Сюр Америка. (Колумбия-Эквадор-Перу-Боливия+треккинг в Андах)

[Libertad]

Я лежала бездумно и только просила в следующей жизни сделать меня уточкой на Титикаке

Бар "Уточка": только качественный алкоголь!
Женя, обдумай эту возможность.

[Hispano]

Genia с удовольствием читаю, некоторые фразы просто 5 баллов

Туман придает разговору некую интимность, а высота 4500 – легкое сексуальное задыхание.

[Genia]

Глава двадцать первая. Соленый пот Уюни.

Я готовилась к ночному автобусу старательнее, чем Наташа Ростова на первый бал. Почистить зубы, расстегнуть лифчик, натянуть теплые носки, теплые перчатки, теплую шапку, умыться, открыть вино, перелить в пластиковую бутылку, выпить вина, почистить зубы. До Оруро мы ехали вполне нормально, а в Оруро прежний экипаж вышел, пожелав приятного полета. Новый водитель скорбно вздохнул и нажал на газ. В этот момент, а также на протяжении шести часов, оставшихся до Уюни, я осознавала, что являюсь счастливой обладательницей печени, почек, селезенки и прочей требухи – все внутренности нежно вибрировали, когда автобус прокладывал свой путь по стиральной доске, которую они называют дорогой.

Без десяти шесть мы остановились с видом на помойку, стюарт разнес завтрак и десять минут автобус стоял, чтобы страждущие не выбили себе зубы при приеме пищи. В шесть, вцепившись зубами в ложечки от йогурта, мы въехали в Уюни.

Автобус немедленно окружили люди, предлагающие прям сейчас ехать смотреть на соляные озера, но нам хотелось разместиться и умереть. Я еще бонусом мечтала пристрелить блондинку, которая отказывалась от третьей ночлежки подряд – в одной нехорошо пахло, в другой на стенах был грибок, в третьей хозяйка напоминала пиранью.

- Наташа, нам же всего одна ночь, - подвывала я, взглядом испепеляя спину Блондинки.

- И что, - испепеляла она меня в ответ. – Это не повод ночевать с грибком на стене.

Наконец нам подвернулся хостел kory wasy, где ничем не пахло, стены были голубыми, а хозяйка приветлива. В отличие от меня хозяйка продолжала оставаться приветливой, когда Наташка вздумала поменять номер – как оказалось, в нашем не было окна.

- Наташа, я же уже разделась, и хочу в душ и умереть, - рыдала я в безоконном номере.

- Так иди, - пожала плечами блондинка.

– Нельзя, нам же номер меняют, этот должен остаться чистым, - стенала я, прижав к груди потную футболку.

– Ха, после того как боливийская женщина прыгала на унитазе, показывая как включается горячая вода, твое посещение душа ничего не испортит, - отрезала блондинка.

Через час нас перевели в другой номер.

– Хм, я забыла уточнить, что хочу окно на улицу, а не во внутренний коридор, - задумчиво обронила Наташа. Я всхлипнула и стала собирать вещи.
– Да ладно, и правда всего одна ночь, - успокаивающе похлопала меня по плечу блондинка. Я обняла рюкзак и разрыдалась с облегчением.

Уюни это дыра. Нет, не очаровательный уютный городишко с пыльными улицами, а мрачная дыра с остовом паровоза в качестве памятника и вынимающим душу холодом. Здесь нужно покупать тур и валить. Тур – это джип, шофер он же гид иногда он же повар, попутчики, и вперед на три или четыре дня по кругу три лагуны и соляр. В основном все едут посмотреть на соляр, огромную плоскую поверхность земли, покрытую слоем соли. Если соляр вспоминает, что когда-то был озером и застенчиво покрывается водой, то оборачивается зеркалом, в котором отражаются облака и острова.

- Покупать тур и валить, - мрачно повторила я и вышла на улицу. На мне была вся взятая с собой одежда, надетая последовательно, а мокрые свежевыстиранные вещи свисали с рюкзака в поисках солнца. Я раскрыла путеводитель на странице «рекомендованные агентства», и мы пошли.
Восхищаюсь этими боливийскими турагентами – практически никто из них не говорит по-английски, и они нисколько этого не стыдятся. Правда, пообщаться с ними во множестве не удалось, потому что мы встретили Андреа.

- Послушайте, сеньоры, вы уже нашли себе тур, - бросился к нам мужчина средних лет с пронзительными голубыми глазами. Я испуганно шарахнулась в сторону, но наблюдательная Наташка пояснила, что этот придурок приехал с нами на автобусе из Ла Паса, и вот уже пол утра, выпучив глаза бегает по городу – Наташка видела его несколько раз сегодня утром, когда блуждала в поисках работающего скайпа.

- Еще нет, - растерянно покачала головой я, и попалась. Андреа, брызгая слюной, стал рассказывать, что он фотограф и ищет попутчиков на частный, привадо тур.

- Понимаете, обычные люди набиваются в джип вшестером, поджимают колени, вначале едут на соляр когда уже полдень и самый ужасный прямой свет, потом лагуны и взад. А я хочу вначале лагуны, а на соляре рассвет, когда солнце окрашивает розовым облака и они немедленно отражаются в зеркальной поверхности озера. Только я, вы и красоты альтиплано, - на чистом испанском языке искушал итальянский мужчина.

Как оказалось, у Андреа было два недостатка – он не говорил по-английски и был невероятным занудой. Блондинка под видом лингвистического кретинизма устранилась из наших бесед и все три дня, которые длился наш тур привадо, я принимала огонь на себя. Впрочем, Андреа говорил медленно и членораздельно, и в испанском я продвинулась.

Уже втроем обойдя несколько агентств, остановились на туре против часовой - три дня, заканчивающихся рассветом на соляре, и все за сто девяносто долларов с лица при трех участниках.

Я мнила себя фотографом и предвкушала. Наташка хотела скайп и разговор с семьей. Поговорив с семьей, особенно когда муж включил камеру и позвал к экрану младшенького, золотистокудрявого Андрюшку, Наташка захотела домой. Уюни очень располагает к тоске по дому и депрессии, особенно когда муж Петр на другом полушарии печально улыбается и говорит что у них все хорошо, а младшенький тычет пальцем в монитор и лепечет «мама».

Развлечь Наташку можно было только джунглями.

– Есть идея, - искусительно сказала я, усаживаясь на лавочку и немедленно развешивая вокруг мокрые носки. Достав из кармана мятую бумажку под названием «план», я закусила губу, помычала многозначительно, почеркала карандашом и объявила, что у нас есть четыре свободных дня. Как раз на боливийские джунгли.

Наташка утерла слезы, и мы стали подгонять маршрут – в представительстве авиакомпании Амазонас купили билеты в столицу боливийских джунглей Рурренабаке, а в другом агентстве – авиабилеты Ла Пас – Куско. Первоначально я хотела и обратно в Перу ехать на автобусе, но, насмотревшись приграничных забастовок, решила лететь.

Бюджет всхлипнул и оскудел. Здесь же состоялся второй разговор с банком, когда я выяснила, что заблокирована береженная как зеницу ока кредитка.

- Вы три раза неправильно ввели пинкод, - непримиримо сказал банковский юноша на другом конце земли.

- Придурок, это я его перед отъездом вспоминала и думала, что вспомнила, - огрызнулась я.

- Ни фига, - не остался в долгу банковский юноша. – Заблокирована, хуле.

- Ну так разблокируй, - кипятилась я на темной улице Уюни.

– Гавновопрос, - отвечал юноша. - Номер российского паспорта, кем и когда выдан, и свободна.

Я похолодела. Волею случая и предусмотрительности мой российский паспорт лежал дома у подружки, в Москве была ночь, а подружка девять из десяти была на даче. Я всхлипнула и нажала отбой.

- А на хрена понадобилась кредитка, - спросит пытливый читатель и будет прав. – У вас же с собой куча дебетовых карт.

Да, они у нас были. Наташка поставила себе лимит на снятие 300 долларов в сутки, а у меня была сложная система с переводом с основного банковского счета на карточный счет, и этой системой я могла воспользоваться только в пределах банковского дня в России. А тут авиабилеты в джунгли по 100 с лишним каждый, и авиабилеты Ла Пас – Куско по 180 на лицо. … Тур на соляр с предоплатой….

И вот я в полном финансовом кризисе и коллапсе внезапно вспоминаю, что в электронной почте висит анкета на оформление загранпаспорта, где есть все необходимые реквизиты.

– Ну ничего, Юникредитбанк, ты у меня еще попляшешь, - злобно шиплю я, волоча за руку блондинку. Мы ввалились в интернет кафе, я позвонила в банк, продиктовав необходимые данные, и, все же хвала банку – карту немедленно разблокировали.

После захода солнца холод перестает держать себя в рамках, набрасывается яростно, кусает за пальцы…Мы трусливо бежим в кафе и прячем в ладонях раскрасневшиеся щеки. После захода солнца здесь перекресток миров. Хрупкая француженка держит за руку бронзовощекого боливийского парня, смотрит нежно, мы с Наташкой медленно поджариваемся на огне собственного любопытства….. Молодая европейская пара поглощена спагетти, их трое детей с визгом носятся вокруг столика, кудри вразлет, зачем им здесь дети, на краю альтиплано…. Или им не нужно альтиплано без детей…

Мы выезжаем в одиннадцать утра. Андреа вращает глазами и объективами. Кухарка сидит рядом с водителем. Наташка злится, пыхтит, знаками показывает кухарке пересесть назад, и торжествующе взгромождается на переднее сиденье, крепко сжимая в руках термос с неизменным мате де кока.



Мы так высоко, что до неба можно достать рукой. Как иногда проходишь под низкой крышей и сам не ожидая, вдруг подпрыгиваешь вверх и рукой касаешься потолка. Под ногами горит красная земля, по обочинам немного стеснительно вырастают горы, некоторые называют себя вулканами.





– Запомни, милочка, у нас приватный тур, - поучает меня Андреа. – Пейзажную остановку, пожалуйста, - машет он рукой с двумя объективами. Водитель Хорхе послушно останавливается.

У меня не хватает слов описать красоту этих мест. Откуда на высоте четыре километра тысяча оттенков жженного кофе, марсианского грунта, охры и терракоты… Что за безумный художник раскрашивал эту землю мазками изумрудного мха, что за безумный скульптор комкал горячу лаву и она застывала под пальцами в немом крике.. а после медитативно разглаживал склоны вулканов, добиваясь идеального конуса. Повсюду, словно опрокинутая палитра – лагуны самых немыслимых цветов, вдоль их берегов доверчиво бродят викуньи…







Когда мы подъехали к лагуне Колорадо, Красной лагуне, погода уже портилась. Небо заволокло, ветер словно сорвался с небесной цепи и остервенело хватал за одежду. Казалось, еще немного и меня сдует с этой небесной крыши, с фотоаппаратом, тремя свитерами и двумя штанами, с любовью к билтам, путешествиям и крепким спиртным напиткам.



Ветер брезгливо отшвырнул меня по направлению к машине и принялся за фламинго. Птицы напряженно гнули шеи и упирались розовыми ногами. Казалось, ко дну их приколотили, иначе ошметки розового пуха должны были с визгом летать над поверхностью кровавой лагуны. Фламинго мечтали об Африке, прикрыв круглые глаза, и проклинали постылую генетику, сделавшую их южноамериканскими. Они тоскливо поджимали ноги и мечтали, чтобы порывом ветра их немедленно унесло в Кению, на худой конец в Эфиопию.





Верховный бог Виракоча, сумрачно расхаживающий по чердаку Южной Америки, решил заварить кашу, причем манную – для этого он добавил в ветер снежной крупы и щедро плеснул туману. Ветер жалобно взвизгивал и бился в лобовое стекло, с другой стороны стекла не менее жалобно скулил водитель Хорхе и тревожно щурился. Видимость была нулевая. На заднем сиденье мы с Наташкой округляли глаза не хуже фламинго и поджимали ноги. Внезапно Хорхе подрулил к невесть откуда взявшемуся бараку и заглушил мотор.

– Ну что, насладились, - ехидно сказал он.

- Это что, - брезгливо спросил итальянец Андреа и ткнул в кирпичный сарай скрюченным пальцем.

– Это отель, - бесстрастно ответил Хорхе и еле заметно улыбнулся.

-О, у нас тут обед, - тешил себя надеждой итальянец. - А после обеда зеленая лагуна, лагуна берде, не так ли, мой милый друг, и прочие горячие источники?

- Не так, – довольно осклабился Хорхе. – опасно, очень опасно, впереди высокие горы, суровые перевалы, проехать невозможно, непогода... И вообще вы, придурки, мне до смерти надоели. Я на стоматолога учился, просто денег обставить кабинет не хватило, вот вожу вас по альтиплано, убогих, - и Хорхе бочком протиснулся на кухню.



Наташка вышла в разбушевавшуюся манную кашу на улице и пнула колесо джипа.
– И чё этот идиот не едет, - пожала плечами блондинка. – Прогнать бы его по трассе Харьков – Днепропетровск в феврале, - задумчиво добавила Наташа и нехорошо улыбнулась. – На Таврии, - добавила она кротко, обходя джип Тойоту.



Постояльцев в унылом бараке только прибавлялось. Наташка скрылась в спальнике в компании плеера. Я обхватила коленями буржуйку, а руками – книжку. В углу самозабвенно ругалась компания израильтян – они ехали на двух джипах, и один сломался. Теперь перед ними стояла неразрешимая задача кто виноват и как разместить в одном джипе двенадцать человек.

Андреа злорадно поглядывал на израильтян и назидательно пояснял, как нам повезло очутиться в приватном туре, когда как сыны Израиля будут штабелем наслаждаться в багажнике. Я мечтала обменять одного итальянского Андреа на шесть израильтян.

Стекла дрожали от ветра, в оконные щели задувало снежную крупу. Время от времени в столовую заходил Хорхе и рассказывал, куда мы не поедем – за бортом осталась зеленая лагуна, гейзеры и горячие источники.

– Очень опасно, - достоверно изображал печаль Хорхе.



Утром мы проснулись в пять с надеждой на ясное небо и горячие источники. Небо сговорилось с водителем Хорхе и продолжало изображать манную кашу. Блондинка еще могла победить боливийского стоматолога, заставив ехать немедленно, но небо неподвластно даже блондинке. И в восемь утра мы унылым караваном из четырех джипов поехали обратно, опять через кровавую лагуну Колорадо, обед и вид на вулкан Оллагуе, и к вечеру приехали в Сан Хуан.













В Сан Хуане мертвые тесно соседствуют с живыми. Это поселение, заблудившееся в межвременье, на границе соли и солнца.

- Кто эти люди, кто эти кости, - спрашиваю я Хорхе, заглядывая в конусообразную башню из вулканического туфа. В башне, скорчившись на земле, позвоночной дугой выгибается скелет.

- Инки, - привычно машет рукой Хорхе. – Всюду Инки.



У мертвых есть остатки волос и глиняные черепки. Я ничему не удивляюсь в краю кровавых лагун и терракотовой земли, в краю опрокинутого крещенской прорубью неба, в краю соли и солнца, где снег мешается с солью, приходит внезапно и исчезает бесследно в складках плаща Виракочи. Здесь мертвые перебирают глиняные черепки, а живые охраняют покой. Потом на живых и мертвых нисходит закат, я выбегаю под эти краски и подставляю руки. Мне не хватает слов, чтобы назвать цвета, лиловое зарево облаков и ржавую землю. Я хватаюсь рукой за колокольню из вулканического туфа. В горле соль, в глазах лаванда и золотая небесная пыль. В Сан Хуане отель из соляных кирпичей, в номере Наташка и бутылка вина. Я стараюсь вином погасить закат внутри.









- Пусть наш водитель – раздолбай, попутчик – зануда, погода - гавно и только кухарка ведет себя достойно – зато мы встретим рассвет на соляре и будем смотреть на солнце до слез, – бодро чирикала я для себя и блондинки. Хорхе гордо нёс звание раздолбая и бессовестно опаздывал.

– Молодой еще, - оправдывалась кухарка, донья Хуана.

– Опоздаем на рассвет – убью ленивую скотину, - кротко сказала Наташа. Хорхе виновато прокрался в кабину и повел джип навстречу солнцу.



Солнце не спешило выходить навстречу Хорхе и выжидало, понемногу растапливая соленый лед. Горизонт полыхал всеми оттенками цитрусовых. Облака опрокидывались в соль. Джипы бродили по колено в воде словно фламинго. Джипы бороздили просторы озера словно верблюды. Солнце перестало прикидываться сицилийским апельсином, выкатилось, чуть помедлило, со сна пытаясь разобраться, где небо и где его отраженье.







– Вот придумали угадывать каждое утро, - капризно сказало солнце, зажмурилось и покатилось, то ли по небу, то ли по огромному зеркалу соляра, в котором плавали облака, а острова изображали наконечники стрел и целились в бесконечность.





- Пора завтракать, - ласково позвала нас кухарка, словно заигравшихся детей.

– Женя, Наташа, бросайте свои облака, острова и солнечные блики, хватит смотреться в это зеркало и облизывать соленые пальцы. Сейчас я накрою под островом с кактусами и будем есть оладьи.





Остров с кактусами, он же Инкауаси, он же Пескадо, рыбачий или рыбий остров – излюбленное место завтрака для встречающих рассвет. Кактусы гордой мужественностью возбуждают аппетит. После завтрака следует бродить по этому коралловому рифу, называющему себя островом, и стеснительно хихикать над вздымающимися достоинствами кактусов. Если с вами блондинка, немедленно гоните ее от церемониальной площадки на вершине островка, иначе она, мило улыбаясь, выгребет все иностранные монетки из углубления в священном камне.

– Мать-земля, пачаМама, обязательно со мной поделится, ведь у меня три друга нумизматика, - убежденно говорит блондинка.

По окончанию завтрака на запекшуюся соль солара выскочили две ламы, возбужденные стоячими кактусами, и исполнили несколько па из камасутры.



Конечно, я лизнула соляр. Конечно, было обжигающе солено. Еще пыталась прочитать узор на его поверхности, но солёная сказка солончака была слишком уныла – он вспоминал года, когда был озером, потом года, когда перестал быть озером, когда его вода была выпита безжалостным солнцем, до дна, представьте себе, до дна, - всхлипывал солончак.



– Хватит с меня одного зануды попутчика итальянца, - в сердцах бросила я бывшему озеру. Хорхе направил джип в сторону вулкана Тунупа., гонять лам у подножия всех 5 432 метров вулкана, ломать голову, почему не рассыпается от ветра небрежная каменная изгородь, заглядывать в пещеру где, обняв колени, прячут провалы глаз древние мумии древних людей.



Последнее развлечение – смотреть как вручную, при помощи грузовика и лопаты, добывают соль. Пытаться запомнить эти резиновые сапоги, скупые движения и слепящее солнце, выжигающее глаза. Подойти к худому пареньку в красной кепке и попросить. Когда буду рассказывать, как устаю в офисе – хорошенько размахнуться и дать мне лопатой по загривку. А если буду жаловаться, как не хватает денег – въебать лопатой два раза.









Мы въехали обратно в городок Уюни, пыльные, пропахшие солью и кладбищем паровозов. Туристы на улицах были двух видов – приехавшие сегодня ночным автобусом по стиральной доске, время от времени дрожащими руками проверявшие, на месте ли печень. И туристы, в глазах которых отражалось огромное зеркало соляра и ужас перед дорогой обратно. Адская грунтовка Уюни –Оруро, потирая руки, ждала любителей наслаждений.

- Ром, - сказала я Наташе.

- И вино, - откликнулась блондинка.

Помимо рома и вина мы купили аутентичный килограмм крупы киноа в предвкушении треккинга в Андах. Еще гетры боливийских женщин и рис с мясом в пакетике.

– Хочу мяса, - застенчиво сказала блондинка, и большая женщина, улыбаясь в медные щеки, перемешала варево и щедро положила из огромного таза. Такие мелочи, как вилки или ложки, к уличной еде не полагались. Наташка отошла под дерево и запустила пальцы в пакетик, вылавливая куски мяса и обжигаясь. Шелудивая собака оценила скорость, с которой мясо исчезало в блондинке и с грустью отошла, поняв, что ловить здесь нечего.

- Иди, милая, поищи нормальных туристов, - напутствовала собачку Наташка. – Добрых и богатых. Вон, итальянец Андреа идет, он подаст.

[Aromo]

Потрясающе!

[Genia]

Judson, Constax, Hispano, Aromo - спасибо, что отзываетесь:)!
Олечка OlgaBetina, ты мне там такое спасибо закатала, что я аж краснею от удовольствия.

продолжаю выкладывать изо всех сил - ужасно хочется поделиться этой СюрАмерикой...

[Genia]

Глава двадцать вторая. Джунгли, глаза аллигатора и аяуаска. Мадиди атакуют.

Мы так устали наслаждаться, что еле проснулись на въезде в Ла Пас.

– Эй, вы же хотели аэропорт, вот он, аэропорт, если вы сейчас же не откроете глаза, мы его проедем, - настойчиво бубнил стюарт и пихал меня в бок. Я лениво отмахивалась, глубже надвигая шапку, как вдруг вылетела с кресла в проход, сопровождаемая визгом блондинки – Женя, выходим, мы летим в джунгли!

- С чего вы решили, что летите в джунгли, – снисходительно улыбнулся брюнет в белом, регистрировавший рейс авиакомпании Амазонас.
– Вот, смотрите, вот ваш билет, здесь две мелкие буквы сбоку, OR, то есть or request, по запросу. А вы, убогие, подумали, что сейчас летите? Нет, сейчас летят граждане Америки, и все двенадцать мест в самолете заняты, приходите часа через три, на последнем самолете попробуем вас отправить.

