Занимательное Бирмоведение

[Genia]

Занимательное бирмоведение.

Введение



- Да здравствует мексиканская революция, - вскричала Оксанка, щедро наливая в текилу соус табаско. - И я не поняла, ты куда в отпуск-то, - деловито добавила она, опрокинув стопку.
- В Мь-ик-Мьянму, - заикаясь после очередной «мексиканской революции», выдохнула я.
- Да здравствует мексиканская революция, - взвизгнула Оксанка, снова схватившись за табаско. - Мьянма – это где?
- Это Бирма, - сказала я многозначительно и посмотрела на люстру. Люстра качалась.

- О, опиумный треугольник, - поддержал беседу Оксанкин муж.- Военная хунта.
- Я с тобой, - заявила Оксана, и потянулась за текилой.
- Опиумный треугольник, шанские горы, военная диктатура, - причитал Оксанкин муж.
- Мандалай, Изумрудный Будда и лес пагод, - парировала Оксана.




Неделя спустя. Харьков. Возле Южного вокзала припаркована Таврия – шедевр украинского машиностроения. На заднем сиденье спит полуторагодовалый Андрюшка, восьмилетний Богдан бегает вокруг машины. До поезда на Москву еще час.

- Я не поняла, ты куда в отпуск-то, - спрашивает Наташа.
- В Мь-ик-Мьянму, - заикаясь после очередного глотка самогона, выдыхаю я.
- Я с тобой, - упрямо заявляет Наташа. – Мьянма - это где?
- Это Бирма, - отвечаю я после продолжительной паузы, и не выдерживаю - Наташа, у тебя же двое детей!
- Я знаю, - просто отвечает подруга.



Прошло три месяца. Я составила бирмоплан. В бирмоплане попадались следующие строки: «6.02 ПОПЫТКА КАЛО – СИПО Hsipaw», или «09.02 ОТКУДАТО ВЫЛЕТ В НГАПАЛИ».
Еще мы получили визы и купили путеводитель.

…В час, когда садилось солнце и над рисом стлалась мгла,
Для меня бренчало банджо и звучало: «Кулло-ла!»
А бывало, что в обнимку шли мы с ней, щека к щеке,
Поглядеть на то, как хати лес сгружают на реке,
Как слоны бредут к реке
В липкой тине и песке,
Тишь такая - слово стынет у тебя на языке
На дороге в Мандалай...

А еще в Бирме было тепло и дешево. А еще я хотела посмотреть на бедных людей, богатых духом и вспомнить, как быть счастливой. Потому что мы все забыли как это – улыбаться без причины и открывать сердца навстречу.

Глава первая. 24 января, Бангкок. Плавучий рынок. Королевский Дворец.

Стоим в очереди на погранконтроль, вот прошла Оксана, вот отштамповали паспорт мне, подает паспорт Наташка.
И вдруг – Женя, что он от меня хочет, - жалобно вскрикивает блондинка. Возвращаюсь.

- Украина, Украина, - голосит таец, - визу, визу надо ставить, визу по прибытию, - и машет куда-то назад и вдаль.
- Пойдем со мной, - вцепилась в меня Наташка. Я оборачиваюсь к пограничнику тайцу – он с жалостью смотрит на блондинку, сочувственно – на меня.

-Отдай мне паспорт и иди с ней, - разрешает таец. Я оставляю паспорт на стойке, оглядываюсь назад в попытке идентифицировать тайца и в ужасе кричу – Наташка, запоминай, у кого я паспорт оставила, они здесь все одинаковые!!!!
Мы воссоединились через час.

- А я ваши рюкзаки сразу нашла, - объясняла Оксана, - я открыла на всякий случай – ну, сверху бутылка – это, Жека, конечно твой… А там, где сверху две косметички – то Наташкин.

Еще перед поездкой я распределила обязанности. Оксана будет отвечать за Бангкок, я – за Бирму. А Наташка – типа благодарный зритель.

- Ну чё, доставай путеводитель, - пристала я к Оксанке в отеле за завтраком. Завтрак в день заселения нам был конечно не положен, но когда я огласила крошкам планы на завтра – подъём в 5 утра, в 5-30 выезд из отеля, завтрака не будет – Наташа расстроилась.
- Как так не успеем, - спросила блондинка, - тогда давай позавтракаем сейчас.

- Ну, вообще то так не делается, - снисходительным тоном опытного турагента начала я, но, не выдержав настойчивого взгляда блондинки и пятого «а почему», обратилась на ресепшн – а можно нам сменять завтрашний завтрак на сегодняшний. Девочка удивилась, пожала плечами и мяукнула – да чё, мадам.. идите…

- Давай, доставай путеводитель, - зудела я. Выпить в номере мне не дали, пришлось переключиться на культурную программу.
- Понимаешь, мы вчера делали с сыном уроки, - издалека начала Оксана.
- Ну?
- И вот, время двенадцать ночи, я ему говорю – переписывай, а он – не буду.
- Ну?
- Я ему говорю – пока не перепишешь, спать не ляжешь.
- Ну?
- Чё ну, забыла я его, путеводитель, видишь – не до того было. Но я всё помню – здесь есть королевский дворец и плавучий рынок
.
И Каосан Роад, эхом откликнулась я… Молодой Ди Каприо, склонившись, интимно шепнул мне на ухо: Впервые я услышал о пляже на улице Кхаосан -одной из улиц Бангкока. Улица Кхаосан - страна пеших туристов. Почти все здания на ней превращены в гостиницы, повсюду стоят оборудованные кондиционерами телефонные будки, из которых можно позвонить в любой уголок земного шара. …. Улица служит своего рода кессонной камерой для тех, кто только что приехал в Таиланд или собирается покинуть эту страну, лежащую как раз на полпути между Востоком и Западом.

- Pardon? – я сделала вид что не расслышала, хотелось, чтобы Лео нагнулся еще ниже, отвел с моей щеки непослушный завиток, рассказал про таинственный пляж…

- Алё, ты нас вообще слышишь!? - кричали девчонки. Я вздрогнула и проснулась, в руке вилка, папайя за щекой…

Сначала мы поехали смотреть плавучий рынок. Концепция такова – в Бангкоке есть каналы. Вдоль каналов живут люди. Бедно. По выходным здесь разыгрывается рынок на воде – овощи, фрукты, сувениры продаются прямо с лодок, туристов больше чем торговцев, шум, гам, вспышки фотоаппаратов…. Наверно. Мы все это великолепие не застали – разразился ливень, южный, отчаянный, как в последний раз, мы вначале промокли до нитки, потом отстоялись под мостом, а потом наш гондольер обернулся, посмотрел сочувственно и объявил гейм овер – торговки разбежались.

- Ну я их собственно понимаю, торговок, - бурчала я, отжимая штаны.
- Женя, а почему ты сказала не брать дождевик и что здесь не бывает дождей, - послышался серебряный голосок блондинки.
- Зима здесь потому что, - огрызнулась я. Сухой сезон.







Потом был Королевский Дворец. Меня попытались не пустить по причине оголенных плеч, но Оксана сжалилась и дала толстовку. Я изящно накинула ее на плечи, но эти ужасные люди на входе настаивали, чтобы я была внутри вся.
Итак, дождь счастливо закончился, жара, кобальтовое небо, золотые купола, и только многочисленные Будды сочувствуют мне, тихо потеющей в толстовке, как бы говоря что жизнь есть страдание.













Еще в Бангкоке все ходят в Байок Скай – один из самых высоких отелей мира, небоскреб, смотровая площадка на восемьдесят кажется шестом этаже, но на такой высоте плюс минус этаж уже неважно. В лифте закладывает уши. Вид как с самолета, когда он минут пять как набирает высоту.



А потом Оксанкин муж прислал смску… типа любимая, в плане пожрать неплохо сходить в какой-то там торговый центр на четвертый этаж, изумительные там понимаешь креветки и прочая кухня народов мира. И мы пошли. Стрелки часов совершили очередной круг, день, начавшись морозным московским утром тысячи километров назад, всё не кончался, обволакивал влажной ночью, взрывался гудками клаксонов, дразнил терпким запахом лайма.

…Я ела Том Ям. С большой буквы я пишу осознанно. Он был с легкой кислинкой лемонграсса, сладко кокосовый, имбирно острый, жарко румянившийся оранжевой накипью чили. Интимно и влажно розовели креветки. Прозрачная лапша обнимала ложку на правах старого друга. Мы были вдвоём – я и Том Ям. Только мы. И Ди Каприо.

«Все это так странно,….. Я прилетел в Таиланд лишь вчера вечером, хотел по возможности расслабиться в Бангкоке, и вместо этого на тебе...», шепнул он мне доверчиво, погладил по плечу, провел пальцем по запястью, по прихотливому узору моего непальского браслета…

- Алё, не спать! - Оксанка смахнула муху с моей руки. Я вздрогнула, у выхода мелькнул профиль молодого Лео…

Глава вторая. 25.01 Янгон. Бирманское обовсём. Многострадальный завтрак. Даун Таун. Шведагон.

Янгон. Стоим в очереди на паспортный контроль.

– А почему тут не ловят телефоны, - спрашивает блондинка.
-Э….мммм…..техническое обоснование отсутствия роуминга было мне не под силу, и я коротко брякнула, – ну, военная хунта у власти.
- А что такое военная хунта, - спросила Наташа.
- Приплыли, - жалостно посмотрена на блондинку Оксана. - Ну не переживай, за 22 дня войны может и не случится, хотя…
- А почему ты улетаешь через девять дней, - спросила Наташа.
Оксана многозначительно вздохнула.

Это Янгон, это предпоследняя столица, это тот который Рангун, это про него Киплинг -«Слышишь, шлепают колеса из Рангуна в Мандалай!»

Едем в такси, я осматриваюсь по сторонам – здесь жарко и сухо, в отличие от тайской влажности, много зелени, обшарпанные высотки, наивные вывески на иностранных языках. Это были наши советские восьмидесятые, пыльное зеленое лето, девять утра, все спешат.

Азия – это байк и шлепанцы, приходит в голову мысль. Шлепки как символ расслабленности и бренности сущего, а байк олицетворяет связь поколений - (когда на мотобайке впереди карапуз лет трех, потом отец, мать, на руках у матери младенец, а сзади – еще один карапуз, господи, как же они едут, он может упасть, о божежмой), байк символизирует сиюминутность мгновения, это вспышка настоящего на пути в будущее….

Такси тормозит возле большого полукруглого здания, Summit Park View Hotel, читаю я вывеску. Приехали.

В холле нас ждет бледный юноша с взором горящим, щеки в танаке, он будет выписывать нам ваучеры и авиабилеты, а мы давать ему деньги. Про танаку я здесь ввернула, чтобы подчеркнуть нежный возраст вьюноша, а так же чтобы сразу обо всем рассказать.
Бирманское обовсём – это танака и лонжи. И бетель. И пагоды, но это слово знает каждый, поэтому начнем с танаки.

Танака – паста из коры одноименного дерева, лечебное, ароматическое и косметическое средство. Она спасает кожу от жары и приятно холодит щеки. Сама паста при высыхании получается желтоватого цвета, и продвинутые модницы рисуют пальцем на щеках разные узоры.









Вообще танака это больше чем крем и больше чем косметика – это средство общения и выражения любви. Вот мать наносит сыну перед школой танаку, ласково проводит пальцем по щеке, рисуя известный ей узор, полный нежности, зашиты и любви…. Вот парень целует девушку и аромат танаки на ее щеках напоминает ему школьные годы и дом и маму…

А ходят они в юбках. Ну с женщинами все понятно, а у мужчин особые юбки, называемые лонжи- такая просторная труба из ткани, завязываемая спереди на узел. Развязал узел, подтянул, завязал, пошёл дальше. Играет в футбол – завернул –заправил за пояс наподобие памперса, наигрался – развязал.



С пагодами всё понятно, а бетель…О боже. Берем листик бетеля, смазываем гашеной известью, посыпаем не то корицей, не то анисом – для оттенка вкуса, кладем толченый орех пальмы катеху, заворачиваем листик в аккуратный такой пакованчик, и за щеку.





Жуём, жуём, рот наполняется вязкой слюной, нет, рано еще плевать, жуём, наслаждаемся, ну и что что тошнит, мы ж не слабаки какие-то, мы опытные путешественницы, Оксана, куда ты бежишь, открой дверь в туалет, я тоже хочу все нафик выплюнуть, Оксана, пусти меня, хорошо, выплюну на улице, блин, такое кровавое пятно получилось будто поросенка зарезали, чё ты ржешь, о боже, ты свои зубы видела, они все красные, как будто я того поросенка зарезала, а ты выпила его кровь…не закусывая…

Итак – они жуют бетель, они улыбаются красными губами и зубами, через десять лет жевания бетеля их зубы похожи на лесные пеньки после пожара, а они все равно жуют, улыбаются, плюются красным и снова жуют. Они жуют его больше тысячи лет, и будут жевать, пока мы курим и пьём.

А мы вернемся в холл отеля. Молодой человек выписывает ваучеры и заполняет бланки авиабилетов, я пересчитываю деньги, Оксанка спит, привалившись к дивану, а Наташка уже пятый раз спрашивает: а в этом отеле есть бассейн?
- Бассейн по-английски свиминг пул, - не выдерживаю я.
-Женя, а здесь есть свиминг пул, - раздается тонкий голосок.
- Однако эта женщина добьётся своего, - замечает Оксана, не открывая глаз. - Блондинка – это диагноз. И не думай, что она забудет, - советует мне коллега.- Сложно потерять мысль, когда она у тебя единственная.

- Послушайте, милейший, - обратилась я к юноше, подталкиваемая Наташкой. - А где здесь можно позавтракать неподалеку?
- Как же, как же, Ориентал Хаус за углом, - радостно отозвался молодой человек. И мы пошли.

По размерам Ориентал Хаус напоминал до боли знакомую столовку Зеленый Огонек, не хватало только уныло свисающих липких лент с дохлыми мухами.
- О, здесь едят местные люди – это хороший знак, - бодрым тоном бывалого путешественника заявила я и уселась за столик.



Меню было в картинках. Под картинками, изображающими желтые шарики, или зелененькие колбаски и прочую странную еду – были названия. Шань Мэй. Юнь Сунь. Жуй Глотай. Оторви да Брось. Цен не было.

- Ааааа, - я зажмурилась и ткнула пальцем в картинку. Мне этот…Сунь Вынь….два раза, - зачем-то добавила я. Девочки тоже сделали заказ. Мальчик в красной футболке часто-часто закивал и убежал. Потом прибежал с зелененькими плетеными плошечками, в которых лежали зеленые какашечки Сунь Вынь в кисло сладком соусе, кубики тофу с омлетом, спринг роллы с креветками и большие белые сладкие пельмени непонятно с чем.



Оксана попробовала тофу, тоскливо сморщилась, и осторожно спросила:
– Послушайте, а хлеба у вас нет?
- Дура какая то, - подумал мальчик в красной футболке и на всякий случай принес меню.
- О, - обрадовалась Оксана. - Я буду этот, как его – овощной салат. Огурчики, помидорчики – простая человеческая еда, - приплясывала коллега, смахивая со стола Сунь Вынь.
- Ну тогда и мы по салату, - откликнулась я. - И еще… еще вот. Суп. Том Ям. Я мечтательно зажмурилась.

Вначале он принёс салат. Оксана счастливо ткнула палочки в еду, ухватила какой-то зеленый овощ и осторожно, не уронить, понесла ко рту. Потом лицо ее перекосилось, щеки покраснели, из глаз потекли слёзы. - Воды, воды, - хрипела она. Мальчик в красной футболке подлил нам чаю, злорадно хихикая.




Если я скажу, что это было остро, то я ничего не скажу. Это было прямо таки пламенеющее, споткнувшийся тигр, взлетающий дракон. Огурчики и помидорчики в такой геенне огненной не выживают. Только зеленые стебли, острые как шпиль Эйфелевой башни, острые как каблук стервозной брюнетки, острые, как…

И тут принесли суп. Вначале мальчик принес три тарелки.
- Я же просила один, я ж ему даже пальцем показала, - оправдывалась я… Оксана рыдала над салатом, Наташа отстранено жевала, закатив глаза.

Потом он внес суп. Нет, он внес средних размеров тазик – мы в таком дома варенье варили – и поставил в центр стола.
- Том Ям, - насмешливо сказал мальчик и гнусно хихикнул.
- Я блин здесь утоплюсь, в этом тазу, - взвыла я.

Мальчик разлил суп по тарелкам. Наташа зачерпнула ложку, поднесла ко рту. Потом лицо ее перекосилось, из глаз потекли слёзы, ну и всё такое.
- Девочки, - рыдала Наташа. - Если вам попадется что-то такое беленькое – не ешьте его! Бросайте в угол и выбегайте!

Я осторожно, словно пробиралась в Ираке по минному полю, тыкала ложкой в суп, потом, подумав о вечном, глотала. Порошок перца чили плавал на поверхности сантиметровым слоем. Слезы капали прямо в суп.

Мне кажется, что десерт нам принесли по просьбе других посетителей, уже достаточно развлекшихся, и наши страданья начали действовать им на нервы. И в этот момент я полюбила папайю вечной любовью. Она скользнула в горло, туша пожар, примирила меня с действительностью, вдохнула силы жить дальше или хотя бы расплатиться и выйти из этого места.

…Очень хотелось пить.
- Послушайте, где здесь бассейн, - спросила я на ресепшн. Наташа довольно ухмыльнулась.



Итак, Янгон. Я открыла путеводитель на нужной странице.
- Куда мы отправимся на сей раз, мой ученый друг, - саркастически вопросила Оксана. Завтрак у нас уже был… Наташа судорожно закашлялась.
- Мы пойдём в этот… в Даун Таун – я ткнула пальцем в замысловатую схему на странице. Пешеходный тур.
- Куда - куда пойдём, - испугалась Наташа.- В город даунов?
- Котик, возьми косметичку, - отвлекла блондинку Оксана.

Путеводитель обещал колониальные здания, букинистов, пагоды и бурные рынки, шум и гам китайских и мусульманских кварталов, и прочую экзотику.
- Адвенчер, адвенчер, - напевала я в такси и притоптывала.
- Суле Пайя, приехали, - объявил таксист и сплюнул красным. Наташа вздрогнула.

Суле Пайя, или Пагода Суле – одна из самых почитаемых пагод в Янгоне. К ней сходятся все дороги, ей более 2х тысяч лет, к ней приходит янгонец поднести подношения своему Будде до работы, и помедитировать – после. Суле Пагода– это сердце города, горячее, суматошное, обманывающееся, всепрощающее, полное любви. А Пагода Шведагон – это душа Бирмы, возвышенная и божественная, но мы пока не о ней.

Суле Пайя


Мы пытались следовать пешеходному маршруту из путеводителя, но довольно быстро заблудились.
Вот они, букинисты…. Слёзы. Комиксы и ксероксы.



Фасады Янгона









Услуги связи




Незаметно, свернув там, повернув здесь, мы оказались на рынке. Там продавали всё. Ткани, одежду, рыбу, мясо, зелень, бананы, рыбу, на земле, мандарины, опять одежду. Здесь была жизнь, настоящая, с запахами, красками и звуками, с запахами подтухшей рыбы, сельдерея и кинзы, мяса и гниющих мандарин…. Желтые бананы, сизое мясо, солнечные мандарины, что-то круглое и фиолетовое, длинный зеленый корень, опять рыба прямо на земле, охапки цветов, горы риса, жгучие зерна чили…Янгон жил, торговался, кричал, ругался, взвешивал, выбирал, продавал…









Я обернулась на подруг.



Они растеряно озирались в толпе. На их лицах было написано странное. Наташа стояла с видом вдовствующей императрицы в общественном туалете ленинградского вокзала. Оксана брезгливо морщилась.

- Женя, мы больше не можем! Мы должны выпить. Немедленно!!!

…
Смеркалось. Мы сидели на грязных ступенях магазина. Наташа долго разглядывала ступени, а потом махнула рукой и села с размаху.
- Открывай, - скомандовала она.
Я безмятежно улыбалась. - Чудесная страна, - напевала я. - С ума сойти, пепси дороже рома. Остаюсь. Маленькая бутылка рома стоила 50 центов, банка пепси – 70.
- Прекрасная страна, -промурлыкала я и пошла за второй бутылкой.
- Пепси не бери,- донеслось вслед.



Я постараюсь не надоедать пагодами. Применительно к Бирме это почти невыполнимо, но я постараюсь – так, буду молча показывать картинки, не вдаваясь в исторические или архитектурные подробности. Обещаю.

Свою первую бирманскую пагоду вы тоже будете сосредоточенно обходить по часовой стрелке, пытаясь изобразить отрешенный взгляд, нисхождение благодати и приобщение к культурной сокровищнице. Я знаю, я проверяла.

- Ом Мани Падме Хум, - фальшиво затянула я, внутренним голосом напевы из музыкальных прилавков Катманду – я два раза была в Непале и чувствовала себя бывалой буддисткой.

