Хорватия на своей машине, лето 2013 (ахтунг, много фото, трафик)

[kukucapolj]

У меня есть один большой недостаток - я не умею писать коротко, а тем более - о Хорватии. Это очень особенная для меня страна, и отчёт о прошлогодней поездке уже перевалил за 15 частей, и я понимаю, что если сейчас я не положу хотя бы начало публикации здесь - то потом уже точно не соберусь.
Как обычно, для форума Винского обрезано около половины фото из исходного варианта отчёта, но всё равно осталось чуть больше, чем до фига. Как обычно, за фотографии спасибо жене. Она тоже немного в шоке от результирующего объёма. Как обычно, в отчёте почти нет полезной информации и читать его в целях почерпнуть что-то кроме эмоций точно не стоит.
И как обычно, отчёт о Хорватии начинается совсем не с Хорватии.

[kukucapolj]

Выспаться перед поездкой — это точно не про нас.

Запланировав выезд на 4 часа ночи мы, конечно же, добросовестно пытались заснуть, пока хватало силы воли, но в итоге сдались и выехали в половине второго. Невозможно спать, когда зовёт дорога — долгая и во многом трудная, но оттого не менее нами любимая.

Спящая Москва осталась позади, извилистая российская М1, продольный и поперечный профиль которой проектировал нетрезвый цирковой слон Вениамин, незаметно переходит в белорусскую М1 — прямую и ровную, ночь сменяется днём и после полудня мы попадаем в Польшу. Здесь дороги снова становятся другими, внезапными, как и сама Польша — петляющая однополоска переходит в современный автобан, который снова становится однополоской, и так до бесконечности. Дороги увлекают нас за собой, в них есть манящая неопределённость — ведь мы никогда не знаем, куда они приведут нас. Только совсем начинающий и неопытный путешественник может думать о дороге, как о чём-то, что связывает точки А и Б; на самом же деле дорога — это загадка, ответ на которую каждый раз разный, даже если едешь одним и тем же маршрутом. В прошлом году мы проезжали вот по этой же самой дороге — а сейчас она обрывается снятым асфальтом, строительной техникой и знаком «объезд», не указывающим никакого определённого направления; а вот здесь позапрошлым летом мы ехали со скоростью 15 км/ч, опасаясь лишиться подвески — а сейчас тут новый асфальт и освещение. А вон на том столбе в начале прошлой осени мы видели аиста, и сейчас видим его же — присмотрелись, а он пенопластовый. Интересно, зачем пенопластовый аист на столбе, если вокруг сотни настоящих? Загадка. Очередная загадка дороги.

В начале нашей карьеры автопутешественников мы рассматривали маршрут как план, а отклонение от него — как отклонение от плана и, следовательно, нежелательное событие. Сейчас всё, что осталось от маршрута — это начальный и конечный пункты, да пара промежуточных на дальних перегонах, и те не считаются обязательными. Приедем — посмотрим, будет время и желание — остановимся, нет — так поедем дальше. Все прикидки ориентировочны, а любой план во время поездки начинается со слова «если» — ведь ты никогда не знаешь, куда и когда приведёт тебя дорога.

Небольшое польское село, на въезде стоит знак — Radio «Maria», частота такая-то. Ну-ка, интересно, что там передают на сельской радиостанции — про всхожесть культур и цены на солярку? Включаем и внезапно погружаемся в мрачную и таинственную атмосферу. По радио ксендз ведёт католическую службу в прямом эфире — из костёла, который мы прямо сейчас проезжаем; на остроконечной верхушке здания — крест, который кажется длиннее чем надо из-за закреплённой на нём передающей антенны. Воскресенье, первая половина дня — на улицах ни души, ни одной машины, всё село — на службе, которую мы слышим в своём чудодейственном FM-приёмнике. Это был самый атмосферный проезд через отдельно взятый населённый пункт на нашей путешественнической памяти.

К вечеру приезжаем в современно выглядящий и довольно крупный город то ли Ряшев, то ли Жешув — обожаю эту польскую фонетику, когда одна половина языка произносит один звук, а вторая половина — другой. Располагаемся ни много ни мало в отеле Хилтон — снова букинг сделал нам предложение, от которого мы не смогли отказаться. Отель отличный, а еда — так и просто восхитительна, особенно после 18 часов дороги. Мы могли бы успеть прогуляться по старой части города, но не представляли, где она, да и устали порядком — пошли в номер, ограбили мини-бар и легли спать — ведь завтра снова в дорогу.









Перед выездом в путешествие заснуть решительно невозможно, а вот после дня дороги — запросто, даже если предстоит ещё день дороги. И дело здесь не в усталости — в четыре руки можно запросто ехать без остановки больше суток; но перед выездом в путешествие ты чувствуешь голод, похожий, наверное, на голод вампира или зомби — необъяснимую пустоту в несуществующем внутреннем органе, которую нужно чем-то заполнить, иначе невозможно ни спать, ни есть, ни вообще ничего не возможно. А на исходе первого дня ты сыт, и легко засыпаешь с блаженной улыбкой на лице, зная, что завтра будет ещё достаточно пищи для твоего не описанного наукой внутреннего органа.

Мы прощаемся с Жешувом, или с Ряшевым, проезжая прямо через его исторический центр — тысяча чертей, он был в пятнадцати минутах ходьбы от отеля! Но решаем не останавливаться — мы знаем, что сюда мы вернёмся ещё не раз, а пока у нас впереди есть довольно редкое для нас явление — обязательная остановка на маршруте. Старый должок, который давно пора отдать.

Польско-словацкий погранпереход оборудован так, будто державы раньше находились в состоянии вооружённого до зубов нейтралитета — проезд ниже основного уровня дороги с контрольным пунктом над ней. Достаточно одного небольшого взрыва — и дорогу завалит напрочь, ни один танк не пройдёт. Странно, возможно, я упустил какой-то фрагмент современной истории славянских народов. Переход давно заброшен и выглядит из-за этого ещё более устрашающим — работает только пункт оплаты дорог. В окошке сидит тётенька, которая говорит на всех языках мира, и продаёт виньетки трёх стран за любую европейскую валюту — и почему-то напоминает мне антиутопические фильмы про будущее с продавцами имплантов на чёрном рынке.

Польские надписи сменяются словацкими надписями; неподготовленный человек вряд ли это заметит, но у меня текут слёзы умиления при взгляде на них. Словацкий алфавит — самый ужасающий алфавит из всех славянских. В нём 46 букв (точнее, графем — у них там ещё диграфы затесались), обозначающих прикольные звуки, типа «длинный L» или «звонкий Ч». Прекрасный язык.

И вот — город Кошице. Наш старый знакомый, наш старый должок. В прошлый раз мы попали сюда поздно ночью, предварительно отстояв на польской границе 8 часов, пробив колесо, погнув диск и потеряв время в пробке. Наша машина была единственной на улицах этого города, где у нас была отмечена на всякий случай достопримечательность — готический собор святой Елизаветы Венгерской. Терять нам тогда было нечего, улицы были пусты, и я зарулил к собору. Я остановил машину поперёк узкой проезжей части, на которой всё равно не было не души, и, слегка пошатываясь от усталости и неимоверного нервного истощения, вышел и несколько минут смотрел на это величественное сооружение на фоне ночного неба. Жена вымоталась ещё сильнее моего, и индифферентно посмотрела на собор через лобовое стекло. И не сфотографировала его. Представляете? Не сфотографировала. Совсем. Даже на телефон.

Этот долг можно было отдать только одним способом, и вот мы паркуемся на порядком забитой парковке перед тем же собором — но на сей раз белым днём и в весьма приподнятом настроении. Жена достала фотоаппарат и мы обошли собор, фотографируя его с каждой возможной стороны; а после того, как это было сделано, я остановился примерно на том же месте, что и в прошлый раз, и ещё раз взглянул на величественное сооружение. «В расчёте?» — молча спросил я у собора. «В расчёте», — молча ответило мне древнее здание. Я облегчённо вздохнул, махнул ему рукой на прощание, и мы поехали в Будапешт.



Венгерские дороги, как и любые дороги отдельно взятой страны, имеют свою специфику. Долгое и медленное шоссе от границы до автобана, а на самом автобане — всеобщее несоблюдение дистанции и некоторых других общечеловеческих норм. Венгрия — прекрасная страна, но полностью избавиться от пережитков соцлагеря ей пока не удалось.

В Будапеште мы остановились в самом центре Пешта в отеле одной из наших самых любимых сетей Mercure. Все ведь знают, что Будапешт состоит из Буды и Пешта, правда? Ну, кто не знает — в Википедии всё написано. В Будапеште мы планировали пробыть две ночи, чего, по нашим представлениям, было достаточно для поверхностного знакомства с городом, а большего нам и не требовалось. Прошлое наше знакомство с Будапештом состоялось в двухчасовой пробке на его объездной — в какой-то мере мы давали городу возможность реабилитироваться.

И город не подвёл. Наверное, мы оба ожидали от него чего-то большего, какого-то откровения, но после Дрездена, Кракова и Флоренции — вряд ли какая-то европейская столица удивит нас, ведь мы знаем, что главное обаяние — не в столицах. Столица — лицо страны, её показушная часть, и здесь Будапешт вполне укладывался в эту парадигму. Красивый старинный европейский город, во многом современный, в чём-то — старомодный и несомненно интересный; но бомжи на улицах, хамоватые водители и множество безэмоциональных граждан несколько портят впечатление. То тут, то там внезапно торчат уши Советского Союза — в отеле блокируют депозит на кредитной карте на случай, если ты сбежишь и за что-то не заплатишь, а надпись «сегодня фуникулёр не работает» является стандартной и означает, что кассир отошёл поесть на 15 минут, даром что за это время толпа туристов разочаровалась и пошла залезать наверх пешком. Но положительные впечатления всё равно перекрыли отрицательные. В какой-то момент мы залезли в автобус, в типичный советский «Икарус», к которому мы все привыкли настолько, что давно забыли, что их делают в Венгрии, и попытались объяснить водителю, что хотим проехать несколько остановок, и спросили, как нам оплатить проезд, на что водитель с широкой улыбкой на ломаном английском ответил, что прямо в автобусе проезд оплатить нельзя, поэтому езжайте так; где-то тут мы и поняли, что Будапешт — это всё-таки Европа, хотя пока и скорее окраина, чем центр.

Ещё одно большое, но лично моё впечатление от Будапешта — это венгерский язык. Те, кто читает наши отчёты, наверняка помнят мою особую любовь к финно-угорским языкам с их полутора десятками падежей и лексикой, не совместимой со здравым смыслом. Впервые мне пришлось провести столько времени среди угорских племён, и за это время я только укрепился во мнении, что в развитии этой языковой ветви что-то пошло очень не так. И по сей день по-венгерски я знаю только одно слово — «McDonalds». Причём уже даже внутри этого заведения творятся страшные вещи, ведь, заказав Kakukkfüves szürkemarha, ты не можешь быть уверен, что ты получишь в итоге.

Мы провели в Будапеште полтора световых дня. Мы поднялись на самую высокую точку, в очередной раз устроили мне пытку чёртовым колесом — я, несмотря на свою боязнь высоты, иногда соглашаюсь на это, но тут никто не предупреждал, что катать будут четыре круга, не давая слезть — и познакомились с вороной, которая любит фотографироваться. Мы смотрели с цепного моста на Дунай, и удивлялись тому, что он грязнее Москвы-реки — возможно, это к нашему приезду взбаламутили, я точно не знаю. Мы прогулялись по проспекту Андраши и ничего не поняли в этих ваших архитектурных изысках. Мы обошли всю Буду и понаблюдали за почётным караулом. Чёрт побери, как же мне жаль этих людей, которые часами независимо от погоды стоят и караулят фиг поймёшь что, хотя, конечно, сами виноваты. Я верю, что когда-нибудь человечество станет более цивилизованным и не будет превращать часть представителей своего рода в дрессированных обезьян. Мы даже успели посетить бункер времён второй мировой с соответствующей экспозицией — и я с удивлением обнаружил, что венгры, похоже, не испытывают по поводу своего участия в войне каких-то сильных эмоций, в отличие от немцев, например. Очень спокойная экспозиция чисто информационного плана — вот венгерский нацист пытает югославского солдата, а вот, значит, фото детей в концентрационном лагере. При этом всё это — в нейтральном тоне, не призывающем зрителя делать какие-то определённые выводы. Удивительная венгерская выдержка.





















































А следующим утром мы рассчитались с отелем, после чего нам было позволено забрать с его парковки машину, и покатили к первой главной цели нашего путешествия — к Загребу.

Любые неприятности в дороге должны, в полном соответствии с законом Мерфи, случаться в самый неподходящий момент; и я в напряжении ждал границы между Венгрией и Хорватией. Мы въезжали в Хорватию в первый день её членства в ЕС, что означало, что мы должны пройти только паспортный контроль и никакой таможни, и, тем не менее, я беспокоился. Готовы ли венгерские пограничники к смене генеральной линии партии? Готовы ли хорватские пограничники к смене курса своего Председателя?

Пограничный пост развеял мои сомнения. Венгерский пограничник взял наши паспорта, поставил в них штампы и с улыбкой сам понёс их молоденьким хорватским пограничницам — видимо, лишний повод пообщаться на этой скучной границе, где 99% машин с номерами ЕС и едут без контроля. Хорватки гордо поставили штамп нового образца, по стандарту ЕС, и мы въехали в нашу долгожданную Хорватию. Зелёные горы, красные крыши, так давно нами покинутые и вместе с тем такие знакомые — ведь я всё время вижу их во сне. Через пару-тройку часов мы будем в Загребе, а пока мы снова, как в первый раз, с открытыми ртами смотрим вокруг, опасаясь разрушить эту шаткую реальность, в которой мы снова находимся на нашей земле обетованной.

Странное чувство — мы выехали из дома, ехали три дня и приехали... домой.

[kukucapolj]

В Загребе мы провели месяц. Вообще-то это был не совсем месяц отдыха, скорее наоборот — месяц работы, но это не помешало нам знакомиться с городом и его окрестностями. Поэтому, если я буду излагать события последовательно, вряд ли кто-то прочтёт получившийся тридцатитомник; остаётся выхватывать самое яркое и запомнившееся, и посредством этого пытаться передать впечатление от города.

И для начала расскажу о месте, где мы остановились. Когда, листая ., я впервые наткнулся на него, я уже предвидел, какой будет реакция жены на мой вопрос: «Дорогая, не хочешь месяц пожить на чердаке?» Но, ловко увернувшись от летящей в голову кастрюли, я смог всё-таки изложить свои доводы и в итоге убедить свою вторую половину остановиться именно на этом варианте.

Наше жильё представляло собой целый этаж старинной виллы, расположенной в одном из самых древних районов Загреба — в Верхнем городе. Этаж был мансардным, что и побудило хозяйку написать в объявлении «сдаётся чердак виллы»; на деле же это оказалось полноценной трёхкомнатной квартирой с кондиционерами, посудомоечной машиной и всеми прочими прелестями цивилизации, которые только можно себе вообразить — а заплатили мы за неё ощутимо меньше, чем за какую-нибудь хрущёвку в подмосковье.

Хозяйку виллы звали Ива. Имя это не имеет ничего общего с деревом и является сокращением имени Ивана (ударение на первый слог) — женской формы славянского имени Иван. Ива несколько лет прожила в Великобритании и упорно отказывалась разговаривать со мной по-хорватски, предпочитая английский; впрочем, надо признаться, что по-английски я говорю значительно лучше, чем по-хорватски. Ива занимала один из этажей трёхэтажной виллы, на втором жила её сестра, а на последнем как раз и расположились мы.

Надо сказать, что слово «верхний» в названии района города следует понимать достаточно буквально. Загреб расположен у подножья горы Медведницы, а Верхний город немного заползает на её склон и находится выше всего остального Загреба. Проживание в этом районе имеет некоторую специфику — улицы имеют форму серпантина, а до ближайшего супермаркета рукой подать — всего двести метров... которые включают в себя лестницу — двести ступенек вниз, а потом, с покупками — двести ступенек вверх. Исторический центр города был от нас всего в пятнадцати минутах ходьбы — но тоже вверх-вниз, разумеется.

Примерно через пару дней мы поняли, что наша физическая форма требует некоторой доработки для комфортного существования в таких условиях, и решили заняться бегом. В первый день наших занятий мы зачем-то пробежали 8 километров — как водится, вверх-вниз, другого ландшафта у нас под рукой не было, но зато тот, который был, подходил для нашего занятия идеально: кусочек природного парка прямо посреди одноэтажной жилой застройки, где лишь изредка встречались собачники и такие же бегуны как мы. Пересекающая весь парк дорожка, по которой мы бегали, шла почти параллельно улице, на которой мы жили, но улица уходила вверх, а дорожка — вниз.

На второй день мы осилили 6 километров, а потом пришлось делать перерыв, ибо организм отказывался подчиняться съехавшему с катушек хозяину, который внезапно решил его подвергнуть жёсткой тренировке. Но, так или иначе, весь месяц нашего пребывания в Загребе мы бегали эти самые 8 километров — пусть и не каждый день, но в другие дни мы часто уставали от наших прогулок так, что, честное слово, лучше бы мы бегали. А после того, как мы прибегали домой, жена обычно говорила, что очень хочет свежих круассанов, и смотрела на меня большими глазами, какие бывают у голодных котиков, и я, конечно, сразу же за ними отправлялся — двести ступенек вниз, двести ступенек вверх.

Кстати, внизу располагались не только магазины. Там же были и другие интересные штуки, например, почта. Однажды вечером мы даже зашли туда — ну, нам надо было купить карту города, а мы знали, что в Европе они продаются на почте; дело осложнялось лишь поздним временем: отделение должно было закрыться где-то через пять минут. Я, честно говоря, не особо надеялся застать его открытым, но попытаться всё же стоило.

Конечно же, оно было открыто. Но это ещё не всё — милейшая женщина в окошке, продававшая нам карту, услышала мой ужасающий хорватский, поинтересовалась, откуда мы, и минут десять мы разговаривали о России, о расстояниях, о Евросоюзе и о прочих высоких материях. В итоге отделение закрылось несколько позже, чем должно было, а мы получили колоссальный культурный шок от столкновения с суровыми реалиями хорватской почты.





Если учесть наше удачное местоположение, не удивительно, что нашим любимым занятием стали прогулки по историческому центру Загреба. Здесь есть на что посмотреть — ведь поселения, слившиеся потом в единый город Загреб, были основаны ещё в 11-м веке. Центр просто напичкан всякими интересными историческими зданиями, а на главной площади, контрастируя с ними, возвышается "загребский небоскрёб" — аж целая шеснадцатиэтажка. На её крышу можно подняться на лифе и созерцать весь исторический центр с высоты полёта сытой и ленивой птицы.







































В этой поездке я, помимо всего прочего, должен был прикупить книг для совершенствования языка. Но тут была проблема, о которой я знал и до поры до времени старался не думать. Дело в том, что чтобы покупать в Хорватии книги, надо быть человеком довольно состоятельным и вместе с тем расточительным.

В Хорватии (я ещё раз подчеркну — во всей Хорватии, а не в столице) проживает 4,3 миллиона человек — это вчетверо меньше, чем в Москве. Книги здесь издаются малыми тиражами и денег стоят совершенно бешеных — причём если у вас есть шансы прикупить что-нибудь из художественной литературы за 600-1500 рублей, в зависимости от популярности, то специализированная литература — словари, справочники по грамматике и всё такое прочее — начинаются от 3000 рублей и растут до бесконечности в зависимости от редкости и востребованности издания.

Спасением для книжных червей являются довольно частые распродажи и многочисленные букинистические магазины, предлагающие огромный ассортимент книжного сэконд-хэнда.

Как-то раз в одном из книжных магазинов в самом центре Загреба я нашёл прекрасный сборник Дугласа Адамса на хорватском и немедленно возжелал его купить; это желание вылилось в долгий разговор с продавщицей на разнообразные темы — о России, о визовом режиме, о бюрократии, да и вообще о том, что всё хорошо не бывает, в особенности, почему-то, у славянских народов. Удивительное дело — я начинал каждый свой разговор с хорватами с фразы «я не очень хорошо говорю по-хорватски», а они начинали разговор со мной с того, что всеми силами пытались меня убедить, что я говорю по-хорватски всё-таки очень хорошо; при этом я постфактум прекрасно осознавал всё то нереальное количество грамматических ошибок, которые я совершил, произнося предложение только что. Мне кажется, что помимо первоочередных и очевидных причин — дружелюбия, учтивости и гостеприимства хорватов — этот феномен имеет под собой и некоторую лингвистическую подоплеку; в Хорватии, несмотря на её малую площадь и совершенно мизерное население, имеется богатейшее разнообразие диалектов. Жители Загреба с трудом понимают жителей Дубровника; что уж говорить о жителях почти семидесяти населённых островов Хорватии — они, прибыв на континент, и вовсе рискуют быть принятыми за иностранцев. Даже в соседних деревнях, удалённых друг от друга на десять километров, говорят на чуть различных языках.

Охота за книгами была одним из стимулов, двигавших нами, когда в выходные мы поехали на блошиный рынок. Загребский блошиный рынок — это то место, где можно купить всё за смешные деньги; главное — найти то, что тебе нужно, а это не так уж просто среди многочисленных прилавков, толпы покупателей и кучи продавцов, которые все как один говорят на загребском диалекте хорватского, с трудом понимаемом человеком, изучавшим литературный хорватский. Но нам повезло — я урвал потрёпанный толковый словарь хорватского языка примерно за пятую часть его реальной стоимости, а жена, конечно же, нашла множество винтажных югославских вещей — из серии «бесполезно, но зато ТАК радует!»





Есть ещё одна вещь, которая меня восхищает в Хорватии — это хорватская кухня. Несмотря на то, что страна известна в основном благодаря своему бесподобному морю — хорватская нация не перешла полностью на морепродукты, а сохранила прекрасные традиции поедания мяса в разнообразных формах и неумеренных количествах. Порции, предлагаемые в ресторанах, не оставят голодным никого, а уж мы-то с нашими отнюдь не выдающимися габаритами и вовсе объедались до неприличия всякий раз, когда заказывали что-то мясное.

В один из дней мы забрели в очень туристическое место в самом центре исторического центра, простите за тавтологию. Вывеска над рестораном была на двух языках, и сообщала, что по-английски он называется «Гензель и Гретель», а по-хорватски — «Ивица и Марица» — такой вот, дословный, можно сказать, перевод. Мы заказали чего-то очень вкусного и два бокала вина — в тот день мы гуляли без машины — но языковой барьер сыграл с нами шутку, и официант вместо двух бокалов принёс один, но с двойной дозой. Задумчиво посмотрев на бокал, я сказал:

— Вообще, я имел ввиду один бокал для жены и один для меня... Но и так нормально, оставьте. Только жене тоже принесите. Можно тоже двойной.

Всё-таки языковой барьер — это не всегда плохо.



Ещё одним культурным шоком и сильнейшим потрясом устоев стал для нас штраф за неправильную парковку. Собственно, это даже не штраф — если инспектор на платной парковке находит машину, владелец которой не оплатил стоянку — он выписывает так называемую «дневную карту» — талон, дающий владельцу машины право стоять на этом месте весь день. Разумеется, на владельца возлагается обязанность оплатить парковку за целый день, раз уж он не соизволил внести плату за нужный ему отрезок времени.

Щекотливость ситуации заключалась в том, что мы, конечно же, оплатили парковку заранее и не ожидали подобного рода проблем. Как выяснилось позднее, объяснялась неувязка просто — мы, все из себя продвинутые и современные, платили, отправляя СМС с номером своей машины на короткий номер для оплаты парковок; и, само собой, будучи, хорошо это или плохо, гражданином России, я отправлял номер полностью — с кодом региона. А хорватский инспектор был, видимо, не очень в курсе этой специфики, и при проверке вбивал номер без региона. Номера нет, парковка не оплачена, получите талон.

На талоне был указан адрес, куда следовало приехать, чтобы внести оплату или оспорить платёж; в тот момент мы были уверены, что это какой-нибудь полицейский участок, где нас будут прессовать, колоть и подвергать всяческим изощрённым пыткам, пока мы не подпишем чистосердечное признание в том, что злонамеренно оставили машину на платной парковке на срок не менее одного года, не собираясь платить за стоянку, так как в ней находился груз наркотических веществ, предназначенных для передачи албанскому наркокартелю.

Тогда мы ещё не знали, что платными парковками в Загребе рулит не полиция, а обычная частная компания; но, приехав по указанному адресу и представ перед служащим, разбирающим подобного рода дела, я сразу понял, что всё будет хорошо.

— Здравствуйте, я не очень хорошо говорю по-хорватски...

— Нет!

— Что «нет»? o_0

— Нет, вы прекрасно говорите по-хорватски!

Мы говорили с ним больше пятнадцати минут. Он советовал нам лучшие морские курорты, объяснял, почему на островах море чище, чем на континенте, и рассказывал, где он отдыхал в прошлом году с семьёй. К концу этого разговора мы почти подружились; когда мне стало совсем трудно понимать его загребский диалект, он ненавязчиво перешёл на английский и диалог продолжался. Дневная карта была аннулирована, но я был готов хоть каждый день специально парковаться в неположенных местах, чтобы иметь возможность снова и снова общаться с этими замечательными людьми.

Однако совсем всё ведь хорошо не бывает, правда? Вот и у нас начались проблемы планетарного масштаба. В какой-то момент наш старенький навигатор, без которого уже мы не представляли себе беспроблемных путешествий, сдал совсем. Постоянно терял спутники, зависал в самые неподходящие моменты и вообще всячески капризничал. Поняв, что старичку пора на покой — ведь он откатал с нами больше сотни тысяч километров — мы заказали новый, современный и навороченный навигатор с немецкого Amazon.de — разумеется, за половину той цены, которую нам пришлось бы заплатить в России. Впрочем, справедливости ради надо отметить, что и в Хорватии эти навигаторы стоили неприлично дорого — но ведь Хорватия стала частью ЕС, а значит, никаких таможенных пошлин — заказывай хоть из Испании. В комплекте, конечно, были карты Европы, а не России, но нам-то это только на руку — в Москве надо хорошо побегать, чтобы найти навигатор с европейскими картами; а в России я и без него ориентируюсь — яму объезжаем справа, колдобину — слева, из подворотни сдаём задом, едущих по обочине материм, моргающих пропускаем — тут всё ясно, никакой навигатор не нужен.

Глобализация дала о себе знать — заказанный в Германии навигатор поехал в Загреб из Эдинбурга. Как ребёнок, которому сказали, что Деда Мороза не существует, с широко открытыми глазами, я наблюдал его путь по трекингу — посылка приехала в Загреб из Эдинбурга меньше, чем за 24 часа. Привет, Почта России, счастья тебе и здоровья.

Но вот с получением посылки вышла небольшая техническая неувязка. Как выяснилось, домофон на нашей вилле работал как ему заблагорассудится, звонил куда ни попадя, а порой и не звонил вовсе; а потому, договорившись по телефону о доставке, я сидел у окна, выходящего на улицу, и караулил курьера. Курьер опоздал где-то на час против оговоренного времени; за это время я успел подружиться с пауком, который сплёл на оконной решётке паутину идеально квадратной формы. Паука я назвал Василием и долго рассказывал ему о жизни в Москве, о Красной площади и о том, какими были первомайские демонстрации в конце восьмидесятых годов прошлого века, но перед самым приездом курьера сильный порыв ветра оторвал Василия вместе с его паутиной от решётки, и он полетел на своём ковре-самолёте на новое место жительства. Эх, если бы и у людей переезды проходили так просто...

Однако нам пора возвращаться к Загребу, а то я что-то совсем заболтался. Исторический центр Загреба — несомненно, самая интересная его часть; здесь можно ходить часами, открывая всё новые и новые уголки, и, наверное, всей жизни не хватит, чтобы посетить все расположенные здесь рестораны и кафе. Но я возжелал посмотреть на новый Загреб — на спальные районы, новостройки, в общем, на жизнь загребского Жулебино. К сожалению, я совершил большую тактическую ошибку.

Привыкнув к тому, что в Хорватии все расстояния очень-очень маленькие, я предложил пойти в новые районы пешком. Меня не смутили даже новости на хорватских сайтах: «Небывалая жара в Загребе! Асфальт плавится под ногами! Напоминаем жителям, что в Загребе работают общественные души!» Да ладно, что тут идти, подумал я, прогуляемся. Я был неправ.

Тридцать пять градусов в тени. Мы идём по улицам нового Загреба, мало чем отличающимся от улиц спальных районов Москвы — поток машин, блочные многоэтажки и ничего интересного. Ещё на пару градусов ситуацию подогревала жена, которая ежеминутно, громко и весьма доходчиво сомневалась в моих умственных способностях и необходимости продолжать эту милую прогулку. Но я был непреклонен — я нашёл на Гугл Мэпс посреди новых районов какой-то парк с водохранилищем и желал его лицезреть. В итоге мы шли, палимые солнцем, часа полтора, прежде чем оказались в пункте назначения.

Место, обнаруженное нами, действительно было оазисом среди выжженной пустыни — большое водохранилище с чистой водой, в которой плавали лебеди; местные жители загорали на берегу, а некоторые спасались от жары в воде. На наше счастье в этом оазисе работал бар с ледяными напитками, и мы восстановили душевное равновесие и привели в норму теплообмен.

Нагулявшись в парке, мы побрели вдоль ближайшей широкой улицы в надежде найти автобусную остановку. Не то чтобы мы хорошо представляли, куда нам надо ехать — к этому моменту мы хотели уехать хоть куда-нибудь, где есть кондиционер; но, как назло, автобусных остановок не встречалось.

И вот, в конце концов, когда нервы наши были уже на пределе, мы неожиданно вышли к конечной остановке трамвая. Мы неоднократно видели в центре города трамваи — а значит, мы могли попасть отсюда в центр! Но ситуация осложнялась тем, что на картах оплаты общественного транспорта у нас совсем не было денег.

На остановке мы обнаружили здание, похожее на депо, и зашли в него. Я спросил, могу ли я положить денег на карту для оплаты проезда, и — о счастье! — получил положительный ответ и указание пройти к окошку кассы. В окошке нами был обнаружен кассир, мужчина лет сорока с небольшим, с которым у нас состоялся любопытный диалог.

— Здравствуйте, я не очень хорошо говорю по-хорватски...

— Здравствуйте, а откуда вы?

— Из России.

— О! Россия! Расцветали яблони и груши! Как тебя зовут? Это мяч!

