Брив-Ла-Гайард удачно расположен на стыке нескольких департаментов -Дордони, Лота и Корреза. Все эти три административно-территориальных единицы обладают значительным культурным наследием и прекрасно сохранившейся архитектурой небольших городков на фоне красивых ландшафтов. Когда-то, в далёком 1995 году, впервые попав в этот регион, я была им просто очарована.
Остановились мы в то время на две ночи в окрестностях Брив-Ла-Гайарда в настоящем средневековом замке "Domainede de Castel Novel". Замок 13-го века, с завораживающими башенками в форме ведьминых шляп и величественными стенами из красного кирпича, и сам в некотором роде является достопримечательностью. Выбор был неслучайным. История и архитектура этого отеля оказалась для меня интересны вдвойне.
В начале XX века замок принадлежал французскому интеллектуалу и редактору газет Анри де Жувенелю (1876-1935) и его второй жене, французской писательнице -Сидони Габриэль Колетт, написавшей несколько своих романов в Кастель-Новель. С её творчеством и биографией я на тот момент была не знакома. Это случится чуть позже. Проза и жизнь бывшей танцовщицы кабаре, а ныне классика французской литературы, скажем так, выходят за рамки принятого.
И сегодня, пользуясь своим правом автора отчёта, хочу рассказать немного об этой неординарной женщине. Прочитав разные варианты её биографии, я остановилась на материале, взятом из журнала "Вокруг Света".
"Изысканность в простоте" или прекрасная жизнь Сидони Колетт .
Колетт родилась в 1873 году в семье мулатки с острова Мартиника и отставного капитана французской армии в небольшом городке, но став членом двух академий и обладательницей ордена Почетного легиона, она навсегда останется непререкаемым авторитетом в литературной среде Франции. Эта женщина меньше всего напоминает маститого классика литературы, но именно ей из всех француженок, бравших когда-либо в руки перо, отведено это почетное место. В компании со знаменитыми подругами по ремеслу - Маргаритой Наваррской, Мари Мадлен де Лафайет, госпожами де Сталь и Жорж Санд, Сидони-Габриэль Колетт уверенно лидирует.
Ее романы, захватившие читателей на заре XX века, по сей день оставляют их в этом плену. Такому признанию предшествовала её бурная и далёкая от идеала жизнь...
В восемнадцать лет самым примечательным в облике Сидони Колетт была ее коса длиной 1 метр 58 сантиметров. Маленькой "нимфой" бургундской провинции предстала она перед элегантным парижским беллетристом, случайно оказавшемуся в уютном провинциальном доме семейства Колетт. Лысеющему столичному щёголю и красноречивому ловеласу Анри Готье-Вилларсу, писавшему под псевдонимом Вилли, не потребовалось много усилий для того, чтобы вскружить голову 20-летней девушке и, соблазнив, повести влюбленную к алтарю. Хотя, как говорится, тут надо "два раза посмотреть" - кто кого соблазнил. Жену он стал называть Колетт, превратив ее фамилию в имя, весьма распространенное среди француженок. Первые парижские месяцы показались юной красавице счастливым сновидением, которому вскоре суждено было прерваться. Поначалу Колетт очень гордилась талантами мужа, пока не узнала, что на него работает целая команда литературных "негров", которым он платит жалкие гроши.
Анри оказался скупым и мелочным не только к наёмным работникам, но и по отношению к ней: вечно сидящая в одиночестве Колетт донашивала скромные бургундские платья и не смела просить за обедом десерт. В довершении ко всему ей неожиданно становится известно, что муж, наградив её "французской болезнью" изменяет ей направо и налево. Степень ее отчаяния не поддавалась описанию. Примчавшаяся в Париж мать Колетт, нашла её на грани безумия. Несколько месяцев она провела в лечебнице. Врачи боялись не только за ее разум, но и за жизнь. И всё же молодость и деревенская закалка спасли Колетт. Самым же печальным было то, что она с маниакальным упорством продолжала любить мужа, изыскивая всяческие аргументы для его оправдания. В результате неверный был прощен и смиренно сопровождал быстро выздоравливавшую жену в поездке к морю. Здесь, бродя с нею по побережью, Анри с его чутким писательским слухом уловил живую прелесть языка, которым та рассказывала ему от нечего делать о своей прежней школьной жизни. По приезде в Париж он засадил Колетт писать об услышанном. Кое-где подправив то, что вышло из-под пера Колетт, и включив несколько довольно пикантных эпизодов, он отнес рукопись издателю.
