День 8 (20 апреля, суббота), продолжение Идем в сторону храма.
Между камней цветут первые весенние цветы. У курдов по этому поводу есть отличная поговорка: «Гора без цветов, что человек без души – очень схожи».
Среди первоцветов примечаю пролеску армянскую. Ее небесно-голубой цвет сразу привлекает взор. Впервые её описал в лихие 1920-е гг. будущий лауреат Сталинской премии А. А. Гроссгейм, который всю жизнь изучал природу Азербайджана. Он написал монументальный труд «Флора Кавказа».
Радует глаз и резуха кавказская.
Пробираемся через пролом в стене.
Даже если и были какие надписи у этого храма, мы их не увидим, так как местные курды и турки отодрали почти все облицовочные плиты.
Обхожу храм по кругу. Восточная стена украшена двумя нишами.
Слева от правой ниши сохранился фрагмент чУдного узора.
В южной стене храма зияет пролом. В начале XIII века село Кетчиван и прилегающие к нему земли попали в руки группы фанатичных мусульман, которые жестоко преследовали армянское население. По словам средневекового историка Вардана, эмир Кетчивана разграбил близлежащий монастырь Каракар. Он разбил икону, известную как «крест Гороза». А затем для развлечения убил ещё и пятерых знатных монахов.
Тела мучеников были погребены в монастыре Хтзконк, рядом с часовней Святого Стефана.
Вардан записал, что эмир Кетчивана позже увидел видение, в котором страшный человек сказал: "Я - крест Гороза, который ты разрушил. И я убью тебя руками твоего друга Шах-и-Армена".
После этого видения эмир бежал из Кетчивана со своей семьей в город Двин (одна из бывших армянских столиц), где жил шах. Он рассказал ему эту историю, и Шах-и-Армен тут же ударил его кинжалом в сердце.
Последний раз редактировалось АЛебедев 30 май 2020, 16:42, всего редактировалось 6 раз(а).
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
День 8 (20 апреля, суббота), продолжение А это западная стена.
Почему-то ниши слева и справа от центрального окна украшены несимметричными навершиями.
Во время осмотра храма, к нам присоединилась компания из 5-6 молодых жителей Тунчкая. Естественно, первыми их словами были «хелло», "вера ю фром" и «майн нейм из…».
Но что меня удивило, так это когда ребята достали свои сотовые телефоны и спросили: «Фейсбук»? После чего предложили нам зафрендиться!
Крепость Гечевань упоминается в «Истории военных дѣйствий в Азиатской Турции, в 1828 и 1829 годах» как «заслуживающая внимания» с военной точки зрения.
Переходим к следующему строению неизвестного назначения.
Меня удивило, что в стену были вделаны керамические трубы. Для отопления?
Склон на южной стороне цитадели менее крутой, чем северный и защищен стеной, расположенной примерно на полпути вниз по склону. Башни на этой стене прямоугольные. В стене есть задние ворота, перед которыми находится небольшое ограждение, которое, похоже, относится к более позднему периоду, чем сами ворота.
Последний раз редактировалось АЛебедев 29 апр 2020, 18:48, всего редактировалось 1 раз.
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
День 8 (20 апреля, суббота), продолжение По субботам, как я понимаю, ребята не учатся. В сельских школах, естественно, обучение идёт на турецком языке. Еще в 1923 г. Кемаль сказал свою знаменитую фразу: "Ne mutlu Türküm diyene", которую можно перевести примерно так: «Счастлив тот, кто говорит: я — турок». Тогда глава Турции, объявил, что отныне, все, кто живёт в этом государстве, включая курдов (которые составляют более 20% населения), являются турками.
И другие национальности (курды, греки, армяне или ассирийцы) не признавались. В том же году Кемаль запретил все национальные языки, кроме турецкого. Под запрет попал курдский язык и курдская литература, а заодно и вся курдская культура.
Ещё лет 15 назад в Турции только за разговор на курдском языке грозил тюремный срок; было запрещено детям давать курские имена.
Сегодня многим курдам это не нравится. Во всей Турции существует только три школы (там учатся 300 курдов из 15 миллионов), где преподают на курдском языке, и все эти школы – частные.
Деревенские парни показали нам безопасный проход по скалам из цитадели к нижнему поясу стен, огораживающих скалу с юга.
Они повели нас куда-то вниз.
Бросаю взгляд назад, где одинокая и продуваемая всеми ветрами, разрушенная церковь стоит на самом обрыве.
Курдским пацанам больше всех понравилась наша Вероника, которую они везде старались сопровождать.
Глядя на то, как курдские мальчики играючи бегают по крутым скалам, вспоминаю старую курдскую поговорку: «У курдов нет других друзей, кроме гор».
Спустились до нижней башни.
С южной стороны нижней башни пробито две бреши. А сверху имеется два узких вертикальных оконца.
Непонятно, где изначально был вход в башню.
Внутрь башни можно забраться через нижнюю брешь.
До верхней бреши можно добраться свободным лазаньем.
Осмотрев нижнюю башню и стены, мы вышли на дорогу, по которой приехали в деревню. Здесь, по нашей просьбе, ребята показали нам родник.
Последний раз редактировалось АЛебедев 02 июл 2020, 21:47, всего редактировалось 13 раз(а).
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
День 8 (20 апреля, суббота), продолжение 10.55. Вернулись к машине. Прощаемся с ребятами. Я подарил каждому по горсти разных российских рублей, которые привез специально для такого случая. Едем дальше. Я попросил друзей немного отклонится от нашего маршрута и заехать в Карс, так как вчера вечером на моём телефоне закончилась карта памяти.
Возвращаемся обратно к селению Pasli, где выезжаем на дорогу D965. Село Pasli небольшое, здесь стоит одна из воинских частей.
После Пасли дорога быстро поднимается на старое лавовое плато, с которого открываются красивый вид. Тормозимся и разминаем ноги. Внизу, в лавовом ущелье течет речушка Шабан. В этом месте Шабан отходит от дороги и уходит в сторону с. Тунчкая, откуда мы только что приехали.
Вдали виднеется хребет Аладаг (по-турецки: "пестрые горы"). Выглянуло солнышко, и сразу поднялось настроение.
Пофотал весенние цветы. Белый цветок принадлежит семейству Мелантиевых.
А это - чистяк пучковатый (Ficaria fascicularis). Это растение описал немецкий ботаник Карл Кох во время своего путешествия на Арарат в 1836 г. Тогда он посетил северную часть Армении, Персидское плоскогорье и Арарат. Из того путешествия Кох вернулся только в 1838 г. с богатыми коллекциями. В 1843 г. немецкий ботаник предпринял второе путешествие на Ближний Восток, во время которого он посетил территорию вокруг Ардагана и Эрзерума. Также он прошел восточную часть области, прилегающей к Евфрату. Гидом в том путешествии у него был армянин Абовян.
Замечу, что в середине ХIХ в. Германия (а также Великобритания, Российская империя и Франция) уделяла большое внимание изучению Ближнего Востока в целом, и Османской империи, в частности, направляя туда не только своих военных специалистов (в первую очередь, топографов и тех, кто мог подробно описать свой путь), но и всевозможных ученых.
Едем дальше на север. Незаметно переезжаем через водораздел. 12.10. Въехали в Карс.
Так как наступил полдень, то со всех мечетей заголосили муэдзины. В центре города с трудом нашли место для парковки. Отправились искать карту памяти. В первых магазинах мне предлагали карту на 4 и 8 ГБ. 13.00. Наконец в четвертом магазине мне продали карту памяти на 64 гига. Этот магазин стоит в 100 м от нашего Hotel Ipekyolu.
Пока мне меняли карту памяти в телефоне, мои друзья столпились перед единственным большим окном гостиницы и «ловили» дармовой WI-FI.
13.10. Зашли перекусить в ближайшую кебабную. Обед на четверых обошелся в 60 лир.
Рядом купили теплого и дешевого турецкого хлеба.
13.50. Заправились на 190 лир (залили 26 литров) на выезде из города. 14.00. Едем в Сарыкамыш по трассе Е691. Судя по карте, наш путь идёт вдоль верхнего течения реки Карс-Чай, но из окна автомобиля самой реки не видно.
14.23. Проезжаем городок Selim, где на стене дома замечаю надпись: Bir olalim iri olalim diri olalim. Причём надпись размещена не абы где, а перед детской площадкой. Разумно.
Надпись-лозунг можно перевести как: «Будем едины, будем велики, будем живы». Эти слова приписывают Хаджи Бекташу (1209 – 1271), который был суфием и, по преданию, основал корпус янычар. Однако, лозунг подписан именем Мevlana (1207 – 1277). И портрет рядом с надписью тоже его. Полное имя этого человека - Джалал ад-Дин Мухаммад Руми (Джалалиддин Руми). Он был величайшим суфийским поэтом Персии и автором многих афоризмов. Например, таких: «Каждое дыхание в этом мире сосчитано»; «Мед стоит жала»; «Зашей глаза, пусть сердце станет глазом»; «Этот мир - горы, а наши поступки - крики. Эхо от нашего крика в горах всегда возвращается к нам». Любопытно, что Ататюрк в 1925 г. запретил деятельность всех суфийских братств на территории своей страны. И еще. Среди курдов суфизм очень сильно распространен ещё с древности.
Раньше городок Селим назывался Ново-Селим и жили в нём молокане. Как я уже говорил, после вхождения Карской области в состав Российской империи (1878 г.) власти начали заселять эту пограничную территорию лояльными жителями, одними из которых и были молокане. Было их здесь 18 тысяч.
После того, как Советская Россия передала Карскую область Турции, в деревни молокан стал наведываться советский консул Николай Равич, который предлагал им вернуться в Советскую Россию. Но большая часть молокан отказалась.
Ататюрк объявил молокан "турками", и стал призывать их в армию, что для верующих было смерти подобно. Молокане стали уезжать в США, Канаду, Чили, Новую Зеландию и Маньчжурию. Последний «наезд» на молокан власти Турции устроили после государственного переворота в начале 1960-х гг. В результате, в 1962 г., они были вынуждены уехать в СССР и с тех пор вместе с казаками-некрасовцами (тоже репатриантами из Турции) проживают в Ставропольском крае.
14.46. Едем дальше. Машин на трассе почти нет. Однако, на обочинах через равный интервал стоят машины с турецкими гаишниками. Похоже, они ждут какую-то "шишку", которая должна прилететь в карский аэропорт.
Примерно за 2 км, не доезжая мемориала в честь Сарыкамышской операции, проезжаем мимо села Alisofu. Раньше оно называлась Али-Софи. Во времена А. С. Пушкина, когда он ехал из Карса в Эрзерум, здесь находилась почтовая станция, и жили черкесы (переселенцы с Кавказа).
Поворот на Сарыкамыш (высота здесь 2060 м). Трасса обходит этот город стороной. Но мы решили заехать в Сарыкомыш, чтобы посмотреть место, где происходило главное событие Первой мировой войны на Кавказе в компании 1914 г.
Сарыкамышский мемориал Перед поворотом на Сарыкамыш стоит памятник погибшим туркам в Сарыкамышской операции. Его турецкое название - Allahu Ekber Dagi Sehitligi.
Станция Сарыкамыш прогремела на весь мир, став, с одной стороны, символом одной из выдающихся побед русского оружия, а с другой - страшным и трагическим эпизодом в истории Турции.
Именно под Сарыкамышем русская армия в январе 1915 г. начала триумфальное наступление, продолжавшееся все годы Великой войны и в какой-то момент давшее основание говорить о новом походе на Стамбул.
Для турок же Сарыкамышское сражение обернулось настоящей человеческой катастрофой — по прихоти молодого и самонадеянного командующего в высокогорье в лютую стужу десятки тысяч солдат были брошены на штурм без теплой одежды. И в итоге погибли от морозов. ТЫСЯЧИ людей. От МОРОЗА.
Однако, в исторической памяти Турции и России события тех дней заняли разные места. В Турции эту трагедию свято чтят: устанавливают величественные мемориалы, пишут десятки книг и складывают множество песен на эту тему. В январе 2018 г. к памятнику прошло впечатляющее шествие "Молодежь по следам шахидов". Причем в шествии принимали участие и молодые азербайджанцы и палестинцы, учащиеся в турецких ВУЗах.
В России за годы советской власти Сарыкамышское сражение было забыто, как, собственно, и почти вся Великая война.
Памятник был открыт в 1915 году, когда в Турции отмечали 100-летие поражение Третьей Турецкой армии под Сарыкамышем. Естественно, что страшное поражение в той операции турецкая пропаганда представила, как героическую борьбу турок.
Рядом с монументом погибшим туркам под Сарыкомышем стоит еще один памятник - погибшим туркам в более поздних войнах. Какие же это войны? Как известно, Турция вошла в состав НАТО в 1952 г. во время первого расширения блока. Однако страны Западной Европы и США далеко не сразу согласились на ее вступление. Чтобы доказать свою пригодность, Турция стала второй после США страной, отправившей свои войска на помощь Южной Корее, воевавшей с коммунистической Северной Кореей. На Корейский полуостров были направлены 4,5 тыс. турецких военнослужащих, а затем и дополнительные подразделения. Часть турецких солдат навсегда остались лежать в корейской земле. В последнее время Турция инициировала несколько военных конфликтов со своими соседями. Так в 2015-2016 гг. ее армия провела военные операции в Ираке против иракских курдов.
А в прошлом, 2018 г., Турция провела операцию "Оливковая ветвь" на севере Сирии против сирийских курдов. Потери турецкой армии в той операции оказались невелики – от 46 до 78 военнослужащих. Буквально позавчера, стало известно, что ВВС Турции нанесли удар по столице Сирийского Курдистана – Камышлы и ввела на территорию чужого государства без разрешения Дамаска свои танки и пехоту.
Первые сообщения о погибших турецких военных появились уже 10 октября 2019 г. Сначала курдские отряды сообщили о бое в районе г. Телль-Абъяд, в ходе которого подбили 4 турецких танка; 5 танкистов погибли. Вскоре СДС сообщили о бое рядом с г. Рас-эль-Айн и гибели 14 турецких бойцов
Последний раз редактировалось АЛебедев 29 апр 2020, 18:30, всего редактировалось 43 раз(а).
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
День 8 (20 апреля, суббота), продолжение 14.46. После памятника мы сворачиваем с трассы и поворачиваем на Сарыкамыш.
Сарыкамыш расположен в восточных отрогах Соганлугского хребта в 60 км от Карса. Он лежит в глубокой котловине (высота 2060 м), ограниченной с севера хребтом Турнагель, с юга отрогами Суруп-Хач (Лысая гора), с запада отрогами Чемурлы-Дага и с востока Артиллерийской горой.
Слева от нас возвышаются заснеженная и поросшая соснами гора (трасса обходит эту гору слева).
На наших картах она обозначена как Лысая (2631 м). Турки же её называют Джибиль-Тепе. Армяне, которые жили раньше в этих местах, называли эту гору Суруп-Хач («святой крест»). На склонах горы находится национальный парк «Аллах Акбар».
Сарыкамыш 15.00. Въезжаем в город с юга-востока. Слева от нас у подножия горы Лысая (Джибильтепе) стоят казармы, построенные нашими соотечественниками. Сейчас в них размещаются солдаты Второй армии. Казармы огорожены стеной, и фотографировать их я застремался, хотя руки так и чесались. Нижнее фото сделал мой товарищ Дмитрий Ковалев в мае 2019 г.
Сарыкамыш или Sarıkamış – это турецкое название города. До турков здесь жили армяне, которые свой город именовали Егегник (Եղեգնիկ).
До 1918 г. здесь жили в основном армяне и переселенцы с Кавказа: чеченцы и осетины. После Первой мировой войны армян в этих местах практически не осталось, а осетины (мусульмане) переселились в большие города. В наши дни Сарыкамыш в основном населён курдами.
Сарыкамыш в 1914 г. был небольшим городком. В мирное время здесь была стоянка 155-го и 156-го пехотных полков и 2-й Кубанской казачьей батареи (там начинал служить знаменитый военный летчик В. М. Ткачев).
В 155 пехотном Кубинском полку начальником пулеметной команды служил Валентин Людвигович Левицкий. Он прошел через всю Великую войну, и в 1930-х гг. в Югославии написал воспоминания.
Его рукопись находилась в Российском Заграничном Историческом архиве в Праге. После развала СССР Чешская Академия наук подарила ее АН СССР. Так она оказалась в фондах Государственного архива РФ. В 2014 г., когда во всем мире отмечали 100-летие начала Великой войны, в издательстве "Кучково поле" вышла его удивительная книга "На Кавказском фронте Первой мировой".
В ней описаны события в Сарыкамыше, которые произошли, начиная с 28 декабря 1914 г.
Итак, городок Сарыкамыш 100 лет назад находился всего в 2 верстах от границы с Турцией. Через него проходила относительно новая грунтовая дорога (сооруженная после 1878 г.), которую проложили поверх старой Эрзерумской дороги. Именно по ней прошел в 1829 г. Паскевич со своей армией.