Как выяснилось в последовавшем за этим сюрреалистическим диалогом разговоре, кассир воспроизвёл весь свой запас русского языка, усвоенный им в югославской школе за семь лет обучения оному; разумеется, мы перекинулись парой слов о внешней и внутренней политике, положили денег на карты и пожелали друг другу хорошего дня. Загребский трамвай, который, как оказалось, был очень быстрым и комфортным средством передвижения, был, к тому же, оснащён самым настоящим кондиционером, казавшимся нам тогда лучше любой манны небесной. Трамвай домчал нас до знакомого центра города, где мы уже без труда ориентировались; оттуда мы пошли домой, где нас тоже ждали кондиционеры, готовые быть включёнными на полную мощность, и там мы, наконец, начали понемногу отходить от неимоверной жары, накрывшей в эти дни Загреб.

Жара эта продолжалась несколько дней и заставила нас потреблять продающееся на улицах города мороженое в неумеренных количествах. Процедура эта была со всех точек зрения приятной, но её беспрепятственному осуществлению зачастую мешали всякие жужжащие полосатые насекомые, которых жена на дух не переносит. Одна оса была столь настойчива в своих приставаниях к моему мороженому, поедаемому за столиком в одном из летних кафе старого города, что я назвал её Агафьей, и решил, что она будет путешествовать с нами. С этих пор каждый раз, когда мы, после очередного перегона километров в четыреста, заходили в кафе, заказывали мороженое, и к нам подлетала оса, мы радостно кричали: «Агафья, ты добралась!» Нет, предупреждая возможные вопросы — мы не употребляли никаких наркотических веществ. Мы и без них видим мир во всех его красках.



Небольшим путешествиям за пределы города мы старались уделять не меньше внимания, чем самому городу, но любое путешествие должно иметь цель; просто поехать в неизвестном направлении бывает, может быть, интересно, но такие вылазки редко оставляют какие-то запоминающиеся впечатления. Поэтому, пожелав перебраться через Медведницу минуя автобаны, по узким местным шоссе, мы стали искать какую-нибудь интересную точку, в которую мы могли бы таким образом попасть, и нашли расположенный за пределами Загреба аутлет.

Будучи людьми, делающими основную массу покупок онлайн, мы не особенно любим посещать подобные заведения, но в данном случае аутлет представлял собой необходимую нам цель, и мы поехали. И, как и ожидалось, сама дорога и встреченные по пути затерянные в горах маленькие деревни и городки оказались значительно интереснее самого аутлета. Мы познакомились с захватывающими дух дорогами Медведницы, фотографировали потрясающие виды, удивляли каких-то местных жителей, перевозящих на тракторе сено, в общем, получали массу положительных эмоций; а когда мы спустя долгое время добрались, наконец, до аутлета, оказалось, что самое интересное, что в нём имеется — это продуктовый супермаркет.

Кстати, раз уж я начал говорить о супермаркетах, вспомню интересную деталь. В одном из крупнейших продуктовых супермаркетов Загреба — самообслуживание. Но не такое, как у нас — набирай что хочешь, и тебе всё пробьют; это самообслуживание восьмидесятого уровня, для прокачанных покупателей. Ты набираешь в корзину товары, проходишь на кассу, на которой нет живого человека, и сам пробиваешь всё, что набрал. Сам. Пробиваешь. То есть сам берёшь и сканируешь штрих-коды товаров. А если не хочешь — не сканируешь, но эта мысль почему-то приходит только в наши русские головы. А все остальные вокруг стоят и сканируют. Если какой-то штрих-код не проходит — они зовут служащего, который помогает им ввести его вручную. А потом вылезает чек, ты прокатываешь кредитную карту и удаляешься с покупками. Конечно, здесь существует какой-то контроль, но сама по себе концепция настолько удивительна, что сразу чувствуешь, что попал в другой мир — вроде бы и братья-славяне, ан нет — совсем другие — они реально стоят и сканируют.

Посмотрели мы на это, и пошли на обычную кассу с живым человеком. Как говорится, Ктулху, не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.







Лесопарк Максимир в Загребе — древнейший в восточной Европе. Но не это делает его замечательным; главное его для нас, социопатов, достоинство, которое, впрочем, можно распространить на всю Хорватию — это отсутствие людей.

Нет, конечно же, парк не пуст. То тут, то там, встречаются люди — но их количество очень далеко от того, чтобы вызывать раздражение. Как и другие европейские парки, Максимир — очень чистый и очень зелёный, здесь нет табличек «по газонам на ходить», здесь люди отдыхают, лёжа на траве, а в многочисленных прудах водятся черепахи, которые в тёплую погоду выползают греться на солнце. В Максимире находится загребский зоопарк — один из немногих зоопарков, который нам понравился и в который мы бы хотели вернуться; но всему своё время — о нём я расскажу отдельно и подробно.





Ботанический сад Загреба мало чем отличается от других посещённых нами европейских ботанических садов; не будучи знатоками ботаники, мы вряд ли могли по достоинству оценить коллекцию растений. Он запомнился нам парой интересных моментов, а в остальном — это обычный ботанический сад с ухоженными тропинками, красивыми деревьями, и, как водится, кустарниками и всякими табличками с непонятными надписями на латыни.

Мы припарковались у бокового входа в сад, оплатили стоянку и вошли в ворота; тут же к нам подошёл служитель сада, и стал нам что-то настойчиво объяснять. После моего стандартного «я не очень хорошо говорю по-хорватски» он сбавил темп; оказывается, он хотел предупредить нас о том, что боковой вход закроется после 14:00 и нам придётся выходить через главные ворота.

А в здании, расположенном в саду, есть небольшая экспозиция, центром которой является спил дерева, посаженного здесь в день основания сада, в 1889 году. Дерева давно уже нет, но блин, выпиленный из его ствола, разместили здесь, и отметили годовые кольца, соответствующие тем или иным историческим событиям. В самом центре — основание парка, а дальше кольца, соответствующие году создания первой ЭВМ, первого звонка по мобильному телефону, основания интернета; ближе к внешней стороне ствола — провозглашение Республики Хорватия и отечественная война. Удивительно, сколько великих событий пережило это дерево.







В одном коротком рассказе невозможно описать все те места, которые мы посетили и все те чувства, которые мы испытали, тем более, посещали мы, конечно же, не только сам Загреб — немало выездов по окрестным городам было совершено за этот месяц. Обо всех наших вылазках я обязательно расскажу, а пока я надеюсь, что вы вместе с нами прониклись неповторимой атмосферой этого города — одной из самых спокойных европейских столиц. Повторяя слова одного английского журнала — жители Загреба считают своим национальным долгом хорошо проводить время, и сделают всё возможное, чтобы вы занимались тем же.

[kukucapolj]

Мы с женой не любим зоопарки. Жалко зверьё, которое содержится в неволе, в условиях, порой, совсем неподобающих. Единственный зоопарк, который по-настоящему понравился нам до этого — это Рануа в Лапландии, где вольеры имеют такую площадь, что стая волков имеет возможность охотиться не догадываясь о том, что она чем-то ограничена; и я до сих пор не совсем понимаю, что сподвигло нас на посещение зоопарка в Загребе в парке Максимир — то ли какие-то прочитанные до этого положительные отзывы, то ли свободно гуляющие по всему парку черепахи.

И загребский зоопарк действительно приятно нас удивил. Правда, попали мы туда в очень неудачный день — было какое-то мероприятие, позволяющее детям входить бесплатно, и в зоопарке было огромное количество народа — человек, наверное, тридцать. Нет, я не шучу — тридцать хорватов в одном месте — это уже столпотворение, если это не пляж, конечно.

С трудом прорвавшись к кассе (перед нами была очередь из одного человека, который покупал билет почти целых пятнадцать секунд), мы вошли в зоопарк. Нас встречала ничем не огороженная цапля, которая не собиралась никуда убегать, а просто стояла на одной ноге с сердитым видом.

Сразу же у входа располагался вольер с нутриями. Нутрии — водоплавающие грызуны, переходный этап между крысой и бобром — милейшие существа, очень социальные по своей природе: несмотря на обилие места в вольере, они спали прямо друг на друге, пачками по 7-8 штук, а те, которым по каким-то причинам не спалось, купались в прилагающемся бассейне. Эта картина была настолько умилительной, что мы простояли рядом с ними добрых двадцать минут, фотографируя и просто разглядывая.

Рядом с нутриями был вольер с табличкой «Выдры», но в нём, к сожалению, никого не было, и мы, решив, что выдры сейчас в отпуске, пошли дальше.

Нам понравилось, как организован зоопарк. Всё, что в принципе может содержаться без клеток — так и содержится. Разумеется, здесь всё равно не всё идеально — не так уж много места для крупных хищников, обезьяны в клетках, и, само собой, главный предмет моего уныния — клетки с птицами; но, конечно же, не сравнить с московским зоопарком по комфорту, обеспеченному местным зверям, а с безобидными животными, типа зебр и косуль, вообще можно пообщаться непосредственно, ограждение между ними и посетителями довольно номинальное.

Стая забавных сурикатов, сурки, здорово отъевшиеся кролики и существо из фильма ужасов — галапагосская черепаха — самые запомнившиеся жители зоопарка, но фотографии жены расскажут о них лучше, чем это сделаю я. А когда мы собирались уходить, мы снова завернули к нашим старым знакомым — нутриям, и обнаружили, что в соседнем вольере что-то зашевелилось.

Собственно, называть пространство для выдр вольером, наверное, не совсем правильно: это скорее гигантский открытый аквариум, имеющий некоторые надводные сооружения, и в данный момент в нём резвились две вернувшиеся из отпуска выдры. Выдры — хищники, и их движения значительно пластичнее и изящнее, чем у их соседей нутрий, и мы долго наблюдали за ними прежде чем покинуть зоопарк.





























































На этом я закончу рассказ об увеселительных заведениях Загреба, ведь многое предстоит ещё рассказать об окрестностях города, и не только о них — за этот месяц мы не смогли удержать себя не только в пределах одного города, но и в пределах одной страны.

[kukucapolj]

Как я уже говорил, Загреб расположен у подножья горного массива Медведница. Западная часть массива является природным парком, хорошо оборудованным и имеющим в своём составе множество интересных мест, о которых я и буду рассказывать.

Медведница, само собой, пользуется у загребчан заслуженной популярностью; очень удобно, что вообще не надо думать на тему «а куда бы нам пойти на природу» — природа всегда рядом. Даже в будние дни здесь довольно много народа, а уж в праздники в некоторых ключевых точках и вовсе бывает столпотворение; но вместе с тем в парке всегда можно найти место, где нет ни души.

Рассказ о Медведнице невозможен без рассказа о её дорогах, и здесь мне придётся прерваться и ввести читателя в курс дела относительно ситуации с дорогами в Хорватии. Про автобаны и шоссе я расскажу, когда представится более подходящий случай, а сейчас — про горные дороги.

Хорватских горных дорог боятся даже итальянцы, и на то есть веские причины. Дороги эти такие же крутые, как в Италии, такие же узкие, как в Италии, с таким же безумным количеством поворотов, как в Италии, и, пожалуй, даже более ухоженные, чем в Италии; отличие у них только одно — со стороны пропасти нет отбойника. Ну, на каком-то небольшом количестве серпантинов он есть, хотя закономерность я так и не понял, но в основном отбойник отсутствует напрочь. Асфальтовое полотно, потом полоска земли сантиметров в тридцать шириной — и обрыв, а там может быть как склон, поросший деревьями, так и просто пропасть глубиной метров в двести, в зависимости от местности.

Хорватия, как и Италия, состоит из гор чуть более, чем полностью, и потому горных дорог в ней предостаточно. Поначалу передвигаться по ним действительно достаточно стрёмно, особенно учитывая двухрычажку спереди и балку сзади — машина-то у нас всё-таки скорее шоссейная, чем гоночная. Адреналина добавляют двухсторонние дороги, на которых две машины не могут разъехаться по ширине — на них каждые сотню метров есть карманы, в которые можно встать, чтобы пропустить встречку, а хорватские ПДД описывают довольно сложный набор правил, определяющий, кто кого должен пропускать в различных ситуациях, и сходу сориентироваться получается не всегда; выручает только вежливость водителей, которые видят иностранные номера и пропускают непутёвых туристов.

Дороги Медведницы — не исключение; скорее, это особо изощрённая демонстрация правила. Здесь есть односторонние дороги, двухсторонние дороги и дороги, которые являются односторонними по выходным и праздникам с 9:00 до 17:00, а в остальное время они двухсторонние. Чтобы добавить хардкора, скажу, что эти правила соблюдают не все — кто-то просто нарушает сознательно, кто-то — по забывчивости, а ещё есть служебные машины природного парка Медведница, которые могут ездить вообще как угодно, хоть поперёк. Поначалу даже мне было довольно тяжело во всём этом ориентироваться, а жена при нашем первом посещении Медведницы так и вовсе вжалась в сиденье и требовала от меня соблюдения установленного ей лично ограничения скорости в 30 км/ч; но за месяц проживания в Загребе и постоянных вылазок в Медведницу мы полностью адаптировались, а жена рассекала по этим дорогам похлеще моего.

Но пора вернуться к тем местам, к которым нас эти дороги привели; ведь не покататься же мы в Медведницу приехали, хотя это тоже является своего рода аттракционом. Помимо огромного количества пешеходных маршрутов, ведущих из точки А в точку Б для тех, кто хочет просто прогуляться, здесь есть и кое-что поинтереснее; впрочем, и простые пешеходные маршруты никак нельзя назвать скучными — то горная река попадётся, то небольшой водопад, а то и огромный валун преграждает путь, а на нём табличка: «обход там», — и стрелка на тропинку, уходящую вверх чуть ли не отвесно.







Первым из мест, которые мы хотели посетить, была пещера Ветерница. На сайте Медведницы было написано, что пещера открыта для посещений по субботам и воскресеньям в хорошую погоду; погода была вроде бы неплохая, но недавно прошёл дождь, и мы решили рискнуть.

Не зная точно, с какой стороны лучше подойти ко входу (а идти пару километров от парковки придётся по-любому, в этом, собственно и есть смысл природного парка) мы проложили по навигатору кратчайший из возможных маршрутов. Долго петляли по улочкам Верхнего города, и выбрались-таки к нужной точке, единственным признаком цивилизации в которой был дом с мужичком явно деревенского вида во дворе. Я пошёл к нему узнавать дорогу; он рассказал мне, насколько я мог понять его загребский диалект, что мы заехали совсем-совсем не туда и к пещере надо подъезжать сверху, а не снизу. Что ж, нам оставалось только развернуться и продолжить поиски.

Кстати, пока мы едем от подножья Медведницы к её вершине, вот вам ещё одна любопытная черта хорватов: ни один из них ни разу не удивился, услышав, что я говорю по-хорватски. Обычно носители чего-нибудь отличного от английского, немецкого и французского нехило удивляются даже услышав всего несколько слов на родном языке: «О, вы говорите по-ирландски! Виски моему новому другу!», ну или «Ни фига себе, ты говоришь на пушту! На колени, соплеменники, я привёл вам нового бога из далёких земель, он ездит на стальной колеснице!», а ещё бывает «Братья, этот белокожий говорит на кикуйю! Пройди к нашему столу и раздели с нами это изысканное блюдо, вчера оно было таким же белокожим, как ты!», а если очень повезёт, то «Да ладно, откуда ты знаешь урималь?! Я хочу от тебя детей, немедленно!» (нет, дорогая, последнее — это не на личном опыте, клянусь. Нет, я не знаю этот язык, совсем-совсем, правда-правда). Так вот, хорваты воспринимают обращение к ним на их языке как должное. Хоть бы раз кто-нибудь при первом общении поинтересовался, откуда я знаю их язык, а то ведь моя заранее придуманная история о том, что я родился в лесу и меня воспитали три куницы, говорившие по-хорватски, так и осталась не востребованной.

За время этой короткого лирического отступления мы достигли очередного места парковки, выгрузились и пошли по направлению к пещере, используя тайные знания, дарованные нам магическим GPS-чипом моего телефона. Путь этот был трудным до безобразия, и, как и все трудные пути, привёл нас в никуда — то есть к пещере мы, конечно, пришли, но она была огорожена решёткой, запертой наглухо; вокруг не было ни одной живой души. Видимо, погода в тот день всё-таки считалась плохой.

Как выяснилось, негативный эмоциональный заряд был не единственным, что мы вынесли с собой из Медведницы в тот день — на наших рюкзаках обнаружилось немалое количество насекомых, которые, в соответствии с моими весьма и весьма смутными энтомологическими познаниями, были похожи на клещей. Находка эта здорово нас напугала, и мы довольно долго вычищали подручными средствами все сумки и одежду. Я предложил жене на всякий случай побриться налысо, а, немного подумав, добавил к этому плану пару пунктов в виде оранжевой одежды и барабана, но жена не согласилась.

Следующую попытку проникновения в пещеру мы предприняли ровно через неделю, когда обвинить погоду в том, что она плохая, мог разве что очень обиженный на природу человек. Солнце пекло уже четвёртый день подряд, дорога к пещере была сухой и значительно более лёгкой, чем в первый раз, и, более того, на этой дороге нам встречались люди — а на прошлой неделе мы были совершенно одни.

Пещера, слава Кришне, оказалась открыта, и вокруг неё уже собралось человек десять, ожидая очередной экскурсии. Взглядом я выбрал самого незанятого из этих людей — скучающего за оборудованным рядом с пещерой столом молодого человека — подошёл к нему, и спросил, что нам, собственно, делать дальше — прямо тут стоять и ждать проводника? Он усмехнулся и ответил, типа, ага, вот прям тут стойте и ждите. Разумеется, через десять минут ожидания оказалось, что он-то и был проводником.

Я не буду рассказывать про пещеру, а в качестве оправдания у меня есть древняя русская пословица «лучше один раз увидеть». Из того, что не видно на фотографиях, я могу упомянуть лишь пару летучих мышей, пролетевших мимо нас на бешеной скорости и скрывшихся в лабиринтах узких ходов. Мы, кстати, расстроились, потому что нам хотелось поближе познакомиться с этими животными; тогда мы ещё не знали, что наше весьма близкое и неожиданное знакомство с ними было впереди. Экскурсовод, который всё время рассказывал о пещере на хорватском с кучей слов-паразитов, из-за которых я не понимал примерно половину его речи, спросил у группы, знает ли кто-нибудь, почему пещера называется Ветерница. Помню, я тогда подумал ещё — он что, совсем болеет? Ежу понятно, что потому что ветер тут гуляет нехилый. Но пока я вспомнил, что по-хорватски ветер — это «въетар», из-за чего никто из присутствующих не смог догадаться об истинном смысле названия, экскурсовод уже всё сам объяснил. Оно и к лучшему — моя теория о том, что название хорватской пещеры произошло от русского слова, могла его не устроить.
















А из пещеры мы отправились в рудник. В Медведнице есть старый-старый, открытый ещё в 16-м веке, рудник. Его мы нашли довольно быстро, нашли кассу, а в ней — девушку-экскурсовода, которая продала нам билеты и сказала ждать времени следующей экскурсии — минут пятнадцать. В условленное время мы снова подошли к кассе, но кроме нас там никого не было. Из кассы вышла та же девушка, огляделась и не обнаружила никого кроме нас; её это нисколько не смутило, и она, деловито напялив каску, объявила нам, что нам повезло и у нас будет индивидуальная экскурсия, и нас это полностью устраивало. Она даже предлагала рассказать всё по-английски, но я отказался, сославшись на необходимость практиковать язык; в результате жена поняла сильно меньше меня, но я ей потом всё рассказал.

В какой-то момент, гуляя по лабиринтам рудника, мы дошли до статуи рабочего, и при нашем приближении включился громкоговоритель, запись в котором была призвана ближе познакомить нас с бытом рудокопов. Аудиозарисовка продолжалась минуты три, и всё это время я напряжённо вслушивался, но не понял ни слова и не смог даже достоверно опознать, на каком языке они говорили; а после того, как громкоговоритель умолк, экскурсовод с улыбкой сообщила: «Наверняка вы сейчас ничего не поняли. Дело в том, что эти рабочие говорили на просторечном загребском диалекте». Мне кажется, во время войны хорватам было совершенно не обязательно пользоваться средствами шифрования — достаточно было периодически менять диалект, благо их предостаточно.





Одно из наших посещений Медведницы было связано с глубокой привязанностью жены ко всяким местам, где вода течёт сверху вниз — начиная от душа и заканчивая водопадами; и, узнав, что в Медведнице есть водопад, она, конечно же, пожелала его посетить. К водопаду мы выдвинулись утром, ведь путь предстоял неблизкий — около пяти километров от ближайшей парковки, но чего не сделаешь ради водопада.

Ещё на парковке к нам привязалась кошка. Они с женой быстро нашли общий язык — кошка мурлыкала, а жена всё время предлагала её чем-нибудь накормить; её не останавливало даже то, что у нас с собой ничего не было. В качестве промежуточной меры мы попытались её напоить водой из бутылки, но вода кошку не впечатлила.

Дорога всё время шла вверх-вниз, жара была ужасная, и запасы воды быстро кончились; к счастью, через пару километров обнаружился чистейший родник с холодной ключевой водой, из которого мы наполнили все пустые ёмкости, которые у нас с собой были. Здесь же мы окончательно убедились, что кошка пить не хочет — воды у родника было предостаточно.

По дороге мы встретили только одного человека, и он был на велосипеде. Он с нами поздоровался и мы ответили тем же. Во всех европейских странах, от Скандинавии до Балканского полуострова, существует традиция, весьма непривычная для русского человека — если две группы лиц встречаются посреди пустынной местности, они должны не сделать рожу кирпичом и молча пройти мимо друг друга, как можно было ожидать; согласно традиции, они должны поздороваться. Дальше приветствия дело идёт редко, хотя всякое бывает — как-то раз в результате этого «добрый день» мы были втянуты в длинный разговор о судьбах отечества и здоровом образе жизни; правда, это было в Лапландии.

Примерно на четвёртом километре кошка выпала из нашей команды, завалившись спать где-то в траве. Честно говоря, я был не прочь последовать её примеру, но мы решили идти к водопаду — и мы идём к водопаду, без вариантов. И, что характерно, мы пришли.

Вы когда-нибудь поливали из садовой лейки какое-нибудь нежное растение, ну, например, молодую петрушку, на которую нельзя лить слишком сильно, иначе её смоет потоком воды? Вот примерно так выглядел этот водопад. Конечно, мы сфотографировали там всё, что только могли — не уходить же оттуда совсем с пустыми руками. Ещё там есть прикольный мостик и ручей. Если вы случайно уроните на кухне стакан с водой — у вас будет примерно столь же полноводный ручей. Короче, место было бы прикольным, если бы для его достижения не надо было пройти пять километров, а с их учётом оно несколько разочаровало. Позднее мы узнали, что сюда лучше приходить осенью, когда идут дожди и ручей вместе с водопадом обретают какую-никакую мощь, сравнимую уже, видимо, с падением на пол целого чайника воды и поливанием мощного куста крыжовника.

А на обратном пути к нам снова присоединилась та же кошка — видимо, в целях поддержания порядком павшего духа нашей команды. Она проводила нас до парковки, мяукнула на прощание и отпустила с миром. Интересно, дошла ли она хоть раз с кем-то до водопада? И если да — испытала ли она разочарование?





















Ещё одной важной достопримечательностью Медведницы является Медведград. Да, как вы наверняка смогли понять из названия — это город медведа. В общем-то, это тупо крепость, а интересно в ней то, что соорудили её аж в 13-м веке, а высота в 600 метров над уровнем моря позволяет насладиться незабываемыми видами на Загреб. Правда, созерцать виды на Загреб иногда мешают обитающие здесь насекомые, похожие на ос, но раза в три больше; жена их очень боялась, и мне приходилось периодически оглушать их ударом ладони. Через пару минут они, правда, очухивались, но пребывали в таком состоянии, что им было явно не до нас.









А на самой высокой точке Медведницы, на высоте 1035 м. над уровнем моря, стоит, как водится, телебашня. Помимо телебашни там ещё и всякие горнолыжные сооружения имеются, но их мы в работе оценить не смогли, потому что июль — не самое подходящее время для горных лыж. Но зато кафе рядом с телебашней вполне себе работали несмотря на почти полное отсутствие посетителей, и мы смогли употребить потрясающе вкусную мясную тарелку на фоне потрясающе красивого вида по потрясающе низкой цене.

[kukucapolj]

Среди множества населённых пунктов, расположенных вокруг Загреба, особое место занимает Самобор. Это маленький, древний и очень любимый туристами город; туда-то мы и отправились в один из облачных дней, когда погода не предвещала ничего хорошего — но не сидеть же дома, в самом деле.

Ехать от Загреба — километров пятнадцать, и даже не надо выезжать на платную дорогу, что не могло не радовать; пробки в окрестностях Загреба, конечно, не чета московским, но была суббота, и простоять минут тридцать на выезде из города можно было запросто — платная дорога, ведущая в этом направлении, является одной из основных трасс в направлении Словении, а значит, и всей остальной Европы.

Впрочем, мы довольно быстро научились избегать больших задержек на пунктах оплаты дорог — достаточно было свернуть в коридор, где можно расплатиться кредитной картой. Я по сей день не перестаю удивляться этому — абсолютно пустой пункт пропуска, прокатал кредитку — поехал дальше, но бок о бок с этим пунктом стоит сорокаминутная очередь машин на оплату наличными. И ладно бы это были сами хорваты — нация в этом плане довольно консервативная; но нет, очередь в выходные состоит из немцев, австрийцев, швейцарцев, словенцев, итальянцев. И все эти представители развитых, с позволения сказать, стран, в большинстве из которых мы наличностью вообще не пользовались, когда по ним путешествовали, предпочитают протолкаться сорок минут вместо того, чтобы оплатить кредиткой и ехать дальше. У меня нет объяснения этому феномену.

В Самоборе мы решили припарковаться в самом-самом центре города. Несмотря на его туристичность — места на парковке были; единственной проблемой оказалось то, что парковочная разметка была рассчитана, видимо, на машины максимум гольф-класса, и мы выпирали за габариты парковочного места на полметра вперёд и на полметра назад. Но свободных мест было полно, мы никому не мешали, а потому с чистой совестью оплатили парковку и пошли гулять.

И первым, на что мы наткнулись в Самоборе, была книжная распродажа. Очень кстати, надо сказать — я немедленно купил «Идиота» Достоевского на хорватском и ещё какую-то кулинарную книгу со вкусным названием «Мясо».















Подозрительно поглядывая на постоянно хмурившееся небо, мы обследовали город. Центр оказался очень уютным, с узкими мощёными улицами, и чем-то напомнил мне старые городки на севере Германии, а новые районы, добираться в которые можно, преодолев резко уходящие вверх улицы, были тихими и немноголюдными; впрочем, странно было бы ждать многолюдности от города с населением в 35 000 человек. Весь город — и старый, и новый, построен максимум в два-три этажа, что придаёт ему особое очарование на фоне его старшего брата Загреба.

На самом деле, подумалось мне, ведь это — мечта любого москвича. Тихий городок без людей, а до столицы — пятнадцать километров, которые, надо заметить, преодолеваются за пятнадцать же минут, а не за полтора часа; а ещё за десять-пятнадцать минут можно добраться до центра этой самой столицы. Цены на недвижимость при этом, мягко говоря, не зашкаливают, а последние пять лет ещё и падают непрерывно.











Нагуляв аппетит, мы зашли в ресторан, а точнее — в корчму, вывеска которой сообщала, что здесь нас ждёт аутентичная самоборская кухня; а ещё более укрепила нас во мнении, что мы хотим зайти именно сюда, ставшая уже привычной наклейка с рейтингом TripAdvisor, который, похоже, скоро станет поавторитетнее мишленовских звёзд.

И могу сказать, что с выбором места мы точно не ошиблись, хотя чувства в процессе трапезы испытывали смешанные. Мы заказали суп, стейк из индейки и блины с грибами; это было серьёзной ошибкой. Когда нам принесли суп — мы уже поняли, что серьёзно переборщили; этим супом мы довольно плотно наелись, а после этого нам принесли всё остальное, это нас добило — порции явно были рассчитаны на средних размеров медведя. Разумеется, жена не смогла съесть две трети своего. Разумеется, это пришлось съесть мне. В общем, всё как обычно. Когда мы выходили из корчмы, я чувствовал себя сильно перекормленным слонёнком. Не в силах быстро передвигаться, мы не спеша побрели к машине, и, разумеется, в этот момент начался дождь.





Деваться нам было некуда, и мы, иногда пережидая под попадавшимися нам крышами и навесами, короткими перебежками, отягощённые непосильным грузом еды в желудках, перемещались к парковке. Операция завершилась успешно — конечно же, вместе с самим дождём — и мы покатили обратно, но выбрали для этого длинную окружную дорогу для того, чтобы посмотреть на окрестности Самобора.









Наше любопытство с его постоянными «давай свернём сюда», «давай посмотрим, что там» в итоге привело к тому, что мы стояли на просёлочной дорожке в населённом пункте Руде в окрестностях Самобора и большими глазами смотрели на дорогу, уходящую вверх. Мне казалось, что уклон её составляет около 45°. Я понимал, что у страха глаза велики - на такой уклон мы бы, конечно, не забрались, а дорога была явно проезжей, но из салона казалось именно так. Сдавать задом по извилистым улочкам не хотелось, и мы рванули вверх; машина удивилась, но вытянула. Наверху обнаружились три дома, и хозяева всех трёх вышли посмотреть на первую машину с российскими номерами, которую они видели у себя во дворе, а дальше дорога снова шла вниз, и, слава Ктулху, выходила на трассу. Я к таким приключениям спокойно отношусь, а жена почему-то всегда очень переживает, когда резкий подъём, или резкий спуск, или спуск с обледенением, или подъём на грейдерной дороге с пробуксовкой, или когда надо небольшую пропасть с разгона перепрыгнуть, ну и вообще по поводу сотни разных незначительных мелочей.





Другие сюрпризы обратного пути, к счастью, были приятными — мы обнаружили лавандовое поле. Целое дикое лавандовое поле, не хватало только монашек, если вы понимаете, о чём я. Конечно, мы остановились, и устроили там целую полноценную фотосессию нас, любимых; правда, во времени мы были довольно сильно ограничены, потому что туча, накрывшая нас дождём в Самоборе, всё это время не дремала и шла за нами по пятам. Закончился этот сеанс единения с лавандой тем, что мы сломя голову бежали к машине под накрывшим нас ливнем, и, хотя бежать было всего ничего, достигли цели мы промокшими насквозь.





Кстати, это наше посещение Самобора было не единственным; как-то мы заехали на смотровую вышку, расположенную на горе прямо рядом с этим городом.

Смотровая вышка — это такая металлическая башня метров пятнадцать высотой со смотровой площадкой наверху. Она просто стоит рядом с дорогой и доступна всем желающим — ни охраны, и заграждений, ни даже элементарной калитки — залезай и смотри на Самобор и на Загреб. Ну, табличка висит с предупреждением, что лицам до 14 лет туда не надо, сверху бросать предметы — нехорошо, а залезать наверх под алкоголем и вовсе запрещается. И, разумеется, ни на самой вышке, ни вокруг — ни души, это же Хорватия.