В 1900 году вышла первая, быстро раскупленная книга Колетт, получившая название "Клодина в школе".
Но она не увидела своего имени на обложке - и первый, и все последующие три романа вышли под псевдонимом мужа... Это обстоятельство, видимо, мало ее трогало. По собственным ее словам, она писала "прилежно и равнодушно" только для того, чтобы, предъявив пачку исписанных листков, выйти на свободу из комнаты, куда ее запирал "заботливый" супруг. А дальше - небольшая передышка и снова письменный стол и окрики мужа: "Быстрее, малышка, в доме- ни гроша". Это было ложью. Маленькая затворница начала приносить своим трудом прекрасный доход, равнявшийся 300 франкам в месяц, позволивший Анри купить загородный дом, а главное - не скупиться в расходах на прекрасных дам. Удивительно, как "работа по заказу" не довела Колетт до полного отвращения к листу бумаги.
Но судьба ее злосчастного брака была предрешена, даже несмотря на то, что после 5 лет затворничества Анри решился выпустить жену на волю, посчитав, что она крепко к нему привязана. Он ввел ее в свет, начал посещать с ней театры и вернисажи и даже разрешил брать уроки танцев и гимнастики.
В то время наступала "прекрасная эпоха", захватившая последнее десятилетие XIX и первое XX веков. Она требовала от женщины шика, кокетства и элегантной аморальности. Все эти правила очень импонировали Анри. Колетт же изо всех сил старалась перенять навязываемые всеобщей распущенностью манеры, чтобы стать "женщиной, которая сможет ему нравится". И здесь автор биографии Колетт всё же лукавит: научиться "аморальности" нельзя. Это качество должно быть заложено в человеке и его можно только развить, что в общем-то и произошло. В светской хронике уже мелькали заметки о сногсшибательно красивой супруге мсье Готье-Вилларса и об эпатажных нарядах, в которых она появлялась на многочисленных приемах. Но ей гораздо легче было понравиться кому угодно, но не ему. Великолепные волосы Колетт вызывают зависть у дам и творческий пыл у художников. Скульптурный бюст госпожи Готье-Вилларс на одном из осенних Салонов получает 1 премию. Весь Париж буквально сходит с ума по Клодине, рожденной писательским трудом Колетт. Этим именем называют торты, мороженое, фасон блузок, духи, шляпки, сигареты, и со всего её супруг получает свою долю, причем немалую. Для пущей сенсационности Анри заставляет жену отрезать ее легендарную косу. Короткая прическа - это вызов морали, что было тогда остро модно. Колетт подчинилась…
Сильно огорчив этим свою мать, она придумывает историю про несчастный случай, от которого загорелись ее волосы. Но все усилия и жертвы были напрасны. Муж бросил ее, оставив без копейки. Все гонорары за беспрерывно переиздающуюся "Клодину" причитаются ему как единственному автору. Колетт же была выдворена в маленькую квартирку на первом этаже их дома, которая предназначался для прислуги. Оставшись без гроша, она вынуждена была искать средства к существованию.
И вот в 1906 году, в феврале, самом ненастном парижском месяце, в маленьком театре Матюрэн в пьесе с символичным названием "Желание, любовь и химера" появилась новая актриса. Небольшой рост и короткая стрижка позволяли ей выглядеть значительно моложе своих 33 лет. У нее нет слов - бургундский акцент поставил крест на возможной карьере драматической актрисы. А потому Колетт — актриса-мим. Уроки, полученные у знаменитого танцовщика Жоржа Вага, не прошли бесследно.
Колетт обладала "говорящим телом", способным к тому же весьма впечатляюще передавать ощущения женщины в мире чувственных наслаждений. Дар сам по себе редкий, но еще и пришедшийся сцене в самую пору: без обильной дозы эротики всякое сценическое действо было тогда обречено на провал.