Вначале я услышала визг, он нарастал. Потом я нашла свои руки – вместо того, чтобы нервно теребить подол, мои кулаки были уперты в бока на манер торговки с бессарабского рынка. Визжала тоже я, самозабвенно и без всякого стеснения.

–Убью ту суку, которая продала мне этот билет, - ревела я нездоровым носорогом перед растерянным брюнетом, – тебя тоже убью, не обольщайся, - сказала деловито и сунула ему билет под нос.

– Звони, - опять взвизгнула я, пораженная новобретенными возможностями - ранее я считалась трепетной девой, не способной на крик. Вероятно, стоящая рядом блондинка и шорох, с которым хлопали ее глаза, открыли во мне невиданные резервы.

- Звони в Уюни этой козе, которая ни словом не обмолвилась, что места надо подтверждать! И не говори, что я должна была читать билет внимательно – я клиент и всегда прав. Крутись как хочешь, но чтоб через пол часа мы с подругой уже летели в сторону джунглей, - свирепела я и орала так, что в аэропорту Ла Паса дрожали стены.

- Наш агент в Уюни просит прощения, она ошиблась. Приходите позже, сеньориты, я постараюсь что-нибудь придумать, - неохотно признал брюнет.

- Мы отсюда не уйдем, - взревела я как раненый буйвол и вцепилась в стойку. Стойка скрипнула и накренилась. Брюнет нервно икал и испепелял меня взглядом, Я как птица феникс пила ром и возрождалась из вулканического пепла, помахивая билетом.

Нет, ну конечно вряд ли авиакомпания Амазонас организовала для нас чартер в Рурренабаке – да, в самолете летели только мы с Наташкой и семья из четырех человек, но все потому, что группа американцев задержалась на плече Штаты – Ла Пас, - прошипел сквозь зубы брюнет и выдал посадочные талоны.



Струйки пота обреченно стекали в штаны, но Наташка самозабвенно искала жилье – всего лишь на одну ночь, Наташа, - стонала я и заплеталась шагами позади. Неумолимая блондинка, прислушиваясь и приглядываясь к тайным знакам, привела меня в конец улицы, к реке. У реки стоял большой трехэтажный дом.

- Наташка, но здесь же нет вывески, это не отель, - я с несчастным видом осела на обочину и скорбно качала головой.

- Женяспроси, - раздалась знакомая команда, и большой дом обернулся гостиницей. На втором этаже были скромные комнаты с москитной сеткой и видом на реку. Стоило это 50 боливиано, или около 8 долларов за ночь. Бонусом к гостинице прилагалась тайна в виде седого мужчины, который, узнав, что мы из России, протянул руку и коротко представился – Володя. Волк.

Я не могу себе простить одного – почему вечером, когда, устало распростершись под москитной сеткой, услышала, как он говорит по телефону, и звуки властного голоса сложились в библейский иврит – почему не встала и не пришла к нему и не вызнала, не расспросила, как?
Что в богом забытом боливийском захолустье делает Володя, Волк – крепкий пожилой мужчина, лет восьмидесяти, седой, с властным голосом и взглядом, надсадно кашляющий по утрам, осторожно вспоминающий русские слова и без запинки говорящий на иврите?

- Все русские приходят в этот дом, я сам женат на русской, - сказал поднимающийся мимо по лестнице черноволосый боливиец, я уже забрала рюкзак и, расплатившись, уходила.

- Кто он, - взвыла, взмолилась я, поджаривающаяся заживо на костре собственного любопытства. И он отвечал по-испански, что Волк родился в Польше, что его семья бежала в Россию, в Сибирь, что после увиденного он переехал в Израиль, ближе к Богу. Я напряженно слушала чужой язык, но мужчина извинился и обогнул меня на лестнице, пробормотав, что Волк не любит ждать.

Полцарства за историю. Идите по ул. Comercio в противоположную от центра сторону, вдоль реки. Дойдете до почти последнего на этой улице, немного обветшалого деревянного дома с рестораном на первом этаже – зайдите, покричите на пустынной кухне. Когда подойдет один из многочисленных домочадцев этой странной семьи – скажите, что вы русский и спросите Володю. Скажите, что я не могу спать от любопытства в далекой Москве. Пусть он расскажет свою историю. С меня полцарства.

В этом пыльном городке нет асфальта, но есть тысячи турфирм. Турдеятели предлагают ехать в джунгли и в пампасы, по научному – сельву и пампу. Наша участь была решена, потому что блондинка хотела романтические джунгли. По мне пампасы гораздо романтичнее, их топтал Паганель и прочие дети капитана Гранта, но Наташа неумолимо твердила «джунгли».

- Зачем тебе джунгли, Наташенька, - сквозь зубы шипела я, выходя из очередной турфирмы.

- Хочу посмотреть, - цитируя моего четырехлетнего племянника, отвечала блондинка.

По прошествии пяти часов блужданий по трем улицам, мы стали счастливыми обладательницами тура в джунгли на три дня с размещением не в постылых лоджах и прочих шалашах, а на лоне природы под аутентичной москитной сеткой. Блондинка вытребовала себе спальник, чтобы прятаться от змей, я попросила легкое одеяло. Гид клялся, что английский ему как родной и любой каприз за наши деньги. К слову, наши деньги оказались сто сорок долларов на человека, и Исмаэль, или Негро, как гид предложил себя называть, отработал их на все сто. В туре мы были вдвоём, но Наташкиных желаний хватало на пятерых.

Рурренабаке мнит себя столицей джунглей. На его улицах четыре бара с европейской едой и затейливыми коктейлями, рынок, где будущие экотуристы выбирают средство от насекомых и прочую экипировку, и задняя сторона рынка, где следует покупать мандарины по принципу чем страшнее тем вкуснее.

Такой мелочью, как банкомат, столичный город Рурренабаке обзаводиться не стал, исповедуя принцип моего студенчества «птицам деньги не нужны». Потом, правда, сжалился и в банке Prodem разрешил выдачу наличности по карточкам за людоедскую комиссию. Если хотите посмотреть на очередь оборванных европейцев в мокрых носках – приходите за час до закрытия банка, наслаждайтесь типажами. Европейцы пахнут носками и джунглями, и на данном этапе вашего путешествия это будет вполне уже пристойный запах.

Для романтически настроенных туристов Рурренабаке приготовил точку созерцания заката – если вы зазевались в пылу торгов и закат неминуем, хватайте за шкирку мототакси и кричите в боливийское ухо –Oscar Butterfly Pool Mirador, пор фавор.

Можете плавать, можете не плавать, а можете сесть за столик и смотреть, как на Рурренабаке, растерявший к вечеру столичную спесь и понты, медленно опускается влажный туман. Напоследок солнце заливает холмы и деревья, весь этот изумруд вспыхивает, отдают тепло плоские крыши, жители разжигают жаровни у дома и пекут лепешки. На городок снисходит умиротворение, затихают крики у рынка, мандарины укладываются аккуратной горкой, бананы теснее прижимаются друг к другу. Оглушительно вступают цикады. Тело внезапно отказывается подчиняться и перечисляет тебе все ночные автобусные переезды, особенно последний, по стиральной доске из Уюни. Тело жалостливо намекает, что заслуживает лучшего, и что его нужно немедленно уложить на белую простынь, хорошо, не белую, оно не привередливо, но хотя бы положить и не трогать до утра. И ром тоже не надо. Спасибо, выключите свет, пожалуйста….



За рассвет над рекой Бени, за клочья тумана, лениво просыпающиеся над рекой, я прощаю Наташке всё – и капризы в выборе отеля, и начинающийся в самое неподходящее время поиск горячей воды для термоса. Умиротворенное течение, плеск плоских лодчонок, влажные испарения, окутывающие тебя, словно москитная сетка – все твои дни в джунглях большая река Бени будет где-то рядом, наблюдать бесстрастно, напевать свои песни.



Боливийцы считают, что белые люди без присмотра умрут от голода, и во все туры включают самого главного члена команды – кухарку. Наша почтенная донна Роза взяла с собой дочку – девятилетняя Нина была егозлива как евражка и полностью оправдывала свое имя на кечуа – беспокойная, огонек. Мы погрузились в лодку и неторопливо поплыли в природный парк Мадиди по другой, но столь же неторопливой реке Туичи.

Основной девиз боливийцев, занятых в турбизнесе, это «сытый турист – довольный турист». Поэтому, проплыв по реке около часа, мы вышли на землю под аккомпанемент «а сейчас вам будет предложен горячий обед». Отказаться не было никакой возможности – гид Негро твердо решил освоить бюджет.

Мы были на земле индейцев такана. Сами индейцы давно перебрались поближе к городу, школам и больницам, но здесь еще оставались поля, стоял лодж для размещения туристов, между деревьев провисали гамаки, а вокруг летали бабочки.



Когда бабочка распахивала крылья, то оказывалась абсолютно лазоревой. Она делала это немного задумчиво, раз – и расплескивала небесную голубизну, вспыхивала лазурным сполохом. Раз – меланхолично сложила крылья, окаймленные черным бархатом. Над бабочкой нависала американская женщина Дорин с фотоаппаратом. Ее муж Марк лежал в гамаке и повторял испанский минимум – баньос, бамос, тенго омбре.

- Тенго омбре – это разновидность испанского для мужчин, - охотно пояснил Марк. Означает «хочу есть немедленно».

Дорин и Марк, пожилые жизнерадостные гринго, возвращались из тура в джунгли.

- Потная, но счастливая, - кратко высказала впечатления Дорин, почесывая мочалку, в которую превратилась ее прическа.

- Нет-нет, зеленый салат не надо, - вежливо отказалась Дорин за обедом, и громко прошептала – вы же знаете, что в листьях салата самые дизентерийные микробы – боливийцы никогда не промывают салат должным образом. Наташка, вспомнив тонны немытого салата, который мы употребили в Копакабане., испуганно икнула.

- Мои боливийские дочки сразу меня предупредили – что угодно, только не салат, - продолжала Дорин. Она оказалась преподавателем высшей школы из Массачусетского университета и брала там на адаптацию в семью студенток из Боливии.

- Мы все умрем, - напряженно спросила блондинка. – Я - мать двоих детей, - вдруг вспомнила она.

- О, бедная курочка, где же твои дети, - заворковала Дорин.

- С мужем, - немного подумав, отвечала Наташа, – должны быть с мужем.

- А что же твой муж, он совсем не любит путешествовать, – огорчалась Дорин, потом всплеснула руками и рассмеялась – да что я, Марк вот тоже совсем не любит это занятие. Я прихожу к нему с горящими глазами, он вздрагивает и спрашивает, ну что на этот раз. Чарующая Боливия, - отвечаю я, - если ты не хочешь – не надо, милый, я поеду одна. И тогда Марк мрачнеет и спрашивает, ну, и когда мы едем?

Мы прощаемся с жизнерадостными американцами и продолжаем свой путь по реке. Сегодняшний день и должен быть таким – у реки, слушать ее шепот, невнятное ночное бормотанье, спать бок о бок с рекой.



Выгрузившись на берегу, мы побросали вещи и, захватив купальники, пошли за Негро - мы будем купаться и ничего не делать, - анонсировал гид.
Негро привел нас к речной затоке, утопавшей в грязевых берегах. В затоке следовало плавать по плечи, а грязь размазывать по себе и верить, что это новомодное грязевое обертывание по-амазонски.

- Ай, ой, - взвизгнула Наташка, погрузившись в реку.

– Ну что еще, - утомленно обернулась я.

- Меня кто-то ест, – кротко сказала блондинка.

- Пираньи, - с любопытством вгляделась я в мутную воду. Наташка взвизгнула ультразвуком и подпрыгнула метра на три.

- Сардины, - разочарованно отвечал гид. – Твою блондинку покусывают маленькие рыбки, это не опасно. Наташка с плеском вернулась в реку с трехметровой высоты.

– Я б и сам не прочь посмотреть кто кого – пираньи блондинку, или наоборот, - задумчиво сказал Негро.

– Ставь на Наташку, - посоветовала я.

После непременного ужина – кухарка Роза не то поймала, не то отобрала у стоявшей выше туристической группы большую рыбину, мы отправились на ночную прогулку.

- Джунгли у реки – это совсем другие джунгли, не такие как джунгли в джунглях, – пояснял гид. – Слушайте. Смотрите. Когда я выключаю фонарик – выключайте свои. Когда я включаю фонарик – смотрите в ту сторону.

Я чувствовала себя собачкой из экспедиции полковника Фоссета и шумно кралась. Под ногами скрипела галька. Сзади шумно восторгалась кухаркина дочь. Внезапно Негро выключил фонарик. Наступила тишина, в которой я негромко давилась проглоченной мошкой, а егозливая кухаркина дочь без умолку шептала:

- Мама, мама, неужели мы увидим настоящего аллигатора, я кажется вижу его глаза, мама, мама!
Сдавленное шиканье, звук затрещины. Издалека доносится крик ягуара.

- Мама, мама, я ягуар может съесть крокодила? А крокодил – ягуара?

- Сейчас я съем тебя, - рявкает блондинка. – Заткнись, отродье.
Звук затрещины, сдавленное шиканье.

- Ненавижу детей, я приехала отдыхать от детей, за что мне кухаркины дети, - доносится шепот блондинки.

- Если ты не заткнешься, я скормлю тебя аллигаторам, - кротко поясняет она подпрыгивающей на бревне Нине. Нина в испуге падает с бревна. Аллигаторы и ягуары с шумом разбегаются, оставив нам небо, гулкое кваканье лягушек, зеленое сверканье глаз из темноты, чавканье, шорохи, хлюпанье, булькотенье - джунгли ворочаются, никак не могут улечься, насмешливо наблюдают за нами, скорчившимися на бревне и оглушенные звуками.

Небо над нами разметалось, рассыпало звезды, все незнакомые. При входе горел Южный крест, приветливо шевелила хвостом Южная Рыба, Индеец крался за Туканом – небо жило своей напряженной Южной жизнью.

На ночь мы прикрылись от неба брезентовой крышей на трех палках, а под брезентом натянули москитную сетку.



- Бамос, - поутру предлагала Наташа гиду. Типа вперед, джунгли зовут.

- Э…ну….ну твоя подруга еще спит, - отвечал тактичный Негро.

- О, это не проблема, - счастливо улыбнулась Наташка, подобрала палку побольше и скрылась в сторону брезента на трех палках, изображающего спальню.

Джунгли перестраивают тебя так мягко, что ты не замечаешь. Здесь не нужно печатать землю широким шагом со взглядом, устремленным вперед. Незаметно рассеивается взгляд, походка становится пружинистой, нога немного медлит и осторожно опускается на тропу. Тело покрывает привычная влажная испарина. Ветра нет. Неба нет. Влажный воздух густой, сытный, напитанный запахами земли, травы, плодов маракуйи, прелых листьев. Тысячи глаз наблюдают за тобой, лианы похлопывают по плечу, огромные деревья валятся на тропу и ждут.

И ты забыл, зачем в той жизни нужно было прыгать выше, идти быстрее, заработать больше и всех победить – здесь ты добрался до конца дня и вот награда – ты живой и видел. Глаза аллигатора, следы капибары, полет попугая, прыжок обезьяны.

– Спайдер манки, - кричал гид, ты отбрасывал тарелку в строну и бежал. А в кронах деревьев, весело стрекоча, бежали спайдер манки, паукообразные обезьяны и показывали на тебя пальцами.











На вторую ночь мы попросили Негро разбить лагерь совсем в лесу – подальше от обеденного стола и москитных сеток под крышей, где фирма размещала туристов.

- Не вопрос, - пожал плечами Негро, и мы натянули москитную сетку на лесной полянке.

- Хочу ночную прогулку, - капризно сказала блондинка за ужином. Негро лишь улыбнулся и поудобней перехватил мачете.





Ночь падает внезапно, словно с востока швырнули покрывало, и оно обвисло на кронах деревьев. Мы долго стояли среди леса, выключив фонарь. Джунгли сверху настолько густые, что звезды не просвечивают, и только прелые листья под ногами светятся несмело. От оглушающей темноты становится жутко, от осознания одиночества в этом чужом шевелящемся мире. Чтобы развеять некоторую меланхолию, гид включает фонарь и долго светит в глаза обезьянки, затаившейся в кроне дерева. Глаза обезьянки отблескивают зеленым, она раздраженно стрекочет, но, пойманная в луч фонаря, не в силах отвести взгляд.

У ночных джунглей свой набор аттракционов для привередливого туриста – если наконец отстать от обезьянки и перестать светить в глаза затаившемуся на берегу ручейка аллигатору, можно порыться в кустах и найти роскошную паутину – кружевную, тщательно закрепленную по краям. В середине паутины, поджав мохнатые ноги, лежит хозяин. Теперь нужно нагнуться, нащупать муравья и швырнуть в паутину. Паук подпрыгивает похлеще паукообразной обезьяны, молниеносно кидается к муравью и, не прошло и минуты, как организует аккуратный кокон. В коконе хлопает глазами офигевший муравей. Ну вы понимаете, это развлечение круче тетриса и прочих компьютерных игр.

Так мы бродили и развлекались допоздна. Время от времени гид выключал фонарик и плечи вздрагивали от рушащейся на них темноты. Вскоре я привыкла к этой тяжести.

Я проснулась внезапно, словно от пинка. Пожала плечами и повернулась на другой бок, но пинок повторился, сопровождаемый яростным шепотом блондинки, что ее укусил муравей.

- Забудь и спи, - попыталась спустить на тормозах я. После ночных прогулок по джунглям спать хотелось невыносимо.

- Я не могу забыть. Он укусил меня в глаз, - жаловалась Наташа. Она завозилась в своем спальнике, потом взвизгнула так, что несколько обезьянок свалились с инфарктом.

– Мы спим в муравейнике, - вопила Наташа, выскочив из-под москитной сетки и угрожающе размахивая спальником. Я отодвинулась подальше и натянула одеяло на голову, но неожиданно подскочила, словно в меня ткнули окурком, вернее потушили сигарету. Маленькие черные муравьи, эти фашисты невидимого фронта, целеустремленно карабкались по мне и обжигали сигаретами.

- Женя, скажи гиду, у нас муравьи, - приказала Наташа, завернувшись в спальник на манер полководца.

- А, муравьи, - сонно отвечал Негро. – Это мадиди, самый распространенный вид в этом национальном парке. Они атакуют. Убейте их, - и перевернулся на другой бок.

- Что, - рассвирепела Наташка и выдернула палку из-под москитной сетки гида. – Мадиди атакуют?! Блондинка в опасности! Спасай нас немедленно!

Негро выполз, кряхтя, и долго возился в нашей москитной сетке, хлопая ладонями по незадачливым муравьям. Он как-то убедил их изменить маршрут, чтоб он не проходил через нашу спальню, и мы вернулись.

Муравьи ушли, но пришел дождь. Светало. Наташка вылезла из спальника и твердо заявила – хочу утреннюю прогулку. Гид безропотно улыбнулся, взял мачете и мы пошли.



Сидя на поваленном дереве, под легкий шорох дождя, когда крепко спала разбуженная нами на ночной прогулке сердитая обезьянка, сыто икал и улыбался во сне щедро накормленный нами паук, мы вели светскую беседу.

- И как в ваших краях обстоит дело с аяуаской, - начала Наташа.

- Обстоит, - немедленно согласился гид. Я дрыгнула ногой в испуге.

- Не хочешь – не пей, - сказала в мою сторону Наташа и продолжила – хотелось бы приобщиться к культурным традициям индейцев амазонки.

- Дык ёпть, - радостно отвечал гид. – Я – потомственный шаман, у меня дед шаман, брат шаман, друг шаман. Как соберемся вместе – сразу припадаем к истокам.

- И почем истоки, - оживилась блондинка. - У нас сегодня свободный вечер в Рурренабаке, хотелось бы тоже припасть.

- Вы – мои друзья, мы вместе победили атакующих мадиди, - клялся Негро и что-то подсчитывал в уме, – как потомственный шаман и друг шамана, заявляю – церемония - это лишнее. Возьмем литр, а пару песен я сам спою, я ж друг шамана, слышал три раза и все запомнил.

Так мило беседовали блондинка и Негро, а я переводила и офигевала. Вопрос с аяуаской оставался у нас с Наташкой открытым – я опасалась безудержного поноса и рвоты, которые должны сопровождаться глюками в индейском стиле. Наташа опасалась друзей и как она им признается, что была в сердце Амазонки и ни разу. Друзья у Наташки сплошь практикующие йоги, буддисты и прочие музыканты, они не поймут.

- Я и так не знаю как сказать, что была в Колумбии и ни в одном глазу, - жаловалась Наташка.

- Вообще-то в Колумбии ты еще не была, - язвительно отвечала я. – Она у тебя предполагается на обратном пути. И кто знает, доберешься ли ты до Боготы после опытов с аяуаской…

Блондинка презрительно отмахнулась от голоса совести, который я тщетно пыталась изобразить, и, обольстительно улыбаясь, договорилась с гидом на семь вечера на углу.

Мы еще немного развлеклись, преследуя стадо пекари – испуганные свинки очень забавно стучат клыками, когда убегают. Потом, в ходе познавательной части экскурсии, Наташка съела жирную белую личинку – нет-нет, она не сразу схватила ее с куста и зажевала, но попросила гида оторвать личинке голову, потому что трепетная блондинка не может есть, когда на нее смотрят. Конечно, Наташка купилась не на тушку, богатую протеином, а на вкус кокоса, который личинка должна была издавать при разжевывании.



Вернувшись в Рурренабаке, мы переселились в другой хостел – в доме Волка мне не хватало цивилизации и напора воды. Отмывшись после джунглей, вышли на рецепцию ожидать Негро. Он подъехал ровно в семь, и, изобразив шаткую фигуру «трое на мопеде», мы отбыли в неизвестность.

- Взял? - крикнула я в смуглое ухо. Гид кивнул с достоинством. Наташка опасно покачивалась сзади. Негро вдруг резко вильнул в сторону, объезжая валяющуюся на дороге пеструю ленту.
- Боа, - прокричал гид и зачем-то пояснил – это такая змея. Дохлая.