Где-то в этот момент мы вспомнили, что набрали с собой бутербродов в дорогу. Как вы думаете, кто полез за ними 15 метров вниз, а потом 15 метров наверх? Правильно, жене бы я это не доверил.

На башне мы сняли, кажется, каждый градус окружавшей нас панорамы, а также нас двоих на фоне каждого градуса окружавшей нас панорамы и каждого из нас по-отдельности на фоне каждого градуса этой же самой панорамы. В такие моменты память всегда возвращает меня к моей среднеформатной камере «Любитель-166+» и плёнке на 12 кадров.













А после вышки мы решили заглянуть в какой-то сельский ботанический сад. Мы на него случайно наткнулись, разглядывая на карте местные достопримечательности, и захотели попробовать заехать в него, несмотря на воскресенье; и точно, домик с надписью «касса» был закрыт. Но сам ботанический сад, к нашему удивлению, был открыт, и внутри не было ни одного живого человека. Мы там всё обошли и осмотрели, преследуемые призраками посетителей, и поехали дальше. До сих пор не знаю, что это было — то ли его просто закрыть забыли, то ли по выходным такой вот «свободный вход».





Медленно наступал вечер, а у нас после башни остались недоеденные бутерброды, и мы заехали в какое-то поле, расстелили там плед, ели бутерброды с видом на холмы и встречали закат.



Воистину, каждый вечер можно сделать незабываемым, если он — в Хорватии.

[kukucapolj]

Немного отвлекаясь от темы Загреба и Хорватии вообще, хочу рассказать о паре поездок в другие страны, совершённых нами, пока мы жили в столице нашей любимой страны.

Хорватия пока ещё не присоединилась к Шенгенскому соглашению, поэтому чтобы выехать из неё в остальную Европу — придётся пройти пограничный контроль, то есть показать паспорта и получить въездные штампы. Таможенный контроль после вступления в ЕС отсутствует напрочь, так что процедура очень быстрая; и тем не менее мы знали, что в определённые дни на границе бывают очереди. А потому первую из наших поездок мы запланировали на субботу — день, когда вся Европа едет на хорватское Адриатическое море, а в обратную сторону — пусто.

Всё получилось так, как мы и рассчитывали. Моментально долетев по пустому автобану до погранперехода со Словенией, которая является для Хорватии воротами во всю остальную Европу, мы оказались на совершенно пустом погранпереходе, где наши паспорта проштамповали улыбчивые хорватские и неулыбчивые словенские пограничники; национальным особенностям последних будет посвящён отдельный рассказ, а сейчас мы мчались по очень хорошим и очень платным словенским дорогам в Австрию.



Помните, по дороге из Италии мы остановились на ночь в городе Граце, и очень жалели, что не смогли погулять по нему? Так вот, время настало. Правда, день у нас был не совсем свободным — у жены была запланирована фотосъёмка, но первая половина дня была в нашем распоряжении, и мы пошли осматривать город.

Известен Грац, по большому счёту, двумя вещами: своей старинностью и тем, что он является родиной Арнольда Шварцнеггера. Но Шварцнеггер, как выяснилось, родился не в самом городе, а в деревне неподалёку от него, поэтому к непосредственному осмотру оставалась только старинность. И, надо сказать, мы нисколько не пожалели о том, что вернулись в этот город.

Даже в Германии мы не встречали столь непосредственного синтеза провинциальности и современности. Две старинные, мощёные булыжником набережные реки Муры соединены мозговыворачивающим мостом в стиле хай-тек; а прямо посреди исторического центра с узкими односторонними улицами и двухэтажными домами с черепичными крышами возвышается огромный Дом искусств из стекла и бетона, формой похожий на раздувшуюся рыбу-ежа.











Конечно же, в Граце есть свой замок, и не один. Собственно, само название города, имеющего славянские корни, произошло не без вмешательства известного нам всем корня «град», представшего в данном случае в виде слова «Градец» (у ранних славян оно означало «небольшая крепость» или «небольшой городок», что в те времена было, в общем-то, равнозначно), а уже после поселившиеся на этом месте австрийцы, непривычные к произношению славянских слов, привели его к нынешней форме. А вот соседи-словенцы и по сей день называют этот город «Градец», и именно так он обозначен на всех словенских дорожных указателях.

Так вот, я говорил про замок. В самом центре Граца на высоком холме располагается замок, который в совокупности с холмом называется «Шлоссберг»; в переводе это слово означает «замковый холм», что даёт некоторое представление о ширине фантазии тех, кто его так назвал. Подняться на холм можно либо на лифте, для чего нужно пройти через туннель, вырубленный в толще горы, либо по старинной каменной лестнице с множеством пролётов, которая сама по себе является достопримечательностью чуть ли не более интересной, чем сам замок. Конечно, мы прошли по туннелю, интересно же; но не для того мы сюда приехали, чтобы на лифтах кататься, и, развернувшись возле лифта, пошли к лестнице.





Примерно на этом этапе мы встретились с девушкой Аней, которую жена должна была снимать в этот день, и продолжали обход уже совместно, в режиме фотосессии. Аня уже некоторое время прожила в Австрии и по причине столь удачно выбранного места проживания оказалась отличным экскурсоводом. По-русски она говорила без акцента, но некоторые слова забывала и заменяла немецкими; к тому же в ней явно формировался истинно нордический патриотизм — стоило мне упомянуть о том, что мне не нравится австрийское пиво, и она тут же встала на его защиту, перечислив сорта, которые стоит попробовать; и сейчас, когда я пишу эти строки и пью тёмный Гёссер, сваренный в Граце, я должен признать, что она была права — хорошее австрийское пиво существует, но, в отличие от баварского, в России его найти довольно тяжело.

Продолжить фотосессию нам предстояло недалеко от Граца, в фермерском хозяйстве, принадлежавшем друзьям Аниного мужа, где те держали лошадей. Вот тут-то мы посмотрели на настоящую провинциальную Австрию с её зелёными горами, голубым небом и затерянными между горами и небом аккуратными домиками, к которым (и я много лет не перестаю удивляться этому) ведут отлично ухоженные асфальтовые дороги.

Пока девушки занимались фотографией, я общался с Аниным мужем. Мы легко нашли общие темы вокруг рынка программного обеспечения, и я пугал его рассказами о русских военных разработках, которые, к сожалению, были правдой, а он в ответ рассказывал об Австрии, горах, озёрах и природе; мы договорились, что под его руководством уделим этой прекрасной стране значительно больше времени в наш следующий приезд.





А в другой день, когда нам не сиделось в Загребе, мы снова отправились на словенскую границу; но на сей раз мы не собирались покидать пределов этой страны — нашей целью была столица Словении, Любляна.



Снова погранпереход и снова улыбчивые хорваты и неулыбчивые словенцы. Пожалуй, пора приоткрыть завесу тайны над этой малочисленной славянской народностью — сорвать покровы, осуществить разоблачения и внести элемент сенсации.

В богатой номенклатуре славянских народов словенцы занимают несколько парадоксальное положение — это самая северная южнославянская народность. Словенцы и хорваты исторически были и остаются близкими соседями, и, тем не менее, происхождение и история этих славян сильно различаются и имеют довольно мало общего — исключая, конечно, период единой Югославии.

Внешнее отличие словенцев от хорватов можно охарактеризовать двумя основными признаками, за прилюдное озвучивание которых меня упрекнут в нетолерантности, предвзятости, субъективности и прочих грехах, но я рискну. В конце концов, я живу в России, и постоянно отмечаю множественные недостатки этой жизни; надо же когда-то начинать пользоваться и её достоинствами, главное из которых состоит в возможности говорить что угодно, потому что всем пофиг.

Итак, первое отличие среднего словенца от среднего хорвата — это масса. Среднестатистическая семья из трёх словенцев весит в среднем вдвое больше, чем среднестатистическая семья из трёх хорватов. Да, наверное, я преувеличиваю, но лишь самую малость. Вероятно, сказывается та же болезнь цивилизации, что накрыла США — уровень жизни в Словении значительно выше, чем в соседних славянских странах.

Второе, что позволяет безошибочно определить словенца на фоне первого признака — это выражение лица. Гугловый поиск картинок по запросу «Grumpy cat» даёт довольно точное представление о среднесуточном выражении лица среднестатистического словенца. Так как у словенцев, в общем-то, не так много поводов жаловаться на жизнь, как у соседних вечно улыбающихся народов, я подозреваю, что это выражение лица не является сознательным или бессознательным выражением недовольства, а просто сложилось генетически.

Но, тем не менее, контраст поразителен — пересекая границу, ты в один момент переносишься из мира в меру упитанных весёлых хорватов в мир не в меру упитанных сердитых словенцев.

Долго ли, коротко ли, но мы приехали в Любляну и направились к её историческому центру, который нас в основном и интересовал. Сердитые дорожные рабочие сердито укладывали асфальт, из-за чего в центре образовалась небольшая пробка, в которой стояли сердитые водители. Купив билет на фуникулёр у сердитой кассирши, мы забились в кабинку с кучей сердитых туристов-словенцев и парой улыбающихся туристов-китайцев и поехали наверх — в крепость Люблянский град. Ничего не напоминает? У меня тут вырисовывается теория, в соответствии с которой так называемые альпийские славяне не отличались умом и сообразительностью. Во всяком случае, в то время, когда они начали давать названия городам и крепостям.











Люблянский град нам очень понравился, и я даже снял его панораму. Процесс занял довольно длительное время, в течение которого из располагающихся на площади града летних кафе на нас смотрело множество сердитых посетителей крепости.







Мы посетили и другую люблянскую достопримечательность, по совместительству являющуюся символом города — мост с сердитыми драконами, которые, надо сказать, этому городу очень к лицу. А потом зашли в ресторан на набережной, и сердитая официантка принесла нам совершенно бесподобные тосты с рубленым тунцом.



Центр города абсолютно волшебен, уютен и незабываем, и мы долго гуляли по его улицам среди его сердитых жителей; а увидев вывеску «магазин вина», конечно же, сразу зашли внутрь, и были шокированы видом широко улыбающегося хозяина магазина. Впрочем, потрясение длилось недолго — хозяин оказался итальянцем.

Где ещё поговорить с итальянцем об итальянском вине, как не в Словении? Тем более, у него было Брунелло ди Монтальчино 2007-го года по нормальной европейской цене. Конечно, мы не ушли оттуда без покупок; под конец он убедил нас купить бутылку Кьянти неизвестного нам до этого производителя, которое оказалось замечательным; впрочем, в рекомендациях итальянца относительно вина я и не сомневался.





















Наверное, по моему описанию может показаться, что нам не понравилось в Словении и в Любляне. Это категорически не так; и страна, и город абсолютно прекрасны и мы, несомненно, хотим не раз вернуться в Словению и поподробнее познакомиться с жизнью её сердитых жителей. Возможно, сами жители несколько проигрывают соседям-хорватам и соседям-итальянцам в радушии и приветливости, а может, это лишь особенности строения мимических мышц — я не мог точно этого определить, так как на моём пути был плохо преодолимый языковой барьер: хотя загребский диалект и взял многое от словенского языка, но всё-таки это не одно и то же, плюс в самой Словении диалектное разнообразие более чем достаточное.

Под конец дня мы, уже порядком уставшие, в счастливом расположении духа брели по улочкам центра к парковке, чтобы ехать обратно в Загреб, и тут я обратил внимание на любопытную деталь — в какой-то момент с моего лица пропала улыбка, прочно обосновавшаяся на нём с момента нашего приезда в столицу Хорватии. За день я адаптировался, мимикрировал, и не выделялся из массы словенцев ничем, кроме недостаточной упитанности. Я не особенно обеспокоился этим обстоятельством, и правильно — улыбка вернулась на место на следующий день после возвращения в Загреб.

Не даром старинная славянская пословица гласит — в гостях хорошо, а в Загребе лучше.

[kukucapolj]

С техникой, как известно, всё хорошо не бывает. Ещё в Граце моя цифромыльница Fuji стала тонко намекать на то, что её жизненный цикл подходит к концу и на перерождение без участия сервисного центра можно не надеяться. Я тот ещё фотограф, но всё-таки без фотоаппарата чувствую себя неуютно, а потому озадачился немедленной покупкой нового; на сей раз моей избранницей стала камера Nikon 1V1. Она напоминала мне мой старый советский ФЭД-2, что автоматически переводило её в разряд тёплых и ламповых, несмотря на вполне современную начинку.

Конечно же, выяснилось, что камера снята с производства, других подобных моделей Nikon не выпускает, а её последовательница Nikon 1V2 была больше по габаритам, стоимости и ненужному мне функционалу. Конечно же, сразу после этого выяснилось, что на Амазоне полно этих камер, но ни одна из них не доставляется в Хорватию — безобразие, ведь Хорватия к тому моменту была в ЕС уже 20 дней, можно было бы и поменять политику доставки. Другую камеру этого модельного ряда я не хотел, так как ни у одной не было видоискателя; я, как человек, учившийся фотографии в СССР, органически неспособен снимать без видоискателя, и не хочу переучиваться. В общем, решено было искать камеру в Загребе.

Но все обзвоненные и обойдённые магазины беспомощно разводили руками, предлагали аналоги, привезти под заказ через две недели, «а купите лучше плюшевого слона» — всё, что угодно, кроме того, что требовалось. И вот, почти отчаявшись, я получил ответный e-mail из одного магазина, который утверждал, что эта камера есть в наличии в их торговом зале. Правда, не в Загребе, а в городе Вараждине; к счастью, до него было всего 90 километров — а это 40 минут по автобану.

Навигатор привёл нас к окраинам Вараждина, оказавшимся серыми неприветливыми кварталами блочной застройки. Припарковавшись на подозрительного вида подземной парковке, мы нашли нужный магазин, и мне, в лучших традициях российского сервиса, пришлось некоторое время убеждать продавцов, что эта камера у них действительно есть, что её наличие подтвердили прям из самой штаб-квартиры их компании, и что мой персональный менеджер будет очень расстроен, узнав, что они не смогли продать никому кроме меня не нужный залежавшийся товар; но в итоге последний, видимо, во всей Хорватии экземпляр был обнаружен в недрах магазина, упакован и куплен. Я был счастлив. Правда, камера была разряжена в ноль — видимо, не первый год там пылилась, но главное — она была у меня. По прошествии времени могу сказать, что сделал правильный выбор, ничуть не разочарован и по сей день испытываю экстаз от звука механического затвора; правда, эта маленькая цифровая жужжалка всё-таки начала успешно отучать меня от видоискателя.

И раз уж мы волею судеб оказались в Вараждине, неправильно было бы не познакомиться поближе с этим городом.











Исторический центр Вараждина не имеет ничего общего с блочно-панельной окраиной; ведь в 18-м веке этот маленький городок был, ни много ни мало, столицей Хорватии. Правда, побыть в статусе столицы ему удалось недолго, лет двадцать; после этого произошёл пожар, в результате которого город сгорел до основания, а столица была перенесена в Загреб. Но в пожаре уцелели построенные во времена былого величия города многочисленные дворцы в стиле барокко, который всегда меня восхищал.

Жена почему-то не верит, что мне нравится архитектура барокко и всегда смеётся, когда я начинаю с умным видом говорить об архитектуре; причина этого в том, что я не являюсь ценителем искусства вообще. Рембрандта я не читал, скульптур Моне не видел, и картин Гюго тоже не люблю — именно это называется «сугубо технический склад ума». Но строительство зданий — задача прежде всего инженерная, и красота реализации этой задачи восхищает меня на самом деле; в этом смысле центр Вараждина неподражаем. Здесь нет элегантности саксонской Фрауэнкирхе и монументальности работ Микельанджело; именно лаконичность реализации — настолько, насколько это возможно для барокко — придают городу его неповторимый колорит.









Я был очень доволен тем, что мы оказались в Вараждине, сделали полезное дело и посмотрели на столь выдающиеся памятники архитектуры. Жена снова будет смеяться, читая это, но мне правда нравится. Правда-правда.

А несколько позднее, уже под конец нашего пребывания в Загребе, мы решили съездить в город Слунь. Нет, вообще-то решили мы это давно, но всё никак случай не выпадал, а тут как раз суббота и жара градусов в тридцать пять. Как раз по причине субботы и жары мы решили не соваться на автобаны — на выезде из Загреба была пробка, да и движение было довольно плотным, ведь весь Загреб ехал на море, а вместе с Загребом туда ехала половина Европы — и тоже, конечно, через Загреб. А потому мы выехали на пустое шоссе и не спеша покатили по направлению к нашей цели.

После того, как мы проехали Карловац, шоссе перестало быть пустым — ведь именно в Карловаце заканчивался участок автобана для тех, кто ехал на знаменитые Плитвицкие озёра, и дальше оставалась одна-единственная двухполосная дорога, как раз через Слунь и проходящая; поэтому мы довольно медленно тащились вместе со всеми, кто ещё не был на Плитвицких озёрах и решил в тот день вместо моря поехать туда. В чём-то я им завидую: в первый раз увидеть Плитвицкие озёра своими глазами — такое не забывается и не повторяется; когда-нибудь мы обязательно съездим туда ещё раз, и не один, но очарование первого раза уже не вернётся. Остаётся утешаться тем, что в маленькой Хорватии столько удивительных мест, что хватит на всю жизнь, даже если ездить куда-нибудь каждый день, а многие из этих мест не столь раскручены и потому безлюдны.

В самой Слуни есть какие-то достопримечательности, но сам город не был нашей конечной целью и мы проехали его насквозь; нас интересовал его пригород Растоке. Здесь река Слуньчица, спускаясь по порогам туфовых скал многочисленными водопадами, впадает в реку Корану.

Свой день в Слуни мы начали с пиццы. Так как мы были значительно южнее Загреба (да-да, в Хорватии 100 километров — это «значительно южнее»), пицца здесь была совсем другой, больше похожей на итальянскую, но с несомненным хорватским колоритом; в частности, пицца часто содержит в своём составе общебалканский соус айвар, который делается из красного болгарского перца и подаётся во всех регионах Хорватии к мясным блюдам.

Здесь мы впервые за месяц увидели над дверями ресторана знакомое нам по прежним поездкам по Хорватии слово «коноба», которое я, пожалуй, переведу как «трактир», хотя это и не до конца верно. В Загребе есть рестораны, кафе, бары и другие объекты общепита, но нет коноб, присущих только приморской Хорватии; мы обрадовались, как будто встретили старого знакомого, с которым давно не виделись и хотели пообщаться.







А когда пицца была доедена, а кофе — выпит, мы пошли осматривать водопады. Это заняло у нас больше двух часов, настолько там всего было много и интересно, и это при почти полном отсутствии народа. Люди там были, но они почему-то больше кучковались у пиццерии и у сувенирной лавки, будто приехали поесть и за магнитиком, а не на водопады посмотреть.

Температура, напомню, была в районе 35°, а иногда поднималась и повыше, и в какой-то момент мы не выдержали и залезли почти по пояс в воды горной реки. Воды были холодными до неприличия и здорово освежали, и, наверное, только это спасло нас от теплового удара.































На обратном пути мы снова проезжали Слунь, и попали в небольшую пробку, вызванную тем, что в этот день здесь, оказывается, был съезд байкеров. На улицы города вышли, наверное, все его жители — нечасто такие глобальные события происходят в небольших городах — и байкеры, пользуясь всеобщим вниманием, газовали до отсечки, вставали на заднее колесо и вообще, всячески выпендривались — наверное, скорее в хорошем смысле, чем в плохом. Выглядело это круто и интересно; хотя я, как закоренелый технарь и параноик в одном лице всё равно считаю, что у минимально безопасного транспортного средства должно быть хотя бы три колеса.



А через несколько дней мы покинули Загреб и гостеприимную виллу. Ива пожелала нам счастливой дороги, и мы отправились навстречу второй части самого долгого на тот момент нашего путешествия — на море. Ещё целый месяц ждал нас впереди; этот месяц окажется месяцем радости и отдыха, но вместе с тем и месяцем суровых испытаний и трудных ситуаций, больших побед над собой и, куда без этого, разочарований — которые, наверное, в тот момент нам тоже казались большими, но память о них стёрлась и сейчас мы вспоминаем о них с улыбкой. Хорватия обладает удивительным свойством стирать плохое и хорошенько вдалбливать в память хорошее, и сейчас, когда в моём сознании проносится калейдоскоп образов и эмоций, связанных с этим месяцем, они почему-то сплошь положительные, хотя в процессе нашего путешествия было всякое. Были семь тысяч километров с пробитым радиатором, были горные перевалы на последних каплях бензина, были дороги, которые оканчивались тупиком — но всё это меркнет на фоне Хорватии. Если бы меня попросили изобразить радость, я, как человек, от природы неспособный что-либо нарисовать, написал бы слово «Хорватия» и пририсовал бы рядом очень широкий смайлик.

[vvrach]

Спасибо, написано талантливо, интересно с любовью. Зарядили положительными эмоциями. Жду продолжения рассказа о прекрасной и красивой Хорватии.

[CooperS]

Очень живо, спасибо! Жду продолжения!
P.S. на какой машине ездили, что она не влазила в парковочные места?

[Птичкина]

Классный рассказ!! Жду продолжение!! Ставлю плюс)

[kukucapolj]

P.S. на какой машине ездили, что она не влазила в парковочные места?

Nissan Cefiro (она же Maxima QX, только руль с другой стороны).
Это седан, но неприлично длинный. В части про Самобор есть фотка, искать по словам "сельский ботанический сад"

[Eleria]

Очень-очень здоровски Вами написано!!!Именно, интересно читать!Фотки тоже отличные!А мне лично больше всего понравились фотки Растоке...
И знаю,что вечером обязательно почитаю Ваши предыдущие отчеты.Ставлю Вам + и жду продолжения увлекательного рассказа.

[kukucapolj]

Иногда, хотя и довольно редко, в наших путешествиях что-то проходит так, как оно было запланировано, без приключений и неожиданностей. Именно такой была дорога из Загреба на остров Чиово — попрощались со столицей, а дальше автобан сам понёс нас на юг. Постепенно меняется растительность, горы и даже небо; причина этого не только в смене широт — ведь ехать нам всего километров четыреста — но и в том, что континентальный климат постепенно сменяется морским.

Бесконечные леса и поля сменяют друг друга, и кажется, что среди всех этих ёлочек и травки моря быть просто не может, но вот перед нами вырастает величественный горный массив Южный Велебит, и мы ныряем в шестикилометровый тоннель Свети-Рок, а когда выныриваем из него по другую сторону Велебита и наши глаза снова привыкают к солнцу — вы видим, что оказались в другом мире: больше нет ни лесов, ни полей, только горы, солнце и приземистый кустарник. Ещё немного — и, пересекая Новский пролив по Масленицкому мосту мы, наконец, видим море.

Каждый раз, когда видишь море, захватывает дух. Я уж не знаю, как с этим делом у тех, кто на море живёт, или у тех, кто туда летает на самолёте по 4 раза в год — наверное, привыкаешь к этому, и перестаёшь так воспринимать. В этом смысле тем, кто приезжает на море на машине за две с половиной тысячи километров крупно повезло — каждый раз ощущаешь и нереальность происходящего, и «упс, мы снова это сделали», и чувствуешь себя немного душевнобольным, но вместе с тем не перестаёшь собой гордиться.



Наконец мы съезжаем с автобана, и серпантин своими витками спускает нас к знакомому нам уже по предыдущему путешествию городу Трогиру. Мы хорошо помним этот город, но в прошлый раз мы смогли провести в нём всего несколько часов, а сейчас нам предстоит прожить рядом с ним целых десять дней.

Остров Чиово соединён с континентом в одном-единственном месте — небольшой и довольно старый Чиовский мост с одной полосой движения в каждую сторону связывает остров с историческим центром Трогира. Однако не всё так просто, как хотелось бы — ведь сам исторический центр Трогира — это тоже остров, и он, в свою очередь, связан с Трогиром тоже одним-единственным мостом. Учитывая, что Чиово — довольно популярное туристическое направление, трафик на этом участке создаёт в сезон вполне нешуточные пробки. Нас в данном случае выручило то, что ехали мы сюда в среду днём — в это время никакого трафика не было ни в одном направлении.

Въехав на остров Чиово, мы поначалу были, мягко говоря, шокированы. Количество людей живо напоминало итальянскую Лигурию — на пляжах, которые мы проезжали, люди буквально сидели друг на друге, через дорогу то тут, то там шатались неорганизованные толпы, а парковки у пляжей были заняты абсолютно все. Мы с ужасом смотрели на происходящее, одновременно стараясь не отвлекаться от навигатора, который вёл нас довольно сложными и очень узкими островными дорогами к пункту нашего назначения. В тот момент мы молились, чтобы где-нибудь на острове был какой-нибудь небольшой дикий пляж, и чтобы на нём было хотя бы не больше полусотни человек, и уже планировали ездить на него каждый день.

Но узкая кривая дорожка, едва протиснувшаяся через населённый пункт, внезапно нырнула в сосновый лес. Трафика на этой дороге практически не было, а весь основной туристический поток остался у нас за спиной; а ещё через десять минут мы парковались у небольшого домика в другом, значительно меньшем по размеру населённом пункте.

Как это часто бывает в Хорватии — дом был построен прямо на склоне горы, обрывающейся в море, и нижний этаж занимали хозяева, а два верхних сдавались гостям. Хозяину по имени Динко было за семьдесят, а потому мы называли его между собой «дедушка Динко» — но уже после того, как смогли с ним ближе познакомиться. А пока мы ещё даже не видели хозяина дома, а апартаменты нам показывала его жена с прекрасным хорватским именем Наташа.

Апартаменты были замечательные, в них было даже больше комнат, чем нам надо, а балкон буквально нависал над морем; но предметом самой главной нашей радости было то, что, как оказалось, у этого дома был свой выход к морю. Конечно, пляжем это вряд ли можно было назвать — бетонная плита, на которой установлено 4 лежака — по максимальному количеству гостей, проживающих в доме, и она просто обрывалась в море, но по сравнению с тем, что мы видели при въезде на остров, это был рай, настоящий рай социопата. Кроме нас в доме жила ещё пара немцев, и мы, хотя и не умели говорить ни на одном общем языке, очень быстро пришли с ними к негласному соглашению о разделе территории: лежаки — их, а море — наше. И пока они в одиночестве часами лежали на своих лежаках, мы в одиночестве часами купались в море, и были абсолютно этим счастливы.

А в нашей ванной комнате жила ящерица Антуанетта, которую жена почему-то очень боялась и каждый раз заставляла меня выносить её на улицу. Впрочем, это никак не мешало Антуанетте оказываться на своём месте при следующем посещении ванной комнаты. Иногда она была немного другого цвета или размера, но мы списывали это на неведомые нам особенности физиологии ящериц.





Как выяснилось, в шаговой доступности был и общественный пляж, но он нас не особенно интересовал. Мы как-то раз доплыли до него, посмотрели вокруг, да и поплыли обратно. Честно говоря, я вообще не могу вспомнить, чтобы мы за последние десять лет хоть раз провели на пляже больше двадцати минут подряд — конечно, если учитывать только те посещения пляжа, когда жена была без фотоаппарата. Мы можем неограниченно долго плавать, а вот загорать больше десяти минут не получается — появляется непреодолимое желание куда-то пойти и что-то сделать — ну, хотя бы сфотографировать.

Впрочем, проблема загара была вполне успешно решена нами путём покупки двухместного надувного матраса. В прошлой поездке в Хорватию мы выяснили, что таким образом можно плавать и загорать одновременно, и тогда вообще перестали понимать, зачем нужен пляж; в этот раз мы решили использовать полученный опыт по максимуму.

















Само собой, десять дней мы на острове не сидели. Купаться мы старались каждый день, желательно не по одному разу, но основное время уделяли разным интересным поездкам. Однако некоторая часть этих поездок была совершена всё же в пределах острова — ведь он оказался очень интересен сам по себе, надо было лишь взять навигатор и проложить маршрут по дорогам, обходящим стороной туристические городки. Дороги эти приводили нас во множество таких мест, для которых даже на гугл-картах нет фотографий — тем более с моей противоестественной любовью к езде по бездорожью на переднеприводном седане. Порой только жена была способна вовремя остановить меня от проезда по дороге, состоящей из груды камней, по которой вряд ли когда-то ездило что-то кроме трактора.

В одной из этих поездок мы набрели на довольно жуткое место — пепелище крупного лесного пожара. В хорватских горах сухой кустарник вспыхивает как спичка от любой искры, поэтому пожары здесь — не редкость, и местные пожарные службы хорошо умеют с ними справляться. Природа тоже удивительно хорошо адаптируется везде, где это возможно — совершенно чёрная обугленная шишка, сорванная с сухой обгорелой сосновой ветки, не спешит рассыпаться в руках — внутри она совершенно целая и не тронутая огнём; её соседки, такие же обугленные, после пожара даже смогли раскрыться и выпустить семена, так что, видимо, на этом месте скоро снова будет сосновый лес. Кстати, мы потом спросили про этот пожар у дедушки Динко — он сказал, что пожар произошёл по вине одного человека, которого потом нашли и посадили надолго.

В остальном на острове представлены два вида ландшафта: красивый сосновый лес с поющими на жарком солнце цикадами, и выжженная солнцем пустошь, поросшая сухим колючим кустарником. Впрочем, пустошь не так уж и пуста: некоторые участки огорожены ровным рядком камней — чисто номинально, это не забор, а просто обозначение границы территории — а на этой территории растут оливковые деревья. В общем, как я понял, это что-то вроде дачных участков, только без ограждений, домиков и охраны — хозяин иногда заезжает, поливает, собирает оливки, и всё такое; мы же, пользуясь общедоступностью этих территорий, заезжали туда фотографировать.









Именно между двух таких территорий пролегал путь к одной из оконечностей острова. Навигатор указывал, что там, вроде бы, возвышенность, а значит, вид обещал быть интересным; к тому же, туда вела дорога, и можно было съездить и посмотреть. И когда мы в очередной раз катались по острову — решили туда заехать. Как обычно, на месте всё оказалось сложнее, чем на карте.

Примерно за километр до выбранной точки дорога прерывалась знаком «движение запрещено». Знак этот, как известно, весьма условен, и забивают на него все, кому не лень, в том числе и добропорядочные европейцы; но дорога, преграждаемая знаком, давала понять, что ехать туда, наверное, действительно не надо. Это, видимо, такой хорватский вариант щебёнки — мелкие отколотые куски камня, зачастую довольно острые. И хотя я и знал, что пропороть таким камнем колесо довольно трудно, всё равно решил не рисковать.