Строительство узкоколейной железной дороги на участке Карс - Сарыкамыш было закончено в 1913 г. И Сарыкамыш стал связан ЖД с Тифлисом. Пассажирское и товарное движение по узкоколейке было введено буквально перед Великой войной.
В Сарыкамыше находилась передовая база армии с многочисленными складами.
Сарыкомышская операция Значение В Сарыкамышской операции, открывшей боевые действия на Кавказском фронте, русская армия неожиданным, хорошо организованным контрударом разгромила наступавшую 3-ю турецкую армию.
Действующие лица. После начала Первой Мировой войны из Кавказского округа была сформирована отдельная Кавказская армия.
Главная группа русских войск состояла из 1-й Кавказского и 2-й Туркестанского корпусов.
Командующим был назначен царский наместник на Кавказе генерал-адъютант граф И. И. Воронцов-Дашков. Он был близким другом императора Александра III и блестящим администратором, много сделавший для обустройства Кавказа. В силу своего возраста (78 лет) он не мог руководить боевыми действиями.
Его помощником был назначен генерал А. З. Мышлаевский, профессор Николаевской академии Генерального штаба, но не имевший ни военного опыта, ни организаторских способностей. Начальником армейского штаба назначили одного из лучших генералов России периода Первой мировой войны - Николая Николаевича Юденича.
"Генерал Н.Н. Юденич" (художник Михаил Мизернюк, 1916 год)
29 октября 1914 г. два турецких миноносца вошли в Одесскую гавань и потопили русскую канонерскую лодку "Донец". 30 октября турецкие крейсера обстреляли Новоросийск и Феодосию, заминировали Керченский пролив и потопли несколько наших судов. 2 ноября 1914 г. Петроград обьявил войну Турции.
С началом войны Турция развернула семь армий. Среди них 3-я армия была самая мощная. Именно её отправили на Кавказский фронт против России. В этой армии было 190 батальонов, и состояла она из 3 корпусов: IХ, Х и ХI. Правда, часть сил была развернута против Персии, поэтому непосредственно против России выставили около 180 батальонов. С иррегулярными курдскими соединениями численность турецких войск была намного выше. Основные силы Третьей армии были развернуты в районе Эрзерумского укрепрайона, центром которого была одноименная крепость. Командовал Третьей армией военный министр Энвер-паша.
Энвер был одним из трёх руководителей Революции младотурок, свершившейся в 1908 г. Также он занимал пост министра обороны и начальника генштаба и фактически правил Турцией во время Первой Мировой войны в составе триумвирата (Энвер-паша, Талаат-паша, Джемаль-паша). Именно Энвер-паша организовал провокацию, в результате которой началась война между (Россией и Турцией (он лично санкционировал проход немецких военных судов через Проливы, чем нарушил международные законы).
Ворвавшись 23 января 1913 года в Порту, Энвер-паша убил военного министра Назым-пашу, что привело к окончательному захвату власти Иттихадом. Был женат на племяннице султана и халифа. Также он был идеологом пантюркизма, поклонником германской военной школы и будущим вождём среднеазиатских басмачей. В 1914 году, ему еще не было и тридцати лет. Начальником его штаба был немецкий полковник Бронзарт фон Шеллендорф, прибывший в Турцию в составе германской военной миссии.
Военный план турок Немецкие военные советники Энвер-паши составили подробный план зимней компании 1914-1915 гг. Состоял он в следующем. Сильная турецкая группировка после внезапного захвата Ольты должна была вклиниться между русскими войсками и их тылами в Ардагане и Карсе. Главной задачей ее было уничтожение Сарыкамышской группы войск, ядра Кавказской армии, прикрывавшей собой очень важное направление Сарыкамыш – Карс – Тифлис. После этого открывался путь для вторжения в Грузию и наступления на Тифлис по Куре и ущелью Борчалу. Уничтожение русской армии на Кавказе позволяло туркам завладеть всем Закавказским регионом. Исследователи и военные специалисты отмечают, что план, разработанный немцами, был хорош. Будь он исполнен так, как задумывался, русской Отдельной Кавказской армии грозил, если не полный разгром, то тяжелое поражение в приграничье. И, как следствие понесенного поражения, появление турецких войск в Закавказье.
Военный план русских Наш план заключался в недопущении захвата противником российских территорий на Кавказе и, прежде всего, крепостей Карс и Батум, а также важнейших центров - Баку, Тифлиса и Владикавказа. Для выполнения этой цели русские войска вторглись на османскую территорию в направлении Эрзерума.
Начало операции 22 декабря Третья турецкая армия перешла в наступление. И это было неожиданностью для нашего командования.
23 декабря при движении войск Х корпуса по Ольты-чайскому и Сиври-чайскому направлениям произошёл неприятный случай. 31-я и 32-я турецкие дивизии под общим командованием Хафыз-Хаки-бея и при начальнике штаба германском майоре фон Ланге столкнулись друг с другом в поросших сосновым лесом горах. 32-я дивизия, обнаружив двигающуюся на север колонну по ущелью р. Ольты-чай и приняв её за русскую, открыла артиллерийский огонь. «Неизвестная» колонна ответила тем же. В результате в бою приняли участие 24 роты. В сражении османы убили и ранили около 2 тыс. своих солдат. Это самоистребление произошло из-за отсутствия нормальной разведки, связи и управления. В этот же день в Сарыкамыше и в окрестностях разнесся слух, что с. Бардус, находящийся в 18 верстах, занят противником. Несколько часов спустя уже были получены определенные сведения, что Бардус наши действительно оставили под давлением противника и что последний двигается на Сарыкамыш. Поднялась паника. Многие бежали сломя голову, куда попало. Комендант Сарыкамыша генерал Воропанов не только не принял должных мер к восстановлению порядка и к организации обороны, но лично сам проявил полную растерянность, создав в себе убеждение, что все пропало. Обеспокоенная событиями на фронте ставка армии, находящаяся в Тифлисе, выехала в Сарыкамыш.
24 декабря в штаб Сарыкамышского отряда из Тифлиса по железной дороге прибыли помощник главнокомандующего Кавказским фронтом, генерал Мышлаевский и начальник штаба генерал Н.Н. Юденич. Они быстро поняли, что обстановка под Сарыкамышем становится критической из-за отсутствия здесь достаточного количества наших войск.
Юденич и Мышлаевский переехали в пограничное селение Месинкирт, чтобы оттуда командовать операцией. В этот же день сильный снегопад усложнил положение турецких колонн на марше. Турецкие дивизии, идущие к Сарыкамышу, сильно отстали от графика. Тем не менее, 29-я дивизия, совершавшая обходной манёвр, смогла занять Бардуз, который находился в 25 км от Сарыкамыша.
25 декабря обходящие колонны турок быстро продвигались вперед и заняли Пеняк и Ардаган. В 29-й дивизии Энвер-паши возникли первые серьезные проблемы, связанные с неподготовленностью наступления. Несмотря на костры, которые аскеры (турецкие солдаты) пытались поддерживать ночью, подбрасывая в них ветки кустарников, в утреннем свете 25 декабря турки увидели сотни замерзших насмерть товарищей. А сотни других сбежали в поисках убежища от холода в нескольких убогих деревушках, рассыпанных по склонам гор.
29-я дивизия, которая в начале своего похода (22 декабря) имела численность 8 тыс. человек, теперь едва насчитывала 4 тыс. штыков. Но она сумела сохранить 8 горных орудий.
Последний раз редактировалось АЛебедев 22 дек 2020, 16:23, всего редактировалось 28 раз(а).
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
День 8 (20 апреля, суббота), продолжение Первым инициатором обороны Сарыкамыша был полковник Генерального штаба Николай Адрианович Букретов, который 25 декабря случайно оказался на станции Сарыкамыш. Он был назначен офицером для поручений в штаб 2-й Кубанской пластунской бригады и ехал к месту новой службы. Телефонным звонком из Месинкирта Н. А. Букретова срочно назначили командующим всеми подразделениями, которые находились в Сарыкамыше.
(Полковник Букретов - это будущий генерал и Войсковой атаман Кубанского войска с конца 1919 и до мая 1920 года). Сарыкамышский гарнизон состоял из двух дружин ополчения, охранявших пристанционные армейские склады.
Сегодня они стоят без крыши в самом центре Сарыкамыша.
На информационном стенде написано, что это якобы «прибалтийская» архитектура. О том, что здесь в Первую Мировую войну прошло очень крупное сражение - не сказано ни полслова.
Но вернёмся к описанию Сарыкамыша на 25 декабря 1914 г. Дружины ополчения состояли из призываемых по случаю войны военнообязанных старших возрастов. Офицерский состав тоже составляли запасники. И те и другие отвыкли от воинской службы и давно не держали в руках оружие. Вооружали таких ратников ружьями Бердана образца 1877 г., которые бережно хранились в арсеналах для такого случая.
В Сарыкамыше были расквартированы еще и два железнодорожных эксплуатационных батальона. Люди в них были годны к службе еще меньше, чем ратники ополчения. Они были вооружены теми же берданками и имели всего по 15 (!) патронов на человека.
В местном военном госпитале имелось небольшое число вооруженных санитаров-нестроевиков. Это было все, из чего состоял Сарыкамышский гарнизон.
25 декабря Букретов из двух ополченских дружин и команд различных назначений организовал отряд, который был выслан по глубокоиу снегу навстречу двигающемуся противнику к Бардусскому перевалу. Через несколько часов после занятия перевала ополченцами появился противник. Это были головные части 29-й пехотной дивизии авангарда 11 турецкого корпуса. Завязался неравный бой, где сплоченные на скорую руку ополченцы и команды не могли проявить ни должного умения, ни должной стойкости в бою.
После часового боя отряд постепенно отошел к Верхнему Сарыкамышу, заняв для обороны северную окраину села и высоту Воронье гнездо. Положение создалось очень критическое: еще один лишь небольшой нажим, и Сарыкамыш был бы в руках противника.
Но тут, славу Богу, турки совершили ОШИБКУ! Начальник 29-й турецкой дивизии, заняв Бардусский перевал и остановившись головными частями у Верхнего Сарыкамыша, решил ввиду наступивших сумерек не занимать Сарыкамыша ночью, а сделать это с рассветом, очевидно, учитывая проблемы, могущие возникнуть при ночном движении. О силах Сарыкамыша он был отлично осведомлен и решил свою операцию проделать утром без помех.
Однако в ночь с 25 на 26 декабря в Сарыкамыш прибыл высланный на подводах батальон туркестанцев. Кроме того, с последним поездом из Тифлиса прибыли около 100 прапорщиков, только что выпущенных из училища. Они ехали на фронт и имели личное оружие. В том же поезде оказалась и пулеметная команда 2-й пластунской бригады.
Еще за день, за два до начала событий, в Сарыкамыше временно остановились прибывшие с фронта несколько стрелковых взводов. Они отправлялись в тыл из разных частей на формирование нового 23-го Туркестанского полка. По подобному случаю в Сарыкамыше оказались и два орудийных расчета с трехдюймовыми пушками.
В ту ночь полковнику Букретову еще раз повезло. На одном из складов нашлось 16 станковых пулеметов системы «Максим». Так полковник в критические дни стал обладателем оружия огромной огневой силы.
Ночью 25-26 декабря батальон туркестанцев вместе с ополченцами заняли северную окраину Верхнего Сарыкамыша, Воронье гнездо, Орлиное гнездо и часть Артиллерийской горы у железнодорожного моста. (Сейчас над выходом скал, которые назывались Орлиное гнездо, стоят мощные антенны).
Артиллерия была выставлена на Батарейной горе рядом с гарнизонной церковью Михаила Архангела. Это был храм 156-го пехотного Елисаветпольского полка. Он был построен по типовому проекту, разработанному Фёдором Михайловичем Вержбицким. По этому же проекту был возведен храм для 154-го пехотного Дербентского полка в городе Карс.
Фотография из еженедельника "Нива" №14 от 4 апреля 1915 г. Церковь в Сарыкамыше, не пострадавшая от турецкого огня.
Нижняя фотка сделана в 1929 г.
На нижней старой фотографии церковь видна справа вдали.
Фотография из еженедельника "Нива" №14 от 4 апреля 1915 г.
(Сейчас в церкви находится мечеть имени командующего 15 корпуса Кязыма Карабекира. После того, как СССР передал Карскую область Турции, Кязим Карабекир-паша был командующий войсками Восточного фронта и его ставка находилась в Сарыкамыше).
Таким образом, пока турки спали, к утру 26 декабря Николай Адрианович имел в своем распоряжении 1,5 тыс. закаленных в боях солдат, тысячу железнодорожников и тысячу бойцов ополчения, а также несколько сот волонтёров из тыловых служб.
26 декабря подошедшая турецкая дивизия сходу атаковала Сарыкамыш. Сводный отряд под командой Букретова отбил атаку, однако туркам удалось взять в полукольцо Сарыкамыш и железнодорожную станцию. В тот же день к Сарыкамышу подошел казачий полк полковника Кравченко с 4 конными орудиями.
Казаки сразу же двинулись к железнодорожному вокзалу, за который шли упорные бои. Именно казаки остановили наступление турок. Турки знали, что в Сарыкамыше у русских нет артиллерии, поэтому они разместили 4 своих орудия на открытой позиции «Воронье гнездо». Две наши пушки начали обстрел турецкой позиции да так успешно, что 3 вражеских орудия вскоре замолчали.
Вечером 26 декабря тревога в русском штабе усилилась из-за странного случая, который продемонстрировал, как сильно зависит стратегия от случайностей. В тот день захватили в плен начальника штаба турецкой 28-й дивизии. При нем была копия одного из приказов Энвер-паши, в котором очень четко расписывались все планируемые операции в районе Сарыкамыша. На Мышлаевского, который умел представлять себе ход войны по бумагам, это произвело огромное впечатление. Теперь он знал, что Сарыкамыш был атакован всем IX корпусом и что X корпус готовится отрезать этот город, а также Кавказскую полевую армию от Карса.
Слава Богу, турки 26 декабря также совершили ОШИБКУ. Несмотря на геройское поведение наших частей, положение у Сарыкамыша создалось для нас отчаянное. Части, потеряв до 50 % своего состава и не имея ни одного солдата в резерве, при новой попытке противника могли лишь с честью умереть. Но упорное сопротивление наших частей и наличие артиллерии озадачило начальника 29-й турецкой дивизии. У него создалось впечатление, что к русским подошли большие подкрепления, и дальнейшее наступление он счел опасным. Он приказал своим частям оставаться на занимаемых позициях и ждать подхода главных сил 11-го корпуса. Эта предвзятая точка зрения относительно наших сил в корне поменяла ход всей операции в худшую сторону для нашего противника.
Последний раз редактировалось АЛебедев 23 авг 2020, 15:14, всего редактировалось 10 раз(а).
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
День 8 (20 апреля, суббота), продолжение На рассвете 27 декабря противник перешел по всем направлениям в решительное наступление. Этот день был самым критическим для Кавказской армии. Положение создалось такое, что мы, в силу совершаемой переброски войск, оказались по численности всюду в несколько раз слабее противника. И с нашей, и с турецкой стороны начали подходить новые части, которые, по мере их прибытия, сразу втягивались в бой. Пехотные батальоны противника один за другим спускались с гор.
Но наступали они уже в поредевшем составе: немало солдат отстало или замерзло в снегах по пути. Кстати, родной дед нынешнего президента Турции Тайипа Эрдогана оказался среди замерзших турок. Звали его Кемаль оглы Мустафа и был он уроженцем деревни Улуджами (провинция Ризе).
Любопытно, что ни деда Эрдогана, ни десятки тысяч, погибших от мороза под Сарыкамышем османов, аскерами не посчитали, так как они не погибли в бою с врагом с оружием в руках...
Фотография из еженедельника "Нива" №14 от 4 апреля 1915 г. Подпись: "Убитые турки, подобранные для предания земле".
Турки тешили себя надеждой найти в Сарыкамыше тепло и кров, провиант и теплую одежду на русских складах, поэтому замерзшие люди так яростно бросались в атаки. Русские части отбивали атаки турецких корпусов. Шли тяжелые бои со штыковыми атаками. В тот же день турецкие конные патрули сумели выйти на железную дорогу около станции Ново-Селим и взорвать рельсы. Это произвело сильное впечатление на наше командование.
К полудню 28 декабря весь 10-й турецкий корпус сосредоточился перед Сарыкамышем. Кольцо окружения, не без деятельной помощи местных курдов, почти сомкнулось вокруг селения и железнодорожной станции.
В довершение всех бед вражеским снарядом была выведена из строя единственная радиостанция на железнодорожном вокзале. Так защитники Сарыкамыша, находящиеся третьи сутки в беспрерывных боях и не имеющие горячей пищи и почти без сна, лишились связи со штабом Кавказской армии. В тот же день, утром, авангард турецкого 9-го корпуса вышел к селению Ново-Селиму (сейчас оно называется Selim), что окончательно отрезало Сарыкамыш от главных сил Кавказской армии. Сообщение о разгромном рейде на железную дорогу подтвердило самые худшие опасения русского командующего. Он также понял, что в Ардагане находятся турецкие войска неизвестной численности и что свежий XI корпус уже готов начать фронтальный штурм на обоих берегах Аракса. Мышлаевский решил, что положение русских войск отчаянное, поэтому он приказал отступать, после чего сам уехал в Тифлис.