Мы мчались через поля, пока Негро лихо не притормозил возле какого-то сарая.

– Дом моего друга, - сказал он гордо, - подождите здесь минуточку, сейчас все будет тип-топ.
Я пожала плечами и приготовила деньги.

– Заходи, - приоткрыл Негро узкую дверь и мы протиснулись в сарай, освещенный свечами. На земляном полу лежала скатерть. Посередине стояла пластиковая баклажка.

У меня есть целых три причины вернуться в Рурренабаке – расспросить Волка за жизнь, побродить по джунглям дней десять, и наконец выпить настоящей аяуаски.

Негро наспех пробормотал песню и разлил. Вкус был травяной и терпкий.
- Он может налить нам что угодно, и мы никогда не узнаем, - прошептала Наташка и храбро выпила. И еще. Раздался звонок мобильного, какая-то женщина плакала в трубку нашему гиду. И снова.

- Может, ты съездишь уже ее успокоишь, а мы тут сами допьем, - предложила Наташка.

- Никак невозможно, - испуганно отвечал Негро. – Аяуаска штука опасная, я должен бдить и наблюдать за вами.

Мы с Наташкой оказались ужасно заняты – пили и, простите, писали, и я никогда не думала, что в моем теле может быть столько воды. Сидя на корточках в дальнем конце огорода приятеля нашего гида, я напоминала себе пол лошади барона Мюнхгаузена на водопое. Я ждала декораций в индейском стиле, но словно проваливалась в черную дыру. В этой черной дыре я, вероятно, неплохо проводила время, потому что следующий раз всплыла на поверхность посреди какой-то фразы. Выждав момент, с удивлением осознала, что фразу произносила тоже я. Причем совершенно не помнила ни тему своего вещания, ни на каком из трех языков (русском, испанском или английском) была трансляция.

Все же, обрадовавшись включению сознания, поворочала языком в пересохшем рту и выдавила что-то типа бамос. Мол, не спать же нам в этом сарае, едем домой.

- Вы уверены, - Негро внимательно вгляделся в мои глаза. Вероятно, его затянуло в ширь моих зрачков, потому что дальше у меня провал, а потом опять объезжаем змею, а я заново учусь складывать слова.

Мы ввалились в хостел, пряча глаза, и поутру там еще была черная дыра.

Утром, пряча глаза, мы явились на регистрацию в офис Амазонаса – аэропорт в Рурренабаке столь непригляден, что авиакомпания регистрирует всех в офисе напротив рынка и организованно везет в аэропорт.



Авиакомпания Амазонас играла в шахматы. Или в третий лишний. Не помню, как называется эта игра, когда вчера большая половина рейсов не вылетела из-за дождя и нужно попытаться отправить сегодня. Вчерашних и сегодняшних. Вчерашние сидят отрешенно, стойко пахнут мокрыми носками, и смотрят на стену дождя за окном. Сегодняшние заламывают руки, льстиво заглядывают в глаза девушкам флайт-менеджерам. Делая страшные глаза, рассказывают что если не улетят сегодня все пропало, любимого дядюшку в Ла Пасе похоронят, мокрые носки завоняются, а билеты завтрашним утром из Ла Паса Куско сгорят. Последняя сказка, то есть печальная правда, была моя – Наташка пихала меня в бок, а я делала грустные глаза и призывно размахивала злополучным билетом.



Мы улетели в 15:00 вместо 9 утра. Самолет опасно раскачивался, оставляя джунгли под крылом, сзади неудержимо рвало японского туриста.

Ла Пас честно пытался нас развлечь – снеговой глыбой вулкана, нависающей над рабочими кварталами, европейскими высотками в тесном соседстве с лачугами, усохшими тушками мертвых ламьих детенышей на закрывающемся ведьмином рынке, но мы пресыщено отмахивались.



Тогда Ла Пас судорожно вытащил из засаленного рукава последний козырь – шумную ленту гей парада, радужной рекой текущего по центральной авениде. Блондинка не выдержала и бросилась наперерез громадному голубому мужчине в виде женщины с криком «сними меня». К слову, крик был обращен ко мне и фотоаппарату.



Мы засыпали устало, баюкая в себе чарующую Боливию – ледяной пляж Копакабаны, кровавую Лагуну Колорадо, зеркало соляра де Уюни, влажный спутанный лес национального парка Мадиди.

[Libertad]

- Дык ёпть, - радостно отвечал гид. – Я – потомственный шаман, у меня дед шаман, брат шаман, друг шаман. Как соберемся вместе – сразу припадаем к истокам.

- И почем истоки, - оживилась блондинка. - У нас сегодня свободный вечер в Рурренабаке, хотелось бы тоже припасть.

- Вы – мои друзья, мы вместе победили атакующих мадиди, - клялся Негро и что-то подсчитывал в уме, – как потомственный шаман и друг шамана, заявляю – церемония - это лишнее. Возьмем литр, а пару песен я сам спою, я ж друг шамана, слышал три раза и все запомнил.

Женя, я перечитала это себе вслух четыре раза, каждый раз на "возьмём литр" меня разрывало от смеха. Браво!

[Genia]

Глава двадцать третья. И прочая МачуПикча.

Мы превратились в искушенных наслажденцев Сюр Америкой – если раньше по прилету в очередную столицу я растеряно озиралась в поисках такси и, заикаясь, называла адрес – теперь я уверенно печатаю шаг в сторону остановки общественного транспорта, и ни один таксист не смеет броситься под ноги с предложением подвезти.

В Куско победно реял майский ветер, размахивал флагами, каждым столбом напоминал, что знаменательной находке Мачу Пикчу вот-вот исполнится сто лет. Я верила и победному ветру, и каждому столбу, и глубоко под ложечкой, как пузырьки от инка-колы, щекоталось предвкушение.







Считаю, что блондинкам нужно запрещать читать. Поблажку только для журналов мод и квитанций на оплату квартиры.
Вот Наташа например прочитала, что в Перу есть музей камней доколумбовой эпохи со странными рисунками древних ящуров, но такую малость, как местонахождение коллекции доктора Карбера, не запомнила. Даже город…
В Наске я как потерпевшая долго спрашивала дорогу к загадочному музею странных камней, пока милая женщина из офиса, где мы покупали полет над Наской, не включила Наташке сюжет на ю-тюбе.

- Ой, я совсем забыла, город назывался Ика, - бросила в сторону блондинка.

Андрейборисович сжал кулаки, но, будучи благородным доном, с трудом разжал.

Еще Наташа читала про очень древний церемониальный город в какой-то стране, но это не Мачу Пикчу. Перелистывая по очереди все четыре путеводителя и задавая наводящие вопросы, я выяснила, что сей таинственный город есть боливийский комплекс Тиауанако, но по причине предательского дождя в Рурренабаке, мы в него не попали.

- Здесь есть такие спиральные круги, которые концентрируют энергию и место силы и хорошо, - намекнула блондинка за обедом.
- Ты опять читала, Наташенька, - спросила я, стиснув зубы. – А название ты не помнишь, да?
- Да, - радостно отвечала Наташа. И произнесла заклинание «ЖеняСпроси».

Путешествующим с блондинкой надо читать. Много и разнообразно, потому что кто знает, что придет в голову этой женщине. Я заранее прочитала про странные спиральные террасы на перуанских полях, и даже узнала имя – лихой спиралью закрученные террасы отзывались на Морай (Moray).



Наверно я недостаточно просветленная для инских загадок. Дно широкого амфитеатра кололось свежей травой, словно стриженный барашек. Я медленно села, потом легла, раскинув руки. Просветление не приходило, энергетические потоки не сталкивались в моем туловище, высекая искры. Солнце ласково пригревало, трава пахло тепло и душисто, выпуклые облака пихались боками и хихикали надо мной, ждущей просветления в сельскохозяйственных террасах.





Когда я перестала изображать йога в приступе випассаны, то умилилась пасторальной красоте местности – золотые поля, скромный домик смотрителя и приглядывающая за этой идиллией снежная шапка неизвестной горы.

Террасы разбегались вглубь кругами, словно известный нам затейник Виракоча повелел местным предгорьям стать морем и бросал камни. Только Виракоча отвлекся, море с облегчением обернулось землей, а круги на воде остались. Первые инки удивились земле, разбегающейся кругами, и пристроили к ней свои знаменитые летающие ступени, чтобы позабавить потомков – на этом аттракционе подними колено выше уха мы с Наташкой развлекались долго, так долго, что чуть не упустили последнюю маршруту до перекрестка.



Уже в Куско, между седьмым глотком рома и бутербродом с авокадо, я призналась Наташке, что для созерцания давешних террас купила непомерно дорогие билеты. Хоть на заборе и было написано террасы чуть-чуть денег, девушка в окошке продала нам билет на осмотр всех объектов священной долины инков за большие деньги, что-то около семидесяти перуанских солей.

- Ну и зачем ты это сделала, - сурово спросила Наташка.

- Так тетя сказала… деньги давать сказала, - оправдывалась я. - Все равно мы уже приехали, надо было платить.

- Дура, ты же видела, у них там хлипкий забор, - отрезала блондинка.

- Все же, Наташа, мне кажется это повод посмотреть другие достопримечательности Священной Долины, - издалека начала я. – По дороге в Мачу Пикчу заскочим в Писак, там премилые развалины… Наташа тоскливо поморщилась.

– Постой, - закричала я, размахивая путеводителем, - в Писаке самый обильный сувенирный рынок!

- Что, там есть бусики, - настороженно спросила блондинка, и пол вечера я распиналась, какие прекрасные товары можно приобрести на рынке в Писаке.

Утром, зажмурившись, покупаю обратные билеты на через три дня на автобус Куско – Лима. Я зажмурилась от ужаса. В пути двадцать один час, - строго оповещает сайт Круз дель Сура. Двигаю компьютерной мышкой в прострации, прошу Наташку меня пристрелить, но она брезгливо отказывается.

- А может полетим, – в отчаянной надежде вскрикиваю я, но полететь стоит двести долларов на лицо, а двадцать один час наслаждаться в автобусе – всего щестьдесят. Экономия, вернее отсутствие денег – побеждают.

Маршрутка проехала Писак и устремилась вглубь Священной Долины, как вдруг с визгом притормозила, и под смех попутчиков из нее вывалились двое – я и блондинка.

- Простите, сеньориты, я задумался, но всего пара километров обратно и вы в Писаке, сегодня такая хорошая погода, прогулка вам непременно понравится, - оправдывался водитель.



Мы долго шли вдоль унылого забора с редкими вкраплениями фасадов домов, украшенных странными барельефами змей и прочих тотемных животных, пока не наткнулись на продавщицу уличной еды.
Наташка повеселела и знаками попросила женщину открыть свои кастрюльки. Из кастрюлек одуряющее пахло супом, рыбой и рисом. Наташка немедленно послала меня торговаться, чтобы за три копейки нам дали рыбу без гарнира и суп с двумя ложками.

- Дуры какие-то, - пожала плечами сеньора Гомес и щедро положила рису. - Если соседи увидят, что мою жареную рыбу едят эти гринго, чавкая и облизывая пальцы, то сделают мне двойную кассу.

– Эй, Педро, пойди дай им компот в подарок за рекламу, - скомандовала сеньора Гомес.



-Ну что, едем смотреть древний инкский город, а на обратном пути пол часика пробежимся по рынку, - предложила я и направилась к такси. За спиной раздался всхлип.

Я оглянулась и увидела, как в глазах блондинки цвета молодых побегов бамбука отражается разочарование в мире и во мне в частности.
- Ну тебя в пень, - чертыхалась я, всовывая Наташке бумажку в пятьдесят солей. – Иди на рынок, через три часа встречаемся на этом крыльце, и ни в чем себе не отказывай, -крикнула я вдогонку вприпрыжку удаляющейся спине.

Жесткое расписание объяснялось наличием билетов на поезд в Агуас Кальентас (для непосвященных это подножье Мачу Пикчу практически) из Ольянтайтамбо, а до этого самого Ольянтайтамбо лежала неизвестность и две маршрутки с пересадками.

Вообще Писак это инки хорошо придумали. Чтоб Мачу Пикчу, как счастье, не ударило по лицу, нужна акклиматизация, и неторопливые террасы древнего Писака подходят как нельзя лучше.











Вся эта древняя песочница предоставлена мне одной. Я играю этими лестницами, просовываю голову в бойницы, заглядываю в трапециевидный зев дверных проемов.

Писак снисходительно наблюдает за мной с вершины крепости, вглядывается до слез в плодородную долину реки Урубамбы, но тени врагов тают в полуденном солнце. Писаку тесно в расчищенных границах, следы мостиков и лестниц уводят на соседние склоны, уводят не меня, взгляд – глаз быстрее тела.

Я вижусь себе мальчиком этого города, с узелковой нитью кипу в смуглой руке и теплые глыбы ступеней помнят мой шаг. Отец дозорный в крепости, мать растит кукурузу и вычесывает лам. Если быть быстрым на земле как кондор в небе, можно стать вестником, часки. Мать утирает слезы и говорит, что быть гонцом тяжело и опасно, но я презрительно сплевываю горькую от коки слюну. Женщины глупы как ламы, Нет прекрасней инкской власти, Ты кладешь конец страданьям, Всем творишь добро и счастье!

Я чудом очнулась от судьбы инкского мальчика и со вздохом обернулась уставшей пыльной девочкой, которой ещё надо выдернуть блондинку с рынка и к семи вечера поспеть в Ольянтайтамбо.

Наташка, подпрыгивая, ждала меня на уговоренном крыльце.

- Побежали, - махнула рукой я, имея в виду на маршрутку.

- Побежали, - согласилась блондинка, и грациозной рысью скрылась в торговых рядах.

- Ты охренела, - шипела я, пока Наташка крутилась между мной и зеркалом, выбирая мозаичные серьги.

- Говори скорей, в каких серьгах я более прекрасна, - ворковала блондинка, не обращая внимания на взгляд, которым я грозно сверлила секундную стрелку.
Я сосчитала до десяти я и наспех ткнула пальцем в левое ухо блондинки.

Сижу на обочине привокзальной улочки в Ольянтайтамбо, грызу вареную кукурузу с сыром и предлагаю подступы к местному вокзалу объявить суверенной зоной, столько здесь иностранцев на метр квадратный.

Приходит поезд из другой жизни. Это самый дешевый поезд из ассортимента Перу Рейл, вариант бэкпекер, но он лучшее, что было со мной за последний месяц в плане перемещения. Охватывает чувство белого человека в третьем мире, с легким душком, но я запрещаю себе принюхиваться и чинно усаживаюсь в кресло. Почему-то вспоминаются школьники из последней маршрутки, теряющие под сиденьем бутылки с водой, радостно галдящие стаей галчат, жадно просыпающие чипсы… Я включала белую женщину и устало морщилась, но подбирала бутылки с водой и с пытливым любопытством прислушивалась к детским голосам.

В прекрасном поезде не звенят детские голоса. Возможно, они звенят в вагоне для местных, откуда иностранцев вежливо прогоняет проводник в ливрее, мадам, сюда нельзя, ваши мягкие кресла дальше по платформе…

- Слышь, какие-то тут туристы невеселые, - шепчу я Наташке в Агуас Кальентас. Агуас Кальентас - это городок из одной реки и двух улиц, построенный, чтобы удобнее было попадать в Мачу Пикчу. Городок живет особым графиком – ранним утром он провожает в древний город толпы наслажденцев инкскими святынями, а поздним вечером сводит их под руки, утешает вернувшихся из Мачу Пикчу, и кого отправляет в Куско, а кого берет под локоть и устраивает на ночь.

- Не стоит тебе сегодня никуда ехать, - шепчет городок усталому туристу. – Утро вечера мудренее, утром вернешься в славный Куско, а сейчас такой усталый, такой опустошенный свершением мечты, иди поспи на моих коленях….



Для нас Агуас Кальентас приготовил хостел Лос Каминантес, бродяги.

Как в новую квартиру следует запускать кошку, так и я первой запускаю в номер Наташку – она придирчиво рассматривает стены на предмет грибка и цветовой гаммы, а потом суровым шагом идет в ванную и ждет горячую воду. Если горячая вода запаздывает, хозяин, трудно заикаясь, просит посмотреть другой номер. Я стою несколько в стороне, облокотившись рюкзаком о стену, и с гордостью и умилением смотрю на работу блондинки.

Мы начали наслаждаться с раннего утра. Однако раннее утро у каждого свое, поэтому сверим часы – наше наступило в четыре. Я наслаждалась в очереди за билетами в Мачу Пикчу, а Наташка – в очереди на автобус туда же. Очередь за билетами это такой клуб общения анонимных неудачников – мало того, что мы не купили билеты заранее, в интернете или в Куско, так еще время от времени очередной лишенец с треском хлопает себя по лбу и судорожно выбегает из очереди за паспортом или к банкомату - пластиковые карты и доллары в кассе не берут.

Уезжаем на семнадцатом по счету автобусе, и в половине шестого присоединяемся к огромной толпе, с вожделением смотрящей на ворота. Ворота открываются в шесть, и мы куда-то бежим, отбрасывая клочья тумана, вверх по каменным ступеням, Наташа, куда мы бежим, зачем…
- Мы ищем Вайну Пикчу, - бросает ничуть не запыхавшаяся блондинка, - мы будем на нее восходить.

- Но я не хочу никуда восходить, я хочу стоять, и рассвет, и раздвигать туман рукой, и вытирать о штаны влажные от тумана ладони, и ловить горстями первые лучи солнца, куда мы бежим, Наташа, зачем. Я хочу полет кондора, и пушистую боками ламу, и как Виракоча на востоке ударил кресалом о земную твердь, и первые лучи пронзили туман и безуспешно искали просвет в тесной каменной кладке. Я хочу смотреть, как солнечный свет принимает столетиями отточенные формы в трапециях проемов и окон. Как солнечный свет занимает привычные места на каменных террасах. Я хочу посмотреть….









Наташка что-то рявкнула, и я скорбно замолчала. Отстояв очередь к калитке, за которой находится восхождение на Вайну Пикчу, гору, где рождаются слова «я таки залез сюда, преодолев ограничения на вход и крутой подъем», я обнаружила, что в наших билетах не хватает штампа «эти дуры хотят залезть на Вайну». Таких штампов ставят в день ровно четыреста, чтоб туристы не затоптали узкую острую гору.

Для непоместившихся на Вайну Пикчу инки бонусом построили еще одну гору – Мачу Пикчу. Туда мы и пойдем ввечеру созерцать закат, - утешаю я блондинку. А пока будем резвиться в затерянном городе.





Мачу Пикчу самый красивый город на земле. Города не бывают бывшими. Мачу Пикчу славит жизнь, складывая каменные гимны, спускаясь в джунгли торжественным стаккато террас, повисая лианами на склонах…

Самое красивое в этом городе - окружающие горы, вздымающиеся частым гребнем, поросшие курчавым лесом, влажные дыханием джунглей. Город осторожно разместился на небольшой площадке, и Вайну Пикчу, не дыша, протягивает его на ладони Инта солнцу.

Инки, сами того не зная, были немного буддистами. Мачу Пикчу это Ом мани падме хум по-южноамерикански, это сокровище в цветке лотоса. Лотоса, вознесшегося над долиной реки Урубамбы.









- Время созерцания заката с горы Мачу Пикчу, пора занимать места, - провозгласила я, отдирая блондинку от нагретой солнцем террасы.

- Какой нахрен закат, восхождения закончились, - строго заявил остроглазый мужичок в будке, внезапно материализовавшейся из кустов. – Нельзя. Закрыто, – и он с треском захлопнул лежащий перед ним журнал. В журнале восхожденцы отмечались перед выходом, и ставили галочки по возвращении.

- Посмотрите на меня, я лань и горная серна по совместительству, - я льстиво вскидывала пухлые коленки. Нужно было убедить стража вершины, что мы спустимся хотя бы к пяти, к закрытию.

- Я не желаю участвовать в спасработах. Если задержусь к ужину, моя Мария рассердится, - делал грозный вид мужчина, рассматривая коленки, почему-то блондинкины.

- На Вайну Пикчу я уже не попала, и если не пустишь на Мачу Пикчу, я тебе такие спасработы устрою, что век ужина не видать, - угрожала я. – Запишусь в твоем журнале и пропаду в кустах, и приписку на полях сделаю, в моей смерти винить дона Педро, наступившего на горло мечте.

Педро позеленел от ужаса и спрятал журнал. – Идите, идите, полоумные, а журнал не дам – нет записи – нет человека.

Мачу Пикчу это город, начисто лишенный закатов. У него есть ватное одеяло тумана, он зябко натягивает его поутру, но является солнце и, словно строгая мамаша нерадивого школьника, с треском сдергивает туман, развеивая его лоскуты по всей округе. Заблудившиеся облачные клочья льнут к стенам сахарной ватой. Под вечер Мачу Пикчу, крадучись, собирает облака в туман и пока мы пыхтим по вертикальной тропе, уже обложился со всех сторон туманом как так и надо. Я увещеваю его прерывающимся голосом ну на минуточку откинуть ватное одеяло, Мачу Пикчу капризничает, он разбаловался быть седьмым чудом света.





- Быть первым в Мачу Пикчу может каждый, а вот уйти последним… - назидательно говорю блондинке, в сумерках проходя через выключенный турникет и направляясь в кусты. В кустах лежала альтернативная тропа для любителей наслаждений – бесконечные лестницы вниз, на четыреста метров, пока не начнут дрожать колени, и ты шепотом ругаешь инков, ну кто ж так строит, кто ж так строит, чей шаг вы брали за образец, Виракочи, что ли?

Вывалившись на трассу, слабо машу рукой. Притормаживает пикап. Водитель показывает рукой на кузов, и мы валимся в него, соревнуясь грацией с мешком картошки.