А потому последнюю милю мы преодолели пешком. Палящее солнце не было главной нашей проблемой: справа и слева от дороги росли невысокие деревца, и между ними прямо поперёк дороги сплели свои паутины какие-то местные пауки. Пауки эти, хоть и были ненамного больше тех их собратьев, которых мы привыкли видеть в Москве, выглядели, тем не менее, довольно опасно; в Хорватии есть несколько видов ядовитых пауков, которых я наизусть не знаю, а эти, как назло, плели паутины прямо над дорогой — вдруг они это для того, чтобы туристам на голову падать? А ведь если такие мысли посещали меня — человека, в общем-то, индифферентного к паукам и насекомым — представьте, что чувствовала жена, которая их боится как огня.

Но, как выяснилось, забрались мы сюда всё же не зря. С возвышенности открывался замечательный вид на расположенный неподалёку от Трогира Сплит — второй по величине город Хорватии. С этим городом мы к тому моменту были уже знакомы и, разглядывая его издалека, находили знакомые нам места; а вас я познакомлю со Сплитом немного позднее. Жаль только, что на этой оконечности острова не было подхода к морю.











Кстати, несмотря на наличие пляжа непосредственно у нашего домика, мы не оставили идею найти на острове дикий пляж, и как-то раз ткнули на навигаторе в точку, расположенную на самом берегу, но на удалении ото всех туристических зон, которые мы к тому времени уже изучили и куда старались не соваться. Навигатор привёл нас к какому-то инженерному сооружению, назначения которого я по сей день не знаю; рядом было припарковано несколько машин с хорватскими номерами, а следом за нами подъехала ещё одна. Бессовестно подглядев за приехавшими, я выяснил, где находится тропинка к морю.

Впрочем, на найденный нами пляж мы всё равно не пошли. Хоть он и был практически пустым — пара-тройка человек там всё равно была, и это, в общем-то, был максимум того, что могло поместиться на этом пляже, а потому мы применили нестандартный подход, и, без труда преодолев чисто номинальную ограду неопознанного инженерного сооружения, спустились в море прямо по камням — гигантским валунам, которые и составляли основу этого берега. Мы отлично провели время на этом диком пляже, а место это мы потом видели с моря — оказывается, на неопознанном инженерном сооружении изображён огромный перевёрнутый якорь, что бы это ни значило.









И, чтобы завершить свой рассказ о Чиово, необходимо упомянуть о единственной настоящей достопримечательности острова. Основанный в 16-м веке монастырь Призидница расположен на отвесном берегу, на небольшом выступе скалы. Собственно, весь монастырь состоит из трёх зданий, одним из которых является церковь; если обходить её сзади, то расстояние от стены церкви то скалы не позволит разойтись двум идущим навстречу друг другу людям.













Вот таким было место, где нам предстояло провести десять дней, и мы постарались сделать так, чтобы эти дни всё-таки были днями отдыха, а не как у нас обычно бывает. Не могу сказать, что мы в полной мере достигли этого, но мы, по крайне мере, попытались.

[kukucapolj]

Неподалёку от острова Чиово находится город Сплит — второй по величине в Хорватии. По меркам этой страны Сплит — действительно очень крупный, в нём живёт аж 178000 человек, что почти дотягивает до Люберец; но Сплит выгодно отличается от подмосковных городов своим возрастом, ведь основан он был ещё до нашей эры.

Попасть с Чиово в Сплит можно двумя путями — либо проехать километров сорок, либо проплыть километра три; но так как посещать города лучше всё-таки на автомобиле, а не в плавках, мы решили прокатиться.

Поиск парковки, которая была бы не слишком удалена от центра, оказался непростой задачей. В итоге навигатор привёл нас к паркингу рядом с каким-то бизнес-центром, идти от которого до интересовавшей нас части города было минут пятнадцать. Попетляв по не слишком интересным деловым кварталам, мы пришли в исторический центр.

Исторический центр Сплита — это город в городе. Его ограждает массивная каменная стена, а внутри — миниатюрные улочки, образованные стенами построенных вплотную друг к другу каменных домов. Автомобильное движение здесь запрещено, но изредка встречается коммунальный спецтранспорт — к примеру, я никогда ещё не видел такого маленького и такого шустрого мусоровоза. Когда такой спецтранспорт едет по улице — туристам приходится куда-то деться, потому что протиснуться мимо него невозможно чисто физически.

А деться можно много куда — в основном, в магазины и кафе, обильное разнообразие которых располагается на первых этажах здешних домов. Вообще, я всегда испытываю сожаление, когда вижу, что места, действительно очень красивые и очень древние, по всему миру превращены в одну сплошную ярмарку, где ведётся непрерывная торговля китайскими магнитами, тайваньскими футболками и малайзийскими сумками, но такова, видимо, участь всех туристических городов; тем более ценными остаются для нас города нетуристические, где никто не говорит на иностранных языках, а в магазине вместо магнитов продают хлеб, испечённый зачастую самим хозяином магазина. Но в данном конкретном случае обилие точек общепита было нам на руку, так как есть хотелось ужасно, и мы с удовольствием сбежали от мусоровоза в ближайшее кафе.

На вывеске кафе было написано, что внутри работает кондиционер, но этого как-то не ощyщалось — видимо, он просто не справлялся с ужасной жарой, стоявшей в тот день. Мы съели очень вкусную пиццу и запили её очень вкусным кофе, после чего почувствовали в себе силы к дальнейшим подвигам.

И подвиги не заставили себя ждать — мы обнаружили колокольню, на которую можно было залезть, и моментально воспользовались этой возможностью. Подъём был не слишком тяжёлым, но престарелая металлическая лестница заставила нас немного понервничать, хотя после подъёма на собор святой Эуфимии в Ровине нам, наверное, уже ничего не страшно.













С высоты весь Сплит виден как на ладони, а если взглянуть в другую сторону — там видны порт, море, наш остров Чиово и ещё какой-то большой зелёный холм, который загораживал половину обзора. Холм выглядел интересно, но был довольно далеко, и мы решили, что шансы исследовать его в этот день стремятся в нулю. Спустившись с колокольни и ещё немного погуляв по старому городу, мы пошли на набережную.

Набережная крупного портового города — это всегда парадоксальное место, где есть тёплое море, но нельзя купаться. Хотя, в принципе, в некоторых местах купание и разрешено, но сами хорваты тут в море полезут разве что в случае теплового удара — они весьма придирчиво выбирают для отдыха острова, на которых вода чище. Наличие порта накладывает некоторые ограничения на жизнь города и на граничащее с городом море — и правда, пока мы гуляли по набережной, купаться нам не захотелось.

Кстати, на набережной мы внезапно обнаружили абсолютно пустую парковку прямо на берегу моря. Правда, пустовала она не просто так — цены за стоянку по хорватским меркам были задраны просто до неприличия, но на один день можно было бы и воспользоваться, если бы навигатор об этой парковке знал.











Выбравшись с набережной, мы гуляли по искривлённым улочкам старых районов Сплита, где дороги уходили то вниз, то вверх; нам было интересно всё, мы шли по каким-то указателям, поднимались на лестницы, всё дальше уходили от исторического центра, и в какой-то момент историческая застройка сменилась сосновым лесом, и мы обнаружили, что находимся у подножья того самого зелёного холма, который мы видели с колокольни. Холм оказался парком Марьян, большим, красивым, почти таким же древним, как и сам город, и совершенно пустым. Видимо, совсем немногие туристы добираются до этой достопримечательности, и за время, что мы провели в парке, а времени этого было немало, мы встретили всего несколько компаний по два-три человека, которым, так же как и нам, природные достопримечательности были так же интересны, как городские. К тому же, как выяснилось, вершина парка располагалась в 180 метрах над уровнем моря, и мы получили ещё одну прекрасную точку обзора; а ещё, хотя жена и не разделяет моего восхищения по этому поводу, в этом парке я смог рассмотреть цикаду, спавшую на дереве, с расстояния буквально в несколько сантиметров.































Когда мы снова спустились в город, уже начинало темнеть, и мы поспешили к парковке, спрятанной в глубине деловых кварталов — ориентироваться в хитросплетениях Сплита в темноте было бы немного проблематично, несмотря на присутствие навигатора. Обратный путь на Чиово прошёл без приключений, и это не могло не радовать — ведь в следующие дни нам предстояло ещё больше поездок, ещё больше приключений и ещё больше всего того, о чём вы узнаете чуть позже.

[kukucapolj]

Ещё в день нашего приезда на Чиово мы заприметили небольшую моторную лодку, мирно качавшуюся неподалёку от нашего пляжа. Дальнейшее расследование выявило, что лодка тут не просто так, эта лодка — кого надо лодка, и принадлежала она дедушке Динко, хозяину нашего домика. Спросив, можем ли мы прокатиться, мы вызвали у хозяев большой энтузиазм — видимо, катание на лодке составляет какую-то значимую часть их дохода от туристического бизнеса, хотя цена была названа довольно смешная.

Договариваясь о времени, я, как назло, постоянно путал хорватские слова «вечером» и «вчера», которые в этом языке довольно похожи, и довольно долго объяснял, что мне нужно: сначала хозяева не могли понять, как это мы собираемся кататься на лодке вчера, а когда я исправился — точно так же не понимали, зачем нам это занятие вечером; видимо, мы были первыми, кто пожелал лодку в такое время суток. Но мои объяснения о том, что жена — фотограф, а фотограф — это такой образ мышления, который мирянам недоступен, полностью удовлетворили всех, и в условленный час мы вышли в море.

Вождение моторной лодки в Хорватии без прав запрещено, и лодкой, конечно, управлял Динко, но едва мы отплыли от берега — предложил это дело мне, и я не отказался, несмотря на то, что в последний раз управлял настоящей моторной лодкой (сейчас будет очень-очень страшная цифра) 22 года назад на реке Клязьме. Не подумайте, что я сейчас такой старый — наоборот, это тогда я был такой мелкий.

















Пока жена фотографировала закат, воду, островки, закат, воду, островки, закат, воду и так далее, я общался с Динко и, так как мои словесные описания заката, воды и островков вряд ли переплюнут сделанные женой фотографии, рассказывать я буду в основном про это общение, тем более что оно оказалось довольно интересным.

Динко жил на островах всю свою жизнь. Его домом был остров Вис, а на Чиово он приезжал на лето — принимать туристов. Во времена социалистической Югославии он работал на судостроительном заводе и строил, в соответствии с его описанием, «большие военные корабли для Советского Союза»; потом Союз распался а в Югославии началась война. Туристов не было, судостроительство встало, и Динко занялся ловлей кальмаров, которых в здешних водах предостаточно; и вот, последние двадцать с небольшим лет он живёт, промышляя ловлей кальмаров и летним туризмом. И, знаете, глядя на него, я позавидовал такой жизни. Хотел бы я в его годы быть таким же энергичным, неугомонным и весёлым, и ходить в море на своей маленькой лодке. Или не ходить, если сегодня нет настроения. Сам себе хозяин, сам себе кормилец.

На противоположном берегу виднелся Трогир, и я пожаловался на проблемы с трафиком, узкие дороги и толпы туристов; он ответил, что у него таких проблем нет — если нему надо в магазин в Трогире, он просто садится в лодку и плывёт прямо туда. Мы проплыли мимо нескольких рыбацких лодок, и он помахал рукой и поздоровался с рыбаками, которые тоже ловили кальмаров. На нашем пути встречались множество островов, какие-то были близко, какие-то терялись в морском тумане, но Динко знал их все; он показывал мне каждый остров и рассказывал, как он называется, населён ли он и ходит ли туда паром.

Вернувшись на берег мы уже знали, что поплывём ещё, и через пару дней мы поплыли — на этот раз на восходе и в другую сторону. Я спросил Динко, сколько времени нужно, чтобы оплыть Чиово вокруг, на что он озадаченно почесал затылок и сказал, что никогда не задумывался об этом. Сам он за все двадцать с лишним лет не делал полный круг вокруг острова, ограничиваясь местами, где хорошо ловятся кальмары.













































На этот раз мы проплыли под Чиовским мостом — тем самым единственным мостом, связывающим Чиово с Трогиром. Мы почти доплыли до той точки острова, с которой мы смотрели на Сплит и где на нас охотились пауки, и повернули назад — в тот день у нас было запланировано ещё много дел.





Программу плаванья мы считали выполненной, и больше выходить в море не собирались, но внезапно под конец нашего пребывания на Чиово мы почуствовали, что хотим ещё, и договорились с Динко на последний наш день на Чиово — снова на вечернее время. Мы обогнули остров с востока, посмотрели на дикий пляж, на котором мы купались, спускаясь к морю по гигантским валунам, а Динко показал нам места, где водятся самые лучшие кальмары, но, едва мы повернули в обратную сторону, погода изменилась.

Никогда раньше я не думал, что изменения на море происходят столь неожиданно. Только что светило солнце и по небу гуляли редкие облака, но буквально спустя минуту небо было затянуто тучами и поднялся ветер. Ветер взбудоражил спокойное до этого море; нашу маленькую лодку швыряло из стороны в сторону, и порой казалось, что она прямо сейчас перевернётся. Успокаивали две вещи: близость к берегу и то, что Динко сохранял своё весёлое расположение духа. Когда я перестал справляться с лодкой, он просто взял у меня управление, и повёл её к дому, как будто никакого шторма и не было; между тем, волны поднялись такие, что благодаря летевшим брызгам мы промокли до нитки. Фотоаппарат пришлось убрать в багажное отделение лодки, и потом ещё долго мы очищали его от следов солёной воды, но в результате всё обошлось и техника не пострадала, а мы получили массу неожиданно сильных впечатлений. Это был, конечно же, не настоящий шторм — с точки зрения опытных рыбаков это, наверное, просто небольшое волнение на море, но мы попали в такую переделку впервые и после этого стали значительно лучше представлять, что значит слово «стихия».

И, хотя на следующий день нужно было прощаться с Динко и островом и двигаться дальше, мой рассказ о нашей жизни на острове ещё не закончился — ведь к счастью для вас, читатели, я страдаю хронической непоследовательностью изложения событий, и следующая глава будет посвящена ещё паре вылазок на просторы хорватской Далмации.

[OnlyElena]

Душа радуется, читая ваш рассказ))) Будучи филологом и фотографом, ничего интереснее на форуме не встречала)))

[denizzz]

А продолжение то где?

[kukucapolj]

Продолжение пишется
Сейчас ещё парочку частей выложу

[kukucapolj]

Сегодня в нашей программе намечается небольшое dejà vu: я собираюсь рассказать о двух городах, в которых мы уже были. Возвращение куда-то — явление для нас довольно редкое, ибо мы оба убеждены, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить её, прокручивая раз за разом одно и то же; единственным оправданием возвращения может быть то, что нам где-то очень-очень понравилось, и именно таковы оба этих места.

И начну я с маленького, но, несомненно, гордого города Трогира. В прошлую нашу поездку нам удалось уделить Трогиру всего пару часов, и мы жалели об этом, видимо, так сильно, что вселенский вакуум возмутился и повернул колесо нашей кармы так, что теперь мы жили целую неделю у Трогира под боком. Конечно, мы воспользовались этим, чтобы провести в городе целый день.

Трогир, исторический центр которого находится на малюсеньком островке, зажатым между континентом и Чиово — одна из известнейших туристических достопримечательностей хорватской Далмации, а значит, народа здесь обычно — не протолкнёшься. Зная об этом, а также о том, что мы оба по странному стечению обстоятельств достаточно хорошо переносим дневную жару, когда туристы прячутся в море, мы пошли в Трогир в полдень и не прогадали — город был почти пуст. Редкие группки полурасплавленных туристов искали тень, и мы гуляли по старинным каменным улицам города практически в одиночестве.

Кстати, когда я говорю «каменная улица» — я имею ввиду не какую-то конкретную деталь улицы, сделанную из камня. Центр Трогира создаёт удивительное чувство монолитности — каменная мостовая плавно переходит в каменную стену дома с одной стороны улицы и в точно такую же каменную стену с другой стороны — ты находишься в каменном проходе, а ширина улицы, как это часто бывает в старинных городках, позволяет одновременно коснуться руками противоположных стен; а учитывая, что улицы эти причудливо переплетаются и переходят одна в другую, здесь можно запросто ощутить себя заточённым в каменном лабиринте Минотавром. Ну, или Тесеем — в зависимости от того, пессимист вы или оптимист.

Впрочем, полностью погрузиться в роль Тесея не дают многочисленные кафе и магазины. Многие из них были закрыты, ибо прибрежные хорваты, в отличие от загребчан, свято чтят традицию сиесты; но в туристических местах торговля и общепит до конца не вымирают никогда, что было нам весьма на руку, потому что непрерывно употреблять мороженое на такой жаре просто жизненно необходимо.

Конечно, не отказали мы себе и в том, чтобы забраться повыше — на колокольню собора святого Лаврентия, откуда открывается отличный вид на весь старый город. Ведущая на колокольню лестница оставляет смешанные чувства: большинство пролётов каменные, как и весь город, и имеют возраст в несколько веков, но они вызывают больше доверия, чем участки сварной металлической лестницы, сооружённой явно значительно позднее.

В конце концов мы обнаружили, что солнце уже довольно ощутимо склонилось к западу, а значит, совсем скоро сюда нахлынут туристы; и мы поспешили в местный ресторан, благо они уже открылись после сиесты, но пока ещё были пусты, и мы могли выбирать. Еда была просто замечательной, а хорватская «мясная тарелка», как обычно, оказалась несоразмерной моим габаритам и есть я не хотел ещё очень долго.









































И в конце рассказа о Трогире я хочу предостеречь неосторожных читателей, которые после прочтения этого отчёта сразу же, не приходя в сознание, купят билет и полетят туда не обращая внимания на время суток, фазу Луны и время года. Трогир — прекрасное место, одно из многих мест Далмации, которые обязательно стоит посетить; но как только солнечный диск касается горизонта — Трогир преображается. Из всех щелей, из дверей, из окон, из ливневой канализации, из расположенного совсем рядом аэропорта, на город надвигается орда. Орда преображает город; она безмозгла, бессмысленна и беспощадна. Орда требует дешёвых безделушек и выстраивается за ними в удавообразные очереди, орда переполняет рестораны и кафе, раскупает всё мороженое и в пять минут замусоривает улицы обёртками от него; орда превращает центр в одну бесконечную очередь, которая в конце концов замыкается на себя, и все улицы представляют собой медленно бредущую по предопределённому маршруту толпу.

В силу своего местоположения мы многократно проезжали вечером через Трогир, а бывало и проплывали мимо в лодке с дедушкой Динко, и ни разу у нас не возникло желания здесь остановиться. В туристический сезон никогда не посещайте Трогир вечером, если вы такой же социопат, как мы — вряд ли это доставит вам хотя бы небольшое удовольствие.

Второй город, о котором я хочу рассказать — Шибеник. Здесь мы тоже уже были и сюда мы вернулись совсем не просто так; дело в том, что Шибеник — мой любимый город. Не в смысле в Хорватии, а в смысле вообще. То самое место на Земле, где я хотел бы родиться и вырасти, если бы можно было повернуть время назад.

Все города Далмации во многом похожи друг на друга, их бывает сложно отличить по фотографиям, и всё же Шибеник — особенный. Этот город воспринимается немного по-другому, чем его соседи, и эта удивительная и необъяснимая на первый взгляд разница имеет глубокие исторические корни: дело в том, что Шибеник — это, как ни странно, один из немногих городов в хорватской Далмации, основанный самими хорватами.

Придя на далматинское побережье, славяне не спешили всё разрушать и строить с нуля, они были ребята практичные и занимали греческие и римские поселения, во многом уже готовые к употреблению. А Шибеник был отстроен, видимо, как промежуточное звено между Задаром и Трогиром, а то как-то слишком много пустого побережья подряд получалось; именно это, мне кажется, и объясняет неуловимое отличие этого города от остальных.

Шибеник — город лестниц. В других далматинских городах постоянно встречаются улицы с большими уклонами, а в Шибенике превалируют лестницы, широкие, узкие, переходящие одна в другую, лестницы длиной в целую улицу, лестницы с неимоверно длинными ступеньками, лестницы с очень короткими ступеньками, лестницы с боковым уклоном — в общем, полный комплект всевозможных вариантов лестниц. Возможно, римляне и греки уже в те далёкие времена при постройке городов думали, что что-то возить по улицам на колёсном транспорте значительно удобнее, чем таскать на себе, а славяне, напротив, руководствовались исключительно эстетическими соображениями, но, как бы то ни было, город в результате получил своё неповторимое лестничное очарование. В старой части Шибеника нет необходимости в фитнес-центрах — местные жители и так всегда в форме.

На каменных улицах Шибеника много зелени. Об этом заботятся сами жители: перед дверями многих домов стоят горшки со всякими цветами, фикусами и прочими суккулентами. Между горшками, укрывшись в тени растений, спят коты, и всё это вместе создаёт идиллическую картину.

Шибеник — спокойный город. Вспоминая наше прошлое посещение, я с сожалением констатировал значительное увеличение количества туристов, но с такими городами, как Трогир и Примоштен, Шибеник и рядом не стоит. Дело в том, что Шибеник находится в заливе, в месте впадения реки Крка в море, и я, честно говоря, даже не знаю, солёная ли здесь вода; а узнать это не так просто, ибо закрытый со всех сторон залив с узким выходом в море представляет собой идеальную гавань, которая, в полном соответствии с законами развития современного индустриального общества, целиком занята портом. Туристам не интересны города на побережье, где нельзя купаться, и где нельзя понять, в реке ты купаешься или в море; а мне кажется, что это просто мечта — огромная гавань, и никаких проблем с парковкой твоей лодки, на которой ты можешь за десять минут доплыть по полностью дикого и пустынного пляжа.

В общем, вы поняли, что Шибеник — мой идеал. Наверное, у каждого из нас есть такое место на Земле. Хорошо, если ты нашёл его, и плохо, если ты его не нашёл; хорошо, если оно совпадает с твоим местом жительства и плохо, если не совпадает. Но главное — хорошо, что этот идеал у каждого свой, иначе бы всё население Земного шара стремилось набиться в одну его точку, а нафиг вы мне все нужны в моём Шибенике?



















Мы гуляли по улицам Шибеника без какой-то определённой цели. Зачем нужна цель, если сам город — это олицетворение глобальной Цели вообще? Но в какой-то момент мы подошли к небольшой и явно старинной церкви на окраине старого города, стали её фотографировать, и в этот момент внутри зазвучал орган.

Мы ещё в Загребе хотели сходить на органный концерт, но не сложилось: в подходящий нам день его отменили, а в остальные дни у нас были совершенно другие планы, и мы думали, что пролетели с этим мероприятием, а тут совершенно внезапно, и, заметьте, не где-нибудь — в Шибенике! — мероприятие настигло нас само. Мы зашли в церковь и обнаружили, что всё даже несколько лучше, чем ожидалось: это был не концерт, это была его репетиция. Органист играл, видимо, готовясь выступить перед слушателями, но церковь была абсолютно пуста. Не было ни одной живой души, и мы долго сидели, слушая волшебные звуки органа в полном одиночестве. Персональный органный концерт для социофобов в Шибенике — наверное, теперь я могу сказать, что я намного ближе к абсолютной нирване, чем был до этого.

Мы ещё долго гуляли по Шибенику, по его узким улицам и бесконечным лестницам, поднялись на крепость, которая по большей части была закрыта на реконструкцию, но мы-то — ха-ха — успели всё там обфотографировать в прошлое своё посещение этого города. Мы много времени провели на набережной, одной из самых прекрасных набережных Далмации — где нет ни одного пляжа, никаких толп туристов и никаких торгующих арбузами албанцев, только синяя вода и белые лодки, и мне казалось, что я могу провести здесь бесконечное количество времени.

Но всё когда-нибудь кончается, кончился и этот день, и мы покинули гостеприимный Шибеник, маленький уютный город на берегу то ли моря, то ли реки, и по совместительству — лучшее место на Земле. Я знаю, что не в наших правилах возвращаться куда-то, но точно так же я знаю, что сюда мы вернёмся ещё не раз, и, как знать, может быть когда-то решим больше не уезжать отсюда никуда; подозреваю, что день, когда это случится, будет одним из самых счастливых в моей жизни.

Мы возвращались на Чиово по Адриатическомму шоссе, проезжая до боли знакомые населённые пункты, которые я по сей день могу перечислить по памяти: Бродарица, Жаборич, Гребаштица, Било. В Било мы жили несколько лет назад, и мы остановились на въезде в эту небольшую деревеньку, чтобы осмотреть её сверху и найти дом, в котором мы останавливались, а потом мы проехали туристический Примоштен, и в последний раз пересекли вечерний Трогир.





Нет, стоп, отставить, как-то траурно звучит — в последний раз. Не хочу загадывать, не хочу строить планы — несмотря на то, что нам предстоит покинуть Чиово и продолжить наше путешествие по совсем другой части Хорватии. Хотя в этот раз мы действительно больше ни разу не увидели вечерний Трогир — пусть он останется в запасе, я не против сюда вернуться ещё не один раз, только лучше, наверное, поздней осенью или зимой. Температура здесь всё равно ниже нуля не падает, а посмотреть на город, когда здесь нет вообще ни одного туриста, было бы очень интересно. А пока что нам надо было отдохнуть от жаркого дня, чем мы с успехом занимались, фотографируя огни ночного Трогира прямо со своего балкона — в этом качестве город великолепен в любое время года.

Северная и средняя Далмация были нами обследованы более чем подробно в течение двух поездок с разницей в несколько лет; оставалась лишь одна часть далматинского побережья, незаслуженно обделённая нашим вниманием, и путь туда оказался очень непрост, но, несомненно, стоил того. В следующих сериях вас ждут головокружительные автомобильные пробки, захватывающие часы ожидания в очередях на автобане, и, конечно, любимые всеми автопутешественниками ураганы и проливные дожди, а также будоражащие воображение контрольно-пропускные пункты и сенсационные разоблачения многочисленных правонарушений в области торговли сельскохозяйственной продукцией. Надеюсь, всё это звучит не слишком интригующе и вы сможете дотерпеть до следующей части нашего неуёмного повествования. Оставайтесь с нами.

[kukucapolj]

Никогда, никогда больше мы не будем планировать переезды на субботу. Суббота — это тот день, когда приезжают и уезжают все. Все туристы из Австрии, Швейцарии, Италии, Словении, не говоря уже о самих хорватах, в этот день заезжают на отдых или, наоборот, уезжают домой; а учитывая весьма специфическую транспортную остановку на острове Чиово (вы же помните, один двухполосный мост, и всё такое), нам пришлось задержаться здесь на пару часов дольше, чем мы рассчитывали. Нет, не то чтобы я возражал против того, чтобы подольше побыть на Чиово, но предпочёл бы провести это время более продуктивно, чем в пробке на выезд с острова.

И это была не последняя пробка, в которую нам предстояло попасть в тот день. Мы направлялись к самой известной достопримечательности Хорватии — к Дубровнику, и дорога к нему оказалась не так проста.



Начнём с того, что территория Хорватии не является непрерывной — она разделена на две части небольшим участком Боснии в том месте, где Босния имеет свой единственный выход к морю, поэтому нам предстояло пересечь аж целых две границы — хорватско-боснийскую и боснийско-хорватскую. Кроме того, замечательные хорватские автобаны, которые мы так любим, не доходят до этой границы, обрываясь за несколько десятков километров до неё и переходя в обычные шоссе — хоть и хорошего качества, но довольно медленные. Ко всему этому надо добавить, что при приближении к югу страны ландшафт становится всё более горным, а сами горы — всё более отвесными; в общем, понятно, что дорога обещала быть интересной.

Так оно и получилось. Автобан окончился пробкой, состоящей из желающих оплатить проезд и попасть, наконец, в Дубровник, в которой мы протолкались ещё минут сорок. Затем начались шоссе с обычным для Хорватии «вверх-вниз», но на сей раз это «вверх-вниз» было значительно более ощутимо, чем то «вверх-вниз», к которому мы привыкли за это время.

Перед границей, к счастью, пробки не было. Оно и понятно — пограничники пропускали всех подряд вообще ничем не интересуясь. Машина с российскими номерами была для них хоть каким-то развлечением — у нас взяли паспорта и поставили в них штампы о выезде из Хорватии. Боснийских пограничников видно не было, и мы беспрепятственно въехали в Боснию.

Так как этот небольшой двенадцатикилометровый участок является единственным выходом Боснии к морю, вполне логично, что здесь же находится и единственный в Боснии морской курорт — город Неум, весьма популярный как среди самих боснийцев, решивших искупаться, так и среди хорватов, живущих неподалёку, которые приезжают сюда за покупками — в Боснии всё значительно дешевле, чем в Хорватии. Сам участок дороги в соответствии с названием города именуется Неумским коридором, и здесь действуют свои, боснийские правила дорожного движения. Например, двигаясь в своей полосе с разрешённой скоростью, вы легко можете обнаружить, что перед вами во встречном направлении, двигаясь по диагонали, дорогу пересекает дымящий как паровоз престарелый автомобиль с прицепом, в котором находятся, например, арбузы. Беспорядочность и одновременно необузданная весёлость местной жизни пробуждает в памяти фильмы Эмира Кустурицы.



Преодолев Неум, в котором мы на всякий случай решили не останавливаться, мы столь же беспроблемно преодолели вторую границу и снова оказались в Хорватии; вот тут-то и начались настоящие южнохорватские шоссе, проходящие на большой высоте и лихо закрученные серпантином. Спасибо хотя бы отбойник со стороны пропасти присутствовал.

Я довольно быстро приспособился к местному стилю вождения, и мы собрались продолжать наш путь до Дубровника без особых приключений, как вдруг подул ветер, а вслед за ним пошёл дождь. Нам не привыкать ездить по мокрой дороге, и мы особого внимания не это дело не обращали, а зря: ветер завывал всё громче, тучи становились всё гуще, дождь лил всё сильнее, и вскоре началось настоящее светопреставление. Ураганный ветер сносил сплошную пелену ливня в лобовое стекло, видимость была нулевой, и единственное, на что можно было ориентироваться — это на включённую аварийку едущей впереди машины. Наша колонна тащилась со скоростью 20 км/ч, по пути теряя самых слабых бойцов, сходивших с дистанции на немногочисленные обочины, чтобы переждать этот катаклизм; но мы продолжали двигаться, и вскоре буря кончилась так же внезапно, как началась, и засветило яркое солнце.





После всего этого нам хотелось встать и передохнуть хотя бы минут на пять, там более что поводы для этого были — вдоль шоссе то и дело встречались лотки с весьма аппетитно выглядящими фруктами, и мы остановились у одного из них и купили весь этот прекрасный крупный виноград и все эти спелые сочные персики. Проблема была только в том, что у нас кончилась вообще вся вода, а жена наотрез отказывалась есть немытые фрукты, несмотря на то, что выглядели они вполне себе чистыми. Но я, человек, который привык укреплять свой иммунитет не бифидобактериями, а поеданием нестерильной пищи, довольно быстро склонил жену на тёмную сторону, и мы съели всё. Вообще всё. Это были неимоверно вкусные фрукты.