Выполнять распоряжение остался Н. Н. Юденич. Но он был не из тех, кто готов смириться с ошибочными приказами. Николай Николаевич на свой страх и риск принял решение оборонять Саракамыш и разбить противника. Хотя двум нашим бригадам противостояло целых пять дивизий противника. Да и отходить было некуда.
К вечеру того же дня к Сарыкамышу вышли части 1–й Кубанской пластунской бригады генерал-майора М. А. Пржевальского.
Художник Мих. Мизернюк. Рядовой-пластун с винтовкой. Кавказский фронт. 1916
Они помогли защитникам Сарыкамыша с большим трудом отразить мощный натиск уже двух турецких армейских корпусов.
Пластуны
Пластуны Пржевальского без выстрела, в полном молчании, атаковали турок и опрокинули их штыками. Внезапная и молчаливая атака произвела на противника сильное впечатление. До самой ночи то там, то здесь завязывались штыковые бои. Схватки за местный вокзал носили самый бескомпромиссный характер. В итоге туркам пришлось откатиться на исходные позиции в окрестные леса в свои прежние снежные ямы — окопы. Бои, не менее тяжелые, шли и в последующие дни.
Со стороны казалось, что весь Сарыкамыш завален трупами убитых и замерзших турок и русских. После очередных атак сражавшихся порой разделяло расстояние в несколько десятков шагов. С наступлением темноты на склонах гор, окружавших железнодорожную станцию, турки разводили сотни костров, пытаясь хоть так спастись от сильных морозов.
30 декабря турки предприняли несколько сильных атак в районе вокзала, которые были встречены контрударами. Русские захватили здесь свыше 200 человек пленных.
Вражеские атаки прекратились с наступлением темноты благодаря установленному на ближайшей высоте мощному прожектору, который высвечивал окрестности вокзала. К исходу этого дня в результате продолжительных боев в Сарыкамыше скопилось много пленных турков: свыше 20 офицеров и около 1,5 тыс. солдат.
Пленные турки Вот что написал о турках Петр Петрович Калитин, который командовал 1-м Кавказским армейским корпусом: "Одеты турки были плохо, не имели теплой одежды и обуви, большинство было в турецких крестьянских костюмах и башмаках. Зная наше доброе и неизменное отношение, турки очень охотно сдавались в плен и никогда оттуда не убегали".
Согласно нашей военной доктрине, пленных османов (и, в первую очередь, офицеров) с Кавказского фронта необходимо было отправлять по Трансибу во внутренние губернии Российской империи, в том числе, и в Приморье. Но в зимних условиях 1914-1915 гг. среди пленных при пересылке случилась высокая смертность. Тем не менее, многие турецкие офицеры, плененные в Сарыкамыше, оказались в Восточной Сибири. И среди них – командир IХ армейского корпуса Али Исхан паша. Его еще наши историки называют Турецким Корниловым. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B0%D0%B1%D0%B8%D1%81,_%D0%90%D0%BB%D0%B8_%D0%98%D1%85%D1%81%D0%B0%D0%BD Так вот он 11 мая 1915 г. смог сбежать из Читы в Китай и затем через Афганистан обратно вернулся в Турцию.
Фотография из еженедельника "Нива" №14 от 4 апреля 1915 г.
Пленные турки крайне стесняли русских, так как им были нужны конвой, помещения, пища, а многие раненые, кроме того, требовали медицинского ухода и перевязок. Между тем во всем этом защитники Сарыкамыша сами испытывали крайнюю нужду. В этот же день Н. Н. Юденич получил предписание из Ставки вступить в командование армией.
1 января 1915 г. был одним из самых тяжелых во время сарыкамышских боев. Энвер-паша опять приказал штурмовать железнодорожную станцию и само селение. С рассветом огневой бой возобновился, турки яростно обстреливали позиции противника из винтовок, пулеметов и орудий. Они особенно стремились удержать за собой Бардусский перевал. В 14.00. на землю внезапно опустился густой туман, различать цели можно было лишь в 4-5 шагах. Огневой бой усилился. Юденичу со всех сторон стали поступать доклады о том, что неприятель готовится к сильной атаке. Действительно, по условному сигналу, с криками «Алла», раздавшимися по всему фронту, турки в очередной раз бросились с гор в узенькую долину. Однако их общая атака повсюду была отражена. В 16.00 командир центрального участка обороны доложил в штаб, что уже отбиты три вражеские атаки, а четвертая вот-вот начнется, а в его резерве остался только один взвод. Но и четвертая атака турок, ставшая в тот день последней, закончилась полной неудачей и с большими потерями. В этот день Энвер-паша понял, что его план наступательной операции «провалился». Он приказал своим частям под Сарыкамышем перейти к обороне, а командирам корпусов приказал отправить в Эрзерум знамена. После этого Энвер, прямо как Наполеон, бросил агонизировавшие дивизии под Саракамышем.
1 января 1915 г. под сел. Сарыкамыш погиб Твердовский Дмитрий Иванович (род. в Кинешме) - поручик 154-го пехотного Дербентского полка. Его похоронили в Кинешме.
2 января 1915 г. пластунский отряд генерала М. А. Пржевальского занял Бардусский перевал и отрезал путь отступления IX турецкому корпусу.
4 января Кавказской армией была одержана победа, которая предопределила дальнейшее течение войны на Азиатском театре, а именно: в этот день сдались остатки IX турецкого корпуса. В плен попал и сам командующий этого корпуса Ихсан-паша (Ali İhsan Sabis) с командирами дивизий и штабом. А остатки разгромленного X корпуса, потеряв артиллерию, спешно отступали, пробиваясь среди снежных ущелий.
7 января 1915 г. русскими силами был восстановлен фронт, который они занимали перед Сарыкамышской операцией.
3-я турецкая армия отступила к Ардагану, где она было наголову разгромлена. Из ее 90-тысячного состава у Энвер-паши уцелела едва седьмая часть - 12400 полностью деморализованных людей. Продолжавшаяся почти месяц на фронте более чем в 100 километров Сарыкамышская операция завершилась убедительной победой русского оружия. Ее противник понес урон в 78 тысяч человек, из которых 15 тысяч попали в плен, а остальные или были убиты, или замерзли в горах.
Теперь перед нашей военной администрацией встала сложная задача: в самый кратчайший срок произвести захоронение павших под Сарыкамышем турок, чтобы избежать опасности возникновения эпидемии чумы или другой заразы. Юденич приказал использовать для этих целей военнопленных. Всего к весне 1915 г. при работах по очищению окрестностей Сарыкамыша в братских могилах было захоронено 28 тысяч убитых турок и 13 тысяч животных (лошадей, обозных верблюдов и быков). Эпидемии чумы, удалось избежать.
Фотография из еженедельника "Нива" №14 от 4 апреля 1915 г.
Мы подъехали в центр Сарыкамыша и остановили нашу машину возле огромного мемориала, которые турки открыли в 2015 году в честь 100-летия Сарыкамышской трагедии. Первым делом, к нам подошли двое турецких офицеров в форме, которые сидели в обыкновенной машине и игрались в сотовый телефон. Они попросили наши паспорта, и получив их, обратно удалились в свою машину. Пока они их постранично фотографировали, я пошел осматривать огромный памятник.
Мемориал сделан в виде символов Турции: полумесяца и звезды, из центра которой поднимается флагшток. Говорят, что на плацу около мемориала могут собраться 70 тыс. человек.
Мемориальный полумесяц имеет такие огромные размеры, что я решил взять его фотку из карты ГУГЛ.
Огромный полумесяц разбит на сектора, в которых на пластиковых плитах написаны имена убитых аскеров.
Любопытный факт Как известно, многие турецкие нижние чины очутились после Сарыкамыша в лагере для военнопленных на острове Нарген около Баку. Так вот в 2007 г. турецкие историки Бингюр Сонмез и Ибрагим Йылдырым провели раскопки на этом острове (азербайджанцы называют его по-новому - Бёюк-Зиря). В результате раскопок ими были найдены останки солдат Османской армии, которые были перезахоронены в Турции, на мемориале павших при Сарыкамышском сражении.
Что любопытно, по турецким законам многие тысячи замерзших турецких солдат не попали в списки погибших в Сарыкамышской операции, так как они умерли не от боевых ран. И еще. В книге «Крах Османской империи» написано, что командующий IХ корпуса Исхан-паша (тот самый, который в мае 1915 г. убежит из русского плена из Читы в Китай) перед началом перехода к Сарыкамышу по заснеженным горам издал приказ оставить шинели и вещмешки внизу, чтобы облегчить передвижение аскеров по снегу…
Любопытно, что на том месте, где турки построили свой мемориал, сразу после окончания сарыкамышских боёв состоялся благодарственный молебен.
Фотография из еженедельника "Нива" №14 от 4 апреля 1915 г.
Напротив звезды с флагштоком находится ещё один полумесяц, поменьше.
За ним возвышается склон хребта (и одноименной горы) Турнагель, с которого пытались спуститься в Сарыкамыш огромные толпы турецких солдат. Название хребта происходит от сочетания слов turna - "журавль" и göl - "озеро".
С западной стороны от звезды с флагштоком находятся бывшие армейские склады. К центральной их части подходила насыпь, по которой был проложен железно-дорожный путь. Сейчас он разобран. А сама железно-дорожная станция находится чуть правее (метров 200-300) относительно красного полумесяца. К сожалению, на станцию мы не заехали. В последнее время у турок возникла идея превратить Сарыкамыш в туристический центр. Они на горе Лысой построили несколько горнолыжных подъемников и стараются не разрушать оставшиеся от Российской империи столетние здания, в том числе и армейские склады.
В заключении хочу сказать, что блистательная победа для русских войск далась дорогой ценой, хотя и с меньшими людскими потерями. Отдельная армия лишилась около 26 тыс. своих бойцов убитыми, ранеными и обмороженными. Последних набиралось 6 тыс. человек.
Фотография из еженедельника "Нива" №14 от 4 апреля 1915 г. Подпись: "Братская могила доблестных участников боёв под Сарыкамышем.
Сотник Кубанского казачьего войска Прянишников Виктор Иванович был тяжело ранен под Сарыкамышем 5 января 1915 г. и позже скончался в крепости Карс. Похоронен в Москве.
Число погибших могло быть заметно больше, но многие тяжелораненые воины были спасены в полевых госпиталях, некоторые из которых героически работали под вражеском огнем в почти окруженном Сарыкамыше. Всего же в Сарыкамышской наступательной операции участвовало около 45 тыс. русских войск.
Памятник сотнику Василию Гамалию, сражавшемся в Саракамыше. Памятник возведён на народные деньги и открыт в мае 2019 г. в станице Переясловской Брюховецкого района.
Последний раз редактировалось АЛебедев 22 дек 2020, 18:46, всего редактировалось 24 раз(а).
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
День 8 (20 апреля, суббота), продолжение Из книги Христины Дмитриевны Сёминой «Записки сестры милосердия». Впечатления пассажиров, пробивавшихся на первом поезде через снега, из Карса в Сарыкамыш в первых числах января 1915 г., сразу после многодневных боев:
Поезд шел медленно, осторожно, точно нащупывая свой путь. Мои спутники молчали и тоже всматривались в надвигающуюся местность. Сколько прошло времени, не знаю. Все было полно ожидания какой-то опасности. И вдруг я увидела много людей! Я еще не успела даже подумать, кто эти люди, только мелькнула мысль «турки!» - как услышала, что сзади меня Гайдамакин кричит и дергает меня за шубу: - Турки! Турки! Скорее ложитесь на пол! Я оглянулась. Чиновник стоял на коленях и пригнул голову к самому полу и тоже кричал мне: - Турки! Это турки! Ложитесь на пол! Но, прежде чем лечь на пол, я взглянула в окно. Это был только один миг. Я увидела, что турки стоят большой толпой и смотрят на наш поезд, но не стреляют. Все это было так странно, что я просто забыла испуг первой минуты и продолжала смотреть. А мои спутники по вагону все еще лежали и ждали пулеметной или хоть бы ружейной стрельбы, и не поднимались с пола… Поезд продолжал идти медленно и скоро совсем остановился. Сейчас же один из наших офицеров-пулеметчиков соскочил с платформы и шел, держа револьвер в руке. Увидя меня, он крикнул: – Не выходите из вагона! – подойдя к турку, который, однако, оказался нашим солдатом, он стал его что-то расспрашивать. Солдат, не вынимая рук из подмышек и обхватив ружье крест-накрест обеими руками, что-то объяснял офицеру, показывая на огромную толпу турок. – Свои, свои! – кричу я своим спутникам. – Свои! Видите, разговаривают с нашим пулеметчиком?! – Теперь вижу, что свои! – говорит чиновник, и вместе с Гайдамакиным идут к выходу из вагона. Открыв окно, я стала слушать разговор офицера с солдатом. – Сколько же тут пленных у вас? – Не могу знать! Не считаны еще… – Где твой командир? – Да он с отрядом! Преследует турок, что бежали вон за ту рощу, – солдат показывает штыком в туманную даль к лесу… – Отчего же не отобрали оружие от пленных?! – Да где же отбирать-то? Их здесь сколько, а нас, поди, взвода два не наберется! Только что сгрудили их в одно место и смотрим, чтобы не разбежались куда. А винтовки сами лучше стерегут; нам не управиться со всем… – Надо сейчас же отобрать оружие! – говорит офицер. И вслед за этим кричит: – Конвойные! Отобрать винтовки от пленных!.. Прошла минута, среди турок – гул голосов, и из толпы пленных вышел, по-видимому, турецкий офицер, подошел и положил на снег около конвойного солдата и пулеметчика шашку и револьвер и вернулся к своим солдатам. Сейчас же вслед за ним стали выходить и класть свои ружья в общую кучу и солдаты…
…Но что это? Я вижу, как один из пленных упал. И сейчас же рядом стоящий «запрегся» в его ноги, как в оглобли, оттащил его немного и стал снимать с него одежду и обувь и тут же стал надевать на себя. Вот еще один упал, и еще один! И всякий раз стоящие поблизости товарищи по оружию и по несчастью бросались к упавшему, как на добычу, оттаскивали его и безжалостно срывали с несчастного, очевидно, еще живого, одежду и обувь и все это надевали на себя. Это было так ужасно, что я отошла от окна, перешла на другую сторону вагона и стала смотреть вдаль. Сначала я смотрела далеко, туда, где был чистый белый снег. Но потом мой взгляд перешел ближе и остановился на рельсах, где лежали кучи какого-то тряпья… Я стала приглядываться… И вдруг ясно увидела торчавшие из снега, смешанного с кусками одежды, руки, ноги, половину головы с оскаленными зубами… Боже мой! Кто это?! Русские?! Турки? Я отошла от окна и села, закрыв лицо руками, чтобы не видеть этого ужаса. – Что с вами? – чуть дотронувшись до моей руки, спросил кто-то. Я отняла руки от лица и вижу перед собой вернувшегося в вагон чиновника. – Посмотрите в окно, – говорю я. Он заглянул. – Да, мы только что смотрели уже. Это остатки того поезда, который вышел из Сарыкамыша последним (25 декабря) и был захвачен здесь турками. Они всех перебили, а трупы ограбили и раздели. В этом поезде были медицинские сестры, врачи, чиновники. Всех прикончили…
Наш поезд тронулся и медленно пошел к Сарыкамышу. Местность кругом была безлесная, холмистая, покрытая толстым слоем снега. А вот и дорога, по которой мы уезжали из Сарыкамыша в Карс только две недели тому назад, а мне кажется, прошло много, много лет! Что меня ждет в Сарыкамыше? Но вот стало заметно, что поезд идет на подъем. Стали попадаться кусты и небольшие деревья. Холмы становились все выше и все ближе подходили к полотну. Скоро начались и настоящие горы, покрытые огромными соснами. Особенно высок и крут был склон гор справа от нашего пути. И лес на нем был густой и могучий. И тут я опять увидела турок! Около каждой сосны, прижавшись спиной к стволу дерева, обхватив ружье руками крест-накрест, а кисти рук спрятав под мышки, стояли турки! - Турки! Турки! Смотрите, турки! - закричала я. Но мои спутники не посоветовали ложиться на пол. И сами не легли. Они прильнули к окну и смотрели. - Замерзли! Все замерзли… Присмотритесь внимательно, - говорит чиновник. - Вон один присел в снег, только голову да ружье видно Теперь и я ясно вижу! Их всех занесло снегом. Снег ровный, не примятый. Так около живого человека не бывает. Мы перешли на другую сторону вагона. По эту сторону полотна местность была более низкая и ровная. Только в некотором расстоянии от него снова поднимались холмы, уходящие в такую же чащу соснового леса. И всюду, куда только проникал через лесную гущу глаз, стояли эти мертвые часовые!. Все замерзли, никто не ушел! Потом я узнала что такими мертвыми часовыми был полон весь лес – до самого Сарыкамыша… Многие пробрались на окраину города. Некоторые дошли до самых домов и тут замерзли. Других убили наши солдаты.
