографировал отражение в зеркале одного из многочисленных мотоциклов, припаркованных на улице. Тут же ко мне подбежали полицейские, начали махать руками и кричать, что съемка тут запрещена.
– Почему я не могу фотографировать старые мотоциклы, больше напоминающие металлолом?
– Это военный объект, – сообщили мне полицейские, распухая от чувства собственной значимости.
Доблестные стражи порядка окружили меня, чтобы я не сбежал, и вызвали патрульную машину. Два других стража из патрульной машины долго составляли какие-то документы, после чего отвезли меня в участок и сдали очередным стражам, которые сидели перед единственным в участке компьютером и тыкали неловкими пальцами в клавиатуру, рассматривая какую-то порнуху. Порнуха оказалась интереснее, и меня после непродолжительного разговора отпустили, чтобы я им не мешал охранять завоевания революции.
Вторая история с полицией была еще более неприятная. Зайдя вечером в ресторан поужинать, я разговорится с парой молодых кубинцев за соседним столом. Они подсели ко мне. Редкий случай, когда у меня ничего не выпрашивали и не жаловались на жизнь. Омар – так звали парня, интересовался русскими шахматистами и рассказывал про бейсбол на Кубе.
Неожиданно в ресторан заявляется полицейский патруль и направляется к нам. Следует наезд на моих новых знакомых, что они проводят время с иностранцем, то есть со мной. Мало того, как оказалось, ребята из провинции Пинар дель Рио, а провинциалам находиться в столице без специального разрешения нельзя («остров свободы», ага).
Один из полицейских намекает, что можно разойтись миром за определенную сумму денег, но тут появляется какой-то их начальник, и все блюстители порядка, наложив в штаны от страха, становятся несговорчивыми. Ребят забирают в участок.
Я очень огорчен случившимся, поскольку их фактически загребли из-за меня. У выхода из ресторана дежурит таксист, который говорит, что знает куда их повезли и может помочь поговорить с ментами. Едем в участок, я остаюсь в машине, чтобы не мозолить глаза, водила идет внутрь сказать, что он родственник арестованных. Возвращается и рассказывает, что их обрабатывают по полной программе, и им грозят серьезные неприятности, вплоть до тюремного срока за связи с иностранцами. Но, он договорился с полицейским, который их оформляет, и тот за 40 кук составит протокол так, что их оштрафуют только за пребывание в столице без разрешения, и завтра утром выпустят. У меня закрадываются подозрения, что он врет. Я даю водиле ручку и бумагу и прошу, чтобы Омар мне сам описал на бумаге всю ситуацию, и написал как меня зовут и откуда я. Омар это знает, а таксист, разумеется, нет. Тот уходит и приносит каракули, разобрать которые невозможно. Объясняет это тем, что ребята очень нервничают, но очень благодарны мне, что я пытаюсь им помочь. Что-то тут не чисто...
Я решаюсь сходить сам в полицию, чтобы посмотреть, что происходит. Патруль, который привез Омара и Марию, уже уехал, можно идти без опаски навредить ребятам – в полиции никто не знает, что их арестовали из-за меня.
Захожу в участок и говорю, что у меня украли камеру. Видно, что полиции со мной совершенно не хочется возиться, и они стараются от меня избавиться. Но я настойчив, мне важно попасть внутрь. Они просят подождать снаружи, пока кто-то из следователей освободится. После долгого ожидания у входа в участок, я вижу моих знакомых, выходящих наружу. Подождав, когда они отойдут от участка, догоняю их. Омар с Марией удивлены моему появлению. С таксистом они не общались, про 40 кук слышат впервые, и никаких записок мне не передавали. Им выписали штраф за нарушение паспортного режима и отпустили.
Я возвращаюсь к таксисту. Тот улыбается, и говорит, что хотел пошутить. Еле сдерживаюсь, чтобы не дать ему в глаз, поскольку мы находимся около здания полиции. Когда я сказал ему все, что я о нем думаю и развернулся, чтобы уйти, мне вдогонку полетел возмущенный вопль:
– Эй! Ты мне должен 20 кук за то, что я с тобой тут время потерял!
Но история и на этом не заканчивается. Омар и Мария меня долго благодарят за участие в их судьбе. Говорят, что они мало знают таких хороших людей, что все кубинцы, особенно полиция и таксисты – мерзкие типы, и что от них надо держаться подальше. Далее следуют жалобы на жизнь, и… выпрашивание денег на оплату штрафа, который им выписали в полиции. Занавес.
На второй день пребывания в Гаване я достал из памяти весь запас испанских ругательств и щедро раздавал их направо и налево в ответ на бесконечные майфренд, вераюфром и вандоллар. На третий день уже хотелось сразу бить в ответ на любое обращение в мой адрес. А на четвертый я нашел форму комфортного пребывания в городе – на глаза темные очки, в уши музыку, и Гавана наполнилась глухонемыми. Даже стало забавно наблюдать эту бесконечную пантомиму. Плюс я уже знал самые проблемные места и обходил их стороной. Как только я свел общение с местными к нулю, Гавана мне стала нравиться.