Населённые пункты сменяли друг друга, и вот, наконец, мы увидели поворот на сам Дубровник — но проехали мимо, ведь жить мы собирались не в самом городе. Всё побережье этого региона представляет собой один сплошной курорт, и мы выбрали для своего пребывания на эти десять дней относительно тихий населённый пункт Млини, находящийся в десяти километрах от Дубровника. Млини, как и любой городок на здешнем побережье, тоже место весьма туристическое, но с самим Дубровником, конечно, не сравнить.

Хозяина апартаментов звали Влахо, и это был самый радушный хозяин из когда-либо встреченных нами. Он старался помочь нам со всем с чем только мог, выхватывал у нас самые тяжёлые чемоданы и тащил их в наш номер, и делал это с неимоверной энергией и энтузиазмом, несмотря на то, что ему уже пошёл восьмой десяток — вот что значит жизнь на море. Когда-то Влахо был инженером, и принимал участие в строительстве многих дорог, по которым нам предстояло ездить эти десять дней; а теперь он построил пару корпусов с апартаментами и благополучно существовал, принимая туристов. Он помог нам припарковать машину (что было, прямо скажем, нелегко — вписываться в поворот на парковку пришлось с зазором шириной в ладонь, а колёса всё время буксовали на мокрой от дождя уходящей резко вверх улице), и в довершение всего этого обряда гостеприимства принёс нам целую тарелку фиг, которые росли у него прямо во дворе. Фиги, они же смоква, они же инжир — это вообще такая универсальная хорватская еда, которая растёт везде, в том числе вдоль дорог; жаль, что я их не люблю, а вот жена их умяла с большим удовольствием.







Конечно, мы сразу пошли смотреть, как тут дела с морем, и сперва, надо сказать, немного расстроились. Во-первых, до моря надо было идти аж метров двести, и хуже того — через дорогу; и во-вторых, пришли мы в итоге на весьма многолюдный общественный пляж, что для нас, социопатов, избалованных условиями на Чиово, было очень невесело. Но немного осмотревшись вокруг на следующий день, мы обнаружили то, что нам было нужно. Достаточно отойти от общественного пляжа на сотню метров, и плоское побережье сменяется каменистыми расщелинами — идеальный береговой ландшафт для любителей уединения вроде нас.





Единственное, что нарушало наше душевное спокойствие в периоды нашего отдыха среди расщелин — это эксгибиционисты. Нет, не говорите мне, что этих людей правильно называть нудистами; я ещё достаточно вменяем, чтобы отличить одно от другого. Нудисты — это те, которые нудят в специально отведённых для них, нудистов, местах. А когда розовый, как молочный поросёнок, и столь же упитанный гражданин средних лет размахивает своим поросячьим хвостиком, по недоразумению оказавшимся не с той стороны тушки, направо и налево, находясь при этом лишь чуть ниже уровня пешеходной тропинки, по которой, между прочим, дети ходят — это, знаете ли, эксгибиционист. И таких вот демонстраторов собственной то ли незакомплексованности, то ли глупости — полно.

Мы однажды пошли по побережью в другую сторону, туда, где, судя по карте, вообще ничего не было. Шли по лесу какими-то теряющимися тропинками, перепрыгивали места, где эти тропинки от дождя сползли вниз по склону, пробирались через какой-то бурелом, вышли в итоге к полуразрушенному зданию на берегу моря, и вот тут-то как раз и нашли настоящих нудистов. Они нудили там, где их фиг найдёшь, и вот тут уже мы со всей своей одеждой почувствовали себя не в своей тарелке и предпочли быстренько миновать их гнездо. Участок побережья после пристанища нудистов представлял собой прекрасный, чистый, пологий и совершенно пустой пляж; видимо, завидев нудящих граждан, все прочие любопытные останавливались и дальше идти не решались.





Но всё же большую часть времени мы проводили в наших любимых расщелинах. Мы приходили туда в полдень, когда все нормальные люди убегают с пляжа, опасаясь сгореть, и таким образом избегали встреч с эксгибиционистами, да и вообще плотность потока купающихся в это время значительно спадала; а когда солнце опускалось к горизонту, мы шли, или ехали, или бежали к каким-нибудь интересным местам, рассказы о которых вам предстоит прочитать; тысяча чертей, как я вам завидую, несмотря на то, что я их ещё даже не написал, но сам я многое бы отдал за то, чтобы вернуть неповторимую новизну ощущений от каждого места, где мы побывали. А пока — несколько штрихов о том месте, где мы остановились; эти штрихи либо не помещаются ни в один другой рассказ, либо просто сами по себе малозначительны, но оттого не менее ценны.





















В Млини недалеко от общественного пляжа есть небольшая бухта, которую мы не раз эксплуатировали в своих фотографических целях. Проблемы с парковкой, которые в горной Хорватии и без того имеют место быть на каждом углу, в регионе Дубровника приобретают совсем уж угрожающие масштабы, и распространяются с суши на воду. В Млини нет достаточного количества побережья, подходящего для парковки лодок, и лодки паркуются прямо на воде. Ну то есть понятно, что лодки всегда паркуются прямо на воде, но обычно они всё-таки швартуются к берегу, а здесь они болтаются прямо в море, непонятно к чему привязанные. Наверное, у меня всё-таки плохо получается объяснять особенности национальной парковки лодок; лучше один раз увидеть. Приличная пристань есть в соседнем Цавтате, куда мы так и не заехали, но там и цены другие, и яхты длиннее, и трава зеленее, и солнце ярче. А в Млини стоят лодки местного пролетариата, и добавляют, надо сказать, местному побережью определённое очарование.





А ещё недалеко от Млини есть аэропорт Дубровник. Есть такая дурацкая традиция — название аэропорта привязывается к названию ближайшего крупного населённого пункта, чтобы, типа, все по названию сразу примерно поняли, где он находится. А в горах найти подходящую площадку для аэропорта не так-то легко, и в результате от аэропорта Дубровник, который находится поблизости от деревни Мочичи, до самого Дубровника пилить 20 километров, и как раз через Млини. Я, знаете, самолёты только изнутри не люблю, снаружи-то я к ним вполне себе с интересом отношусь, так что взяли мы как-то расписание рейсов этого аэропорта и поехали смотреть взлёты-посадки. Красивое это зрелище, особенно когда ты сам не в этой консервной банке находишься, а снаружи наблюдаешь; к тому же точка для наблюдения за аэропортом Дубровник имеется прекрасная, расположенная на обочине дороги несколько выше уровня самого аэропорта. Обычно за самолётами с уровня земли наблюдаешь, а тут он прямо мимо тебя садится-взлетает — красота неописуемая и внутреннее ликование от того, что не ты на нём летишь.





И ещё один эпизод мне вспоминается. Жена меня озадачила — хочу, говорит, чтобы Солнце в море садилось Ну, у меня в школе по астрономии пятёрка была, что, впрочем, не означало, что я на это самое Солнце могу хоть как-то повлиять; но найти в этих наших интернетах калькулятор восходов-закатов с отрисовкой траектории звезды по имени Солнце, в общем-то, проблемы не представляет. Повертев калькулятор так и сяк, я вынес вердикт: мы находимся в бухте и Солнце будет садиться в берег, хоть тресни; но в одной точке побережья, имеющей некоторое искривление рельефа, таки можно увидеть Солнце падающим прямо в море. А можно и не увидеть. Возможности анализа столь нежной материи, как проекция трёхмерной траектории, весьма ограничены, и точно сказать было нельзя.

И вот, вооружившись GPS, мы на закате пошли к искомой точке, взяв с собой штатив, кучу рюкзаков, объективов, и прочей техники; и, как вы думаете, что мы увидели, добравшись до нужных координат? Правильно, лавочку. Хорваты уже давно, безо всяких там вычислений, заприметили, что с этого места самый красивый закат, и поставили лавочку, чтобы им любоваться. На ней, правда, сидел кто-то, но увидев, что приближаемся мы со всеми нашими штативами и рюкзаками, этот кто-то быстро ретировался, решив, наверное, что он мешает как минимум съёмкам очередного фильма Тарантино, и потому программу по закату мы в тот день выполнили в полном объёме. Моя учительница физики и астрономии Нина Тимофеевна могла бы мной гордиться.















И ведь вот это всё, о чём я рассказываю, — это далеко не самое интересное из того, что произошло с нами за эти очередные десять дней нашего путешествия. Но не буду торопить события, потому что пиво кончается, да и ночь уже на дворе; всему своё время, оставайтесь с нами, и вы обязательно всё-всё-всё узнаете.

[denizzz]

Очень круто! Спасибо

Не узрел, а это когда было? (месяц)

[kukucapolj]

Июль-август 2013.
Июль - Загреб, август - море.

[denizzz]

Ну что ж... Моя первая поездка в Хорватию стартует через Неделю....
Уххх, скорее бы ))

[sunny_39]

Добрый день!
специально зарегистрировалась, чтобы сказать огромное спасибо за этот отчет. до него я к Хорватии относилась с вниманием, но недостаточно большим. Сейчас стала присматриваться

а не подскажете контакты чудесного дедушки в Чиво со своим маленьким пляжикОм?

[Herostrat]

Не подскажите адрес апартаментов Динка и тех, где останавливались в Дубровнике? Буду в этих краях в мае 2015 года.
Их заранее можно бронировать или только на месте?

[denizzz]

Не подскажите адрес апартаментов Динка и тех, где останавливались в Дубровнике? Буду в этих краях в мае 2015 года.
Их заранее можно бронировать или только на месте?

Не вижу никакого смысла сейчас бронировать...
Да и апартов в Хорватии стооооооооооолько, что без жилья не останетесь точно...

[Herostrat]

мы сейчас и не собираемся бронировать. потом...ближе к дате.
просто хотелось узнать где такое замечательное место, что еще и на ложке покатают.

[denizzz]

если интересуют покатушки (прокат) на моторной лодке... то опять таки там этого добра очень много... снять катерок в аренду, проще, чем автомобиль... цена на день 100 евро (плюс-минус)... можно дешевле (за 50), можно дороже (от 200)... в зависимости от габаритов и мощности лодки... можно и на час, и на пол-дня... ценник весьма гуманный... это ценник с пляжей... если искать, торговаться можно взять подешевле...

[kukucapolj]

Освоившись с морем и произведя разведку на местности, мы стали думать, что бы тут такого интересного посетить. Итак, что же могут посетить туристы, проживающие недалеко от Дубровника? Ах да, точно, Дубровник. Чуть ли не главная достопримечательность всей Хорватии, исторически, как ни странно, не так уж со всей остальной Хорватией и связанная; ведь Дубровник долгое время не зависел вообще ни от кого. В современном мире из самостоятельных городов автономным остался разве что Сингапур, ведь даже Ватикан сейчас уже не сможет прожить без инфраструктуры, обеспечиваемой окружающей его Италией, а раньше таких свободных городов было значительно больше, и именно таким был Дубровник — морская республика на берегах Адриатического моря, город, окружённый неприступной стеной.

С туристической точки зрения Дубровник является типичным адом социофоба. Каждое утро начинается с набега туристических толп, среди которых с трудом можно протолкнуться, припарковаться нельзя вообще нигде, а поднявшись на городскую стену, придётся медленно плестись в нескончаемой цепочке туристов из разных уголков мира, которым до фени, в каком темпе вам хотелось бы ходить. Именно поэтому мы выдвинулись в сторону Дубровника под покровом ночи и въехали в него едва солнце начало подниматься из-за горизонта, и ни на секунду не пожалели о своём решении.

В шесть утра Дубровник пуст и прекрасен. Встречаются лишь работники коммунальных служб, подготавливающих старинные улицы к очередной атаке туристических групп, они моют мостовые из шланга, и мы перепрыгиваем через лужи, которые к приходу туристов высохнут сами — ведь солнце поднимается всё выше и каменный город нагревается всё больше. Днём здесь будет невыносимо жарко — город целиком сложен из камня и обнесён, напомню, массивной стеной. Кстати, было бы совсем неплохо подняться на пустующие стены именно в это время и наблюдать оттуда за восходом, но, к сожалению, вход на стены платный, а кассы и пропускные пункты открываются только через два часа. Зато у нас есть целых два часа, чтобы погулять по совершенно пустому Дубровнику, обследовать его узкие улицы, на которых днём едва можно протолкнуться, и выпить утренний кофе в одном из досрочно пробудившихся кафе.















К тому моменту, как настало время открытия стен и мы подошли к кассе, там уже поджидали своего часа несколько человек. Впрочем, их было совсем немного, и они, видимо, были такими же социофобами, как и мы. Мы поднялись на стены и начали осмотр города и его окрестностей — на этот раз сверху.

Одновременно с этим в городе начали появляться люди. Пока их было немного, но это были уже не одиночные туристы; сверху мы наблюдали, как заполняются улицы: сначала это были в основном люди с чемоданами — туристы, снявшие жильё в самом городе и вылетающие ранними рейсами, или, наоборот, только что прилетевшие, но совсем скоро стали появляться и мини-толпы автобусных туристов, и какие-то организованные группы людей, выходящих из местных отелей, и все эти ручейки, стекаясь по улочкам на центральную улицу Страдун, образовывали довольно ощутимый поток, который уже порядочно шумел и бурлил, но пока ещё не образовывал водоворотов и штормов.





Мы старались пока что не придавать значения людскому приливу, надвигающемуся снизу, мы осматривали стену и город, его старинные здания с красными крышами, сложенными как на подбор из новенькой черепицы — печальный отголосок югославской войны, когда в 1991 году в Дубровнике не осталось почти ни одной целой крыши в результате артиллерийских обстрелов, несмотря на демилитаризованный статус города. Война прошлась по городу серией разрушений и пожаров, следы которых он несёт на себе до сих пор, но Дубровник выстоял — так же, как на протяжении веков стоял он против Византии, Венеции и Османской империи.



























К тому моменту, как мы обошли город, людской поток зашумел в полную мощь. На улицах яблоку было некуда упасть, а разрозненные группы людей на стене всё-таки объединились в единую цепь от входа к выходу. К счастью, мы уже успели многое увидеть, многое снять, и поспешили покинуть старинный, прекрасный, но такой людный Дубровник. К парковке, на которой мы оставили машину, и которая утром была пуста, стояла солидная очередь на въезд. Надеюсь, когда-нибудь мы вернёмся в этот незабываемый город... например, зимой. Вряд ли улицы будут пустовать, но, наверное, всё-таки будет как-то поспокойнее.









В этот наш приезд в сам Дубровник мы больше не сунулись, но неоднократно видели его, проезжая мимо, а однажды решили поехать и посмотреть на него сверху целенаправленно. Над Дубровником возвышается гора, а на ней стоит крепость, и оттуда открывается прекрасный вид на город, его окрестности и на море. Только у меня, наверное, будут проблемы воспроизведением названия горы — носителю русского языка воспринять этот набор звуков довольно сложно. Пожалуй, вариант «Срджь» будет достаточно близок к истине.

С вершины горы Срджь к старому городу Дубровника спускается канатная дорога, и для жены рабочий вариант состоял в том, чтобы подняться из Дубровника на гору именно таким способом. Ну не любит она ездить по узким крутым серпантинам без отбойника со стороны пропасти даже несмотря на то, что мы уже второй месяц находимся в Хорватии и пора бы привыкнуть. Лишь когда я специально остановился у въезда на серпантин и продемонстрировал ей успешно забирающийся вверх здоровенный туристический автобус, она согласилась на этот аттракцион.











На вершине горы находится небольшая крепость Форт Империал, построенная во времена наполеоновских войн. Крепость пережила Наполеона, но сильно пострадала при осаде Дубровника во время югославских войн; сейчас внутри находится музей отечественной войны.

С горы открывается прекрасный вид на город и находящийся неподалёку остров Локрум, и я долго высчитывал на солнечном калькуляторе время, когда город освещён лучше всего; как это обычно бывает, мы так и не смогли попасть в нужную точку в рассчитанное мной время, и приехали туда по принципу «когда смогли — тогда смогли», и жена, увидев свет, сказала, что я ничего не понимаю в фотографии, и вот сейчас, когда мы приехали, свет идеален, а если бы мы приехали тогда, когда я сказал — было бы типичное не то. Я не стал спорить, всё-таки я фотограф ещё меньше, чем астроном.

Но созерцание — созерцанием, а кушать, как известно, хочется всегда. Разумеется, на вершине есть кафе с видом на Дубровник, чем мы немедленно и воспользовались, заказав что-то там очень вкусное и калорийное, а пока мы ели — солнце начало скатываться за горизонт. Жена, увидев «тот самый свет», побежала снимать, а потом мы ещё долго сидели на самой вершине и смотрели, как заходит солнце, и это казалось мне символичным — ведь наше знакомство с городом, напомню, началось с рассвета.









Мы уезжали с непроизносимой горы Срджь уже в темноте. Меня неудачно подрезал мотоциклист (эта публика ведёт себя безбашенно независимо от страны), и в результате я встал, напрочь заблокировав один из поворотов серпантина в обе стороны. Все прочие водители терпеливо ждали, пока я крутил руль, исправляя ситуацию, никто не сигналил и не крутил пальцем у виска, и из-за этой их реакции по дороге домой я ни секунды не нервничал и чувствовал себя спокойно и сыто. Завтра будет новый день, будут новые приключения, новые места — а может, мы решим просто проваляться весь день у моря, хотя такой сценарий и представлялся мне менее вероятным; но, так или иначе, умиротворение и спокойствие сопутствовали нам, и это не было признаком накопившейся усталости, или пришедшей апатии, или утраты интереса; это было лишь признаком того, что мы всё больше проникаемся ни с чем не сравнимым духом очень спокойной, никуда не торопящейся, но всегда готовой преподнести нам новую неожиданность Хорватии.

[kukucapolj]

«Его весёлость столкнулась с серьёзностью войны, как мотылёк… и танк.» -- Э. Хемингуэй

Вы же знаете, я стараюсь вас не грузить всякими серьёзными темами, и уж точно не злоупотребляю этим, да и сами мы целью своих путешествий ставим получение положительных эмоций, и потому посещение всяких депрессивных мест мы в программу не включаем — за очень редким исключением. Мы знали о том, что где-то неподалёку от Дубровника есть курорт Купари, на котором находятся несколько отелей, разрушенных во время хорватской фазы югославских войн (хорваты, напомню, называют эту войну просто «отечественной»), и мы думали туда съездить из интереса, если будет время, если мы сможем найти это место, если туда будет свободный доступ... В общем, в этом плане было столько «если», что я не могу сказать, что мы рассматривали его совсем уж всерьёз; и уж чего мы точно не ожидали, так это того, что Купари со своими отелями окажутся от места нашего проживания в семистах метрах ходьбы по берегу моря.

И, пока мы, нагруженные фоторюкзаками, идём эти семьсот метров, я расскажу вам немного о самом местечке Купари.

Когда-то здесь делали кирпич и черепицу, и именно это производство, пройдя через некоторые этимологические хитросплетения, дало название этому месту. В 20-м веке Купари стали популярным курортом, а во времена социалистической Югославии здесь располагалась вилла самого Йосипа Броза Тито, что само по себе говорит об исключительности этого места. За 40 лет, с 1920 по 1980 год, здесь были построены пять отелей общей вместимостью более полутора тысяч человек, здешние пляжи считались, да и считаются по сей день, лучшими в регионе, и всё было хорошо, пока в начале девяностых сюда не пришла война.

Здания отелей получили множественные повреждения от артиллерийских обстрелов и вряд ли пригодны для восстановления. Домам местных жителей повезло ещё меньше — большей частью они были уничтожены полностью и сожжены. Согласно официальной статистике, в период с 1981 по 1991 год — с момента смерти Тито и до осады Дубровника — постоянное население Купарей составляло ноль человек. После войны курорт был заброшен, а полуразрушенные здания отелей и по сей день стоят там, привлекая лишь редких любителей подобных строений вроде нас.

Это была минутка официальной версии, а мы, тем временем, дотащили свои фоторюкзаки до пункта назначения, чтобы посмотреть, как оно тут всё на самом деле.

И, вы знаете, это сложно описать. Посреди разрушенных зданий расположился красивейший пляж, и он совершенно не заброшен, на нём куча народа, и даже работает какой-то импровизированный пляжный бар, и возникает сюрреалистическое ощущение, что эти люди вышли из этих сгоревших отелей с выбитыми окнами, чтобы искупаться, и что они вот сейчас соберут пляжные сумки и пойдут обратно в номера. И мы, конечно, посчитали необходимым обследовать эти самые здания, чтобы убедиться, что там точно никто не живёт.

Первым на нашем пути был отель Горичина. Бетонная коробка, образец социалистической архитектуры 1965-го года, не вызывающая никаких эмоций сама по себе, но следы артиллерийской шрапнели на стенах и проросшая сквозь пол трава придают ему колорита. Мы побродили по этажам, встретили пару таких же интересующихся, как мы, и, не исполнившись никаких особенных переживаний, двинулись дальше.













А дальше нас ждал некогда великолепный Гранд Отель, самый первый из здешних отелей, построенный ещё в 1920-м году, и вот здесь эмоции захлестнули. Этот отель было по-настоящему жалко — с его симметричными винтовыми лестницами, просторными балконами, вьющимся по стенам плющом, традиционной черепичной крышей и некогда окружавшим его красивым садом с пальмами. Отель был капитально отремонтирован в 1979-м году, и пережитки этого ремонта по сей день можно видеть — обвалившиеся пластиковые панели, декоративные элементы родом из другого времени, стандартные железобетонные лестницы, но если смотреть сквозь всё это — отель прекрасен, и я искренне надеюсь, что когда-нибудь он восстанет, как Феникс, из пепла, восстановит свой исторический облик и примет новых гостей.























Ну, и чтобы завершить нашу экскурсию в прошлое, мы заглянули отель Пелегрин. Пелегрин — это тоже бетонная коробка, но, в отличие от Горичины, довольно большая. Здание построено прямоугольником и имеет центральный двор, на нижнем этаже находится то, что некогда было бассейном, а поплутав по лестницам, можно выйти на огромный балкон, с которого открывается прекрасный вид на море и на Купари.

Единственное, что мешает наслаждаться этим видом — это сколы ограждения балкона, присмотревшись к которым можно даже приблизительно понять путь шрапнели. Номера на этажах типично социалистические, с минимумом удобств и душевыми кабинами, отделанными отвратительной голубой плиткой. Это не Гранд Отель, и мне кажется очень позитивным тот факт, что кому-то придётся снести этот образец железобетонной линии партии, несущий на себе следы всех этапов большого пути к коммунизму.

Многие двери в номера вывалились от естественных причин или были выбиты посетителями, не столь щепетильными в вопросах сохранения исторического облика, но некоторые дверные коробки, наоборот, лежат в коридоре, будто их ломали изнутри. Талантливый журналист НТВ наверняка сделал бы здесь репортаж о том, как несчастные отдыхающие спасали свои жизни, пытаясь вырваться из огненного плена, но я не журналист НТВ, и отель к моменту осады Дубровника был, конечно, уже очень давно и безнадёжно пуст, а лежащие в коридоре двери указывают лишь на направление взрывной волны при обстреле. Некоторые номера выгорели подчистую и напоминают локации из Silent Hill, но огонь не распространился дальше и здание уцелело; это, несомненно, является заслугой железобетонной конструкции безо всяких излишеств.

Мы хотели выбраться на крышу, довольно долго плутали по верхнему этажу, и в конце концов я даже довольно точно сориентировался и привёл нас к тому месту, где должна была быть лестница, но, к сожалению, самой лестницы мы не обнаружили. Она обрушилась настолько капитально, что сложно было даже установить, какого она была типа. Другой проход на крышу лежал через шахту лифта, но за отсутствием альпинистского снаряжения и практики мы туда не сунулись.





























Мы вышли из разрушенного отеля на небольшой причал, который мог вместить пару-тройку лодок. Не знаю, кто швартовался здесь раньше, а сейчас, похоже, этот причал использовался только местными жителями, решившими искупаться в относительно спокойном месте: пляжи в Курапях вряд ли можно назвать пустынными, но здесь, рядом с разрушенным отелем, не было совсем никого. Мы сделали несколько фотографий, что позволило нам немного отвлечься от непривычной для нас депрессивной направленности сегодняшнего приключения, водрузили на спины рюкзаки и пошли обратно, в Млини, к цивилизации.





Но, знаете, Купари не прошли для меня бесследно и оставили мне кое-что. После посещения этого места я стал постоянно замечать «эхо войны» там, где раньше его не видел. Двухэтажный жилой дом с заколоченными окнами, мимо которого мы проходили каждый раз, когда шли из апартаментов к морю. Другой дом, половина которого покрашена в весёлый розовый, на подоконниках цветут цветы, из окон выглядывают довольные туристы — а другая половина того же самого дома покрыта облупившейся зелёной краской с явными следами кучной шрапнели, и если присмотреться к закрытым ставнями окнам, можно увидеть, что в них нет стёкол. Футбольное поле, сквозь которое проросли деревья, огороженное сеткой с надписью «ведётся строительство». Много маленьких деталей, которые не замечал до этого, складываются в единую картину совсем недавней, очень близкой и оттого ещё более отвратительной войны.

И, чтобы заключительная нота этого повествования была всё-таки радостной, хочу сообщить о том, что правительство Хорватии окончательно решило приватизировать туристический комплекс «Купари», состоящий из пяти отелей, на тендерной основе. Так что если у вас есть лишняя сотня миллионов долларов — Хорватия будет рада видеть вас в качестве инвестора, и, возможно, именно благодаря вам мы сможем увидеть обновлённый Гранд Отель с его прекрасными балконами и зеленеющим пальмовым садом.

[VladG]

Спасибо за очень интересное повествование. Как узнать цены на те апартаменты, что Вы Снимали?

[Птичкина]

Уважаемый Автор! Внимательно читаю Ваш рассказ... последний пост про Купари навеял на меня грустные воспоминания, этим летом мы отдыхали в Млини, и конечно же были в Купарях. Впечатление от разрушенных домах, отелях оставили в моем сердце горечь. За 3 посещения Хорватии (разных ее частей) страна стала мне настолько близка, что раны, оставшиеся от их войны, не прошли для меня мимо. Это как нож в сердце. Потрясающей красоты природа, милая, домашняя и очень красивая Хорватия - как же ей досталось в той войне. Для меня, как и для Вас, действительно стали заметны следы войны именно после посещения Купарей... В 2011 году я впервые побывала в Хорватии, в местечке Рогозница. Мое пребывание там совпало с хорватским Днем Победы - в первых числах августа. Хочу Вам рассказать про тот день. Я такого не видела никогда ни в одной стране мира. Вечером на набережной был концерт, посвященный дню победы. Выступал военно-морской ансамбль из Сплита, они пели патриотические песни. На большом экране транслировали хронику войнных лет. Люди на той площади плакали! И это было не единично...Народ хором пел, во весь голос. У нас так не поют "День Победы", как это было у них... Я так прониклась их патриотизмом, их единством....не передать словами. Вероятно после этого дня Хорватия стала мне особенно близка....
С нетерпением жду продолжение и Ваши впечатления от Млини и окрестностей.

[kukucapolj]

Спасибо за очень интересное повествование. Как узнать цены на те апартаменты, что Вы Снимали?

В Хорватии все апартаменты на море в сезон сдаются примерно по одинаковой цене - 50-60€ в сутки за двухместный - это если бронировать заранее. На месте обычно можно найти дешевле, бывают варианты дороже (в том числе сильно дороже) с какими-то дополнительными ништяками, но порядок цен такой.

С нетерпением жду продолжение и Ваши впечатления от Млини и окрестностей.

Всенепременно будет, и уже совсем-совсем скоро!

[kukucapolj]

Основная проблема со временем в путешествии в том, что оно не прибавляется, а очень даже убывает. Дней от нашего пребывания на юге Хорватии оставалось всё меньше, а у нас было ещё такое количество планов, что нужно было срочно начинать что-то делать, чтобы всё успеть. И мы начали — сели и поехали на полуостров Пелешац.

Ударение у полуострова Пелешац в хорватском языке приходится на второй слог, но я никогда не слышал, чтобы кто-то их русскоговорящих его так ставил — все делают ударение на последний. Это в целом логично, учитывая, что в хорватских словах, имеющих общие праславянские корни с русскими, ударение чаще всего смещено на один слог назад относительно русского аналога; строго говоря, такое смещение характерно не для всех диалектов хорватского, но... Ой, извините, о чём это я?

А, точно, мы едем на полуостров Пелешац. Полуостров интересен тем, что он соединён с континентом узким перешейком, на котором находятся город Стон и малый город Малый Стон. Дубровницкая республика решила в своё время использовать этот перешеек для создания очередной линии обороны себя от внешнего мира и построила между двумя городами стену. Стеночку такую. Семь километров длиной. С сорока сторожевыми вышками и пятью крепостями. Ну вот так вот им в Дубровнике захотелось. По стене можно дойти от одного города от другого, во всяком случае, если физическая форма позволяет — перепад высот по пути большой, ветер дует нешуточный, а когда не дует — солнце припекает так, что лучше бы дул.













Наша физическая форма не просто позволяла, а, прямо скажем, требовала, и мы пошли из Малого Стона в просто Стон. Путь и правда оказался довольно тяжёлым, но нам его показалось мало, и, посмотрев со стены на Стон мы развернулись и снова пошли в Малый Стон. Нет, мы не упоротые, просто нас там машина дожидалась. Воссоединившись с машиной мы, наконец, попали в Стон, но уже как цивилизованные граждане — с парковки.

Стон оказался крупным городом. Если в Малом Стоне улиц было две, то в просто Стоне их было, наверное, целых пять, а может быть даже шесть. На одной из этих улиц нашёлся ресторан, в котором делали ризотто с курицей, и жена немедленно заставила нас в нём есть. В Хорватии делают отличное ризотто (здесь оно называется «рижот», и, мне кажется, вы догадываетесь, на какой слог падает нелогичное хорватское ударение), но в подавляющем большинстве случаев в меню есть только ризотто с морепродуктами, а мы оба его не любим, а тут такая удача.



После ресторана ходить по пяти улицам Стона было вдвойне приятно, но надолго это занятие не затянулось, и мы поехали вглубь полуострова.





Полуостров был настолько пустынным, что мы решили заехать в один из небольших прибрежных городков, чтобы посмотреть на жизнь местного рыбацкого посёлка — именно таким, судя по показаниям навигатора, являлся мизерный населённый пункт Трстеник, расположенный в небольшой бухте. К сожалению, впечатление о пустынности полуострова оказалось обманчивым: туристический бум докатился и сюда. Трстеник напоминал самые перенаселённые места острова Чиово — переполненные пляжи, узенькие дорожки, на которых невозможно разъехаться со встречкой, и ни одного свободного парковочного места. Мы решили даже не останавливаться в этом стрёмном месте, нашли ближайший разворот и поехали дальше — ко второй намеченной нами на полуострове цели.