А поезд продолжал двигаться тихо и осторожно. Горы подошли с обеих сторон к самому полотну. Гигантские сосны обступили нас и закрыли небо. Мы въехали в узкое ущелье. Стало почти темно. Мне хотелось заглянуть дальше вперед, но сосны и ели закрывали узкую полосу света. Тихо! Выстрелов не слышно! Ущелье кончилось, и опять стало светло. Поезд все так же тихо вышел к шоссе, которое пересекает полотно недалеко от станции, и остановился. Дальше идти было нельзя. На рельсах лежали груды трупов. Целые горы их всюду по обе стороны пути. Но больше всего – вдоль шоссе, там, где срезанная гора тянется далеко за вокзал. Почти до самого верха откоса навалены эти трупы: босые, окровавленные, смерзшиеся друг с другом… Вороты у рубах и пояса штанов были расстегнуты, карманы вывернуты… Ни на одном трупе не было верхней одежды… К нам в вагон пришли наши пулеметчики. – Ну как, живы? Очень напугались? Видели, сколько замерзло турок? – Да! Мороз как раз пришел к нам на помощь! Да и наши, видать, поработали неплохо: тысячи турецких трупов лежат, куда ни посмотришь!
Теперь мы повернули уже на шоссе горы, где были все время самые большие бои. И опять та же кошмарная картина: трупы, трупы! Горы трупов навалены вдоль всего шоссе. Они падали, сраженные пулями, друг около друга, смачивая друг друга кровью, и так и замерзали. А теперь пришли наши солдаты и стали стаскивать тела под гору. Возьмет и тащит за руку одного убитого, а за ним тянутся еще несколько таких же, смерзшихся вместе. Вон один лежит поперек трупа и точно хочет стрелять из-за прикрытия. Но у него нет половины головы. Череп срезан, и точно в чаше, застыли окровавленные мозги. Я отвернулась, но вдруг увидела что-то странное и дикое! Около самого вокзала была сложена большая груда из тел в самых разнообразных позах - Клюкин! Посмотри! В такой-то мороз, а они в одних рубахах! Кто это? Но не успел он ответить мне, как мы уже подъехали ближе, и я увидела, что это были не живые люди! Огромная группа на уровне вокзальной крыши была из… трупов турецких солдат!! Они были во всевозможных позах. Нижние, как подставка, лежали наваленные как попало. Но выше некоторые сидели в разных позах. Другие стояли по несколько трупов вместе, обнявшись. А на самом верху стоял труп с вытянутой вперед рукой, с лицом, повернутым к Сарыкамышу и с оскаленными в страшной улыбки зубами. Издали они казались живыми, и я их приняла за живых людей. Такие им были приданы естественные позы… Вблизи эта группа мертвецов была страшна! Страшна и видом своим, и смыслом - как бы издевательства над жертвами подвига самопожертвования. - Это казаки сделали! Пущай смотрят на Сарыкамыш, если взять его не смогли и наших голов порубить не сумели, - сказал Клюкин. Турки были совсем раздеты. На трупах были только штаны с расстегнутыми поясами и вывернутыми карманами. И ситцевые красные и розовые рубахи с расстегнутыми воротами. Большинство босые. Только что наша двуколка остановилась около вокзала, к нам подошли казаки и, показывая на пирамиду и хохоча, сказали мне. - Сестрица, подивитесь Из вокзальных дверей выходили все новые и новые казаки, и все наперебой друг перед другом рассказывали мне все подробности этого сооружения. Они были все молоды и громко хохотали, показывая белые зубы. На них были прекрасные меховые шубы, всё почти надетые враспашку. А под ними виднелись суконные черкески, в тонкой талии перетянутые кавказским щегольским ремешком с серебром. На головах лихо заломлены каракулевые папахи. Они как бы олицетворяли в себе могучую силу и красоту Российского войска… Только я слезла с двуколки, чтобы идеи, они обступили. - Сестра, видите, сколько мы набили турка?! Это мы вас защищали! А где вы были, когда мы сражались?! - спрашивали те, кто был ближе ко мне… - А с горки на вас смотрела! - говорю я, невольно заражаясь их весельем…
Последний раз редактировалось АЛебедев 20 дек 2019, 20:34, всего редактировалось 1 раз.
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
День 8 (20 апреля, суббота), продолжение Ещё один отрывок из книги Христины Дмитриевны Сёминой «Записки сестры милосердия». Рассказ доктора Ивана Семёновича Семина о боях в Сарыкамыше.
Турки обошли город выше Сарыкамыша и вошли в него со стороны Карса. Они дошли до госпиталя, чтобы отрезать путь отступления нашим на Кагызманскую дорогу. Они думали, что наши войска будут искать спасение в отступлении! Но они жестоко ошиблись! Наши дрались как львы! Всюду, куда только они не проникали, их уничтожали. Мороз тоже делал свое дело – приканчивал их.
Вот я покажу тебе место на нашей улице, около госпиталя, где турки забрались на сосну, подняли туда пулемет и обстреливали тех, кто искал спасения в бегстве, желая воспользоваться Кагызманской дорогой. Но это были только одиночки, потерявшие со страху рассудок – и погибли все от турецких пуль. Главный прорыв турок был около вокзала! А ведь вокзальное здание было в это время переполнено нашими ранеными! От вокзала турки хлынули на дамбу и ворвались даже на главную улицу. Затем часть их проникла и в боковые переулки, и даже до нашей улицы. Бывшие там отдельные группы солдат и казаков бросились бежать, крича: «Все пропало! Спасайся, кто может!»
Конечно, это было ужасно, и на моих санитаров это подействовало панически! Они тоже бросились бы бежать, если бы не я. Я приказал своим санитарам строить заграждение у входа в нашу улицу. А всех бежавших мимо останавливал с револьвером в руке и заставлял помогать строить укрепление. Не все, конечно, меня слушались. Многие продолжали в панике бежать наверх к госпиталю. Но там-то они и находили свою смерть. Два турка с пулеметом забрались на сосну около госпиталя и обстреливали каждого, кто появлялся на улице. Долго никто не мог догадаться, откуда они стреляют. Таким образом, погибло много наших. Только через 2-3 дня их наконец заметили и сразу сняли выстрелами. А пулемет и сейчас еще стоит на сосне.
Два дня шла повсюду адская стрельба. Мой санитарный транспорт и носу не мог показать никуда. Не вызывали! Да, впрочем, некуда было и ехать за ранеными. Вокзал под обстрелом. На дамбе шел непрерывный бой. То турки прорвутся и бегут в город, сокрушая все на своем пути! То наши их гонят и бьют штыками, гранатами, пока хоть один турок оставался живым. Так и переходила дамба из рук в руки поочередно! А раненые тут же и замерзали – наши и турки. А на горе, над вокзалом, бои продолжались все время! Раненые сами скатывались оттуда вниз к вокзалу, где им оказывалась первая помощь полковыми врачами. Но немногие доходили, вернее, доползали до здания. Скатится с горы-то, а до самого здания доползти уже нет сил. И тут же замерзают! Сколько мы за это время таких подобрали! Мертвых уже! Тяжело и больно смотреть на них. Во всем как-то обвиняешь себя в таком случае; и думаешь, что что-то упустил, не сделал так, как бы нужно было! Да где там? Ад был! Но как только явилась маленькая возможность, я со своим транспортом бросился к вокзалу, и уж мы там работали день и ночь. Забыли и об еде, и о сне!.. Но постой! Я расскажу сначала, как мы защищали нашу улицу. С помощью моих санитаров и задержанных пластунов мы стащили фургоны, хозяйственные двуколки, повалили телеграфные столбы, заборы, даже вырвали двери из домов, и все это навалили у входа на нашу улицу. И из-за этой баррикады стали отстреливаться от наседавших турок. Но сколько они ни наседали на нас, а прорваться ни один все же не смог! Мы их целую гору набили! У нас самих было только несколько легкораненых. Пока повсюду шел, и за городом, и на горах, и в нем самом, смертельный бой за обладание Сарыкамышем, раненых на вокзале набралось несколько тысяч. Только умерших выносили и тут же около здания складывали…
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
День 8 (20 апреля, суббота), продолжение Из книги Сёминой «Записки сестры милосердия». Доктор Иван Семёнович рассказывает своей жене, как его обоз ездил по горам за десятки километров за ранеными (рассказчик был начальником санитарного обоза в Сарыкамыше - АЛебедев)
Помнишь, я получил телефонограмму с Зивинских позиций? Приехали мы туда благополучно, и оказалось, как я и говорил, что вызвал нас Кабардинский полк. (Перед войной, после окончания университета, И. С. Сёмин поступил младшим врачом в Кабардинский полк, который в то время стоял в Карсе). Я узнал от старшего врача, что раненых гораздо больше, чем может поднять транспорт. И там же я узнал, что турки сильно наседают на позиции полка. Утром следующего дня, пока команда пила чай, я пошел на перевязочный пункт узнать, когда мы можем начать погрузку раненых. Только я пришел, старший врач говорит: «Скорее берите раненых, сколько сможете! Полк отходит с позиции!» Я пошел в транспорт и приказал немедленно запрягать лошадей, подавать двуколки к перевязочному пункту и грузить раненых. Я видел, что всех мы не сможем взять! Стали нагружать. Сначала клали нормально. Потом стали класть добавочных. А раненых все еще много. Приказал класть и в мою двуколку. И все же раненых было еще много. Тогда я приказал сажать и на сиденья кучеров, и на хозяйственные двуколки тех, кто хотя и не тяжело ранен, но сам идти не может. Легкораненые шли, держась за двуколку. Некоторых санитары вели под руку. Конечно, транспорту пришлось идти все время шагом. Несмотря на это, еще оставались раненые, для которых уже не оставалось никакого места! И не считаясь ни с лошадьми, ни с двуколками… разместили всех!.. Правда, вся команда, писаря и я с доктором Штровманом, – все мы шли пешком всю дорогу, как и некоторые легкораненые. Зато не оставили ни одного раненого на пункте!! Как только закончили погрузку, сразу тронулись в обратный путь.
Но не успел еще транспорт и вытянуться на дорогу, как нас остановили. Из полка прислали сказать, что Сарыкамыш занят турками и что Кабардинский полк спешно идет туда. А мне командир полка приказывает снять раненых с двуколок, а на транспорт посадить солдат, сколько только возможно поместить, и гнать в Сарыкамыш.
На это я решительно заявил, что раненых не сниму и транспорта под здоровых солдат не дам!! Мне стали угрожать судом за неисполнение военного приказа. Но я сказал, что вверенный мне санитарный транспорт предназначен для перевозки раненых, но не войск! И транспорт я отстоял! И раненых в Сарыкамыш привез! Мы выехали из Зивина и потихоньку направились к Сарыкамышу. По дороге нас догнал Кабардинский полк. Пришлось съехать с дороги, чтобы пропустить его. Знакомые офицеры кричали мне: «Молодец, доктор! Сумели отстоять свои права! Не бросили раненых!» И просили не бросать отставших слабых солдат.
Прапорщик 80 пехотного Кабардинского полка
А когда проходила шестнадцатая рота капитана Ваксмана, то он умолял меня не оставлять без помощи ни одного человека из его роты.
16-я рота 80-й пехотный Кабардинский полк. В центре с бородой - капитан Ваксман Александр Алексеевич - командир 4-го батальона и 16-й роты. Карс 1913 г.
Ваксман Александр Алексеевич, фото 1903-1905 гг.
И я это делал, пока была хоть какая-нибудь возможность посадить. Сажали, главным образом, тех, которые падали без чувств. Если их не поднять сразу же, то они замерзали. Но чем ближе к Сарыкамышу, тем больше отставших солдат, а на двуколках не было уже решительно никакого места, да и лошади от усталости и голода едва шли.
В первый день похода полк делал только короткие привалы и шел весь день. И всякий раз после привала на снегу оставались сидеть солдаты. Товарищи их с трудом поднимали и вели дальше под руки. Но ночью, после первого же привала, оставшихся на снегу стало очень много, и поднять их не было никакой возможности! Приходилось класть их на двуколку, как мертвых. Но полежав и отдохнув, они приходили в себя и снова шли.
Последнее утро перед Сарыкамышем полк совсем не отдыхал. Офицеры боялись, что не смогут поднять солдат. Зато теперь отставших было больше. Вдоль всей дороги по обе стороны, а то и посреди нее, сидели и лежали совершенно ослабевшие солдаты. И это, кажется, было самое страшное и тяжелое для меня. Они были живы, но не было никакой возможности поднять их на ноги. Что я ни делал, да и санитары мои, и все, кто мог идти сам и мыслить еще хоть немного, – старались помочь упавшим солдатам. Я уговаривал, ругал, тащил за руку, ничего не помогало. Усталость была сильнее смерти! Люди перестали соображать и хоть малейшему усилию с их стороны предпочитали смерть… Старые солдаты, более крепкие и закаленные, помогали поддерживать слабых молодых солдат. Но к концу пути и они сами выбились из сил и не могли уже поддерживать других. Многие шли обнявшись по несколько человек, поддерживая друг друга. Некоторые несли по несколько ружей ослабевших своих товарищей. Но даже и тут, в такие минуты, слышен был смех и подбадривающие шутки… Солдат едва идет – шатается. И вдруг споткнется и упадет! А товарищи поднимают его под руки. «Ты что, земляк! Вставай, вставай! Идем до турка. Недалеко уже, а там отдохнешь!» Я видел, как офицеры сами шатались, как пьяные, и шли, опираясь на ружье. Но ни один из них не отстал. А на привалах они первые вставали, ободряя и поддерживая солдат, а некоторые брали под руку и вели слабых. На привалах никто не ел! А весь полк сразу ложился. Даже не курили! Последний привал был прямо жутким! Когда офицеры скомандовали – «вставай!», то команду исполнили только единичные люди. Остальные лежали не шевелясь! Пришлось пустить в ход грубую силу.
Вот, расскажу тебе, что я сам видел. Если бы не фельдфебеля, так офицеры и половины солдат не довели бы до Сарыкамыша. Без фельдфебелей офицеры не могли бы держать в таком порядке такую массу солдат! Для офицеров фельдфебель – незаменимый помощник, а для солдат – прямо отец родной. Он знает солдат своей роты, как мать своих детей. Да и не только, как солдата в роте, а он знает и семейную жизнь каждого из них. И из какой он деревни, сколько у него дома коров, лошадей, какой был урожай в прошлом году… Когда солдаты ослабели и стали отставать, фельдфебель каждого называл по имени и старался подбодрить, поддержать под руку, или – возьмет его ружье и сам несет. Но когда солдат падал и видно было, что он не встанет больше никогда, то фельдфебель глубоко страдал… Упавшие замерзали почти моментально, а помочь им было совершенно невозможно! У каждого оставалось силы только на то, чтобы самому не свалиться на дороге навсегда… Ах! Как я был в душе рад, что ты на этот раз не поехала со мной. (Сёмин обращался к своей жене, которая была сестрой милосердия и часто сопровождала его в поездках за раненными. Впоследствии она напишет эту книгу).
Мне, привычному человеку, невыносимо тяжело было смотреть на этих здоровых, нераненых людей, но беспомощно умирающих на глазах у нас, совершенно бессильных помочь им! Я ведь знал, что только отъедешь от них, и они замерзнут! Но что я мог сделать?! Лошади едва тащили свою двуколку, на которой не было ни одного свободного места! Полк давно нас перегнал и ушел далеко вперед… Сначала я оглядывался, не встал ли кто-нибудь и не идет ли. Но потом не стал: жутко видеть серые бугорки по всей дороге…
Когда транспорт подходил к Сарыкамышу, то в нескольких верстах от него я нагнал полк опять. Меня остановили и сказали, что транспорт идти дальше не может, что вокзал в Сарыкамыше занят турками, и вся местность находится под их обстрелом. Потом сообщили, что хотя самый вокзал и не занят, но находится под сильным обстрелом с гор, и проезда нет. Все же я попытался продвинуться несколько вперед и мог уже сам осмотреть всю местность. Я увидел, что транспорту придется дальше идти по совершенно открытой местности, на виду и под обстрелом турок! Но у меня не было никакого выхода! Я знал, что если оставить раненых еще на одну ночь в двуколках, то они все замерзнут! И теперь уже добрая половина была обмороженных, но все же они еще были живы…
Кабардинцы, рота за ротой, поднимались по глубокому снегу куда-то влево от дороги в гору.
Подпоручик 80-го Кабардинского полка
Где-то далеко уже слышно было их «ура»! А те роты, которые были еще вблизи от нас на дороге, сразу преображались при этом крике… Странное дело! Пять минут тому назад эти самые солдаты были толпой едва передвигавших ноги усталых людей. Но, как только донеслось до них это далекое и могучее «ура» и как только в ответ на это «ура» раздалась команда «вперед», я увидел перед собой совершенно других людей – настоящих боевых солдат! Все точно ожили! Сразу весь полк потянулся в гору, забирая все левее. Стрельба впереди стала сильнее. Солдаты говорят: «Это турки стреляют! Значит, наши дошли до них и атакуют их!!» Когда кабардинцы очистили дорогу, мы еще продвинулись немного вперед к Сарыкамышу. Турки, отвлеченные наступлением кабардинцев, ослабили обстрел Сарыкамыша. Я воспользовался этим относительным затишьем и, выбрав подходящее место, начал переправу через реку Сарыкамыш по льду, занесенному глубоким снегом. До противоположного берега мы добрались благополучно, никто не был ранен. Это было между Елизаветпольскими казармами и возвышенностью, на которой стоит полковая церковь. Но противоположный берег оказался так крут и высок, что лошади никак на него взобраться не могли. И не только с ранеными, а и без двуколки не взобрались бы. А турки обратили внимание на множество людей и большой обоз. И давай обстреливать!
