В сентябре мы въехали в наше новое жилище. Два этажа занимали студенческие квартиры, их снимали либо молодые семьи, либо куча молодежи вскладчину – все учащиеся Сорбонны. На одном этаже жила даже семья профессора с факультета философии. Трущобы, конечно, не отличались красотой – бетонные, серые, но при этом на удивление просторные. Нам вполне хватило места, и даже организовалась полноценная детская комната.
Увы, остальные этажи и дома вокруг занимала не такая возвышенная публика.
Вечерами наши восточные соседи громко слушали арабо-французский рэп (истинное наслаждение для гурманов от музыки), выясняли, кто кому должен денег, кто где что удачно украл, хвастались стычками с полицией, и бесконечно обсуждали межличностные отношения внутри своей компании. Люди эти, однако, не были лишены талантов. Они регулярно разрисовывали стены окрестных домов, закрашивали и вновь разрисовывали, очевидно, стремясь к художественному совершенству. Я твердо верю, что где-то среди них есть французский Бэнкси, пройдет время, и он проявит себя, если, конечно, не получит срок за налет на лотерейную лавку или Apple Store.
Конечно, мы волновались, что живем в такой вот резервации – несколько десятков студентов среди активных и политически просвещенных «новых» французов. Это был их район, и за те несколько месяцев, что мы прожили в своеобразном гетто, я не видела ни одной полицейской машины поблизости.
Но общие беды и радости сближают людей, и я решила, что не торчать же мне дома, как в тюрьме, боясь высунуть свою белую физиономию из окна. Да и с Даниэлем необходимо гулять, необходимо узнавать, где тут поблизости хорошие овощные и фруктовые лавки, и где купить, в конце концов, багет? С этим мне могли помочь только в одном месте – на детской площадке.
Там я познакомилась с несколькими местными женщинами и их детишками, мы неплохо побеседовали, обсудили вред дуду, посплетничали про французов, и когда они поняли, что мы ничуть их не чураемся, не задираем нос и не делим людей по сортам, как какие-нибудь яблоки на рынке, то атмосфера сразу же потеплела. Особенно у них вызвал понимание и сочувствие тот факт, что Лоран вот так внезапно потерял работу. Это было знакомо любой афро- и арабо-французской женщине, мужья которых годами сидели на пособиях, и их единственный шанс легально увеличить доход семьи – это родить еще одного ребенка. Буквально на другой день наши новые соседки стали разрывать меня приглашениями в гости. Mon Dieu, а какой они готовили кус-кус! Запах носился по всем окрестным улицам. Такого вкусного кус-куса я больше нигде не ела. Вот и появились знакомые в округе, стало не так волнительно выходить на улицу, так как их старшие дети уже знали нашу семью. А я узнала, в какой лавке покупать продукты, правда, вместо багета на нашем столе теперь царствовала пита. Но мы ее полюбили всем сердцем).
Лоран же продолжал рассылать резюме, и пока он был дома, то взял на себя обязанности домохозяина. С этим во Франции нет никаких проблем. Французские мужчины не страшатся домашних обязанностей, и приготовить ужин, поменять памперс или убрать квартиру для них обычное дело. Лоран отлично справлялся, и я могла быть спокойна, что Даниэль будет сыт, чист, свеж и весел.
Я же вышла на работу после декрета. В первый же день на своем рабочем месте я увидела новенького администратора. Ну, приплыли! Внутри меня, конечно, все заклокотало от такой несправедливости, хотелось упасть на колени и вскричать: «Доколе! Какие еще испытания готовит нам судьба?». Но я всегда стараюсь не действовать сгоряча, а хотя бы посчитать до 10 и спокойно выяснить, в чем дело. Новенькая отвела меня в кабинет мадам Беркони, где та осчастливила меня новостью, что за время моего отпуска и декрета один из ее кураторов уехал в США, и на освободившееся место начальница решила продвинуть именно меня, а не искать кандидата с улицы. Какое счастье, тода раба!
Я получила повышение и была без ума от радости. Ведь куратор – это не только невероятно интересная и хорошо оплачиваемая работа, но и свободный рабочий график. Нет нужды каждый день появляться в галерее, нет нужды работать с документами до поздней ночи. Теперь это все будет делать новый администратор. Мои обязанности – продумывать и готовить новые выставки в галерее, сотрудничать с художниками и коллекционерами. Для этого достаточно интернета и несколько рандеву в месяц. Я была очень благодарна своей начальнице и с усердием взялась выполнять новые обязанности.

Современное искусство в Париже
Так мы крутились пару месяцев, занимались воспитанием Даниэля, моей учебой и работой, и поиском места для Лорана. Во Франции никого не удивишь, если поиски затянутся на несколько месяцев, или даже на год. Поэтому мысленно мы настраивались, что наше непростое время продлится еще всю зиму, а надеялись, конечно, на лучшее. Но в конце осени Лоран увидел вакансию одного телеканала. Он идеально подходил им, и, не раздумывая, отправил резюме. Пришло приглашение. Затем три собеседования. Затем еще одно рандеву с Большим Боссом. И вот Лоран получил прекрасное место, которое соответствовало его представлениям об идеальной работе. Да и годовая зарплата нас воодушевила на поиск приличного жилья.