- Ом Мани Падме…интересно, а вот я иду тут босиком, а вдруг здесь грибок и зараза….Ом Мани Падме….ой, правильно ли я иду, по часовой или против….Ом Мани…..интересно, смогу ли я отмыть пятки….а прыгают ли вши на большие расстояния…как же у меня затекли ноги сидеть по-турецки….интересно, они правда медитируют, или притворяются….по какой из этих четырех лестниц я сюда поднялась….где мои сандалии….

Вскоре я перестала прикидываться просветленной и открыла для себя простые правила: на вершине всегда будет пагода. Вон то белое вдали – пагода. Вон то с золотым куполом вдали – пагода. Пагоды похожи одна на другую. Мои грязные сандалии никто не украдет. Протирать ноги влажными салфетками шатко, напрасно и неудобно – лучше просто вечером помыть. Ноги помыть, сандалии не надо – бесполезно.



Обещаю, я расскажу про Шведагон, и больше слова не будет про пагоды.

Шведагон – это душа Бирмы. Возвышенная, просветленная, торжественная, терпеливая. Мы пришли сюда после заката, мраморные плиты пола медленно делились теплом. Все подсвечивалось, было светло как днем. Мы долго сидели в молчании, пораженные торжеством и величием, разлитым в воздухе.



Сюда приходят семьями, компаниями, влюбленными парами. Здесь проводят время, молятся, медитируют, совершают подношения. Здесь общаются, теряются и находятся. Восхищаются тысячью ста бриллиантами купола и сиянием чистого золота.








Вроде только мы были внизу, в поту, чаду и запахах, в сутолоке и круговороте, и казалось что это навсегда, азиатский муравейник, купи-продай-поберегись – и вот мы окружены торжественным молчанием, спокойствием, тропическая ночь мягко обволакивает плечи…. Это Азия, один шаг от беспросветности и суетности к величию и просветлению.
Так, рассуждая, я оглянулась и недосчиталась Наташи.
- Она сказала, что догонит, - успокоила Оксана.
В медитативной отрешенности прошел еще час.

- Что ж, нам пора найтись, - подумала я, и мы сделали круг. Круг был примерно с километр. Блондинки не было. А может и была, но как же найти среди пестрого потока буддистов, бирманцев, туристов… среди лежащих Будд, стоящих, сидящих, драконов и змей.
- Пусть она идет навстречу, - приказала Оксана, и мы обошли ступу еще раз. Ноги болели. А если Наташа идет как раз за нами, и мы так и будем ходить кругами с одинаковой скоростью до утра, и никогда не встретимся, закралась ужасная мысль.
- А знаешь, истинные буддисты обходят святые места на четвереньках, - вспомнилось мне, я попыталась опуститься на пол и ползти.
- Встань с колен, военная хунта смотрит на тебя, - пнула меня в бок Оксана. Мы сделали еще круг.

Наташа бросилась навстречу внезапно, как собака под машину.
- Девочки, как хорошо что я нашлась, - смеялась она, в глазах стояли слёзы. - Я вниз уже спускалась, там только наши сандалии и всё, я подумала как хорошо, вы меня не бросили….
Внизу действительно остались только наши сандалии и всё.

[Genia]

Глава третья. 26 – 27.01. Баган. Правила заката. Весело Педисты.

Вначале мне казалось, что они специально. Они, эти бирманские турагенты, нарочно забронировали нам самые ранние рейсы и заключают пари, проспим мы или нет.

Я пила ром и читала билеты.
Янгон – Баган. Вылет в 7-30, регистрация – в 6.
Баган – Мандалай, вылет в 8, регистрация в 6-30
Мандалай – озеро Инле, вылет в 8-30, регистрация в 7.

- Не, это заговор, - всхлипнула я и завела будильник на 4-30. Мы были ответственными путешественницами и всё ещё приезжали к началу регистрации, а не к концу.

Я проснулась внезапно. По номеру кто-то ходил и шуршал. Я потянулась за часами. Два-двадцать.
- Кто здесь?- хрипло спросила я.
- Я…Я собираю вещи…- Наташа оглянулась, ослепив меня лучом налобного фонарика.
- Ты охренела, - прошипела я. - ты на часы смотрела?
- У меня нет часов, - кротко ответила Ната.
- Господи, до чего блондинку довели, - жалостно подумала я. – Деточка, отставь рюкзак, да, да, разожми руки, положи на место косметичку, нам еще спать два часа, правда-правда, выключай фонарик…

Мы сидели в самолете и чистили мандарины – Оксана все еще делала вид, что боится летать, и этот ритуал ее успокаивает. Мандарины были сладкие.
-Бирма – страна закатов, - провозгласила я, подняв голову от путеводителя. Их здесь надо встречать. Холмы и пагоды особенно располагают к созерцанию.
- А рассветы, - спросила Ната. - Где мы будем встречать рассветы?
- Для рассветов у нас одно место – аэропорт, - мрачно сказала Оксана.

……..
1. Тело Аршака не умыто и борода его одичала.
2. Ногти царя сломаны и по лицу его ползают мокрицы.
3. Уши его поглупели от тишины, а когда-то они слушали греческую музыку.
4. Язык опаршивел от пищи тюремщиков, а было время – он прижимал виноградины к нёбу и был ловок, как кончик языка флейтиста.
5. …Царь Шапух – так думает Аршак – взял верх надо мной и – хуже того – он взял мой воздух себе.


Так жаловался парфянский царь Аршак, плененный царём Шапухом. Так мог жаловаться и правитель царства Мон Мануха, плененный в Багане бирманским королём Аноратхой. А ведь именно он, Мануха, обратил своего соседа Аноратху в буддизм Тхеравади. Правда, он отказался отдать вдруг уверовавшему Аноратхе буддистские реликвии и священные тексты, и теперь томился в плену. Аноратха пошел войной на Мануху, пленил его самого, его подданных и монахов и забрал святые реликвии. В прославлении учения Тхеравады Аноратха строил пагоды. Пагоды строили дети и внуки царя Аноратхи. Они забыли как строить дома и крепостные стены, и в 13 веке монголы с легкостью завоевали Баган.

Пагод здесь четыре тысячи. Или три с половиной. Пытаться осознать масштаб этой медитации в камне – все равно что постигнуть бесконечность.





В первый день мы решили постигать бесконечность Багана на лошади, второй день – на велосипеде.



Наша повозка вздымала желтую пыль. Куда не глянь – пагоды, пагоды, пагоды, хаотично понатыканные в этой огромной песочнице, словно играл в куличики маленький Будда. Бросив повозку, мы резвились. Мы влезали на пагоды, садились на краешек и болтали ногами. Мы, перегнувшись, заглядывали за горизонт. Там, на огромной черепахе стояли четыре слона. Мы пересчитывали пагоды и сбивались со счета. В пагодах сидели Будды и снисходительно улыбались.











Потом пришло время и пришло солнце. Кажется, вот только что оно было прямо над головой, а потом словно веревочка оборвалась и оно безудержно покатилось за горизонт. Огромный желтый диск плавился в собственном жару, истаял, и нырнул за частокол пагод оброненной монетой. Небо окрасилось лавандой, воздух стал остывать, в нем глухо тонули звуки.







- Девочки, ну давайте поедим, - канючила я….
- После заката нельзя, - строго сказала Наташа. - Ты сегодня и так два банана съела.
Оксана загадочно улыбалась – пока я утром спала в номере, она сбежала и ела спагетти в ресторане отеля.

- Еда – это такой же способ постижения чужой культуры, как и осмотр достопримечательностей, - зашла я с другой стороны. - Без местной кухни познание страны будет неполным, - распиналась я под звон цикад.
- Хорошо, - смилостивилась блондинка.- Смотри у меня, чтоб это было в последний раз!

Это был мьяманский шведский стол. Если это был мой последний мьяманский шведский стол – я не расстроюсь. Стоило это полтора доллара на человека – рис, пять видов карри и сопутствующие блюда.







- Осторожно, осторожно, вон то красненькое – это очень остро. А вон то желтенькое и кругленькое– это ничего, можно есть. А это склизенькое и черненькое – о, о, это даже вкусно, - делились мы советами. Мьяманская кухня – это ничего, очень даже ничего, - бодрилась я.
- Ага, ничего особенного, - тоскливо сказала Оксана. То кисленько, то остренько….И без хлеба…

…
- Сегодня великий день, - проснувшись, подумала я. День катания на велосипедах. Допуская большую вероятность, что день, посвященный велоспорту, может стать для меня последним, я взяла фотоаппарат и печально побрела к берегам реки Иравади.



За завтраком девочки радовались простой человеческой еде. Оладьи, - нежно шептала Оксана и прижимала к груди тарелку. Булочки, - вторила ей Наташа. Я делала сэндвичи в дорогу и тосковала.



Мое отношение к велоспорту было однозначным – я к нему никак не относилась. То есть я умела сидеть, крутить педали и ехать по прямой. Обычно этим действиям предшествовало небольшое моральное потрясение. Вот например Израиль, я там учусь, мне шестнадцать. На выходные нас, воспитанников интерната, разбирают приёмные семьи – чтоб легче проходило погружение в страну.

Длинные выходные, дней десять, Пэсах. Я живу в семье в Герцлии, моя любимая подружка Юлька – в Раанане. Между нами километров семь. Шаббат. Суббота. Общественный транспорт не ходит.
- Приезжай, - звонит Юлька.- Бери велик и приезжай.
- Нет, - рыдаю в трубку. - Я боюсь. Там вдоль шоссе надо ехать, там же машиныыыы……
- Дружить с тобой не буду, - говорит Юлька. Шестнадцать лет как двенадцать – дружба значит так много…

На подгибающихся ногах я иду в гараж, вывожу велосипед. Я сажусь на него, и вот с нашей тихой улочки выезжаю на трассу. Конечно, это не МКАД и не Шоссе Энтузиастов – это просто дорога, по которой аккуратно едут машины. Я судорожно вцепилась в руль, я плачу, но ни за что не отниму руки от руля и не вытру сопли. Ведь машины едут совсем рядом, один неловкий поворот руля – и я под колесами этой белой Мазды. Я шмыгаю носом, всхлипываю и продолжаю крутить педали. Господи, как же мне страшно…..

В Амстердаме я решила этой ошибки не повторять. Прошло десять лет, я взрослая зрелая женщина. Имею право.
- Знаешь, Сая, не буду я брать велосипед, - заявила я утром, спустив ноги с кровати. Не хочу.
- Ты ж обещала, - прошептала подруга, губы задрожали от обиды. Это же нечестно, ты ж обещала…
- Слово моё, хочу – даю, хочу – обратно беру, - оправдывалась я.
- Дружить с тобой не буду, - заявляет Сая и умолкает. Что ж, двадцать шесть лет как двенадцать – дружба значит так много…..

После второго пива в полном молчании – Сайка со мной не разговаривает – я решаюсь.
- Пошли в прокат, - робко говорю я. - Только умоляю, вдоль каналов, чтобы без людей и без машин!!!!!
Теперь я уже не плачу – я вцепилась в руль и тоненько подвываю, уговаривая себя, что когда всё закончится, я буду пить коньяк, и ради этой великой цели я переживу этот час. Час проката велосипеда.

Теперь вот Бирма. Я стала еще взрослее, и понимаю что это так круто – на велосипеде между пагод. Как вчерашние иностранцы. Они лихо притормаживали на своих велосипедах, скидывали шлепки и входили в храмы. Я тоже хочу быть как они, бесстрашной, свободной и независимой! Я устала бояться. Будды смотрят на меня.

Мы вышли из отеля и направились в кусты. В кустах стояли велосипеды, а под деревом стоял редкозубый бирманец и сплевывал красным.
- Девочки, а может как вчера – лошадку, - робко спросила Наташа.
- Нет в тебе духа приключений, - укоризненно сказала Оксана. – Это же адвенчер!
Наташа обреченно вздохнула.

– А ты ездить то умеешь, - Оксана внимательно посмотрела на блондинку.
- Наверно, - пожала плечами Наташа.
- Как не умеешь, - выдохнула я. Ты же первый раз села за руль и Запорожец из Киева в Харьков пригнала!!
- Так то Запорожец, - печально сказала Наташа.

- Мадам, мадам, сюда, вот это вери гуд, очень хороший, - суетился бирманец. Наташа села, опасно вильнула, оттолкнулась ногой, опять завиляла…. Хозяин проката осознал ситуацию и побежал рядом, придерживая блондинку.
- Она даже педали не крутит, - удивлялась Оксана.
- А зачем – ее мужик толкает, - хмыкнула я.

И вот мы выдвинулись – уверенно крутит педали Оксана, следом виляю я, Наташа замыкает. Вокруг Наташи вьются пара-тройка местных мальчишек на велосипеде, пытаясь страховать ее на опасных виражах.
- Женя, скажи им пошли вон, - командует блондинка.

Весело педисты ехали гуськом,
впереди заглавный веселопедист,
а за ним другие маленькие два
весело педали свой волосипед.





Все шло прекрасно. Мы ехали вдоль дороги, связывающей Старый Баган и Новый Баган, время от времени останавливаясь подождать Наташу. Наташа, как оказалось, тоже боялась машин, но решила проблему кардинально – заслышав сзади автомобиль, она сходила с велосипеда и прижималась к обочине. То же происходило, если машина ехала навстречу.

- На проселок надо уходить, на проселок, - шептала Оксана.



Уходить на проселок мы решили от пагоды Швезигон. По преданию, в ней хранится зуб Будды Гаутамы, а саму пагоду построил царь Аноратха, но всё, умолкаю, я обещала не надоедать пагодами.





- Иди сюда, дочка, - позвала Оксанку бирманская бабушка в пагоде Швезингон. – Смотри – и бабушка ткнула морщинистым пальцем в лужицу воды на мраморной плите..



-Ээ, я отсюда пить не буду, - отнекивалась Оксана.
- Смотри же, глупая, - объясняла бабушка на чистом бирманском языке. - Видишь как весь храм, огромный золотой храм отражается в этой капле воды?
- Охренеть, - отвечала Оксана. - Ом Мани Падме Хум.



Выйдя из пагоды, мы с Наташкой решили выпить тростникового соку. Оксана внимательно посмотрела на процесс приготовления и отказалась.
- Вы б, девчонки, лед не брали бы, - посоветовала она.
- Почему, - спросила я, жадно допивая второй стакан.
- Азия, - улыбнулась Оксана.
- Иммодиум, - отвечала я.- Это праздник, который всегда с тобой. Наташа внимательно слушала.




Так как мы устали поджидать Наташу, пропускавшую все машины во всех направлениях, исключительно спешившись с велосипеда, а полуденное солнце яростно припекало – мы свернули на первую попавшуюся проселочную дорогу.

- Эгегей, качу навстречу пагодам, - радостно закричала я и, проехав метров пятнадцать, увязла в песке.
- Адвенчер, - ехидно сказала Оксана и слезла с велосипеда. Она ухватилась за руль и тяжело поволокла железного коня по песку.
- Весело педисты ехали гуськом, - уныло добавила я и повезла велосипед вслед за Оксаной, спотыкаясь о педали и глухо матерясь.



Нас окружали поля и пагоды. Колеса велосипеда увязали в песке. - Твою мать, - взвизгивала я, пятый раз попадая педалью по щиколотке.

- Послушайте, девушки. Я как-то иначе представляла себе сегодняшнюю прогулку. Как будто я кручу педали, выгоревшие волосы развиваются на ветру, воздух пахнет жаркой пылью и чабрецом. Вокруг пагоды. И вот я притормаживаю у пагоды, и тут он, стройный черноволосый итальянец на велосипеде, а не этот местный мальчик с пальцем в носу, который вот уже час бежит за нами. А когда у него палец не в носу, он тычет им в нас. Вокруг бирманские выползни и поползни. И беспощадное солнце. Дайте рому, - я всхлипнула и села на обочину. На обочине были колючки.



Оксана прищурилась и посмотрела вдаль, потом с видом Колумба, узревшего Америку, простерла руку: Земля, тьфу, грунтовая дорога! Крошки, за мной!



С этого момента освоение Багана пошло веселей – дорога под ногами становилась все плотнее, вот по ней уже можно ехать, вот по ней уже можно ехать долго, вот и вожделенная грунтовка, а вот я наконец-то лихо подруливаю к пагоде, на щеках застыли желтые разводы танаки, футболка в пыли, бандана криво съехала на лоб, воздух пахнет вечностью и чабрецом. А вот от меня в испуге шарахнулся стройный черноволосый итальянец.







- Девочки, девочки, не забываем, через пол часа закат, - суетилась я. - Нам нужно выбрать подходящую пагоду.

Самостоятельный выбор пагоды для заката – занятие весьма ответственное. Мы не привыкли к закатам. Заход солнца на море не требует от участника стольких усилий – расположился под пальмой и знай смотри, как солнце медленно катится за горизонт.

Главное не увлечься и не повторить мою ошибку. Опять же Израиль, мне шестнадцать, Средиземное море. Зима, закат.
- Красота-то какая, - выдыхаю я, когда солнце нырнуло в море, и море, поцелованное солнцем, жарко полыхает.
- Слышь, Юльк, - оборачиваюсь я к верной подруге.- А рассвет-то небось еще круче. А давай завтра здесь рассвет встречать!
Юлька радостно кивает. Всю ночь я представляю, как солнце встает из моря, как преображается мир. Будильник прозвенел в пять. Мы вышли из коттеджа, принадлежавшего моей приемной семье, поежились от холода. Вокруг лежала густая тьма.
-Не, рановато будет, - заявила я. - Давай через час.

Мы вышли в шесть и сосредоточенно вскарабкались на пригорок навстречу средиземноморью. На встрече было подозрительно темно. Я обернулась – небо позади не менее подозрительно светлело.

- Послушай, - неуверенно обратилась я к подруге. - А разве солнце заходит и встает в одном и том же месте?

Так вот, возвращаясь к закатам. Наверное их даже можно классифицировать – закат на море, в горах, в городе. Ну и в нашем случае, закат в пагодах.

Итак, правило номер один - у заката должен быть передний план. Солнце не просто должно закатиться в кусты, а помедлить, задержаться на вершине противолежащей пагоды и лениво скатиться. Или вызолотить ровный ряд прихотливых храмов и скрыться за одним из них, полыхнув напоследок багрянцем, заливая горизонт винным жаром. Закат цвета вина стекает по охристым стенам пагод и впитывается в землю цвета жженого хлеба…

Правило номер два – пагода должна быть высокой, и чтобы на нее можно залезть.

Правило номер три – солнце заходит в шесть. Поэтому в пять, как та Золушка на балу, Вы должны бросить всё и искать правильную закатную пагоду.

У нас была небольшая проблема – мы не знали, где мы находимся. Помощь путеводителя в поиске пагод отпадала, и пришлось искать опытным путём.

- Скорей, скорей, - кричала я и крутила педали.
- Наташа, почему ты на нём не едешь? Что значит ты больше не можешь?

Правило номер четыре – солнце не ждет. Если оно уже решило зайти – оно неумолимо заходит. Мы бросили велосипеды на обочине и, освещаемые закатными лучами, бросились к ближайшей пагоде.



- Мать, мать, мать, - разнеслось эхо. На нее нельзя залезть! Будда внутри смиренно улыбался. В отчаянии мы бросились к каким-то рядом стоящим развалинам, пролезли в узкий тесный ход, ведущий наверх и вышли на осыпающуюся галерею. Солнце неумолимо заходило.
Я попробовала подняться выше, но кирпич под моей рукой разломился надвое. Блондинка и мать двоих детей отодвинула меня в сторону и легкими балетными движениями залезла на самый верх. Я обмирала от страха и тянулась на цыпочках через Оксанкину коленку в поисках заката.





- Нет, ну надо же, при всем разнообразии пагод в Багане мы встречаем закат на этой развалине, - глухо ругалась я.



Что ж, даже если ты нарушил все четыре правила красивого заката в Багане, пятого правила не избежать.
Итак, правило номер пять – через полчаса будет темно. Ночь.

- По коням! Крошки, за мной, - вскричала Оксана и устремилась вперед. Я нацепила налобный фонарик и рванула следом. Где-то сзади обреченно крутила педали блондинка. Мы были in the middle of nowhere, на пол пути в никуда, в окружении пагод и Будд. С каждым выдохом становилось темнее. Мы встречали местных людей, они махали нам руками.

- Ваш отель там, - улыбались они. - тааам, далекооо..
- А как туда дорога?, спрашивала Оксана.
- Да фиговая дорога, - застенчиво улыбались бирманцы.

Стемнело. Мы были втроём и по одиночке одновременно. Ночь пахла пылью и молоком. Вдалеке ярко горел подсвеченный купол пагоды Ананды.

- Курс на Ананду, - крикнула Оксана, я стала набирать скорость и вскоре подруги остались позади. Я неслась мимо пагод, мимо проносились звезды, звенели цикады. Я неслась по краю земли, главное не сбавлять скорость, чтоб не увязнуть в песке, я могла бы объехать всю землю, если б не было так темно, звезды опадают лепестками акации… Звезды и цикады….