К счастью, стало темнеть и никого не ранили и не убили. Я моментально приказал своим санитарам сгладить этот крутой обрыв. Кое-кто из проходящих солдат стал нам помогать. У нас в двуколках всегда есть с собой лопаты и топоры. Подгоняемые стрельбой, все работали, как дьяволы. И скоро мы могли попробовать втащить на руках первую двуколку; лошади не брали никак! Первую втащили с большим трудом (конечно, вместе с ранеными). Вторая, третья, а потом пошло совсем хорошо! Скат с каждой двуколкой становился все более пологим. Потом попробовали запрячь по четыре лошади в двуколку. Стали и лошади брать, хотя, конечно, люди помогали со всех сторон.
Вся эта переправа заняла много часов. Было уже совершенно темно, но зато все двуколки были уже на стороне Сарыкамыша, и все раненые были в безопасности и от замерзания, и от турецких пуль! Было уже совершенно темно, когда мы подъехали к госпиталю, надеясь сдать наконец измученных раненых в теплое помещение. Несмотря на страшную усталость, я сам поехал с ранеными в госпиталь. Я знал, что мои санитары так же устали, едва на ногах держались. А тут еще им нужно несколько сот человек выгрузить, а половину из них перенести на руках! Едем прямо в госпиталь к Павловскому.
Приезжаем туда – темно!! Иду к подъезду, открываю дверь в вестибюль – темно! И полная тишина! Ни души! Иду по коридору, кричу во весь голос, зову хоть бы кого-нибудь! Никого! Пришли подпрапорщик и доктор Штровман. Послал их искать по всему зданию: «Поищите хорошенько! Может быть, спрятались со страху куда-нибудь…» Ни одной души не нашли и они! Все пусто и брошено!.. Если бы ты знала, как я ругался! Расстрелять мало такого мерзавца – главного врача! Бросить госпиталь! И со всем персоналом удрать, спасая свою шкуру!! – Да, родной, я с этим персоналом работала в Карсе. Они сами оказались брошенными своим начальством. Доктор Павловский удрал прямо в Тифлис! Будто бы за инструкциями! – Дать ему ружье в руки и послать его, каналью, на позицию! Вот инструкция для такого типа! – с несвойственной ему злобой сказал муж. – Да я и выгрузил бы там раненых, и мы сделали бы все сами. Но здание так нахолодело, что снова согреть его нужно много часов, а то и за сутки не натопишь! А полузамерзших, едва живых людей помещать в холодное помещение было бы преступлением! Я решил ехать в другой госпиталь. Слава богу, ведь в Сарыкамыше их было двенадцать! Едем! Опять скрипят колеса по скованному морозом снегу! Темно! На горе над вокзалом зарево и трескотня ружейной и пулеметной стрельбы. Руки и ноги начинают мерзнуть. Ресницы и усы покрылись инеем. Хочется и мне в тепло! Устал и я! Иду рядом с двуколками, из которых не слышно ни стонов, ни криков, ни разговора! «Мертвый транспорт»!.. Я даже забыл о тебе, моя Тиночка! Ведь я знал, что ты ждешь меня и волнуешься! Да и от госпиталя до нашего домика было недалеко. Но я не мог бросить полуживых людей. Хотелось скорее поместить их в тепло. Едем к одному госпиталю – темно! Заходим в здание – холодно и никого нет. Едем к другому. То же самое! Посылаю узнать, где персонал? Посланный возвращается – никого нет! Помещение холодное, нигде ни души! Везде холод – не топлено! Понимаешь ли?! Ни в одном госпитале никого! Бежали все!! Армия, ведущая отчаянное сражение, оставлена без медицинской помощи, без госпиталей!!
Надо было что-то делать, чтобы выйти из отчаянного положения и как-нибудь спасти и устроить наших раненых! Некоторые госпитали занимали двухэтажные кирпичные дома, в которых раньше были офицерские квартиры. Это все казенные здания. Дома были небольшие, но со всеми удобствами и очень чистые. Вот в один из таких брошенных домов госпиталя я и приказал выносить раненых. Сейчас же затопили печи. Я сказал подпрапорщику, чтобы варили как можно больше супу. И клали бы больше мяса в котел. Ведь два дня никто не ел ничего горячего! Скоро и в комнатах стало теплее.
Да, видно, паника была тут большая, раз госпитали побросали и все бежали! Поехал в штаб. Там тоже у всех растерянный вид. Настроение нервное, напряженное. Несколько раз пытался выяснить свои затруднения, что привез несколько сот раненых, а в госпиталях нет персонала. Меня не дослушают и говорят: «Вон, расскажите полковнику!» Начну снова объяснять положение вещей этому полковнику, а он посылает к кому-нибудь третьему… Наконец удалось заставить какого-то адъютанта выслушать меня до конца. «Да, да! Мы вынуждены были все, что только возможно, вывезти из Сарыкамыша!..» – «Хорошо! Но как же мне быть с ранеными?! Помещения не топлены! Ни еды, ни медицинской помощи нет совершенно никакой!!» – «Не знаю! Да удержим ли мы еще турок?! Может быть, придется и остальное все бросить, а самим уходить, куда возможно будет!..»
Потом он же рассказал мне, как заставил тебя уехать из Сарыкамыша. Правда, у меня тревога за тебя как-то отлегла, и сразу стало легче на сердце. Теперь, значит, можно все свое внимание отдать целиком раненым, которые оказались на моем попечении.
Было уже поздно, когда я из штаба поехал прямо в госпиталь. Помощи неоткуда было больше ждать. Надо было самому приниматься за устройство раненых, оказавшихся на моих руках. Приезжаю в госпиталь. Подпрапорщик говорит, что обед готов, сейчас раздавать будем. И в помещении тепло. Потом вдруг мне сообщают, что пришли несколько человек санитаров и два врача этого госпиталя. Это прямо подарок с неба! Я сейчас же пошел, разыскал их и познакомился с врачами. Они рассказали, что панику развел сам штаб. Никто и не думал бросать госпиталя. Но из штаба сообщили, что они не гарантируют безопасности и что благоразумие требует, чтобы все выехали. Началась паника. Запрягали лошадей в фургоны, в хозяйственные двуколки, и все желающие уехали. «А вы почему же не уехали со всеми?» – спросил я их. «Да, черт возьми! В конце-то концов, мы, мужчины, призваны помогать и защищать Родину. И вдруг, при первых же выстрелах, бежать! Просто нелепость какая-то! Ну, вот мы вдвоем и остались. Да санитары, как верные солдаты, посовестились нас бросить и тоже стались с нами! И любопытство нас одолело большое! Целый день мы торчали на улице и смотрели, что делают турки на горе. Ведь война! Настроение приподнятое! Хотели даже взять винтовки и идти на защиту Сарыкамыша! Но подумали о раненых: ведь если и нас убьют, то кто же будет перевязывать их? Но на вокзал мы никак не могли пробраться. Вот мы тут и остались. К вечеру стало довольно жутко. Нигде ни души живой! Улицы пусты, здания брошены. А на горе бой. И неизвестно, где наши, где турки? Когда совсем стемнело, слышим шум и большое движение на улице. Санитары кричат – турки! Ну, мы в подвал и спрятались. Потом слышим, что как будто родная – русская – речь. Сделали вылазку и, когда убедились, что это свои, сейчас же вышли». «А откуда эти раненые? Не с вокзала?» – спросил меня молодой врач. «Нет, не с вокзала. Я их два дня и две ночи вез сюда с позиции от Зивина…»
Передав врачам раненых, я хотел ехать домой, но вспомнил, что дом разорен, темно, холодно и нет никакой еды. А тут стали раздавать раненым суп! Его аппетитный запах еще больше обострил чувство голода, и в пустом желудке жгло. Галкин предложил мне тарелку супа из общего котла. «Хватит ли еще для всех», – сказал я больше для приличия. «Как не хватит! Варили-то ведь для всех, и раненых, и здоровых!» Наконец дали и мне тарелку супа! Это была первая еда за целые сутки у всех! Этак после холода попасть в тепло, да еще съесть тарелку горячего супа! Жизнь сразу показалась прекрасной, но ненадолго! Сон стал решительно меня одолевать. Ведь почти четыре ночи мы не спали ни минуты!
Как я тебе говорил, транспорт шел в хвосте кабардинцев. А они шли так быстро, что лошади едва поспевали за ними. Офицеры, шутя, конечно, кричат мне: «Не отставай, доктор! Подтянись!» Двое суток шел полк, и ни одного часу не спали. Остановятся на час, не разводя костров, при таком-то морозе, пожуют хлеба, покурят, поднимаются и снова идут… Последний день и этого не делали. Офицеры говорили: только сядь, и половины не поднимешь, хоть стреляй в них. За пять минут перед тем, как командир полка скомандовал в атаку на гору, это был полк мертвых людей, а не солдат. Но, как только он скомандовал: «Полк! С Богом, за мной! Ура!» – так эти же солдаты стали перегонять друг друга! Даже командира полка на лошади перегнали! Карабкались по глубокому снегу! Я тебе скажу, это русское ура – прямо чудо! Ну, поел я супу, а ехать сюда мне не хотелось. Один из новых врачей предложил мне переночевать у него в комнате – мы их тоже накормили. Я так устал, что сразу согласился! А они всю ночь работали, перевязывали раненых. Утром я уехал к себе сюда. Мои санитары тоже отдохнули, поспали на своих сенниках. Они мне натопили печи в комнатах и привели квартиру в жилой вид. Кто-то из них же додумался, что вы не могли взять с собой все вещи и припасы. После некоторого размышления решили поднять половицы и посмотреть, нет ли чего под полом. Так и оказалось! Там они нашли все нужное для меня! Потом пошел посмотреть, что делают турки. Видно было, как они перебегали по горе и часто падали. Но к вечеру дело стало хуже. Турки катились с горы волна за волной. Многие уже бежали по дамбе к городу. Этих кончали раньше, чем они добегали до города. Но панику они навели на слабые души большую. Мои санитары были все время со мной. Я их вооружил, еще когда мы ехали сюда. Они подбирали у упавших солдат винтовки и патронташи, полные патронов. Скоро из переулка появились одиночные казаки, бежавшие с криком: «Спасайся кто может!» Мы их всех задержали и старались успокоить. Спрашиваю: «Где ваше оружие?» А они спорить стали со мной: «Да какое оружие, когда турки по пятам за нами бегут!»
Тут я их, как полагается, обложил, по военному времени! Говорю им, что мы будем защищаться. Но они спорят и норовят удрать. Тогда я им пригрозил револьвером. Они моментально подчинились, сами сделали вылазку за брошенными винтовками и присоединились к нам. Позже, к вечеру, в нашу улицу ворвалась группа солдат и казаков, а за ними турецкие солдаты, стрелявшие куда попало. Мой отряд моментально открыл огонь по туркам. Кстати, нечаянно ранили своего, но турки были отбиты с большими потерями и рассеяны. Так мы эту позицию занимали всю ночь и весь следующий день, не пропуская турок проникнуть в нашу улицу и занять единственную дорогу, соединяющую нас с тылом. Вечером я получил приказание во что бы то ни стало вывозить или выносить на руках раненых с вокзала. Такой же приказ получили и другие транспорты. Я попробовал пустить двуколки. Но было очень опасно, пули летели, как пчелы. Тогда я поехал по той же дороге, по которой вчера пришел транспорт сюда. Мы переехали реку и завернули под обрыв, около вокзала. Там мы вскарабкались на почти отвесный обледенелый скат горы и добрались наконец до вокзала. Пули здесь летели еще сильнее. Но мы не обращали на них никакого внимания. Когда я открыл дверь в вокзальное помещение, то невольно отшатнулся.
Боже мой, что там было! Раненые лежали повсюду. Не было свободного вершка на полу. На столах, на которых раньше обедали и пили чай, теперь перевязывали раненых. Там были врачи, фельдшера и санитары от всех войсковых частей. От испарений, крови и нечистот стояла такая вонь, что первое время я не мог оставаться внутри. Все четыре санитарных транспорта работали день и ночь, вывозя раненых. Заполнили ими все госпитали. В госпиталь, брошенный доктором Платовским, свезли больше трех тысяч раненых и обмороженных. А работали там всего три врача и одна сестра, которая во время бегства всего их госпиталя спряталась, а когда стали привозить раненых, вышла из своего убежища и пришла работать.
Медсестры русского госпиталя в Сарыкамыше
– А откуда же эти три врача? – А с вокзала! Мы же их освободили от раненых. Там остались несколько врачей. Первый день мы раненых спускали на руках по скату от вокзала и клали на двуколки и везли в госпиталь по той кружной дороге, по которой я привел транспорт. Это большой круг и много брало времени, но зато этот путь был более безопасным. Возили раненых всю ночь и весь следующий день. И все же их еще было много. Теперь уже были все госпитали полны. Врачей не хватало; сестер нет почти совсем. Немногочисленные санитары окончательно сбились с ног. Но хуже всего обстояло дело с едой. В Сарыкамыше не было ни хлеба, ни круп. Вообще ничего!
Раненые умирают! Мои санитары могли отдыхать, только когда лошади ели свой фураж. Так все и шло до тех пор, пока мы не вывезли всех раненых с вокзала. Положим, мы и сейчас оттуда берем раненых. Это ведь главный перевязочный пункт.
На нижней фотографии изображен врач Чекановский Михаил Викторович у тел убитых турецких солдат. За участие в боях в Сарыкамыше он был награжден орденом Св. Анны с мечами.
В одну из ночей, когда перевозили раненых, один из моих санитаров, страшно уставши, решил поспать. Когда разгрузили двуколку, он задержался в госпитале, а возница не стал его ждать и уехал опять на вокзал за ранеными. Санитар выждал, когда двуколка уехала, и стал искать место, где можно было бы заснуть. Видит – во дворе госпиталя стоит небольшое здание. Он решил, что это как раз то, что ему нужно (он думал, что это баня). Вошел туда, открыл двери: «Ага! Тут уже много народу спит!» Лег, завернулся в шинель и прижался поближе к одному из спящих и заснул сразу как убитый… Утром госпитальные санитары принесли туда же только что умершего раненого солдата и по дороге наступили на моего Ваношвили. Тот заорал от боли! Санитары перепугались до полусмерти, бросили труп и убежали. Тогда мой санитар снял с головы шинель и теперь только увидел, что «спавшие» были все мертвецы! Тут и он перепугался так, что забыл даже надеть шинель, и всю дорогу бежал без шинели! Прибежал он прямо в команду и сам все рассказал. Но за шинелью ни за что не пошел. Пришлось послать других за ней…
Последний раз редактировалось АЛебедев 22 июн 2020, 12:42, всего редактировалось 5 раз(а).
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
День 8 (20 апреля, суббота), продолжение Осмотрев огромный мемориальный комплекс, я вернулся к нашей машине. Коба, Вероника и Рома так из нее и не выходили, так как турецкий мемориал им был не интересен. Тем временем турецкие военные вернули нам паспорта. Следующий объект в нашем плане, который мы должны посетить – это так называемый «дом Екатерины». Он хорошо виден от мемориального комплекса и стоит прямо над ним, на склоне Лысой горы у нижней границы леса.
Что это за дом такой и для кого он был построен – непонятно.
Турки пишут, что по словами «местных жителей», его построили в качестве охотничьего домика для русского императора Николая II. Только вот беда в том, что эти «местные жители» стали таковыми только после 1922 года. А во-вторых, во всех жизнеописаниях Николая II этот дом в Сарыкамыше не упоминается.
Скорее всего, турки раскрутили тему с «домиком Николая II» после того, как решили организовать здесь туристическую зону.
Мне кажется, что этот огромный дом может быть офицерским собранием. Вот как его описал В. А. Левицкий в своей книге "На Кавказском фронте Первой мировой": «Поднимаясь в направлении офицерского собрания, мы наткнулись в небольшой лощине на два орудия (туркестанские). Стальные жерла пушек при свете луны давали отблеск и смотрели вперед на огни, как будто выискивая себе новые жертвы на завтрашний день. Вокруг них лежали сотнями стреляные гильзы. Очевидно, работа здесь шла на совесть. Прислуга, кроме часового, спала убитым сном, зарывшись в вороха нанесенной соломы. Дойдя до офицерского собрания, я вошел в него, отослав Шелегеду к команде в ближайший флигель.
Большой танцевальный зал далеко не выглядел так торжественно, как было раньше. С пола раздавался дружный храп полсотни спящих людей. Белая кафельная печь была натоплена до последней степени, и теплота от нее соблазнительно подействовала на меня.
