Весь мир, и это не слишком большое преувеличение, знает о бомбардировке Дрездена в феврале 1945 года. И это, пожалуй, единственный случай, когда стала возможна хотя бы дискуссия о целесообразности и жестокости. А буквально на следующий день после Дрездена был стерт с лица земли Везель – 97% зданий было разрушено. Потом были не менее жестокие бомбардировки Вюрцбурга, Падерборна, Хильдесхайма… Но это был уже конец войны. До этого же технологии коврового бомбометания отрабатывались всеми участниками. Первой бомбардировкой такого типа стала бомбардировка Ковентри самолетами Люфтваффе в ноябре 1940. Именно тогда целями стали не только военные и промышленные объекты, но и жилые кварталы. Почти за 12 часов непрерывного бомбометания жертвами стали более 500 человек, более восьмисот были ранены, разрушена городская инфраструктура. Чудовищные цифры. В дальнейшем они только увеличивались. А уж если к процессу подключалась природа, количество жертв становилось запредельным. Как это было, например, в августе 1942 в Сталинграде, когда сначала фугасами были разрушены дороги, здания, инфраструктура, затем зажигательные бомбы вызвали быстро распространяющийся среди деревянных зданий пожар. А потом… Температура, атмосферное давление и ветер привели к возникновению огненного смерча. В следующий раз такие условия для огненного кошмара сложились почти через год в Гамбурге.
Совместная операция Королевских ВВС и 8-й воздушной армии ВВС США, целью которой было не только разрушение верфей, нефтяных резервуаров и портовой инфраструктуры, но и жилых кварталов, изначально носила название «Гоморра». Но даже планировщики не представляли себе, какая Гоморра получится в итоге. Только за одну ночь с 27 на 28 августа число жертв составило около 40 тысяч человек.
Одним из районов, наиболее пострадавшим от налета, был
Хамм. Мне туда, на Wichernsweg, где во дворе Wichernkirche находится единственный сохранившийся бункер-бомбоубежище.
Я приехала минут за 20 до открытия и в ожидании прогулялась по кварталу.
Совершенно обычный район, совершенно обычные относительно новые жилые дома, отели, магазины.
Ничего необычного. В любом городе есть районы, в которых историческая застройка не сохранилась в силу разных причин. Например, бессмысленно искать в Париже его чрево. А еще есть Смоленск, Минск, Сталинград…
После небольшой прогулки я наконец спускаюсь в бункер.
На часах 10:10, а я далеко не единственная посетительница. Маленький музей работает 2 дня в неделю по нескольку часов. Это скорее волонтерский проект. Группа энтузиастов не только собирает артефакты, но и находит свидетелей, записывает их воспоминания. Часть из этих рассказов можно прочитать на стенах, часть – прослушать в виде трансляции аудиозаписей.
Посетителей достаточно. Иногда мне даже приходилось ждать, чтобы поближе разглядеть какую-нибудь фотографию или прочитать текст.
Экспозиция одного из залов посвящена созданию системы бункеров и бомбоубежищ в Гамбурге.
Построено их было с 1941 года достаточно, не считая переоборудования подвалов. В самом начале жителей прикрепляли к конкретным бомбоубежищам и выдавали плацкарты. А уже с июля 1943 года никто эти плацкарты не контролировал, да и расчетное количество мест стало просто цифрой. Но и эти переполненные бункеры не спасли прятавшихся там людей во время огненного шторма: кислород в эпицентре огненного смерча моментально выгорал и люди просто задыхались.
А поскольку тема бомбардировок немецких городов с мирным населением очень непростая, то здесь же находятся материалы о Ковентри. Ну а мне не нужно сильно напрягаться, чтобы вызвать из памяти фото советских городов…
Но сегодня – Гамбург. На нескольких фотографиях изображен перекресток, который я буквально полчаса назад прошла.
Сначала возникает идея найти ракурс. Но потом я от нее отказываюсь. Ничего не напоминает о том Гамбурге, совсем ничего.
Иду дальше. Что нового об устройстве бомбоубежища может почерпнуть человек, родившийся в Советском Союзе, для которого «Гражданская оборона» – это не только «Все идет по плану»?
Грубые нары, одеяла,
тревожные чемоданчики,
система вентилирования... И фотографии, фотографии.
Как я уже говорила, музей очень маленький. И фотографий там тоже немного. Поэтому в мои планы входило посещение архива Хамма, который расположен недалеко отсюда, в двух шагах от станции U-Bahn Burgstraße. Он тоже работает два раза в неделю. Но как же хорошо, что я разговорилась с сотрудником музея! Он мне сказал, что сейчас архив временно закрыт для посетителей, все фотографии находятся в коробках. Но вот когда я в следующий раз приеду в Гамбург, музей обязательно будет открыт. Сказал это он таким уверенным тоном, что я даже удивилась. А еще он рассказал, что по весне бункер частенько затапливает и он тоже бывает закрыт для посетителей. В это время волонтеры практически вручную его осушают.
Я покупаю в музее небольшую книжку „Die längste Nacht “, изданную все теми же энтузиастами, и выхожу из сырого бункера на улицу. Теплый августовский день. Солнце, ветерок. Кругом зелень. А мне страшно. Я иду пешком до станции Hammer Kirche через парк. Здесь был эпицентр огненного шторма, где еще несколько дней не было возможности разбирать завалы из оплавленных камней и кирпичей. Потом спускаюсь в метро и доезжаю до Berliner Tor. Это уже граница десятикилометровой огненной зоны.
Ближе к центральному вокзалу начинают попадаться здания старой застройки. Я иду дальше, пешком в сторону причалов. Центр тоже был сильно разрушен, далеко не все здания восстановлены. Я вспоминаю виденные ранее фотографии и сравниваю их с современным Гамбургом. Но и тот Гамбург – относительно «новый», возникший после пожара 1842 года.
Ох, Гамбург, Гамбург! Какая странная у тебя судьба: стоять на реке и страдать не от наводнений, хотя и они случались, а от пожаров.
В этот день я посетила еще много других мест, в частности, кирку Густава-Адольфа, да и до отъезда у меня было еще много дней. Но отчет на этом практически закончен.
Осталось рассказать о прощании с Гамбургом.
