Казалось бы, где Узбекистан, а где Турция? Где Косово, а где Турция?
Но когда что-то любишь, а если честнее - когда на чем-то совершенно помешался - оно вторгается в планы ну вообще не спрашивая.
Невероятно подлая в этом смысле Турция еще и орудует бандитскими услугами лоукостов; невозможно устоять.
В итоге было взвешено и порешено повторить с некоторыми оговорками маршрут по местам боевой славы.
Маршрут был таков:
Волгоград - Донецк - Стамбул - озеро Ван (Ван - Татван - Ахлат) - Шанлыурфа - Хатай (Антакья - Самандаа - Яйладаы) - Стамбул - Донецк - Волгоград.
А даты таковы: 31 декабря 2011 - 11 января 2012.
Пред началом повествования, чтобы дополнительно подчеркнуть случайность и увеличить процент распиздяйства текста, следует отметить, что турецкий лоукост был внезапен, как снег в июле, и рейс мечты Донецк-Стамбул 1 января днем перенес на ночь 2-го; и хотя я в качестве компенсации получила вежливый телефонный звонок с уведомлениями и извинениями, принятый мной сначала за угрозы со стороны китайской мафии, день пребывания оказался лишним днем. Не только пребывания, но и вообще жизни. Как бы забыть?! А что касается украинской авиакомпании, предоставлявшей мне обратный рейс, она даже не удосужилась не то что позвонить, но даже написать на мыло. И только моя собственная бдительность уберегла меня от потери рейса!
Списавшись с операторами и потратив два часа, я получила рейс на день позже, день в Стамбуле, перспективу обмена билета на поезд и жирную убыль в области психического здоровья. О, это была ночь гнева!
Но так или иначе, а путешествие сложилось. Началось и завершилось.
И последнее оттягивание яиц кота в виде страшного предупреждения:
а) Тут лирично.
бэ) Тут матерный мат и петросянство.
вэ) Тут полное отсутствие системы.
Ну и вот...
Прилет в Стамбул состоялся в пять утра.
На десять был назначен отлет в Ван. Прокуковав три часа за разглядыванием проходящих мимо, электронных табло и стэндов с черно-белыми фотографиями Стамбула (одобряю!) и влив в себя первую порцию чечевичного супа, я совершила известные манипуляции по прохождению регистрации и прошла в залитую солнцем и засиженную юношами, мужчинами и дедами в черных пиджаках зону аэропорта. Ах, этот дух озера Ван! Ах, эти курды!
Взлет, посадка, багаж, на выход.
На выходе был пейзаж.
Лысые сентябрьские горы преобразились так волшебно, что даже тривиальность всего остального не удержала меня от восторженного вздоха.
Далее все просто: чемодан в зубы и вперед, к трассе, там дают автобус.
Автобус дали. Нагруженные ляльками девицы в плащах и шелковых платках (и балетках! январь! зима!), юноши, мужчины и деды в черных пиджаках. Разговорчики. Волновавшие меня в течение нескольких месяцев печальные палатки вдоль дороги. До отогара автобус, разумеется, не шел, но кого это когда волновало?
Автобусным мальчиком была высажена где-то там, он же указал мне направление. Иди туда купи билет. Туда был офис автобусной компании.
На ступеньках офиса, источая из-под усов солнечную улыбку, стоял мужчина в черном пиджаке. Свист, гомон, телефонные звонки, все смешалось в доме Облонских. Пока ты только здоровался, тебя уже накормили и спать уложили.
Меня же усадили в автобус с говорливым водителем, который повез меня до отогара, где как раз ждал отобюс, уходящий в Татван.
Не будь такой шикарной погода, отогар, пожалуй, представлял бы из себя крайне печальное зрелище - в силу того, что силами, вероятно, природы, этот самый отогар несколько разнесло, и все изобилие автобусных фирм тусовалось на улице.
Однако ж погода была шикарна.
От дороги до Татвана немного ноет сердце и выкатываются глаза.
Январь сделал и без того достаточно эффектный пейзаж внушительным.
Я внушилась. Смертельная синева озера Ван, переходящая в какое-то страшное карабканье вверх, к белым с темно-коричневыми разводами горам и каким-то домишкам, о которых думать несколько боязно - вот-вот улетишь; таки конец мира, файнал фронтир.
В общем и целом прекрасно. С прорывающимся сквозь облака солнцем, создающим картинку Нисхождения, с истерическими кусками неба и белыми массивами гор.