Я сел на еще оставшееся в живых широкое кресло, и тогда лишь почувствовал сильную усталость. Мои мысли под влиянием обстановки погрузились в прошлое, не так далекое время.
Я представил этот зал с портретами, с люстрами, полный офицеров, или слушавших доклад, или разбиравших тактическую задачу, а иногда танцевавших с приглашенными дамами.
Мог ли я тогда подумать, что зайду сюда лишь согреться и вздремнуть под наведенными пушками противника?
Но мысли бегут опять к прошлому. Я вхожу в прекрасно обставленную столовую с неугасаемой лампадкой перед иконой Святого Победоносца Георгия, затем дальше в библиотеку, и так по всем комнатам».
До 2009 года этот дом стоял на территории турецкой части Второй армии.
Видно, что за домом никто не ухаживает, и долго он, наверное, не простоит.
Последний раз редактировалось АЛебедев 20 окт 2019, 12:49, всего редактировалось 1 раз.
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
День 8 (20 апреля, суббота), продолжение 1 (14) декабря 1914 г. в 9 утра, то есть за 8 дней до начала Сарыкамышской операции, русский император Николай II на поезде прибыл на станцию Сарыкамыш.
Встреча императора Николая II на вокзале Сарыкамыш
На вокзале он принял рапорт командира 80-го пехотного Кабардинского полка полковника В. М. Барковского. Знамя полка держал отличившийся в боях подпрапорщик Яковенко.
После он посетил церковь Михаила Архангела.
Император Николай II прошелся по центральной улице Сарыкамыша и побеседовал с боевыми офицерами.
Затем он произвёл награждение нижних чинов Кавказской армии.
После Николай II побывал в госпиталях. Вот описание этого визита в Сарыкамыш, сделанное Х. Д. Сёминой в книге «Записки сестры милосердия»:
«– Барыня! Государь император приезжает сегодня в три часа! Государь будет ехать по нашей улице. Так чтобы на заборе не висело солдатское белье, – сказал казак. Такая великая радость увидеть живого, не на портрете, вот здесь, в глуши, на краю великой России, нашего государя!.. Мне хотелось с кем-нибудь поделиться таким великим событием, говорить о нем! Я пошла и постучала в дверь к Штровманам. – Мадам Штровман, государь приезжает в три часа. Она открыла дверь и сейчас же спросила: – Вы думаете, я могу стоять на улице?.. – Я не знаю! – Дайте мне вашу форму, чтобы я могла стоять поближе к нему! – Вон, посмотрите, солдаты пришли. Идемте, я дам вам косынку. Потом я надела шубу и вышла на улицу. Она была полна солдат. Они становились по два в ряд вдоль всей улицы от поворота с главной и до самого госпиталя. Никогда еще, кажется, у меня не было такого чувства радости и каких-то сладких слез!.. Я радуюсь такому счастливому дню. Может быть, единственному дню моей жизни? И почему-то хочется плакать! Слезы сами катятся из глаз… В носу мурашки, губы дрожат, не могу слова выговорить… Солдаты стоят веселые, здороваются со мной, а я плачу… – Здравствуйте, сестрица! Радость-то какая – сам государь приезжает к нам! – Да! Большая радость! – едва выговариваю я, а слезы ручьем льются из моих глаз. Солдаты тоже как-то присмирели. – Да! Это не каждому доводится видеть-то государя императора, – говорит солдат. – Погодка-то какая стоит! Только для парада Государева! – говорит другой. Они поближе придвинулись ко мне, чтобы вести общий разговор. – Прямо, значит, с поезда и в церковь, а оттедова, по этой самой улице, в штаб и в госпиталь. Поздоровается с ранеными, поздравит! Кому Егория повесит… Ну, потом, конечно, и по другим, прочим делам поедет… – Я так думаю, что государь по другим улицам обратно поедет, чтобы, значит, все могли его видеть, – сказал бородатый солдат. – А вы весь день будете стоять, пока государь не уедет? – Нет, сменят. Как обратно проедет – так и уйдем! Мороз сегодня шибко крепкий, – говорит солдат, постукивая нога об ногу. Я только сейчас обратила внимание на их шапки, на которых вместо кокарды были крестики. Да и сами они все какие-то бородатые и совсем не молодые! – Почему у вас на шапках крестики? – Мы второочередники! Здесь фронт спокойный, как раз для таких, как мы – стариков. А вы, сестрица, из каких краев будете? – спросил солдат. – Я здешняя, кавказская, из Баку. Вышла мадам Штровман в моей белой косынке. – Можно мне стать впереди вас, солдаты? Все сразу обернулись. – Впереди стоять нельзя! Но тут стойте, нам не помешаете! Места хватит, только долго не простоите на таком морозе! Еще рано! Поди, в церкви сейчас! Я пошла в комнату, чтобы согреться, замерзла стоять, но в комнате еще тоскливее стало… – Барыня! Едет, едет! – кричит Гайдамакин. Я выбежала на улицу и сразу точно горячей волной обдало меня! – Ура! Ура! Ура-а-а! – неслось снизу улицы. Солдат узнать нельзя было: лица строго-суровые. Стоят как по ниточке: по два в ряд, держа ружья перед собой. Офицеры чуть впереди солдат, вытянув шеи туда, откуда несется все громче и громче «Ура-а-а!» Вдруг снизу точно волна поднимается: ширится в громком «ура!..» И дошла до нас. Я хотела тоже кричать «ура», раскрыла рот, но спазм сжал мне горло, и вместо «ура» вырвались рыдания. А «ура» неслось все громче и громче! Показались какие-то автомобили – один, другой. Я протираю глаза, хочу лучше видеть, а слезы снова ручьями бегут. А солдаты так радостно, так могуче кричали приветствие своему государю! Вот! Вот он! Кланяется на обе стороны. Какое грустное лицо! Почему так ему грустно?.. Вот и проехал! Скрылось светлое видение… Я оглянулась. Мадам Штровман сидела на дощатом заборе и счастливо улыбалась… – Слава Тебе, Господи! Удостоились увидать государя! Теперь и умирать не страшно! – оборачиваясь ко мне, говорит солдат, утирая рукой слезы. И не один он плакал. Плакали и другие; вытирали глаза кулаком. – Не поедет больше по этой улице государь, – говорит солдат, – сморкаясь прямо рукой и сбрасывая на снег. – Ну вот, теперь пойдем обедать. Прощайте, сестрица. – С Богом! – говорю я и тоже иду домой».
В половине пятого вечера император Николай II отправился на автомобиле в с. Меджингерт (село находится на западе относительно Сарыкамыша, в 1,5 км от старой границы Российской империи). Здесь он наградил медалями отличившихся солдат и казаков, которые прибыли с передовых позиций.
Среди прочих награждённых получил Георгиевский Крест 4 степени №497 и Белокобыльский Филипп Стефанович, служивший в 7 роте 155 Кубинского пехотного полка в Сарыкамыше. Награду он получил за то, что первым бросился на неприятеля 19 октября 1914 г. на Зивинских высотах.
Вечером того дня Государь вернулся в Сарыкамыш и узнав, что в госпиталь привезли новую партию раненых, опять зашёл навестить их. Поздно вечером он сел на поезд и отправился обратно в Карс. Поездка Николая II в Сарыкамыш была очень рискованной, но чрезвычайно способствовала подъёму духа войск.
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
День 8 (20 апреля, суббота), продолжение Осмотрев «домик Екатерины» мы спустились по грунтовке вниз к мемориалу, после чего вернулись в центр города, откуда поднялись по какой-то улочке к бывшему гарнизонному храму. Сейчас, как я уже говорил, в этой церкви находится мечеть имени товарища Кязыма Карабекира. Чуть в стороне находится стандартный памятник Ататюрку на вздыбленном коне, который можно увидеть во многих турецких городах.
Площадь перед храмо-мечетью имеет довольно приличный наклон, но, тем не менее, детвора здесь ухитряется играть в футбол. Правда, постоянно кто-то из пацанов бегает вниз по улице за укатившимся мячиком.
Осмотрев снаружи храм, садимся в машину и едем дальше в Эрзерум по новой трассе Е691. В принципе, можно было поехать из Эрзерума по старой дороге на юго-запад-запад, и выехать на Эрзерумскую трассу в районе села Хорасан. Тогда мы проехали бы мимо старой турецкой крепости Зивин, прославившейся в 1877 г. и стоящей на горе Зивин-Даг. Внимание! Селение Зивин ныне называется Süngütaşı. На карте MAPS.Me рядом с этим селением обозначена крепость Zivin. Но, Коба предпочитает ездить по максимально новым дорогам...
Возвращаемся на трассу Е691. И дале объезжаем Лысую гору (буду называть ее так, как она обозначена на наших картах) с юго-запада. Справа стоит Лысая, а слева возвышается гора Имам. Во время переездов по Восточной Турции я сижу на первом сиденье рядом с Кобой и стараюсь что-нибудь фотографировать. А Рома с Вероникой расположились сзади и время от времени читают вслух или моё описание турецкого путешествия, или книги, взятые мной в дорогу. Вот и сейчас Рома зачитывает главу из книги В. А. Левицкого с длиннющим названием «На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка,1914–1917», в которой описываются как раз те места, мимо которых мы сейчас едем.
И так, события происходят 22 декабря (4 января нового стиля) и 23 декабря (5 января нового стиля) 1915 г.
«…Утром мы узнали о полной сдаче нам всего 9-го корпуса во главе с командиром его Исхан-пашой, а также об отходе части 10-го корпуса в сторону Вольт. Целую ночь и весь день 22 декабря (4 января нового стиля) к нам подходили в одиночку, партиями, а иногда целыми ротами сдавшиеся в плен. Их отправляли напрямки через лес к железнодорожной станции.
Турнагельский лес и балка сделались могилой 9-му турецкому корпусу. На каждом шагу, почти у каждого дерева приходилось натыкаться на трупы павших или замерзших неприятельских солдат. Они сидели и лежали в различных положениях, иногда напоминая своими позами живых. Бродя по лесу, я наткнулся на пулемет, за ним сидел наводчик, спрятавший голову за щит. Создавалось впечатление, что он каждый момент откроет огонь, но машина молчала, а человек сидел без движения. Он был мертв. Пуля, пробив кожух, пронзила ему грудь, очевидно, задев сердце. Еще дальше я увидел группу человек в шесть. Они сидели вокруг костра, склонив головы, кто на сторону, а кто вовнутрь. Я подошел к ним вплотную. Костер давно уже погас, а вместе с ним и их жизнь. Но самые тяжелые картины пришлось увидеть в балке. Здесь стояло десятка два круглых палаток. Они были полны замерзшими турками, лежавшими вплотную друг к другу. Это был перевязочный пункт противника, где раненые после перевязки должны были оставаться в продолжение недели без крова и пищи и тут же находили себе смерть. Поднимаясь назад в Турнагель, я увидел брошенную неприятельскую батарею. Я воочию убедился в той точности и в разрушительности, какую причинили наши мортиры противнику. Позиция батареи была покрыта большими черными воронками, щиты поцарапаны и выгнуты осколками, большая часть прислуги оказалась перебитой. Безжалостный огонь не пощадил и животных. Внизу немного дальше брошенных порядков, валялось несколько трупов убитых лошадей Вечером мы покинули лес мертвецов и вновь вернулись на Бардусский перевал, где встали бивуаком. 23 декабря (5 января нового стиля) с утра мы собирали, а затем хоронили тела павших в бою однополчан. Часть их была похоронена на старом кладбище в Сарыкамыше, а другая часть, погибшие у Верхнего Сарыкамыша и на Орлином гнезде, - на плацу перед офицерским собранием, где мы когда-то беззаботно играли в теннис.
Открытка 1915 г. "Братская могила кубинцев под Сарыкамышем"
Оружие сдавшегося противника собиралось и отправлялась в тыл. Моей команде, как трофеи досталось девять мулов отличной породы. Около полудня подъехали полковые кухни, встреченные не без радости. Горячей пищи и свежего мяса мы уже не видели больше чем с неделю. К вечеру подошли три роты 4-го батальона. Таким образом, на перевале (Бардиз) сосредоточился весь полк, кроме 16-й роты и штаба полка, которые оставались в казармах. В сумерках запылали костры, люди стали копать себе снежные ямы, снося к ним для подстилки что попало, не брезгуя шинелями с убитых турецких солдат.
Фотография из еженедельника "Нива" №14 от 4 апреля 1915 г.
Вечером полковник Херхеупидзе приказал построить 155-й полк на поверку и на молитву. Весело понеслись звуки сигнальных рожков, переливаясь резким эхом по горам. Повестка и заря призывали всех после бранных дней к молитве и покою. Перекличка окончена, молитва пропета. Полк построен был четырехугольником: батальон против батальона. Офицеры стояли в середине. Как старший из присутствовавших штаб-офицеров, полковник Херхеулидзе принял вечерние рапорты. На сей раз они не носили характер трафаретных докладов, как то: в роте никаких происшествий не случилось, или произошло то или то. При полной тишине присутствующих слышалось: в первой роте убитых 21, раненых 67, во второй роте убиты фельдфебель (Григорьев), два взводных командира и 24 рядовых, и так далее. В девятой роте насчитывалось лишь 80 штыков. Команда разведчиков представляла только один взвод. Даже музыкантская команда, состоящая наполовину из евреев, не досчитывалась большей части своих людей. Им приказано было остаться при обозе в Меджингерте, но они настойчиво просили пустить их в строй в качестве бойцов или санитаров - Мы уж сыграем полку после боев, ваше благородие, а сейчас пустите нас, куда идет весь полк, - говорили они полковому адъютанту. Просьба их была уважена, но играть многим из них не суждено было больше никогда. «Большой барабан» был убит в лоб наповал. «Тарелкам» оторвало ногу, басиста поразило в сердце, а флейтист остался без руки. Вечерний рапорт был кончен. Наступила гробовая тишина, прерываемая лишь потрескиванием горящих костров и кашлем единичных людей. У каждого мысли были с теми, кого пришлось сегодня предать земле. Каждый думал, что если не сегодня, то завтра ему придется сделать то, что сделали они. Но послышался резкий голос полковника: - Молодцы кубинцы! - Рады стараться, ваше сиятельство! - по старой традиции дружно и громко ответил ему полк. Тихим, но постепенно возрастающим голосом начал полковник Херхеулидзе свое слово полку. Он не был оратором. В его речах не было искусства пленять сердца людей, но в них была большая сила - это его искренность. Он говорил с жаром, с тем энтузиазмом, с каким он вел людей в бой. Не любя говорить вообще, он считал, что сегодня, после целого ряда боев, после часов тяжелых переживаний и в час победы, он должен им сказать свое правдивое солдатское слово Мне, конечно, трудно воспроизвести все сказанное, но суть и смысл до сих пор остались в моей памяти. - Мы потеряли лучших своих друзей, - говорил полковник. - Осиротел наш полк, но за кровь их вы с лихвой отомстили. Да будет вам в утешение, что жизнь свою они положили за честь и славу нашей дорогой отчизны. Я среди вас единственный из старых кубинцев и с радостью свидетельствую вам, что вы делами своими поддержали славу отцов. Завтра настанет по всей Руси праздник Рождества Христова. Завтра же по всем уголкам нашей необъятной Родины разнесется весть о вашей блестящей победе. Это будет лучший подарок, какой может преподнести честный храбрый солдат своей земли. Большего желать я вам не могу, оставайтесь такими же молодцами, какими вы были, деритесь так же храбро, как вы дрались до сегодняшнего дня, и победа всегда будет сопутствовать вам. Свои слова полковник закончил здравицей полку, покрытой громким «ура». - А сейчас, молодцы, - добавил полковник, - давайте старую Кубинскую, - и своим старым дребезжащим тенорком он запел:
«Нуте вспомним мы, кубинцы, Двадцать третьего октября, Когда высь Узун-Ахмета Пала ниц к стопам царя».
Люди отлично знали эту песню. Они учили ее с дней поступления в полк. Около двух тысяч голосов дружно подхватило припев:
«Нуте, браво, молодцы, Мы кубинцы удальцы»
Пели песню все до одного с каким-то чувством и душевным подъемом. Это был старый традиционный гимн кубинцев, воспевавших славное боевое прошлое полка. Много раз слушал лихую песнь кубинцев старый дремучий Турнагель, но этой песни, среди пылающих костров и тысячей трупов, он не слышал никогда!»...
Фотография из еженедельника "Нива" №14 от 4 апреля 1915 г. Подпись: "В турецком селении. На квартирах в буйволятнике".
Я смотрю, даже Коба стал прислушиваться к Роминому чтению…
Напоследок хочу ещё сказать пару слов про склады.
По идее, турки должны сделать на их месте огромный мемориальный музей. Ведь именно в Сарыкамыш по железной дороге из Советской России приходили составы в 1921-1922 гг. с неимоверным количеством оружия. Разгружалось оно именно на этих складах, чтобы потом вооружить турецких солдат, из которых Мустафа Кемаль смог создать свою армию, и которая выполняя директивы военспецов Михаила Васильевича Фрунзе, смогла разгромить греческую армию.
