Путешествие по провинциальной империи, май 2019

[Daily]

Нелегка жизнь самоучки. В голове каша, бессистемная эклектика знаний, представлений и образов. На этой каше основываются суждения и мнения, имеющие мало отношения к действительности, к происходившему и происходящему, а уж попытки представить себе будущее и вовсе жалки и убоги.

В школе нас учили, что эпоха Великих географических открытий была продиктована юношеским желанием государств и народов "заглянуть за горизонт", походить по краю плоской земли с риском свалиться в неизведанное, открыть новые земли и племена, совершить "великий вклад в дело…" и прочие благоглупости. Мы несем по жизни этот романтический наив, окрашенный в тона беззаботного детства с его куперовскими индейцами, просоленными пиратами и благородными разбойниками, в стивенсоновский скрип корабельных снастей и попугая мертвого Флинта с его "пиастрами".

Когда же волею Создателя тебе, уже взрослому, выдается возможность посетить страны, о которых ты столько читал и, как тебе казалось, знал, то перед тобой открывается мир, совсем не похожий на прошлые представления и мечты.

Оказывается, что Энрике Мореплаватель провел на борту морского судна всего дня четыре в походе до Сеуты и обратно, после чего всю оставшуюся жизнь прожил на берегу, что легализовал работорговлю под предлогом "спасения душ заблудших дикарей".

Что Колумб так и умер уверенным, что открыл западные брега "Индий", и будучи по-ослиному упрямым, до смерти утверждал о правильности своих исчислений протяженности экватора, несмотря на уже тогда доказанную их ошибочность.

Что сверхдальние, даже по сегодняшним меркам, морские походы Бартоломеу Диаша и Васко да Гамы предпринимались с целями столь прозаическими, что даже от поверхностного знакомства с их причинами скулы сведет от тоски, да еще и будущий вице-король Индии не брезговал организацией массовой расчлененки и войной с безоружными.

Что люди посвящали свои жизни Богу с такой решимостью и отчаянием, что крошили всех вокруг себя, не замечая ни своих, ни чужих, уверенные в своей правоте и устилавшие свой крестный путь горами трупов невинных.

Португалия лежит себе тихонько на краешке иберийской кровати, спиной к соседу-родственнику, в свое время принявшему в себя все шустрое эмоциональное полуостровное семейство. Лежит себе на боку, лицом к океану и улыбается своему северному надменному, чудаковатому, но все-таки верному другу, с которым ее связывают многовековые стратегические интересы. Нигде в Европе вы не увидите столько туристов-англичан, как в Португалии, нигде больше (кроме бывших британских колоний) таксисты, официанты и полотеры не будут трещать на английском, вызывая зависть у выпускников сегодняшних российских вузов.

Иностранцу и в голову не придет, что эта милая тесная провинция, зажатая меж испанской границей и Атлантикой - бывшая метрополия огромной морской империи, простиравшей свои владения от Бразилии на западе через все меридианы и параллели до Японии и Юго-Восточной Азии. Это ее корабли нелегально, до официального открытия, побывали на будущем бразильском побережье, первое африканское золото потекло в португальские закрома, ее моряки первыми европейцами наблюдали берега Австралии, превратили Индийский океан из арабского торгового моря в европейское, оставив ушлых венецианцев без гарантированного многолетнего куша.

Это они служили советниками китайских императоров еще до путешествия Марко Поло, это они построили сейсмоустойчивый Нагасаки, старые дома которого выстояли после атомной бомбардировки. Это они завезли красный перец чили в Индию, где его потом "открыли" англичане, а еще в нагрузку к Бомбею, Танжеру и Марокко подарили жителям Альбиона привычку чайного "файв о клока", это все они.

А теперь они тихие, милые, меланхоличные, грустноглазые. Соберутся где-нибудь в ресторанчике, выпьют портвешку и поют себе фаду, грустно так, тоненько, со слезой. Одни поют, а другие в ладоши хлопают. Вспоминают, сердешные, времена былой славы, когда мотали меридианы вокруг пальца, как ключи от машины, и сокрушаются.

