По поводу того, какие бывают пилоты, по каким причинам по их вине происходят аварии, о том, как важно, что бы авиакомпания могла себе позволить тратить деньги на постоянные тренировки, в том числе и на земле и переподготовки пилотов рекомендую прочитать вот тут ... очень знаете ли пробирает местами ...
http://www.lib.raid.ru/MEMUARY/ERSHOW_W/
вот один такой отрывочек:
Однажды летом готовились мы к вылету куда-то на восток. Ночь была
ненастная: один за другим подходили грозовые фронты, в небе гремела
воздушная война, полыхал горизонт; ветер швырялся то мелким дождичком, то
звонким, отборным ливнем. На экране метеорологического локатора было
белым-бело от грозовых засветок, и нам предстояло как-то выбрать курс взлета
и маршрут выхода на восток, изворачиваясь среди гроз и столбов ливня,
пронизываемых молниями.
Время уходило; мы уже несколько часов были на ногах, в тревожном
ожидании, раздираемые желанием использовать открывавшийся в течение
ближайшего часа вариант взлета и сомнением, успеют ли к этому моменту
подготовить наш рейс. Рейс был с задержкой, и земля готовила нас, как
всегда, неторопливо.
Но все рано или поздно кончается. Обычно, когда уже все силы, казалось,
исчерпаны и хочется только одного: спать, спать хоть где, хоть как, - в
это-то время и отъезжает, наконец трап. И вот теперь надо собрать остатки
сил и поднимать лайнер в самую грозовую круговерть, да так, чтобы нигде не
зацепить.
Или что -- отказаться и идти спать?
Запустились. Раскрутили приборы, порулили на старт. Заранее прощупали
локатором все небо в поисках подходящей дырки, в которую можно было бы
прошмыгнуть после взлета.
Дырок было немного, они все время перекрывались перемещающимися очагами
гроз и осадков, и надо было предугадать перемещение и просмотреть
пространство дальше, с учетом того, куда мы полезем после взлета и на какой
высоте какую засветку будем огибать.
Очаги были на всех высотах. Пока рулили под 90 градусов к полосе,
Филаретыч определил за несколько секунд, что на восток взлетать нельзя, а
если взлетим на запад, то сразу отворот на юг, потом на юго-запад и далее на
запад; дальше видны были проходы на север, северо-восток, и уже за сто
километров -- на восток.
Получался выход по какой-то спирали, по часовой стрелке. Причем, первые
полсотни верст на запад все равно приходилось идти под размытыми засветками,
не набирая более 2500-3000 метров высоты, лавируя по радиолокатору между
зонами дождя и возможного града.
Пока заруливали в конец полосы, обстановка изменилась. Засветка
перекрыла курс взлета в десяти километрах; она не торопясь перемещалась
вправо, на север, и через пару минут можно было взлетать, но с юга подходила
еще одна, и уж если закроет проход, то ждать долго... а топливо-то двигатели
жгут. Короче -- после взлета надо сразу отворот влево.
Диспетчер, по своим данным, так и посоветовал: левым разворотом
выходить на восток. По его локатору видны были проходы; по нашему -- не
было; а лететь-то нам.
Я принял решение: после взлета уходить в узкую кишку влево, далее, не
набирая высоты, пройти на юго-запад, а потом, разогнавшись, с максимальными
скоростью и набором выскочить в видневшийся правее проход на север. А уж там
-- видно будет.
Тут надо учитывать и зависимость увеличения радиусов разворота от роста
скорости, и слабые, размытые засветки от осадков, и уменьшенную
скороподъемность от веса и жары... да много чего надо учитывать.
Ну и кому-то же надо все это исполнить руками.
Когда работу летчика кое-кто, ничтоже сумняшеся, по сложности и
опасности приравнивает к работе то шахтеров, то металлургов, надо бы уяснить
главное отличие. Шахтер и металлург -- исполнители. А пилот -- человек,
принимающий решения, много решений, в сложной обстановке, в условиях острого
дефицита времени. Он умеет эти решения обосновать, исполнить руками и нести
за все это ответственность, рискуя собственной жизнью.
Честь и хвала любому рабочему за его тяжелый труд. Он, по мере своей
пользы для общества и по мере сложности и вредности для своего здоровья,
имеет право занять свое место в ряду получателей жизненных благ. Мы,
летчики, тоже имеем определенное право. Но, пожалуйста, не ставьте нас в
один ряд. Это несравнимо: мы везем за спиной живых людей.