Мы подъехали к отелю около восьми вечера.
- Бедный дядька, он небось проклинает всё на свете, что с нами связался, - хихикнула Наташка.
- Ага, распрощался уже со своими велосипедами, - злорадствовала Оксана.

Хозяин проката, широко расставив руки, бежал навстречу.
- Слава богу, слава богу, - приговаривал он на чистом бирманском языке. Чтоб я еще когда-нибудь связался с этими русскими… Видел же, что блондинке велосипед давать нельзя…. Все уже дома чай пьют, а я тут этих коз караулю… Ага, гуд бай, больше велосипед не дам, вон, лошадь с повозкой берите…. Идите отсюда, девочки..

Очень хотелось пить и мы пошли в бассейн. Вода была холодной, а небо – звездным. Еще ром и бананы. Еще ром. Еще ром.

[Genia]

Глава четвертая. 28.01 – 29.01. Мандалай, монастыри, драгоценные камни и окрестности – Амарапура и Сагейн.

- Приезжать к началу регистрации – дурной тон, - заявила Оксана и пошла за добавкой. Наташа меланхолично жевала.
- Вы чё, охренели, - кипятилась я. - Мы же договорились – на завтрак двадцать пять минут, и уезжаем.
- Женя, здесь всё так вкусно, - жалобно сказала блондинка.
- Конечно, если жрать раз в день, - желчно сказала я, не в силах смириться со скудным одноразовым питанием в поездке.

Пропустив все мыслимые сроки, мы нарисовались у ресепшн.
- Такси, - томно сказала я.
- Вы заказывали заранее? - спросила девушка в ярком переднике.
- А чё, надо было?
- У нас нет свободных машин. Сейчас я Вам вызову.
Я судорожно взглянула на часы – до вылета оставалось пятьдесят минут.
- Если мы опоздаем, это будет самый дорогой завтрак, - злобно шипела я.

Минут через двадцать мы вбежали в аэропорт. Регистрация была в полном разгаре.
- И зачем было так нервничать, мой ученый друг, - съехидничала Оксана и плавной походкой направилась к лавке с драгоценными камнями. – Мистер, почём изумруды?

Мы сидели в самолете и чистили мандарины. Вдруг Наташа оглянулась по сторонам и украдкой сунула что-то в рот.
- Наташа, что ты ешь, - ласково спросила я. Внутри всё кипело. Подруга, называется, хомячит что-то втихую, а потом ужинать никому не даёт.
- Я ем иммодиум, - робко сказала блондинка.
- У тебя что-то болит? Живот болит? Понос? - я испугалась не на шутку. Понос это реальное препятствие на пути отважного путешественника. Передвигаться приходится стремительно и на короткие расстояния, а мы в Азии, тут нужно созерцать…
- Я на всякий случай, - продолжала Наташа. - Для профилактики. Что-то мне лёд вчера в тростниковом соке не понравился.
- Дура, - гавкнула я. - Выплюнь таблетку. К тому же лёд Оксане не понравился, а не тебе.
- Ну она же мне об этом сказала. А я впечатлительная.
- И что ты, до поноса впечатлилась? Это твоя какая таблетка?
- Вторая, - прошептала блондинка.

Едем в такси, я сажусь на заднее сиденье и судорожно листаю путеводитель, рядом сидит Оксана. Через какое-то время я оборачиваюсь и вижу, что Оксана нагнулась и сосредоточенно шарит рукой по грязному полу.
- Что ты делаешь, - удивляюсь я.
- Понимаешь, я купила в аэропорту пять драгоценных камешков, - начинает Оксана.
- Ну, помню, еле тебя от прилавка оттащили. И что?
- Да вот я сейчас достала посмотреть, развернула, машину тряхнуло, я ударилась головой и рассыпала камни, - пожаловалась Оксана.
- Господи, с кем я связалась, одна иммодиум жрет без остановки, другая драгоценности в такси раскидывает…. О Боги, Боги мои…..- причитала я.
К слову, камни Оксана нашла.

Мы в Мандалае. Дорога в Мандалай – это словосочетание есть руководство к действию, союз Пути и Таинственного направления... Дорога в неизведанное. Дорога в приключение, дорога на Восток. Мандалай….Слышите колокола? Сделал доброе дело – возьми колотушку, ударь в колокол, пусть небо услышит о тебе…

Меня обманули. Насколько красиво звучит этот город – настолько он непригляден. Мандалай не просто беден – кажется, он вырывает кусок из рук, жадно выхватывает, торопится, пролетает мимо на мотобайках в чаду выхлопных газов…
Я не люблю снимать некрасивое, мол, смотрите все, какой здесь кошмар, но черт возьми, я не вижу ни одного места, достойного фотографии.





А может, просто было мало рома, кажется мне теперь с запоздалым сожаленьем…

Монастырь Шве Ин Бин – здесь в углах застыла теплая тишина, здесь трудолюбивые монахи складывают часы и минуты, чтобы достать в нужный час.. . Шве Ин Бин – это пламенеющая готика Индокитая, это тиковые языки пламени, взмывающие к небу, тишина, которую прорезают лишь мои босые следы, кирпично-красные монашеские одежды, сохнущие на жарком ветру….Прихотливый узор пальмового листа перекликается с деревянной резьбой….












Тишь такая - слово стынет у тебя на языке на дороге в Мандалай. . ... … И только оранжевые одежды цвета карри и шафрана, цвета кармина и терракоты, цвета заката на мандалайском холме полощутся на ветру словно победные флаги…






Мы вышли из монастыря Шве Ин Бин, перешли через дорогу и вошли в монастырь напротив. Это был целый комплекс со множеством послушников и корпусов.



- Привет, я учу английский, а можно я похожу с вами, все покажу и попрактикуюсь, - предложил юный монах и обезоруживающе улыбнулся.



Итак, про монастыри и монахов.

Если хочешь узнать, какова деревня – зайди в монастырь, - раз услышала я. Если монастырь богат и монахи сыты – деревня не знает нужды, а если монастырь в запустении – деревня бедна. Деревня кормит свой монастырь, а монахи хоронят, учат и благословляют. При каждой деревне есть монастырь, хоть иногда и состоящий из одного монаха.

Каждый бирманец несколько раз в жизни попадает в монастырь. Первый раз – в детстве, лет в семь - девять. Мальчиков наряжают принцами в честь принца Гаутамы, девочек – принцессами. Часто несколько семей объединяются, чтобы организовать проводы детей в монастырь.



Первый раз ребенок проводит в монастыре около двух недель – его постригают и обучают основам буддизма. Если семья бедная, и у нее нет денег отправить ребенка в школу, то он получает образование в монастыре.

Вообще начальное и среднее образование в Бирме бесплатное, но нужно покупать ручки, тетради, учебники, и если в семье много детей, то это может стать невыполнимой задачей. В монастыре все это бесплатно, но там дети получают религиозное образование, их не учат английскому. Английский же для современного бирманца – это путевка в жизнь.



Жизнь в монастыре подчинена определенным правилам - подъем в 5 часов утра, завтрак, в 7 часов начинаются уроки. Около 12, когда солнце в зените – обед, и это последняя еда – монахам запрещено принимать пищу после полудня. В 13 часов возобновляются занятия и продолжаются до 16 часов. Потом ежедневная вечерняя служба и свободное время на личные занятия и самостоятельную учебу.



Если послушник хочет посвятить себя религии, он остается, а потом получает распределение в один из монастырей по всей Бирме. Если повезет, то может получить грант по изучению буддизма на Шри Ланке или в Тайланде.

У монаха нет собственности – только предметы гигиены, зонтик и чаша для подаяний.




Босиком, с пяти утра монахи просят пожертвования, и это не милостыня, а возможность совершить благодеяние дающему.




Когда мне всё надоест, я поеду в Бирму в монастырь. Обрею голову и надену розовое. Девочки носят розовое, хотя мой любимый цвет – оранжевый. Я пойду на Мандалайский холм и буду смотреть на закат. Закат в Бирме не надоест никогда.




А потом мы оказались на рынке. Раньше у меня была теория, что в городах на воде улица, первой бросившаяся тебе под ноги, всегда ведет к воде. Мандалай тоже стоит на воде, но … это Азия, сынок. Здесь у улиц два конца – один приводит к рынку, другой – к пагоде.

Вначале был рынок драгоценностей. Нефритовый рынок. Стоило остановиться возле очередного прилавка с нефритовыми черепашками, как к нам, словно мухи на мед, сбегались люди.

- Эй, мадам, смотри что у меня есть, - заговорщицки шептали они, криво подмигивали и доставали из карманов грязную бумажку, сложенную вчетверо.
- Туда не смотри, сюда смотри – рубин. Настоящий бирманский рубин. У нас сегодня акция, а тебе я вообще сделаю особую скидку.. Грязная бумажка разворачивалась, там действительно посверкивали розоватые камни….
- Налетай, рубины бирманских королей, сегодня распродажа, но тебе – у тебя добрые глаза – я отдам по честной цене…

На нефритовом рынке не сидят без дела.











- О, я вижу, мадам интересуется драгоценными камнями, - издалека зашел хитроглазый торговец, и Оксана обреченно кивнула.
- Рубин хочу, - скромно молвила коллега и присела на предложенный стул.



Ювелир с умным видом покопался в столе и высыпал на стол горсть блестящих розоватых камней.
- Рубин, - радостно взвизгнула Оксана и ухватила лупу не с той стороны.
- Грешно смеяться над убогими, - вздохнул про себя торговец. – Шпинель.
- Рубин? - не сдавалась Оксана, ухватив специальным щупом более блестящий камушек.
- Шпинель, - вздыхал честный торговец. - Давай же, У Вин, скажи этой белой обезьяне, что это рубин, и день пройдет не зря, - нашептывал ювелиру голос подсознания.
- Нет, я не буду портить карму, я не хочу в следующей жизни быть торговцем в Мандалае, а хочу жить в богатой европейской стране, - отмахнулся от искушения ювелир.
- Мадам, на рубин у вас денег не хватит, берите шпинель и не выпендривайтесь, - со вздохом сказал он.

После нефритового рынка мы забрели на продуктовый, там блондинка увидела трогательную сцену вычесывания вшей и приобрела знакомое по янгонскому рынку выражение лица вдовствующей императрицы в общественном туалете на ленинградском вокзале.

- Только соломенная шляпка поможет мне забыть об этом ужасе, - рыдала Наташа, ухватив шляпку с полями размером с диск Сатурна.
- Дура, положь взад, нам еще десять перелетов и легкий треккинг, - злобно шипела я и пыталась отвлечь блондинку свежим кокосом, но безуспешно.









Сидя на красивом холме
Я часто вижу сны, и вот что кажется мне:
Что дело не в деньгах, и не в количестве женщин,
И не в старом фольклоре, и не в Новой Волне -
Но мы идем вслепую в странных местах,
И все, что есть у нас - это радость и страх,
Страх, что мы хуже, чем можем,
И радость того, что все в надежных руках;
Сидя на красивом холме….

- Закат будем встречать на мандалайском холме, - заявила я. Возражений не последовало – подруги обреченно разулись и безропотно поднимались ступенька за ступенькой. Вверх. Снова вверх. В Бирме ты всегда будешь подниматься наверх, чтобы потом смотреть вниз.



Лестницы, ведущие к пагодам, здесь всегда прикрыты от жары деревянными крышами – навесами. Когда смотришь сверху вниз кажется, что вдоль холма обернулся огромный дракон.



Когда поднимаешься наверх, ты из влажного лета шагаешь в осень. Подернутые золотом листья, прозрачный воздух, и редкий шорох опадающего листа нарушает тишину. А если вспомнить, что сейчас январь, то стройная картина мира рушится на глазах, ты падаешь на заботливо подставившуюся лавочку и хрипишь: «рому….»




А потом, в тысяче зеркал пагоды на мандалайском холме, твой мир отражается, разлетается на тысячу осколков, ты осторожно скользишь по зеркальному полу, а вокруг закат трепещет фиолетовой изнанкой крыла бабочки, и господи, я навечно останусь на этом холме заново собирать свою жизнь.









Вечером мы по традиции ходили в бассейн. Особенно радостно ходила я – после плавания Наташка разрешала выпить рома и иногда даже съесть пару бананов.

Предварительно смыв с себя соль и пот Мандалая, я рыбкой нырнула в бассейн и размашисто погребла по диагонали. Было темно, но бассейн подсвечивался, выхватывая из темноты то локоть, то пятку. Наташка сидела на лежаке, предаваясь любимому занятию – наблюдению. А наблюдать было за кем – из тренажерного зала вышли несколько бирманских юношей и, небрежно бросив теннисные ракетки, расположились на шезлонгах. Я, заметив стройных юношей, стала плавать еще вдохновенней, кокетливо взмахивая пяткой. Молодые люди пристально воззрились на меня, потом вдруг надели скинутые было футболки и вышли из бассейна. Наташка подбежала к бортику и горячо зашептала:
- Женя, вылазь, у тебя же пятки совсем чёрные…
- Я мылась, - отвечала я, оскорбившись, но на всякий случай вылезла.
- Понимаешь, ты пяточкой взмахиваешь, а тут же подсветка, мне так стыдно, так стыдно было….

Своё чувство стыла я залила ромом. В номере надо мной продолжила глумиться Оксанка.
- Ты же девочка, - ехидно хихикала она.

Я оскорблено удалились в ванную, вновь оттерла пятки, влезла в сандалии и вышла, вздернув подбородок. Скинув сандалии, я забралась на кровать. Пятки снова были черные.

- Не виноватая я, это все сандалии, - осенило меня. Но их я стирать не буду, - добавила немедленно.
Наташка взяла свои сандалии и скорбно удалилась в ванную.

Следующий день мы собрались посвятить пригородам Мандалая. Изучив накануне путеводитель, я вычитала, что в Мандалае есть загадочное голубое такси, которое стоит в два раза дешевле, чем обычное.
- Какие, право, трепетные эти бирманцы, - думала я. Нельзя же быть такими чувствительными к цветовой гамме. Подумаешь, голубое.

Позже, гуляя по городу, мы поняли что blue taxi – это раздолбанный пикап цвета небесной лазури, но не стали привередничать и сговорились с водителем у подножья мандалайского холма – он везет нас в отель и завтра на целый день за 18 долларов.



Мы решили, что нельзя объять необъятное и пригородов будет два – Амарапура и Сагэйн.

В Сагэйне холмы и монастыри, а в Амарапуре самый длинный в мире тиковый мост. Когда я сейчас говорю – «самый длинный тиковый мост» - Вы пожимаете плечами, мол, подумаешь. Я тоже так пожимала, а потом купила путеводитель – Вы когда соберетесь, тоже такой купите, он единственный, Lonely Planet – короче, там картинка. Прямо на обложке, не увернешься.



- Видите, да? Через небо переброшен мост и они идут как канатоходцы. - Понимаете, да? Вы обречены. Тиковый мост У Бейн. К нему мы с утра и направились в этом голубом такси, подпрыгивая на ухабах.

Насколько наивно выглядит этот мост утром, настолько он драматичен вечером. У нас пока утро, легкая дымка, беззащитные зеленые лужайки, выпас гусей…







Мост перекинут через озеро и связывает две деревни. Мост построен из колонн старого королевского дворца. Мосту более двухсот лет, и изо дня в день по нему ходят туристы, монахи, торговцы…





Еще одна достопримечательность бывшей столицы бирманского царства Амарапуры - это монастырь Махаганайон, вернее даже не сам монастырь, а так называемое кормление монахов – утром, до полудня, около 11 утра, молодые монахи-ученики выстраиваются в очередь, чтобы получить последнюю на сегодня пищу, и туристам разрешается наблюдать за этим процессом.

С одной стороны, это очень красиво – звонит гонг, полное молчание, вспышки фотоаппаратов и развевающиеся одежды всех оттенков красного. С другой стороны это любопытство, граничащее с неприличием – мы забегаем вперед, щелкаем фотоаппаратами, теряем шлепанцы, громко переговариваемся и тычем пальцами. Мы ведем себя как невоспитанные белые обезьяны, а юные монахи тактично делают вид, что не замечают.





К слову – кормят монахов здесь прилично.



Сагейн, очередная бывшая столица. Все как всегда – здесь есть холм, с холма открывается вид. На вершине холма пагода. А вообще, вся холмистая часть Сагейна опутана сетью крытых галерей, ведущих к многочисленным пагодам, а у подножия холма – множество монастырей.







Здесь царит тишина и умиротворение, здесь нет закрытых дверей, ты можешь ходить куда хочешь, и отличать по цвету выстиранных одежд чей это монастырь – женский если розовые одежды, и мужской – если красные….

Тишь такая — слово стынет у тебя на языке на дороге в Мандалай...







Вечереет, мы возвращаемся в Амарапуру, нанимаем лодку.





Время есть, мы неспешно плывем к дальнему концу озера, солнце замерло над головой как ни в чем не бывало, оно словно не собирается садиться, ничто не предвещает того стремительного падения, что я наблюдаю уже пятый вечер подряд. Не доверяйте бирманскому солнцу, нет его коварней. Древние воины Бирмы научились коварству от солнца.






А теперь время пришло. Наши лодки выстраиваются в ряд перед мостом, мы не мигая смотрим на солнце. Солнце раскалилось до предела, солнце падает сквозь опоры моста, сейчас мост тоже полыхнет, вспыхнет древняя тиковая древесина, смотрите как горят воды озера!






По щекам текут слезы. То ли я слишком долго смотрела на солнце, то ли я исполнена благодарности, что вижу это. Я, девочка из Петропавловска-Камчатского, насобирала денег и поехала в далёкую Бирму, смотреть закат в Амарапуре. Пусть я давно уже живу в Москве, я так и осталась девочкой с Камчатки, мечтательным взглядом провожающей автобусы в аэропорт.

Солнце почти зашло. Наш гондольер взмахивает веслом и вдруг, в три гребка, мы оставляем позади ряд наблюдающих, проскальзываем сквозь опоры моста и там, за мостом, закат продолжается.





Я знаю – это дерево обуглено закатом. Ничто не может выдержать жар бирманского солнца. А люди всё ходят по мосту как ни в чем не бывало, они стали теми канатоходцами с обложки путеводителя. Вышла луна, немедленно отразилась в водах озера…

[Genia]

Глава пятая. 30.01 – 31.01. Озеро Инле.

Местные боги наконец смилостивились, и наш вылет был перенесен на 11 утра, о чем накануне уведомило агентство. В самолете Оксана как обычно чистила мандарины, а я читала путеводитель. Вдруг я изменилась в лице.
- Женя, что случилось, - испугалась трепетная блондинка.
- Такси….здесь очень дорогое такси, - стонала я.
- Короче, попали вы, - гласил путеводитель. 35 баксов до Ньяунгшве.
- А от того Ньяунгшве нам еще лодку брать, я ж выпендрилась, я ж отель на самом озере заказала, - всхлипывала я, - нет чтоб путеводитель заранее прочитать, простите, девочкииии…

Путеводитель я действительно заранее не читала. Я положила его на стиральную машинку и любовалась картинкой тикового моста. Отчеты я больше просматривала, вдумчивое изучение откладывая на потом. Это потом так и не настало. Нет, я не считала себя слишком умной и опытной – наверно подспудно мне хотелось больше экстрима и неожиданностей.

Наташа задумчиво загибала пальцы.
– Такси в Янгоне – 7 долларов, в Багане – 6 долларов, в Мандалае – 12, - шептала она. Да, на этом фоне 35 баксов казалось неподъемной суммой.

- Ой, мужчина, у меня карамелька упала, не подадите, - кокетливо мурлыкнула блондинка, перегнувшись через проход. Сидевший напротив бирманец оживился, завязалась беседа. Я тихо изумлялась – Наташа не знала ни слова по-английски.

- Короче, Женя, - скомандовала блондинка. Видишь, у него бейдж и он в юбке в клеточку – такие только гиды носят. Значит он гид. Скажи ему, пусть возьмет нас в свой автобус.
Мне было как-то неудобно. Приземлившись, я пыталась скрыться в туалете, но Наташа выволокла меня и ткнула в бок – пошла!
К сожалению, я не блондинка.
- Нет, деточка, у меня полный автобус, выйди на улицу и возьми такси, или выйди на трассу и слови два автобуса с пересадкой, - посоветовал чужой гид.

Мы вышли на улицу. Наташа, ёрзая под рюкзаком, порывалась идти на трассу и останавливать автобус. Я готовилась расстаться с 35 баксами. Неожиданно мы скооперировались с немецкой парой и японским юношей и доехали до Ньяунгшве в пикапе по 4 доллара с носа.

Наш отель стоял на воде. Буквально. Без лодки ты оказывался совершенно невыездным.

[Genia]

Ром, бананы, ром, созерцание, ром, бассейн, бассейн, ром – время летело незаметно. Оксана заказала массаж в номер, я любовалась закатом, Наташа мазалась кремом, каждая из нас предавалась своему любимому занятию.