В Португалию хочется, времени на поездку мало, денег – еще меньше. В этих условиях планировать просто – одним махом всю страну посмотрехом. Прилет и вылет обратно - естественно, Лиссабон, первые пять дней в городе и окрестностях, затем седлаем машину и на север, нанизывая достопримы на дорожную вертикаль аж до Порту, это второй узел с радиальными выездами в Брагу и Гимарайнш, обратно кольцуем маршрут через Томар на Эвору с одной ночевкой, и утром – обратно в аэропорт и домой. На все про все – 11 дней.
Берем билеты на майские Люфтами с пересадкой во Франкфурте, обратно – Швецами через Цюрих в Москву. Жилье забронировано на букинге в Лиссабоне пять ночей, Назаре – ночевка, три ночи в Порту, одна ночь в Эворе.

Машину брали в Ависе в Лиссабоне у площади Помбала, возвращали в аэропорту Лиссабона. В Порту какое-то чмо ударило машину в крыло и потихоньку смылось. Штраф от Ависа - 180 евро. Перемещались в основном по платным дорогам, с телепассом Виа Верде, он идет автоматом к машине. Барабульки списываются автоматически, потом через две недели деньги снимают с кредитки, удобно, но дороговато, хотя для кого как. В городах с бесплатными стоянками тяжело, в старом Лиссабоне как вообще люди ездят, я плохо представляю. Дороги хорошие, ограничения есть, но все в щадящем режиме, местные джигиты летают мама не горюй, напоминает Италию.

Такси недорогое, на общественном транспорте ездили в Лиссабоне, все как везде: давка, жара и потные спины. Метро в Лиссабоне почище и аккуратнее римского, например.

Остальные подробности (цены, билеты и пр.) – будут вставлены в текст по ходу повествования, иначе никто читать не будет. Буду приманивать фотокартинками. По ходу же изложения пытливый взор отыщет исторические реминисценции, иногда чужие впечатления интересней своих собственных.

Итак, вперед.

Сонный таксист домчал нас из предмайской Москвы в Домодедово, где мы окунулись в пестрый мир путешественников, которые в этот рассветный час были еще относительно неторопливы, деловиты и прятали свою неуверенность в наступающем дне за строгими лицами. А неуверенным быть было отчего. При подходе к стойке Люфтов на регистрацию выяснилось, что у них сегодня овербукинг, и не хотим ли мы вообще полететь на следующий день с компенсацией, а, так вы до Лиссабона? Вот за соседними стойками Тапы регистрируют, не хотите ли улететь напрямую, без пересадки? Да мы не против! Тогда идите к Тапам, мы вас сейчас через систему перебросим. Будете в Лиссабоне часа на два раньше. Идем к Тапам. Чего хотите? А нас к вам отправили, сказали, что сейчас в системе билеты поменяют. Да, ну давайте посмотрим! Точно вы есть, ставьте барахло на весы. Ура, мы летим без пересадки, хоть раз в жизни повезло.

Быстренько проходим через все кордоны, благо народу мало, и организовано все в Домике, на самом деле, неплохо. Холодный душ от взгляда пограничника, штамп в паспорт, и отпуск начался.

Теперь настал момент поблагодарить мою любимую тещу, которой пришла в голову замечательная мысль приготовить нам с женой бутерброды с вареным говяжьим языком. Желудок как увидал этот язык, да с черным хлебушком, да под вискарек, сейчас пишу, до сих пор слюнки текут. Аттракцион обязателен к повтору.

А уже и посадка. Перелет прошел спокойно, сидели вдвоем на трех креслах, вот ведь сегодня поперло. Кормили так себе, но наливали, не жадничали.