Последний раз редактировалось АЛебедев 06 июн 2020, 19:45, всего редактировалось 10 раз(а).
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
День 8 (20 апреля, суббота), продолжение 17.20. Лысая гора находится на самом краю Карского плоскогорья. Мы её объехали и дальше дорога начинает спускаться с 2000 метров в долину реки Аракс.
Едем по очень красивой долине ручья Манташ к селению Каракурт. Предполагаю, что где-то здесь проходила граница Российской империи до принятия Карского договора.
На дороге машин почти нет.
17.32. Въезжаем в село Karakurt. Название села происходит от сочетания слов kara («чёрный») и kurt («волк»).
При въезде стоит БМП жандармерии…
…и патрулируют вооружённые жандармы.
Далее едем по долине р. Аракс. Вода в ней имеет цвет «кофе с молоком». По обочинам идут небольшие стада коров. Вообще сегодня погода пасмурная, но без дождя.
17.52. Дорога очень красивая. Именно по ней в 1829 году ехал Александр Сергеевич Пушкин. Причем, официально ему разрешалось следовать только до Карса, а дальше ни, ни. В Карс Пушкин приехал уже после ухода армии Паскевича, а Александру Сергеевичу очень хотелось посмотреть и поучаствовать в боевых действиях. «Не могу описать моего отчаяния: мысль, что мне должно будет возвратиться в Тифлис, измучась понапрасну в пустынной Армении, совершенно убивала меня". Поэтому А. С. «плюнул» на запрет, и на свой страх и риск отправился верхом в Эрзерум…
18.05. Проезжаем село Horasan. Здесь подошла дорога из Ирана через Догубаязит. Забегая вперед, замечу, что самая красивая часть долины Аракса находится между Каракуртом и Харасаном. 18.25. Тормознулись перед знаменитым мостом Чобандеде (Çobandede Bridge), который находится в 500 метрах перед большим селением Köprüköy (Кёпрюкёй). На русских картах этот мост обозначен как Кеприкейский.
Похоже, что дорожные строители не предполагали, что машины с туристами будут останавливаться около исторического места, так как трасса около моста везде огорожена отбойниками. Мы перелезли через парапет и пошли гулять по мосту. Коба поставил машину где-то в стороне.
Мост Чобандеде (Кеприкейский) Похоже, что его недавно реставрировали. Внутри каждой опоры есть помещение, в которое можно попасть только с моста через люк.
Через один из таких люков Ромка спустился вниз.
Говорит, что вертикальная металлическая лестница вся проржавела и у нее не хватает нижних ступенек. В довольно просторном и тёмном пространстве живёт колония голубей. Мост Чобандеде (39°58′13″N 41°53′18″E), перекинутый через реку Аракс, стоит в 0,5 км перед большим с. Köprüköy. Само название Köprüköy состоит из сочетания слов «köprü köy» и означает «мост в деревне».
Мост Чобандеде имеет семь пролетов и шесть арок. В настоящее время он является историческим памятником и для автомобильного движения не используется. Этот мост был построен в 1297 году сельджуками на деньги эмира Чобан Салдуза – в то время правителя из династии Чобанидов. В честь этого мужика мост (а также и соседняя гора, которая возвышается справа от нас) получил своё название. Это был единственный мост на реке построенный из камня. Находится он на пересечение двух дорог (из Карса и из Ирана), ведущих в Эрзерум. Так как персидским торговым караванам, идущим через Эрзерум, и дальше в Малую Азию или в Закавказье надо было как-то переходить широкую реку, то думаю, что эмир Чобан Салдуза довольно быстро "отбил" затраты на строительство. Мост имеет в длину 220 метров.
В начале 1916 года мост чуть было не взлетел на воздух. «Высланная в ночь на 3 января 1916 г. вперед Сибирская казачья бригада имела задачу взорвать мост через реку Аракс близ Кеприкея, предварительно уничтожив его охранение. Однако сибирские казаки, не имевшие проводника из местных жителей, заблудились в ночи при начавшейся сильной метели и вынужденно возвратились на исходные позиции. Впоследствии выяснились обстоятельства неудачи. Бригада русской конницы почти достигла моста, но, сбившись в непроницаемой тьме в горах с верного пути, проблуждала в неприятельском тылу до рассвета. В ту ночь к тому же турецкому охранению переправы через Аракс было запрещено жечь костров. Так что «светомаскировка» охраны себя показала с самой лучшей стороны». «4 января 1916 г. с боем были взяты вражеские позиции у селения Кеприкей, основательно укрепленные в фортификационном отношении немецкими инженерами. За взятие Кепрокейских позиций Н. Н. Юденич удостоился довольно редкой боевой награды, а в Первой Мировой войне единичной – ордена Александра Невского с мечами».
«Бой под Кепри-Кеем (Азиатская Турция)». Рисунок Н. С. Самокиша, 1915 г.
Небольшой Оф Топ В 1915 г. профессор Николай Семёнович Самокиш сформировал, с Высочайшего разрешения, «художественный отряд» из 5 учеников батального класса Академии художеств и выехал на Кавказский фронт Первой мировой войны. Это уникальный случай в истории искусства: художественная практика на фронте. Было сделано около 400 работ.
"Атака казаками турецкой артиллерии". Рисунок Н. С. Самокиша, 1915 г.
Дорога, которая продолжается за мостом, уходит в Элешкирт и далее в курдский город Агры.
18.41. Закончили осмотр Кеприкейского моста. Замечу, что этот мост стоит перед устьем реки Хасанкале.
После Кеприкея река Аракс повернула на юг, а дорога наша продолжает идти на запад, теперь уже - по притоку Аракса – реке Хасанкале. И еще. Если с дороги смотреть на реку, то вдали мы видим заснеженные горы. Это хребет Налбант-Даг, названный в честь высшей точки – горы Налбант (2899 м). 18.43. Едем дальше. Любопытно, что село Köprüköy на некоторых наших картах обозначен как Чобандеда.
Здесь уместно сказать, что город Эрзурум, куда мы направляемся, долгое время был политическим и военным центром Восточной Турции. Поэтому османы его очень серьезно охраняли. Сразу за селением Köprüköy начинается мощный укрепрайон, созданный специально для защиты Эрзурума.
18.46. Проезжаем какой-то военный (?) памятник. 18.53. Минуем большое село Pasinler. Во время Первой Мировой войны Пасинлер именовался как Хасан-Кала. Это село приютилось у подножия горы Хасанбаба (2213 м; «отец Хасан»). 18.55. В селе над трассой, на скале стоит большая крепость Хасан (Hasankale). Сейчас в ней, кажется, находится воинская часть. Крепость была построена в 1339 г. Хасан беем, сыном эмира Хачи Тогая. «Во время военной кампании 1855 г. главным предметом действий нашего Кавказскаго корпуса была запертая в Карсе Анатолийская армия. Против Эрзерума временно ограничились вторжением в Пассинскую долину Эриванского отряда. Этот отряд овладел Кеприкейской позицией и занял город Гассан-кала». Цитадель состоит из двух частей: внутренней и внешней. Одна часть отреставрирована, вторая нет.
После Пасинлера долина расширяется, на русских картах это урочище называется Пасинская долина. Наша дорога начинает незаметно подниматься вверх. Начался мелкий дождь. Доезжаем до места, где справа стоит деревня Yigittaşı. Её название переводится как «камень герой». В этой деревне примерно в 500 м от трассы находится гигантский курган Sos Höyük. Его размеры фантастические: 270 на 150 метров и высота 20 метров! К сожалению, уже почти стемнело, поэтому мы проехали мимо.
Последний раз редактировалось АЛебедев 26 июн 2020, 15:01, всего редактировалось 7 раз(а).
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
День 8 (20 апреля, суббота), продолжение 19.10. Мы поднялись на Девебойнский хребет. Турки его называют Деве-Бойну, что переводится как "верблюжья шея". Плоская вершина горы Узун-Ахмет-Даг вместе с хребтом Девебойну по фигуре имеет некоторое сходство с верблюжьей головой и шеей.
При свете налобного фонарика зачитываю ребятам описание окрестностей Эрзерума: "Хребет Деве-Бойну имеет почти меридиональное направление и замыкает Пассинскую равнину с запада и совершенно закрывает собою город Эрзерум. Девебойну составляет водораздел между долинами рек Аракс и Кара-Су (Западный Евфрат).
Естественно, что в ХIХ в., когда Россия заинтересовалась Ближним Востоком, турки постарались максимально укрепить этот хребет различными военными укреплениями.
На расстоянии 1-2 км к востоку от хребта Деве-Бойну и параллельно ему на отрогах этого хребта располагался ряд отдельных высот (от 2000 до 2100 м), господствующих непосредственно над равниной. На этих возвышенностях было размещено 11 возведенных после войны 1877-1878 гг. долговременных укреплений, расположенных в две линии.
Первую линию составляли 5 фортов и 2 батареи, начиная с севера: форт Чобан-деде, форт Далан-гез, две батареи (Узун-Ахмед-каракол и Узун-Ахмед), и три форта — Кабурга, Ортаюк и Ортаюк-илявеси).
Кроме того, на правом фланге первой линии укреплений имелись траншеи и полевые батареи. Протяжение фортов первой линии, считая по обводу их — 17,5 км.
Во второй линии было 4 форта (с севера на юг): Сивишли, Агзы-ачик, Тополах и Гяз.
Протяжение второй линии укреплений от форта Гяз до форта Сивишли — 5 км.
Варианты прохода через этот невысокий хребет и выходы к Эрзеруму для русской армии подробно изучил в полевых условиях генерал-лейтенант Э. Зеземан и затем опубликовал в «Сборнике отчетов об исследовании в 1889 г. турецкой крепости Эрзерум»".
Мы продолжаем ехать дальше. На высоте 1900 м пошел снег. И почти сразу началась метель! Дорожные знаки и указатели наполовину заметены снегом. Проезжаем небольшую деревню Бююк-Туй (Büyüktüy; «большое перо»), за которой расположился форт Далан-Гёз на вершине одноимённой пологой горы (холма).
Форт Делан-Гёз (Долангяз) Этот форт расположился к западу от деревень Бююктуй и Кючуктуй, в 2 км к северу от 15-го километра шоссе Эрзурум-Карс. Форт был построен в период с 1884 по 1896 год, по плану укрепления обороны Эрзерума неким Шахап-пашой, в период правления султана Адбул-Хамита II.
В форте Далан-Гез находилось 20 пушек, 12 мортир и 18 картечииц. Форт изобилует сводчатыми казармами, казематированными траверсами и складами. Гарнизон форта Далан-Гез состоял из 500 артиллеристов и 800 пехотинцев. Этот форт входил в систему мощной горной оборонительной линии Эрзерума, превышающей 40 км. Форты Девебойнской позиции не имели сообщений между собой: форт Далан-Гез от соседних, Чобана и Узун-Ахмета, отделяется скалистыми оврагами. Большинство фортов представляли собой сооружения закрытого типа в виде каменных многоярусных башен с амбразурами для орудий. Некоторые из фортов имели по 2-3 вала и систему рвов глубиной до 6-7 м. В отдельных фортах были устроены капониры или полукапониры для обстрелов рвов на тот случай, если в них проникнет противник.
В самом начале Эрзерумской операции, в ночь с 29 на 30 января 1916 г., на штурм Делан-Гёз пошла правая колонна 153 Бакинского полка в составе 3-го батальона и двух рот 4 батальона под командованием подполковника И. Н. Пирумова. Передовые части турок, обнаружив наступление русских, открыли огонь. Но наши, смяв противника, пошли на штурм форта. Командовавший 10-й ротой Навлянский, увлекая за собой всю роту, первым вскочил на бруствер, но спрыгнув во внутренность форта, был тотчас убит. За этот подвиг он был награжден посмертно орденом Георгия, который передали его матери. Вслед за 10-й ротой в форт Далан-гёз ворвались и остальные роты.
Поскольку оборона Эрзерума дала серьезную «трешину», Махмуд Камиль-паша приказал вернуть форт Далан-гёз любой ценой. С рассвета по нему открыли стрельбу более сотни вражеских артиллерийских орудий. Шквал огня отрезал русский отряд от своих. К вечеру у наших бойцов стали кончаться боеприпасы. Пирумов приказал своим бойцам стрелять только прицельно. В дело пошли трофейные турецкие винтовки и снятые с убитых патронные сумки. Поскольку огонь защитников Далан-гёза угасал, неприятель понял их бедственное положение в полуразрушенном укреплении. Турецкая пехота проводила атаку за атакой, старалась выбить русских из форта. Те шестую и седьмую атаку отбивали уже штыками, сберегая последние патроны на крайний случай. Когда началась восьмая вражеская атака, уже в вечерних сумерках, форт получил помощь: неизвестный солдат на осле сумел доставить винтовочные патроны. Юденич, узнав о подвиге, приказал найти этого солдата для награждения Георгиевским крестом, однако никто не призвался, к огорчению командующего. О жестокости схваток за форт Далан-гёз свидетельствует следующее: из 1400 нижних чинов и офицеров полутора батальонов 153-го пехотного Бакинского полка, оборонявшегося здесь, осталось в строю всего около 300 человек, по большей части pаненых. Ночью героический гарнизон форта пополнили, а раненых отправили в тыл. Любопытно, что в 1877 г. именно пехотинцы Бакинского полка - 10-я рота капитана Томаева, погибшего в том бою, брали форт Далан-гёз.
Продолжаем наше путешествие. 19.30. Въехали в Эрзурум. Этот старый город находится в верхней части Армянского плоскогорья. Отсюда начинаются истоки важных рек: Ефрата, Аракса и Чороха, относящиеся к трем водным системам: Индийскому океану (Персидский залива), Каспийскому и Черному морям. В Эрзеруме пересекались 4 караванных пути, шедших из Малой Азии на Кавказ и в Персию. И землю Эрзерума с древних времен топтали солдаты разных армий. Так, например, в 499 г. Персия начала войну с Византией. Некогда Византия обещала Ирану деньги за охрану проходов Кавказа, но не выплатила их. Персидский шах Кавад обиделся и пошёл войной на греков – его армия дошла до Эрзурума.
19.35. Тормознулись в гостинице Yesil Artvin ("Зеленый Артвин"). Она находится в северной части города.
Двухместный номер стоит здесь 200 лир. Хозяин гостиницы сказал, что воды нет. Никакой. Оказывается, такая проблема во всём городе. Но он пообещал, что воду дадут в 21.00. Нас эта новость особо не напугала, так как в багажнике было много грузинского вина.
День 9 (21 апреля, воскресенье) 06.45. Подъем. Ночью были заморозки. С утра в гостинице нет воды. Никакой. 08.13. Стартуем. На всякий случай заправляемся возле гостиницы бензином: за 20 л заплатили 138,55 лир.
Напротив нашей гостиницы (и рядом с бензоколонкой) находится Музей конгресса в Эрзуруме (Museum of Congressin Erzurum).
Музей конгресса в Эрзуруме
Этот музей посвящен первому конгрессу, который собрал в Эрзеруме Кемаль во время борьбы за власть. Он открылся 23 июля 1919 г. в саду армянской школы. К этому времени лидеры младотурок были уже разогнаны, поэтому будущий Ататюрк с удвоенной силой начал бороться за власть.
Почему конгресс решили провести в одной из восточных провинций, в Эрзуруме? Дело в том, что Кемаль в 1919 году был весьма обеспокоен намерением Союзников создать на территории бывшей Османской империи несколько новых государств, в том числе, армянское и греческое.
А почему страны-победительницы в Первой Мировой войне вдруг озаботились судьбой каких-то там армян и греков?
Дело в том, что серый кардинал при администрации президента Вильсона - полковник Хауз, предложил блестящую идею мирового господства. Суть ее заключалась в хаотизации мира через дробление великих империй (в том числе и Османской) на кусочки по праву наций на самоопределение. При этом крупные государства дробятся и гибнут, а мелкие образования становятся зависимыми, в первую очередь от США. Для этой цели в 1919-1920 гг. была образована Лига Наций...
Поэтому в ответ на окупацию и планы стран Антанты разделить Османскую империю в Турции нарастало стихийное народное недовольство, которое в 1919 г. решил возглавить Мустафа Кемаль.
В процессе борьбы он в многонациональной Турции решил сделать ставку на турок. На конгрессе Кемаль выдвинул лозунг: «Milli sınırlar içerisinde vatan bir bütündür bölünemez» («Родина не может быть разделена в пределах национальных границ»). И турецкий национализм стал идеологией национально-освободительной войны в 1919 г.
На конгресс пришло 56 человек. Здесь были и врачи, и адвокаты, журналисты и коммерсанты, религиозные и государственные деятели. Было даже 4 крестьянина. Кемаль понимал, что в предстоящей войне ему для победы одной армии будет мало. Он хотел «перетянуть на свою сторону» крестьян. «Продавайте ваше имущество, покупайте оружие; в любом случае при союзниках вы потеряете всё», - призывал он. Кемаль пригласил на Эрзерумский конгресс также и два очень влиятельных человека – шейха крупного братства Накшбенди и главу курдского племени. Курдские феодалы и вожди племен, боявшиеся расширения границ Армении, считали, что сотрудничество с кемалистами больше отвечает их интересам.