- А может поужинаем, а – робко спросила я.
- После заката вредно, - откликнулась неумолимая блондинка.
- Озеро славится своей кухней, - запальчиво вскричала я и ткнула дрожащим пальцем в страницу путеводителя.
- Ну разве что попробовать, - неуверенно откликнулась Наташа.
- Конечно, конечно, только попробовать! Эй, мужик, греби сюда, - позвала я лодочника.
- Дык темно уже, - попробовал возразить лодочник, но, разглядев в моем взгляде отчаяние, всё понял.
- Да нет, вовсе не темно, мне так, показалось... Залазьте, барышни!

В ресторане не было никого. Ни людей, ни света.
- Нам, пожалуйста, столик с лунным видом, - попросила Оксана.




Мы заказали шанский рисовый салат и рыбу. Хозяин радостно оживился, заметался, и вдруг поставил на стол бутылку с мутной белой жидкостью.
- А это комплимент, - скромно сказал он.
- Водка местная, что ли, - устало спросила Оксана.
- Что Вы, мадам, это слабый, очень слабый напиток…. Конечно, у меня еще есть покрепче, если хотите, но пока попробуйте этот…

Мы попробовали. В Непале кто-нибудь был? Чанг пробовал? Ну вот, та же фигня… Слабое, рисовое, дрожжевое…

- Слышь, а, а он покрепче предлагал, может попросим, а, - шептала я.
Оксана пожала плечами.
- Конечно проси, не будем же мы эту бурду пить, - сказала Наташа.
- Послушайте, мужчина, Вы говорили, у Вас есть вариант покрепче, - скромно начала я.
- О, мадам… Вы уверены?
- Мадам уверена, - отрезала я. - Тащи.

Хозяин поклонился и растворился в темноте. Вскоре мы услышали звук заводящегося мотора.
- О боже… они кажется за водкой поехали, - устыдилась я.
- Простите, мадам, придется немного подождать, - оправдывался хозяин.
Собственно, вариант покрепче оказался гораздо приличнее. А пока мы ели, наш лодочник и хозяин сидели внизу, играли на гитаре и пели. И кажется, даже битлов.



Наутро нас ожидала программа катания по озеру из пяти пунктов.
Первым был рынок в Moe Kaung.
Рынки здесь вообще плавающие. Да, на воде тоже есть, но я про эти, передвижные, которые каждый день в другой деревне вокруг озера.

И утро здесь какое-то… Ну если ты ночью просыпаешься и слышишь тихий плеск под сваями бунгало…Надо головой москитная сетка, и пол вечера ты резвилась, представляя что это кровать с балдахином, а ты – принцесса из сказки… Вот такое и утро…



Мы плывем сквозь деревню, разрезая гладь озера… В озере опрокинуто небо.



Наш лодочник правит медленно, чтоб мы могли рассмотреть эту жизнь на воде. Жители машут руками, кричат «мингалабар», так искренне, словно каждый день сквозь них не проплывают десятки лодок..

Люди, объясните мне, как может плыть одна эта маленькая девчушка, ей от силы лет пять или шесть…. Она же упадет, кувыркнется, кто доверил ей лодку и весло… Это совсем другая жизнь, это народ Инта, сыновья озера.











Все рынки мира похожи друг на друга, и харьковский Благбаз, и Бессарабка в Киеве, и Дорогомиловский в Москве, и Египетский в Стамбуле, и этот, безымянный пятничный рынок в деревушке с труднопроизносимым названием… И конечно мне здесь всё надо.

Я неуклюже вываливаюсь из лодки по щиколотку в грязь, лодочник в ужасе, он испачкал эту белую обезьяну, белая обезьяна счастливо машет рукой – что мне ил озера Инле после красного вина, пролитого еще в самолете Москва – Бангкок, после душной пыли Мандалая, после красной пыли Багана, после серой пыли Янгона…



- Да, я хочу всё – дайте мне связку подтухшей рыбы, эй, сестра из народа Па- Он, так что, ты ее жаришь на гриле? На сильном огне? И посыпаешь дробленым орехом?





- Конечно же, мне нужны эти бобы, и эти, красные в крапинку, и эти, желтые в крапинку, откуда я знаю, что с ними делать, они просто красивые…



- Послушай, сестра, да, я поняла, ты вышла в три часа ночи, с факелом, ты три часа спускалась вниз с этими зелеными стручками, а еще тебе пять часов вверх, и огород, но это очень дорого – 200 чат за зеленые стручки… Что? Муж вчера пил рисовый самогон, а сейчас плетет кривые корзины из бамбука? Нет, не кривые? Он плетет самые лучшие корзины, сколько б не выпил?



- Мне вот этих килограмм… Ты не знаешь, что такое килограмм? Какой-такой паун? О боже, наверное паун это фунт… Девочки, кто знает, фунт это сколько? Да не изюма, нам же мандаринов…



- Оксана, зачем ты берешь этих дохлых муравьёв? Сын просил привезти сувенир? Коллекцию насекомых? Ты думаешь, стакан дохлых муравьёв можно назвать коллекцией? Не надо кидать в меня муравьями, я же шучу!!!







С рынка.




После рынка темп экскурсии стал жестким.
- Это деревня ткачей, вот так они ткут, а здесь вы можете выбрать шарфики…



- Это фабрика сигар, вот так они крутят сигары, а здесь вы можете купить сувениры…





- Вот серебряных дел мастера, здесь вы можете купить немного серебра…
- И камушков, - застенчиво шепчет Оксана…



- А здесь у нас длинношеие женщины..




И здесь мне стало невыносимо стыдно. Женщины смотрели устало и затравленно.. Вспышка, еще вспышка, хозяйка магазина, тяжело шаркая, подошла к женщинам племени Падунг и бросила рядом скомканную бумажку. Блядский цирк. Когда- то им надевали кольца на шею, чтобы воинственные шанские племена не забирали женщин народа Падунг… Потом им надевали кольца, потому что это было красиво. Теперь – потому что за это платят. С севера приезжают белые обезьяны, громко смеются, тянут шеи рассмотреть поближе… Хозяйка магазина дает кров и стол, и платит после каждого визита белых любопытных обезьян…. А было время, когда мать твоя и бабка гордо ступали по горным тропам, и мужчины племени Падунг оборачивались вслед…

Плавучие огороды народа Инта.



Рыбаки народа Инта, чьей колыбелью была лодка и кто научился грести раньше чем ходить. Они гребут ногами, а руками держат сети.




Последняя на сегодня остановка – дальняя деревня Mya Thein Tan, ее я возжелала посетить по причине лесного монастыря на холме. В Бирме хочется каждый день подниматься на холм. На бирманских холмах царит вечная осень.
Лестница в небо.



- Я боюсь высоты, - сказала Оксана и полезла наверх. Бамбуковая лестница жалобно гнулась, рассчитанная на субтильных бирманских монахов, вскормленных на дополуденном рисе. Оксанка же два раза тайком бегала есть макароны…







Счастливые крики мальчишек, играющих в футбол! Где-то там, на краю земли, где каждый вечер солнце с плеском падает в озеро, где холмы дрожат на рассвете – где то там, на горе на дальнем краю озера стоит лесной монастырь. Здесь у нас гололед, бессонница, безденежье, суета и бессмыслица, а там, на краю земли, мальчишки, подвернув оранжевые рясы, играют в футбол и кричат от восторга… И жизнь здесь становится ярче…



- Нет, нет, нет! Стой на месте, кому сказала, - отчаянно кричала я.
- Ты кому, - испуганно вздрогнула блондинка.
- Нет, ну каждый раз одно и тоже, - сокрушалась я. - Пока смотришь на него – стоит на одном месте, как пришпиленное, только отвернулась, засмотрелась на этих оранжевых мальчишек – покатилось, и как теперь остановишь? Как я устала бегать за закатом с этим бирманским солнцем наперегонки!




- Ой-ёй, - оборвала мои стенания над скрывшимся солнцем Оксана. – Мы не купили сувениры в офис.
- Ойёй, - откликнулась я. - А что такое офис?

Завтра наступал день расставания – мы с Наташей уходили в легкий треккинг с переходом в неизведанное, а Оксана уезжала домой.

- Может, привезем им рому, - осенило меня.
- Пьянь, - укоризненно сказала Оксана.
- Тогда бусики?



- Ага. Всему офису. Опять же в хозяйстве пригодится – забьём бусиками директора, если откажет в повышении, - ехидно добавила коллега.

На озеро легли сумерки, наша лодка летела мимо запоздалых рыбаков, ветер пробирал до костей.
- А помнишь, мы тут видели деревянные брелки? Ну где-то между ткацкой фабрикой и серебряных дел мастеров? Или после монастыря прыгающих кошек, но до серебряных бабушек? Нет, это было в магазине длинношеих женщин!
- Уважаемый гондольер! Не могли бы Вы отвезти нас в один магазинчик, мы тут забыли… Одну вещь забыли… Нет, купить забыли…
Лодочник уныло на нас посмотрел. Две девушки и одна блондинка –без вариантов, - отразилось на лице мужчины и он безропотно покорился.

За ужином в отеле был вечер местной самодеятельности – обслуживающий персонал пел песни, танцевал танцы и отчаянно стеснялся под толстым слоем танаки.





Наташа смотрела как завороженная, даже забыв в пятый раз послать меня на ресепшн, чтобы выяснить, на сколько она в результате назначила массаж.. Я наслаждалась столь редким спокойствием и не менее редким ужином.
Проследив за взглядом блондинки я отметила, что ее внимание было направлено на мужчину с длинной бамбуковой палкой. Мужчина это хорошо, - расслабилась я.

- Женя, пойдём, - ткнула меня в бок Наташа. Я подавилась арахисом, закашлялась, вышла из-за стола, набив карманы орехами…
- Давай-давай, пойдём к тому мальчику, - подтолкнула Наташа к бирманцу-музыканту, на которого она пялилась весь вечер.
- Оп па, - удивилась я, но промолчала. Замужняя женщина, мать двоих детей, однако…

- Спроси его, где палка, - потребовала Наташа. Я поперхнулась.
- Ну палка, эта длинная бамбуковая палка с расщепленным концом, он играл на ней весь вечер…
- Это как играл? На бамбуковой палке?
- Ну он хлопал расщепленными концами и получался такой громкий звук, - нетерпеливо подталкивала меня Наташа.
- А, валекО, - оживился бирманец.
- ВалекО, это называется валекО, - суетилась Наташа.- Спроси скорей, где это можно купить.
- Не буду, - упрямилась я. - Ты чё??? Нам еще 2 недели в Бирме, десять перелетов и легкий треккинг! Зачем тебе эта бамбуковая палка?
- Это инструмент. Я буду на нем играть, - уперлась блондинка.
- О, играть! Как это трогательно, - встрял в наши препирательства бирманец. - Я вам его подарю. Дарю-дарю, возьмите валеко, мадам! Для истинных ценителей ничего не жалко, - и он извлек из-за тумбы бамбуковый ствол с Наташкин рост.
- Положь взад, - шипела я.
- Ни за что, - уперлась блондинка и постучала друг о друга расщепленными концами ствола.
- Мать, мать, мать, - откликнулось эхо.

[Genia]

Глава шестая. 1.02 – 2.02 Легкий треккинг Инле – Кало. Ночной переезд Кало – Сипо. Маленький скандал на автостанции в Мандалае.

Нас осталось двое – я и блондинка. Оксанка махала рукой с причала и пританцовывала – через два дня ее ждал дом, жареная картошка и батоны. Мы же выбрали дорогу в неизведанное – на этом дне мой тщательно продуманный Бирмоплан обрывался, открывая дверь неожиданностям и спонтанным решениям. Я знала одно – через девять дней мы должны быть на море.



- Они называют это треккингом! Смешно! - веселилась я, шагая по пыльной дороге. Рюкзак за пять баксов самостоятельно материализуется в конечной точке маршрута, гид несет продукты и заботливо покупает ром, а вокруг сплошная пастораль, живописные виды и ровная дорога.



Гид по имени Данди вменил себе в обязанность обращать наше внимание на каждый этап сельскохозяйственного процесса.
- О, тростник, - говорил он, указывая пальцем и с надеждой оглядывался на нас.
- О, тростник, - девочкой-дауном послушно откликалась я. - Вау, тростник! Гид довольно улыбался.
- Птичка, - тыкал пальцем в небо Данди.
- Вау птичка, настоящая птичка, - изумлялась я. Гид ободрительно кивал.
- Скажи ему заткнуться, - шипела Наташа. - А то сейчас я ему расскажу. И про птичку, и про рыбку…

Винная лавка.



Аптека



Мы заходим на рынок прикупить продуктов.
- Погуляйте, девочки, - расщедрился Данди, и через пять минут у нас в руках почему-то оказалось два огромных авокадо.




Авокадо были съедены на первом же привале, и даже без хлеба, а я осознала несколько фактов – во-первых, авокадо, которые продают у нас в Москва - гавно; во-вторых, сельская Бирма, Бирма через деревенские заборы – она другая, и только пройдя по ее тропам, научившись отличать оранжевые тюрбаны женщин племени Па-О от фиолетовых тюрбанов женщин племени Дану, выпив бесчисленное количество чая из щербатых пиал, маша руками соседским детишкам: Мингалабар, привет, и тут же, оглянувшись вслед – Та-та, пока, и в двадцатый раз с той же радостью как в первый – только так можно приблизиться к Бирме, которая остается деревенской несмотря на свои города. Приблизиться и все равно ничего не понять.

Вот так делают известку – глубокая земляная печь, сверху добела раскаленный известняк, который после трех дней непрерывного накаливания обращается в порошок.



Вот деревня массово улучшает карму – по предложению своего монастыря решили построить пагоду. Работы на религиозную тему выполняются бесплатно, в следующей жизни зачтется.



Привал, - объявил гид, остановившись возле колоритной парочки.



- Это…девчонки….вы ж воду допили, а? А дайте бутылку, - Данди схватил пустую бутылку и, счастливо улыбаясь, поспешил к желтой канистре. Знакомо забулькало.
- Всё, в горы уходим. Это последний шанс. Вам взять?
- Это крепкая, слабая? - проявила осведомленность я.
-О, мадам знает толк. – обрадовалась самогонщица. А ты попробуй!
Я задумчиво выпила предложенную пиалу, поцокала языком: не, слабовато будет.
- Слышь, парень, откуда девки-то, - с любопытством спросила самогонщица.
- Россия. Хорошая страна, - отвечал гид.

Меж тем вверх по тропе потянулись счастливчики, закончившие на сегодня с покупками и спешащие домой.




На базар здесь ходят в основном женщины. Встанут с утречка, а если живут высоко в горах, то и в три, и в четыре утра, запалят факел, соберут товар на продажу и вниз. К шести – семи утра спустятся, распродадут немудреный товар - бобы, чай, мандарины, потом купят рис и рисовых лепешек, заодно, у кого в низине есть огородик – обработают огородик и вверх, домой.
А мужья тем временем плетут бамбуковые корзины – в день опытный рабочий может сплести около 10 корзин.



- Заходите, заходите, ланч, - подталкивал нас гид, приглашая в деревенский дом. Мы поднялись на второй этаж и сели на лавку у окна. Первый этаж в бирманских деревенских домах обычно высокий и там размещается скот, сама же семья живет на втором этаже – это и столовая, и спальня для всех.



Взрослые обрабатывают поля и огороды, в базарный день женщины спускаются на рынок, в деревне остаются только старики и дети. Вот и в нашем доме оставалась только древняя бабка с сопливыми внучатами.
- Это дом моих друзей, - гордо заявил гид, внося огромную кастрюлю с макаронами.
- О боже, мы столько не съедим – выдохнули мы с Наташкой.
- Оставляйте, - отвечал Данди. - Не пропадет. За стенкой заплакал ребенок.

Поначалу Данди казался смешливым открытым бирманским раздолбаем – он сиял как медный таз, шутил и веселился. Наташка устало морщилась и отмахивалась, когда я пыталась перевести ей его шутки.



За чаем Данди присел с нами, и мы разговорились.

- Однажды у меня было мало работы. Сезон дождей. Нет треккинга, мало туристов. И я решил открыть бесплатные курсы для односельчан. Видите – я могу говорить по-английски. Жаль, только говорить, я не умею писать, всё жду, что мой старший сын меня научит… Но я решил, что могу научить говорить по-английски своих друзей и соседей. Еще я могу писать по-бирмански, а многие не умеют и этого… И вот я открыл у себя дома курсы. Вначале, пять лет тому назад, у меня было четыре ученика, сейчас – двадцать четыре. Да, нужны тетрадки. Ручки, тетради… Когда учеников было четыре, мне было просто их купить, теперь – сложнее. У меня мультирелигиозный класс – и буддисты, и христиане, и мусульмане, - улыбнулся Данди. Маленький мир.

- Скажите им, не надо везти сюда конфеты. Если кто-то хочет сделать добро – пусть купит лекарства. У нас была правительственная программа, что в каждой деревне должен быть медик. Они взяли из деревень по человеку, послали их на трехмесячные курсы, и теперь в каждой деревне есть такой врач, но у них нет лекарств. От желудка, от лихорадки… Здесь, в горах, лекарства можно достать только в Кало или в Ньяунгшве. Если турист хочет сделать добро – пусть попросит своего гида, они вместе купят лекарства и отдадут нужному человеку в деревне.

…Старики уходят из деревень, старики идут жить поближе к городам, где есть больницы…

…Да, ручки, тетради… Когда у тебя один ребенок, это не проблема купить тетради… Когда у тебя десять детей – это проблема… Нет, я не стал отдавать своего сына учиться в монастырь – там нельзя есть после двенадцати, для маленького мальчика это тяжело… Я продал участок своей земли и отправил его в колледж…

Мы шли дальше, через красную выжженную растрескавшуюся землю, прорезанную оврагами. Через овраги были перекинуты деревянные мостки. Увидев в одном месте съехавшую вниз доску, Данди не прошел мимо, а остановился поправить мостик. Я кинулась ему помогать, тяжело пыхтя, поддерживала край доски.



- Вот, ты сделала доброе дело, улучшила свою карму, - улыбнулся Данди. Я гордилась и искала глазами колокол, чтобы оповестить небо о добром поступке.



Священное дерево, под которым Будда Гаутама обрел просветление.



- Вот, видите этих женщин, - указал Данди.



- Они идут за водой. Их источник воды в сорока минутах ходьбы от деревни, там, за горой. Они ходят за водой раз или два раза в день.
- А почему они не живут возле воды, - удивилась я.
- Они живут возле полей. Здесь плоская земля под поля, и жить возле поля важнее.

Я шла и представляла. Раз или два раза в неделю на базар, затемно встать, четыре часа вниз, шесть часов вверх… Сходить за водой… Обработать огород… Укачать детей… Сшить, приготовить, накормить, помолиться, зажечь благовония, собрать дрова на растопку..




И при этом так радостно, так искренне улыбаться… Застенчиво опускать глаза, краснеть щеками под слоем танаки… Жевать бетель… Верить в следующую жизнь, которая непременно будет лучше, потому что ты делала приношения Будде, приносила цветы, чтобы в следующей жизни окружало прекрасное, ставила к Его ногам воду и бананы, чтобы не знать жажды и голода, зажигала свечи, чтобы в будущей жизни быть образованной….

Первый день треккинга окончился в монастыре, где мы должны были ночевать.



В дворе колодец и квадратное бетонное сооружение без крыши, что вместе с ковшиком представляет собой душ. На пригорке справа – будочки туалетов. Ночью путь к кабинкам стережет злая собака.

Нам пришлось долго убеждать гида, что мы не будем ужинать.

- Вы что, монахини, - озадачился он. Потом вдруг развеселился. – ну так я вам точно не нужен? Совсем-совсем? Тогда я в деревню пойду, в гости, - обрадовался Данди и, прихватив заветную бутылочку, заспешил вниз по тропе.
Мы же, также прихватив бутылочку, поспешили вверх, занимать места для заката.





Закат был как всегда удивительный – дрожащие ночной прохладой холмы, лавандовый воздух, и всё такое. Солнце словно вишневая косточка тонет в облаках, оставляя жаркий апельсинный след… Высокие деревья согласно склоняют головы…
Ром же, напротив, оказался слабоалкогольной подкрашенной водичкой.

- Не смей пить, ты ж сама мне сегодня из ручья напиться не дала, это же Азия, - причитала Наташа.
- У меня есть иммодиум, - отбивалась я и тянулась за бутылкой.
- Ага, всего десять таблеток, - всхлипывала Наташа и прятала бутылку за спиной.

В монастыре было довольно многолюдно – мы встретились с двумя группами, шедшими в противоположную сторону, к озеру – собственно от Кало к озеру Инле более распространенный и логически обоснованный маршрут – дорога получается больше вниз и озеро в конце как вожделенный отдых.
На террасе сидели испанец, мексиканец и бельгийская пара. На ступенях монастыря французская женщина средних лет со стоном заклеивала ноги пластырем…
- Дидье, пойди, договорись про мотоцикл, - всхлипывала она. Больше я пешком не пойду. Молоденький мальчик вскочил и скрылся в темноте.
- Сын, небось, - отметила любопытная блондинка. – потащил маму, а мама больше не может…

- Туризм здесь никого не интересует, - послышался звучный голос. – Им не нужен туризм, они плюют на него, у них есть оружие, драгоценные камни и полезные ископаемые.