В Лиссабоне солнце, теплынь. Первым делом после погранконтроля – к киоску Водакома, взяли симку с 2 Гб инета и какими-то звонками, на 10 дней – за глаза и за уши. На сайте за симку цена где-то 8.50, девица с ясным незамутненным взором просит 10 евро, я даю, жду сдачи, получаю вместо нее "всего хорошего" и отсутствие чека. Ну что ж, люди молодые, напористые, вот так, наверное, и сколачиваются стартовые капиталы. Я спорить не стал.

Очередь на такси идет быстро, я вызвонил хозяина апартов, извинился за ранний прилет, он уже ждал нас в гостинице.
Такси вырулил из аэропорта, покрутился немного по трассам и вскоре уже скреб резиной по брусчатке старого города, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз, как в мультфильме. У гостиницы стал под крестами, забрал деньги и поплюхал дальше. Наши апарты Ama Apartments встроены в улицу недалеко от верхней станции фуникулера Бика, на третьем этаже нам уготовили студию. Хозяин нас ждал, тут же отгреб деньги за все пять ночей, отдал ключи и больше мы его не видели. Номер неплохой, неожиданно просторный для старого города, правда, с одним недостатком: крутой, почти пожарно-вертикальной лестницей, по которой вносить и выносить 20-килограммовый багаж на высокий третий этаж – сильное удовольствие. Ну да ладно, приехали.

Короткий отдых, переоблачение и оснащение фотоаппаратами – и мы на улице, на стыке районов Байру Алту, Шиаду и Байша, в самом сердце города. Еще часов пять светлого времени, и мы на первом свидании с Лиссабоном.

[Diminho]

подпишусь

[Daily]

Солнце, яркие южные краски, далекая Тежу где-то внизу повторяет цвет неба. Тротуары ширины посылочной бандероли, выложенные остроконечным белым камушком, отполированным тысячами подошв до нестерпимо зеркального блеска. Спокойно по нему пройти не получится, постоянно кому-то уступаешь дорогу, особенно если навстречу гремят колесиками чемоданов.



Улицы – неширокие коридоры из обшарпанных стен, изрисованных примитивными подростковыми граффити на высоту человеческого роста, ими покрыто все: и легендарный 28 трамвай, и шкодные вагончики фуникулеров, и полинялые стены, и витрины магазинчиков. Фасады домов давно не ремонтированы, штукатурка выгорела и осыпается, кое-где положение спасает азулежу, особенно если фасады отделаны плиткой сплошь. Проезжая часть выложена грубой серой брусчаткой, наподобие римской, с непременными трамвайными рельсами посередине.





Улица по-мультяшному переваливается с холма на холм, и вскоре ты с опаской глядишь на очередном подъем. На небольших живописных площадях с непременными памятником посередине и группами деревьев – толпы туристов, которые внимательно слушают экскурсоводов, сидят в бесчисленных уличных кафе и делают селфи, глядя в смартфон сияющими китайскими глазами. Радостный гомон, визг трамвайных пар на поворотах, горы сладостей в витринах, обшарпанные фасады, заплеванные черными пятнами жвачки пешеходные переходы, суета и толкотня старого города. На всем налет даже не грязи, а общей сероватой неухоженности. Вспоминается яркая кокетливая Андалусия, а здесь "и трубы пониже, и дым пожиже".







Исторический Лиссабон похож на начинающего бомжа, еще вроде бы прилично одетого, но уже с землистым цветом лица, с черными ногтями и кучей грязных котомок в руках. Его бы в баню, и опять бы он стал румяным и красивым. Очень удивило равнодушное отношение португальцев к цветам, которые опять же в Испании – непременный атрибут балкона, здесь же – в лучшем случае полудохлая герань над брезентовым магазинным навесом, черным от грязи.



Вообще мне поначалу показалось, что уникальность Лиссабона заключается в двух вещах – азулежу и трамваях (фуникулеры туда же). Вид же городских улиц – странная смесь парижских кованых балконов с итальянской барочной лепниной, черной от пыли, римской заплеванной брусчаткой и андалузскими городскими видами. Разрисуйте низ улиц бессмысленными граффити, разбросайте тротуары по крутым холмам и утыкайте перспективу огромным количеством строительных кранов, неизвестно чем занимающихся в убитом городе и грустно высящихся над черепичным крышами, как цапли на болоте. На добавку – сеть черных трамвайных проводов над головой, которые немилосердно режут небо и фасады домов на неправильные сектора.