Жорж Ваг делает с ней несколько номеров. Танцы-пантомимы, сопровождаемые специально подобранной музыкой, с которыми они кочуют из театра в театр, становятся необыкновенно популярными. Один из них неизменно сопровождался взволнованным гулом наэлектризованного зала, когда малейшего возгласа было достаточно, чтобы публика становилась неуправляемой. Эффект состоял в том, что Жорж и Колетт на протяжении всего сложного в профессиональном отношении и с явным чувственным налетом танца, не отнимали своих губ друг от друг ! "Самым долгим эротическим поцелуем" окрестили газетчики эту танцевальную миниатюру. Зарабатывая актёрством деньги на жизнь, Колетт выступала и в особняках столичной элиты, которые посещала когда-то вместе с Анри. Теперь она получала конвертики с гонорарами из рук его бывших и нынешних любовниц, ловила на себе презрительные взгляды светских львиц и отказывалась от достаточно смелых предложений их мужей. Втайне Колетт называет себя "писательницей, которая плохо кончила".
Теперь Колетт на собственном опыте узнала, что стоит за обворожительно зазывными улыбками чуть прикрытых полупрозрачной тканью женщин на маленьких сценах с неизменно красным плюшевым занавесом. Штрафы и вычеты из жалованья за малейшую провинность, ежедневные изнурительные репетиции, еда на ходу, сквозняки в дощатых гримерках, изматывающие гастроли по захолустью, дешевые отели, приставание пьяной публики, а еще самое страшное - ярлык" публичной женщины".
Хотя, описав впоследствии в очередной своей книге эту "изнанку мюзик-холла", Колетт не забудет упомянуть, что именно в этих холодных и пыльных кулисах встретила гораздо больше доброты и человечности, чем в дорогих светских салонах. "Я люблю свое прошлое… Я не стыжусь того, что делала…"
Но настоящую славу в том мире, о котором было принято говорить вполголоса и с особой значительной усмешкой, могла создать только сенсация, вернее, сенсация-скандал. И он не преминул разразиться.
…3 января 1907 года в "Мулен Руж" состоялась премьера, вызвавшая обильные пересуды. Сюжет пьесы "Египетский сон" разворачивался в пирамиде, куда проникает молодой археолог. Там он находит мумию молодой красавицы и влюбляется в нее. В какой-то момент, забывшись в коротком сне, юноша вдруг видит, что ожившая мумия поднимается из саркофага, постепенно сбрасывает покрывала, в которые была закутана, и остается почти обнаженной...
Колетт в роли мумии.
В завершение всего влюбленный страстно целует восставшую ото сна красавицу…
Ажиотаж подогревался тем, что пьеса эта была написана маркизой де Бельбеф - племянницей Наполеона III, а по материнской линии происходившей из рода князей Трубецких. Причем маркиза, широко известная под прозвищем Мисси, не только написала эту пьесу, но и дебютировала в ней как актриса, взяв на себя исполнение роли археолога, мумию играла Колетт. В финале этой пьесы Колетт, сбрасывавшая с себя одно покрывало за другим, по существу, впервые продемонстрировала сеанс стриптиза, да не в приватной обстановке, что уже практиковалось, а на глазах у переполненного зала. Когда же "археолог" стал страстно целовать возлюбленную, зал разразился невообразимым шумом. Дирекция в ужасе от возможных последствий разгрома зала кабаре вызвала полицию. Порядок был восстановлен, спектакль прерван, а публика - выдворена из зала. Пьесу практически тут же запретили… До этой премьеры на скандальные отношения двух женщин, живших вместе, в богемной среде закрывали глаза, но публичное проявление таких чувств для Колетт могло обернуться серьёзными последствиями.
Мисси.
Случись такое несколькими годами раньше, она могла бы подвергнуться огромному штрафу, выплатить который была бы не в силах, или вовсе оказаться за решеткой. Но на следующее утро Колетт проснулась знаменитой. Хотя привкус этой славы оказался горьковатым: ее обвинили в совращении благородной дамы и оскорблении общественной нравственности. На ее счастье, "прекрасная эпоха" давала свободу и утверждала в сознании людей новые этические критерии. Вероятно, именно поэтому на начало XX века приходится буйный расцвет кабаре, мюзик-холлов, варьете, театров ревю и как следствие - первое появление на этом поприще звезд. Колетт стала одной из них. С одной стороны, на нее лились потоки грязи, ее имя сделалось синонимом непристойности. С другой - лучшей рекламы невозможно было и вообразить. Директора самых престижных и дорогих кабаре и театральные агенты вцепились в нее мертвой хваткой. Скандальная известность предоставила ей возможность требовать баснословных гонораров. Театральные критики и рецензенты, воскуряя ей фимиам, стали широко употреблять слово "творчество", а газетчики наперебой искали возможность услышать хотя бы пару слов из уст главной возмутительницы общественного спокойствия.