Я оглянулась – в тени веранды сидел смуглый мужчина с тонкими чертами лица и тюрбаном на голове.
- Сикх, - почему-то подумала я, хоть и никогда не была в Индии. Мужчина продолжал рассказывать на великолепном литературном английском.

…Правительству наплевать, если в Мьянму перестанут ездить туристы. Основной доход здесь приносят полезные ископаемые, газ, нефть, рис…Не думайте, что Мьянма слабая отсталая страна – да, здесь нищее население, но Мьянма готова к войне – ее офицеры обучаются в России, она вместе с Китаем работает над ядерными технологиями, ее новая столица полностью защищена…

- Послушайте, мистер Ричардс, - тонким голосом спросил бельгийский юноша. – вот я читал в путеводителе, что не нужно разговаривать о политике с местным населением, что везде есть уши…
- Да, в городах лучше не надо. Здесь же, в горах – сикх с улыбкой оглянулся. К тому же всё, что я рассказываю, можно найти в Интернете – всё, вплоть до карты опиумных полей…

Я догадалась – мистер Ричардс был гидом из Кало для маленькой интернациональной группки. Раньше в Кало размещались британские войска, а в них служило много сикхов. Мистер Ричардс жил в там уже в третьем поколении. Я редко встречала столь образованного, тонко чувствовавшего и склонного к глубокому анализу человека.

Мы долго сидели на веранде, и он отвечал на все вопросы – как функционирует чёрный рынок бензина, что есть пенсия и как прожить в старости, почему много территорий закрыто для иностранцев…

Касаемо бензина – правительство выдает каждому автовладельцу фиксированное количество бензина по определенной цене. Этих например двух имперских галлонов в день невозможно мало, и люди вынуждены обращаться на черный рынок. Откуда же берется топливо там – в основном бензин поставляют мелкие правительственные служащие и шоферы крупных функционеров – у правительственных чиновников квота гораздо больше, и бензином они снабжаются бесплатно – кто-то, имея машину, ездит на велосипеде, кто экономит, катясь с горки с выключенным мотором…

- А какая в Бирме пенсия, - пискнула Наташка.
Мистер Ричардс грустно рассмеялся. – Хватит выпить чаю. Пятьдесят чат. К старости нужно готовиться - если ты чиновник, и если сумел оформить разрешение на покупку мобильного телефона, то в старости можно сдавать его в аренду. Или дети будут ухаживать за тобой. Или можно уйди в монастырь.

- А как же выборы? Ведь скоро выборы и тогда всё изменится, - вскричал испанский юноша.
- Ничего не изменится, - улыбнулся сикх.
- Но как же, ведь будут международные наблюдатели, - не сдавался горячий испанец.
Сикх улыбался. Я, девушка из России – тоже. Наташа, девушка из Украины – тоже.

Узнав, что я из России, мистер Ричардс развеселился. - О, богатые русские, - приговаривал он. – Я встречал русскую леди, которая платила своему русскоязычному гиду пятьдесят долларов в день. Сейчас нужно учить русский – гид со знанием испанского или французского получает всего двадцать пять.

- Лучше я выучу английский и заплачу своему гиду десять долларов, - отшучивалась я. - А блондинке буду переводить бесплатно.
В дверь один за одним проскальзывали круглоголовые мальчишки – монашата. Вскоре детские голоса запели мантры. Мы горячо поблагодарили сикха и поспешили лечь спать под звуки молитв.



- Ну что, завтра приходим в Кало, ночуем, а утром берем машину и едем в Сипо, - шептала я Наташке под детское пение.

Я всенепременно хотела добраться до городка Hsipaw на севере Бирмы – он описывался в Интернете как райский уголок с волнующими окрестностями. Я купилась на следующую фразу: «The attractions are actually worth one or two days only but the friendliness of the people & the laid back atmosphere make that some travelers spend all their visa here”- достопримечательностей хватает на пару дней, но доброжелательное население и располагающая атмосфера приводят к тому, что некоторые сидят в Сипо, пока не закончится виза.

- И почём машина, - так же шепотом отвечала Наташка. Сквозь тонкие бамбуковые перегородки слышались стенания французской женщины с мозолями, хихиканье бельгийцев и бормотание мантр.
- Однако примерно баксов двести, - я внутренне была готова сама заплатить за свой каприз – блондинке этот благостный Сипо нафик не сдался, и я хотела избавить ее и себя от тягот общественного транспорта с пересадкой через Мандалай.
- А сколько ехать, - задумчиво спросила Наташа.
- Часов одиннадцать – этак шесть до Мандалая, и пять от Мандалая…

На лице блондинки отразилась работа мысли. Как потом выяснилось, Наташа решила, что мы должны заплатить за машину в оба конца, и четыреста долларов на круг ее ужаснули – ведь на эти деньги можно было купить связку бусиков и россыпи драгоценных камней. Решив уберечь меня и наш бюджет от непоправимой ошибки и даже не поделившись со мной этими измышлениями, Наташа кинулась в бой:
- Ты что, это же очень тяжело, одиннадцать часов в машине, - громко шептала она.- Завтра придем в Кало и сядем на ночной автобус до Мандалая. А там пересядем на автобус до Сипо, заодно и ноги разомнём…
- Может хоть в Кало переночуем, - жалобно попросила я….
Наташа почему-то была уверена, что этот ночной автобус из Кало в Мандалай – единственный, и промедление грозит нам четырехстами баксов за машину.
- Что ты, что ты, надо срочно ехать, - уговаривала она. – К тому же после дня треккинга под палящим солнцем мы вырубимся в автобусе по-любому.
Последняя мысль блондинки показалась мне логичной и я согласилась на ночной автобус с пересадкой в Мандалае.
- Адвенчер, адвенчер, - напевала я, пока наконец не заснула.

Проснулась я, как и засыпала, под звуки детских голосов, поющих мантры. Было пять утра.
- Я сегодня такой шутник, - заглянул к нам в келью гид. От него явственно пахло вчерашней рисовой водкой. – Ох, я насыпал кофе вам в омлет…. И еще плеснул на сковородку самогоном вместо масла… так жалко самогона, так жалко…
- Как же так, ты же буддист, разве буддистам можно пить, - удивлялась я.
- Ты права, я должен соблюдать пять заповедей – не убивать, не воровать, не обманывать, не прелюбодействовать и не напиваться…. Но закон кармы – это как весы, сделал плохой поступок – значит, нужно совершить хороший. Вчера я выпил – значит, сегодня пожертвую на монастырь.

Мы тоже пожертвовали на монастырь семь долларов и не пригодившийся за ужином рис. Мы положили деньги и продукты на большое медное блюдо, которое Данди с поклоном отдал настоятелю – монахам запрещено брать деньги руками.

- Клянусь, что эти деньги не послужат войне и неправедному, а будут использованы только на мирные нужды, - прочитал короткую молитву монах, а потом повязал нам на запястья белые веревочки – обереги.



Утро было туманным.





Красная растрескавшаяся земля и мексиканские пейзажи с кактусами остались во вчерашнем дне, а сегодня мы шагали по полям и через деревни. Спиральные узоры полей завораживали, они были похожи на полосы прилива…



- Что это, - спрашивала Наташка, тыча пальцем вперед и вверх.
- Вон то белое на холме, - уточнял гид, – Пагода.
- А вон то, с золотым куполом, - продолжала любопытствовать блондинка.
- Пагода, - кротко отвечал гид.



- А это, с крышей ступенечками, - не сдавалась Наташа.
- Монастырь, - обреченно кивал Данди.
- Хочу зайти, - капризничала блондинка.



В монастыре нам немедленно наливали чай и угощали печеньем и мандаринами. Наташа пила зеленый чай из грязной щербатой пиалы и умиротворенно улыбалась.




В Кало мы вошли после заката. Данди помог купить билеты на автобус, и довел до гестхауза, где ожидали наши рюкзаки. Там мы написали ему в тетрадочку отзыв по-русски и по-украински, и распрощались – его ожидал приятель на байке, чтобы отвезти обратно в Ньяунгшве, нас – ночной автобус в Мандалай.

- Что, даже чаю не попьёте, - удивлялись владельцы геста.
- Не, рому надо купить, впереди ночной переезд, - утирая пыль и пот шанских гор, отвечала я и нетерпеливо притоптывала ногой.

Автостанция представляла собой грязные ступени вдоль многочисленных лавок. На обочине стоял стол с телефоном, за столом сидела женщина – хозяйка автобусной остановки.
- Не беспокойтесь, крошки, - говорила она на чистом бирманском языке. – Когда подойдет ваш автобус – я позову, нафик вы мне тут нужны, если не уедете…



- Наташка, давай бутылку, - скомандовала я. Блондинка протянула ром, я открыла бутылку, сделала большой глоток и перелила ром из стекла в пластик. На нас уставились десятки глаз.
- Эх, хорошо пошла, - крякнула я и снова припала к горлышку.
- Мадам, вы откуда, - одобрительно спросила хозяйка автостанции.
- Россия, - послушно ответила я, и вдруг получила чувствительный тычок в бок от блондинки – Дура, надо было говорить Африка, - шипела Наташа. – вот догадайся, что они теперь о русских думать будут… Дай сюда бутылку, я тоже хочу…

Два часа ожидания полетели незаметно –сначала мы пили и поминутно оглядывались на наши рюкзаки, прислоненные к стене; потом перестали переживать, что рюкзаки сопрут, а стали бояться, что пропустим свой автобус, и при приближении транспортного средства судорожно вскакивали – не, это не ваш, - ласково махала рукой хозяйка автостанции, и мы делали успокоительный глоток. Потом, забыв про рюкзаки и про автобус, прогулялись вдоль лавочек и купили по лепешке с яйцом, зеленью и чили, и съели это палочками из пакета, сидя на замызганных ступенях… Я облизывала грязные пальцы и довольно жмурилась… Соседи по ожиданию смотрели на нас с одобрением…

- Эй, До Сейн Тин! Скажи этим белым леди, пусть допивают свой ром, за ними приехал автобус! А то им у тебя на ступенях, похоже, понравилось……

Я не делилась с Наташкой своими переживаниями, хотя много читала перед поездкой и мне было что рассказать – и про убитые дороги, и про тесные автобусы, и про местных, начинающих блевать, не успеет водитель завести мотор… Я просто пила ром и готовилась к худшему. Свисающие в проход коленки, впереди сидящая женщина, распустившая волосы, и последовавшая затем наша оживленная дискуссия о дальности прыжка вшей, телевизор с громкой семейной драмой по-бирмански, на фоне которой бразильские сериалы кажутся образцом драматургии – все это вызывало у нас лишь легкую улыбку и столь же легкое движение к бутылке.

Худшее настало около четырех утра. Я открыла глаза и поняла что конец. Автобус немилосердно раскачивался из стороны в сторону.
- Сейчас опрокинемся, - обреченно подумала я. Перед глазами медленно прокручивались картинки из жизни – тихоокеанская волна, с шипением и пеной обрушивающаяся на черный песок; заснеженная вершина Авачинского вулкана; россыпь брусники, жимолости и голубики в ладошке сестры; крыши старого города Иерусалима и золото Скалистого Купола; пещерный город Тепе Кермен в Крыму; горечь Шавлинских озер на Алтае; закат на ступенях Сакре Кер; гималайские горы, испанские юбки, турецкий хамам, финские закаты… Как обидно, - лениво думала я, - помереть в Бирме на грязной обочине, in the middle of nowhere…. Автобус продолжал раскачиваться, но опрокидываться и не думал. Наташка мирно сопела на соседнем кресле. Мы неторопливо пробирались сквозь тьму.

- Hollly Buddha, Holly Buddha, - разносился по салону омерзительно слащавый голос. От звуков сладостной молитвы ощутимо подташнивало, но я сдержалась – несмотря рассказы из Интернета про блюющих бирманцев, наши попутчики оказались достойными людьми, и я тоже решила не портить имидж русской леди. Ранним утром, в тусклой рассветной дымке мы въезжали в Мандалай.

Я отвлекусь и расскажу, на что я купилась при выборе страны. На это трепетное, невыразимо лиричное, пронизанное золотым светом описание. Утро в Мандалае.

Утро в Мандалае – это утро, которое можно потрогать. Кажется, вот-вот и ты сможешь заплести солнечные косы из ароматных локонов любимой, что раскинулись нежным веером по белоснежной подушке. Её волосы пахнут лавандой. Ты слегка проводишь руками по волосам, с трудом сдерживая трепет и волнение. Она на мгновение просыпается, дарит тебе ласковую, нежную улыбку, а за окно мощные руки яркого солнца раздвигают скопившиеся за ночь серые тучи. Ты зачарован. Симбиоз утреннего уюта и переполняющих тебя чувств способен остановить время. И время не противится твоим желаниям. (автор этих дивных строк– некто Heller с форума Винского)

Утро в Мандалае. Пять утра, еще темно, город постепенно наполняется запахами чего-то съедобного, открываются многочисленные чайные вдоль дорог, с жаровен поднимается дымок… Раздается скрип колес, отчаянные гудки мотобайков, куда-то несутся велосипедисты, мотоциклисты, велорикши, угрожающе кренится на повороте тележка с овощами, босой монах протягивает миску для подаяний…. Мы въезжаем на автостанцию, навстречу автобусу бросается толпа, люди тянут худые руки с табличками, «Гестхауз Сити Хотель», «Гестхауз Парадайз», люди бросаются под колеса, и мы словно вязнем в этой людской патоке и останавливаемся. Наташка смотрит в окно круглыми большими глазами, а там, за окном, люди подпрыгивают, тянут руки и отчаянно хотят заработать.

«Её волосы пахнут лавандой», - думаю я непечатно, и кидаю в Наташку рюкзаком. Утро в Мандалае начинается. Пошатываясь, мы выходим из автобуса и останавливаемся, окруженные толпой. Я пытаюсь изобразить на лице умудренный опыт, как будто поездка из Кало в Сипо через Мандалай это обыденный маршрут выходного дня, где там мой автобус, раньше он стоял вот здесь…. как на другой автостанции, в моем путеводителе написано на этой….а как туда попасть…как на такси, как пешком далеко????

Я снова думаю непечатно, с лица исчезает с таким трудом воспроизведенное выражение умудренного опыта, а остается страх и растерянность.

- Мадам желает такси до Сипо, - доносится вкрадчивый шепот. Я озираюсь, смахивая непрошенную слезу, и продолжаю крепко держать блондинку за руку – в лицо ей я смотреть боюсь.
- Такси, такси, еще два пассажира и вас будет полное такси и вы красиво поедете в это ваше Сипо, - продолжает нашептывать голос.
- Ну что ж, пройдемте, - тоном императрицы в изгнании роняю я.
Высокий по бирманским меркам человек раздвинул толпу и зашагал, обходя автобусы, к темному киоску. Мы семенили следом.

- Сейчас, сейчас подойдут еще двое, а пока мадам может заплатит, чё без дела стоять, - предложил высокий и сплюнул красным. Наташка передернула плечами под рюкзаком.
- И правда, чё стоять без дела, - согласилась я и достала тридцать четыре доллара на двоих.
- Вот и чудненько, - обрадовался высокий, нарисовал на бумажке разного размера кругляшки и отдал мне. – Рецепт.

Мы сели в белую раздолбанную машину. Я не автовладелец и не могу с должным опытом описать, где и в каких местах эта машина была стара, неказиста и убога, но поверьте, она была плохо закрывающаяся, дребезжащая и ужасная. Так мы просидели полчаса, отмахиваясь от москитов и монахов. Потом, закатав штаны и с налобным фонариком, сходили в туалет. Потом Наташа посмотрела на меня и строго сказала – Что, так и будем сидеть?
- А чё, а чё, а вроде ничё, - залепетала я.
- Ага. Я так уже в Крыму сидела. Часа четыре, ждала попутчиков… после этого решила, что больше такой дурой не буду. Пошли устроим скандал, - скомандовала Наташа.
- Я не умею, - прошептала я. – Я им заплатила, - сказала я еще тише.
Наташа нехорошо на меня посмотрела, вздохнула и вышла из машины. Я поспешила следом.

- Эй, мистер, - Наташка схватила высокого за рукав – мани, давай назад мани! Высокий вырвался и, вскидывая коленки, скрылся в толпе.
- Сбежал, - констатировала Наташа. - Ничего, учись пока я жива – она подошла к киоску, где мы платили деньги и чуть ли не за ухо выволокла оттуда маленького кривоногого служащего.
- Мани! Тайм! Мани! Сколько тайм мы будем здесь сидеть, - приговаривала блондинка, выкручивая бирманское ухо. Кривоногий давился красной слюной.
- Ай вилл кол в посольство, - угрожающе произнесла Наташа. Кривоногий молитвенно сложил руки, поклонился, потом показал жестами следовать за ним. Не выпуская его ухо, Наташка сурово посмотрела на меня – пошли.

Мы покинули автовокзал через пять минут после сакраментального слова «посольство», произнесенного блондинкой с невесть откуда взявшимся оксфордским акцентом. Немедленно нашлись еще два попутчика, машина тяжело завелась и поехала. Кривоногий и высокий бежали следом и кланялись. Наташа торжествующе улыбалась.

- Вообще то посольство по-английски embassy, - не удержалась я.
- Вообще-то это неважно, - мило улыбнулась блондинка.

[Genia]

Глава седьмая. 03.02 – 06.02. Hsipaw. Поиски водопадов и горных племен.

Мы ехали нескончаемо долго, серпантином вниз, серпантином вверх, я засыпала и просыпалась, когда зубами ударялась о поджатые к подбородку колени – с одной стороны разбросала ноги объемная бирманка, с другой пыталась прислониться головой к стеклу Наташа.

- Сипо. Гестхауз мистера Чарли. Приехали, - объявил водитель, и мы вывалились в уютный дворик. Навстречу нам, улыбаясь, подошел пожилой крепкий мужчина и протянул руку – Мистер Чарльз.
- Женя, если вы не покажете мне номер я щас сдохну, очень приятно, - вежливо отвечала я.
- Наташа, кто вы такие и что я здесь делаю, - подала руку блондинка.

Двухместный номер с выходом на общий балкон и душем вовнутри стоил двенадцать долларов. Я со стоном повалилась на кровать.
- Женя, а завтра мы никуда отсюда не поедем? – жалобно спросила блондинка.
- Мы будем здесь раз, два, три – да, целых три ночи, - поспешила порадовать подругу я.
Наташа счастливо всхлипнула и поплелась в душ.



Сипо – милый городок, примечательный своей атмосферой. Здесь можно свести знакомство с многочисленными мистерами – вот, пожалуйста, владелец лучшего из трех гестов Мистер Чарльз со своим семейством, вот хозяин кафе Мистер Фуд, здравствуйте, треккинговый гид Мистер Бин, добрый день, многоуважаемый Мистер Рис, как дела, хозяин книжной лавки Мистер Бук…

Сам городок маленький и пыльный, но, не успев надоесть, испуганно заканчивается. Близость к китайской границе привносит маленькие радости в полную тягот жизнь бирмопутешественника – за неполных три дня пребывания мы умудрились купить пару наручных часов за пять долларов каждые, две термокружки по полтора, мотоциклетный шлем, и я еле отговорила Наташу не покупать бамбуковые циновки.






В гестхаузе нам выдали рисованную карту Сипо.

- О, закатный холм. Нам сюда, - ткнула я пальцем в надпись Sunset Hill. Не следует пропускать ежедневный ритуал проводов светила, - вещала я по дороге. В жизни путешественника так много хаоса и воли случая, что надо держаться за ритуалы и привычки. Ритуал – это якорь, удерживающий нас на этой стороне земли. Покуда я каждое утро пью ром, а каждый вечер провожаю солнце, жизнь моя пребывает в хрупком равновесии. Дай-ка бутылку.

По дороге мы купили цветы для приношения – пусть в следующей жизни меня окружает красота, - заявила я торговке, выбирая скромный букет полевых цветов неизъяснимой прелести.



- Красота спасет мир, - согласно кивнула бирманская женщина.

За время бирманских скитаний я договорилась с коварным солнцем – покуда я не свожу с него глаз, оно не двигается, послушно замирает на небосводе. Если ж мне вдруг вздумается посмотреть под ноги, или еще куда отвести взгляд – что ж, сама виновата, - хитро улыбается светило, осторожно скользя к краю земли.

И всё было прекрасно, я смотрела на солнце, солнце – на меня, остается перейти через мост и вот, уже виден небольшой холм, а на холме золотой купол. Помните бирманские правила – вон то белое на вершине холма – пагода. Вон то золотое – тоже пагода.
Проблемы возникли на мосту. Оглянувшись назад, я увидела, как на мост въехал огромный грузовик.

