Но полное впечатление от места, от поездки складывается из мелочей – случайно встреченных людей, внезапно взлетевшей стаи голубей на залитой солнцем площади или танца снежинок на вечерней улице,..
Лучшим решением (как всегда) будет забросить все путеводители и отправиться по путанным птичьим следам открывать неизведанное. Эти тропы обязательно приведут к новым открытиям и потайным уголкам! Это могут быть церкви всевозможных конфессий, побывавшие бассейнами, складами, театрами и клубами...
А может быть, это будет Книжная лавка писателей - старый магазин с покосившимся книжным шкафом и панорамами Питера XIX века...
А начиналось всё банально – поездка на такси с убитой в хлам подвеской по пустынной посленовогодней Москве, ещё более пустынный Внуково, полтора часа в воздухе, самолётный сэндвич, чернеющее в иллюминаторе небо, как обычно, мой чемодан выезжает на транспортную ленту, когда я потеряла уже всякую надежду,... Ну, здравствуй, Санкт-Петербург!
Во всё усиливающемся снегопаде я чуть не прошла мимо Большой Конюшенной, но в последний момент повернула буксующий чемодан, и мы покатили ко входу в гостиницу. Отель ничего особенного собой не представляет, если не считать невероятные мансардные окна точно над кроватью. Лежишь в уютном одеяле, а над тобой кружатся снежинки или светит луна... А утром раскрываешь окно, за которым приличный мороз, сгребаешь снег, лепишь снежок и запускаешь его с высоты 7-го этажа. Да, всего, 7-ой, но для центра Петербурга, это почти крыша мира. Слева виден Спас-на-Крови, справа чуть дальше Казанский и Дом Зингера, а во дворе - ещё какая-то достопримечательность...
Где-то в стороне, у канала Грибоедова, гуляла в барах интеллигентная питерская тусовка. Но в тот первый вечер в Петербурге мне нужно было не туда. Малоприметная в темноте дверка привела к смотрительнице-вахтёрше, которая велела раздеваться и подниматься наверх. Наверх - это на четвёртый этаж по кручёной винтовой лестнице, в полумраке, среди картин, стеклянных статуэток и медных изваяний. Преодолев все эти ступеньки, мы попали на чердак, Чердак художника - маленький уютный ресторанчик с вязаными салфеточками, ажурными кованными креслами, круглыми окнами и всё теми же стеклянными произведениями искусства, что и на лестнице.
Каждый второй ресторанчик здесь – в историческом здании, каждая вторая кофейня может порадовать вкуснейшими пирожными и видом из окна. А в каких-то за соседним столиком запросто можно встретить сотрудников Эрмитажа, которые только что рассказывали тебе о богатствах музея. В каком-то невзрачном подвальчике можно стать экспертом и теперь с одного глотка различать миллион новых сортов пива, эля и напитков, о которых слышишь вообще впервые. Можно узнать, что в Питере шаурма не только называется по-другому, но ещё и делается из невиданных ингредиентов, например, есть шаверма с брусникой и мятным соусом!
Некоторые кафе – и сами музеи. Например, Пышечная «Желябова 25» - она находится в здании бывшей французской реформаторской церкви св.Петра, а сама известна с советских времён. За пышками (в Москве это пончики) стоит целая очередь местных вперемешку с туристами! Отсюда невозможно уйти с парой пышек. Поддаваясь всеобщей голодной истерии, берёшь целую гору этих невероятно воздушных колечек в облаке сахарной пудры.
Санкт-Петербург не зря считается культурной столицей. Здесь такая атмосфера что ли... Какая-то неведомая сила заставляет людей тянуться к прекрасному. И не просто тянуться, а часами стоять на морозе в очередях, растянувшихся вдоль набережных, открытым всем ветрам. Шагая по паркетным узорам Эрмитажа, невозможно не думать о том, что всего 100 лет назад здесь же ходил Николай II, его жена, дети,.. В Зимний дворец ходили не как в музей, а по делам государственной важности на приём к Императору. Они видели в окнах всё ту же Неву, Петропавловскую крепость, биржу,.. Только по дорогам проезжали кареты, а платья у дам были чуть длиннее. И, наверное, точно также заходя в дальние уголки дворца, где давно не делался ремонт, они тоже представляли себе столетнее прошлое, когда по этому же паркету ходил Александр I...
В музеях никогда и ничего нельзя трогать. Но у посетителей всегда остаётся возможность услышать скрип вековых полов под собственными шагами, вдохнуть полной грудью царского воздуха, сбежать по Иорданской лестнице, назло всем смотрителям совершенно законно скользя рукой по холодному мрамору перил.