Агуас Кальентас. Я приготовилась умереть на лавочке от усталости. Пришло понимание, почему люди здесь столь печальны – попробуйте встать в четыре утра, влезть на вершину горы по умопомрачительным инкским лестницам, осознать величие Мачу Пикчу, коленки дрожат, в горле пересохло, и эта продавщица в магазине косится на тебя странно, когда ты берешь бутылку пива и два яйца на яичницу….

- Пойдем, посмотрим перед сном на прекрасное, - предлагает блондинка.

- В музей? – тоскливо спрашиваю я.

- Что ты, как могла подумать - оскорбляется Наташа, - на базар.

В Куско я поставила Наташке ультиматум – или в оставшиеся три часа мы не заходим ни в один магазин, или через три часа встречаемся на крыльце хостела.

- Я с тобой, - кротко склонила голову Наташа. Достала зеркало, внимательно причесалась, спрятала зеркало, изящно повязала шарфик, достала зеркальце, попросила меня подержать зеркальце, скосила глаза, полюбовалась прекрасным и невинно спросила – а может, пообедаем…

Я расслабила челюсть и натужно улыбнулась в знак согласия. Наташка внимательно огляделась вокруг и уверенно подошла к сидевшей на обочине женщине. Женщина, закинув за спину тяжелую косу, с заразительным хлюпаньем ела из глубокой миски. Наташка подошла ближе, внимательно осмотрела миску, заглянула во внутрь и скомандовала: «Женяспроси». Женяспроси, спроси где она взяла аппетитное это.

- Да на рынке, у доньи Чоли, - махнула себе за спину пераунка. Вдоль обочины действительно тянулись рыночные навесы, и мы пошли.

Отыскав донью Чоли в чаду и гаме, Наташка смело рванула на импровизированную кухню и вежливо поинтересовалась, какое сегодня блюдо дня. Донья Чоли, оторопев от явления блондинки, выронила половник. Тогда Наташка подошла к плите и по очереди открыла кастрюльки. В кастрюльках плавало невразумительное и пахло.
Мы взяли как всегда, один суп, две ложки, и второе. Мое второе получилась типичная тарелка перуанского крестьянина, чья жизнь еще беспросветней соседского колумбийца – рис был перемешан с крупными зернами кукурузы, фаршем неизвестного происхождения и вчерашними объедками. Приправленная острым соусом, пища была божественна, как божественно все истинное.

Наташка разжевала свою еду и задумалась, затаив за щекой. Судя по всему, глотать она передумала.

- Странно, - с набитым ртом заявила блондинка, и после некоторой борьбы мучительно что-то проглотила. – Я думала, вареные коровьи желудки готовят только собакам…



Прогулка по Куско без магазинов скоропостижно закончилась на сувенирном рынке, куда Наташа тоскливо заглянула и испустила печальный вздох. В ходе прогулки мы совершили внешний осмотр церкви св. Каталины, а также выпили по два стакана тростникового сока, купили кусок куя и бутылку писки. Писка, не отходя от кассы, была немедленно перелита в пластиковую бутылку и продегустированна. Продавец посмотрел на нас с одобрением. Я с одобрением посмотрела на бутылку крепостью в сорок градусов и вкуса приличной раки.











Эти сувенирные магазины в Перу просто погибель. Кто нашептал им эти цвета, орнаменты и узоры, откуда взялось пиршество красок, полыхающие цвета адского пламени, буйволиной кожи, яйца дрозда, давленой малины, сорванной фуксии, запекшейся ржи…. Где, в какой природе подглядели они берлинскую лазурь и персидскую синь, таинственный индиго?











Автобус Куско – Лима длинной в двадцать один час обернулся изысканным наслаждением, самым прекрасным днем за два месяца непрерывных путешествий. Мы сидим на втором этаже, упираясь пятками в панорамное лобовое стекло. С одного бока широкого кожаного кресла льнет к руке бутылка писки, с другого бока ладонь ласкают упругие бока мандарин. Я безмятежна, сдав все ценные вещи в багаж, и оставив в салонном рюкзаке лишь теплые носки и подобные мелочи. Некуда бежать, стремиться, восходить и познавать. В маленьком экране телевизора мельтешат Шер и Кристина Агилера, они показывают фильм. Я глупо таращусь в экран. Наташка умиротворенно смотрит в окно и наконец-то не требует спросить или перевести. И так с шести вечера до трех следующего дня, когда мы, сгибаясь под тяжелой водой тумана, въехали в Лиму.

До очередного ночного автобуса в Уараз есть еще шесть часов. Сдав багаж на хранение, я объявляю, что для разнообразия не мешало бы посетить музей. Что за месяц путешествия с блондинкой я видела целых три магазина Тату – на Галапагоссах, в Лиме и в Ла Пасе, но в музее не была ни в одном. И что знаменитый музей доколумбовой керамики имени Рафаэля Ларко вполне способен заполнить этот пробел. Наташа покорно вздохнула.

Рафаэль Ларко, собравший эту обширную коллекцию, был великий человек – благодаря его стараниям возникло ощущение, что древние еще не инки только и делали, что ваяли горшки. Сосуды они украшали разнообразно, начиная от тотемных кошачьих, и заканчивая ритуальными сценами жертвоприношений или на приеме у врача.

- Мы не считаем нужным скрывать наши архивы, - висит табличка на стене. - Идите и бродите между высоких шкафов, где хранятся экспонаты, не поместившиеся в основные залы, только осторожно.

С полок стеллажей на тебя изучающе смотрят горбоносые лица с тщательно прорисованными глазами. Я оправдываюсь шепотом, что нет, великого еще не совершила, брожу по миру бесцельно, тем и живу. Мачу Пикчу просила кланяться и передавала привет. Нет, ягуары в Перу уже не встречаются, увы. Кондоры летают так же высоко, не волнуйтесь. Потом пришли инки и всех победили. Да, всех, и непобедимых индейцев Чиму тоже. А потом Франциско Писсаро грузно спрыгнул с борта в черный песок….

- Сеньориты, если вы хотите посмотреть эротические залы - поспешите, музей скоро закроется, - прервала нашу беседу смотрительница.

Древние индейцы воплощали в керамике все аспекты бытия, в том числе и процессы соития. Эти глиняные гимны плодородию и размножению порой шокируют, но покажите человека, кто останется невозмутимым, наблюдая глиняный слепок мастурбирующего мертвеца. На фоне любвеобильных мертвых представленные в музе сцены зоофилии выглядели вполне невинно.

[Genia]

- Дык ёпть, - радостно отвечал гид. – Я – потомственный шаман, у меня дед шаман, брат шаман, друг шаман. Как соберемся вместе – сразу припадаем к истокам.

- И почем истоки, - оживилась блондинка. - У нас сегодня свободный вечер в Рурренабаке, хотелось бы тоже припасть.

- Вы – мои друзья, мы вместе победили атакующих мадиди, - клялся Негро и что-то подсчитывал в уме, – как потомственный шаман и друг шамана, заявляю – церемония - это лишнее. Возьмем литр, а пару песен я сам спою, я ж друг шамана, слышал три раза и все запомнил.


Женя, я перечитала это себе вслух четыре раза, каждый раз на "возьмём литр" меня разрывало от смеха. Браво!

Оль, самое позорное в этом - всё истинная правда и ни слова отсебятины. мы правда взяли мутный литр в пластиковой бутылке. )))

[Genia]

Глава двадцать четвертая. Легкий треккинг в Андах.

Уараз, шесть утра. Дрожа от холода и внезапной тяжести рюкзака, стою на пороге своей мечты – посмотреть на Сьюла Гранде и прочие шеститысячники Кордильеры Уайуаш. Мне осталось всего ничего – найти хостел на эту ночь, продукты на следующие десять дней, и тех ослов, кто все это потащит в горы.

Пока мы там, в стылом Уаразе, в компании австрийского паренька и баскской пары – не вздумайте назвать их испанцами, как я, Иньяку немедленно оскорбился и ожег меня взглядом – пока мы бродим в поисках дешевого жилья, рыжий австриец клянется, что хостал Кэролайн с террасой на крыше будет в самый раз – я расскажу, почему Сьюла Гранде.

Вольный пересказ на основе прочитанной книги и просмотренного фильма. Touching the void. Enjoy. (Касайся пустоты. Наслаждайся)

Два друга раздолбая, по совместительству практикующие альпинисты, Джо Симпсон и Саймон Йейтс, отправляются в Перу чтобы покорить. В Альпах уже все покорено, а вот западный склон Сьюла Гранде манит первопроходом. В перуанских странствиях они встречают еще одного увальня, слава богу не альпиниста, и просят посторожить лагерь, пока сгоняют покорить.

Через три дня изнуряющего опасного подъема они стоят на вершине. Этот западный склон так и остался за ними, после так никто и никогда. На спуске, на высоте около шести, Джо прыгает как-то не так, и его левая голень проходит через коленную чашечку. Он лежит в снегу и ждет посмотреть в глаза Саймону. Он ждет увидеть в них свой приговор, потому что невозможно в одиночку спустить с шести тысяч, столь крутых и опасных шести тысяч, человека со сломанной ногой. Вертолеты здесь не летают. Саймон вздыхает и обвязывает Джо веревкой.

Они изобретают некую схему спуска с двумя веревками, узлом между ними и карабином. Впоследствии русскоязычный интернет называет их раздолбаями и дилетантами, не умеющими вязать специальные узлы и вообще кто прется в горы с таким снаряжением. Джо с Саймоном этого не слышат и в буран на шести тысячах на отвесном склоне борются за жизнь. Потом Джо висит над пропастью и понимает, что не может перещелкнуть карабин. Саймон, уперевшись ногами в снег, чувствует, как над пропастью висит Джо и своей тяжестью тянет в пропасть и его. Воет буран.

Съезжая к краю пропасти, Саймон вытаскивает из кармана нож. Зажмурившись, ржет по веревке. Потом откидывается в снег и засыпает.

Утро. Буран стих. Саймон заглядывает за край обрыва, и видит болтающуюся веревку и трещину внизу. Трещина кажется бездонной. С мыслью, что своими руками убил товарища, Саймон начинает спускаться.

Джо очнулся в темноте и тишине. Темнота и тишина давила. Он долго кричал в одиночестве от страха. Он не хотел умирать один. Потом он решил, что не будет умирать и исследовал трещину. Он закрепил веревку и спустился вглубь, отпустив веревку, когда она закончилась. Джо оказался на плоскости, куда из наклонного туннеля пробивался солнечный свет.

Утром пятого дня, без еды, воды и со сломанной ногой Джо лежал на крутом склоне около пяти тысяч метров. Он хотел жить, яростно, отчаянно и бесстрашно. Еще три дня он мучительно полз вниз, от камня к камню, проваливаясь в беспамятство и выныривая под звучавшую в голове музыку Битлз. Сдаться было бы гораздо проще, закрыть глаза, перестать двигаться, прислушиваясь к своей боли и своей жажде.

На седьмой день Джо дополз до лагеря.

Перенеся множество операций на злополучном колене, Джо Сипмсон продолжил ходить в горы. Также после пережитого он обрел дар писать книги.

А я хочу посмотреть на поле боя, где Джо боролся с отчаянием и смертным страхом. Хочу, чтоб вокруг меня вертелись в хороводе вершины и лагуны. Хочу смотреть на горы.

Пока Наташка караулила мужа в скайпе, чтобы попрощаться перед треккингом и попросить прислать денег, я отправилась искать ослов. Для треккинговых агентств Уараза запрос был неинтересен – вот если я возьму в довесок гида, повара, продукты и переносной треккинговый сортир, то нам будет о чем поговорить…. А два осла и третий, который их погоняет – нет, прибыль от этого заказа не окупит даже телефонный звонок в Llamac, где судя по словам турагентов, и есть среда обитания ослов и их погонщиков. Ненавязчиво слышалось, мол давай, крошка, езжай в Йямак, начало трека и там сама на месте все организуй.

- Ах раз так, - оскорблено говорю я, – да мне вообще никто не нужен, возьму в аренду палатку, куплю газ и три бутылки писки и покорю Сьюла Гранде по западному склону.

Мы с Наташкой запальчиво покупаем рис, две банки рыбных консервов, чечевицу потому что в Москве она очень быстро варится, горсть орехов и шоколадку. Арендуем палатку и коврики. В завершении покупаем два билета на автобус в Йямак на пять утра.

На исходе путешествия я отточила умение делать омлет с помидорами – в любых условиях, на сковородке любой кривизны, пользуясь ножами различной степени тупости омлет выходил неизменно воздушным и обитатели хостела завистливо провожали взглядом нас с Наташкой, удаляющихся со сковородкой на открытую террасу с зябким видом на ночной Уараз.

Когда за спиной раздалось робкое покашливание, я вздрогнула и уронила на колени кусок воздушного омлета.
– Кто здесь, - хрипло каркнула я, перехватывая поудобнее вилку.

– Простите, это я, Иньяку, – смущенно сказал баск. – Я видел сегодня, как вы в холле ставили палатку – по народной баскской примете это к дороге. Дальней.

- Выходим на рассвете, - сумрачно отвечала я. - Я, блондинка и таблетки для обеззараживания воды.

- Но вы приехали только утром, а пойдете на высоты в четыре – пять тысяч метров, как же акклиматизация, - беспокоился Иньяку.

- У нас за спиной большой опыт наслаждений на альтиплано, - я мрачно ухмыльнулась.

Баск уважительно помолчал, но недолго.

- Вы нашли себе ослов, - продолжал мешать моему ужину Иньяку.

- Ни одного, - злобно огрызнулась я. - Эти ослы сказали, что в Уаразе нет ослов.

- И как же быть, - растерялся баск.

- В традициях русских женщин останавливать коня на скаку, тушить горящие избы и носить двадцатикилограммовые рюкзаки в Кордильере Уайуаш, - пафосно заявила я. Иньяку с сомнением посмотрел на хрупкую блондинку. Наташка, не понимая ни слова из разговора, важно кивнула.

– Мы купили газ и продукты на двоих, и уходим в горы на рассвете, - мрачно отрезала я

Рассвет наступил неожиданно быстро, только успела сомкнуть глаза после унылых попыток впихнуть невпихуемое в шестидесятилитровый рюкзак. Поднявшись с этим рюкзаком по ступеням, ведущим к автостанции, я немедленно захотела мужчину. Любого, у кого есть два осла. Рядом невозмутимо пыхтела Наташка. Судя по выражению лица, она проклинала тот день, когда сказала "А чё все поедут наслаждаться в Южную Америку, а я как дура".

[Libertad]

купили кусок куя

Стесняюсь, но спрошу, что это.

[Genia]

День 1. Llamac – Pocpa

Мы вывалились из автобуса в одинадцать утра. Толпа грязных оборванных израильтян немедленно ворвалась в оставленный нами автобус. Они крепко вцепились в сиденья и напряженно ждали, когда автобус тронется в обратный путь. Судя по молчанию, обычно израильтянам не свойственному, они немного устали в этой кордильере и хотели в душ.

– Ишь, наслажденцы, - пихнула меня в бок Наташка.

– Мне нужен мужчина, - несколько не в тему отвечала я.

- Прямо здесь, - изумилась блондинка.

- Именно, - отрезала я и направилась к группке перуанцев, увлеченно деливших оставшиеся от израильтян продукты.

- Не подскажет ли благородный дон, где в этом селенье можно найти погонщика ослов и пару животных, - робко начала я, не веря в успех предприятия. Представлялось, как я являюсь в деревню Большое Грязюкино где-нибудь в российской глубинке и спрашиваю, кто из местных хочет быть мне проводником в поисках народного фольклора дней на двенадцать выходить немедленно. Так же ярко представлялось, как я буду фольклорно послана, потому что все мужское население Большого Грязюкина либо в запое, либо с похмелья, а еще у них семья, картошка и сенокос одновременно. Однако молоденький парнишка, ничуть не удивившись, сказал, что сейчас позовет соседа.

Сосед, крепкий дядька лет пятидесяти, с хитрым прищуром, не заставил себя ждать.

- Сеньор Назарио, - протянул он мозолистую ладонь. – Когда выходим?

Назарио поставил следующие условия – отдельную палатку, набор продуктов, питательный завтрак и ужин в должное время, и все это за пять долларов в сутки за осла, и десять – за их аррьеро, сеньора Назарио.

Пока супруга собирала Назарио в поход, мы со списком продуктов пошли в лавку. Сонная девушка заторможено пялилась в калькулятор, пока сыну Назарио, посланного в помощь и проследить, чтобы купили все по списку, не надоело и он перемножил в уме пропитание папаши. Вышло 37 солей.
Только благодаря аппетитам аррьеро мы оказались при сахаре – в Уаразе блондинка со словами «от сахара толстеют» вытащила пакет из продуктовой корзины.

- Итак, мои маленькие друзья, - начал разговор Назарио, походя огрев палкой заленившегося вдруг осла, – куда идем?

Я достала карту и развернула. Долго всматривалась в рельеф, пока Наташка не подошла и не перевернула карту согласно нашему местоположению.

– А, ну для затравки перевальчик в 4 300м, и ночуем у лагуны Yahuacocha, - храбро сказала я. Рюкзак лежал на спине у осла, и море было по колено.
- Вчерашний день, - поморщился Назарио. - Так никто не ходит. В этом сезоне модно ночевать в Matacancha, там есть уютные загоны для скота. Он пришпорил лошадь и вместе с женой скрылся впереди.

- Эээ, мы так не договаривались, - оскорбилась блондинка. – Что это, я иду пешком, а он верхом.

- Вообще-то его работа погонять ослов, и как он это делает его личное дело, - увещевала я блондинку.



Тропа легко поднималась вверх, вдоль звонко перекатывавшейся реки Llamac. Мы шли дворами деревушки Pocpa, и уже у околицы я разглядела под забором старушку и умилилась – дряхлая бабулька в живописных лохмотьях споро орудовала иголкой, сосредоточенно нависая носом над рукодельем.
– Как аутентично, - думала я с умилением и вертела фотоаппаратом, готовясь половчей ее сфотографировать. Бабулька подняла нос от вышивки и принюхалась в пространство. Ее рысьи глаза заметили вспышку, и старушка взвилась в воздух в яростном прыжке.

– Деньги давай, деньги, - клекотала она, несясь наперерез и всплескивая юбками. Я оторопела, блондинка спряталась мне за спину и осторожно выглядывала.
- Сгинь, нечистая, - сплюнула я три раза через плечо и, судя по визгу, попала в блондинку. Старушка неслась через овраг, отталкиваясь посохом.

– Вы проходите через независимое поселение Покпа, входящее в заповедник Кордильеры Уайуаш, муниципальный сбор двадцать пять, - тянула когтистую ладонь бабулька. Здесь открылась неприятная истина, что почти каждое село будет брать деньги на поддержание территории с проходящих треккеров. В путеводителе про это сказано не было, денег с собой в нужных количествах не было тоже.

Бабуся выписала нам билет и степенно вернулась к рукоделью. Я, напряжено пересчитывая в уме финансы, пошла дальше вверх, стараясь угнаться за Наташкой. Она шла как по своей харьковской сумской улице, легко покачивая бедрами и не делая попытки запыхаться или вспотеть.

Нас остановил дождь. Вначале он несмело накрапывал, а потом разошелся и стал лить без стеснения. Дождь был ледяным, до снега ему не хватало нескольких метров вверх. Назарио возился в кустах и ставил свою палатку. Мы с Наташкой стынущими пальцами поставили свою и обнаружили, что в ней нет тамбура. Ни с какой стороны. Самое обидное было, что в хостеле мы действительно натянули ее в холле и придирчиво щупали за тент. На такую мелочь, как отсутствие тамбура, никто даже не обратил внимания.

- Ну ты как, начала наслаждаться, - прожевав фундук, сумрачно спросила Наташка.
- Ммм, дай запить, - протянула я озябшую руку за бутылкой писки. Был первый день треккинга в Андах. Дождь оживленно барабанил по палатке и стекал вовнутрь крупными каплями.

День 2. Pocpa – laguna Mitacocha.

Палатку кто-то пнул снаружи, она сотряслась. От сотрясения с потолка сорвались капли воды и оросили спальник.

– Бамос, Эухения, - говорил кто-то снаружи, продолжая пинать палатку. – Ты же хотела наслаждаться перуанскими Андами и смотреть на горы – гор немножко не видно из-за дождя и тумана, но зато моя жена сварила кашу и у нас остались клеевые объедки.



Вышли под моросящим дождем и, оскальзываясь на мокрой тропинке, повлеклись вверх. Пройдя минут двадцать, я заметила бегущего веселой трусцой нам навстречу мужичка.

- Привет, девчонки, - радостно помахал он посохом. – Чегой-то вы тут одни?

- А мы и не одни, - осторожно отвечала я. – С нами два осла. И аррьеро. Догоняют.

- Ну, это в корне меняет дело, - одобрительно кивнул мужичок и взмахнул котомкой.

- А что это у вас в сумочке, уж не сыр ли, - продолжала я беседу, вспомнив, что в списке
продуктов, жизненно необходимых для функционирования сеньора Назарио, значился сыр.

- Сыр, сыр, - довольно закивал дядька. – А кто у вас аррьеро?

- Сеньор Назарио.

- О, Назарио, брат мой, - с размаху хлопнул себя по лбу дядька. - Сделаем так, - он хитро прищурился и забормотал – вы сейчас покупаете этот великолепный круг сыра – дядька развязал мешок и помахал этим кругом у меня перед носом, - и чтоб вам самим его не нести, о нежные крошки, я сам передам его ниже моему брату Назарио.

- Легко, - обрадовалась я и заплатила сорок солей, подсунув на всякий случай фальшивую двадцатку. Дядька чересчур довольно улыбнулся и поспешил вниз.