- Ёпть, мы не разминемся, он нас сейчас размажет, обогнать тоже не успеем, - рыдала я и прощалась с жизнью, сжимая цветы в потном кулаке.
– Я не успела возложить цветы и следующая жизнь не будет прекрасноооой, - всхлипывала блондинка.
- Делай как я, - сжалился случайный прохожий и распластавшись, прижался к ограде.
- Мама, мама, мамочка, - верещали мы с Наташкой, стараясь поджать то сиськи, то попу. Грузовик, обдавая жаром, медленно поравнялся и проехал, чуть не касаясь бампером.

Здесь видно, что между грузовиком и оградой всего пара сантиметров ужаса.



Ну вот, отвлеклась, пока разбиралась с грузовиком, забыла смотреть на солнце, а оно, словно того и ожидая, ринулось вниз, к краю земли, где на огромной черепахе стоят четыре слона. Но я уже опытный ловец заката, и не глядя могу вскарабкаться на средних размеров закатный холм.



Над холмами провинции Шань густела молочная дымка, легкий туман окутывал поля, пробирался через реку.



Солнце круглой черешневой косточкой погружалось в этот молочный кисель. Хотелось сложить ладони лодочкой и поймать непоседливое солнце.



На обратном пути навстречу, как горошины из стручка, высыпали смеющиеся ребятишки и обступили Наташку. Блондинка и мать двоих детей счастливо улыбалась.



…….

- Жень, ты спишь, - шептала блондинка.
- Неа…не сплю… очень кушать хочется…
- И мне…А что они делают, а?
Я отдернула штору.
- Столы накрывают. Скатертями.
- Хорошо…. А как ты думаешь, а кормить скоро начнут, - жалобно взмолилась Наташа.
- Ну не в пять же утра, - размышляла я. – Я ж тебе говорила, давай поужинаем, я тебе каждый вечер это говорю, - зудела я.
- Есть после шести – вредно. Ты же девочка, - укоризненно сказала блондинка.
- Дура, они имели в виду не есть после шести вечера, а не утра, - шипела я. В животе неприлично урчало.

Первую половину дня мы провели в прогулках по окрестностям – исследовали загадочные точки на рисованной карте, отмеченные как «маленький Баган» и «бамбуковый Будда». В пыльном провинциальном Сипо все развлечения сводятся к одному – присесть под огромное баньяновое дерево и вертеть до умопомраченья карту, рисованную нерадивым внуком Мистера Чарльза, владельца одноименного геста. Улицы наглядным примером показывают тебе одно, а карта – совершенно другое. Неважно, что вы ищете – образ бамбукового Будды, или закрытый шанский дворец – главное свести воедино эти убегающие в соседний Китай улочки, завязать узлом на запястье и, придерживаясь за тонкую нить, громко закричать: раз-два-три-четыре-пять – я иду искать!









- Усложняем, - заявила я во второй половине дня. – Теперь пойдем искать водопад.
Наташа уныло посмотрела на меня и смирилась.

Вдоль железнодорожной станции лежали ананасы. Они лежали кучками вдоль рельс, под присмотром женщин и детей.

- Ананасы – это полезно, - заявила блондинка. – Надо брать.
- А давай на обратном пути, - решила схитрить я. – А то нам еще этот водопад искать…
- Ананасы – это полезно, - более настойчиво сказала Наташа, и направилась к разгружающимся грузовикам. С грузовиков сбрасывали ананасы и делали из них кучи. Нас окружали горы ананасов, они были навалены в беспорядке и издавали манящий сладостный запах. Взгляд Наташи мечтательно затуманился, она ухватила два фрукта и прижала к себе.



Когда я поняла, что один ананас стоит шесть рублей, то жалобно заплакала.
- Зачем все эти нелепости, офис, снег, Москва, когда можно проснуться с рассветом, развести танаку, нарисовать на щеках спирали бирманских полей, разгрузить грузовик, заработать на ананас, ухватить сочный фрукт и укрыться в придорожных кустах. А утолив ананасную жажду, можно подрабатывать русскоязычным гидом по 50 баксов в день – это сколько же можно на эти деньги купить ананасов????



Запихав ананасы в рюкзак, мы упрямо продолжили поиск водопада.

- Без преодоления нет приключения, трудности, преодоление и победа – вот идеальный сценарий, - вещала я, спотыкаясь на чужих грядках. Наташа уныло плелась следом. В рюкзаке наливались тяжестью ананасы.

- А может ну его, а, - тоскливо спросила блондинка. – В водопадах все равно воды нет…. А то пойдем, вернемся, поужинаем, - пошла на шантаж Наташа.

- Ужин, - я непроизвольно сглотнула слюну, мечтательно зажмурилась…встряхнула головой и сурово оглянулась – ужин отставить. Ужин это слишком просто, это каждый может. Поход, преодоление, отчаяние, спасение, возвращение и награда – вот правильный выбор путешественника, в особенности бирмопутешественника, - приговаривала я, пытаясь на глаз определить, где здесь китайское кладбище, а где мусульманское. По нашей карте до водопадов оставалось чуть-чуть – через китайское кладбище на пригорок, а там через холм, вдоль бамбукового забора, через банановое поле и ручей…

Навыка в различении кладбищ не хватило, и свернули мы таки на мусульманское кладбище, и пошли не туда, и почти дошли.

-Без преодоления нет победы, - чертыхалась Наташка, продираясь через кусты в обратную сторону. – Ничего, будет тебе преодоление, - злобно шипела подруга, отягощенная ананасами. Я же была отягощена топографическим кретинизмом, и молча шла следом.

Как мы и предполагали, водопады были безводны, но от этого не менее величественны.



Под водопадом, в тени ноздреватой серой скалы, в домике за оградкой из красных флажков, жили духи. Наты.



Было жутко. Сумерки опускались неслышно, красными языками трепетали флажки, охранявшие жилище духов….Шелестела банановая роща.
- Наташкин, пошли домой, - тоненько прошептала я.
- Угум, - чавкнула подруга, обрывая с ветки очередной незрелый банан.



Мы поспешно спускались. Нам вслед шелестели духи и насмешливо раскачивались пугала.




- Послушайте, дяденька, - ввалились мы в круг света, очерченный крестьянским костром. Женщина у костра вздрогнула и оттерла руки о фартук, мужчина медленно выпрямился и вгляделся в темноту. В темноте стояли мы с Наташкой, крепко держась за руки.
- Дяденька, а где город, - проблеяла я.
- О духи-наты, почему Вы привели этих белых дур к моей хижине, - подумал крестьянин, – видно, карма моя прохудилась, зря я напился пива с Жень Шенем на прошлой неделе…

Мужчина судорожно завертел головой. Наташка смотрела на него умильно, я – укоризненно.
- Попал, попал, - причитал крестьянин. – По Пал, а ну быстро иди сюда, - позвал он сына. Из темноты вышел парнишка и застенчиво сплюнул красным.
- Видишь, кого прислали нам духи, - причитал крестьянин, указывая на нас. – Если ты не выведешь их на дорогу к Сипо, то они съедят твой ужин и улягутся в твоей постели, - пригрозил он.
Вероятно с постелью парнишка бы еще смирился, но перспектива делиться ужином повергла его в шок.
- А ну пошли, - прикрикнул он, и шагнул в темноту. Мы шагнули за ним, продолжая держаться за руки. Ананасы в наташкином рюкзаке глухо перекатывались.

- Вперед, вперед, ужин там, - махал рукой паренек. Впереди была темнота и ручей. Обреченно вздохнув, я шагнула вперед и в грязь.

-Преодоление и победа, - насмешливо шипела подруга. Я молча чавкала сандалиями в неизвестное.
Мы шли через очередное кладбище. Китайское или буддистское. На обочине тускло горела помойка. Под ногами с неопрятным звуком пружинило нечто. Ром закончился еще в обед. Наташка блестела глазами и отчаянно боялась. Я озиралась налобным фонариком. Надгробья отвечали иероглифами.

В город мы вошли около восьми вечера, уж полтора часа как догорел закат.
- Немедленно купить рому, - командовала я, нарушая покой сонных лавчонок.
- Прошу почистить ананас, - продолжала я в гестхаузе, огорошив данной просьбой поваренка. Мы стояли во внутреннем дворике, и я сурово наблюдала, как летит в стороны кожура. Невыносимо хотелось припасть к ананасной корке.
- Плохой, плохой, - приговаривал поваренок, срезая видимые ему одному ананасные несовершенства.
- Охренел??? Какой плохой, это хороший кусок, а ну положь взад, - отчаянно кричала я.
- Дура какая-то, - думал поваренок и послушно складывал кожуру на поднос.



Я не завистлива. Материальные блага так призрачны, несмотря на кажущуюся устойчивость. Деньги – их может каждый, была бы цель. Я не завистлива, но почему пол веранды поехал под ногами, а рука со стаканом рома качнулась…. Почему я не могу выдохнуть, не могу отвести глаз от загорелой девушки из Южной Африки…. В густом воздухе еще дрожат, тая, ее последние слова – «я не знаю»….

- Откуда ты, крошка, - спросила я извечный пароль всех скитальцев. Во мне говорит не любопытство – я помогаю им вспомнить свои корни.
- ЮАР, - улыбается ясноглазая девушка, отбрасывая челку с выпуклого лба. – А ты?
- Россия, - приходит моя очередь ностальгически улыбаться, но я содрогаюсь, вспоминая тридцатиградусные морозы, дышавшие нам вслед.
- А, Россия… Это рядом с Казахстаном, - неожиданно уточняет девушка. – Казахстан я проезжала. И, глядя в мои удивленные глаза, невозмутимо продолжает – я прилетела в Лондон и поехала на машине. Европа, Казахстан, Монголия, Китай. В Китае я оставила машину, и Тайланд, Лаос, Камбоджа, Бирма…
Каждый раз, когда она называла страну, сердце мое пропускало один удар и болезненно сжималось.
- А куда дальше, - постаралась я поддержать вежливую беседу.
- Не знаю, - просто ответила девушка. Я залпом допила ром.

Моя картина мира с грохотом упала со стены. Стена постояла, покачалась, и тоже упала. Я сидела на веранде, пахло ночью, ромом, ананасами и близкой китайской границей. Часы за пять долларов, купленные сегодня в утешительном шопинге, неумолимо отсчитывали время. Я нашла своё место в призрачной веренице бродяг и шепотом попросила подождать.
- Я щас догоню, щас, вот накоплю, уволюсь, брошу к чертям….
Девочка из ЮАР понимающе улыбалась.
…………..

В обширной семье мистера Чарльза мы с Наташкой облюбовали одного, брутального красавца в непальской шапочке и с бриллиантовым кольцом на мизинце. Блондинка цепким взглядом заметила брильянт, чем подтвердила истину о лучших друзьях девушки, я же безошибочно определила происхождение шапки с ушами.
- Я буду ваш гид, - доверительно говорил красавец, сверкая брильянтом. Я томно закатывала глаза, представляя легкий треккинг к племенам Палаунг в сопровождении бирманского плейбоя; Наташка приглядывалась к брильянту, пытаясь на глаз определить чистоту камня.

Итак, настало утро треккинга. Я вдруг решила помыть шею, Наташка, прищурясь, недрогнувшей рукой рисовала стрелки, отчего глаза ее стали цвета молодых побегов бамбука. Плавной походкой мы вышли к завтраку. Бирманский брутальный мужчина, увидев нас, виновато споткнулся и поспешил навстречу. Наташа торжественно протянула руку для поцелуя.

-Ээээ….ну…..чёрт…я не смогу, - мямлил красавец, обдавая свежим чесночным духом. – Меня…эээ…я должен идти в другой треккинг, - сокрушался он, не сводя глаз с Наташки. – Я нашел Вам другого гида, - уныло добавил он. – знакомьтесь, это мистер Бин!
Из-за широкой спины мужчины с бриллиантовым перстнем выкатился крепкий как фасолина, круглоголовый кривоногий мужичек, и радостно улыбнулся редкими красными зубами.
- Да-да, это я! О, как Вам повезло! Лучший в мире гид – мистер Бин, - и мужичек оглушительно захохотал. Блондинка мрачно на него посмотрела. Мистер Бин перестал смеяться и смущенно засунул в рот бетель. Наташа сделалась еще мрачнее и отвернулась.

Подозреваю, мы были не самыми приятными клиентами для бедного мистера Бина – когда он жевал бетель, Наташка обдавала его презрением, когда он подбадривал, мол еще немного – блондинка демонстративно садилась отдыхать, когда он шутил – скучающе разглядывала листву под ногами. Вся беда злополучного мистера Бина была в том, что он был не брутальным красавцем с брильянтом, а болтливым кривоногим неунывающим дедком.
Я отдувалась за двоих – нарочито смеялась, болтала без умолку, разве что не просила пожевать бетель за компанию.



Сам треккинг незамысловат – одна деревня сменяет другую, женщины в полях медленно разгибаются и долго смотрят вслед, застенчиво улыбаясь; детишки выскакивают из домов и машут руками; водяные буйволы отрывисто вскрикивают «мяу, мяу»…







И вот наконец, после изнуряющего подъема – племена Палаунгов живут в горах, они выращивают чай, который растет чем выше – тем холоднее – тем лучше; вот наконец показались крыши деревни Палаунгов.



- Женя, а зачем мы сюда приперлись, - прямо спросила блондинка.
-Ну как бы племена посмотреть, - промямлила я. К этому моменту я поняла одну истину – на неискушенный взгляд европейца бирманские племена отличаются лишь цветом полотенец, намотанных на головы женщин, и предпочитаемой хозяйственной деятельностью – Итна рыбаки, Дану выращивают мандарины и носят на голове фиолетовые полотенца, Па-О выращивают чеснок и ходят с оранжевыми полотенцами на голове, Падунги надевают кольца на шею….
- У женщин племени Палаунг очень красивый национальный костюм, - подсказал мистер Бин. – Но носят они его только по праздникам.
Блондинка нахмурилась.
- А сейчас в деревне вообще женщин нет – все в поле, - усугубил ситуацию незадачливый мистер Фасолина.
Наташа не сводила с меня тяжелого взгляда.
- А сейчас Вам будет предложен горячий обед, - спас меня и себя от расправы мистер Бин и поспешил в дом.



Ели мы как всегда рис и что-то несуразное – кислые тушеные листья, острые тушеные листья, суп из бобов…
На стене висела семейная фотография. Женщины в ярких одеждах смотрели куда то вбок, одна из них придерживала испуганного младенца.



- Вот, смотри – национальные одежды, – значительно указала я, ткнув пальцем в старую фотокарточку.
Наташа посмотрела сочувственно на меня, и уничижительно – на мистера Бина. Мистер Бин, не замечая накалившихся страстей, бодро запустил пальцы в общую тарелку.
- Спасибо, я сыта, - отодвинула свою тарелку Наташа.

Все же не все женщины Палаунги были в полях.





Закат застал нас в огородах на подходе к Сипо и был сокрушителен.

[Genia]

Глава восьмая. 06.02. Утренний рынок в Сипо. Поезд в Пьин-У-Львин и его обитатели.

Ты перестаешь быть туристом, когда идешь на местный рынок не с целью попялиться, а с целью купить. В нашем скромном списке – молотый чили, бананы и мандарины. Пять утра, городок окутан туманом, но на утреннем рынке Сипо кипит бурная жизнь – упругими боками розовеют помидоры, мандарины сияют словно тысячи солнц, тугие кочаны капусты тянутся к ладони как дети, жаждущие ласки…








- Ой, какая прелесть, - умильно воскликнула блондинка, показывая пальцем на круглолицую женщину. Я пригляделась – в ногах у женщины стояла небольшая жаровня, на которой жарились странного цвета лепешки. То есть нет, цвет у них был вовсе не странный, вкупе с формой безошибочно угадывалась коровья лепешка. Хорошо еще, если коровья.

- Мне кажется, это сладкое, - шумно зашептала Наташа. – Давай возьмём!

Бирманская женщина уверенно растолковала Наташкину просьбу, завернула какашкообразную лепешечку в зленный листик и присыпала каким-то порошочком.




Наташа вгрызлась в лепешку, облизывая пальцы, потом изменилась в лице и обернулась ко мне – хочешь?

Мы шли с рынка, в рюкзаке лежали маленькие ароматные бананы, в одной руке – пакет со сладкими мандаринами, в другой я держала зеленый лист со странной лепешечкой, на вкус напоминавшей недопеченную глину, посыпанную землей с сахаром. Медленно вставало солнце.



Мучаясь бессонницей в славном городке Сипо (бессонница была вызвана не романтичностью организма, а непрекращающимися звуками мантр из соседнего монастыря), я придумала дальнейший Бирмоплан. Упор я решила сделать на средства перемещения – самолеты были, лошадиная повозка была, велосипеды, лодка были – остается непознанным поезд и лодка по реке. Я решила на поезде ехать в городок Пьин-У-Львин, славный своими садами и колониальными особнячками, там ночевать, наутро на такси в Мандалай, там немедленно сесть на лодку до Багана, ночевать и улететь наконец-то на море. Не доверяя своим навыкам в распознавании на слух бирманского английского, я написала факс и попросила отправить его в агентство. Агентство перезвонило и озвучило цены на лодку, отель в Багане и билет на море. Я согласилась, и вновь предалась безмятежности.

Итак, нас ждал поезд. Вспомнив лицо Наташи на рынке в Янгоне, я заказала upper class – он был на 3 доллара дороже ordinary, то есть стоил не 3 доллара, а шесть. Еще, в рамках программы «освоение транспорта» для торжественного выхода на вокзал были заказаны велорикши. Попрощавшись с радушной семьёй Мистера Чарльза, мы взгромоздились на рикш и тронулись. Вернее, тронулась изящная блондинка в обнимку с рюкзаком – моё же средство передвижения тяжело пыхтело, тщетно крутя педали. Рикша слез с велосипеда, покрутил цепь, разочарованно плюнул красным, взялся за руль и покатил. Минуты три я чувствовала себя идиоткой, потом слезла и пошла рядом.

Вокзал полыхал оранжевым – везде, на перроне, вдоль рельс, между шпал стояли корзины с мандаринами и возвышались горы ананасов.





Сами кассы были незамысловаты – на вывеске был нарисован ряд кругляшков, а суровый мужчина в форме попросил паспорта и тщательно переписал наши данные в потрепанную тетрадь, высунув язык от усердия.




Тяжело отдуваясь, подошел поезд. Местный поезд - это не то, что Вы думаете. Вообще-то я не знаю, что Вы думаете, но это не поезд. Это день из жизни. С девяти утра до четырех вечера. Это остановки по пол часа, можно выйти, перекусить, выпить термос чая и вернуться. Это жизнь, медленно проходящая мимо – да, ты стоишь, вернее сидишь на месте, а жизнь течет мимо, с отчаянным скрипом ворочается пространство, поля, леса минуют тебя, сидящего, заглядывая в окна….







Мы прошли в вагон и сели на свои не первой свежести места. Наташа огляделась и немедленно поджала ноги.
- Я видела мышку, - отчаянно прошептала она, и ее глаза цвета молодых побегов бамбука наполнились слезами. Я молча протянула ей бутылку.

- Ананасы, ананасы, кому ананасы, - вдоль вагона шла пышная молодка, на голове ее громоздилось медное блюдо.
- И почем, - лениво спросили наши соседки. Ананасовая молодуха оживилась – да задешево продаю, себе в убыток, - причитала она, взмахнув тяжелой косой, и вдруг покачнулась, не удержав равновесия. Ананасы на ее голове вздрогнули и медленно покатились в стороны. Я в ужасе распахнула глаза, не в силах отвести взгляд от блондинки – она, прищурясь, высматривала мышку в конце вагона, одновременно пытаясь закинуть ноги как можно выше и не касаться плечами спинки засаленного сиденья. Занятая всеми этими телодвижениями, Наташка не видела, как на нее внезапно посыпались ананасы. Два просвистели мимо, один задел блондинку по касательной. Я зажмурилась.

Когда я осмелилась посмотреть на Наташку, та сидела оглушенная и озадаченно потирала затылок.
- Ушибленная ананасами, - робко пошутила я и хихикнула..
Наташка всхлипнула, и осторожно засмеялась. Я протянула ей бутылку. Ананасовая молодуха собирала с пола фрукты и беспрестанно извинялась.

Так вот, ты сидишь в этом грязном кресле, а жизнь медленно идет мимо… Вначале нашим попутчиком был юный джентльмен лет четырех в кокетливой кепке и любовно разрисованными танакой щеками. Мать посадила его не глядя, чтоб он не мешал заносить в вагон корзины с мандаринами, а когда решила отсадить сына от европейской женщины, малыш взвыл предупреждающей сиреной. Мать послушно убрала руки и попыталась отвлечь мальчонку перепелиными яичками. Юный бирманец ухватил еду, но был бдителен и громко протестовал, когда его опять попытались лишить зрелища, то есть отсадить от блондинки. Мамаша и старшие сестры мудро не стали настаивать и позволили малышу сидеть где сидел.