Я отдал пилотирование молодому второму пилоту Коле Евдокимову, который
только пришел к нам, на смену ушедшему на пенсию Бабаеву. Мы приглядывались
к новичку, а тут представилась возможность проверить человека в деле, без
дураков.
После отрыва началась свистопляска, со сдвигом ветра, ударами зарядов
ливня в стекла, болтанкой и скачкой скоростей. Самолет махал крыльями; Коля
выдерживал рекомендуемую для болтанки скорость -- 500, старательно брал
задаваемые Филаретычем курсы, с предельными кренами перекладывая машину из
виража в вираж.
Мы с Витей занялись локатором, следя за зарядами: не влететь бы в град,
успеть бы отвернуть... так... вот вроде дырка -- полезли!
Кругом сверкало; в темноте фиолетовые "чертики" статических разрядов
сбегали по стеклам, кабина тряслась...так, влево, энергично, крен 30! Теперь
вправо, еще, еще правее... зацепим же! Нет, вроде проскочили... Как там
скорость -- 500... молодец, так и держи... ну, еще немножко... так, сейчас
потрясет...
У бывалого читающего человека все эти страсти должны вызвать кривую
ухмылку: "знаем мы ваши страхи"...
Да уж. Тут было не до страха; ну там резко трахнет о стекло залп
ливня... вздрогнешь -- но это как собака внезапно из подворотни... Мы
работали. Высота росла медленно: лето, жара, стотонная машина не лезет -- да
это пока и на руку: пройти под основными засветками, пока нижний край где-то
под 3000 метров. Потом, повыше, когда за бортом похолодает, машина пойдет в
набор охотнее.
Мы проползли узкой кишкой, но болтанка не прекращалась; скорость
разгонять было нельзя из-за увеличения радиусов разворота. Пришлось на ходу
менять план: с максимальным креном отвернуть в совсем уж узкий проход,
внезапно открывшийся справа. Через него открывалась дорога на север, а мы
уже и так ушли на юго-запад верст на сорок. Давай!
Кое-как, благодаря малой скорости и глубокому крену, мы вписались, едва
не влетев в багрово сверкающее облако слева рядом, а уже и справа полыхнуло
зелено-голубым, и снова "чертики" на стеклах и треск в наушниках..
Пролезли...
Маленькая передышка. В кабине было шумно, команды следовали одна за
другой, вентиляция добавляла свои децибелы, и только молнии вспыхивали
кругом с жуткой молчаливой внезапностью, ослепляя на секунду, и снова мрак,
и тусклый свет приборных досок, и яркий луч локатора перед глазами.
Кончилась низкая облачность, и мы пошли по каньону между клубящимися
грозовыми облаками, озаряемыми то розовым, то мертвенно-голубым светом
изнутри. Болтанка утихла. Коля все держал свои 500 км/час... молодец...
Где-то же набил руку-то по приборам...
Но пора разгоняться, теперь можно набирать высоту порезвее. Впереди еще
один фронт, надо лезть вверх.
Не тут-то было. Скорость -- 500, а вертикальная -- 5 м/сек. Жара? Вес?
Глянул на термометр -- около ноля, а высота-то уже 5000. Чего ж она не
лезет? Не забыли ли чего убрать на взлете? Так... закрылки -- ноль;
предкрылки -- табло не горит, убраны. Интерцепторы -- табло не горят,
убраны. Шасси -- зеленые горят...Стоп! Зеленые-то гореть не должны! Шасси
выпущены!
Тьфу ты! Коля, вложивший весь свой, небогатый пока, опыт, все умение и
старание в сложный взлет, забыл убрать шасси. Ну, то, что нашу кабину, "на
острие прогресса", спроектировали бездарно, знают все мои коллеги. На всех
типах самолетов шасси убирает бортмеханик, а у нас -- только правый летчик и
никто другой. Ты и пилотируй, ты и убирай шасси. Ну, мы приспособились, а
Коле, без опыта, без выработавшегося стереотипа действий -- оказалось
слишком сложно; а я, капитан, не проконтролировал.
Плюнул, убрал шасси, разогнались, повернули на восток -- и начался
отдых. Шум в кабине резко утих -- прекратился рев воздуха в нише передней
ноги. И так стало уютно, так благостно: отмучились... Машина резво полезла
вверх, перескочила грозовой фронт; а тут и восток заалел, и курицу
принесли... И начался полет. Дальше уже все было просто: еще десять часов,
еще две посадки, еще грозы -- обычная работа.