Пелешац — один из главных винодельческих регионов Хорватии. Виноград сорта Плавац Мали растёт по всей стране, но только здесь, в совсем небольшом регионе под названием Дингач, условия для его роста идеальны, и из него делают одно из самых известных хорватских вин географического наименования. Вино Дингач мы пили много раз, но, и я не раз писал об этом, одно дело — Дингач из супермаркета, и совсем другое — Дингач из Дингача. А потому, добравшись до места, мы просто свернули по первому явно кустарно изготовленному указателю «Дингач — туда» и, после пары минут петляний по узкой дорожке, оказались во дворе небольшой виллы, расположенной на засаженном виноградом склоне на самом берегу моря.









Навстречу нам вышел довольно молодой хозяин виллы и поинтересовался целью нашего визита. Мы сказали, что хотели бы настоящего хардкорного Дингача и он немедленно повёл нас пробовать вино. Мы пытались отказаться, потому что были за рулём, но он высказался в духе «как я могу продать вам вино, если вы его не попробовали», а также напомнил, что в Хорватии действует довольно либеральная норма содержания алкоголя в крови, так что чуть-чуть выпить на вполне легальных основаниях можно всегда. Крыть было нечем, и мы пошли пробовать.

Винодел завёл нас в подсобное помещение рядом с виллой, где всё было уставлено вином, и, пока он доставал вино, открывал его и разливал по бокалам, он рассказывал свою историю. Он родился здесь, на Пелешаце, и, как и многие, поступил в мореходное училище в Дубровнике. Но пока он учился, успел обзавестить семьёй, и мысль о том, что он будет уходить в море на полгода, перестала казаться ему привлекательной. Поэтому, закончив училище, он забил на карьеру моряка, а вместо этого стал выращивать виноград на этой самой вилле и делать из него вино. И истинно говорю вам — когда я попробовал это вино, оно рассказало мне всю историю его жизни — плотное, креплёное, с ощутимым привкусом дубовой бочки, терпкое вначале, но оставляющее после себя удивительно ровное послевкусие. Человеческое восприятие — сложная штука: когда мы пьём дешёвое вино, налитое в бутылку от дорогого вина, наш мозг вырабатывает больше гормона удовольствия, чем когда мы пьём то же дешёвое вино из обычной бутылки. Именно поэтому Дингач из Дингача не сравнится ни с одним другим Дингачем, который можно купить в хорватских магазинах за пределами Пелешаца. Мы много раз пробовали вино этого сорта, в том числе и более дорогое, но никогда больше я не испытывал таких незабываемых ощущений, как тогда, когда вместе со мной его пил рассказывавший мне свою историю человек, который сделал это вино.

Преисполненные необыкновенных ощущений, мы двинулись назад, увозя с собой частичку Дингача в количестве двух бутылок, чёрт бы побрал эти таможенные лимиты. А на обратном пути, снова проезжая мимо Стона, мы заглянули на соляные пруды. Соль добывается здесь с незапамятных времён и является одной из важных составляющих экономики региона.





Иногда надо намечать себе малопонятные цели. Ну, чтобы приключение и не знаешь, что там впереди. Примерно так случилось и в этот раз, когда я предложил взять да и посетить самую южную точку континентальной Хорватии — мыс Оштро. У нас не было никаких определённых представлений о том, что там находится, просто любая крайняя относительно чего-то точка — это само по себе прикольно, а навигатор утверждал, что к самому мысу ведёт автомобильная дорога.

Что ж, навигаторы иногда ошибаются. Нет, автомобильная дорога там, несомненно, была, но за пару километров до мыса на ней стоял шлагбаум и висело объявление о том, что здесь начинается территория природного парка «Превлака», проезд запрещён, парковка платная. Рядом, до въезда в сам парк, находился общественный пляж, на котором было на удивление мало людей, а на самой парковке размещалась ещё пара машин кроме нашей.

Рядом обнаружилась будка, в которой продавали входные билеты. В стоимость билета, как выяснилось, входила парковка, собственно вход в парк, а также проезд на автомобиле парка до мыса, но не обратно — обратно нам придётся возвращаться пешком. Мы были не совсем готовы к такому повороту событий, и набрали с собой много всего на всякий случай — мы-то не думали, что будем пешком ходить — и теперь всё это нам придётся таскать на себе. Что ж, нам не привыкать.



Строгого вида хорватский дядька посадил нас в свой «Пассат», оценивающе хмыкнул, увидев количество всего, что мы прихватили с собой и повёз нас к мысу. Так началось одно из самых неожиданных приключений в Хорватии.

Впрочем, пока мы ехали к мысу, мы ещё не понимали, в какое интересное место мы попали, и, главное, как вовремя мы попали сюда. Пока мы лишь оценивающе смотрели на дорогу и понимали, почему проезд по ней был перекрыт. Дорога была очень узкой, и обрывалась канавой с одной стороны и склоном горы с другой. Два опытных водителя, хорошо знающие свои габариты, без проблем смогут разъехаться на этой дороге, но если хотя бы один из них будет туристом на арендованной машине... А если их будет хотя бы пятеро — это уже повод для пробок.

Строгий хорватский дядька выгрузил нас нас там, где дорога делала резкий поворот и серпантином уходила вверх — в глубину небольшого полуострова, на котором расположен парк; и только в этот момент мы начали постепенно осознавать, куда мы попали. Превлака оказалась бывшим военным объектом, здесь находился гарнизон Югославской народной армии, здесь хорватские войска вели бои с черногорскими в войне за независимость Хорватии. Всё это в подробностях я узнал только по возвращении домой, а пока перед нами был первый из памятников войны — крепость Оштро. Сама крепость была сооружена ещё во времена Австро-Венгрии, но активно использовалась во время последней войны за независимость, и потому немало пострадала. Видны попытки восстановления, но до серьёзных работ дело ещё не дошло — ведь полуостров вошёл обратно в состав Хорватии только в 2002-м году, а несколько лет до этого он был спорной территорией и здесь не было вообще ничего. Со стен крепости, куда можно свободно подняться на свой страх и риск, о чём предупреждают многочисленные таблички, видно соседнюю Черногорию — отсюда до неё можно запросто добраться вплавь.







Но ещё более интересные открытия ждали нас в глубине полуострова. Оказывается, на полуострове в течение 50 лет действовала югославская военная база, большая часть строений которой находилась под землёй и была скрыта от посторонних глаз. Когда узнаёшь об этом, всё становится на свои места — узкие дороги, бочки с песком для пожаротушения, специфические дорожные знаки, необычная организация дорожной сети... Полуостров, видимо, совсем недавно стал природным парком, и мы были чуть ли не первыми туристами, попавшими в него, когда он находился в его первозданном виде. Мы заглядывали в заброшенные дома, где некогда размещались солдаты гарнизона, обследовали огромные гаражи для военной техники и вертолётную площадку, заглядывали в подозрительного вида подземные хранилища, в общем, хорошо проводили время. Уже через год-другой ничего этого не останется, когда туристы пронюхают про это место — его очарование исчезнет за пару-тройку месяцев одновременно с появлением здесь общественных пляжей и сопутствующих забегаловок, а заброшенные здания кто-нибудь выкупит и переоборудует под апартаменты; но пока мы были здесь совершенно одни, и необычно сильный дух военного времени ощущался в этом жутковатом месте.







Когда мы нашли вход в подземный бункер, внутри которого оставалась мебель, какие-то пустые сейфы и останки разных устройств, явно сломанных ещё до того, как военные его покинули, мы не думали, что обнаружим здесь хоть что-то интересное. Я не любитель искать клады или забытые секретные документы в таких местах; сами по себе они атмосферны, но в вероятность обнаружить там что-то стоящее я верил с трудом. Мы просто осматривались внутри бункера, где не было никакого освещения, и пытались привыкнуть к темноте, как вдруг на периферии зрения возникло движение и какая-то тень пронеслась мимо нас.

Я до сих пор не могу понять, как жена оказалась снаружи бункера. Человек не может передвигаться с такой скоростью. Возможно, от пережитых ощущений она смогла воспользоваться скрытой способностью к телепортации, я не видел, она стояла позади меня, но факт остаётся фактом — моего лица ещё не успело коснуться дуновение затхлого воздуха, возмущённого промелькнувшей мимо нас тенью, а она уже находилась снаружи громко и очень настоятельно требовала, чтобы я немедленно покинул опасную зону. Нет, честно говоря я, конечно, смягчаю выражения и эмоции, но пусть будет просто «покинул опасную зону», потому что всего спектра чувств, присутствовавших в её требованиях, я всё равно не смогу передать.

Конечно, я вышел наружу, дабы показать, что я жив, здоров и не укушен инопланетным мозговым слизнем, но инстинкт охотника не дал мне просто так взять и уйти оттуда. Я заставил жену нацепить на фотоаппарат телеобъектив и пошёл на разведку под непрерывные тревожные вопросы и наставления: «С тобой всё в порядке? Что ты видишь? Это точно не опасно? Посмотри внимательно, если его глаза горят красным или с к клыков капает зелёная жидкость, то разумнее всего будет воздержаться от контакта.» А когда глаза наконец привыкли к темноте, я смог уловить едва заметное движение в углу одного из помещений бункера, присмотрелся как следует и увидел мышу.

Мыша была прекрасна, и, более того, она была не одна. Под потолком болталось сразу две мыши, настоящих летучих мыши, которых мы так хотели увидеть в пещере в Медведнице, но на этот раз отступать им было некуда — бункер был весьма ограниченным пространством, а снаружи был яркий солнечный свет, который они переносят значительно хуже, чем незваных гостей вроде меня. Одна мыша, правда, оказалась довольно сообразительной и быстренько свалила в какой-то запертый комод через небольшую щель, и больше я её не видел, зато вторая, на моё счастье, была немного туповата от природы, и так и не смогла от меня скрыться. Я фотографировал её, когда она висела под потолком, и она недовольно перебиралась в электрощитовую, я шёл туда и фотографировал её там, после чего она так же недовольно выбиралась из электрощитовой и снова висла под потолком в той же точке. Этих рейсов мы с ней совершили четыре или пять, и под конец я даже убедил жену всё-таки зайти и посмотреть на это маленькое мохнатое чудо.







Полные впечатлений, мы отправились в обратный путь. Напомню, мы тащили довольно много всяких вещей, среди которых были и купальные принадлежности; и, когда мы нашли совершенно пустой причал, который тоже явно использовался военными в своих целях, мы решили, что было бы неправильно не воспользоваться случаем. Абсолютно пустой берег, неимоверно чистое море, бывшая военная база с летучими мышами и с видом на Черногорию — именно это, наверное, и является в моём представлении настоящей романтикой.











Мы вернулись к парковке ужасно уставшими, но довольными, как слоны, и сели в примыкающем к кассе кафе на два стола. За соседним столом сидел весь обслуживающий персонал парка, состоявший из кассирши и того самого сердитого дядьки, который при ближайшем рассмотрении оказался весельчаком и приколистом.

— А мы в бункере летучих мышей видели! — сказал я, чтобы поддержать беседу.

— Мальчиков или девочек? — без тени улыбки спросил он.

— Я не разглядел, было темно, — ответил я, отсмеявшись.

Мы ещё некоторое время сидели в этом импровизированном кафе, пили колу и смеялись над его шутками, но солнце неумолимо двигалось к горизонту, парк закрывался на ночь, а для нас пришло время возвращаться.

Да, время — ужасная вещь, особенно в путешествиях, и дурацкая пословица «время-деньги» нисколько не отражает всего трагизма самого явления времени; если у меня есть лишние деньги, я могу положить их в карман и потратить позже на что-нибудь нужное, но если у меня есть свободное время, мне приходится тупить в интернетике — я не могу отложить его на завтра, накопить лишнюю недельку или месяцок и использовать его во время такого вот приключения на полуострове Превлака. Если бы я мог накапливать всё лишнее время, которое у меня есть, и расходовать его по своему усмотрению, то немалую часть своих сбережений я наверняка потратил бы на Превлаку именно в тот момент, когда полуостров ещё находился в том нетронутом туристами виде. Я бы задержал то мгновение, когда мы были одни на заброшенном причале, а солнце садилось за горизонт, и растянул его на недели — а ведь в нашей жизни есть немало недель, которые в ретроспективе хотелось бы потратить на что-то стоящее.

Такие приключения навсегда оставляют нам множество положительных эмоций, фотографий и воспоминаний, но, что гораздо более важно, учат нас ценить наше время.

[kukucapolj]

Как вы думаете, если, к примеру, нормальный человек хочет впервые в своей жизни сходить в горы — что он делает? Правильно, выбирает маршрут попроще и поинтереснее, день с нормальной погодой, узнаёт, в какие дни обычно этим маршрутом ходят другие нормальные люди, чтобы было к кому обратиться за помощью в случае чего — ведь он же в первый раз идёт, упаковывает в рюкзак самое необходимое, чтобы не было лишнего веса, ну и всё такое прочее.

А теперь, чисто ради академического интереса, давайте представим антипода нормального человека. Предположим, антипод нормального человека решил впервые в жизни сходить в горы — что он делает? Правильно, выбирает самую высокую гору в доступных для него окрестностях, независимо от сложности восхождения на неё, и идёт туда в день, когда там нет вообще никого, в полдень, в 35 градусов жары, предварительно кинув в рюкзак камеру с двумя объективами, трёхкилограммовую панорамную головку и привязав к рюкзаку тяжеленный стационарный штатив. При этом антипод нормального человека имеет довольно смутное представление о маршруте, собираясь ориентироваться по знакам, оставленным альпинистами ещё в довоенное время, причём в этих знаках антипод нормального человека мало что понимает.

Примерно такие мысли одолевали нас, когда мы взбирались на вершину имени святого Ильи — самую высокую точку горного массива Снежница, расположенного недалеко от Дубровника.

Мы с женой, знаете, всегда любили горы, но, будучи жителями центральной России, где с горами большая напряжёнка, имели о процессе «хождения в горы» весьма отдалённое представление, основанное на фильмах об альпинистах, которые всё время либо срывались в пропасть, либо гибли под лавиной, либо вообще стреляли друг в друга из различного оружия — короче, весь этот альпинизм представлялся делом весьма опасным и затейливым, требующим спецподготовки, а всё, что требует спецподготовки, мне обычно надоедает на этапе этой самой спецподготовки, и потому я старался с этим делом не связываться; и лишь познакомившись ближе с хорватской культурой, я понял, какое тонкое лингвистическое различие отделяло нас от того, чтобы попасть в горы.

В центральной России любое приближение к горам обычно называют альпинизмом или скалолазанием, эти термины в обывательском смысле более или менее равнозначны и означают, что вам нужны тросы, карабины, альпенштоки и физическая форма, позволяющая подтягиваться хотя бы пять раз. Хорватское же слово «planinarenje», хоть по смыслу и означает всё то же самое, но на деле вмещает в себя значительно более широкий спектр понятий, включая в том числе и то, что я охарактеризовал бы как «горогуляние», когда из оборудования нужны только кроссовки и карта, а физическая форма позволяет участвовать в этом лицам в возрасте от четырёх до семидесяти лет.

Я довольно долго выбирал маршрут, и Снежница с её вершиной — 1234 м. над уровнем моря — показалась мне отличным вариантом. Конечно, можно было попрактиковаться на маршрутах попроще, но разве это наш путь? Тем более, что хорватские сайты обещали маршрут «средней сложности». Сайт также обещал, что в деревне Куна, откуда начинается путь на вершину, есть так называемый «горный дом», который будет рад встретить всех горогуляльщиков, обеспечить их картой маршрута и всякими там рекомендациями, ну и вообще, оказать всяческую поддержку. Мы же в цивилизованной Европе, как-никак.

Итак, в воскресенье, ближе к полудню, мы двинулись к деревне Куна. Солнце припекало изрядно, и к нашему прибытию температура поднялась до 35 градусов. С собой у нас было литра три воды и уже перечисленная мной куча фототехники, потому что лезть на гору чтобы просто посмотреть я определённо не хотел, а жена тем более.



Дорожка становилась всё уже, и я не представлял, как две машины могут разъехаться на ней. Впрочем, это не было проблемой — машин не было ни одной. За всё то время, что мы свернули по указателю «Куна», мы не встретили ни одной машины, ни одного человека, и вообще ни одного живого существа. Кажется, даже насекомые спрятались куда-то от жары.

Сама деревня не привнесла в этом смысле ничего нового. Ни одной живой души, всё казалось полностью вымершим, включая обнаруженный нами «горный дом» — он был просто и незатейливо закрыт без объяснения причин; впрочем, я подозреваю, что причина была как раз в том, что было воскресенье.

Но отказываться от нашего предприятия было уже поздно. Мы оставили машину у закрытого дома, нашли вход на круто уходящую вверх горную тропу и пошли, в какой-то момент обнаружив себя в роли антиподов нормального человека.















Я много нового узнал за то время, что мы провели в горах. Я, например, узнал, что гора имеет коническую форму. Нет, не строго коническую, но довольно близко к тому. Кому-то это кажется очевидным, и мне, наверное, это тоже казалось очевидным, и, вероятно, любой школьник, который в шестом классе имел по физике хотя бы «четвёрку», как я, смог бы сопоставить одно с другим и понять что объект конической формы в полдень тени не отбрасывает; но я, видимо, об этом просто не думал, пока не оказался на склоне этой самой конической горы и не обнаружил факта отсутствия тени экспериментально. Солнце в зените, ни единого движения воздуха и вообще никакой тени. И, заметьте, ограниченный запас воды, не говоря уже о рюкзаке под двадцать кило весом. Опытным горогулятелям всё это, возможно, покажется пустяком, но мы, напомню, занимались этим видом самоистязания впервые, и довольно плохо представляли свои возможности.

Тропинка на наше счастье была неплохой. Нет, она точно не была хорошей — крупный булыжник сменялся острой щебёнкой, местами приходилось перелезать через какие-то стены, сложенные из камня чёрт знает сколько десятилетий назад, иногда мы даже ненадолго теряли тропу, но неизменно снова находили её; и всё же в смысле качества тропы всё могло быть намного хуже. Практически на всех ключевых участках присутствовала интуитивно понятная разметка, иногда даже встречались развилки между путём «побыстрее» и «попроще», а на ключевых этапах этой тропы, проложенной, как мы потом выяснили, во времена Австро-Венгрии, стояли монументальные католические кресты с какими-то глубокомысленными словами на табличках. Практической пользы кресты не имели, но они давали нам понять, что мы всё ещё находимся на дороге, проложенной здесь какими-то более или менее цивилизованными гуманоидами, и это давало нам надежду на то, что эта дорога куда-нибудь да приведёт.

Человеческий ресурс, как мы знаем, ограничен не столько физически, сколько психологически; инстинкт самосохранения, который у женщин проявляется сильнее, чем у мужчин, в экстремальных обстоятельствах просто обязан был дать о себе знать, и он дал. Примерно через полтора часа восхождения жена остановилась, сказала, что мы прошли уже вполне достаточно, и вот сейчас самое время для того, чтобы повернуть назад. Ведь не обязательно же забраться на самую вершину, правда? Тем более вот она, вершина, мы вполне себе её видим, и идти до неё по эмпирической оценке жены было ещё ничуть не меньше двух часов, а у нас вода кончается, так что надо срочно поворачивать назад, погуляли и хватит, и всё такое.

Вряд ли я смогу описать, чего мне стоило убедить свою половину в том, что конечной целью горогуляния является не посмотреть на вершину, а забраться на неё. В итоге мне пришлось пообещать, что мы достигнем вершины максимум за 25 минут — а если не достигнем, то повернём назад. Я, конечно, знал, как обманчива оценка расстояний в условиях открытых пространств, но про 25 минут сам сомневался, и потому довольно сильно спешил; как выяснилось, зря. Через 20 минут мы продрались через последние кусты на тропе, которая довольно круто забрала вверх, и оказались на вершине святого Ильи, рядом с часовней этого самого святого Ильи, устроенной на самой высокой точке горы; а поднявшись на самый верх, мы впервые за это время услышали, как тишину гор нарушает ветер. Здесь, на вершине, дул достаточно сильный и непрерывно меняющий направление ветер, который был для нас лучше любого кондиционера, а вокруг нас во все стороны были горы и небо, и не всегда можно было определить, где горы соединяются с небом, и от всего этого кружилась голова; отсюда было видно горы Боснии, и горы Черногории, а на юге было Адриатическое море, но юг терялся в дымке и нельзя было понять, что бы видим там — горы, море или небо. Вот тут-то и пришло время разгрузить все те десятки килограммов фотоаппаратуры, которую мы затащили с собой наверх. Конечно, мы сняли каждый квадратный сантиметр того, что видели — хотя и этого нам тогда казалось мало; я отснял на этой вершине три круговые панорамы — по одной на каждый килограмм веса этой чёртовой панорамной головки, которую я теперь уже не смогу не брать с собой в такие места.





































И, разумеется, совсем не лишним будет упомянуть, что и в процессе восхождения, и на самой вершине, и в процессе спуска мы были совершенно одни. Ни один безумец кроме нас не полез сюда в тридцатипятиградусную жару, и вершина в этот день была целиком и полностью нашей; забегая вперёд, скажу, что эта была не последняя вершина за время нашего путешествия, но пока что единственная в нашей горогулятельной практике, когда мы были абсолютно оторваны ото всего остального мира, когда за всё время рядом с нами не было ни одного живого человека, а вся встреченная нами живность ограничивалась ящерицами. Это удивительное чувство хочется испытывать снова и снова — жаль, что на доступном нам цивилизованном пространстве осталось не так уж много подобных мест.

Говорят, спуск обычно тяжелее подъёма. Не знаю, кто и зачем так говорит — нам спуск дался намного легче: во-первых, мы знали, какой продолжительности пути от точки до точки ожидать, и во-вторых, между витками знакомой нам тропинки-серпантина мы теперь находили участки, где можно было срезать по склону. Поставить рекорд по времени спуска нам не дала жена, которая после посещения вершины заметно приободрилась и вместо того, чтобы гнать нас быстрее к конечной точке, всё время заставляла нас останавливаться, чтобы отснять пару-тройку-десяток кадров.









В какой-то момент со склона горы, хорошенько присмотревшись, мы увидели нашу машину, дожидавшуюся нас в Куне, и только тогда поняли, как долго мы не были там — внизу.

Оказавшись в машине, мы первым делом провели подсчёты проведённого в горах времени. Всё наше горогуляние заняло пять часов, и мы долго не могли поверить в эту цифру: когда мы вернулись, нам казалось, что мы провели в горах несколько дней. В активе у нас были непередаваемо положительные ощущения, сотни кадров а также пара килограммов сброшенного веса — и я нисколько не преувеличиваю; в пассиве были стёртые до крови ноги, гудящие как целый пчелиный рой мышцы, сгоревшие плечи и головы, а наш запас жидкости в организме к тому моменту стоило, пожалуй, считать отрицательным. Но уже тогда мы понимали, что вот это самое горогуляние — это любовь с первого взгляда и на всю жизнь, и что теперь это навсегда останется с нами, и всегда будет хотеться ещё, и каждый раз будут все эти больные мышцы, плечи и обезвоживание — но нас это не остановит.



Медленно, никуда не торопясь и еле крутя рулём, я вёз нас обратно в Млини. Каждое движение отдавалось непривычным ощущением; стоило хоть немного напрячь любую мышцу, и она тут же как бы отвечала: «хозяин, ну может уже хватит на сегодня, а?»

На сегодня действительно было хватит, и меня еле хватило на то, чтобы привезти нас обратно к морю, и в нём мы отмокали до вечера, не обращая внимания на то, как чувствуют себя в солёной воде содранные ноги и обгоревшие плечи; и это было нашим прощанием с морем — во всяком случае, именно так мы думали в тот момент. С нас было достаточно туристического Дубровника, и на следующий день мы должны были уехать в сосем другую часть Хорватии, чтобы провести неделю в окружении природы и в гармонии с собой; во всяком случае, мы думали именно так, а Норны, плетущие ткань наших судеб, тихо посмеивались, наблюдая за тем, как мы строим наши планы.

Не всегда всё идёт так, как мы хотим, и даже более того — часто всё идёт совсем не так, как мы хотим, но, с другой стороны, довольно редко всё идёт настолько наперекосяк, как это случилось после нашего отъезда из Дубровника. И, вы ведь знаете, я обязательно об этом расскажу в следующий раз.

[kukucapolj]

Дорога из Дубровника была лёгкой. Был будний день, никакого непредвиденного трафика, знакомый серпантин, горы становятся не такими обрывистыми, выезд на автомагистраль и перегон через всю страну на самый север Хорватии. Разве что очень сильный боковой ветер на автобане немного нервировал, но в остальном ничто не предвещало неожиданностей.

Следующую неделю мы должны были провести в единении с природой, в одиноком домике на берегу горной реки Купы у самой границы со Словенией. Потом мы заедем на пару дней в Вену, чтобы посмотреть, наконец, на столицу Австрии, которую мы столько раз проезжали мимо, и двинемся в обратный путь.

Именно так мы и думали, совершенно не принимая во внимание такого важнейшего метафизического параметра, как момент инерции колеса кармы. Вы же помните, проезжать Австрию насквозь было частью нашей кармы, и сейчас, когда мы пытались изменить её, колесо не пожелало вот так запросто остановиться, а продолжало крутиться в привычном ему направлении, наматывая на себя запутавшиеся в нём нити наших судеб.









Даже когда мы съехали с автобана и углубились в местные извилистые дорожки сомнительного качества, мы ещё не чувствовали неладного. Дорожки проходили через живописный дремучий лес, и мы думали, что нас ждёт неделя запаха листвы, утренней росы, огненных саламандр и вот этого всего. Местность и правда была очень красивой, и это отвлекало нас и не позволяло ничего заподозрить.

Первый предупреждающий звоночек настиг нас уже на въезде в маленькую деревню, где мы должны были жить. Перед нами прямо по дороге шла компания молодых людей явно цыганского вида, они довольно агрессивно общались друг другом, и, когда я посмотрел на них, меня кольнуло порядком подзабытое за два месяца за границей России чувство опасности — то чувство, которое редко подводит. Ему нет рациональных объяснений, но оно лучше, чем сознательная деятельность, помогает дифференцировать жизненные ситуации. Оно не возникает, когда ночью в Амстердаме навстречу тебе идёт целая компания в хлам укуренной молодёжи, а вот когда где-нибудь на вечерней улице в Домодедове ты замечаешь вдалеке двигающийся встречным курсом силуэт, звоночек звенит: «лучше перейди на другую сторону», и ты переходишь. И вроде силуэт трезв, двигается прямолинейно, но неуловимая совокупность мелких особенностей поведения, походки, манеры одеваться, посылает сигнал опасности.

Я счёл это за ложную тревогу. Жена тоже напряглась, но принимать хоть какие-то решения на основании одного внутреннего чутья было бы глупо, и мы не стали это обсуждать. Мы нашли дом, где должны были провести эту неделю, заехали на участок и припарковали машину. Напротив дома была красивейшая горная река Купа, на другом берегу которой была уже Словения, повсюду пахло травой, росой и вот этим всем, на участке рядом с домом росли большие и очень красивые деревья, и мы решили, что всё не так плохо. Хозяев дома не было, мы вообще не должны были с ними пересекаться, и мы заранее оговорили, где мы найдём ключи, и, что характерно, без проблем нашли их и проникли в домик. С этого момента события начали развиваться в сторону ухудшения ежеминутно: тонкие и непрочные нитки наших судеб всё-таки не смогли удержать тяжеленное колесо кармы, и оно продолжало крутиться туда, куда ему надо, а нитки от этого только запутались и поистрепались.

Мы знали, что в доме был ограниченный запас воды, которая поступала в водопровод из резервуара, но мы не знали, что это не очищенная вода из реки Купы, которую нельзя пить. Само по себе это не было проблемой, не так уж далеко был небольшой город с супермаркетом, и воду можно было купить там, но речной водой надо было умываться и всё такое, а для нас, детей цивилизации, она даже пахла непривычно; напрягшись по этому поводу, но всё же решив, что эту проблему мы как-нибудь переживём, мы отправились на дальнейшее знакомство с домиком, и поняли, что вода — это только начало неприятных сюрпризов.

Обойдя домик мы убедились, что на ., где мы его бронировали, он был сфотографирован весьма профессионально. В том смысле, что реальность была несколько хуже того, чего мы ожидали, исходя из фотографий, но придраться и сказать, что что-то этим фотографиям не соответствует, было нельзя. Домик состоял из двух этажей, но площадь их была совершенно мизерной, на верхнем этаже была спальня, где помещалась только кровать и ничего больше, а внизу была душевая с этой малоприятной водой и комната, совмещавшая кухню и всё остальное; обследование кухни форсировало ухудшение ситуации.

На кухне обнаружились муравьи в количествах, исключающих пользование этой самой кухней вообще. Я бы их, возможно, и не заметил со своим зрением, а у жены, вы знаете, и со зрением всё в порядке, и муравьёв она не выносит — плохое сочетание. Тут же, само собой, было начато обследование дома на предмет насекомых, и результаты этого обследования были плачевными, если не сказать хуже: одних только ночных бабочек в помещении было несколько десятков, не говоря уже обо всей прочей живности.

Примерно на этом месте мы остановились и стали держать совет. Ситуация была хреновей некуда: близился вечер, мы здорово вымотались, пересекая всю страну на колёсах, вещи из машины были разгружены в дом, но открывать чемоданы-сумки не хотелось, чтобы кто-нибудь не заполз. Основным вопросом на повестке дня было «оставаться или валить», и это был непростой вопрос. Формально условия предоставления жилья были соблюдены, и деньги за неделю нам никто не вернёт. Никто не обещал, что в маленьком дачном домике посреди леса не будет насекомых. Про ограниченный запас воды нас предупреждали. Да и потом, если разобраться, это мы все такие привередливые и цивилизованные, муравья с бабочкой испугались, а другие клиенты на . вон снимают, и ничего — довольны, судя по отзывам. Короче, отмена бронирования — это наша проблема, и впутывать сюда ни хозяев, ни ., мы не хотели.

Но оставалось ещё два момента: крайняя усталость и связанное с ней подозрение, что наши эмоции являются результатом шока. Только сегодня утром мы были в Дубровнике, на море, а сейчас мы в какой-то глуши, и не удивительно, что мы хотим отсюда сбежать. Может, утром мы проснёмся, вдохнём запах листвы, утренней росы и вот это всё, и захотим остаться. Мы хоть и опытные путешественники, но в переделки попадаем нечасто, а в такую — так и вовсе впервые. Нельзя принимать решение в таком состоянии, подумали мы, и поехали в ближайший город, в супермаркет, дабы купить всё необходимое для того, чтобы пережить ночь; и сейчас, спустя столько времени, я всё ещё не могу сказать, насколько верным было решение остаться.