С Назарио мы договорились встречаться в Матаканче (Matacancha) – так должна была называться горная деревенька. К Матаканче вела асфальтированная дорога.

- Ну, по дороге неинтересно, и чё это, аррьеро верхом, а я, как дура, пешком, - капризно протянула блондинка и остановила огромный грузовик. Грузовик ехал в Хуаяйянку (Huallanca), где были рудники и полезные ископаемые.

Мы выскочили в Матаканче. Дождь не мог определиться стать ли снегом, и на всякий случай поливал и тем и другим. В долгой долине перуанцы собирали палатки.



Иностранцы выходили из палаток и печально шли на перевал. Петляли лабиринты загонов для скота, сложенных из просто камней, которые никогда не падают.

- Надо найти укрытие от дождя и определиться с планами, - скомандовала блондинка. – Женяспроси, где они здесь пережидают дождь.
Перуанец уныло махнул в сторону коровника. Там на камни была накинута солома в виде хижины.





Я с грустью смотрела на бутылку, чей уровень становился все мельче. В бутылке была писка. В хижину просунул голову Назарио. Он был без жены и без лошади

- Ну что, Эухения, надо бы тут заночевать, погода нехороша, - закинул удочку аррьеро и пытливо на меня посмотрел. Блондинка подпрыгнула в ярости, ударившись головой о соломенную крышу.

- Только вперед, и никаких компромиссов, - взвизгнула она, после чего вопросительно прошептала в мою сторону – а может того.. вернемся?
Домой?
Тут пришла очередь подпрыгнуть мне с воплями что это моя мечта, наконец я до нее добралась, и не позволю каким-то блондинкам…

- Понял, - кротко сказала Наташа и насупилась. – Тогда полный вперед. Раньше начнем – раньше закончим. Какой сегодня день – всего второй?

- Кстати, Назарио, - вдруг вспомнила я. – Мы тут встретили твоего брата…

- Но у меня нет братьев, - растерялся Назарио. – Только сестра, Хуана, она живет в Лиме.

- Ты не понял, Назарио, - тревожно повторила я. – Мы встретили твоего брата и купили у него сыр. Лицо аррьеро просветлело. - Давайте сыр, я понесу, - предложил он.

- Назарио, ты опять не понял, - вздохнула я, уже слишком хорошо понимая происшедшее. – Мы встретили твоего якобы брата, купили у него сыр и попросили передать тебе.

- И много сыра, - печально спросил аррьеро.

- Вот такой круг, - я щедро взмахнула руками и всхлипнула. – Меня обманули?

- Увы, - шумно вздохнул Назарио. Стоящий рядом осел выпустил газы.

- Духам, это было приношение местным духам кордильеры, весь этот сыр, эти уплаченные сорок солей - задыхаясь, думала я, карабкаясь на перевал. У перевала не было имени, только высота – 4 685 м. В горах высота важнее имени. Наташка скрылась далеко впереди. Назарио иногда поджидал, а я все делала эту трудную работу идти вверх, когда легкие растягиваются дырявой гармошкой. То, что ты втягиваешь на вдохе – дождь и туман. В ботинках хлюпает. Окоченевшие руки накрепко обхватили треккинговую палку. А пейзаж, драматические горные вершины, ледяная просинь лагун в узких долинах – все то, ради чего я иду в горы, что должно помогать, насыщать взгляд, наполнять окоём - скрыто завесой тумана и дождя.



Спустившись с перевала, оскальзываясь в мокрой ослиной тропе, я не обнаружила блондинки.
- Где твоя подруга, Эухения, - спрашивал Назарио, ловко переступая рядом с моими подгибающимися коленями.

- Будем искать, - прошипела я, и коротко добавила – найду – убью.

Наташка нашлась около будочки, где опять просили заплатить. Денег у нее не было, и она кротко сидела на крыльце.

- Ну где ты ходишь, разве можно быть такой медленной, - напустилась на меня Наташка, - я совсем замерзла…

- Наташа, а вот помнишь, мы были на Титикаке, и поутру надо было восемь километров за полтора часа, и ты там еле плелась – это было что, - взвизгнула я, напугав стоящего рядом осла.

- Ну… мне просто было неинтересно, - промямлила блондинка.

- А здесь интересно, - грозно наступала я.

- Неинтересно, - призналась Наташка. – Но очень холодно.



Мы шли через поле к берегу лагуны. Лагуна должна ластиться к подножью Ширишанки(Jirishanca), но туман тщательно прикрывал горы. Было очень обидно.

- Эухения,, что у нас на ужин, -вывел меня из печального ступора Назарио. Наташка сидела в палатке и разглядывала мокрые носки. Уже третью пару. Я вздохнула и склонилась над горелкой.
В моем дневнике этот день заканчивается так: «забились в платку к аррьеро, доготовили, поели, дождь, холодно, спать».

[Genia]

День 3. Laguna Mitacocha – laguna Carhuacocha.

Дождь не прекращался. Спальники были неизменно сырыми. Особенно было жаль настоящий пуховой – его я выпросила для блондинки у Кости для полного опасностей высокогорного треккинга.
- Хорошо, дам, только чур в спальник не ссаться, пух не любит влаги, - неохотно отвечал Костя.

И теперь меня беспокоило две проблемы – откуда в палатке конденсат и как отдавать спальник, вероятно он безнадежно испорчен влагой и отсутствием возможности просушить.

Наташка сидела в палатке и ела шоколад.

– За день должно случиться хоть что-то приятное, – назидательно сказала она, шурша фольгой.

Снаружи ходил Назарио и шумел с намеком. Мол война-войной, а завтрак по расписанию. Я закусила губу и натянула мокрые носки, мокрые штаны и вывалилась из палатки. Наташка продолжала шуршать фольгой и заворачивать ноги в целлофановые пакетики для завтраков. Она считала, что так носки промокнут не сразу.

- Ну что, Эухения, - печально спросил Назарио, облизывая ложку из-под овсянки.
- Бамос, - не менее печально отвечала я.

Треккинг в кордильере Уайуаш устроен следующим образом – каждый день перевал. Иногда два. Перевала. Еще почти каждый день лагуна, это такой бонус в конце дня. Горы вокруг около шести тысяч, и стоя на четырех, ты можешь разглядеть каждую трещину в их ледниках и дотянуться рукой. Это Гималайские вершины своими восьмитысячами приводят в благоговейный восторг, а здесь с толпой шеститысячников ты общаешься по свойски, по соседски, без желания упасть ниц и размахивать молитвенными флагами.

На сегодня нам уготован перевал в 4 650, туман, дождь со снегом и иногда открывающаяся полынья голубого неба. Перевал не крут, скорее уныло медитативен, я перебираю виртуальные четки в озябших руках и думаю про Сережу.

Сережа – это serebr с форума винского, опубликовавший отчет о треккинге в этой кордильере. От его фотографий леденела кровь, от этих драматических видов, и все, что я сделала потом – уволилась, прошла Колумбию, Эквадор и Боливию – все это была дорога сюда, в кордильеру Уайуаш. Я отодвинула в сторону ужас перед преступниками, карманниками, вероятностью оказаться посреди Южной Америки ограбленной и без паспорта, одна или, что еще хуже, с блондинкой. Я вспоминала Сережин отчет снова и снова, но блин, там нигде не говорилось про дождь, вот уже третий день полощущий мое терпение.



Когда ты мокр, мерзл и устал, развивается апатия. Я апатично передвигаю ноги, изредка оглядываясь на Наташку. Наташка плетется сзади, в ее рюкзачке – термос, шоколадка и мандаринка, на ногах – пакетики для завтраков. Пакетиков для завтрака не видно, но я знаю, что они там есть.









Ставим лагерь над лагуной. Ее должны окружать Ерупаха, Ерупаха Чико и Ширишанка, но из-под завесы тумана выглядывают только их подножья.

Готовлю ужин, кашу из киноа с луком и морковкой. Назарио сидит рядом и зачем-то рассказывает, какой вкусный сыр делает сеньора неподалеку.

- Назарио, если мы купим сыр, то я не смогу оплатить все пермиты по маршруту, - печально отвечаю, помешивая кашу. При слове сыр Наташка высовывается из палатки с воплем Где. И мы принимаем суровое решение в пользу сыра, потому что где те пермиты, и не отправят же они нас обратно, а сыр будет здесь и сейчас.



- Знаешь, Женя, я наверно больше не могу, - просто говорит Наташка, дрожа в мокром спальнике. Она лежит там в пуховике, шапке и пенополиуритановой сидушке. Я лежу рядом, в шапке, пуховике и варежках на ногах. Мокрые носки разложены на бедрах – я слышала, что так, на своем горячем теле, сушат вещи альпинисты. Понимаю, что Наташка права – это уже наслаждение за гранью, ходить на высоте в мокрых вещах и спать в сырых спальниках.

- Давай подумаем об этом завтра, - предлагаю я. И, чтобы отвлечься от холода, начинаю читать:

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф…

Читаю я, если честно, распечатки из путеводителя с описанием маршрута. Вначале обычную страничку, поднялись на 500 м, спустились на 200, перевал 4600. Потом перелистнула и вслух прочитала заголовок «Альтернативная высокая тропа». Подъем 700м, спуск 400, перевал 4800.

- Ну-ка – ну-ка, с этого места поподробнее, - оживилась Наташка, и я продолжила «этот тяжелый путь приведет вас очень близко к ледникам, но потребует великолепных навыков ориентирования на местности, умения читать карту, опыт или гида. Это наиболее вероятный участок для печальных инцидентов. Но, если погода хороша, здесь будут одни из лучших видов за поход».

-Ура, опасность, - оживилась блондинка.
Я промолчала и глубже зарылась в спальник.

[constax]

Стесняюсь, но спрошу, что это.

Крыса... просто крыса... ну или морская свинка, что во вкусовом плане монопенисуально...

[KAA1]

про " закидают банановыми шкурками" улыбнуло
однако как у женщин все жестко,
мне друзья ни слова бы не сказали по поводу отсутствия Тайки или Кубинской мулатки, наоборот - даже у одного некоторый шок и увереность в некотором безрассудном геройстве(начинаю понимать фразу "измельчал мужик")

По поводу вылазки в Панаму не понял - это нелегально что ли было(без визы)?

[Genia]

По поводу вылазки в Панаму не понял - это нелегально что ли было(без визы)?

если придерживаться буквы закона, то нелегально. Но, когда ты приходишь именно на этот пляж, вроде как с местными на лодке проплываешь, то пограничник даже паспорт не просит. И по поселочку можно панамскому погулять.
там просто такая карибская расслабленность....

[Дмитрий]

Женя, Женька, Женечка!
прочитал первую страницу. Бля, как же это здорово, когда мысли о Южной Америке совпадают! Твой Рай и мое Чичиревиче. Менталитет колумбийцем и венесуэльцев сходен, оказывается. Мысли о Макондо меня не покидали на всем протяжении поездки. Оставлю две страницы на завтра для прочтения

[Genia]

Дима, спасибо! мне кажется, на менталитет очень влияет использование гамака:) в плане раслабления менталитета:))

(и если вдруг еще раз решишь назвать меня мастером описания женских страданий в горах - обижусь:)))

[Дмитрий]

если вдруг еще раз

не ну это было один раз и в нужном контексте
здесь контекст другой...
хотя, все твои "страдания" читаю взахлеб, с огромным удовольствием, как будто сижу в кресле (гамаке/на пенополиуретановом коврике), где-нибудь на краю света, откуда видно, как мясной кусок солнца падает в море (за горы / деревья), с бутылкой хорошего коньяка (вина/рома/виски/водкисперцем - "факовки"), а тебе вдруг рассказывают удивительные вещи о местах, где ты был, но такие подробности, о которых ты подозревал, но не смог уловить (унюхать/распробовать), - в общем, нечто иное, и недоступное твоему разуму с первого взгляда.
За тебя, акын в юбке, которая называется джинсы

[*Эльфа*]

Eugenia! Феноменально. Такой слог...читала запоем. Как хорошо, что есть еще 8 отчетов. Ушла читать.

[Незнайка.]

Восторг - нет,не то слово... Даже не могу подобрать. Но смысл - читать Ваш отчет - СЧАСТЬЕ!!! Вам нужно издавать книжки, о путешествиях. Они точно будут пользоваться спросом. Спасибо Вам огромное, за наслаждение! Сегодняшний рабочий день - насмарку Мне некогда, я в Сюр Америке!

[Дмитрий]

Бар "Уточка": только качественный алкоголь!
Женя, обдумай эту возможность

и банька на берегу Титикаки... Уффф!!!

[serebr]

Женя, пиши дальше! Не тяни.

[Genia]

мальчики, девочки, спасибо за отклики! жуть как приятно, что вам нравится! Дима вообще до слез растрогал!

была в командировке, приду домой вечером - продолжу. сама не люблю тянуть кота за хвост, но объем не детский какой-то..... Сережа, я стараюсь побыстрей.... надеюсь у тебя в начале июля уши не горели? вспоминала тебя весь трек. и про погоду, и что в твоем отчете ни слова не было сказано о плате за проход по территории.....

[serebr]

... и про погоду, и что в твоем отчете ни слова не было сказано о плате за проход по территории.....

Женя, неправда. И про то и про другое писал. Наверное на фотки мои засмотрелась, а текст пропустила

Да, вижу вам с блондинкой с погодой в Huayhuash не повезло... Меня только в предпоследний день дождем накрыло, а так в основном солнечно было.

[Дмитрий]

Дима вообще до слез растрогал

"Плачь, дева, плачь-рыдай, а мы тебе плечо подставим..." ©

[Genia]

Женя, неправда. И про то и про другое писал. Наверное на фотки мои засмотрелась, а текст пропустила

Да, Сереж, засмотрелась на твои умопомрачительные фото, не взяла с собой достаточно денег и как итог оказалась в полиции в Уаразе.
Ну да продолжение следует. ))

[Genia]

День 4. Laguna Carhuacocha – Laguna Carnicero.

Я просыпаюсь и прислушиваюсь тревожно. Неужели, неужели не слышно этого постылого звука шуршания дождя о купол палатки, неужели.. Осторожно расстегиваю молнию палатки, выпрыгиваю босиком, с воплем и фотоаппаратом – дождя нет, а две вершины Ерупахи мерцают в тумане розоватым отблеском, как глаза ягуара. Туман оседает ниже, и теперь вершины Ерупахи как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями…





- Женя, скажи ему, мы пойдем альтернативной тропой, ну, про которую ты вчера читала, - суетится блондинка. Я давлюсь чаем, кашляю, и думаю что это опасно.

- Нет, я альтернативной тропой не ходок, там ослы не пройдут, - радостно говорит Назарио. – Опасно, опасно, конечно – довольно добавляет он.
- Ну что, - капризно притоптывает блондинка, – так и будем за ослами плестись, или как?

Я вспоминаю строки из путеводителя, и фраза «виды одни из лучших за весь трек» вспыхивает в голове красным.

- Иэх, крошки мои, - качает головой Назарио.- Может хоть аванс дадите, а то мало ли…

Аванс я не дала. Тогда Назарио засуетился и сказал что нам непременно нужно догнать идущую впереди группу, мол это наш шанс остаться в живых.



- Скорей, скорей, - подгонял он меня и вздохнул с облегчением, когда до группы было уже подать рукой.

- Встретимся у лагуны, - вежливо попрощалась я, – как она будет называться на этот раз? А, Карнисеро, как я могла забыть…..



Минут через десять мы нагнали группу итальянцев. Вернее, вначале нас догнал их гид, широкоскулый улыбчивый малый. Две девушки без единого гида и осла его позабавили, потому что он сурово зыркнул и сказал держаться за ним.

Так мы обрели свою судьбу и развлечение на следующую неделю – Наташка об этом еще не знала, а я уже увидела итальянского Алессандро с огромным штативом на плечах. Алессандро был сед, высок, силен и оператор итальянского телевидения. Он то взбегал наверх для лучшего ракурса, то припадал к земле.





Здесь, в этих местах, я поняла значение выражения «драматический пейзаж». Когда обжигающая просинь неба, облака, живущие насыщенной небесной жизнью, рыжее, охряное подложье, из которого на глазах вырастают горы. Горы растут как бамбук, два сантиметра в час, они пронзают тебя изощренной китайской пыткой, и ты корчишься от невыносимости этой муки красотой и сглатываешь слезы. Осторожно обходишь лагуну, ломкое зеркало, где отражается огромная снежная стена. Идешь по краю лагуны, как по краю жизни, и сердце бьётся часто-часто, потому что эта пейзажная драма невыносима, Господи!



Окончательно я теряю рассудок, сидя на краю морены. Морена круто обрывается в немыслимый аквамарин ледникового озера. В озере плавают льдины, отколовшиеся от ледника Сьюла Гранде. Одна за одной, с грохотом сходят лавины.
Я раньше думала, что у Высоцкого, Здесь вам не равнина, здесь климат иной, Идут лавины одна за одной – это образно. Что лавины не могут идти непрерывно, что неальпинисту раз в жизни услышать этот гулкий грохот уже необыкновенное везение. И вот я сижу, свесив ноги в обрыв, снизу стылым холодом обдает голубая лагуна Сьюла, а по восточному склону Сьюла Гранде ежеминутно с грохотом курьерского поезда проносятся лавины, обрушиваясь в лагуну.





Мы поднимаемся все выше по крутой тропе. Вернее, поднимаюсь я, потому что Наташка давно скрылась впереди. Тяжело дыша, отхожу в сторону и пропускаю Алессандро, он ободряюще улыбается и поудобнее пристраивает штатив на плече.









На сам перевал, последние метров 200, тропа не явно выражена, идет по ручейку. Да какая к черту тропа, это просто ручей, по которому нужно ступать вверх. Я благодарю свое туловище, что, несмотря на некоторую замедленность движений и факта, что его давно обогнала блондинка, группа израильтян и группа итальянцев – туловище, то есть я, невозмутимо переставляет ноги, не учиняет истерик и знает, что пусть несколько позже остальных, но обязательно заберется наверх.

Перевал присыпан снегом, словно капуччино ванильным сахаром. Группы уже начали спуск вниз, только Наташка, оранжевым снегирём в пуховике, нахохлившись, ждет меня.
- Иди, прогуляйся по гребню, - советует она, пока я пытаюсь обрести дыхание. И я осторожно бреду по узкой крыше мира, и заглядываю вниз, в распахнутые окна лагун.









Когда мы приплелись, Назарио уже поставил лагерь, просушил спальники, набрал воды в котелок и, потирая руки, ждал ужин.
- Как ты можешь готовить на таком холоде, - вскользь спросила блондинка и удалилась в палатку. Я осталась снаружи, наедине с закатом, морковкой и чечевицей.
- Кстати, когда мы проходили мимо итальянского лагеря, они ели суп, - высунулась из палатки головка блондинки. Я пошарила рукой в поисках камня поувестистей.

Я многому научилась в ходе великого южноамериканского путешествия – не класть деньги в карман на коленке, не спать с неграми, не стоять на пути у игуан, и сегодня обрела новое знание - перуанская чечевица отличается от московской и ее надо обязательно замачивать, минимум на сутки. Часа через два, когда солнце село, а холод сковал руки и окрестности, я сняла недоваренный горшочек с огня, и, густо покраснев, пригласила к ужину. Двухразовое питание в походе притупляет чувства, и полусырая чечевица была съедена без нареканий.



Ночи проходили бурно. Я металась в спальнике, то натягивая на уши шапку, то на попу пуховик. Рядом крупно дрожала Наташка.



День 5. Laguna Carnicero – Laguna Viconda и Rio Pumarinri hot springs.

Мы распрощались с Назарио на узкой тропинке, отправив его вперед занимать места и сушить спальники – явление конденсата приходило к нам каждую ночь, а его природа оставалась неизвестной.
Я шла и любовалась прекрасной Трапецией (5 653 м), ее идеальными формами и пропорциями. Трапеция скромно рисовалась по правому боку, прятала глаза и стеснительно отводила в сторону облака.





- О боже мой, кто это прекрасный скачет верхом, - голосом тающего мороженого пролепетала блондинка и уставилась вдаль. Вдали, из клубов пыли, нарисовался бронзовоскулый верховой в яростной скачке. Он приник к холке, почти слившись с лошадью, копыта выбивали барабанную дробь. Как гвоздь в девичье сердце, на голове у медноглазого верхового была ковбойская шляпа. Наташка, держась за сердце, осела на тропу.
Всадник, поравнявшись с нами, придержал коня.

- Как дела, девчонки, - спросил он, и мы узнали вчерашнего гида итальянцев. На щеке у него был шрамик крестиком, а в глазах искры.
- У меня тут того…осел убежал, – пояснил он и пришпорил лошадь.

- Женя, подай пожалуйста мое сердце, оно кажется укатилось под ноги лошади, - слабым голосом попросила Наташка. Теперь развлечение на следующую неделю обрела и она.

Очередной перевал 4 750, из под него манит немыслимой синью лагуна Виконга. Спускаемся к ней зигзагом, выставив ладони. От лагуны веет ледяным холодом, на мысу стоит хижина, у порога играют дети. Я пытаюсь примерить на себя эту жизнь и не могу. Да, наверно это лишь пастбище и семья постоянно живет в городе, а не в окруженье этой стылой бесприютной красоты, но здесь и сейчас румяная девочка у порога смотрит на нас во все глаза, засунув в рот холодный палец. Навстречу нам едут верховые с жеребенком в поводу, это мужчина и женщина. Женщина улыбается потрескавшимися губами и кокетливо придерживает шляпку. К шляпке прикреплена красочная фруктово-ягодная гирлянда. Я тоже улыбаюсь, мои губы трескаются немедленно и больно, но улыбка лишь самое малое, чем я могу выразить восхищение.