Через 8 лет Мустафа Кемаль назовёт Накшбенди и главу курдского племени «жалкими типами», но летом 1919 года будущий Ататюрк относился к ним крайне уважительно. Курдам Кемаль обещал за поддержку автономию, но, как мы знаем, в 1925-1930 гг. он жестоко с ними расправился. Ататюрк в беседе с советским послом С. И. Араловым так описывал значение Курдистана: «Курдский вопрос – запутанный, трудный. Поймите: Курдистан богат нефтью, медью, углем, железом и другими ископаемыми. На Курдистан зарятся многие, прежде всего Англия – наш основной враг. Влияет здесь и стратегия, торговые пути в Персию, на Кавказ, в Месопотамию. Англия пользуется тем, что курды принадлежат двум государствам – Турции и Персии, и играет на этом. Англия хочет создать Курдское государство под своим владычеством и тем самым командовать над нами, Персией и Закавказьем»...
В музей мы решили не ходить, так как кроме старых парт и фотографий там смотреть нечего. А документов, проливавших свет на то интереснейшее время, к сожалению, в музее нет. Едем в центр.
Здесь улицы очень даже симпатичные. Согласно Википедии, в городе проживает около 380 тыс. горожан.
08.20. Подъехали к барельефу «плохих русских».
Он находится в 100 метрах от караван-сарая Ташан (Taşhan). Адрес барельефа: улица Мендереса, 28 (28 Menderes Cd.).
Нам повезло, и мы увидели этот туристический объект уже после реставрации, сделанной к 100-летию Эрзерумского конгресса. Буквально в прошлом году, судя по фоткам в интернете, барельеф выглядел абсолютно облезшим.
Барельеф посвящен штурму Эрзурума русской армией под командованием генерала Николая Николаевича Юденича (16 февраля 1916 г.). Вглядитесь в лица бородатых казаков и их оппонентов из числа турок. Такое ощущение, что турецкая армия, насчитывавшая целых 134 тысячи штыков, состояла сплошь из матерей с грудными детьми.
Надо сказать, что воевали турки неважно. Эрзерум они сдали подчистую. Османская империя в то время разваливалась, и будущее было неясным. Отсюда и итоги. Общий урон 3-й Турецкой армии при обороне Эрзерума и отступлении составил до 60-65 тыс. человек. Наши потери при штурме — 8500 убитых и раненых, 6000 обмороженных. Общие потери русской Кавказской армии достигли 17 тыс. человек (10% состава), в то время как 3-я турецкая армия потеряла до 66% состава. То есть 3-я турецкая армия была фактически уничтожена, причём повторно (первый раз она была уничтожена во время Сарыкамышского сражения в декабре 1914 — январе 1915 г.).
И, тем не менее, проиграв с большими потерями битву за Эрзурум, турки не стали заморачиваться по поводу исторической истины, и поставили вот такой «героический» барельеф. Кстати местные арзрумские курды очень "любят" этот памятник и время от времени подвергают его актам вандализма... Особенно в заключительной части панно, где турки победив всех врагов пляшут и поют:
На верхней фотографии один из трех военоначальников - это Али Фуад паша. В 1916 г. этот генерал воевал против нас на Эрзерумском фронте.
В 1921 г., Фуат был конкурентом Мустафы Кемаля в борьбе за власть, поэтому его назначили послом Турции в Советский Союз. Фуат лично вёл переговоры с Лениным и Сталиным и подписал Московский договор.
У нас про битву за Эрзурум мало кто чего слышал. В честь той победы в Эрзуруме была построена часовня. 18 февраля 1918 г., когда в город вошла турецкая армия Карабекира паши, то она вырезала оставшееся армянское население, а заодно взорвала и часовню, напоминавшую о сдаче русским Эрзерума.
Надо заметить, что взрывать русские храмы у турков считалось старой традицией. Так начало Первой мировой ознаменовалось в Османской империей уничтожением православного храма в пригороде Стамбула Сан-Стефана. Возведенный в декабре 1899 г. в честь победы в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. и хранящий в усыпальнице останки пяти тысяч русских солдат, он был безжалостно взорван сторонниками войны с Россией (ныне на этом месте проложена дорога в аэропорт, куда ежедневно тысячами прибывают наши соотечественники, пролетая всякий раз над разбросанными под землей костями своих предков).
...Подготовку той зимней военной операции в условиях высокогорья специалисты по сей день считают «классикой». Особое внимание русское командование уделило тёплой одежде: каждый боец получал пару валенок и тёплые портянки, короткий полушубок, стёганные на вате шаровары, папаху с отворачивающимся назатыльником, варежки и шинель. Чтобы яркое зимнее солнце не слепило глаза, личному составу 1-го Кавказского армейского корпуса, которому предстояло наступать по высокогорью, чтобы прорваться через укрепрайон, созданный вокруг Эрзерума, были выданы защитные очки. Эрзерумский район был безлесый, поэтому каждый солдат должен был иметь при себе 2 полена для обогрева на ночлег. В снаряжение наступавших пехотных рот входили толстые жерди или доски для устройства переправ через незамерзающие горные ручьи. Во время наступления под Сарыкамышем сотни турецких солдат получили обморожения ног из-за мокрой обуви. Очень внимательно мониторилась погода в горах. К концу 1915 г. в полосе расположения кавказских войск устроили семнадцать метеорологических станций. Командующий армией требовал содержать в порядке железнодорожные пути от станции Сарыкамыш и до Карса, подъездные дороги к ним. От Карса до Мерденека с лета 1915 года эксплуатировалась узкоколейка на конной тяге — так называемая «конка». Сооружение линий связи держалось в тайне и производилось под видом исправления старых. За несколько дней до начала наступления командиру 4-й Кавказской стрелковой дивизии была послана срочная нешифрованная телеграмма. В ней содержались «сведения» из разряда секретных — сосредоточиться у Сарыкамыша для дальнейшей отправки по железной дороге в Персию. Но только один 13-й стрелковый полк дивизии был переброшен в пограничную Джульфу, где после выгрузки совершил демонстрационный суточный переход. До самого последнего момента не раскрывалось перед нижестоящими штабами и содержание планируемой операции. За несколько дней до начала наступления был полностью закрыт выезд всем лицам из прифронтовой зоны, что помешало османским агентам известить турецкое командование о полной боевой готовности русской армии и её последних приготовлениях. Умело проведенная штабной «командой» Н. Н. Юденича игра своей цели вполне достигла. Вот почему утро 28 декабря 1915 г. стало для турецкого командования полной неожиданностью.
И еще. Во время Эрзерумской операции главный удар наносил на северном фланге 2-й Туркестанский армейский корпус генерала Михаила Алексеевича Пржевальского (двоюродный брат известного русского путешественника генерала Н. М. Пржевальского). Михаил Алексеевич прекрасно знал театр военных действий. Он был выпускником Михайловской артиллерийской академии и академии Генерального штаба, девять лет пробыл на посту секретаря российского генерального консульства в Эрзеруме, занимался cбором разведывательных сведений и очень внимательно изучал этот регион.
Осмотрев барельеф, мы двинулись к караван-сараю Ташханы (Taşhan), который был построен в XVI в. по приказу великого везира султана Сулеймана I. Назвали караван-сарай в честь донатора Рустем-паша бедестен (Ristem Paga Bedesteni). Сейчас этот крытый рынок практически полностью монополизировали продавцы украшений и поделок из вулканического обсидиана, который добывают рядом с городком Олту. Кстати, в караван-сарае Рустаме-паши побывал А. С. Пушкин.
Когда мы пришли, то большая часть ювелирных магазинчиков была ещё закрыта из-за раннего времени. А во внутреннем дворике мы обнаружили симпатичный, видимо, мемориальный фонтан.
Последний раз редактировалось АЛебедев 15 июн 2020, 09:49, всего редактировалось 45 раз(а).
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
День 9 (21 апреля, воскресенье), продолжение 08.50. Далее от караван-сарая мы идем 500 метров на юг, чтобы увидеть медресе Якутие (Yakutiye Medrese). Согласно однострочной арабской надписи над входом, это медресе было построено Джамаледдином Хаджи Якутом Газани, на средства Ган Хана и Болуган Хатун в 710 году (то есть, по нашему календарю в 1310-1311 г.).
Это одно из красивейших зданий Эрзурума эпохи сельджуков. С восточной стороны мы видим тюрбе с конической крышей. Он был построен для самого Якута, но так и не был использован по прямому назначению.
Считается, что по углам медресе раньше возвышались 2 высоких минарета. Но левый минарет не дожил до наших времён, т.к. был разрушен землетрясением в XVIII в. Также есть версия, что левый минарет вообще никогда строили по какой-то причине.
Сейчас на месте левого минарета стоит башня с конической крышей и решётчатым окном.
Фасад медресе украшен изощренной резьбой по камню. Перед парадной дверью находится выступ (не знаю, как называется этот элемент архитектуры).
С внешней стороны выступа изображены дерево жизни, двуглавый орел и львы. Тело львов покрыто спиралями. В сельджукском султанате двуглавый орел был символом власти, дарованный Богом. К сожалению, одна из левого голов орла, видимо, отлетела. У правого орла от голов вообще почти ничего не осталось.
Символ «Древо жизни» фигурирует в разных культурах. В алтайском шаманизме по этому древу можно было перемещаться духам между Нижним, Средним и Верхним мирами. А что вкладывали сельджуки в понятие «древо жизни» - мне выяснить не удалось.
С правой стороны относительно входа от двуглавого орла мало что осталось.
А это строительная надпись, в которой говорится: когда было построено медресе, и на чьи деньги.
Слева и справа от входа находятся ниши, украшенные витиеватой резьбой.
Последний раз редактировалось АЛебедев 11 ноя 2019, 22:18, всего редактировалось 3 раз(а).
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
День 9 (21 апреля, воскресенье), продолжение Продолжаем осматривать медресе Якутие (Yakutiye Medrese). 09.00. Заходим в дверь и покупаем 3 билета по 6 лир. Центральный зал бывшего медресе освещается из светового отверстия, проделанного в центре купола, который опирается на 4 массивные колонны.
Мне даже показалось, что архитектура этого медресе здорово напоминает армянский храм Сурб Ованнес, который я видел в монастыре Хоромос.
В центральном зале, также как и в небольших классах бывшего медресе, размещены витрины Музея турецкого и исламского искусства.
Чтобы войти в каждый закуток, где раньше находился учебный класс, надо нагнуться. Сейчас здесь экспозиции музея.
История Эрзерума Начала истории Эрзурума теряются во мраке веков. Почти 3 тысячи лет назад город основали армяне, и назвали его Карин.
Многие столетия он был одним из самых важных перевалочных пунктов на Великом шелковом пути — главной торговой дороге, соединившей Европу и Азию.
В раннем Средневековье Карин находился под властью Византии. И в это время этот пограничный город был известен как Феодосиополь — по имени императора Феодосия II (408–450 гг.), который возвел здесь мощные укрепления. Феодосиополь стоял на самой границе с Арменией и Картли (одно из грузинских княжеств).
Император Феодосий правил в интересное время. Мало того, что с севера империи докучали гунны под предводительством Аттилы, но и внутри империю потрясали распри в молодом христианском мире. В то время официально считалось, что Иисус Христос - это Бог, то есть не признавалась его человеческая сущность. Впоследствии такое направление христианской мысли назвали ересью и малопонятным термином "монофизитство". В 428 г. Феодосий пригласил в Константинополь занять кафедру патриарха знаменитого проповедника Нестория, родом перса, настоятеля одного из антиохийских монастырей. Несторий отстаивал положение, что Дева Мария родила обычного человека, и потому не может называться Богородицей и почитаться. Через 3 года, в результате подковерной борьбы разных христианских фракций, Феодосий собрал в Эфесе Третий Вселенский собор, на которой Несторий был осужден официальной (византийской) церковью, после чего он перешел в Восточную церковь, которой официальный приют дали персидские шахеншахи. Надо заметить, что обвинение в ереси давало двойную прибыль. Во-первых, у обвиняемого отбиралось все имущество. А во-вторых, таким образом удаляли неугодных... Замечу, что христианское направление несторианство получило отклик в сердцах жителей Ближнего Востока и Азии и дожило до наших дней в лице Ассирийской церкви, и ее можно увидеть, например, в Москве.
В VI в. византийское военное руководство использовало Феодосиополь для зимней стоянки своей армии.
В течение столетий Феодосиополь не раз переходил из рук Византии в руки Персии и менял названия.
Своим современным именем он обязан сельджукам, которые, разгромив византийскую армию в 1071 г. при Манцикерте, захватили владения ромеев (так называли византийцев, от слова "Рим") и окрестили их Арз-ар-Рум («земля ромеев»).
В XIV в. Эрзурумом владела династия хулагуидов, оставившая нам в наследство ещё одно медресе, покрытое каменным кружевом и увенчанное самым красивым в городе минаретом. А в 1400 г. город стал отправной точкой для опустошительных походов Тимура Тамерлана (Tīmūr bin Taraghay Barlas, 1336–1405 гг.) на земли османского султана Баязида Молниеносного (Yıldırım Bayezid, 1360–1403 гг.). Победитель битвы на Косовом поле (1389 г.), самонадеянно угрожавший «железному хромцу» бесчестием его гарема, был разгромлен Тимуром при Анкаре (1402 г.) и окончил свои дни в плену. Османы вернулись в эти края лишь спустя 100 лет.
Говорят, что в Эрзуруме что-то строил сам Синан (Abdülmennan oğlu Sinaneddin Yusuf, 1489–1588), знаменитый архитектор не менее знаменитого султана Сулеймана Великолепного(Kanuni Sultan Süleyman, 1520–1566 гг.). Общеизвестно, что женат был устроитель Османской империи на нашей почти соотечественнице — Роксолане (Анастасии Гавриловне Лисовской, ок. 1506–1558 гг.), уроженке украинского местечка Рогатина. Но это не мешало великим державам вести бесконечные войны, затрагивавшие Эрзурум самым непосредственным образом.
Любопытно, что минарет, изображенный на картине 1949 года, не имеет навершия.
Над входом в каждый закуток в стену вделан камень с витиеватой резьбой.
09.20. Закончили осмотр музея. 09.23. Рядом с медресе Якутие стоит мечеть Лала Мустафа паши.
Она была построена в 1562 году.
Мечеть была воздвигнута по заказу Лала Мустафа паши, который в то время был наместником Эрзурумской области. За годы успешных сражений с врагами этот паша накопил немалые средства, которые тратил на благотворительность. И одним из его проектов была мечеть в Эрзуруме, которую назвали его именем.
Кстати, этот паша, будучи наместником, начал строить и в Карсе самую большую мечеть Эвлия (Evliya Camii) в 1579 г. На нижней фотографии - изображение Лала Мустафы в Тифлисе, куда он привёл свою армию.
Миниатюра из Нусрет-наме.
В тот год 100-тысячная армия Лала Мустафы выдвинулась из Эрзурума на восток. Сначала османские войска покорили несколько небольших крепостей, которые не сдались без боя; затем произошло сражение у озера Чилдыр (мы его проезжали), в котором кызылбашские войска потерпели сокрушительное поражение. После этого османская армия заняла Тифлис, сданный без боя.
Мы с Ромой решили заглянуть в мечеть и даже разулись. Но дверь была закрыта на замок, так что посмотреть мечеть внутри нам не удалось.
Рядом с мечетью находятся фонтаны, видимо построенные в честь кого-то.
Фонтанов в Эрзуруме великое множество. Недаром Александр Сергеевич Пушкин писал о них: "фонтанов везде множество. У каждого висит жестяной ковшик на цепи, и добрые мусульмане пьют и не нахвалятся"...
Последний раз редактировалось АЛебедев 09 авг 2020, 14:59, всего редактировалось 18 раз(а).
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
АЛебедев писал(а) 04 ноя 2019, 13:57:Символ «Древо жизни» фигурирует в разных культурах. В алтайском шаманизме по этому древу можно было перемещаться духам между Нижним, Средним и Верхним мирами. А что вкладывали сельджуки в понятие «древо жизни» - мне выяснить не удалось.
Да и вообще странно видеть на религиозном сооружении, тем более медресе, где учили, что можно, а что нельзя в плане религии, изображения животных. прям какой-то средневековый детектив получается))
Так как сельджуки были тюрками, а у них до сего дня остались некоторые шаманские представления, то этим можно обьяснить наличие Мирового древа. Но вот тигры... Помню, что в середине 1950-х годов в Горном Алтае Сергей Иванович Руденко обнаружил Башадарский "царский" курган, где на крышке деревянной погребальной колоды, сделанной из огромного куска кедра было изображено шествие тигров и других животных. Сейчас эту крышку можно увидеть в Эрмитаже. Так вот те тигры здорово похожи на эрзурумских.
Глупец, который рассказывает о том, что видел, лучше мудреца, который молчит о том, что знает.
Колоссальный труд! Сколько же времени нужно, чтобы так изучить тему, а потом изложить здесь, да не просто с фотографиями из поездки, а с целой массой специально подобранных карт, картин, рисунков! Миллион плюсов +++ !!!!!!