Публика на улицах – как публика, она сейчас одна и та же во всех европейских городах, универсальна и друг от друга практически неотличима. Джинсы, майки и кеды, рюкзак на спине, смартфон в руке. Китайцы под предводительством третьего заместителя секретаря горкома партии. Туристы роятся вокруг фуникулеров, стоят в длинной очереди на лифт Санта-Жушта и жуют паштеиши за пластиковыми столами.

[Daily]

От лифта по улице поднимаемся чуть выше, к площади Россиу, или как ее официально называют, площади Педру IV. Вскоре вашему взору предстает идеально ровный прямоугольник, обрамленный зданиями времен маркиза Помбала, восстанавливавшего город после землетрясения 1755 года.



Слева – развалины кармелитского монастыря, который лиссабонцы восстанавливать не стали, отдав должное живописности священных руин. Прямо посередине, промеж двух французских фонтанов – статуя самого тов. Педру, короля Португалии и одновременно императора Бразилии. Несмотря на то, что человек тянул одновременно две нелегкие должности (короля и императора), за 36 лет своей жизни он произвел на свет 34 ребенка, и это еще что удалось раскопать историкам, не вся правда жизни открыта любопытным. Что можно по этому поводу сказать? Только словами грузинского анекдота: «Маладэць, б…!».



Все пространство площади внутри изящной рамы из деревьев облицовано португальской «калсадой» с волнистым узором, от объемного эффекта которого с непривычки кружится голова, как будто песчаные дюны на диком пляже. Решение, может, и спорное, но в оригинальности ему точно не откажешь. Не показывайте эту плитку Собянину, он ночами спать не будет.



На заднем плане за памятником – театр, до землетрясения на его месте был королевский дворец, а потом располагалась инквизиция. Кстати, это место всегда было центральным, при римлянах тут был ипподром, затем казнили преступников в средневековье, а теперь время от времени демонстрируют световые шоу.



Два фонтана были установлены на месте колодцев, радовавших жителей возможностью набрать водички в жаркий день. Теперь же в каменных чашах восседают герои, нескромные нимфы и брутальные тритоны в компании ангелов. Какой-то умелец покрасил их красочкой, типа, пусть будет море, а с прошествием времени она частично облезла, и теперь обитатели фонтана напоминают пациентов бальнеологического курорта, принимающих грязевые ванны.







Народу много, памятник и фонтаны определены как место встречи и знакомств и облеплены ожидающими.
В дальнем левом углу немного поодаль – вокзал Россиу, но о нем чуть позже.

Теперь же ноги ведут нас в одну из самых необычных христианских церквей, во всяком случае, второго такого храма мы еще не видели. Храм Святого Доминика (Сао Домингуш) находится за правым дальним углом площади и окружен пристроенными к нему зданиями, так что снаружи никакого впечатления не производит, церковь и церковь. Зато внутри храм предстает перед вами старым, израненным, но еще сильным и грозным рыцарем, пережившим многочисленные войны и катаклизмы, но сохранившим силу и веру.





Построенный в начале XIII века как часть монастыря доминиканцев, храм пережил два землетрясения (1531 года и Великое лиссабонское), пожар 1959 года, после которого его реставрировали около 40 лет.





Именно здесь в начале XVI века началась резня марранов, которая превратилась в общееврейские погромы, в результате которых погибло несколько тысяч человек. Именно здесь зачитывались приговоры инквизиции, крестились и венчались королевские особы, храм не пропустил мимо себя ни одного лиссабонского события. Не раз его собирали буквально по кускам, это храм-рыцарь, храм-воин, служивший главным храмом Португалии, не понимающий и не принимающий современной слащавой церковной традиции. Его внутреннее убранство просто и сурово. Двойные выщербленные колонны подпирают и вытягивают вверх охряно-красные своды единственного нефа, никакой позолоты, никаких соплей, все строго и величественно. Алтарь с искалеченными статуями святых, грубые каменные плиты центрального прохода, огромная простая роза наверху, забранная решетчатым стеклом.