Семья с малышом и мандаринами вышла на следующей станции, а на освободившееся место осторожно сел застенчивый бирманец лет тридцати. Он с любопытством поглядывал на нас, а потом не выдержал и достал из сумки потрепанную тетрадь.
- Where are you from, - по слогам прочитал он.

При помощи жестов, взглядов и тетрадки с уроками английского мы узнали что У Чин работает на железной дороге, инспектирует состояние путей. У него жена, двое детей, домик и огород.
- Сколько денег стоит Ваше путешествие по Бирме, - спросил бесхитростный У Чин.
- Ну, около 500 долларов в самой стране, - осторожно отвечала я – двадцать два дня, восемь перелетов, все такое…
- Спроси его, сколько он получает, - ткнула меня в бок настырная блондинка.
В тетрадочке У Чина темы про зарплату не было, но ничто не может отвлечь Наташку от намеченного. Что ж, бирманский инженер получал около 30 долларов в месяц, содержал жену и двоих детей, в свободное время учил английский и улыбался безмятежно и немного застенчиво.

На долгих остановках мы смотрели в окна. За окном можно было купить разную еду – непонятные кусочки кого-то на шпажках, лапшу, воду. Лапшу протягивали в окно прямо в пакетике, а ты в ответ протягивал мятую бумажку денег.



Вдоль поезда ходили дети с канистрами и кружками и продавали воду. Сдается мне, вода была набрана из ближайшего водоёма, облюбованного водяными буйволами.

Дети были взрослыми. Они были взрослыми еще на станции Сипо, где вся семья от мала до велика брала свои мандарины и ехала на соседнюю станцию продавать. Годовалые дети не капризничали на жаре, дети постарше смирно сидели возле родителей в ожидании поезда. Дети ехали в нашем вагоне, но не было слышно обычного плача, визга или смеха. А другие дети, чьи семьи не выращивали мандарины, чьи матери не жарили лапшу на продажу, чья единственная удача была жизнь возле жд станции – шли к поезду и продавали воду.


Наташа вернулась в вагон и всхлипнула. – Я дала им конфет, - дрожащим голосом рассказывала она, – и старший мальчик, он не взял все себе, он раздал братьям и сестрам, и отдал свою конфету младшему. Мой сын так бы не сделал….Они не дети. Они уже взрослые, - плакала Наташка.



Помимо падающих ананасов, бедных детей, игры в съедобное-несъедобное на станциях, разговоров с соседями и прочих незамысловатых радостей по маршруту Сипо – Мандалай, здесь есть второй по величине в мире железнодорожный мост. Конечно, это сделали англичане, кто б сомневался, около ста лет назад. За эти сто лет мост ни разу не ремонтировался, опять же, кто б сомневался.





Наконец мы приехали в Пьин У Львин, мяукать название этого городка одно удовольствие, становишься этакой южно-азиатской кошечкой….с намеком львиного рыка в конце… Здесь основное средство туристического передвижения – не такси, и не велорикши, а повозки с лошадьми, которые самые настоящие кареты. И вот уже наш экипаж бодро цокает копытами, а на запятках крепко привязаны наши рюкзаки.

В Пьин У Львине должны были быть колониальные английские особнячки с печными трубами, ботанические сады, дикие орхидеи и все такое пасторально-колониальное, но отведенное мне предзакатное время я потратила на беседу с пьяненьким владельцем гестхауза, пока не пришла Наташка и не увела меня за руку.

Первым делом мы купили рому. Блондинка еще купила гламурные наушники за один доллар, согревающие уши, ну да ничто так не отвлекает от стресса, как спонтанный шоппинг.



Я же крепко держала за горло бутылку рома. Бутылка взывала.
- Только не из горла. – предупреждающе сказала Наташка.
Я покорно кивнула и поплелась на закат, тающий в кронах деревьев.

– Где-то здесь должен быть ботанический сад, скромное уединение, только я, ром и орехи - шептала я вдохновенно, отсчитывая шаги. Смеркалось. Мы шли вдоль дороги, в лесу по обочинам игриво подмигивали особнячки.

- Женя, мы пьём, или как, - капризно протянула Наташа спустя пол часа. – И правда, дался нам тот ботанический сад, - радостно подхватила я и бодро свернула в проулок. Мы сели на кадку с пальмой, стоящей на обочине. Я приникла к бутылке, а когда спустя какое-то время подняла глаза, то увидела напротив трех человек с камерой. Камера была нацелена на нас. Я обернулась, и увидела за нами ограду не то ресторана, не то частного клуба.
– Ну надо же, надо же было так долго искать правильное место и усесться напротив единственной во всей Бирме кинокамеры, - хохотала Наташка.

Когда в бутылке оставалось на дне, а местный дворник тревожно помахивал метлой, нарезая пятый круг вокруг облюбованной нами кадки; когда в бутылке оставалось на дне, а жители тихого элитного района подозрительно блестели глазами сквозь забор; когда в бутылке оставалось на дне, я осторожно посмотрела на Наташку и робко спросила – давай поужинаем?

Я была готова к самому худшему – что девочкам после шести нельзя, что правила ведического образа жизни разрешают только до заката, что всё суета сует и обратится в тлен – но когда Наташка заявила что почему бы и нет и где-то тут по дороге очень даже неплохо пахло – тут я лишилась дара речи, и на дне в бутылке ничего не осталось.

Мы уселись за шаткие уличные столики. Возле скворчащей плиты сидел бирманский дедушка в красном шарфе. Взгляды наши пересеклись, и дедушка ласково кивнул.



- Мы как они, - лепетала Наташка, показывая пальцем на соседний столик, где юная пара романтично жевала листья салата.
- Сей момент, - выдохнула краснощекая бирманка, и наш столик тут же был уставлен разного размера плошечками и пиалочками. Дедушка в красном шарфе одобрительно кивал.

- Отодвинься!
- Сама не мешай, я влезла сюда первая, - шипели мы с Наташкой над пиалой с супом. Вдруг подошла девушка и долила нам до краев. Она подходила с добавкой еще раза три, а дедушка одобрительно кивал и улыбался.



Боюсь что мы являли собой вопиющий образец антисанитарии – уличное кафе, добавка три раза и задушевные разговоры с бездомным псом., с объятьями в особо трогательный момент.
- Женя, а остался ли у нас иммодиум, - тревожно спрашивала Наташа.
- Вскрытие покажет, - шутила я и цитировала фразу из путеводителя: «Обращаться в больницы в Мьянме следует только в случае полного отчаяния».

[Genia]

Глава девятая. 07.02 Издалека долго. Вдоль по реке Иравади. Мандалай – Баган.

Мы были готовы на все, чтобы больше не видеть Мандалай. Мы заказали такси за 35 баксов, чтоб оно ночью увезло нас из Пьин у Львина и, не дав нам познать мандалайское утро, доставило прямиком к лодочному причалу. Мы не издали ни единого стона, не испустили ни единой жалобы, когда в три часа утра в дверь постучался таксист.
- Мандалай. Причал номер пять, - кротко скомандовала я и закрыла глаза.

Вообще я ожидала другого. Чтобы лодка лениво шла, через мои вытянутые ноги переступали бирманцы, чтобы мы причаливали каждый час и невыносимо долго стояли, чтобы люди с корзинами поднимались на борт по дощатым мосткам, и был гам, суета, неразбериха, бананы и ананасы.

У нас получилась лодка для туристов. Я виновата сама – не будет же местное агентство копаться в глубинах моего подсознания. Им и в голову не пришло, что я хочу окунуться в местную жизнь. Как я в факсе написала «лодка» - так и получила. Лодку. Malikha-2.

Все было почти как я хотела – пологие ленивые берега, через мои вытянутые ноги переступали французы и бельгийцы, сакраментальное «невыносимо долго» тоже присутствовало – мы плыли невыносимо долго. Без остановок до Багана.





Но, в жизни ничего не происходит зря. Моя картина мира пошатнулась в разговоре с южноафриканской девушкой на терраске в Сипо, теперь пришла очередь Наташки.

Рассказываю – стою в очереди в туалет. Впереди – парнишка лет восьми, за ним – упитанная англоговорящая гражданка.
- Ой, мальчик, - умильно начинает дама светскую беседу под сортиром, – путешествуешь, да?
- Угум, - шмыгает носом паренек и переступает с ноги на ногу.
- С папой и мамой, - не отстает дама.
- Ага. Еще два брата и сестра, - откровенничает мальчик, - вначале мы поехали в Африку.
Дама ахает. Я раскрываю рот.
- А потом, - пискнула дама.
- Ну, три недели в Африке, потом папа сказал, что нам надо узнать индийскую культуру, и мы месяц провели в Индии.
Если от зависти падают в обморок, то я к нему близка. Дама тяжело дышит.
- Ну, Тайланд, Лаос, теперь вот Бирма. – скучающе перечисляет мальчонка, не сводя глаз с двери в туалет.

Когда я пересказала светскую беседу Наташке, та вначале минут пять напряженно молчала, потом схватила меня за руку и зашептала – Пошли.
- Куда, - оторопела я.
- Пойдем, ты их сфотографируешь, а я покажу мужу, - шептала Наташа, - четверо детей, о господи, они путешествуют и у них четверо детей.
Сфотографировала я их тайком со спины.



В Баган мы приплыли на закате. Мы уже бывалые, мы здесь второй раз за последние две недели. Мы берем лошадиную повозку и лениво командуем – на закат! Shwesandaw Paya, пагода Швезандо.

- До заката еще час, - тревожится возница.
- Не волнуйся, мы знаем как провести предзакатный час, мы опытные мастера ленивого созерцания.



Народ постепенно занимает места, идут последние торги, одна наивная акварель сменяет другую под опытной рукой баганского торговца.



Пагода Швезандо – признанный фаворит среди прочих закатных пагод. В жарком воздухе раздается шумное дыханье европейских пенсионеров, тяжело карабкающихся по крутым лестницам.

Европейские пенсионеры – вот истинные герои и покорители Азии. Мы встречали старушку на мандалайском холме, аккуратно спускаемую под обе руки, под рукоплескания попутчиков; трогательные пары (ей 64, ему – 68) бродят по гималайским тропам и штурмуют пятитысячные перевалы; европейские пенсионеры любопытны и жизнерадостны, и самое большое мое желание, если доживу до семидесяти – не растерять отмеренную мне жажду жизни и столь же бодро устремляться в неизведанное, крутыми лестницами и опасными тропами.

А солнце в Бирме продолжает рассказывать свои истории – теперь оно обернулось медным яблоком, выпавшем из испуганной Евиной руки, с высоты рая оно стремительно падает аккурат на шпиль пагоды напротив, немного медлит как та девочка на шаре, осторожно покачиваясь, и лениво скатывается в распадок между пагодой и горой, где тихо стынет в лавандовых сумерках.







Мы созерцали, свесив ноги. Соседями по созерцанию оказались две русские девушки, Оля и Оксана.

Меня всегда удивляло, как восторженно приветствуют соплеменников иностранцы, и как настороженно – мы. Но правда, напряженное лицо, неулыбчиво стиснутые губы, брезгливый взгляд:
– Людк, а Людк, они на меня так смотрят будто я первый виденный ими белый человек…
- Да, милый, мы для них белые Боги, а они – обезьяны…

После такого захода хочется сидеть и не отсвечивать, чтоб не пришлось сводить знакомство… как будто эти снобы иначе смотрели на болгарских детей в пионерлагере «Золотой Гектар»…будто не клянчили у них настоящую жвачку…будто родились все познавшими и слегка от этого утомленными…и поэтому я люблю восторженных европейских пенсионеров….
Но, предубежденья тоже надо вовремя отбрасывать.

- Русские?
-Русские.
- Сами?
- Сами!
- И мы сами. А завтра?
- Гора Попа.
- О, и мы гора Попа. Давайте вместе?
- Давайте!
- Завтра в семь?
- В семь!

Гора Попа полностью отвечает своему названью – вид с нее уныл и однообразен, а путь наверх босиком по грязным ступеням отягощен настырными обезьянами и продуктами их жизнедеятельности.
Снизу же эта гора выглядит идеальной горой с детского рисунка – плоско-плоско и вдруг правильной формы холм с волшебным замком с позолотой, тьфу, пагодой наверху и лазоревым декором охватывающей гору лестницы.




После покорения горы Попа у нас оставалась вторая половина последнего дня в Багане. Ром с папайей придали сил, и мы побрели за сувенирами и на закат.

- Привет как дела, - прокричал мальчик на велосипеде.
- Спасибо ничего, - вежливо отвечала я.
- Любите ли Вы футбол, - начал мальчонка светскую беседу. – Давайте поговорим про футбол, а потом я покажу вам свои акварели. А можно и не говорить про футбол, а сразу смотреть прекрасные акварели и немедленно покупать. Вся наша семья рисует – отец рисует, брат рисует, и я рисую.
- Иди отсюда, мальчик, - вяло отмахнулась я.
- Что ж, придется говорить про жизнь, - подумал маленький психолог, и после получасовой беседы о нелегкой доле жителей Багана все равно увлек нас в кусты и развернул акварели. После совместной прогулки мальчонка стал уже знакомцем, и не купить картинку было невозможно.

Пагода Суламани славна своим богатым декором и торговцами.



Почему-то я решила, что наблюдать сегодняшний закат мы будем здесь. Слов «вход наверх закрыт» в путеводителе я не заметила, и безмятежно рассматривала прихотливую кирпичную кладку.

- Послушайте, а где подняться наверх, - уточнила я, когда ниточка, державшая солнце, истончилась и светило стало медленно опускаться.
- Хау мач, - одновременно задала вопрос блондинка, тыча наманикюренным пальчиком в акварель. Одна из загадок блондинок – как они умудряются сохранить маникюр после восьми перелетов и легкого треккинга.
- Нет-нет, на эту пагоду нельзя подняться, - услышала я ответ и оторопела. Оторопь нарушил тычок в бок – Женя, переведи, чё он сказал.
- Он сказал, что мы не можем подняться на эту пагоду, - в замешательстве проговорила я.
- Да не это, - нетерпеливо подпрыгнула блондинка, - хау мач эта картинка с монахами…
- Наташа, это наш последний закат в Багане, я не знаю где его встречать, все пропало, - причитала я.
- Какая картинка с монахами красивее, - неторопливо размышляла Наташа, - вот эти в один ряд с зонтиками, или эти зигзагом с чашами…



- Мы его теряем, - чуть не плакала я, - закат теряем…..
- Заверните эти три, - отмахнулась от меня Наташа.
- Заверни за угол этой пагоды, и будет Thabeik hmauk, - сжалился торговец. – Пол мили через поле и вы на месте.

Солнце начало свой неудержимый бег.

Мы так давно здесь, что мы забыли - кто мы.
Теперь меня не остановить.
Пришли танцевать, когда время петь псалмы -
Теперь меня не остановить.
Я сидел на крыше и видел, как оно есть:
Нигде нет неба ниже, чем здесь.
Нигде нет неба ближе, чем здесь.
Теперь меня не остановить, - пело солнце вместе с Аквариумом, – теперь меня не остановить!



Спотыкаясь, я карабкалась по крутой лестнице. За мной, перепрыгивая через несколько ступеней, мчалась девушка с фонариком и юноша с рулоном акварелей.
- Сюда, сюда, - подсвечивала девушка фонариком.
- Давайте посмотрим мои акварели и что-нибудь купим, - вторил юноша.

- Что, и это все, - изумилась Наташа, оказавшись на широкой площадке на верху пагоды. Лестница закончилась.
- Что, и это все, - повторила блондинка и мать двоих детей и легкими балетными шагами полезла вверх по выступающим кирпичам и декору. Я застыла в замешательстве.

- Мадам, дайте руку – акварельный юноша тянет руку сверху, девушка фонариком толкает снизу, и вот я оказываюсь наверху на узкой галерее. Мать двоих детей угнездилась еще выше, застыв в мечтательной безмятежности.




-Ну-с, посмотрим мои картинки и будем немного покупать, - приступил к беседе акварельный юноша.
- Иди отсюда, мальчик, - я с тоской посмотрела вниз.
- И правда, пойду, у меня ж там прилавок и пагода без присмотра, - бодрой скороговоркой пробормотал юноша и в три легких движенья скрылся внизу.

Я уныло огляделась, осторожно посмотрела вниз. В желудке стало холодно, несмотря на плескавшуюся вокруг оглушительную жару.
- Подумаю о спуске позже, - я попыталась взять себя в руки и насладиться последним в Багане закатом.



Сегодня солнце медленно погружалось в жарко вздрагивающие черничные дали. Вокруг, покуда хватало взгляда, застывшей армией солнцепоклонников стояли пагоды с куполами словно молитвенно сложенные ладони.
Вечность плескалась у ног, вечность не знала границ, вечность захлестнула всех – и прокуратора в белом плаще с кровавым подбоем, и бирманских королей Аноратху и Мануху, Будду Гаутаму, дерево Будды Гаутамы, и всех-всех-всех….

- Эй, мама…. Ты И Вана покорми, а? Я тут с белыми тетками наверху застряла! – расколол тишину крик и вечность отступила.
-Ты меня слышишь, а? А то я поздно приду, - надрывалась девушка с фонарем.

Я разозлилась. Как смеет эта невежественная крестьянка мешать мне слушать вечность! Я злобно оглянулась и только собралась зашипеть девушке что-то оскорбительное, как осознала – она у себя дома. Она здесь живет, ее семья – хранители пагоды, потомки незадачливого короля Манухи. Юная мать с разводами танаки на щеках принадлежит этому месту, а я здесь гостья.



Таинство заката исполнилось на наших глазах, и передо мной всплыла другая проблема – как теперь спускаться. Богатое воображение подсовывало сломанные ноги. Или руки. А ведь завтра нас ждало море…..
- Наташ, давай обойдем вокруг галерею, - застенчиво предложила я.

Я придерживалась рукой за жаркий кирпич и давала зароки – вот спущусь, и немедленно выпью ром. Сяду вон под тот куст и немедленно выпью. И никогда больше не полезу так высоко. Всегда вначале буду думать, а потом – делать….
- Жень, мы уже третий раз обходим, - пискнула блондинка. – давай спускаться.

Внезапно девушка с фонарем, до этого внимательно за нами наблюдавшая, подошла и сказала – делай как я. – Руку сюда, ногу туда, давай-давай, если ты спустишься живой, то дашь мне денег, ногу сюда, кому говорю….

Спустилась я благополучно и одарила девушку деньгами. На радостях девушка нырнула куда-то в высокие кусты – приглядевшись, я увидела что это не кусты, а хижина, а потом выскочила с ребенком на руках. Вслед за ней ковыляли пожилые мужчина и женщина.
- Мой сын. Моя мать. Отец, - представляла девушка.
Я благодарно кивала и пожимала протянутые руки. Отошла метров на десять, чтоб не шокировать правильную буддистскую семью, упала под деревом и припала к бутылке с ромом.
- Ты че, спускаться боялась, - поинтересовалась блондинка.




- Мне нужен утешительный шоппинг, - просительно прошептала я. – Пару акварелей на память о пережитых волнениях. Наташа согласно кивнула.

Мы вернулись к Sulemani paya, но там было пусто – торговцы собрали свой товар. Я разочарованно сникла, но вдруг из прилепившейся к ограде хижине выскочил давешний акварельный юноша. - Будем покупать мои картины, - удивился потомок короля Манухи Я кротко кивнула.

Спустя некоторое время юноша удовлетворенно сворачивал картины в рулончик. Я перевела сбитое торговлей дыхание и оглянулась – вокруг, покуда хватало взгляда, плескалась ночь. Мы стояли посреди пустыни в чернильной непроглядной тьме. Стрекотали цикады. Бабочки летели на свет фонаря.

Я растерялась. Огляделась более предметно и увидела два мотобайка, небрежно прислоненные к стене хижины. А потом вдруг услышала себя, спрашивающую – а эти байки могут быть нашим такси?
Акварельный юноша пожал плечами: - не знаю, я никогда так не делал….
- Один человек – один доллар, - искусительно прошептала я и улыбнулась.
- Ща, позову брата, - оживился молодой человек.

И тьма расступилась под рассекающим лучом мотобайка. Я крепко обхватила руками юношу, Наташка – его брата, мотобайки натужно ревели на песчаной дороге, вокруг немыми стражами стояли пагоды….

[Genia]

Глава десятая. 9.02 – 13.02 Нгапали. Море. Lin Tharo Lodge

Из Багана в Мандалай, там посадка, потом в Янгон, там пересадка, из Янгона в Ситтве, там посадка, Наташка нам на следующей выходить, следующая – Тандве, нам выходить, я на одном дыханье проговариваю эту бирманскую скороговорку Баган-Янгон-Тандве, и наконец-то за каждым названием стоит осмысленный образ.



Я по привычке еще куда-то спешу, немедленно собираюсь, строю планы, но натыкаюсь на прохладные ладони моря и останавливаюсь. Остановись, девочка, - похлопывает море по плечу…Посмотри на меня, коснись меня, иди ко мне…



Я составляю прекрасные натюрморты, а море мне дарит свои орнаменты….