А если царям (а теперь туристам) хотелось сбежать из шумного города, то бежали они в свои загородные резиденции. Туда, где окна золотых залов выходили в прекрасные парки, а спустившись со ступеней крыльца можно было вдохнуть морской воздух. Моим фаворитом всегда был голубой Екатерининский дворец в Царском селе столько раз становившийся местом проведения прекрасных баллов и торжеств. Череда сменяющих друг друга комнат и залов, печные изразцы и горящие канделябры,..
Роскошь императорских дворцов поражает, ошеломляет, ослепляет,.. Но, если честно, жить там не хочется. Огромные залы кажутся холодными и нежилыми. Другое дело, имения знатных и богатых аристократов! За невероятными интерьерами и высоченными потолками всё равно проглядывает собственный стиль хозяев, уют,.. Чувствуется тепло камина, сервизы хранят историю семьи, а страницы книг помнят их прикосновения... Революции и войны уничтожили огромное количество предметов и имений. Но то, что осталось, то, что удалось восстановить, сохранило отпечаток своих бывших владельцев и рассказывает нам истории их судеб, напоминает о блистательной эпохе, канувшей в лету...
Дворец Юсуповых на Мойке стал для меня большим откровением! Огромный, но уютный. Наполненный секретами и диковинными вещицами. Чего стоит одна парадная лестница размером с приличную современную квартиру! А ванная в шкафу? А ажурная арабская резьба в одной из комнат как напоминание о предке Юсуфе знаменитого рода? А откидные лесенки на казалось бы неприступный второй уровень библиотеки! А множество тайников, часть из которых наверняка до сих пор не найдены! А прекрасный домашний театр по роскоши отделки не уступающий ни Большому, ни Александринке!
Хотя, Александринка без сомнения поражает своими интерьерами. И не только ажурностью и роскошью минувшей эпохи, но и деталями, которые не сразу бросаются в глаза. Например, вряд ли кто-то из замечает, что витиеватые узоры вокруг помпезной люстры на самом деле скрывают вентиляционные решётки.
Постановки Мариинки – это восторг, который не передать словами! А зал!!! Бархат, золото, роскошь и дух эпохи XIX века! Кажется, вот-вот войдёт какой-нибудь Александр или Николай и займёт своё место в царской ложе! Аристокарты обойдут ложи знакомых, примут посетителей в своей, обсудят модное платье старой графини и новую любовницу министра.
На улицах Петербурга моменты из настоящего перемешиваются с моментами прошлого, которое рисует неугомонное воображение. Вот на второй этаж Витебского вокзала пребывает первый в России поезд, чтобы отвезти знатных дам и господ в их загородные имения. Каким-то загадочным образом даже видно клубящийся дым от паровоза за непрозрачным стеклом ресторанной двери. А над пёстрой плиткой только-только погасло эхо дворянских каблуков...
Люди из прошлого и настоящего отражаются в зеркалах витрин. Старинные пассажи и галереи вроде бы даже и не меняли ассортимента в своих магазинчиках - матрёшки, платки, музыкальные шкатулки и старинные гравюры,..
Одни моменты остались никем не замеченными, другие запечатлелись на краешке глаза, но всё равно утонули в безжалостном потоке эмоций. Лишь немногим повезло надолго запечатлеться в чьей-то памяти. Почему-то отчётливее всех среди отрывочных воспоминаний, перед глазами стоит не то гениальный художник, не то бродяга, увидевший что-то особенное в витрине обычного одёжного магазина и увлечённо делающего наброски на коробке от торта. Как я не старалась, мне так и не удалось заглянуть ему через плечо, не нарушая его личного пространства, и разузнать, что же такое он там увидел...
В крайне редких случаях удаётся момент не только увидеть, но и сохранить! Сохранить, чтобы потом долго разглядывать, но так и не понять ни причину, ни вообще суть происходящего.
В итоге, когда большая часть воспоминаний сотрётся из памяти, когда забудутся названия увиденных картин и слова услышанных опер, останется только общее впечатление, сложившееся из врывающегося в распахнутое на крышу окно морозного ветра, из слепящего луча солнечного света, из аромата последнего кофе в аэропорту,..
Эти кусочки мозаики добавятся к старым воспоминаниям, ко всему когда-либо слышанному и виденному об этом городе. И сложатся в одну картину, которая будет всплывать в голове каждый раз, когда кто-то рядом произнесёт магическое "Санкт-Петербург".