Война продолжается, повествует храм, она везде, просто ее не видно за сусальной позолотой, и самый главный враг – это ты сам. Каждый день ты отправляешься на бой.







Не пропустите, зайдите туда, второго такого вы точно не увидите.

На площадке перед церковью – толпы народу, какая-то забегаловка с кофе и сосисками. Уже вечереет, после перелета мы устали, хочется уже сесть за ресторанный столик и прильнуть к источнику неиссякаемой влаги. А потом – в гостиницу на отдых, завтра начало основной программы.

[Daily]

День второй, ознакомительный. Кармелитский монастырь, храм св. Рока, Алфама, площадь Коммерции, фаду.

После завтрака, как это всегда бывает в апартаментах, образовалась просто-таки гора немытой посуды. Откуда бы ей и взяться, ведь завтрак-то был: яичница на двоих да по чашке чая, ан нет, мою я ее, мою, а она все не кончается, а драгоценное время утекает, наверняка у монастыря Карму уже очередь выстроилась. Пока все вымыл, пока оделись, проверили оснастку, и все прочее, а я уже устал, как будто мы пришли с прогулки обратно. Уже хочется посидеть, помедитировать, и чтоб никто не трогал. А потом вспоминаешь, что прилетел сюда за хренову тучу километров не в номере же сидеть, а на местные достопримы глаза таращить. Вот блин, всегда так, ладно, пошли.
Спускаемся вниз по вертикальной лестнице и открывшаяся входная дверь опрокидывает на нас поток желтого солнечного света, шум и гам тесной городской улочки.



Сегодня 2 мая и площади центра завалены битыми бутылками, окурками и бумажками, которые сметают в кучки грустные бангладешские уборщицы. Народ отправился в свой будничный поход: пакетники внимают экскурсоводам, поднимающим цветные зонтики в сияющее небо и показывающим на памятники Камоэншу и прочим поэтам-художникам, заросшие черной пылью и птичьим пометом. Неорганизованные путешественники, напустив на себя бывалый вид, бодро трусят под рюкзаками к своим культурным целям. Местные ведут детишек в школу. На балконе второго этажа рабочий отчаянно визжит болгаркой, обдавая облаком белоснежной пыли многочисленных пешеходов. Маленькие яркие трамвайки, облепленные рекламой виски и португальского ликера, лихо снуют по облицованным крутым склонам улиц. Отполированный камень нестерпимо блестит в африканском солнце, без очков не походишь.



У входа в монастырь Карму уже очередь человек двадцать. Ставлю жену в очередь напитываться городской атмосферой, а сам обхожу монастырские развалины справа, в поисках видов.







И они не заставляют себя долго искать, открывая замечательную тесную перспективу лиссабонских холмов с навершием замка Св. Георгия в изумрудной оправе листвы и площадью Россиу внизу, под нашими ногами. Кремово-белые стены, пестрая азулежу и ярко-рыжие черепичные крыши – теперь наши постоянные португальские спутники.







Возвращаюсь назад, жена уже нервничает, перебирая в руках билеты. Входим в здание монастыря.







Вернее, не в здание, а в то, что от него осталось. А еще вернее – в то, что представили нам реставраторы после своей глубокомысленной работы. На самом деле, лиссабонское землетрясение – это первый подобный катаклизм, научно описанный и проанализированный. Подземные толчки начались 1 ноября, в день Всех святых, продолжались 6 минут и по своей силе составляли, как подсчитали ученые, 8,7 балла по десятибалльной шкале Рихтера, а это полный крындец. Городские здания легли в считанные секунды, у немногих оставались целыми начальные этажи. Начались пожары, а потом с океана пришла цунами, и Тежу с жуткой силой ударила в берега, перемалывая на своем пути все, что не разрушили толчки. Погибло около 90 тысяч человек. В этот день история Лиссабона навсегда разделилась на две части – до и после землетрясения.