Слева от нас живет нордический блондин с мужественно рассыпанными волосами по могучей линии плеч, я немедленно прозвала его Викингом. К сожалению, он прогуливается вдоль берега с какой-то крошкой в бикини, но, заметив через ограду террасы, что я не могу совладать с крышкой от очередной бутылки рома, храбро спешит на помощь.

Справа от нас живет итальянская пара – он похож на постаревшего Леонтьева, а она – на загорелую воблу. Они экспрессивно ругаются по ночам, и, проснувшись, я вынашиваю планы убийства.

Мы живем посередине, у меня есть ром и очки для плавания, и я абсолютно счастлива.





Наташка тоже счастлива. Один раз она вышла из домика, посмотрела на меня нехорошо и спросила – Женя, ведь здесь есть море. Почему мы приехали сюда только на пять дней?
- Муж на море повезет, - буркнула я и спрятала глаза.



Мы ужасно заняты – проснуться, купаться, завтракать, еще папайю, и вот этот блинчик, ах какой повар душка, ах как он печет блинчики, еще блинчик, теперь купаться, а потом пойдем посмотрим бусы у той жемчужной тёти, теперь купаться, а если я зайду в воду здесь, а выплыву вон там, ой, еще торговцы с бусиками, я хочу купить вот эти, а эти, и эти тоже…..



Я жду сон, и мысли лениво путаются…. Брать ли мне эту нитку жемчуга, или вон те самоцветы…. Что заказать завтра на обед – крабовое карри или креветок на гриле…. Море шумит прямо под окном, кажется, протяни руку и ты коснешься прохладной волны.



- О боже, что же мне выбрать, - растерянно шепчет блондинка. – Дай мне воды, я волнуюсь.
- Рыбу филе или рыбу целиком…. Что делать, что делать… Девушка, вот у Вас написано – рыба, это какая?
- Филе барракуды….Морской окунь… Групер и рэд снеппер… Дай же мне воды, что же выбрать, я так волнуюсь…
- А рыба вкусная? Свежая? А какая вкуснее?
- Мадам, иди за мной, - манит пальцем девчушка, подводит к коробу в углу и откидывает крышку, - выбирай, мадам!



Собирая ракушки по полосе прибоя, мы приходим в рыбацкую деревню. Здесь пахнет трудом, солью и рыбой, мелкая рыбешка сушится под палящим солнцем.





Рыбаки уходят на вечерний промысел, грузятся лодки.






Дети провожают отцов в море, дети помогают матерям с уловом, дети просто играют, и их игрушки – ракушки и прохудившиеся лодки.








Вечером здесь ловят на свет – лодки выстраиваются паровозиком вдоль по линии горизонта, зажигают электрические лампочки на мачтах, и линия горизонта загорается надеждой.



Мы ужасно заняты все пять дней – плавать, собирать ракушки, выбирать рыбу, покупать бусы, и снова плавать, и пить ром, и смотреть закат, и считать звезды и рыбацкие корабли…

[Genia]

Глава одиннадцатая. 13.02 – 14.02 Янгон. Китайский Новый Год.

Никогда не покидай море через пять дней – оно не простит. Особенно если это Андаманское море, Бенгальский залив. Под сердцем поселится маленькая боль, и избавиться от нее можно, только войдя в другое море.

Я уныло кручу на шее новые бусы из самоцветов, и злорадно улыбаюсь, увидев в зале ожидания в аэропорту девушку викинга. Одну. Без викинга.
- Твой милый остался в Раю, - ехидно спрашиваю я.
- Да, - печально кивает Анна, наполовину немка, наполовину сербка, и услышав о ее сербской половине я немедленно прощаю ей викинга.
- Белград, Калемегдан, Скадарлия?
Анна улыбается: - Он Ангел. Ангелы должны жить в Раю. Он три месяца чинит крыши, а потом полгода путешествует. А я так не могу, я администратор. И без него не могу…

Утро четырнадцатого февраля было днем св.Валентина, и в нашем отеле в Янгоне одна свадьба сменяла другую.







Днем мы ходили на рынок Bogyoke Aung San Market за последним утешительным шоппингом.











Вечером провожали бирманское солнце с крыши отеля.



А попрощавшись с солнцем, встречали Китайский Новый год. Китайский Новый Год проходит в Чайна Тауне, куда мы и направились, объединившись с Олей и Оксаной, встреченными на пагоде Швезандо в Багане. Оказалось, что в Янгоне мы живем в одном отеле и наутро вместе улетаем в Бангкок.

Чайна Таун бурлил – люди на улицах ели что-то вкусное, хоть и непонятное, смотрели на больших экранах гонконгский парад и всячески веселились.







По улицам под барабанную дробь ходили розовые драконы.



Мы пристроились в хвост одному из них, и весело, с клаксонами и барабанами, дошагали до большого многоподъездного дома. Дракон вошел в подъезд, откуда немедленно раздался смех и детский визг, а к дому подъехал грузовик. Спортивные юноши выскочили из кузова и моментально полукругом расставили скамейки.

К моему удивлению, на скамейки сели только детишки и женщины с маленькими детишками – рассаживались быстро, без ссор и тычков, никто не повышал голос.




- Эй, белые леди, садитесь – пожилой мужчина, похожий на Такеши Китано, по виду – организатор действа, настойчиво подталкивал нас в спину.

Мы застеснялись, но Такеши Китано крикнул, и перед нами оказались четыре пластиковых стула. От греха подальше мы сели, а Наташка тут же нашла себе на колени девочку.



Спортивные юноши в белых футболках споро собрали некую конструкцию из розовых балок и накрепко в нее вцепились.



Раздалась барабанная дробь, барабанщик был суров и прекрасен видом.



На розовый помост выскочил дракон, и начались акробатические этюды – дракон, состоявший из двух потных парнишек, резво скакал, вставал на дыбы, опасно прыгал и скалился в толпу.







Толпа взирала, замерев от восторга.



Еще в этот вечер я узнала что такое дуриан, и что я его не люблю, а также что бывают желтые арбузы, не менее вкусные чем алые.




..........Наконец-то я вытянулась в кровати и закрыла глаза – ладони тошнотворно пахли дурианом, а в ушах раздавалась барабанная дробь. Блондинка шуршала и шелестела пакетами, пытаясь впихнуть в шестидесятилитровый рюкзак одежду, мотоциклетный шлем, две термокружки, несколько плетеных подносов из соломки, деревянную игрушку – гусеницу в упаковке и две объемные косметички.



- Ты что, так и будешь спать, - раздался вдруг нежный голосок и отнюдь не нежный тычок в бок, - пойдем.
- Куда, - зашипела я, - спи уже!
- Дома будешь спать. Новый год. Последний день, - приговаривала блондинка, стаскивая с меня одеяло. Пришлось подчиниться.

В кустах неподалеку от отеля скрывалось кафе Сингапурская Кухня. На подъезде были припаркованные приличные по бирманским меркам машины. Мы сели за столик.

Я тщательно пересчитала деньги и объявила, что нам хватит на одно маленькое Сунь Вынь на выбор и может быть один суп. Про супы было написано в столбик – маленький, средний и большой. Я еще раз пересчитала деньги.

- Один Сунь Вынь и один маленький суп, - тоном гордой, но бедной воспитанницы Смольного заявила я и вздернула подбородок.
Официант принес два апельсина. Потом две маленькие пиалочки. Мы с Наташкой сглотнули и продолжили ждать. В следующий приход официант тащил что-то тяжелое, что с утробным бульканьем водрузил на стол. История повторялась. Вы может и не помните, но я на всю жизнь запомню наш первый завтрак в Янгоне. Особенно этот бельевой тазик, в котором тяжело плескался Том Ям, щедро сдобренный чили. Особенно как Том Ям мешался с моими слезами. Так вот про тазик.

- Вы уверенны, что это МАЛЕНЬКИЙ суп, - кричала я в спину официанта. Юноша важно кивнул.
Наверно, я люблю сингапурскую кухню. Четыре добавки, и на дне тазика еще оставалось.
- Не могу больше, - вздохнула блондинка, утерев слезу.

Мы тяжело шаркали к отелю – я шаркала, потому что Наташка подсунула мне свои свежекупленные на янгонском рынке шлепки с какими-то гвоздиками вовнутрь с эффектом массажа. Наташка шаркала от супа и за компанию. От обочины донесся детский плач.
- Ты слышишь, слышишь, - толкала меня Наташа и вертела головой.

В кустах стояла палатка. Не, не так – в кустах стояли две палки с натянутым на них полотнищем, из под этого тента раздавался надрывный плач и тихий женский голос. Напротив палатки, у дороги стояла тележка с остатками непонятной еды на продажу.
- Они живут на улице, - шептала Наташка. – они живут на улице, здесь дети живут на улице, а я иду мимо и ничего не делаю, - кричала она. Я молчала.

[Genia]

Глава двенадцатая. 15.02 -16.02. Бангкок. Культурный шок и бар на шестьдесят третьем этаже.

Двадцать два дня в Бирме вполне достаточно. Можно спокойно оплатить сбор размером 10 баксов, спокойно сдать багаж, спокойно сфотографироваться у огромного настенного панно, и сделать это не орошая слезами мраморные полы с криками «почему так мало». Хотя давеча, улетая с моря, я вполне могла бы произвести небольшую истерику….

Так вот, мы фотографировались у роскошного настенного панно, как я подняла глаза и вдруг на втором этаже увидела Его.




Собственно, Его я увидела гораздо раньше – на незабвенной терраске в Сипо У Него были седые виски и живой пытливый любопытный взгляд.

- Я люблю Его, - шептала я Наташке, шагая по пыльной улице Сипо . Он с собеседниками по терраске шел ужинать к Мистеру Фуду, а мы с блондинкой в супермаркет за часами по пять долларов.

- Я люблю Его, эти седые виски и живость глаз, я хочу выйти замуж за человека, у которого равная со мной жажда жизни, мировосприятие ребенка и ответственность взрослого!

И вот на втором этаже стоял Он. Он заметил меня, улыбнулся, махнул рукой. Я покраснела и в мятущихся чувствах медленно поднялась по лестнице.
- Мы где-то виделись, да? – спросил он с легким немецким акцентом, - в Сипо, да?

Я молча кивнула, не сводя с него глаз. Потом спросила что-то незначащее, а сама думала что вот сейчас он улетит в свою Австрию, а я в свою Россию. И найдется ли мне второй такой как Он, с яркими любопытными глазами и жаждой познания…

- Женя, пойдем, наш рейс объявили, - Наташка взяла меня за руку и повела на пограничный контроль. Как сомнамбула я заполнила на себя и на нее карточки убытия, улыбнулась пограничникам, прошла в зал ожидания и села с Олей и Оксаной.
- Эй, а вы когда из Бангкока в Москву улетаете, а, - издалека донесся до меня голос Оли. Я вздрогнула. Наташка вопросительно на меня посмотрела. Я посмотрела вокруг и поняла, что не вижу своей голубенькой папочки.

Согласно распределению ролей о трепетной блондинке и умной брюнетке, я была последней – еще с самого начала отобрала у Наташки все билеты и со слегка утомленным видом регистрировала нас на рейсы, получала багаж, брала такси и выполняла прочую административную работу. Все билеты и брони отелей я носила в голубенькой пластиковой папочке. К концу путешествия в папочке оставались билеты Бангкок – Москва и бронь отеля в Бангкоке.

Меня бросило в жар, потом в холод, потом я вспомнила что билеты электронные и я их еще распечатаю, а название отеля в Бангкоке я и так помню, пусть сами на ресепшн мою бронь ищут. Потом я вспомнила, что Наташка украинка, и сейчас на получении визы в Тайланд ее попросят показать обратные билеты. Еще я подумала, что погранконтроль в Янгоне вряд ли выпустит меня на поиск голубой папочки.

- Женя, ты не волнуйся, это всё любовь, это нормально, - взяла меня за руку Наташка. – С девочками такое бывает, когда они влюбляются, они волнуются, а когда волнуются, то теряются. Или теряют. Пойдем поищем.
- Ты че, офигела. – шипела я. – Так нас и пустили, нам уже штампы убытия в паспорта поставили!
- А давай попробуем, - терпеливо повторяла Наташа.

Нас пустили. Пограничники даже не стали препираться, а, посмотрев на мое расстроенное лицо, махнули рукой. Следом за мной порхнула Наташа. Голубая папочка лежала там где я ее оставила, на стойке заполнения карточек убытия.
- Ну видишь как все хорошо, - успокаивала Наташа.

Культурный шок пришел ко мне в Бангкоке. До этого он посещал меня в Израиле, когда мне шестнадцать и я девочка из Петропавловска – Камчатского, а там огромный магазин и весь второй этаж занят женской одеждой. Я иду, иду, и все вешалки, вешалки, и не видно конца…
В Бангкоке культурный шок подкрадывался издалека – в такси закрывались окна, работал кондиционер, такси не разваливалось, а водитель не жевел бетель и говорил по-английски. Люди держали сотовые телефоны и даже прижимали их к уху. Вокруг возвышались небоскребы и спиралью закручивались многоуровневые автомобильные развязки.



Дабы схлопотать культурный шок наверняка, я забронировала один из лучших отелей в Бангкоке – Lebua at State Tower, где все номера сьюты и бар на шестьдесят третьем этаже.
- А вдруг скитания по Бирме так меня доконают, что захочется приобщиться к цивилизации, - думала я, а также хотела не отставать от Оксанки, которая тоже забронировала себе Лебуа на обратном пути.

В холле отеля веяло кондиционированной прохладой, и у меня закружилась голова. Чтоб удержаться, я посмотрела вниз, и наткнулась на чьи-то грязные ноги в пыльных сандалиях. Ноги были мои. Грязные штаны с торчащей бахромой тоже были мои.
- Момент, момент, кредит кард, сюда, момент, сейчас Вам принесут чемоданы, Ваш номер на двадцать пятом этаже, - нежно мяукала прекрасная тайка и неискренне улыбалась. После Бирмы я стала знатоком улыбок, и на раз отличаю искреннюю и по долгу службы. Но только после Бирмы, до нее все улыбки были одинаковые.

В номере была гостиная с орхидеей и конфетами как комплимент, ванная комната с ванной, душевой кабиной и косметикой Bvlgari , кухонный уголок с кофеваркой и молотым кофе, и спальня с двумя высокими кроватями. С балкона открывался вид.




Я допила ром, и культурный шок ненадолго отступил.
- Вечером идем в бар на шестьдесят третьем этаже, - объявила я. Блондинка улыбнулась.
- Но там дресскод, - добавила я осторожно. Блондинка нахмурилась.
- Почему ты не сказала мне сразу, я бы взяла платье и туфли, - обвиняющее посмотрела на меня Наташка.
- Именно поэтому и не сказала, - подумала я, но вслух виновато произнесла – забыла.

Мы поднялись на шестьдесят третий этаж, отловили бармена и приперли его к стенке с вопросом в чём он нас пустит. После долгих препирательств и обольстительных улыбок он согласился даже на мою майку и непальские али-баба штаны, но насчет сандалий стоял насмерть.
- Нет, мадам, за углом торговый центр, купите босоножки или что-нибудь приличное, - оправдывался он под суровым взглядом блондинки.
- Пойдем, - сказала Наташа и нехорошо на меня посмотрела, - подумать только, если б я знала, то взяла б с собой вон те бежевые босоножки, - досадовала она.

Торговый центр был за углом. Мы мельком отметили, что здесь есть разная дешевая обувь, и поднялись на четвертый этаж. Потом обошли третий. Потом зависли на втором. Голова кружилась все больше и больше от обилия всего. Здесь все было доступно.
- У девушки должны быть любимые джинсы, - застенчиво молвила Наташа, скрываясь в примерочной.
- И любимая сумка, - продолжала она, всматриваясь в зеркало.

Мы спустились в продуктовый менять деньги, и тут сквозь сгущавшийся вокруг туман я встрепенулась – надо купить ром. Или виски. Голова кружилась все сильней, я чувствовала усталость, растерянность и непонимание происходящего. Как это здесь много людей, много одежды, мужчины ходят в юбках, а женские щеки не раскрашены танакой. Они весело разговаривают по мобильным телефонам и не жуют бетель. Они покупают и у них есть деньги.

В обувном отделе нас ждал подвох. У изящной блондинки оказалась нога тридцать девятого размера, а здесь была Азия. Тридцать девятый встречался редко, а если и встречался, то был мал.
- А может ну его, этот бар на шестьдесят третьем этаже, - осторожно начала я, - придем, выпьем, ляжем спать…
Наташа нехорошо на меня посмотрела. – Эй, мистер, - отловила она мальчонку, - а ну покажи мне все что есть сорокового размера. – приказала блондинка. – Женя, переведи ему – сороковой!

Я сидела в номере, в спальне на столе и плакала. В углу в коробке стояли босоножки, мои и Наташкины, по восемь долларов пара. Мне хотелось залезть под стол и спрятаться от людей, шума, магазинов, телефонов, неискренних улыбок. Мне хотелось оказаться на терраске пыльного городка Сипо, чтоб внизу суетилась семья Мистера Чарльза и брутальный брюнет с брильянтовым кольцом на мизинце мерил широкими шагами двор…. Мне хотелось идти через поля, искать пересохшие водопады, и чтоб солнце черешневой косточкой ежевечернее падало вниз. Я всхлипнула еще, и еще…

- На, выпей, держи стакан, все будет хорошо, - Наташка сочувственно смотрела на меня и протягивала виски. – сейчас сходим поплаваем в бассейне на шестнадцатом этаже, потом в сауну. Потом опять поплаваем, а потом в бар. Ну же, все будет хорошо, вот увидишь….

Мы ступили на белую подсвечивающуюся лестницу, ведущую к бару, и остолбенели.



Ветер бесчинствовал, трепал волосы и Наташкину юбку.
- Осторожней, мадам, смотрите под ноги, мадам, – напутствовал официант.

Наверное так они выходят на красную ковровую дорожку. Наверное, они чувствуют себя как под открытым небом на шестьдесят третьем этаже, открытые всем ветрам и взглядам. Хотелось опуститься на четвереньки и ползти, но я гордо ступала, держа спину и подбородок.

В баре было многолюдно.




Денег у нас оставалось ровно по коктейлю. Крепко обхватив ножку бокала, я прислонилась к прозрачной пластиковой ограде. Ограда заканчивалась где-то под ребрами, оставляя возможность маневра.








Хотелось обхватить руками этот маленький шар земли, прижать к себе, и заглянуть во все его тайные уголки… И до сих пор хочется. Нестерпимо хочется.

[Prapor]

фуххх.... ...не осилил большую часть...слишком много лирики..

[Zivert]

Задорно и со вкусом. Это не лирика, это положительные эмоции. Сам это прохожу каждый раз, проходя паспортный контроль в Янгоне! Молодцы!!!
Блин, скорее бы осень!!! В Бирму хочу!!!

[Gariway]

Лучше лирика, чем гламур.
Насчет положительных эмоций спорно, по-моему таковые появились лишь по прилету домой.
И тем не менее ИМХО - превосходный рассказ!

[muRRena]

Шикарно написано, спасибо огромное... Сам неделю назад как вернулся оттуда, читая вторую часть, понимаю, что многое упустил . Завидую!

[Genia]

Спасибо!
to Gariway - к сожаленью наоборот, по прилету домой появились лишь отрицательные эмоции:-)))) А в путешествии положительные эмоции были с утра до вечера, при таком дешевом роме-то!

спасибо еще раз тем кто дошел до конца. я конечно очень затянула описание, сама удивилась объёму...... Написание отчета - лучший способ продлить путешествие и оттянуть постотпускную ломку.

[Jelena 58]

Спасибо, девочки, очень хороший рассказ.
МОЛОДЦЫ

[ktk]

Спасибо, отличный рассказ и фото

[Angelina]

Милая девушка Женя! Даже не знаю какими словами можно выразить моё гипер-спасибо за Ваш удвительно светлый и восторженный рассказ о Бирме. Вы просто сказали то, о чём я думала. Вы просто выразили мои чувства и мои эмоции в своём Бирмоведении. И у меня всё было так-же - точно так-же после Бирмы я научилась различать улыбки, точно так-же возникло в мозгу "блядский цирк" и чувство стыда после того, как встретилась с устало-затравленным взглядом длиношеей женщины. Точно так-же в зеркалах Мандалайского холма мир разлетелся на тысячи осколков, и точно так-же - слёзы счастья на щеках - неужели это я, женщина родом из далёких не-столиц путешествую в дальние дали и вижу эту красоту. И так-же - абсолютно независтливый человек в обыденной жизни, начинаю биться в душевных конвульсиях, общаясь с шагающими по странам и континентам, и строю невыполнмые планы уволиться с работы, и уехать надолго-предолго везде-привезде. И ещё - спасибо за то, что есть у Вас не на словах, а на деле "жажда жизни, мировосприятие ребенка и ответственность взрослого". Женя, Вы очень близкий мне по духу человечек. Хотя я и блондинка.