А жизнь-то наладилась! – подумали мы, и засели на сайты по недвижимости в Париже. Довольно скоро (были бы возможности, а варианты есть всегда) мы отыскали прекрасное жилье в нашем любимом 9 округе, и вернулись практически туда, где началась наша совместная жизнь, - на соседнюю улицу. Однако эта квартира была побольше и посветлей, а в гостиной, совмещенной с кухней имелся камин. Не действующий, но все же камин!
Встала новая проблема – как быть с Даниэлем. Конечно, Лорану не было необходимости ходить в офис каждый день, но работа тележурналиста - непредсказуемая вещь. Его могли вызвать в любой момент, и даже отправить в другой город. Отдавать полугодовалого малыша в ясли – этот вариант мы даже не рассматривали. Нанимать няню? Я не доверяла няням, тем более с французским взглядом на воспитание детей. В доме сразу же появилась бы дуду, и мультфильмы с утра до вечера по ТВ.
Поэтому в Сорбонне я оформила «свободное посещение». Это означало, что некоторые предметы мне разрешалось посещать в свободной форме (то есть, буквально – обучаться на дому и приходить лишь на семинары), а на остальные лекции я могла взять сына с собой. И это тоже вполне нормально. Многие молодые мамы, не имея возможности устроить ребенка в ясли или финансово не тянувшие филиппинскую няню, сидели на лекциях с крохами. Лекторы не обращали на это никакого внимания. Если ребенок плакал, разрешалось выйти из аудитории, и профессор ни в коем случае не нервничал и не делал замечаний.
К концу первого семестра моего второго года обучения в Сорбонне нас на курсе осталось человек 70, не больше. И некоторые студентки иногда приводили своих детей с собой. Французские детки очень послушные, и редко капризничают. И мы с Даниэлем присоединились к этому меньшинству учащихся мам.

Альма-матер)
Вообще во Франции удивительное отношение к воспитанию детей. С одной стороны, эта жуткая система социального воспитания, о которой я уже упоминала, то есть фактически малыша воспитывают не родители, а специально обученные люди – в яслях, в эколь матернель (детский сад), далее – школы, лицеи и колледжи. С трех месяцев малыша можно отдать «по этапу», и видеть его по выходным. В выходные дни «воспитывающих заведений» (а это не суббота и воскресенье, а среда и воскресенье) французские родители устраивают для своих чад праздники с посещением развлекательных центров, прогулки, зоопарки, пикники, поэтому у детей вырабатывается логическая связь «родители – праздник». Детки с детства с обожанием относятся к родителям, но главная часть их жизни проходит именно в эколь. А там уж как повезет с воспитателем.
Кружки, секции и дополнительные школы, куда так любят отдавать детей российские родители, во Франции не популярны (например, меня водили в музыкалку, кружок мягкой игрушки, на фигурное катание, танцы и, наверное, еще куда-то, уже не помню, - всё это благодаря неуемной энергии моей бабушки). Считается, что ребенок все получает в эколь, и этого достаточно. Конечно, есть исключения, и моя парижская подруга водит своих сыновей в класс скрипки, но это потому, что преподаватель музыки в эколь обратил ее внимание на то, что у ее детишек есть соответствующие способности. Не обратил бы – не было бы и скрипки.
Во Франции главной составляющей семьи считаются именно родители, то есть те двое, которые пожелали эту семью создать. А кто там у них в процессе получился, это уже второстепенно, и приоритет внутрисемейных отношений – это папа и мама. Как удобно папе и маме, так и будет. А дети должны уж приспособиться, пока не уехали после получения бакалавра из дома.
Но при этом детей ни в коем случае не воспринимают как вещь. Это с грудничкового возраста самостоятельная личность, адекватная, разумная и интересная. С детьми общаются как с равными и взрослыми. Интересуются их делами, вроде:
- И как ты сегодня поработал в эколь? Ты прочел «Маленького Принца»? Не хочешь обсудить?
Взрослые с серьезным видом (им действительно любопытно) обсуждают прочитанные книги с детьми, рефлексируют (это любимое занятие французов после еды, питья и секса) по поводу просмотренных мультфильмов или детских передач. Дети с ранних лет имеют на все свое мнение. Если же они не хотят обсуждать что-либо, не хотят что-либо делать – их не будут заставлять ни при каких обстоятельствах, не будут кричать, не будут наказывать. Не хочешь, что ж, твое право. Но когда папа не захочет с тобой читать, а захочет выпить вина или пообщаться с мамой, будь добр уважь и его желания, и не мешай. Дети это понимают, поэтому никогда не перебивают взрослых, умеют себя вести в гостях, в ресторанах, в общественных местах.
Но присутствует и обратная сторона. Есть такая относительно недавно изданная книга Bringing Up Bebe, в России ее перевели как «Французские дети не плюются едой», написала ее американка, живущая в Париже. Я читала это произведение в прошлом году, когда оно только появилось в парижских магазинах. Автор от восхищения французскими методами воспитания детей рассыпается в комплиментах французам буквально в каждом абзаце своего сочинения. А я вот не согласна. Мне многое не нравится.