Супермаркет окончательно уверил нас в том, что мы оказались не в том месте. Практически всё население этого места было цыганским — золотые зубы, спортивные костюмы с полосками, всё как будто сошло с экрана, на котором показывали фильм раннего Кустурицы. «Чёрная кошка, белый кот» — одно из моих любимых произведений в жанре кинематографа, но, извините, то, что мне нравится это смотреть, ещё не значит, что я хочу там жить.

Из супермаркета мы вернулись вооружёнными покруче, чем Шварцнеггер в «Коммандо». Мы купили все средства от насекомых, которые только смогли найти, для использования внутри дома, для использования снаружи дома, для намазывания на себя, для развешивания в окнах, в общем, я до этого даже не представлял, сколь богата номенклатура инсектицидов. Я ещё прихватил куриного филе и саморазжигающегося угля, решив скрасить невзгоды дня вечерним барбекю. Из этого барбекю я вынес ещё один очень важный урок: если ситуация с каждой минутой ухудшается, ничего не трогай. Не пытайся ничего исправлять, будет только хуже. Тихо пережди и беги оттуда при первой возможности. Так нет же, надо было устроить барбекю.

На это, с позволения сказать, барбекю, слетелась членистоногая живность со всей округи — от обычных мотыльков до каких-то гигантских полосатых мутантов, у которых из задницы торчало жало размером с авторучку. Имеющееся у нас химическое оружие имело на мутантов нервно-паралитическое действие, и они не исчезали бесследно, как нам хотелось бы, а падали на стол брюхом вверх, дрыгали лапами и глядели по сторонам ненавидящими фасеточными глазами.

Употреблять пищу в такой обстановке было совершенно невозможно, к тому же саморазжигающийся уголь упорно не хотел разжигаться, сколько его не раздувай — возможно, отсырел — и в результате нам пришлось выбросить половину этого недожаренного барбекю и пойти спать. К счастью, мы вымотались настолько, что были не в состоянии думать об окружающих нас перепончатокрылых, и провалились в сон.

Проснувшись утром, мы уже больше не обсуждали дальнейшие действия. Собрали вещи, погрузили их обратно в машину, скинули хозяйке туманную СМС о том, что мы вынуждены уехать досрочно по независящим от нас обстоятельствам, и поехали в тот же супермаркет — я помнил, что там была кафешка и WiFi.

Мы сели в кафе, заказали кофе, и я шокировал молодую цыганку, работавшую в кафе, просьбой дать мне пароль WiFi — похоже, я был первым за долгое время, кто попросил об этом. Тем не менее, бумажку с паролем она где-то нашла, и мы стали думать, куда нам податься.

К тому моменту уже было понятно, что нам придётся исключить из нашего плана Вену. Мы потеряли приличную сумму, отказавшись от этой недели, нам предстояло найти другое жильё на это время, и ещё один переезд сильно осложнял нам жизнь. И, когда мы решили, что проведём ещё десять дней в Хорватии, мы даже не задавали друг другу вопрос «где» — конечно, на Истрии.

Истрия. Именно с неё началась наша безграничная любовь к Хорватии. Солёный воздух Ровиня и ни с чем не сравнимое ощущение, когда мы впервые сделали это — сели в машину в обычном подмосковном дворе, а вышли из неё на берегу Адриатического моря. Был вечер, не поздний, но уже совсем темно, цикады успели смолкнуть, и мы пробрались к морю, петляя меж сосен, и стояли на его берегу. Мы не видели его, ночь в южных широтах — хоть глаз выколи, но слышали и чувствовали его присутствие, и не могли поверить, что мы сами, вдвоём, сели и доехали, без турагентств, без путёвок, самолётов, трансферов, отелей, гидов, аниматоров, просто сели и доехали. Сколько лет прошло, а я так хорошо помню это чувство.

Но кофе подходил к концу, и суровая реальность представала перед нами всё яснее: найти через интернет жильё с бронированием на сегодня нереально. На завтра — можно, но нам не надо на завтра, нам негде ночевать сегодня. Впрочем, мы можем вернуться в свой домик к муравьям и бабочкам, он оставался забронированным за нами, но этот вариант мы оставили на случай, если по какой-то причине будет невозможно переночевать даже в машине.

А потому мы покинули этот неприветливый район и покатили на Истрию, дабы найти жильё на месте; в качестве ориентира нами была выбрана знаменитая опатийская ривьера. Этот участок побережья по обе стороны от города Опатия славится своими пляжами, которые считаются лучшими на Адриатике. В прошлый раз мы проезжали где-то недалеко, но не заглянули, и теперь, раз уж так сложилась наша судьба, решили наверстать упущенное.



При въезде на автобан в сторону Риеки висит знак «въезд грузовых транспортных средств запрещён в связи с сильным ветром», и, выехав на дорогу, мы понимаем, что это не зря. Ветер, дувший на автобане в Далмации по дороге из Дубровника — это нежный вечерний бриз по сравнению с тем, что творится на автобане А6, проходящем на высоте в полтора километра над уровнем моря. Наша машина, длинная, тяжёлая и плоская, как крокодил, идеальная для перемещений по шоссе, была единственной, способной развить там скорость в 90 км/ч. Весь C-класс ехал справа около 70-и, и было хорошо видно, как их сдувает с дороги. Джипы и минивэны жались на обочину и ехали, похоже, накатом, опасаясь шутить с погодой. Но наконец автобан спускается на нормальную высоту, и мы съезжаем в Опатию.

Следующие часы — это яркие пятна впечатлений, обрывочных и спонтанных. Мы проезжаем Опатию, в ужасе от количества людей на пляжах; проезжаем Ловран, Ику и Ичичи, всё ещё в шоке от количества людей на пляжах. Дорога петляет над берегом, мы приезжаем в Медвейю, паркуемся, и идём искать жильё, стучимся в дома, задаём вопросы, но всё занято. Едем дальше, проезжаем населённый пункт с прекрасным названием Край, нам нравится, что там почти никого нет, спокойствие и умиротворение, но вот проблема — остановиться негде, однополосная дорога, все парковки слева заняты, а справа стены домов, в Подмосковье такого не бывает, а тут реально несколько километров подряд физически негде встать, и мы проезжаем Край насквозь и приезжаем в Мощеничку Драгу. Это известный курорт, здесь очень красивый старый город, далеко не пустые пляжи и ни одного свободного места для проживания. Мы даже в агентство недвижимости зашли, и там тоже развели руками — высокий сезон.

Едем дальше и приезжаем в Брсеч. Удивительный городишко, стоит на берегу моря, которое от него всего в 150 метрах... Если прыгнуть вниз с отвесной скалы. Городок на море без доступа к морю.

В отчаянии разворачиваемся и едем обратно в Мощеничку Драгу, ещё раз шерстим все дома и находим тётушку, у сына которой есть свободные апартаменты «воооон там, на горе», показывает она рукой. Место интересное, но километраж до моря... Обещаем подумать, и продолжаем возвращаться по направлению к Опатии. Въезжаем в Край и на одной из парковок на самом въезде находим свободное место, сразу втыкаемся, и бежим расспрашивать. У пожилой женщины большой дом, и есть свободные комнаты, но это комнаты — с общей ванной и кухней, а мы дети цивилизации. Бежим дальше, мест нет, мест нет, мест нет, и у женщины по имени Милица тоже мест нет, но она звонит по телефону кому-то по имени Бруно, и говорит нам, что у него есть апартаменты, бегите метров двести прямо, он там будет вас ждать, весь такой волосатый. Бежим, машину даже не берём — парковаться всё равно негде, встречаемся с Бруно, у него трёхэтажный дом на склоне, где помимо его мамы, его самого и жены Майи помещаются ещё и несколько апартаментов для сдачи, Майя показывает нам комнату, и мы понимаем, что это судьба. Всё прекрасно, нас всё устраивает, наша комната под крышей и в ней есть мансардное окно, в которое видно море и огни Риеки вдалеке, здесь есть кондиционер и WiFi и нет муравьёв и ночных бабочек. Мы счастливы.

От съезда с автобана прошло два часа, но нам кажется, что мы искали это место сутки, не меньше. Край — прекрасное место, на всю деревню десять человек туристов, и это тот максимум, который может одновременно поместиться на единственном местном пляже, до которого ещё и идти прилично и под хороший уклон — а значит, кроме нас там будут только самые закоренелые фанаты моря; само место — мечта социофоба, и при этом совсем недалеко от крупного курорта со всем необходимым, а за полчаса так и вообще можно доехать до Риеки — одного из крупнейших городов Хорватии.











Но более всего нас порадовала даже не общая обстановка в том месте, на которое мы променяли наших неудачных муравьёв и бабочек; главным достоинством нашего жилья были, конечно, его хозяева.

Познакомившись с Бруно я думал, что он итальянец. Он выглядел как итальянец, вёл себя как итальянец, ну, разве что говорил по-хорватски. На самом же деле, как выяснилось, он был стопроцентным хорватом; но жителей Истрии, имеющей прочные исторические связи с Италией, многих можно запросто принять за итальянцев.

Бруно пил белое вино и делал это непрерывно. Он объяснил, что для него это не является нормальной практикой, и обычно он пьёт намного меньше и, по крайней мере, не каждый день, но сейчас у него есть повод — родилась внучка. Как и большинство жителей Истрии, Бруно говорил на чакавском диалекте, а со мной объяснялся на «официальном» штокавском, и, не всегда будучи уверен в том, что я понял его, повторял по нескольку раз: «Ну ты ведь понимаешь в чём дело, да? Понимаешь? У меня родилась внучка! Я теперь дед!» — и наливал себе и нам ещё вина, истрианской Мальвазии, из бутылок без этикетки. Он говорил, что это вино подают в ресторане его сына, а откуда оно берётся изначально — я не спрашивал.

Вообще, в Хорватии та еда, которая в магазинах — она для жителей городов, а их относительное количество здесь намного меньше, чем в России. Мы много раз покупали в магазинах пршут — сыровяленую ветчину — но лишь когда Бруно достал из кладовой целый окорок и отрезал нам попробовать, мы поняли, что такое настоящий пршут. Такого нельзя купить ни в одном магазине, ни за какие деньги, а жаль, я бы много отдал за то, чтобы увезти с собой хотя бы килограммов пять.

Вместе с нами у Бруно и Майи жили и другие гости, и периодически мы собирались по вечерам за общим столом, чтобы пообщаться, ну и, конечно, отметить в очередной раз то, что Бруно стал дедом. На моей памяти самая большая из таких вечеринок включала себя хорватов — хозяев дома, русских, то есть нас, семью поляков, которые жили где-то недалеко от Калининграда, пару немцев, которые приезжали сюда отдыхать каждый год уже двадцать лет, включая период войны, и семью итальянцев, которые порхали вокруг стола как бабочки, нигде не задерживаясь, и я так и не смог их сосчитать и охарактеризовать их роль в этой тусовке. Поляки на самом элементарном уровне говорили по-русски, я немного говорил по-хорватски, и больше никто из гостей не знал иностранных языков, зато Майя общалась одновременно со всеми, не испытывая, кажется, никаких затруднений. «Вы на скольких языках говорите?» — спросил её я, на что она с улыбкой ответила: «На всех!» — и, сдаётся мне, это было правдой.

Во дворе у Бруно стоял настоящий газовый гриль, и именно с него началась моя большая любовь к газовым грилям. Я как только увидел его в первый день, так сразу и понял — вот оно. И с этого момента все недолгие десять дней, что мы жили там, я ежедневно жарил что-нибудь на гриле, а вернувшись в Россию мучился, страдал, и в итоге купил газовый гриль и поставил его на балконе. Не представляю, как можно жить без гриля.









И когда десять дней подошли к концу, словами не передать, как нам не хотелось уезжать, но зато мы ни на одну секунду, ни на миллиметр не жалели о принятом решении и о потерянных деньгах. Карму не обманешь, и её неумолимо вращающееся колесо, похоже, действительно лучше знает, в какую сторону катиться.











Впереди нас ждут множество поездок по Истрии, новые места, новые эмоции, но главный урок мы уже выучили: не нужно препятствовать своей судьбе, нужно просто дать ей сделать тебя счастливым.

[kukucapolj]

Освоившись на новом, столь неожиданно приятном, месте, мы, конечно же, не смогли на нём усидеть. Вокруг нас была Истрия — полуостров, во время предыдущего посещения которого мы не увидели и тысячной части его красот, и теперь небезосновательно намеревались наверстать упущенное. По причине неожиданного поворота событий, планы наши составлялись на ходу, и первым делом мы поехали куда поближе и поочевиднее — в Опатию.

Опатия — очень древний город, знаменитый несколькими вещами, первой из которых, конечно, является море, но вот как раз море-то нас в нём интересовало меньше всего: количество народа на пляжах просто ужасающее, да и в воде яблоку негде упасть. А потому мы обратили своё внимание на другие интересности, и главная из них — архитектура. Множество интересных зданий были построены здесь во второй половине 19-го века, и за счёт них город выглядит действительно очень красиво, презентабельно, и, я бы сказал, немного пафосно. Это прекрасное место, чтобы погулять день-другой, поразглядывать затейливые фасады, но останавливаться здесь даже на десять дней мне казалось лишним, и мы ещё раз порадовались, что нашли такое замечательное место, откуда можно приезжать и рассматривать Опатию.













Второй большой интересностью Опатии является Лунгомаре — променад вдоль моря длиной ни много ни мало 12 километров. Построенный с началом туристической экспансии, которая в Опатии началась ещё до наступления 20-го века, по своей идеологии он напоминает итальянскую Via dell'Amore, где мы тоже были, но итальянский вариант более эффектен своей высотой над морем. Опатийский же променад довольно прост, но имеет одно значимое преимущество: так как он не является самостоятельной туристической достопримечательностью, по мере удаления от центра Опатии количество людей на нём сокращается. Пройдя несколько километров, мы остались почти в одиночестве, но упорно не переставали идти и пришли к порту. Порт был небольшим и предназначенным для стоянки частных яхт. У нас, к сожалению, яхты пока нет, но я где-то краем уха слышал, что в Истрии, по сравнению с другими местами Европы, достаточно гуманная плата за стоянку яхты; видимо, это соответствует действительности, потому что большинство мест было занято. Мы насмотрелись на разные плавсредства, от небольших лодок со старинными моторами до огромных яхт, которые у нас принято называть «яхтами Абрамовича» независимо от их реальной принадлежности, и пошли назад.













Прогулка в несколько километров не сделала ничего хорошего с нашим энергетическим запасом, и мы пошли в ресторан — в какой-то, по нашим ощущениям, достаточно центровой. Я заказал кальцоне, а жена — ризотто с курицей.

Первым удивился я, когда мне принесли кальцоне, и удивление было приятным. Это была совершенно правильная calzone al forno, с томатным соусом снаружи, а не внутри, что за пределами Италии — большая редкость. Обычно повара не придают значения разнице между кальцоне и панцеротти, и в итоге получается чебурек с томатным соком, но эта кальцоне была воистину прекрасна, и в один из следующих дней мы снова зашли в этот ресторан и я заказал её же, даже не пожелав попробовать чего-то нового.

Второй удивилась жена, когда вместо ризотто с курицей ей принесли ризотто с торчащими из него ракушками с отчётливым запахом каких-то моллюсков. Официант оперативно упорхнул прежде, чем мы сообразили, что что-то не так, и мы стали решать, что нам с этим делать. Дело в том, что жена давно хотела попробовать что-нибудь эдакое с морепродуктами, но всё не решалась, и сейчас у неё был шанс, предоставленный самой судьбой; я видел борьбу на её лице, несколько минут она разглядывала ракушки, и даже пару раз заносила над ними вилку, не зная, впрочем, куда её следует воткнуть, и в итоге всё же вынесла вердикт: «Нет, я не могу это есть!»

Мы позвали официанта, который, сверившись со своими записями, извинился (у него действительно было записано ризотто с курицей), забрал моллюсков, и минут через десять принёс заказанное. Никаких игр в «сам дурак». Приятно.

Ну и, не в силах остановиться, расскажу ещё о нескольких поездках по полуострову.

В город Пореч мы хотели съездить ещё во время нашего первого визита в Хорватию, но не сложилось: это было наше первое автомобильное путешествие, мы хотели успеть осмотреть каждый угол, времени было мало — две недели против нынешних двух месяцев — и Пореч пришлось оставить на следующий раз, и вот следующий раз наступил.

Пореч — неимоверно древний, основанный во времена античной Римской империи, на восходе нашей эры. Ныне это очень популярный туристический город, с красивым историческим центром, прекрасной набережной и магазинами-магазинами-магазинами; я с грустью смотрел на центральную площадь, от которой расходились переполненные народом улицы. Это место живо напомнило мне Ровинь, один из моих самых любимых городов, и я понимал, что сейчас там творится то же самое; а ведь каких-нибудь пять лет назад улицы Ровиня даже в высокий сезон были достаточно свободны. Война постепенно забылась, Хорватия стала частью ЕС, и теперь, помимо братских народов из славянских стран, здесь проводит летний отпуск вся Австрия, вся Швейцария, половина Германии и та четверть Италии, которой надоело искать свободное место на пляже; прибрежные города из мест спокойного отдыха превратились в одну сплошную туристическую толпу. Хотя нельзя исключать и другой вариант: возможно, количество туристов изменилось не так уж сильно, а наша социофобия за эти пять лет прогрессировала до уровня идиосинкразии к нормальной плотности туристической толпы в сезон.













Так или иначе, находится здесь долго для нас было довольно тяжело, и мы решили поехать по побережью дальше — в Новиград; но едва мы сели в машину, начался ужасный ливень с ураганным ветром, видимость была нулевой и нам пришлось подождать некоторое время, прежде чем выдвигаться дальше.

Дождь поутих, и в Новиград мы всё-таки приехали. Правда, выйти из машины представлялось затруднительным, потому что «поутих» ещё не означало, что он собирался кончаться; но после нашего терпеливого двадцатиминутного ожидания в машине дождь перестал совсем, и мы всё же смогли отправиться обследовать город.

И тут мы поняли, что дождь — это прекрасно. Всех туристов почти в буквальном смысле этого слова смыло из Новиграда, и мы гуляли по пустынным улицам, на которых только-только стали появляться люди, были единственными посетителями в кафе и ходили по набережной почти в одиночестве. Такой Новиград нам очень понравился, и мне захотелось, чтобы дождь шёл в таких местах почаще.

















Время шло, календарь перекидывался, и наступила годовщина нашей свадьбы. Я уже писал, что мы стараемся не привязываться к дате, а посвящать событиям отрезки времени; но в этот раз нам ничто не мешало устроить себе небольшой праздник, и мы поехали вглубь полуострова в город Бузет.

Истрия, заселённая задолго до начала того, что мы называем «нашей эрой», славится большим количеством городов, история которых насчитывает много-много веков. Сейчас, когда все эти города оказались в равном положении туристических центов, каждый из них стремится найти свою изюминку, и у Бузета это получилось отлично: Бузет — это трюфельная столица Истрии.

В лесах вокруг Бузета растёт истрианский чёрный и белый трюфель, что и определило туристический акцент города. При этом поесть трюфелей в нём не так-то просто — зачастую приходится ждать в очереди в одном из совсем немногочисленных заведений, предлагающих фирменное угощение. К тому же была суббота, то есть туристов было много, а заведений работало мало, но нам крупно повезло — мы пришли и сели буквально за последний свободный столик в самом центрально-бузетском трюфельном ресторане; к тому же, посадили нас не в общем зале, а где-то в предбаннике, за столик, который, наверное, был оставлен на крайний случай, но мы в этом маленьком помещении были одни, а это, вы знаете, нас всегда радует.

Сказать, что нам понравилось — ничего не сказать. Именно с этого обеда в Бузете началась наша большая любовь к трюфельным приправам и различным блюдам с трюфелями. Единственное, что разочаровало — это так называемое «мороженое с оливковым маслом и трюфелями». Я, доморощенный кулинар, для которого «Perfect Scoop» Дэвида Лебовица — настольная книга, знаю, что такое настоящее мороженое из оливкового масла; но рестораторы Бузета, организуя свою туристическую деятельность и прочитав про этот довольно известный деликатес, видимо, не стали думать над содержанием, решив соблюсти лишь форму, и в итоге я получил довольно посредственное магазинное сливочное мороженое, покрытое шоколадом, политое сверху оливковым маслом, и посыпанное трюфельной стружкой. Оно было невкусным. Совсем. Я съел его из принципа, потому что там были трюфели. Но помимо этого маленького инцидента всё было настолько замечательно, что я не придал этому значения.

















Счёт в ресторане получился совершенно негуманным, особенно по хорватским меркам, но у нас была годовщина свадьбы, и нас это нисколько не расстроило; напротив, мы продолжали веселиться, и поехали дальше, в Совиньяк.



Честно, я даже не могу вспомнить, почему мы решили туда ехать. В этом городишке нет ничего интересного помимо того, что он древний и окружён виноградниками. Мы быстро проехались по нему из конца в конец и поехали дальше, в Роч.

Роч — тоже маленький и древний, но очень известный город с населением в 180 человек. И это далеко не нижний предел, его сосед, Хум — самый маленький город в мире с населением в 18 человек, но Хум мы посетили в прошлый раз, поэтому поехали в Роч. Город известен памятниками архитектуры, но это слишком древняя архитектура, чтобы я мог оценить её по достоинству, для меня это просто дома не совсем правильной формы, сложенные из камня, поэтому мы не вникали в исторический смысл этих памятников, и просто гуляли, стараясь проникнуться духом города, и кажется, у нас получилось. Роч — город-затворник, на его двух улицах совсем нет людей, только коты, абсолютно всё закрыто, и единственные открытые ворота — во дворе церкви, где находится кладбище. Этот город можно было бы назвать мрачным, но, задумавшись, понимаешь, что ничего мрачного в нём нет — он просто молчалив и не любит заводить новых знакомств; возможно, из-за своей мизантропии он и близок мне по духу.





Вообще, Истрия — сосредоточие маленьких древностей. В Италии, например, если уж памятник архитектуры — то ого-го, если Рим — то там Колизеище и Пантеонище. В Истрии похожая штука, но масштабчик поменьше — в Пуле есть свои Колизейчик и Пантеончик, и такие вот небольшие, но интересные сооружения, объекты и памятники разбросаны по всему полуострову — площадь, казалось бы, маленькая, но охватить за одну поездку всё равно никак не получается; а потому рассказ о малых городах Истрии я, конечно, не могу полагать законченным и буду вынужден к нему вернуться в следующий раз.

[kukucapolj]

Поездками в двадцать-тридцать километров туда-сюда, мы, конечно же, не исчерпали свой интерес к Истрии. В прошлый раз мы были здесь неделю — но что такое жалкая неделя для Истрии? Сейчас мы волею судеб попали сюда на десять дней — но что такое жалкие десять дней для Истрии? Мы старались успеть как можно больше и намечали маршруты с расчётом захватить максимум территории, понимая, что всё равно мы не успеем всё то, что нам хочется успеть, и нам придётся возвращаться на Истрию снова и снова, и я думал об этом с каким-то противоестественным мазохистским удовольствием.

В тот день мы выбрали своей целью два небольших соседствующих друг с другом городка — Лабин и Рабац. На юго-восточном побережье Истрии, где они находятся, мы не были ни разу, и, наспех составив представление об этих городах по отчётам, найденным в интернете по первой ссылке из гугла, поехали.

Лабин — небольшой городок в нескольких километрах от побережья. Интереса для морского туризма он не представляет по причине удалённости от берега, а потому туристов в нём немного, хотя и есть — всё-таки город очень древний и красивый, как будто сошедший с открытки, хотя и не содержит каких-то особенных достопримечательностей; собственно, главным местом, которое может заинтересовать туристов, является главная площадь города, имеющая занятную форму. У площади есть какая-то очень древняя история, но мы не стали вникать, а просто походили по ней, всё сфотографировали, всё обнюхали, и нюх привёл нас в сувенирно-продуктовый магазин, хозяин которого, как и многие истрианцы, больше похожий на итальянца, чем на хорвата, торговал местными винами и всем, что связано с трюфелями. Мы купили у него оливковое масло с трюфелями, а также трюфели, маринованные в оливковом масле (и не смейтесь — это совершенно разные вещи!), а заодно прихватили бутылку истрианского муската, который оказался ожидаемо великолепен.



































Долго мы в Лабине не задержались и поехали в его город-сателлит Рабац, который ещё меньше Лабина, но зато находится на морском побережье; вот тут-то мы и попали в самое пекло.

Раньше Рабац был маленьким рыбацким посёлком, и от того, что он превратился в популярный морской курорт, места в нём сильно не прибавилось. Въезд в город осуществляется через шлагбаум, который одновременно является паркоматом, но не даёт гарантии, что вам удастся найти место для парковки. Мы нашли со второго захода, и от него до набережной было метров четыреста. Сама же набережная представляет собой сплошной ряд магазинов и толпу людей, перемещающихся между этими магазинами и морем. Мы долго шли через этот туристический ад, надеясь хоть куда-нибудь прийти и хоть что-нибудь увидеть, и, наконец, наши ожидания начали оправдываться — количество людей начало уменьшаться, магазины исчезли, и в конце концов мы вышли к той части побережья, где не было почти никого. Ничего особенно интересного там, правда, тоже не было, и мы уже готовы были развернуться, но внезапно встретили чаек. Чайки здесь были какие-то особенно непугливые и фотогеничные, и нам, по крайней мере, не пришлось жалеть, что мы зря сюда приехали — в такие места имеет смысл приезжать любителям социума, причём лучше минимум на неделю, и никуда отсюда не выезжать, а быть здесь понаехавшим социофобом довольно напряжно.











А в другой день мы предприняли вылазку вглубь Истрии, в самый центр полуострова, в прекрасные маленькие города, лишённые радости принимать туристические толпы, и оттого весьма расположившие нас к себе. Я при всём желании не смогу описать все места, в которых мы побывали, и остановлюсь только на точках, где мы провели хоть сколько-нибудь значимое количество времени.

Городок Грачище с населением в 500 человек знаменит своей многовековой историей. Нет, ну что значит «знаменит» — один человек на Истрии сказал другому человеку на Истрии, что есть такой городок, и там, типа, интересно, а второй ответил — «Ага, надо съездить посмотреть», а до этого про этот городок никто ничего не знал; но, тем не менее, сейчас Грачище — какая-никакая, но всё же достопримечательность.









Про сам городок я не могу рассказать ничего конкретного, но отмечу, что он интересен. Смешение архитектурных стилей, начиная со средневековых домов и заканчивая ранним барокко, повсюду сияющий на солнце камень и тишина. Нет практически никого, но коноба недалеко от городских ворот работает, мы выпили там кофе и он даже оказался весьма неплох.

Надолго в этом городке задержаться сложно, и мы уже вышли из городских ворот, чтобы сесть в машину и продолжить наше путешествие, но тут нас перехватили немцы.

Пожилая немецкая пара выглядела безобидно, и мы пошли посмотреть, куда же они нас зазывают. Улыбаясь, жестикулируя и непрерывно общаясь с нами на немецком, из которого мы понимаем только «хенде хох» и «штангенциркуль», они почти принудительно привели нас к кусту с красивыми красными ягодами, который рос прямо за воротами города, и стали нам настойчиво что-то объяснять, указывая на это растение. Я честно пытался понять, что они от нас хотят, а они улыбались, махали руками, тыкали пальцами в растение и явно не собирались униматься до того момента, когда они смогут вдолбить нам, что им надо, но если бы они говорили на пушту, они бы добились примерно такого же успеха.

Ситуацию неожиданно спас молодой человек, припарковавшийся неподалёку. На его машине были сербские номера, и я не знаю, кто он был по национальности, но по-английски он говорил идеально; возможно, англоязычный турист, арендовавший машину в Сербии, хотя, в конце концов, почему бы сербу не знать английский на уровне носителя? Как выяснилось, он также говорил и по-немецки, я уж не знаю насколько хорошо, тут я не оценщик. Пользуясь услугами этого добровольного переводчика мы узнали, что немцы притащили нас к этим ягодам для того чтобы объяснить, что их нельзя есть. Вообще. Ни при каких обстоятельствах. Совсем. Какими бы вкусными они не казались внешне. Они ядовитые. Лучше их даже не трогать, а уж есть точно не надо. Если нам вздумается их съесть, ничего хорошего из этого не получится. Лучше держаться подальше от этих ягод.

Увидев, что мы наконец-то всё поняли, немцы угомонились и пошли по своим делам. Добровольный переводчик выглядел ничуть не менее озадаченным их поступком, чем мы. Ну да ладно, в конце концов, это немцы, и для них не огороженное оранжевыми конусами ядовитое растение действительно может являть собой образ наивысшей опасности, которую может испытать на себе цивилизованный турист.



Мы поехали дальше и приехали в Пичан. Если Грачище я называл городком, то как назвать Пичан с населением в 280 человек — я даже и не знаю. Пичан — это уменьшенный в два раза Грачище, но при уменьшении необходимо принимать во внимание не только площадь, но и население, туристическую активность и прочие показатели. Не работало вообще ничего, кроме котов. Коты работают всегда, и это само по себе с лихвой оправдало наш заезд в этот городок.













Дальше на нашем пути был населённый пункт Флоричичи. Вот его даже городком язык не повернётся назвать — я уж не знаю, какое там население, но по структуре Флоричичи больше похожи на садовое товарищество, чем на город или даже деревню; но сюда мы приехали не для того, чтобы осмотреть этот населённый пункт. Дело в том, что рядом был водопад, который на попавшихся нам в интернете фотографиях показался нам красивым и интересным.

Мы спросили у местных, где здесь водопад, припарковали машину там, где проезжая дорога кончалась, и пошли. По пути к водопаду нам пришлось преодолеть некоторое количество препятствий, главным из которых была сильно размытая дорога — не так давно прошёл сильный дождь. Довольно быстро мы добрались до водопада, и нам предстала совсем не радостная картина: прошедший дождь, помимо обеспечения полноводности нашего водопада, ненароком вымыл с прилегающей территории глину и известняк, и теперь этот водопад больше напоминал канализационный коллектор, чем природную достопримечательность. Жена была готова утопить меня в этой малоприятной жидкости за то что я притащил нас сюда, но у меня был туз в рукаве: а помнишь, дорогая, как мы в Загребе по твоей инициативе шли по тридцатиградусной жаре пять километров, чтобы посмотреть на «водопад» — три капли в час? Крыть ей было нечем, и она сделала вид, что её очень заинтересовала прятавшаяся в камнях ящерица, фотогеничная и на редкость не слишком пугливая.





Флоричичи мы покинули с максимально возможной скоростью и поехали в Пазин, чтобы немного отдохнуть от совсем уж затерянных деревень. Пазин — крупный город, аж 4500 человек населения, и здесь мы уже были в наш прошлый приезд, но времени тогда было совсем мало и мы ничего не успели увидеть, и решили наверстать.