А в Татване холоднее, такие дела.
В Татване с неба сыпалась серая морось и воздух был в отчетливом минусе, но стойкое местное население дефилировало в тех же весенних Ванских балетках и черных пиджаках.
Несмотря на высокие риски поиметь адский ебун, зимняя поездка в Турцию окупается уже тем, что можно вытаращиться и вдоволь насмотреться на этих больных нездоровых людей.
Первый вечер в Татване был проведен за общением с другом, а на следующее утро друг укатил в Анкару, а я перекатилась в отель.
То есть, первоначально перекатился мой чемодан; я же, вслед за чернопиджачным стовосьмидесятилетним обладателем костыля, вязаной шапочки и какой-то литературной улыбки из бородищи, коего вся его большая семья страстно расцеловала прямо подле дверей, уселась в долмуш до Ахлата.
Собственно, не секрет, зачем туда ездят. Я поехала просто так.
Ахлат есть, а значит - в него надо поехать. И другая точка зрения на озеро.
Дорога по этой стороне не такая гористая и внушающая, но зато быстро и комфортно.
Выпрыгнув из маршрутки опять вслед за расцелованным, я сориентировалась на местности и отправилась к озеру. По дороге меня поймал взволнованный водитель маршрутки, остановивший меня и давший напутствие к пяти часам приходить туда, где стоят такси.
Клятвенно убедив водителя, что буду как штык, я убежала к воде.
Сначала давали кур, потом мусор, потом странную двухъярусную дорогу. Умная я ношу аляски, и никакие ярусы мне не страшны! Преодолев дорогу и обогнув забор, я начала спуск по холмам, покрытым пожухлой травой.
Спуск увенчался успехом. Озеро Ван расстилалось перед моими ногами.
Прибрежные камни были художественно покрыты солью, камни под водой был художественно разноцветны, горы на противоположном берегу ясно видны и художественно монотонны. Было там тихо и мирно и никого.
Торчала бы я там как пень если не вечно, то хотя бы долго. Однако ж у меня были дела.
И я со всем справилась: послушала призрачный меланхолический азан, растворяющийся в плеске озера, и потрогала воду озера Ван. Мамой клянусь!
А потом, соответственно, был подъем, ветер в харю, радость преодоления, прыжки и вопли ебанутого и прощание с засевшим в душе местом.
Впереди меня ждала терапевтическая доза чечевичного супа. Памятуя о сентябрьском отравлении кебабами, я имела целью разнообразить свою диету, но организм, шокированный двумя перелетами подряд, решил самостоятельно и не принимал вообще ничего, кроме этого самого супа - и то с ощутимым отвращением.
Влив в себя суп в забегаловке и отзывчиво оценив красоту рекламного плаката местных красот в виде вулкана Немрут, я направилась осматривать город.
Ахлат, дорогие мои, это ебеня. Я его люблю.
В нем 19 тысяч жителей, и он такая же кишка, вытянувшаяся вдоль озера и дороги, как и Татван. Только меньше и отнюдь не гопницкий, что удивительно и удивительно приятно.
Специально оговорюсь, что зима умалила сексуальный тонус населения Турции, но не умалила любопытства; моя замотанность в шапки и шарфы спасала меня от нежелательного внимания, вводя в заблуждение, однако же чемодан сводил на нет все волшебное действие головного убора. Поэтому Татван скандировал "турист, турист!", а вот Ахлат воздержался.
В Ахлате есть мечеть и бараны. В Ахлате есть красивая мечеть, на конце минарета которой в лучах заката полумесяцем висит Луна. Ну то есть это мне так повезло, но чем черт не шутит.
Уточнив у матрон направление, я добралась до площади с такси и долмушами. На стене приплощадного здания трогательно написано расписание этих самых долмушей. Прискорбно, что последний из Ахлата уходит в пять, а в собственно Ахлате вероятнее всего отсутствуют отели. Я бы осталась. Я бы задержалась. Я бы вернулась.
Но из печальных мыслей о расставании меня выдернул мужчина в черном пиджаке, а по совместительству водитель долмуша, вышедший из чайханы рассказать мне, что я пришла рано, а долмуш поедет в пять, поэтому надо идти чай пить.
Турецкий мой и в эту поездку продолжал выдавать кульбиты. Он выбирал себе любимчиков.