Во-первых, вот эта разобщенность в отношениях, когда твоим ребенком фактически занимаются целыми днями чужие люди, и от них почти полностью зависит, какой человек получится. Во-вторых, это поголовное увлечение дуду. Что такое дуду? Дуду – это такая игрушка, которая покупается малышу в самом раннем возрасте. Даже не игрушка, а маленькая тряпочка разных цветов. Сейчас дуду делают с головами животных, но традиционно это именно кусочек тряпочки вроде кукольного одеяльца. Для малыша дуду – это, прежде всего, ассоциация с домом, с родителями, потому что эта та первая вещь, которую ему дарят, которая пахнет домом и семьей. Детям разрешено брать дуду в эколь, в ясли, и они используют его как стрессосниматель. Теребят в ручках, сосут, плачут в дуду, когда им плохо. Со временем дуду превращается в грязный комок, обслюнявленный и замусоленный, но крепко любимый ребенком.
Есть детки, которые до 7-8 лет никак не могут расстаться с дуду, для них это психологически тяжело. Есть мнение, что дуду – своего рода заменитель образа матери, как бы ее часть, с которой малыш не расстается, так как собственно живую маму видит не часто. Жуткое дело! Дуду – это не любимый Чебурашка, детки в нее не играют, она именно выполняет функции «подушки для плача», или для придания уверенности в незнакомой обстановке, детки засыпают только в обнимку с дуду. Я видела французских деток с этими дуду, и для своего сына я категорически отказалась ее покупать. Она оказалась нам и не нужна, потому что с Даниэлем всегда кто-то рядом, либо я, либо папа. Хотя Лоран, конечно, первое время настаивал на покупке дуду, мол, «у всех детей это есть, а у нашего нет!», но у этих детей нет возможности быть с родителями, а у нашего есть.
Еще один нюанс, который был затронут и в книге, - это то, как рано французские дети учатся спать ночью и без родителей. У кого есть детки, те меня поймут, что это действительно переломный момент и счастье для уставших пап-мам, когда малыш, наконец-то, спит ночами, и желательно в своей кроватке, а не на родительском ложе.
Во Франции к этой проблеме давно найден простой подход. На ночь малютку (в 2-3 месяца) последний раз кормят и кладут спать в свою комнату, закрывают поплотнее дверь, и не появляются до самого утра. Плачет ли малыш, потому что испачкался памперс, или он проголодался, или что-то потревожило – не важно. Никто не придет. Так малыш учиться спать ночами и не проситься в родительскую спальню. Крепкий сон матери и отца важнее его «капризов». Ну, плюсы в таком подходе очевидны, а как же минусы? Ранний стресс для малыша, отсутствие матери, нет чувства защищенности. Да и как быть с родительским инстинктом? Я вот бы не смогла спать, зная, что в соседней комнате надрывается от плача мой ребенок. Мы с Лораном постепенно приучали Даниэля спать ночами, пусть мы не можем похвалиться тем, что в 3-4 месяца он спал всю ночь напролет (как это бывает у французских мам), но к 7 месяцам мы этого добились без травмирования детской психики.
В общем, французская методика воспитания детей у меня такого восхищения не вызывает, как у Памелы Друкерман, есть у нее и недостатки и достоинства. И я не хотела бы узнавать новости о своем сыне от воспитательницы, и быть для него чем-то вроде розовой тряпки с пришитой к ней головой жирафа.
Однако, самостоятельность французских детей меня впечатляет, как впечатляет их способность рассуждать, не капризничать и быть вежливыми.
Еще во время ожидания появления Даниэля мы с Лораном решили, что будем растить его билингвом. Лоран особо в изучении моего родного языка не продвинулся, кроме его коронного слова «да», он успел, конечно, выучить несколько фраз и слов, но дальше дело встало, скорее, по ненадобности. С Даниэлем мы решили не упускать этот момент. Хотя меня предупреждали знакомые, что дело может не пойти, ведь кроме меня, ему не с кем говорить по-русски, и действительно, когда ему было 2 с небольшим года, начался какой-то период «неприятия». Сын категорически отказывался общаться по-русски, ему было легче говорить на французском, однако, помогли русские сказки, которые я обещала рассказывать только на языке оригинала). Недавно Даниэлю исполнилось три года, и он одинаково отлично владеет двумя языками. Надеюсь, что и дальше его интерес не угаснет. А то с кем же мне обсуждать невероятные приключения Винни-пуха или домовенка Кузю??
В целом, наверное, мне очень повезло, так как Даниэль с детства – достаточно спокойный малыш, и на лекциях (а мы посещали 2-3 раза в неделю по 1-2 лекции) он вел себя хорошо, ни разу не расплакавшись. Под пламенные речи профессоров об исламском искусстве или древнекитайской керамике сынок посапывал рядом на зависть всем окружающим его взрослым.
Спасибо за внимание и сочувствие!
Продолжение следует…