Колетт училась быть знаменитой буквально на ходу: "Всегда следует начинать с отказа давать интервью кому бы то ни было. Тогда ваше первое интервью попадет на первую полосу". Так оно и произошло. Замелькали сенсационные сообщения о том, что "красотка кабаре" под полупрозрачными хитонами, весьма условно именующимися одеждой, вовсе не носит, как то полагается танцовщицам, трико телесного цвета. Вторичный шквал восторгов, даже превзошедший злосчастную "мумию", вызвал следующее выступление Колетт, по ходу которого она обнажила свою грудь. Этот номер расколол Париж. Одни, понятное дело, предавали ее имя анафеме, другие взахлеб восхищались красотой и смелостью этой необыкновенной женщины. В прессе в её адрес публиковали немыслимые ранее поэтические дифирамбы. Хотя, конечно, приходится признать: безупречным поведением заслужить подобное вряд ли было возможно.
Головокружительные сценические успехи не смогли вытравить в душе у Колетт "бациллы" сочинительства. Даже после крайней усталости от каждодневных выступлений она хоть на час в день берет в руки перо.
Новый роман завершает серию книг о Клодине. В 1907-м вышел сборник ее рассказов, где наряду с главной героиней ее творчества - женщиной живет своей интересной жизнью Природа. Здесь Колетт достигает таких высот, которые, по вердикту критиков, делают ее "крупнейшим во французской литературе XX века мастером лирического пейзажа и анималистического портрета».
Для сцены и кабаре Колетт сочиняет скетчи, либретто пантомимы, маленькие пьесы, где играет уже как драматическая актриса и, кстати, имеет немалый успех.
Не будучи склонной к однополой любви, Колетт начинает тяготилась отношениями с Мисси (cветская львица и художница, Матильда де Морни была известна своим экстравагантным поведением. Она открыто демонстрировала свои сексуальные предпочтения в отношении женщин).
Колетт и Мисси.
Влюбившись в бывшего боксёра Огюста-Олимпио Эрио, Колетт расстались с маркизой. После короткого романа с Огюстом, в декабре 1912 года Сидони-Габриэль Колетт становится баронессой де Жувенель и теперь официально присутствует на приемах, светских раутах, торжественных обедах. Понятно, что "красотка кабаре" не могла, да и не хотела найти общий язык с тем обществом, где вращался супруг. Дамы света демонстративно игнорировали женщину, имя которой было у всех на устах. Не желая ставить под удар союз с человеком, которого любила, Колетт бросила карьеру танцовщицы, но пестрый, вместивший в себя все человеческие страсти мир подмостков так и не ушел из ее творчества.
Замужество подарило Колетт дочь, но начавшаяся Первая мировая война увела из дома мужа. Барон, будучи человеком храбрым, не стал уклоняться от опасности и ушел на фронт. Колетт, оставив крошку-дочь на няньку, тайком, с подложными документами, перешла линию фронта и несколько недель провела возле супруга.
Для ее любящего сердца преград просто не существовало, но ничто не могло удержать ее и тогда, когда любовь ушла. Спустя несколько лет, уже после войны, Колетт, узнает, что муж, видимо, охладев, ей изменяет. Под последние аккорды разваливающегося брака она совершает поступок, вновь делающий ее героиней скандала. 47-летняя Колетт становится любовницей 17-летнего Бертрана де Жувенеля, сына барона от первого брака... Конечно, первое, что приходило на ум заинтригованной общественности, это мысль об отмщении. Во всяком случае, именно так трактовался ею этот невероятный роман. Разумеется, родители Бертрана делали все, чтобы "спасти мальчика ". Ему нашли хорошенькую невесту, и он перед торжественным обедом в честь помолвки зашел к Колетт попрощаться. Когда он покидал её дом, она бросила в окно скомканную записку с тремя словами: "Я люблю тебя". Уже в старости (де Жувенель умер в 1987 году в возрасте 84 лет) Бертран, вспоминая о своей подруге, скажет: "Она мне сказала это впервые. И я не пошел на торжественный обед в честь помолвки". Связь с этим юношей, продлившаяся почти 5 лет, принесла ей такие потрясения, которые были мало с чем сопоставимы. Бертран, с его романтической привязанностью, вернул ей ощущение молодости. Все находили Колетт преображенной даже внешне. И все равно день, а вернее ночь, когда Колетт сама сказала Бертрану "прощай", все же наступила. Они больше никогда не виделись. Колетт снова была одна, к тому же все еще в состоянии изнурительного бракоразводного процесса. Она переживала подступившее 50-летие: "Сердце не имеет морщин, на нем бывают только шрамы" - так охарактеризовала Колетт свое тогдашнее мироощущение. Раздумывая о себе, помудревшей, она не без грусти писала: "Из моей жизни уходит одна из великих сует жизни — любовь".