Подходим к развилке, одна тропинка бежит верхом лагуны, на другой написано «no passa, проход запрещен». Наташка вспоминает, что накануне я читала про эту развилку, и что « выбирай любую, дорогой треккер, все равно они минут через пятнадцать соединятся».

- Ну мы же не дуры, пойдем нижней, - и Наташка устремляется в надпись «no passa».

Я дура. Я вишу (а может правильно – висю, хотя тьфу, мне не до этого сейчас, пусть будет нависаю) над лагуной Виконга, леденящей мне ноги обжигающей синью. Под ногами небольшой каменный карнизик, радостно осыпающийся в лагуну. Очень мешает треккинговая палка, рюкзак, а еще ноги.
- Наташка, а ведь та надпись, не ходить – она была неспроста, - дрожащим голосом кричу я очевидное.
- Подумаешь, слегка ошиблась, - передергивает плечом блондинка и балетными шагами идет по карнизу. Я всхлипываю и неуклюже карабкаюсь за ней.



Мы спускаемся в идиллическую долину, щедро политую солнечным светом как блинчик – кленовым сиропом. В долине есть водопад, звонкая река Пумаринри и горячие источники.
Нет, я не ошиблась – Горячие Источники, правда-правда, большой бассейн на открытом воздухе, наполненный горячей термальной водой. Здесь мы с Наташкой и проводим остаток дня, то сидя в горячей воде, то выползая на бортик и тараща глаза на выход итальянской группы в настоящих купальных халатах, откуда они взяли эти махровые халаты карамельных цветов на высоте 4 300, они что, охренели?





- Зачем ты сказала мне не брать купальник, - укоризненно произнесла блондинка, отжимая футболку. – Я бы непременно взяла бикини, и не позорилась бы здесь в черных трусах.
Я не нашлась, что ответить и потупилась, печально уставившись в черный лифчик.

- Человек может без устали смотреть на три вещи, - рассуждала я вечером – как сходят лавины в лагуну, как плывут розовые облака, как скачет верхом прекрасный гид итальянцев. А вместо всего я смотрю в котелок и жду, когда закипит вода…..

[Genia]

День 6. Laguna Viconda – Quebrada Quanacpatay.

С каждым шагом приближаюсь к двуглавой вершине г. Куйок. Подходя к перевалу, хочется протянуть руку и потрогать огромную снеговую гору – с высоты перевала в 5 000м вершина в 5 350м кажется не такой уж и огромной. Горы водят вокруг хороводы, кружат голову.



Я давно присмотрела себе девочек – одну итальянку и одну израильтянку из соседских групп – это были единственные дохлые девочки, кого я могла обогнать. Обгоняя бледных плетущихся крошек, я чувствовала уверенность в своих силах и беспричинное ликованье. Сегодня оказалось, что у меня больше нет шанса на победу – дохлых девочек пересадили на лошадей.



Вокруг любимые цвета капуччино и ванильного сахара. Победоносный Виракоча оказался гурманом - любителем и присыпал снегом кофейную пенку. Украсил взбитыми сливками вершину г. Куйок и смотрел долгим взглядом, как она искрится на солнце.



На перевале радостно топталась итальянская группа. Я скосила глаза в сторону Адессандро и развернула карту. Алессандро немедленно подошел и склонился через плечо.

- Вот здесь очень интересное место, да, да, ниже, левее, вот так хорошо, - проникновенно говорил он, водя пальцем по нарисованной кордильере. – Вот здесь, как спустишься – сразу прямо и наверх, есть еще перевал, Сан Антонио, оттуда очень красивый вид, это как бы смотровая площадка, мирадор..







Вероломный Алессандро не сказал, что их группа собирается перевалить через Сан Антонио, отправив своих ослов с погонщиками кружным путем – и слава богу, иначе мы бы пошли по их следам.

Спуск вниз, после перевала оказался крут. Я растопырилась треккинговыми палками, а Наташка вообще сползала на корточках. Мы прошли мимо израильской группы, они радостно ели сэндвичи. Сэндвичи, укрывшись от ветра за камнем, наскоро лепили гид и кухарка. Наташка завистливо заглядывала в рот израильтянам и на спуске много рассуждала о прелестях организованного туризма и места кухарки в жизни общества.



Внизу, в прекрасной щедрой долине, Назарио разбил лагерь и поджидал.

– Ну что, девчонки, - радостно спросил он, - может, чайку?

- Некогда нам, – сумрачно отвечала я. – Мы сейчас опять пойдем наслаждаться. Мирадор Сан Антонио.

- Но вы уже были сегодня на пяти тысячах, вам мало? Может для разнообразия пообедаем, говорят, обед это прикольно- искушал Назарио.

- Не, мы наверх, - крикнула Наташка и, чертыхаясь, поспешила через болото.



Идти тяжело. Первая часть подъема была просто крутой, потом крутой вверх по ручью, потом почти отвесно крутой вверх по сыпухе. Я ставила ногу, и нога вместе со мной ехала вниз. Иногда с порывом ветра охватывало отчаяние. Идти вверх на высоте пять это такая трудная беспросветная работа, и отсутствие рюкзака совсем не умаляет ее сложности. Трудно вставать с камня, упирать ногу в черный щебень, делать шаг, сползать вниз, размахиваться треккинговой палкой и снова шаг, и дышать, дышать взахлеб, а воздух так тонок, что почти не проникает в легкие. Хочется сдаться, прямо сейчас, сесть на камень и долго сидеть, но ты вновь поднимаешься какой-то шестой кошкиной силой и снова идешь. Шаг. Вдох. Шаг.



Последние шаги самые легкие, ими движет не долг, а любопытство – посмотреть, что там наверху, заглянуть за край земли. Делаю эти легкие шаги, в голове звенит комариным звоном, тело легкое и немного не моё…

На узкой кромке, отделяющей горы за спиной от гор впереди, я задыхаюсь. От высоты, от красоты, от ветра, набившегося в рот, в карманы, в рукава. Всей грудью с размаху натыкаюсь на Сьюлу Гранде, Ерупаху, Расак и другие пики, отказавшиеся сообщить имена. От удара из меня вылетает последний тонкий воздух и я просто стою, бездыханна.



– В горах высота важнее имени, – гордо говорят безымянные мне пики. Я молча киваю. Я всегда соглашаюсь с горами, они выше, им видней.
Наташка уходит вдаль вдоль по гребню.

- Все ходили в ту сторону, - запальчиво сказала блондинка, – все израильтяне, и даже их собака, я все видела и теперь тоже хочу, а то все ходили, а я как дура… Наташка легко вскарабкалась по камням и скрылась из виду.

Я сидела на этом водоразделе, считала лагуны, безнадежно дрожала от ветра.
Потом спускалась, шла к лагерю – волокла на плечах обреченную усталость и ледяной холод. В глазах, как трафарет, остались выжжены здешние пики – Ерупаха, Сьюла Гранде, Сарапо, Расак…Язык осторожно пробует новые имена, перекатывает во рту чужие звуки, как ягоды крыжовника…

- У меня есть план, - объявила блондинка. Я привычно насторожилась. – Давай спросим Назарио, голоден ли он. Как приличный мужчина, он скажет что нет, и тогда мы съедим по бутерброду с сыром и наконец-то ляжем, – блондинка была горда, как славно она всё придумала. Я пожала плечами с сомнением – то, на что наверняка купился бы блондинкин муж, может не подойти для нежного желудка водителя осла из Перу.

- Женяспроси, - выразительно повела бровью блондинка, и я подошла к Назарио.

- Прекрасная погода, не правда ли… В такую погоду хорошо лежать в палатке и думать о звездах..

- Ага, погода ничего, только жрать больно хочется, – шмыгнул носом аррьеро.

- Уж не голодны ли вы, сеньор Назарио, - безнадежно продолжала я.

- О, да! Зверски, - радостно закивал головой Назарио. – И что у нас на ужин?

Я всхлипнула и поставила кастрюльку на огонь. Наташка силой мысли поддерживала меня из палатки.

[Genia]

День 7. Quebrada Quanacpatay – Rio Calinca.


Мы наконец-то посчитали дни и осознали. Решили, что одиннадцати дней блужданий по горам хватит вполне, и лучше провести лишний день в Уаразе. Оставшиеся дни уже сжимали волчье кольцо, и даже лишний день в Уаразе должен был увенчаться ночным автобусом в Лиму и утренним перелетом Лима – Богота.

Спускаемся ступенчатой долиной, и с каждым вдохом чувствую, как высота идет на спад. Горы все так же любопытно заглядывают в долину, я подхожу к ним все ближе и ближе, протягивая перевернутую вверх ладонь. Чтобы горы не боялись, обнюхали и признали своей. Я давно своя, я пью из этих ручьев, позабыв обеззараживающие таблетки, мы давно одной крови…Вы любите возвышаться, а я – на вас смотреть, у нас так много общего…

Назарио идет впереди, в неизменной шляпе, с неизменными ослами. Он не торопится, аккуратно переставляет ноги, и так, прыгая с камня на камень, может развить немыслимую скорость. Он делает это очень ловко, без натуги, преобразовывает пространство в особую, удобную ему и ослам материю. А я мучительно пробираюсь через плотный воздух, спотыкаюсь, засматриваюсь по сторонам, и. если меня никто не окликнет, обязательно отстаю.









Повернули за хребет и встретились с полем альпийских люпинов. Я жадно хватаю взглядом это лиловое буйство цвета. Исполненная люпинами, решаю срезать дорогу на спуске и попадаю в корали – лабиринты каменных стен, где местные жители сторожат овец. Немедленно чувствую себя овцой и теряюсь. Не могу найти то место, откуда я сюда попала, и не могу выйти – либо не получается вскарабкаться на стену, либо не могу спрыгнуть из-за крутизны. Охватывает паника, Наташка с Назарио давно исчезли из виду.

Все же хорошо носить при себе кошелек.

- А где же Эухения, - напряженно спросил аррьеро

- Не знаю, она всегда теряется, - невозмутимо пожала плечами Наташка. – Кстати, наши деньги тоже у нее, - лукаво добавила блондинка.
Назарио подпрыгнул в испуге и тревожной трусцой скрылся в кустах в поисках кошелька и аванса.

- Эухения, мать твою, - раздавался гулкий крик.

- Твою мать, твою мать, - изображая эхо, жалобно блеяла я, роняя камень на педикюр и сдавленно ругаясь матом.

- Кошелек-то не потеряла, ослица иорданская, - продолжал вести беседу Назарио, карабкаясь через загоны для животных.

- Нет еще, - жалобно всхлипывала я.

- Палку, палку брось, ногу сюда, руку давай, ишачка карабахская, - командовал аррьеро.

- Короче, барышни, так дальше продолжаться не может, - заявил водитель ослов. – Дайте мне аванс, пойду сгоняю в Хуллиапу, приценюсь, почем там ослы, заодно сделаю пару важных звонков..

Я молча выдала аванс, и мы с Наташкой остались на берегу звонкой реки Калинка загорать, стирать носки и готовить ужин.



Назарио пришел глубокой ночью. В его отсутствие Наташка выедала картошку из супа, а я шутила, что если Назарио не вернется, нам придется продавать его ослов. Несмотря на то, что писка закончилась дня три назад, продажа ослов казалась ужасно смешной. А еще это был первый день, когда нам было тепло.

[Genia]

День 8. Радиальный выход к Lagunas Santa Rosa и Sarapacocha.

Ночь была теплой, я даже слегка расстегнула ворот флисового свитера и приспустила с ноги перчатку. Ночные одежды отличались от дневных только отсутствием лифчика. И да, пуховик ночью я натягивала на коленки, а не на плечи. Две термофутболки, жилетка и флисовый свитер оставались неизменными.

Река у изголовья расслабляет сознание, звенящими нитями вплетается в сны. После ночи с рекой движения замедленны, руки плавны. Этими плавными руками я замачиваю чечевицу и мы выходим из лагеря смотреть на лагуны. Назарио остается караулить палатки и ослов.

Тропа вьётся по-над речкой, огибает пасущихся лошадей и приводит в люпиновое поле. Чтобы люпиновое море не выплеснулось за пределы долины, его замкнули на шесть тысяч вершин Сарапо и Сьюла Гранде. Плавными руками я развожу лиловые воды люпинов.



Краем моря неспешно бредет караван ослов. Наташка капитанским прищуром вглядывается вдаль, и обмирает на мачте. Фиолетовое море волнуется, из волн является всадник в ковбойской шляпе и со шрамом на скуле в виде креста. Наташка хватается за сердце и опять изображает тающее мороженое. Бронзовый ковбой показывает в улыбке крупные сахарные зубы.

– Буэнос, - говорит ковбой романтичное.

- Буэнос, - очарованным эхом отзывается блондинка.

- Мои итальянские придурки спустились вчера с перевала Сан Антонио, - поясняет ковбой. – Насмотрелись лагун, идут обратно.

- Я тоже…мы тоже…лагуны…посмотреть, - лепечет блондинка, слепо шаря в люпинах в поисках некстати выпрыгнувшего сердца.
- Ладно, барышни, разболтался я с вами, мне еще лагерь ставить и лошадей чистить, - закругляется ковбой, окинув Наташку долгим внимательным взглядом. Наташка заливается розовой краской, напоминая помидор сорта «балконное чудо», чудом проросший в люпиновом поле.

Вскоре за ослами появляется итальянская группа. Алессандро щедро обнимает меня, не снимая штатив. Ходя по следам друг друга, мы уже практически родственники.

Люпины внезапно заканчиваются, начинается морена. В обширном поле хаотично нагроможденных камней тропа не прослеживается, я разворачиваю карту.



Сам звук шуршания карты успокаивает. Словно проводя древний ритуал, раскладываю ее на земле, приваливаю камнями и нависаю. Это буддийская мандала с тонкими прожилками рек и волнообразным прибоем высот. В этом квадрате бумаги, в который вписан круг тропы, на все одиннадцать дней заключена моя вселенная.

Нет ничего противнее, чем ходить по морене, топорщащейся некстати повернувшимися камнями. Прыгаю, переступаю, чертыхаюсь, и если за мной провести линию, это будет зигзаг. Этот зигзаг перепрыгивает на склон, змеится ребром ботинка и приводит к лагуне Сарапакоче. Лагуна упивается своей бирюзой и самозабвенно кладет по краям мазки аквамарина широкой кистью.





Хочется протянуть руку и погладить Сьюла Гранде по ребристому склону. Она свесила ледовый язык в лагуну и тяжело дышит. Ей жарко от глобального потепления. От тяжелого базальтового основания веет мощью.



Пытаюсь разгадать повадку облаков, они сегодня непредсказуемы как воробьи, бессмысленно кружатся в небе, загораживая вершины.

Пытаюсь понять эту чуждую форму жизни, жизнь горы. Покорение здесь неуместно, когда я слышу, что некто покорил, то страдальчески морщусь от невоспитанной глупости. В горах нужно покорять только себя. И просить у горы разрешения превратить ее склоны в поле боя. С собой, своим страхом, унынием, гневом, гордыней… Волочь за волосы своих демонов, с размаху швырять на отвесный склон и биться до победы.

Горы, многоголовые норовистые упряжные кони Шивы, сухие бабки, легкая снеговая грива. Горы пришли на водопой, шумно пьют лагуны, поворачивая к солнцу щучий профиль. Я хочу, чтобы упряжка Расак, Ерупаха Сюр, Сьюла Гранде и Сарапо привыкла ко мне и не взбрыкнула, стряхивая из своего мира нелепые человеческие фигурки.



Лагуна Санта Роса притаилась в крутых стенах морены. Она думает, что на высоте 4 461м. ее никто не найдет. Санта Роса недооценила меня и блондинку. У нас есть карта и одна треккинговая палка на двоих.





Гора Сарапо подошла так близко, что помещается в объектив, только если опасно откинуться по стене морены. Поза для фотографирования причудливо неудобна. Поза для позирования непринужденна, но я не могу избавиться от ощущения, что сижу на краю третьей планеты.



Когда тянешь ладони к лошадям из колесницы великого Шивы, или свешиваешь ноги за тайну третьей планеты, время несется, закусив удила, и солнце напоминает о себе у западного предела вдруг изменившимся светом. Подхватываю блондинку и, приговаривая «бамос», съезжаю по сыпухе, прыгаю по затаившимся камням морены, несусь через море люпинов, словно в титрах сентиментального фильма, где Он бежит навстречу Ей сквозь поле цветов…

Фонарь в ночи следует жечь как можно позже, раз включив, ты не выключишь его никогда. С одной стороны обрывистый речной берег, с другой – склон горы, мы с Наташкой посередине, оставив люпины и закат за спиной. Я думаю про чечевицу, что она ждет меня, замоченная воде, Назарио тоже ждет ужин, я а хочу на четвереньках вползти в палатку и закрыть за собой спальник.

- Эй, девчонки, разворачивай назад, ужин здесь, - кричал нам в спину аррьеро. Наташка направила острый луч фонаря, и он высветил горшочек с приготовленной чечевицей и сковородку жареной рыбы.

- Да взял и поймал, делов-то, - покровительственно усмехался Назарио под жаркий хруст хвостов и плавников.

- Кстати, есть идея, - заговорщицки проговорил Назарио. Я перестала хрустеть рыбьим позвоночником и рассеяно взглянула на аррьеро.

- Вы тут как-то говорили, что денег на пермиты может не хватить, - начал он издалека.

- Может не хватить, – медленно кивнула я.

- Я тут подумал – а давайте встанем завтра в четыре утра и бесплатно проскользнем мимо поста с неприличным названием Хуаяпа (Huayllapa) в покровах ночи, - хитро подмигнув, предложил Назарио.

- А давайте, - вздохнула я облегченно, и ушла в палатку играть в ассоциации с Хуаяпой.



День 9. Rio Calinca –Punta Tapuish.

Чертыхаюсь в темноте и обзываюсь жадной идиоткой – купила в Ла Пасе фонарик за девять долларов взамен утерянного в Колумбии, и на свои девять долларов фонарик уже насветил. Он вполне еще годится оранжевой резиночкой отбрасывать челку со лба или осветить ближайшие кусты, услышав зов природы, но не в силах рассеять тьму, сгустившуюся в ущелье.

Нащупываю тропу ногой и шестым чувством, но река влечет неодолимо и я спохватываюсь, уже занеся ногу над потоком. Фонарь кокетливо выглядывает из-под челки и судорожно мигает. Наконец, Назарио надоедает поджидать, и он ставит меня позади ослов. Наверно, я тоже ослица внутри, потому что быстро ловлю темп и начинаю бегло цокать по камням. Ослы на бегу еще и слышат зов природы, и, не пытаясь его сдерживать, облегченно роняют теплые комья. Я надеюсь, что еще не настолько ослица.

На цыпочках крадемся мимо ворот Хуаяпы. Карикатурно вскидываю колени. Ослы хихикают. Пост пуст, но на улицах деревеньки уже попадаются люди. Еще темно как в желудке у осла, но этот странный деревенский горный люд уже на ногах, уже подозрительно приглядывается к двум белым девушкам и их аррьеро.



Светает. Тропа облюбовала себе ручей, и вьется за ним, не разбирая, вверх или вниз. Решила вверх. Все круче и круче.

- Что это, опять перевал, - обессилено спрашивает Наташка.

- Дурочка, мы всего лишь выходим из ущелья, - улыбаюсь насмешливо.

- Я вам обещала каждый день по перевалу, и сдержу слово, - вмешивается в разговор Кордильера Уайуаш.

- Мне кажется, здесь отличное место для пикника, - жизнерадостно заявляю я, перебивая Кордильеру.

Мир вокруг делится на благодатную землю, уже освещенную солнцем, и юдоль скорби, таящуюся в тени. Мы тоже разделились – Наташка дезертировала на светлую сторону, а я осталась в тени с котелком и рисом. Ослы топчутся на границе между мирами.

- Наверно, я не дойду до перевала, – скорбно говорит блондинка и оседает на землю. Ложка выпадает из ее ослабших пальцев и ложится в мох.

- О, кажется нас догоняет итальянская группа, - в сторону говорю я и, сделав тревожное лицо, поворачиваюсь к блондинке.

- Где, - бодрой белкой подскакивает Наташка. – Женя, посмотри, он ли это скачет впереди, с искрящимся взглядом и шрамом крестиком на скуле?

Впереди, в ковбойской шляпе, ехал невозмутимо прекрасный медноглазый гид итальянцев.
Наташка бросилась наперерез и ухватилась за конскую гриву. Лошадь всхрапнула в испуге, прекрасноволосый гид успокоил животное легким прикосновением руки. Здесь свершилось чудо, на Наташку снизошел дух божий и наделил ее испанским языком.

- Твоя-моя, - пролепетала блондинка, не выпуская гриву из нежных пальцев, – твоя моя катать. Лошадь катать твоя. Моя сверху.
Гид выпростал ноги из стремян и приготовился радостно спешиться.

- Нет, милый, не здесь, - обольстительно улыбнулась блондинка. – Позже. Ты так нетерпелив, – и она захихикала.

Бронзовоскулый гид закусил губу и вонзил шпоры в лошадь. Он обдал блондинку горячим, как зимняя батарея, взглядом и скрылся в покрытых ржавым мхом далях.



С этого момента Наташка обрела крылья и взмыла над перевалом. Справа от перевала также взмыла в небо вершина Диабло Мудо, а с левой над дорогой трудился огромный трактор и ронял булыжники с высоты. Булыжники, неумело подскакивая, с грохотом пересекали треккерскую тропку и срывались со склона.

- Эгей, я блондинка и у меня вечером свидание, - прокричала вверх Наташка, сняв кепку. Из под кепки грязным золотом рассыпались немного немытые волосы.
Сверху махнули рукой, и Наташка заспешила по тропе. Трактор хищно замер, но камни не сбрасывал.

Когда подошла моя очередь бояться трактора и пересечь то место, куда ему нравилось сталкивать валуны, то образовалась проблема – я не была блондинкой, и не могла идти быстро даже под страхом быть раздавленной. Охватил ужас, что дорожные рабочие решат, что расклад грингой больше – грингой меньше не нарушит природного равновесия.