С хохочущим то ли хозяином, то ли работником чайханы и его опасавшимся меня сыном я, попивая чаек, пообщаться сумела и душевно; а как чайханист вместе с увязавшимся за ним сыном, спохватившись, убежал делать намаз, так я сразу и оглохла, и онемела.
А чай был оранжевым.
К пяти часам компания к отъезду в Татван собралась, водитель обнаружил сломавшуюся дверь долмуша, однако коллективными усилиями она была открыта, и я, крокодильими слезами рыдая, уехала прочь.
Трепетная, трепетная выдалась поездка.
По возвращению в Татван из-за порушенных неожиданным (sic!) уездом друга в Анкару совместных планов я занялась посещениями интернет-кафе и офисов с билетами на отобюс. Введя в заблуждение касательно своего этнического происхождения работников офиса компании Метро, я приобрела билет до Урфы, куда мне предстояло ехать в одно лицо и не зная брода. Остаток вечера я провела в магазинах за покупкой дорожной колы и в отеле - за судорожным закрыванием форточки в ванной (жааарко, жарко, да!) и собиранием чемоданов.
А утром до отъезда был совершен последний рывок.
Как маршрут был по местам боевой славы, я снова пошла по знакомой дороге.
До озера - здравствуй, родное, а зимой ты чистое - потом по набережной, потом вверх, в горы, где снег лежит как бланманже.
Подъем не обошелся без внимания учтивого водителя железного коня, предлагавшего подвезти; триста раз проверяла в словаре и даже спрашивала знакомых, и вот вроде бы все правильно, но, положительно, фраза "я гуляю" из моих уст достигает не всех ушей и не всякого сознания.
Хотя что там, это все детали. Подъем был прекрасным. Ритм подъема был прекрасным. Воздух, солнце и бланманже были прекрасными.
В отдалении что-то по-военному громыхало, перемешиваясь с энергиями космоса и прочей излучаемой небом хуитой. Размотав свои шарфы, я, попрыгивая, перла по дороге, а потом, сверкая зубами на манер окружающего пейзажа, сидела в сугробе.
В сугробе хорошо было, а потом резко стало пора и честь знать.
Отряхнувшись и намотав маскировку обратно, я, одичалая, бородатая, безумная и голодная, спустилась вниз, к цивилизованным людям, с любезностями и чаем прощающимся хозяевам отелей и комфортабельным турецким автобусам, выдавливающим из меня душу несмотря на всю комфортабельность.
И ехали мы ехали, да только далеко не уехали.
И был мне блок-пост. Блок-пост, которого я успешно избежала в первый приезд.
Военный дядя втыкал в последннюю страницу моего с орлом так, как баран никогда не втыкал на новые ворота! И сердце мое не выдержало, и смягчилось, и я спросила, что он там ищет. Огого! - сказал военный дядя. Ничего не огого, а вовсе и ключи от храма божьего - сказала ему я, и мы начали обмен уже более стандартными репликами, в ходе которого я никак не могла доказать, что в моем туристическом пребывании здесь и в моей незначительной лингвистической осведомленности нет ничего подозрительного, а военный дядя никак не мог поверить, что я в Турции каким-нибудь нелегальным образом не работаю. Выудив меня из автобуса, дядя попросил показать чемоданчик.
Окей, вот чемоданчик. Тамам, чемоданчик чемоданчиком, но что-то вы, девица, слишком часто въезжаете и выезжаете, сказал мне военный дядя, тыкая пальцем в штампы простигосподи Красной могилы и Донецкого аэропорта. Стыдно, дядя, ответила я. Стыдно должно быть! Цэ ж Украйна! А Истанбул ваш - вот! Русским языком написано - гириш, чыкыш, гириш, что значит въезд, выезд, въезд. Почесав репу, дядя, желая оставить последнее слово за собой, уличил меня в "слишком хорошем знании тарабарского", но, благо, фиолетовый цвет чемодана (или магия Вуду, примененная моей матушкой для моей сохранности - кто знает) отвадил его, и я, свободная и с моим с орлом вернулась в переполошившийся автобус, галдивший "иностранка! иностранка!"
И как мне ни хотелось обратиться к пассажирам со словами "чуваки! спокуха! я тут далеко не первая! да вам тут уже все истоптали!", я все же сдержалась.
Так суть да дело - и к десяти вечера я доехала до Шанлыурфы.
Но об этом чуть позже.