Однажды на одном из загородных шоссе "Рено»", оставленный ей бароном в качестве отступного, заглох и какой-то человек из остановившегося авто вызвался ей помочь. Морис Гудекет, сын голландского ювелира-еврея, холостяк и владелец небольшой фирмы, больше всего на свете любил искусство, книги и картины. Женщина, которой он помог починить машину, была старше его на 16 лет, но они не расставались 21 год. Конечно, ее чувство к Морису не было бурной страстью, сопровождавшей многие ее увлечения, но ей безо всякого труда далась роль покладистой жены.
Колетт терпеть не могла феминизирующих дам и не отказывала себе в удовольствии при случае кинуть камешек в их огород: "Женщина, считающая себя умной, требует равных прав с мужчиной. Женщина действительно умная - не требует".
Она была хорошей хозяйкой, умевшей создать в доме уют и отлично готовить. Колетт отнюдь не считала, что "жизнь слишком коротка, чтобы фаршировать грибы".
…В декабрьскую ночь 1941 года двери их квартиры содрогнулись от ударов прикладов. Колетт, не проронив ни слезинки, проводила мужа-еврея туда, откуда возвращались очень редко. А наутро она бросилась в комендатуру, а затем искать знакомых, к которым лояльно относились оккупанты.
Один из поклонников ее творчества обещал помочь. Это было страшное время. Дочь Колетт стала бойцом Сопротивления. В доме царили холод и полное отсутствие еды. В рукописи "Париж из моего окна" начали появляться советы по поводу того, как обмануть голодный желудок, как выжить при минусовой температуре. Через несколько долгих месяцев вернулся Морис. В конце 1944-го Колетт, давно отучившаяся давать волю собственной слабости, плакала, слыша грохот артиллерийской канонады в честь освобождения, сливавшийся с перезвоном парижских колоколов.
За 54 года жизни в творчестве Сидони Колетт написала 50 книг художественной прозы и 4 тома статей, посвященных театру, причем все, что вышло из-под ее пера, увидело свет еще при жизни автора. Она была награждена орденом Почетного легиона, избрана в члены Королевской академии языка и литературы Бельгии.
Ее слава писательницы в 40 - 50-х годах упрочилось еще и на сцене, и в кино, где с огромным успехом ставят и экранизируют ее произведения. В 1944 году Колетт- первая из женщин была единогласно избрана членом Гонкуровской академии, где она работала неустанно. Этому не мешало даже то, что на заседания она прибывала в кресле-каталке из-за обострившегося артрита. Нередко муж не в переносном, а в прямом смысле носил ее на руках.
Скончалась Колетт 3 августа 1954 года. Мне показалась эта дата очень символичной, ведь в отель мы приехали в мой день рождения (я родилась 2 августа 1954 г.).
Феодальный замок, владельцем которого в XIX веке стал муж Колетт - Анри де Жувенель де Урсен, в 1956 году был продан и затем превращён в гостиничный комплекс семьей Прево. "Простая роскошь" – фраза из романа Колетт стала девизом этого необычного замка...
(фото из интернета)
Воспоминания об отеле-замке остались чудесными и яркими, даже у детей, которые в то время были ещё школьниками.
Фотографии "древние", но меня и детей на них можно различить, а башенки легко узнать.
Конечно, было страстное желание ещё раз вернуться в это место, но увы... Отель был закрыт и снова находился в предпродажном состоянии. Пришлось довольствоваться простым сетевым "Меркуром", который расположен всего в пяти минутах езды от легендарного замка.