- Эгей, я не блондинка, но может тоже на что-нибудь сгожусь, - приговаривала я, стараясь идти быстро. Я часто дышала, но воздух исчезал во мне бесследно. На 4 800м. он истончился многократно стиранной дачной простыней. Я раздувала легкие, и они пели песню, забыв начало: ….Ежик резиновый Шел и насвистывал Дырочкой в правом боку…

Солнце словно хотело жарить шашлык, и решило пустить меня в топку – оно равномерно обугливало туловище с разных сторон. Лицо пылало, от кистей рук можно было подкуривать. Губы потрескивали. Мы сидели с Наташкой на верху того, что считали перевалом, и смазывали трещины кремом. Вдруг в воздухе низко мелькнуло тенью.

- Женя пригнись, - помня о давешних булыжниках, истошно взвизгнула блондинка.
Я отчаянным движением спрятала голову в коленях и зажмурилась. Над головой просвистела овечья какашка. Сверху на камне сидел Назарио и хихикал.

- Это еще не перевал? - всхлипнула я.
Назарио захихикал громче и покачал головой.
– Не сдерживай себя, наслаждайся, - ехидно сказал он и запустил овечьей какашкой в ослов. Ослы покорно потрусили вперед.



На перевале нас поджидал одичавший ветер. Казалось, он соскучился по людям и вцепился в нас щенком-переростком. Ветер забил мне рот и заледенил руки. Глаза слезились. Хотелось отцепить ветер и раздраженно бросить в пропасть.

- Только не бросай меня в терновый куст, - ветер притворно скулил и цеплялся за складки непродуваемой куртки.

- Ты знаешь, я передумала. Теперь я буду продуваемой, - призналась куртка. Захотелось швырнуть ее с обрыва вдогонку ветру.





Я сидела на корточках и чистила морковку. Рядом сидела Наташа и смотрела в сторону лагеря итальянцев.
- Ну где же он, я так волнуюсь, - причитала она.

- Чистка моркови успокаивает, - сказала я с намеком. Наташка сделала вид, что не поняла и потянула в рот очищенную морковь. Я задохнулась от такой наглости и хлопнула ее по рукам.

- Почему же он не идет, - продолжала трепетать блондинка. – Зачем они разбили лагерь так далеко, я даже не вижу, это он или не он.

- А ты пойди к ним, эээ, будто по-соседски. Типа здрасти, не одолжите ли соли. И тут он, а ты ему – о, какая внезапная встреча. И он будет обязан на тебе женится и катать верхом.

- Я не могу жениться, - подумав, сказала Наташка. У меня уже есть…..ээ…как это называется…о, вот – муж. И двое детей, - зачем-то добавила Наташка.

- О боже, дай мне морковку, я так волнуюсь, кажется, он седлает коня, - минут через десять снова затрепетала блондинка и, внезапно вскочив, скрылась в палатке.

-Скажи скорей, в чем я более прекрасна, в шапке или в кепке, - шевелила она накрашенными губами и дергала меня за рукав. Я уронила свеклу и сумрачно бросила, что в кепке у нее замерзнут уши.

- Да я не об этом, - досадливо отмахнулась блондинка. – Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?

- Ты конечно, спору нет, - подобрав свеклу, сквозь зубы прошипела я. Наташка уже не слушала, а остановившимся взглядом смотрела вдаль. Из дали вышел гид, предложил блондинке руку и лошадь и они ушли в сторону Диабло Мудо. Я же осталась в окружении морковки, свеклы и невероятного заката, озарившего снега на прекрасной вершине с таинственным именем.



Пока закат полыхал в снегах Диабло Мудо, в ледяном ручье по соседству мыла посуду девушка. Приглядевшись к ней, я узнала баскскую девушку. На наши радостные вопли выскочил Иньяку и закружился с радостными криками Вы живы, чертовы идиотки. Поведала ему трогательную историю, как не хватило мужчины на крутых ступенях Уараза, и как я обрела Назарио и его двух ослов.

Иньяку в ответ рассказал, как нанял в Уаразе аррьеро с ослами, а также великолепный кухонный тент, посуду, большой газовый баллон, и все за смешные деньги, которые я, увы, выпустила из памяти. Я отчаянно завидовала их отдельно стоящему кухонному тенту, где можно готовить и есть в полный рост, невзирая на снег, дождь и прочие причуды природы.

Баски передвигались быстро. Наш девятый день был их седьмым. Их аррьеро жаловался нашему и обзывал басков лосями. Баски улыбались и стремились вперед.

Наташка вернулась через час, замерзшая и задумчивая.
– Кажется у него тоже двое детей, - растеряно сказала она.
- У вас так много общего, - не удержалась я съязвить.

Мы лежали в палатке, привычно дрожа от холода. Накрапывал дождь. Я обмирала от ужаса, познав природу здешних дождей в начале пути. Боялась, что дождю с нами понравится, и он будет следовать за нами подобно ручному песцу.

[Genia]

День 10. Punta Tapuish – Laguna Yahuacocha.

- Барышни, у меня есть две новости, хорошая и плохая, - объявил за завтраком Назарио.
– Хорошая - наш маршрут подходит к концу, остался один день позора и мы расстанемся. Плохая – какая-то собака в обличье человека увидела, как мы прокрались вчера через пост, прячась в покровы ночи, и нажаловалась главному. Главный передал мне черную метку, - всхлипнул суровый аррьеро и протянул розовый стикер, на котором было неуклюже нацарапано «заплатить немедленно за пермит, иначе хуже будет».

- Назарио, у нас же денег нет, - сказала я, выразительно снимая крышку со сковородки, где томились гренки с сыром.
- Здесь денег нет, - поправил меня Назарио, - А в Уаразе есть, - проявил он редкую осведомленность. - Вот в Уаразе мне и отдадите.

Всю дорогу к очередному перевалу Punta Yacha высотой 4 840м. Наташка шипела, что аррьеро все врет и денег ему давать никак невозможно. К слову, проход через неприличную Хуаяпу был оценен около сорока долларов.

- Наташ, да давай в Уаразе снимем деньги и отдадим, - благородно предложила я.

- Какие деньги, - сделала круглые глаза Наташа.

- Ну..как..ты же сказала что муж, Петя, должен перевести…

Мы с Наташкой в начале путешествия радостно потратили все мои деньги, а теперь должны были тратить ее. Её деньги почему-то должен был переводить муж.

- Нет, он не жадный, - горячо шептала блондинка, – но вот он увидит 250 долларов, и подумает, ой, так много, зачем ей столько… Нет, не жадный, что ты…Или вот он очень занят, работает до пяти, ему некогда глупостями заниматься, деньги переводить… Я ему двух детей еще оставила, один в лагере, другой у бабушки…

Я похолодела и облилась горячим потом одновременно. После похода нам нужно было еще добраться до Лимы, и я не знала, как подают в Уаразе белым женщинам. Вдруг их просто закидывают гнилой папайей…

- Но ведь Назарио сказал, что его будут ругать, отберут ослов, а может и вообще расстреляют, - делая большие глаза, шептала я.

- Ну ты и дура, - жалостливо посмотрела на меня блондинка. – Ну причем здесь погонщик ослов к нашей неоплате. Его дело пасти ослов и ставить нам палатку. И вообще мы туристы и нам все можно. А он эти деньги просто положит в карман, и пойди докажи, - разъяснила очевидное блондинка.

Я иду на перевал и думаю о деньгах, и, когда это понимаю, начинаю злиться. Деньгам не место в горах.





Я приноровилась к тонкому воздуху, но теперь не хватает слов. Задыхаюсь в словесном вакууме, тысячи раз говорила «красиво, прекрасно, великолепно», и если опять сложу губы в эти избитые слова, меня стошнит.

Я стала рыбой и могу только разевать рот в мучительной немоте. Кладу руку на камень и считаю редкий пульс кордильеры. Горная плоть выходит на поверхность покореженными пластами, обнаженная на холодном ветру. Если прислушаться, то донесется стон камня. Если прислушаться…



«Энергичные треккеры могут вскарабкаться к северу на 4 900м., и, встав на цыпочки, разглядеть Кордильеру Бланка и великолепный Уаскаран», – намекнул лист путеводителя. Наташка посмотрела на меня выразительно и пошла вверх и на север. Я потащилась за ней, сопровождаемая завистливыми взглядами итальянцев – они были группой и шли вниз без промедленья, к горячему супу и походному сортиру под тентом.





Уаскаран прятался за чужими спинами и отказывался себя назвать. Я добродушно улыбнулась горным капризам, и. прищурившись, разглядывала Кордильеру Бланку. Быстрый ход облаков ощущался где-то внутри, маленькой болью под сердцем.

Запрокинула голову к небу и вспомнила себя девочкой в детском парке, на аттракционе «лодочка». Июнь, в северный город желтками одуванчиков пришло лето. Я раскачиваюсь коленками и ситцевым платьем, запрокидываю голову и слышу гул облаков.



Назарио очень советовал сделать пару фотографий лагуны Яхуакоча и уходить в направлении Йямака. Переночевать там в окрестных пастбищах, отряхнуться и красиво уехать в Уараз на единственном автобусе. Я послушно кивала головой, но когда приблизилась к лагуне Яхуакоча, поняла, что сегодня от нее не уйду. Наташка отыскала глазами лагерь итальянцев и призналась, что тоже не уйдет. Назарио услышал эти мысли и поставил палатки.




Мы опять идем, по нижней тропе, по следам Виракочи. Конечно, Виракоча был здесь, нанизывал пронзительную бирюзу лагун Яхуакоча и Сольтерокоча в тяжелое ожерелье для Пача Мамы, матери земли, живущей в горах. Он замкнул бирюзовую нить на снеговую глыбу Рондоя, замкнул для крепости Нинишанкой. Пача Мама зарделась и приняла подарок.



После десяти дней в горах шаг и дыхание стали неразрывны, если остановлюсь, то умру. Иду за бирюзовой нитью лагун, вижу дерево на нижней тропе, десять дней не видела деревьев, трогаю листья, они настоящие… Тропа вьется дальше, на перевал Рондой, но это уже не моя дорога, оставляю ее вам…. Я же остановлюсь у вздыбленного края лагуны, свесив ботинки в небесную синь, и пусть Наташка развернет последнюю шоколадку... Нужно заново учиться жить без гор, спать без спальника, пить чай без реки… я сильная, я смогу, чё уж..

Закат устраивает торжественное прощание, рдеет такой рапсодией, что я немедленно бросаю вечные лук и морковку и утираю слезы. Плачу про конец похода, скорый конец путешествия, скорое окончание заката… А на небе Виракоча развел костер и расхаживает там широкими шагами. Поленья трещат, небо прогибается, тяжело опирается о вершину Рондоя.



Наташка пошла на реку чистить зубы, и на том берегу встретила Альендо – оказывается, так зовут перуанского гида итальянцев. Теперь он сидит с нами, и Наташка играет в хозяйку.

- Женя, рис уже готов? Найди тарелку для Альенде. И сделай тот салат, ну с луком и тунцом, у нас же еще осталась консерва…

Альендо двадцать пять лет и двое детей, он не знает ни слова по-английски, и совсем этому не печалится.

- Среди туристов кто-нибудь обязательно знает испанский, - беспечно говорит он и долгим взглядом смотрит на Наташку. Наташка нежно розовеет. Альендо озаряет ее сахарными зубами в счастливой улыбке. Они молчат со значением.

Круглая Луна. Альендо давно ушел в свой лагерь, Назарио спит, ослы спотыкаются со сна копытами. Мы с Наташкой сидим на камнях и пьем чай. Лунный свет сгустился у реки, там бродят люди, моют посуду, ловят рыбу. Мы говорим о чем-то, вплетаем в разговор лунные нити, звездную пыль… Время плотным клубком закатилось в угол палатки, я скажу ему когда можно начинать отсчет… Сейчас безвременье, черная дыра, куда Луна льет бледный свет, а Наташка – звонкий колоколец голоса и близкие слезы.

День 11. Laguna Yahuacocha – Llamac – Huaraz.

Опять встаем в четыре утра, Назарио беспокоится, что не успеем в Йямак на одиннадцатичасовой автобус. Пронзительно грустно и холодно, впереди последний перевал llamac pampa pass, незаметные 4 300. Встают в ряд в прощальном приветствии Рондой, Нинишанка, Ширишанка, Ерупаха, Расак, Диабло Мудо.



- Идущие на смерть приветствуют вас, - патетически бросаю в небо, бросаю вершинам с щучьим профилем. И умираю на этом перевале, маленькая боль под сердцем вспыхивает, оранжевым полыхнуло в глазах, горько во рту. Возрождаюсь на этом перевале, во взгляде выжжены навечно силуэты Сьюла Гранде, Ерупахи, Ширишанки, Ширишанки Чика…





Делаю первые шаги вниз. Больно, словно рвут присохший бинт, с этой болью горы остаются за спиной. И я делаю следующие тысячу метров. Вниз, вниз, вниз, пока не начинает кружиться голова, рушиться колени, пока крыши Йямака не начинают водить вокруг победные хороводы.



В автобусе Наташка плачет. Она извиняется, насмехается над собой, не выдерживает, закрывает лицо руками и отчаянно всхлипывает. Чищу апельсин и думаю, могла бы я полюбить человека за то, что он красиво скачет верхом….

Выходим в Уаразе, Наташка с опухшими глазами и я с мыслью, что надо сказать Назарио про деньги. Я их не дам.

- Мы не будем платить, Назарио, - набрав побольше воздуха, признаюсь я. – У нас нет денег на эти нелепые штрафы. Давай останемся друзьями, нам было хорошо вместе….

Назарио делает отчаянные глаза и в прыжке кобры хватает мою палатку.

- Не отдам, - говорит он и пятится.

Наташка перестает страдать и в ужасе вскрикивает – Женя, ты же оставила паспорт в залог этой палатки, всё пропало, нам завтра лететь, а я без тебя боюсь…

Я, в ужасе от собственной храбрости, произношу волшебное слово. Слово «Полиция». Назарио, побледнев скулами, соглашается, и мы гуськом идем по главной улице Уараза.

В полиции Назарио начинает говорить первым, тыча розовым стикером и захлебываясь несправедливостью. Наташка пихает меня в бок и шипит, чтоб я рассказала свою правду. И позвонила в посольство. Немедленно.

Моя правда коротка и умещается в два слова – нет денег.
– У нас нет денег, - я печально развожу руками. –Никто не сказал о необходимости покупки пермитов. Денег нет. Осталась пара носков и билет на самолет.

Полицейский чин задумчиво молчит. По глазам видно, что он хочет смотреть футбол по телевизору, но вот этот нервный сеньор Назарио и две белые дуры испортили весь вечер.

- Палатку, отдай палатку, - взвизгивает Наташка и вцепляется в Назарио.

- Отдай палатку, – коротко приказывает полицейский чин. Назарио нехотя разжимает руки.

- Мне дали черную метку, - трясет подбородком Назарио и взмахивает розовым стикером. - О горе, никогда мне не пройти через Хуаяпу с поднятой головой, я изгой на этом празднике жизни.

- Идиот он, а не изгой, - устало говорю я. Хочется выпить, в душ и опять выпить. – Дайте ему бумагу. С печатью. Что две иностранные дуры, из России и Украины, не заплатили в Хуаяпе по причине отсутствия чем платить.

Лицо полицейского светлеет. Если он быстро напечатает бумагу, то может еще успеет на второй тайм. Назарио садится рядом и шипит, что видел многое и русские хуже евреев. Я решила не сообщать ему о своей исконной национальной принадлежности. Наташка сидит на лавке с краю, глаза ее наполняются слезами о несбывшейся любви. Я тоже начинаю всхлипывать за компанию и от стыда – мне противна вся эта ситуация.

Выходим из полиции и бежим на рынок – в походе я немного порвала палатку, и нужно срочно найти швею, чтобы палатку зашить, сдать, и забрать мой паспорт. Находим швею, вытряхиваю палатку, разворачиваю, и вижу что, место разрыва аккуратно зашито и проклеено.

- Назарио зашил нам палатку, – не выдержав, всхлипываю я, и начинаю реветь.
– Еще он ловил нам рыбу и утром приготовил кашу, ыыыы……

- А я влюбилась в Альендо и никогда его больше не увижу, уууу, - подхватывает мой плач Наташка. Торговцы сбегаются на нас посмотреть, слезы двух идиоток забавляют их даже больше футбола.

[Genia]

Глава двадцать пятая. Трудности перелета. Солнечная Колумбия

Другое полушарие меняет привычки – если раньше после крымских походов я жаждала пиво и чебурек, то здесь, под влиянием чужих звезд, хочу капуччино и кока-колу. Удивленно веду себя в кафе. Наташка в магазине крепко сжимает в одной руке йогурт, в другой – папайю.

Наташкин муж Петр оказался на высоте и деньги перевел – мы покупаем билеты на ночной автобус в Лиму, а остальное радостно тратим на подарки. Уараз предлагает большое разнообразие сувениров, от аутентичных носков из шерсти лам, бусиков, сережек с птичьим пером и гамаков до настоящих сельскохозяйственных мачете «в помощь огороднику». Наташка купила четыре мачете в пол своих роста, я – три. А еще долбленные миски из тыквы на настоящем нетуристическом базаре, и я еле отговорила Наташку от настоящей шляпки перуанской женщины. В Уаразе есть целые улицы шляп, отрезов ткани, сельскохозяйственных инструментов, искусственных цветов.. Есть бадья супа за один соль и комплексный обед за 4 соля. В Уаразе есть авокадо, мандарины, бананы, папайя, ром и писка. Из Уараза видны горы. Они близко, я чувствую их дыхание на своей щеке…

В шесть утра приезжаем в Лиму, с большими рюкзаками и пустыми карманами.
- Шеф, гони в аэропорт, - хриплю я спросонок. – И тормозни там возле обменника, надо бабки поменять…
У нас двадцать долларов одной бумажкой, из них десять стоит такси, а обменники еще закрыты. Водитель робко останавливает у аэропорта.
- Мужик, пойдем с нами, я поменяю деньги в аэропорту, отдам тебе, и ты вернешься, - предлагаю я.
- Не могу, - застенчиво трясет головой таксист, – нам туда нельзя. Я подожду тебя здесь, у машины.
Честно возвращаюсь через десять минут, пораженная высокой степенью доверия таксиста.

- Прощай, Перу, здравствуй, Богота, - пронзительно грущу я, подходя к стойке Лана.

- Пожалуйста, одно место у окна для блондинки, и одно рядом, - светским тоном говорю я. До конца регистрации еще три часа. Пусто.
Девушка берет наши билеты, глубокомысленно разглядывает их минут пять и изрекает:

- Оу, ваш рейс переполнен. Приходите завтра.

После скандала на стойке Амазонаса я научилась заводиться с пол оборота. Я уже не та стеснительная гражданка, покинувшая Россию два месяца назад – мне в спину дышит Сьюла Гранде, за меня болеет Лагуна Килатоа….

- Охренела что ли, - мрачно говорю я, медленно свирепея изнутри. Энергия Кундалини распрямляется в позвоночнике и выплескивается на девушку безобразным ором:

- У меня что, на лбу написано «я глупая гусыня, обмани меня»? или в моем билете нарисованы знаки По Запросу? Между прочим, у нее, - я тычу пальцем в блондинку, - да-да, у нее на завтра билет из Боготы в Москву!

Наташка стоит рядом и дергает за рукав – Женя, Женя, давай звонить в посольство….
- Подожди, милая, не суетись, пойди купи себе кофе, - умильно говорю я, обращаясь к блондинке, и не переводя дыхание, продолжаю орать:

- Я купила билеты за 4 месяца, пришла на регистрацию за три часа, придумайте что-нибудь умнее, чем скинуть с рейса иностранок.

Девушка хмурится. Уходит в кулуары. Возвращается.

- Есть идея, - невозмутимо говорит она, – вы полетите через Мадрид.

Я начинаю визжать ультразвуком. Аэропорт единственное место, где можно позволить себе хороший скандал, не боясь привлечь внимание – наоборот, чем больше зевак, тем лучше.

- У нас закончились деньги, носки и продукты, блондинка должна завтра из Боготы лететь в Москву – и кто оплатит мне отель в Лиме и заново купит билет в Россию? Ты? - тычу я не совсем чистым пальцем в бледное лицо девушки.

- И вообще, немедленно приведите мне начальство и англоговорящего, и Ляпкина-Тяпкина, и дайте бумагу с печатью, что вы отказываетесь меня сажать за три часа до конца регистрации.

Девушка удалилась. Я разглядывала багажную ленту и думала, как бы половчей ее перепрыгнуть и с победным скандалом ворваться в кулуары. Оказалось, Наташа размышляла о том же, правда, подозревая, что за багажной лентой уже проходит граница.
Девушка вернулась и молча зарегистрировала нас на 16 и 17 места.

Я села на пол у туалета и дрожащими руками достала из рюкзака ром, разбавила колой и допила.
– Идиоты, – думала я, - феерические перуанские идиоты, они думают, что проще всего скинуть с рейса безответного иностранца…. Но у этих иностранцев за собой целый хвост предоплаченных билетов и отелей, и они будут биться насмерть… Куда как проще снять с рейса перуанца и отправить его домой досыпать и приходить завтра….

Когда при досмотре ручной клади из моего рюкзака извлекли банку тунца в масле и, не обращая внимания на вопли, невозмутимо выбросили в корзину, я замолчала, потрясенная произволом в аэропорту Лимы. Наташка не знала, что в Лиме произвол, и облюбовала стенд с серебром. Когда я пришла за блондинкой вести на посадку, она развлекалась следующим образом – зажав в кулачке очаровательные сережки, протягивала продавщице карту Виза, та прокатывала ее и виновато улыбалась, мол, простите, сеньора, денег нет. Наташка, как опытный боец с реальностью, не сдавалась, и заново протягивала карточку, всем своим видом показывая, что здесь нелепая ошибка и ее муж перевел не 250 долларов, которые мы уже потратили, а минимум тысячу.