Пазин несколько изменился с нашего предыдущего визита. Самая знаменитая достопримечательность города — Пазинская яма; это огромный овраг, через который переброшен не менее огромный мост, исключительно пешеходный. Яма представляет собой место стока реки Пазинчицы, которая берёт своё начало не слишком далеко от Пазина, и сливается в Пазинскую яму неизвестно куда, наверное, в какие-то карстовые пустоты. В прошлый раз мы приходили смотреть на яму на буквально на бегу, а в этот раз смогли получше её разглядеть. Для туристов и любителей острых ощущений здесь появилось новое развлечение: теперь с одной стороны ямы на другую можно перебраться не только по прочному и безопасному пешеходному мосту; вместо этого можно съехать, зацепившись карабином за трос, натянутый через яму. Мы от этого развлечения воздержались, а вопли тех, кто не воздержался, были слышны по всему Пазину.







Пазин — город, очень похожий на другие старые города Истрии, но, тем не менее, имеющий своё неповторимое очарование, очень похожее на очарование обшарпанных итальянских городов. Язык не повернётся назвать этот город неаккуратным, ведь именно растущий на стенах мох и местами облупившаяся штукатурка фасадов делают его неповторимым. Мы с удовольствием гуляли по нему пару часов, обойдя его практически весь.

Пришло время трогаться в обратный путь, но нас это не расстраивало — за этот день мы побывали в таком количестве интересных мест, что остатка вечера должно было едва хватить на предварительное переваривание впечатлений; к тому же, необходимо было сохранить силы, которые понадобятся нам завтра, ведь нам предстоит дальняя поездка в одно из красивейших мест Истрии.

[kukucapolj]

Всегда хочется освоить что-то новое. Я уж не знаю, только наше это свойство, или оно присуще человеческой натуре вообще, но у нас без нового не получается, всё время хочется чем-то овладеть, и мы делаем это с разной степенью успешности — то получается, то не очень, — но есть одно занятие, которое вот уже много лет нам не под силу и с которым мы вряд ли когда-то сможем совладать: сидение на месте. Мы честно пытались. Много раз целенаправленно шли на пляж, чтобы проваляться там весь день, но через двадцать минут вскакивали и бежали искать каких-то приключений; много раз специально забирались в такие места, где по определению нечего делать, и, разумеется, находили, чем себя занять. Вот и сейчас, вместо того, чтобы пойти на пляж, мы нашли место с манящим названием «Каменяк» всего в сотне километров от Края, и немедленно собрались туда наведаться.

Каменяк, как выяснилось, представлял собой полуостров на юге Истрии, которая, напомню, тоже полуостров — эдакий хорватский фрактал. Он разделён на Верхний Каменяк, который является заповедником, состоящий в основном из красивых лесов, где, по причине их заповедности, даже кашлять без разрешения не рекомендуется, и Нижний Каменяк — вполне себе общедоступный природный парк отдыха. Вообще, конечно, будучи социофобами, мы должны были выбрать в качестве объекта своего интереса Верхний Каменяк, но события, приведшие нас на Истрию, и множество поездок по ней несколько ослабили наши силы, хотя и не сломили дух, и мы решили, что поедем всё-таки в Нижний Каменяк.

В Каменяк мы двинулись поздним утром, никуда особенно не торопясь, и поехали небольшими местными шоссе, чтобы посмотреть окрестности. Истрия — разноцветная, и даже местное вино различается не только по сортам винограда, но и по цвету земли, на которой он растёт — красная, чёрная, и какая-то ещё, не помню. Пейзажи сменяют друг друга, мы проезжаем уже знакомый нам Лабин, и бессчётное количество маленьких городков, и поворот на Пулу, и въезжаем, наконец, на искомый полуостров. От старта до финиша прошло два часа — мы действительно никуда не торопились.

Петляя по извилистым дорогам, мы добираемся до городка Премантура, где находятся пропускные пункты в ту часть полуострова, которая является парком отдыха. К шлагбаумам стоит небольшая очередь автомобилей, которые должны оплатить въезд в парк; но оплата — не единственное условие попадания туда. В Каменяке существует суточный лимит автомобилей, и больше определённого количества в день их просто не пускают — чтоб воздух зря не загрязняли; кто не уложился в квоту — тот паркуется в Премантуре и идёт пешком, благо полуостров всего 3,5 километра в длину, а Премантура как раз посередине находится. Нам-то беспокоиться было не о чем, благо мы приехали в понедельник, а вот в выходные, наверное, можно и не уложиться в квоту.

После шлагбаумов резко кончается асфальт и начинаются дороги, полностью оправдывающие название полуострова, то есть состоящие из камня. Жёсткая щебёнка на сухой земле — плохое сочетание для подвески; максимально разрешённая скорость здесь — 20 км/ч, но все едут даже медленнее.

В парке оборудованы места для барбекю, несколько баров, пляж для виндсерферов, и какая-то «тропа динозавра» для интересующихся историей этого самого динозавра. Будучи приверженцами достопримечательностей природных, а не искусственных, мы ничем из этого не пользовались, за исключением баров — в одном из них мы решили перекусить и заказали гамбургер, ожидая традиционный микроволновый продукт, но к нашему удивлению бармен извлёк из холодильника котлету из свежего фарша, кинул её на жаровню, порезал лук и ещё какие-то овощи и упаковал всё это в не менее свежую булочку. Надо ли говорить, насколько вкусно было поедать это сидя на берегу моря на стульях, сделанных из цельного пенька каменякского дерева; вот только народа в таких местах традиционно много, и мы поспешили удалиться вглубь полуострова.

























Оправдывая своё название, Каменяк представляет из себя в основном камень, но не какой-то там скучный обычный камень, а самую что ни на есть настоящую квинтэссенцию камня. Здесь есть всё — и мелкая щебёнка, покрывающая дороги, и огромные пласты камня, поднявшиеся, видимо, в результате тектонического сдвига, и одинокие валуны в человеческий рост, и изъеденные эрозией каменные берега с замысловатой системой каналов, промытых морем. Каменяк — нереально красивое место.

На карте полуостров похож на продолговатую кляксу, а каждый выступ в море — это, с точки зрения географии, мыс, и каждый из них имеет своё название — мыс Голица, мыс Шкара, мыс Франина, и, конечно же, мыс Каменяк, а всего их, мне кажется, больше двух десятков. А чуть западнее мыса Каменяк есть мыс, название которого, не обозначено вообще ни на одной общеупотребимой карте, что странно, потому что именно он является самой южной точкой Истрии; я, со своей любовью к крайним точкам, такого пропустить не мог.

Гуляли мы там где-то часа четыре и устали за это время зверски. Для передвижения по Каменяку обычная обувь подходит не всегда, по некоторым видам поверхностей лучше было бы ходить в кроссовках на толстенной подошве, хотя по полированным камням побережья зачастую можно было передвигаться и босиком; но изрезанный рельеф и перепады высот сделали своё дело и ноги болели, как будто мы пробежали целый марафон.





















Назад мы расслабленно возвращались по автобану. Истрианский автобан, проходящий с севера на юг, в своей южной части всё ещё является двухполосным, но активно строится, а ближе к цивилизации так и вовсе представляет собой отличную четырёхполосную магистраль с одной небольшой национальной особенностью — здесь очень мало заправок.



Мы проезжаем наш старый знакомый Пазин и, ещё немного покрутившись среди холмов Истрии, ныряем в длиннющий тоннель Учка. Раньше тоннель был платным, а сейчас платной стала вся дорога, поэтому отдельно за тоннель денег не берут, и пропускные пункты со снятыми шлагбаумами одиноко и безлюдно стоят по обе стороны, напоминая мне границу Польши и Словакии, которую мы пересекали в самом начале нашего путешествия бесконечно давно — два месяца назад.

Совсем скоро нужно будет возвращаться, совсем немного осталось времени от нашего путешествия, но сейчас я не хочу ни думать, ни вспоминать об этом; мы выныриваем из тоннеля в совсем другой мир, где находится наш Край, где совсем другой климат, совсем другая погода и который, в общем-то, находится не на Истрии, хотя, если разобраться, всё-таки на Истрии, а виновата во всём Учка. Ну, а чтобы вам, читатели, было чего ждать, а мне, соответственно, было что писать, я расскажу о том, кто же такая эта Учка, в следующий раз.

[kukucapolj]

В своём рассказе о последних днях нашего путешествия я хочу написать о том, что делает Хорватию Хорватией. То есть понятно, что Хорватию Хорватией делает государственный суверенитет и исторически сложившийся этнос, но я сейчас не об этом. Я сейчас про горы.

Горы — это главное, что здесь есть. Море — важная составляющая жизни страны, вносящая немалый вклад в её экономику и образ жизни, но именно горы делают её уникальной. Раньше я думал, что все горы примерно одинаковы — ну, камни и камни, — но, лишь познакомившись с ними ближе, понимаешь, насколько они важны. И для начала я, как и обещал, расскажу про Учку.

Учка — это горный хребет, отделяющий Истрию ото всей остальной Хорватии. Он немного вдаётся в полуостров, и историческое географическое деление Хорватии именует Истрией только ту часть полуострова, которая находится за хребтом; так как жили мы с континентальной стороны Учки, формально мы находились не в Истрии, хотя и на полуострове Истрия. В общем, сложно там у них всё.

Горный массив пронзает пятикилометровый автомобильный туннель, связывающий континентальную Хорватию с Истрией; открыт он был в начале восьмидесятых, а до этого тем, кто хотел попасть на континент или, наоборот, на полуостров, приходилось рассекать по довольно крутому и опасному серпантину, пересекающему хребет. Этим и обусловлена высокая изолированность Истрии ото всей остальной Хорватии — здесь свой диалект, во многом разительно отличающийся от континентального, свой уклад жизни, и вообще, всё своё.

Именно Учка определяет климат Истрии, столь разительно отличающийся от соседнего континентального региона. В Приморско-Горанской жупании может запросто лежать снег, но стоит нырнуть в туннель под Учкой, и через пять километров уже можно купаться. Все эти антициклоны и прочие грозовые облака просто не пролезают через горный хребет, утыкаются в него и сползают вниз в полном офигении.

Будучи под впечатлением от Снежницы, мы, конечно же, не могли пропустить такую значимую гору, как Учка, а точнее, её самую высокую вершину Вояк, тем более, что вершина эта, в отличие от Снежницы, обещала быть хорошо оборудованной в туристическом плане, и специального снаряжения для её посещения не требовалось.

И действительно, приехав в точку, которую навигатор считал входом в природный парк Учка, мы обнаружили сувенирный магазин, имеющий в своём ассортименте необходимый горно-туристический минимум, оборудованную парковку, а также немалое количество желающих предпринять восхождение — от малых детей до пожилых людей. По этой причине путь на вершину обещал быть расслабленным и ненапряжным, тем более, что, руководствуясь опытом Снежницы, мы на этот раз прибыли к подножью горы во всеоружии, то есть с трекинговыми палками, сильно облегчающими путь наверх. Как мы убедились позднее, это было очень верное приобретение, и многие другие туристы из разных стран, которых мы видели на парковке, тоже имели в своём арсенале этот необходимый предмет.

Взяв в магазине карту, мы начали взбираться вверх по достаточно пологим тропинкам, и тут к нам привязалась собака. И не просто собака, а целый здоровенный ньюфаундленд с умными глазами и при ошейнике. Мы сначала не придали этому значения, думая, что хозяин где-то рядом, и пёс просто слегка заблудился, однако всё оказалось намного интереснее. Эта собака, как оказалось, знала дорогу на вершину значительно лучше нас, и бессменно сопровождала нас от самого низа до самого верха, иногда указывая нам нужное направление. Не знаю, возможно, это был боевой горно-спасательный пёс, который почуял, что мы достаточно неопытны в вопросе залезания в горы, и решил нас подстраховать; во всяком случае, нам такое соседство только импонировало.







Во время нашей прогулки (лёгкость дороги не позволяет назвать этот процесс «восхождением», хотя дорога и шла неизменно вверх) нам встречалось довольно много туристов, идущих в разных направлениях, и тут, надо признаться, наш верный четвероногий друг устроил нам форменную подставу: иногда он начинал приставать к посторонним людям, то ли выпрашивая еду, то ли интересуясь, всё ли у них в порядке, а они неодобрительно поглядывали на нас — такой здоровенный зверь, а гуляет без поводка и намордника; к тому же, большинство этих людей говорили на языках, о которых мы имеем довольно смутное представление, и объяснить им, что это не наша собака, не представлялось возможным, а потому мы лишь смущённо улыбались и шли дальше. Хорошо, что нам не попалось никаких, например, французов, не переносящих собак, а то я по-французски не знаю ни слова, и международный скандал был бы обеспечен.

Прошло не так много времени, и мы взобрались на Вояк — самую высокую вершину Учки, высотой 1396 метров. Ньюфаундленд, благополучно сопроводивший нас до самого верха, видимо, решил, что на этом его миссия выполнена, и как ни в чём не бывало развернулся и пошёл обратно, вниз. Мы попрощались с ним, помахав рукой, и пошли обследовать вершину.

Вояк оставил впечатления, во многом противоположные тем, которые произвела на нас Снежница — здесь жизнь била ключом, здесь находились телевизионная башня и метеорологическая станция, а на самой высокой точке стояла пятиметровая каменная башня с обзорной площадкой, в которой работал сувенирный магазин. Народа было хоть отбавляй — ведь на вершину можно забраться не только пешком, туда ведёт вполне проезжая автомобильная дорога, и, хотя внизу, на въезде на неё, стоит знак «движение запрещено всем, кроме сотрудников телебашни и служб парка Учка», многие туристы просто игнорируют его и приезжают сюда на своих колёсах, чтобы насладиться открывающимися видами.















Спасаясь от этой толкотни на вершине, мы прошли некоторое расстояние по горной тропе, ведущей к другой вершине Учки, которая называется Поклон. Стоило удалиться от Вояка всего метров на тридцать, и количество народа стало стремиться к нулю, лишь одна молодая пара, расстелив плед посреди камней, устраивала пикник. Они говорили друг с другом на каком-то из славянских языков, скорее всего, на чешском — я успел услышать только обрывки слов — и, проходя мимо них, мы негромко обсуждали, не будут ли они мешать нам в кадре при съёмке панорамы; а когда мы шли назад, мужчина улыбнулся нам и спросил на чистейшем русском: «Мы вам не помешали?» Я заверил его, что, конечно же, не помешали, но ситуация получилась в какой-то степени неловкой; всё-таки нужно выучить албанский для того, чтобы общаться в таких обстоятельствах.













На Учке мы пробыли не так долго, как на Снежнице, без приключений спустились вниз, купили воды в магазине, и поехали обратно в Край. Впечатление от посещения Вояка было сравнимо, наверное, с посещением аквапарка — это хорошо организованное развлечение для туристов, интересное, неспешное, с личным ньюфаундлендом и потрясающими видами в конце; и, вероятно, мы преисполнились бы массы впечатлений от этой небольшой экскурсии, если бы в нашей памяти не было Снежницы. Ощущение, когда ты в одиночестве стоишь на вершине мира, и ветер дует в лицо, и остался один глоток воды на двоих, не идёт ни в какое сравнение с прогулками от одной точки развитой туристической инфраструктуры к другой её точке.

И потому нельзя сказать, что мы насытились горами. Мы собирались посетить ещё одну вершину — Велики Рисняк, и Учка только укрепила это наше желание, а осуществили мы его, когда до нашего отъезда их Хорватии оставался всего один день.

Горный массив Рисняк окружает огромный национальный парк Рисняк. Местность получила название от обитающей здесь рыси, которая, несмотря на мимими кисточки на ушах, является довольно опасным хищником, поэтому в дремучий лес мы соваться не намеревались, и собирались посетить лишь самую высокую вершину, предварительно подобравшись к ней как можно ближе на автомобиле.

В интернете мы узнали, что для достижения вершины можно использовать несколько входов в национальный парк. Под наши требования лучше всего подходил вход с условным названием «Виле», расположенный в каких-то трёх с половиной километрах от вершины. За это расстояние нам предстояло преодолеть перепад высот в 400 метров, так что задача выглядела не такой тяжёлой, как на Снежнице, и несколько интереснее Учки. В итоге мы должны были оказаться на рекордной для нас высоте 1528 метров (если считать пешие восхождения — поезд на Цугшпитце не в счёт), а я, к тому же, надеялся увидеть огненных саламандр в естественной среде обитания, благо и время, и место были подходящими.

На скачанной с сайта парка карте мы нашли необходимый нам вход Виле, а также обнаружили сооружение, обозначенное как «горный дом» и расположенное метрах в двухстах от самой вершины. «Ну да, ну да», — посмеялись мы, припоминая опыт Снежницы с наглухо закрытым горным домом, расположенным даже не у вершины, а на старте маршрута; по нашим представлениям, если где-то и была инфраструктура в виде магазинов, туалетов и парковок, то как раз на входе в национальный парк, а то, что что-то дальше по маршруту будет не то чтобы открыто, а хотя бы вообще существовать физически, было из области иллюзий и галлюцинаций.

И вот мы сворачиваем с магистрали, проходящей, напомню, на приличной высоте, где дуют ветра, не позволяющие выезжать на неё грузовым автомобилям, и въезжаем в лесной массив, руководствуясь указаниями навигатора. Мы надеялись, что народа здесь будет всё-таки меньше, чем на Учке, и пока наши надежды оправдывались — нам не встречается ни одной машины, и нас это полностью устраивает. В какой-то момент асфальтовая дорога кончается, и мы медленно пробираемся по достаточно плохой грунтовке; навигатор говорит нам, что точка «Виле» всё ближе, а признаков цивилизации нет и в помине, и мы предвкушаем, каким же будет этот самый «вход в национальный парк»? Продаётся ли там вода? Мы на сей раз уже опытнее и запаслись, но всё же интересно. Много ли народа на маршруте? Насколько хорошо он размечен? Телефон с GPS и закачанным в него приложением для любителей гор делает эти вопросы второстепенными, но любопытство — наша общая черта, и мы разговариваем об этом в тот момент, когда навигатор сигнализирует, что мы достигли искомой точки «Виле».

В тот момент мы оба испытали лёгкий шок, хотя, в принципе, были готовы ко всему. Обозначенный на карте «вход в национальный парк Рисняк» представляет собой небольшую неровную поляну, и на одном из окружающих её деревьев мы обнаруживаем выполненную краской кособокую надпись «Виле». Типа, вот он, вход. И стрелка, которая указывает направление к вершине Велики Рисняк.

Что ж, на цивилизацию рассчитывать не приходится; к счастью, на этот раз мы были значительно лучше подготовлены к такому сценарию. В то, что где-то там рядом с вершиной есть какой-то ещё горный дом в этот момент уже конечно, не верил ни один из нас; мы взяли с собой приличный запас воды, распределили вес в рюкзаках, навострили трекинговые палки и пошли.

Девственный лес на склонах горного массива Рисняк оставляет незабываемое впечатление. Идти по нему физически намного легче, чем по выжженным солнцем ничем не прикрытым тропинкам Снежницы, здесь всегда можно найти тень и прохладу, присесть и отдохнуть на подвернувшемся камне, поразглядывать всяких птиц и лягушек и вообще, понаслаждаться природой. Мы шли и шли, и никто нам не встречался, мы были одни в этом лесу, и это наполняло нас невыразимым чувством единения с природой.

Три километра подъёма прошли незаметно, хотя физически было достаточно тяжело. Мы шли по размеченной тропинке, хотя порой немного плутали, и в такие моменты нам и не хватало нашего верного ньюфаундленда, который бы подсказал нам дорогу; иногда мы немного передыхали, фотографировали и снова шли, а потом мы вышли на открытую местность... И увидели дом.



Да, вдалеке виднелся солидный деревянный дом с красной крышей; мы, разумеется, даже не помышляли о том, чтобы он был открыт, но как объект, затерянный далеко в горах, он был, несомненно, интересен. Жена сначала по привычке поддалась лёгкой панике на тему «до него идти минимум полдня», а я, более или менее научившийся делать поправку на неправильную визуальную оценку расстояния в горах, пообещал, что если мы не дойдём до него за двадцать минут, то повернём назад. Признаться, я не был уверен в своей корректировке, но так всё и вышло — через двадцать минут мы стояли у дверей дома, которые были открыты; во дворе стояли столы и скамейки, а на них сидели люди и с интересом смотрели на нас, пришедших снизу.

Мы осторожно вошли. Первым, что мы увидели, было объявление с просьбой экономно расходовать воду в туалете и душе в связи с тем, что её запас сильно ограничен; тут мы поняли, что оказались в хостеле для горных туристов. Здесь жили те, кто хотел исходить Рисняк как следует, потратив на это не один день; удивительно, но большая часть постояльцев говорили по-немецки. Не представляю, что могло привести сюда немцев, австрийцев или швейцарцев, у которых под боком всё великолепие Альп, но, видимо, Рисняк имеет своё, особое, ни с чем не сравнимое очарование, которому неспособны противостоять даже гордые альпийские народы.

Мы без труда нашли хозяйку заведения, которая с удовольствием продала нам пару банок сока (было удивительно приятно пить что-то отличное от воды в такой глуши) и карту местности, которую я купил как сувенир — как по мне, GPS всё равно надёжнее, но я коллекционирую бумажные карты, и эта должна была занять в моей коллекции особое место. Я также вспомнил, что на сайте упоминалось о том, что посетители национального парка должны оплатить небольшой денежный сбор за посещение, и поинтересовался, где мы можем это сделать — я-то рассчитывал, что мы решим этот вопрос у входа Виле, но то дерево на поляне напрочь отказывалось принимать какие-либо платежи. Оказалось, что сбор можно оплатить прямо здесь, а взамен мы получили билеты на посещение национального парка; ещё один сувенир и напоминание о том, что обязанность оплаты не всегда влечёт за собой наличие бетонных заборов, железных цепей и сторожевых собак.

Путь от дома до вершины составлял от силы метров двести, но это были самые сложные двести метров всего маршрута. Очень узкая тропинка, лихо закручиваясь, уходила вверх, и нам приходилось держаться за вбитую в камни цепь, чтобы подняться по ней. На этом этапе трекинговые палки были бесполезны; наверное, стоило оставить их у дома, но кто же знал. В итоге мы всё-таки выбрались на вершину и снова испытали то непередаваемое чувство вершины мира, которое впервые накрыло нас на Снежнице.

На этой вершине мы были не одни, но две-три группы туристов, проживающих в доме и поднявшихся сюда, видимо, в качестве ежедневной прогулки, ничуть не мешали нам наслаждаться вершиной и открывавшимися с неё видами. Мы провели на вершине довольно много времени, и, преисполнившись впечатлений, начали спуск.























Сложнее всего было спуститься к дому, а дальше мы вышли на знакомую дорожку, и, едва начав свой путь назад, встретили первых людей, которые, как и мы, поднялись сюда снизу.

Этими людьми оказалась молодая пара туристов, вероятно, тоже немецкого происхождения, и они бодро шли навстречу нам, по направлению к дому, а у папы за спиной, подвешенный на какой-то системе ремней, подобной рюкзаку, болтался бессознательного возраста младенец; последний, похоже, преотлично себя чувствовал на горном воздухе, сосал соску и глазел по сторонам. Воистину, никогда не рано начать заниматься горным туризмом.

Обратный путь прошёл без приключений, знакомое дерево по имени Виле встретило нас и вернуло нам нашу машину в целости и сохранности, и, после недолгой езды по магистрали, мы возвратились домой.









Это место и правда стало для нас домом, приютившим нас, сбежавших из негостеприимной цыганской деревни, и теперь, когда нам предстояло его покинуть, нас охватывало чувство, которое, должно быть, знакомо морякам, уходящим в дальнее плаванье. Человек не властен над стихией, и, уходя в океан, моряк никогда не знает, вернётся ли он; но если ему суждено вернуться — он вернётся домой. Туда, где его ждут, где все его знают, где, зайдя в местное кафе, ему не нужно представляться, и где помогут всем миром, если он попадёт в беду.

Именно таким стал для нас Край, маленький уголок земного рая, и мы чувствовали себя людьми, которым не повезло родиться не у себя дома. У нас был корзинка сухоцетов, подаренная мной жене где-то в процессе нашего долгого путешествия, и мы, взяв её, пошли на море, традиционно прихватив с собой фотокамеры. Конечно, эта съёмка получилась грустной, но ведь и не может быть иначе, когда расстаёшься с домом. Корзинку мы оставили на пляже — пусть она будет сюрпризом для того, кто придёт сюда завтра.

Следующий день был последним нашим днём в Хорватии. Мы гуляли по Опатии, катались по шоссе до Риеки и старались не думать ни о чём. А вечером, не в силах сдержать себя, мы снова пошли на море, несмотря на то, что погода купанию явно не благоприятствовала. На пляже было пусто, и наша корзинка сухоцветов так и стояла там, никем не востребованная, а мы, увидев её, испытали тёплое чувство, будто нашего прихода кто-то ждал.

Я искупался из принципа. Вода была неимоверно холодной, но я люблю холодную воду, она освежает и придаёт сил. Потом мы побежали назад, к нашему столу, за которым уже сидел Бруно, всё ещё не уставший от празднования рождения внучки, и потому потреблявший всё ту же истрианскую Мальвазию всё в тех же неумеренных количествах.

— Купались? — уточнил Бруно у изрядно посиневшего меня

— Да, купался. В последний раз. — Ответил я на своём плохом хорватском.

Бруно нахмурил лоб, как бы переваривая эту мысль. Затем лицо его просветлело и озарилось пониманием:

— А, в смысле «в последний раз в этом году»? Ну да, ну да. Но вы ведь вернётесь, да?

Я не нашёлся, что ему возразить. Действительно, ведь мы вернёмся, в чём проблема? Не в последний раз в жизни мы приезжаем в Хорватию, не в последний раз мы заезжаем в Край и не в последний раз мы пьём с Бруно Мальвазию. Так зачем грустить?

Наша непотопляемая машина, верная, как внезапный горный ньюфаундленд, мчится вперёд. Много сотен километров назад осталась родная нам Истрия, много сотен километров отделяют нас от объездной Загреба, где мы жили целый месяц, а проехали его, вот досада, за десять минут. Позади остался неоднозначный Будапешт и Кошице, где мы раздали все долги, и многие километры Польши. В прошлый раз мы уезжали из Хорватии со слезами на глазах, а сейчас нам грустно, но мы улыбаемся, потому что знаем, что обязательно вернёмся туда, где нас ждут.

Единственная ночёвка в польском Люблине после двенадцатичасовой гонки по автобанам, и мы въезжаем в Белоруссию, выбираемся из Домачёво на трассу и едем туда, куда мы должны вернуться — не потому что хотим, а потому что должны. Мы проезжаем Минск, и уже совсем небольшое расстояние отделяет нас от границы, и вдруг где-то в районе Орши мы видим двойную радугу, такую же, как та, что сопровождала нас на пути в это путешествие, начавшееся так давно — два месяца назад. Двойная радуга, как ворота в другое измерение, она сначала впустила нас в наш мир, а сейчас выпускает нас из него в чужую вселенную.





Конечно, мы грустим, но, тем не менее, теперь мы смотрим вперёд без неопределённости и без сомнений. Мы всего лишь отправляемся в плаванье; а когда оно завершится, мы вернёмся домой.

[Frytti]

Спасибо, за отчет! Это самый потрясающий отчет, что я читала

[Виконт.м]

Нет... Этот автор... этот kukucapolj... определенно садюга...
Он отнял у меня целый день жизни... пока читал не отрываясь...
А ведь теперь придется читать еще и о предыдущей поездке, в которой был, в отличии от автора, идеальный для меня Ровинь!
Но, говорят что 15 минут смеха прибавляют день жизни... Так что за время чтения kukucapolj прибавил мне как минимум год... Потому как та блаженно-идиотская, бессознательно благостная улыбка (кто был в Хорватии - знают ) не сходила с моего лица... Как будто сам писал, только куда более литературным языком...
И комментировать рассказ невозможно... Потому как если излить все те эмоции... а вот мы... а у нас... и мы тоже... То получится опус раза в три превышающий эту сагу/эпопею/исповедь/объяснение в любви...
Пожалуй скажу лишь одно - общение с хорватами действительно представляет собой неизъяснимое наслаждение... автор меня поймет... А смысл его я выразить словами не смогу.
Банальное "спасибо"... этого мало... а больше - не знаю что прибавить...

З.Ы. а на одном из фото Трогира виден дом, в котором мы жили на Чиово...
А сколько еще знакомых и любимых мест на Истрии?! Надеюсь частично поразить kukucapolj-а местом, которое наверняка ему и его супруге (честь и хвала фотографу) приглянется... Затерянный городок Завршье во внутренней Истрии...

[Виконт.м]

Этта... А где про Ровинь-то?! В отчетах не нашел... Мож ссылку на ЖЖ?

[kukucapolj]

Ровинь, к сожалению, был тогда, когда я отчётов ещё не писал
Но не сомневаюсь, что мы туда ещё поедем, и тогда обязательно напишу.

[Виконт.м]

Ровинь, к сожалению, был тогда, когда я отчётов ещё не писал
Но не сомневаюсь, что мы туда ещё поедем, и тогда обязательно напишу.

Не... ну это... волюнтаризьм!!! Только губы раскатаешь на хорошего автора, а он в кусты... А мож по старым следам, да хоть маленько? Очень мало в последнее время стало хороших отчетов о Хорватии, а уж о Ровине и подавно...

[полотенчик]

Огромная благодарность автору!!!! Читал взахлеб!!!! И как теперь дожить до июля на который запланирована поездка из Москвы в Хорватию на своей машине????

[Forrvl]

Ровинь, к сожалению, был тогда, когда я отчётов ещё не писал
Но не сомневаюсь, что мы туда ещё поедем, и тогда обязательно напишу.

Отличный отчет! А если субъективно, где больше понравилось, Истрия или Далмация?

[kukucapolj]

Отличный отчет! А если субъективно, где больше понравилось, Истрия или Далмация?

Отдыхать - Истрия, жить - Далмация, как-то так.
Далмация - это самая хорватская Хорватия, а Истрия - с уклоном в итальянский вариант. В Далмации больше восточно-славянской самобытности, а на Истрии климат получше, пляжи попесчаннее, история местами подревнее. Сложный выбор, на самом деле

[kukucapolj]

Нет-нет, я не хотел обижать словенцев, как люди они нам тоже очень понравились, это было просто наблюдение, основанное на контрастном восприятии. Поляки, белорусы и швейцарцы, например, по моим наблюдениям, тоже мало улыбаются, но это не переводит их автоматически в разряд плохих наций.
А про массу - возможно, это столичный феномен, или какая-то отдельная национальная подгруппа со своими особенностями? Конечно, нельзя сказать, что улицы были забиты не в меру упитанными людьми, их было явное меньшинство, но, тем не менее, их количество на фоне Хорватии вот прям бросалось в глаза.