Я схватила блондинку за руку и потащила к стойке вылета.
- Неужели ты не хочешь признать, что у тебя просто нет денег, - шипела я.
- Не хочу, - кротко сказала блондинка. Я скорбно вздохнула, развернулась, подошла к серебряной продавщице и дала свою кредитку. Далеко в Москве банк потер руки и записал мне в долг. Наташа улыбнулась, в очередной раз заставив мирозданье сделать так, как хочет она.

По сравнению с моим первым приездом в Боготу, два месяца назад, она очень изменилась, стала цивилизованной и безопасной. Или изменилась я, оставив за спиной улицы Кито с яркими домами и юркими карманниками, тяжелый прибой Лимы в районе Милафлореса, иссохшие скелетики лам на темных улицах Ла Паса…

Мы заселились в знаменитый хостел Платипус – его рекомендовал мне Рольф, сидя на кухне Ралли в Сан Пачо на берегу Карибского моря. Таким образом, я замыкаю круг. Платиус - один из старейших хостелов в Боготе, с дрянными комнатами и теплой семейной атмосферой.

Мальчик на рецепции не мог найти в бронях наши странные имена, и робко обронил, что … «кажется, есть проблемы».

- Не сметь говорить мне про проблемы, - я взревела как бык, недобитый тореадором. Постоялец у компьютера подпрыгнул в ужасе, компьютер мигнул экраном.
- У меня нет проблем, проблемы будут сейчас у вас, - вопила я у стойки, взволнованная недавним происшествием в перуанском аэропорту. Мальчик на рецепции дрожащими руками извлек ключ и протянул мне с опаской, приговаривая, сеньора, успокойтесь, сеньора….

Наташка проснулась в пять утра, пошла в ванную и издала скорбный вопль. Я в ужасе подскочила в кровати и запуталась в одеяле.
- Наташа, держись, я тебя спасу, - кричала я и сражалась с простынкой.

- У меня шелушится нос, - скорбно объявила блондинка, выходя из ванной, – теперь он непременно облезет, и я не вижу смысла в дальнейшей жизни….
- А, ну тогда я пойду за сувенирами без тебя, - хитро прищурилась я. – Видела тут такие милые бусики, но тебе, должно быть, неинтересно теперь…

Вечером я отвожу Наташку в аэропорт. Ее рюкзак невозможно поднять, там один гамак, три плошки из долбленной тыквы, залежи носков из ламы, россыпи разнообразных бус и сережек, одно кашпо из бамбука, одна бутылка писки и маленькая косметичка. Наташка испуганно смотрит, но храбрится – она впервые полетит одна с настоящей стыковкой в настоящем международном аэропорту.

- Наташа, никакой самодеятельности, - напутствую я. – Подойди к тете и покажи ей посадочный талон, она тебя проводит к выходу на посадку. Сделай лицо пожалостливей, такой девочки- дауна, впрочем – я делаю шаг назад и разглядываю Наташку – впрочем, наверно не надо… просто будь собой…

Из аэропорта возвращаюсь на автобусе, чувствуя себя совсем местной и побывавшей… Мой мир немного опустел без блондинки.

Еще час бездумно гуляю по Канделярии, старому центру Боготы – он считается безопасным, а без денег, фотоаппарата и документов кажется безопасным вдвойне. Я могу разглядывать веселых хмельных студентов, придумывать им любовные истории, могу прислушиваться к шумным компаниям на тесных площадях, вдыхать запах травы и сигарет. В пятницу вечером у Боготы нет прошлого, на богемных улицах Канделярии взахлеб веселится будущее, оно еще не умеет пить, но умеет мечтать.











- Простите, у вас пригорали помидоры, я набрался наглости и помешал, - по-французски улыбается кудрявый мужчина старших лет, французскую улыбку не спутаешь ни с какой другой. Горячо благодарю спасителя и вбиваю в сковородку два яйца.

- А вон мой оболтус, чуть свет сразу бросается к скайпу, у него подружка осталась в Париже, - Жерар указывает подбородком на взъерошенного юношу, сидящего с ноутбуком на столе рецепции и болтающего ногами.

- Надолго они расстались, - вежливо спрашиваю я, – ваш сын и его подружка.

- Год, год минимум, - вздыхает Жерар. – Мой оболтус тут учиться будет, в Боготе. Политэкономию. Вот, приехал его обустроить, посмотреть своими глазами на этот страшный город. Вроде ничего. У меня таких еще трое, дочке вот два года исполнилось, господи, когда это кончится и я перестану быть за них ответственным, – вздыхает Жерар.

Я посвящаю день лагуне Гуатавита – уж очень хотелось посмотреть на круглое, как дырка от метеорита, озеро, куда много лет назад раз в году выезжал осыпанный золотым песком древний вождь племени муисков и бросал в воду золотые предметы.

- Эльдорадо, - завистливо вздыхали испанцы и жаждали несметных сокровищ. Они вычерпывали лагуну сосудами из тыквы, рыли туннели в скале для отвода воды, и в конце концов уже англичане осушили озеро паровым насосом. Они еще не успели рассмотреть находки и тщательно порыться в густом иле, как начались дожди и лагуна вновь наполнилась. Английская фирма обанкротилась, сокровища Эльдорадо окончательно стали легендой, а колумбийцы объявили Гуатавиту заповедником, стали брать деньги за вход и приставлять гида к посетителю. А то вдруг у скромного экскурсанта проснутся гены конкистадоров и он бросится вычерпывать лагуну тыквенной плошкой.

Еду на Трансмилленио, этаком наземном гибриде автобуса и метро, южноамериканцы вообще обожают таким образом скрещивать общественный транспорт. На конечной пересаживаюсь на междугородний автобус и прошу остановить на повороте на Гуатавиту. От поворота до лагуны семь километров вверх, и я радостно погружаюсь в мерную ходьбу.



Вид лагуны удивлял необычностью формы. В кратере словно скопилась дождевая вода, стылая на вид, и было жалко ежегодно нырявшего сюда вождя муисков. Лагуна была окаймлена густым плотным лесом. Гиды коршунами следили из-за кустов и выпрыгивали с запрещающими жестами, стоило мне развернуть бутерброд на смотровой площадке.



Вход в заповедник Гуатавита находится довольно далеко от выхода, поэтому в конце экскурсионной тропы поджидает бесплатный микроавтобус, чтобы отвезти туристов к парковке у входа. Я тоже втиснулась на откидное место и поставила на колени рюкзак с недоеденным бутербродом.

- Где машину бросила, - обернувшись, спросил водитель.

- Да пешком, - пожала плечами я. Водитель громко замолчал, а потом объявил на всю маршрутку – Люди добрые, эта дура пришла пешком. Раздались охи и ахи.

- Колумбийцы мы или нет, - надсаживался водитель, - неужели мы бросим в беде эту идиотку.

- Послушайте, семь километров вниз это не беда, – удивилась я.

- Молчи, женщина, я лучше знаю, - отмахнулся водитель, и продолжал – поднимите руки, кто подвезет ее обратно до городка Гуатавита. Поднялся лес рук. Я делала вид, что не понимаю, чтобы не мешать людям послать меня нафик.

Маршрутка лихо подрулила ко входу, я вышла и алчно потянулась в рюкзак к надкусанному бутерброду. Вдруг подошла девочка и сказала, что если сеньора, то есть я, соблаговолит подождать минут пятнадцать, они с радостью меня довезут. Я благодарно кивнула и впилась в бутерброд.

Через пятнадцать минут к забору, на котором я сидела, подрулил джип. Сиденье рядом с водителем было пустым, а на заднем сиденье и в багажнике перемешались дети и старики. Водитель распахнул дверь.

Наконец у меня настала минута славы, как в уроках испанского доктора Пимслера.

- О, я говорю по-испански совсем немного, - начинаю я фразу из урока седьмого, часть вторая.
- О, что Вы, сеньора, Вы прекрасно говорите, посмотрите налево, мы проезжаем главную площадь Гуатавиты, прелестна, не правда ли.. Кстати, как вы находите Колумбию?
- Страна на редкость безопасна, а люди открыты и доброжелательны, - искренне говорю я и рассыпаюсь в благодарностях внезапным попутчикам.

Последний день в Боготе я хочу посвятить Боготе – перебирать феерическую фигню на блошином рынке и отчаянно торговаться за ключ, чуть тронутый ржавчиной, выпуклый ключ от Боготы…Хочу смотреть, как центральные улицы города по выходным превращаются в велосипедные дорожки, как крутят педали жители города, на велосипедах и роликах, с детьми и собаками…. Как если бы в Москве каждое воскресенье перекрывали Тверскую и Садовое кольцо, я б доставала с балкона велосипед и ехала бы неторопливо, кивая соседям и строя глазки лихим спортсменам. И все это по указу мэра и личным примером.











При свете дня Канделярия прекрасна – стены домов покрыты мистическим граффити, на крышах арт-проект летающие человечки, не перестаю удивляться буйной фантазии горожан.














С ромом и колой восхищаться Боготой еще удобнее. Во мне уже тикают маленькие часы, начавшие отсчет обратного времени – до самолета осталось семь часов, шесть..

- Стойте, - кричу я, - стойте, я хочу купить вот эту сумку арауканских индейцев, эту сумку через плечо из грубой пеньки с непонятной загогулиной символом дороги. Кто увидит ее, не даст и три рубля, настолько она странна и неизящна, грубой плотной вязки…

- Что сто пятьдесят? О чем ты женщина, ты рухнула с дуба? Ах, здесь не растут дубы? А, эта сумка ручной работы из шерсти ламы? Что, лам научили вязать?

Я ее купила. За сто пятьдесят иди даже больше долларов. До сих пор не понимаю, зачем я это сделала, но до сих пор не жалею. Порой не надо слушать эти кляузы «у тебя нет денег, ты не можешь себе этого позволить». С долгами я расплатилась, а сумка висит на вешалке, родная, могу встать и пощупать ее колючую шерсть и в сотый раз вглядеться в символ дороги по-араукански.

- Шесть, пять, - тикает заложенная во мне бомба. Гуляю по Канделярии, пью ром, заглядываюсь на скулы мужчин и попы женщин, они здесь совершенно необыкновенные…

- Пять, четыре… Суматошно мечусь по улицам, хочу убежать от себя, судьбы… устала, сижу на тротуаре, внутри тикает. Ром, еще ром, сделайте же что-нибудь с этими проклятыми часами, я не хочу возвращаться, я не готова. Меня ждут парагвайские гаучо, мне обещано пить с ними матэ, передавая калебас по кругу.

- Четыре, три… Как, такси уже приехало, так быстро…

- Три, два… вот мой билет, пожалуйста. Если можно, у окна. Спасибо. Только рюкзак, да, сдаю в багаж.

- Два, один.... да, сеньор, я пристегнута… спасибо..

ВЗРЫВ!

Здравствуйте, меня зовут Женя, я очень люблю путешествовать. Недавно в аэропорту Боготы прогремел взрыв и мое сознание разлетелось на кусочки. Я очень люблю путешествовать. Меня зовут Женя.

[Genia]

Ну и хотелось бы поблагодарить:

Сережу serebr - я поперлась смотреть на чужие звезды только благодаря его великолепному отчету Месяц в Перу: Huayhuash, Chachani, Machu Picchu (июнь 2010) который стал моей путеводной не побоюсь этого слова звездой.

MariaB за открытие неизведанных колумбийских уголков Колумбия. Сан Пачо-Картахена-Таганга за неделю и знакомство с Ралли.

Олю Libertad за помощь в оформлении колумбийской визы для блондинки, за проводы в скайпе, когда я свежеуволившаяся собирала ночью вещи в дальнюю даль...

_kitt, которая открыла Галапагоссы и котиков как собачек Кито-Галапагосы.планам вопреки. апрель 2010. фототраффик

Irini, которая в своих отчетах В горах Перу: Santa Cruz-Pisco-Misti-Chachani-Machu Picchu разнообразно покоряла вулканы, как бы этим намекая, что невозможное возможно

LilyM, покаазвшую нереальную красоту этих мест и людей Перу - Боливия: и кровь, и слезы, и восторг ... (трафик)

Кирилла Ksafr за подсказку про Лагуну Килатоа, что она есть и прекрасна.

черт. наверняка я забыла кого-нибудь....)

а также множество других прекрасных людей, написавших не менее великолепные отчеты и вдохновлявшие личным примером. Спасибо!

[Незнайка.]

Как жаль, что этот отчет закончился... Было здорово!! Пойду другие почитаю. Еще раз, спасибо Вам Женя, за такой чудесный язык повествования, и за фото!!

[ginger:)]

Назарио жалко
Жень, неужто это 90 страниц, которыми ты пугала? Пролетают незаметно, усваиваются моментально. Круть, конечно, несусветная! Пойду, что ли поплачу...

[Genia]

мне тоже Назарио жалко... как-то иначе хотелось бы расстаться, но к сожалению, не всегда возможно быть милой для всех.

Джинджер! зачем плакать, ты чё это придумала?

[ginger:)]

От большого количества потребленных при чтении красоты и ощущений и их невмещаемости в моих внутренностях:)))

А можешь нарисовать на карте трек своего путешествия?

[Genia]

неа... я ж тупая... но могу просто дать карту.

[ginger:)]

ну, карту я могу найти, хочется маршрут увидеть весь наглядно. Я могу прочитать еще раз, записать названия точек, найти их последовательно на карте. Но вдруг у тебя такое есть:)))

[serebr]

Суперрррр! Просто нет слов! Таааакое грандиозное путешествие! Очень рад за тебя! И за блондинку. Что все у вас получилось, что задумывалось.
И с погодой вам повезло, я смотрю .

А фотки твои с каждым годом все красивше.

[serebr]

Ну так, и какие горы тебе понравились больше? Перуанские или гималайские?
Я вот все больше Кордильеры вспоминаю по вечерам...

[Дмитрий]

Я вот все больше Кордильеры вспоминаю

Правда? Мне вот ваши с Женькой фотки из Анд тоже больше нравятся, чем Гималаи своими глазами.
С другой стороны, хочется завершить Даулагири-круг, а то как что-то незавершенное и важное висит уже три года.
Жэка - молодец, и Наташка - молодец!
Я вот еще что думаю, средняя высота трека здесь выше и существенно, чем в Гималаях, а пейзажи намного разнообразнее.
Ладно посмотрю все своими глазами, начну с Патагонии, а потом, постепенно и севернее переберусь.
Спасибо за отчет

[Genia]

serebr Чт фев 16, 2012 6:20 pm
Ну так, и какие горы тебе понравились больше? Перуанские или гималайские?
Я вот все больше Кордильеры вспоминаю по вечерам...

Сережа, прости, щас отвечу высокопарно, ни не могу иначе..

В Гималаях ежедневное ощущение божественного присутствия. Вокруг все так огромно, и ты там так мал, тянешься на цыпочках, стоя на 4х тысячах, и благоговеешь... Внутреннее ощущение другое совсем.

А в Кордильерах ты к горам как-то чуть ли не по-соседски зашел, стоишь на 4х, горы вокруг около пяти тыщ, кажется можно протянуть руку и дотронуться. Поэтому Кордильеры берут драматичностью - лагуны, лавины, декорации меняются ежеминутно, ты еле успеваешь перевести дух. Но вот пасть ниц, как в храме - не хочется. Скорее изумляться как в театре.

[Genia]

Некоторые технические моменты.

вероятно, нужно вкратце осветить немного бюджета и деталей, чтобы поверили что это было на самом деле:)

на всё со всеми авиабилетами, галапагоссами и мачупикчей я потратила около 6 000$.
Из них около 2х тыщ - авиабилеты.

жила не дороже 30$ номер, что сингл, что дабл.
брала 2 экскурсии - джунгли боливии 140 долларов на чел за 3 дня, и три дня в уюни за 190.
немножко отелей бронировала заранее из москвы, исключительно чтобы вчетвером не метаться по темным улицам. Если попутчики терпеливы, то заранее бронировать ничего не нужно.

В принципе, на форуме все боливийско-перуанско-эквадорские детали прекрасно освещены в разных отчетах. Так что немного подробностей про треккинг, и я от вас отстану.

аренда осла - 5 баксов. с одним ослом аррьеро ходить невыгодно, и он будет стараться задействовать 2х, а то и 3х. Работа аррьеро - 10 долларов. Все за день. Часть денег выплачивается в середине маршрута, часть - по окончании. За эти деньги аррьеро гонит ослов, ставит палатку, машет рукой в сторону верного направления. Моет посуду.

За 10 баксов аррьеро не готовит - вы обязанны накормить его утром и вечером, и купить на него продукты. Водитель осла неприхотлив - рис, сахар, сыр, пару луковиц, макароны, хлеб. Ослы кормят себя сами в окрестных кустах.

аренда палатки (брали в хостеле в уаразе) - 10 баксов в день. мы не проверили наличие тамбура - лохушки, чё. Для аррьеро брали палатку в Йямаке уже за 8 баксов в день. Кстати с тамбуром.
Аренда ковриков - 2 доллара в день.

Посуда и горелка у нас была своя.

Газ есть только в Уаразе, мы хотели докупить газ в Йямаке - это невозможно, его там нет.

наши попутчики баски брали типа комплект - большой газовый баллон, набор посуды и кухонный высокий тент - палатку - за кажется 16 долларов в день. по мне это очень выгодная сделка - кухонный тент защищает от ветра и дождя, и есть и готовить можно не на карачках в три погибели, а по-человечески. Мы с наташкой обзавидовались короче.

Описание маршрута брали из LP (огромная благодарность serebr за предоставленные материалы), а также в уаразе купили карту. карта стоила баксов 20. дорогая, зараза.

Покупали таблетки для обеззараживания воды, оббегали все аптеки в уаразе - ни разу не воспользовались. Продукты - без всяких колбас и сублиматов. просто зашли в местный супермаркет и купили рис, макароны, овсянку,чечевицу (не берите ее ни в коем случае, долго варится, собака), овощи, сухое молоко и 5 банок тунца. Еще на рынке орехов и кураги.

Аррьеро не говорит по английски. ни разу. поэтому ключевые слова налево-направо-подъем-хочу домой - наверно нужно записать на бумажке и взять с собой.

Ну и про деньги. вот специально привезла все билетики за проход по территории заповедника кордильеры уайуаш, щас пересчитаю-расскажу.

Главное - если в течение дня ни одна бабка не бросилась под ноги - это еще ни о чем не говорит. Вечером к вашей палатке подойдет мужчина в шляпе и с журналом и мило улыбнется - "болетас, пор фавор".

Йямак - 15 солей
pacllon (хз где это. ваще такой деревни не помню)-15 солей
аж на 4 деревни machaycancha, queropalca, quishuarcancha, tupac amaru - 60 солей
кэмп сайт uramasa - 15 солей
pocpa - 10 солей

и за хуаяпу мы не заплатили, там где то 30-40 солей с чел+ за ослов.

курс соля к доллару - 2, 76.

в июле в кордильере было достаточно многолюдно, параллельно с нами шла группа итальянцев и 2 группы израильтян. агентства в уаразе формируют и сборные группы, можно присоединиться по приезду.

погода - ночью сцуко холодно. раз помню, назарио набрал воды для утренней каши. и пока я чухалась, вода покрылась коркой льда.
обязательно непромокаемое, непродуваемое и крем от загара.

вещи для трека - спальник, посуду и прочую шнягу я в начале маршрута оставила в Лиме в хостеле, и через месяц забрала.

В плане вещей я ошиблась только один раз - взяла и таскала 4 путеводителя по каждой стране, вместо одного по всей ЮА. лохушка, чё. ))

[Paganel]

Ну так нельзя.... В прошлом году прошел с Вашей распечаткой вокруг Аннапурн, на этот год -Сагарматха -по Вашему. По прилету отель уже забронировал , а билеты еще не взял - ..чудак . А тут такое!!!! не успеть... Спасибо огромное )))

[KAA1]

Genia
а чем было продиктованно посещение джунглей в Боливии?
в Колумбии-Эквадоре-Перу(особенно здесь- если не ошибаюсь то именно там дождевой лес не замерзал даже в ледниковый период)
джунгли по джунглистей наверно

[Genia]

а чем было продиктованно посещение джунглей в Боливии?
в Колумбии-Эквадоре-Перу(особенно здесь- если не ошибаюсь то именно там дождевой лес не замерзал даже в ледниковый период)
джунгли по джунглистей наверно

ну..мы не биологи. ни разу. Наташка хотела джунгли чтобы посмотреть, что такое джунгли. я джунгли вообще не планировала и не хотела. По ходу маршрута три свободных дня я выкроила только в Боливии, непосредственно на лавочке в Уюни. в Боливии была самая удобная для нас логистика, а также я читала в том числе и на этом форуме что Рурренабаке не так заточено под туризм, как Летиции и Икитосы.

там меньше туристов, меньше натоптанных маршрутов... группы меньше, мы вот вообще вдвоем ходили, + гид и кухарка. жужиков кстати нет вообще, нам реппелент не пригодился, не использовали.

Больше всего проперло смотреть в ночное небо и спать, когда от джунглей тебя отделяет лишь москитная сетка.


Paganel, ну вы даете вообще:)) где отель то забронировали?

[Libertad]

Женька!
Я рыдаю от счастья и от того, что ты моя подруга!
И покупаю билеты в Колумбию. Да.

[Elena_puh]

Женя,браво!У тебя не талант даже- дар!
За трясущиеся от предвкушения интереснейшего руки,за бессонную ночь ,проведенную за чтением твоего шедеврального отчета ,за ком в горле...Спасибо!