Возвращаемся назад в монастырь. У него была славная история, основанный национальным «Ильей Муромцем» Португалии – Нуну Перейрой, он счастливо просуществовал до дня катаклизма, когда разрушенный храм погреб под каменными обломками верующих, собравшихся на праздничную мессу, и могилу самого основателя и монаха монастыря Нуну Перейры, которая была утрачена. Уже в XIX веке горожане озаботились восстановлением монастыря, и даже возвели изящные колонны и несущие каменные своды, но потом что-то пошло не так, и реставрация обители прекратилась, едва начавшись. В результате мы сегодня видим микст из старых стен и новых колонн со сводами, которые, впрочем, тоже уже старые. Но живописность и внешний вид руин привлекает множество туристов, вдобавок в отстроенных помещениях расположился небольшой археологический музей.









Музей, как впрочем и все археологические музеи, заполнен старыми ведрами, крынками, расколотыми плевательницами и палками-копалками, которые представляют ценность разве что для специалистов, нежели для праздношатающихся.









Интересны надгробья больших персон, как это всегда бывает, переживших своих хозяев на много-много лет. Ирония судьбы – оболочка еще держится, а внутри уже давно никого и ничего нет.











Очень хороши картины из азулежу – здесь португальцам нет равных.







Забавный вид имеет один из залов музея, стены которого обставлены книжными шкафами, посреди которых – помпезный бюст их владельца, перевитого орденскими лентами и наградными крестами. И все это великолепие развивается об жуткого вида мумии перуанских девочек, с какого-то фига выставленных на всеобщее обозрение. И стоит гордый португальский вельможа в компании с двумя сушеными трупиками, связанными бечевкой, то ли чтоб не рассыпались, то ли чтобы по ночам не бегали, треш какой-то. Тут же - натуральный древнеегипетский саркофаг, стоящий, видимо, для глобализации впечатления заботы об умерших во всех концах Ойкумены.









Выходим обратно на солнышко, и долго любуемся на сохранившиеся детали храма, еще не зная, что сушеные трупы и кости нас еще дожидаются в конце путешествия.

[I_riska]

Исторический Лиссабон похож на начинающего бомжа, еще вроде бы прилично одетого, но уже с землистым цветом лица, с черными ногтями и кучей грязных котомок в руках.

Как по мне, вполне состоявшийся

Очень удивило равнодушное отношение португальцев к цветам, которые опять же в Испании – непременный атрибут балкона, здесь же – в лучшем случае полудохлая герань над брезентовым магазинным навесом, черным от грязи.

Тоже удивило отсутствие цветов. когда в соседней Испании цветочный рай.

Интересно пишете, впечатления пока совпадают. Только что вернулись из Португалии, виды все знакомы, только у вас летние. Или это весна?

[Daily]

Это весна, мы были в мае, и в Лиссабоне стояла замечательная погода. Когда поехали на север, она начала портиться, и в Гимарайнше был пик ненастья, когда нас залило по самые бакенбарды. Но об этом всем еще надо написать...

[Daily]

От монастыря Карму направо, мимо штаб-квартиры то ли нац. гвардии, то ли минобороны, вход в которую охраняют забавные валенки в форме позапрошлого века с шашечками наголо. Они покорно потеют, развлекая публику из очереди за билетами в монастырь.





Храм св. Роха находится неподалеку, на углу площади Коэльо, и снаружи ничего особенного из себя не представляет, обыкновенный для европейской столицы архитектурный ансамбль, вписанный в прямоугольники городских кварталов. Но по туристическим канонам это обязательный для посещения объект, самый богатый храм Португалии и т.д и т.п.

Начал строиться на средства ордена иезуитов в XVI веке, к нему благоволили богатые монархи и вкладывали деньги в его благоукрашательство. Посвящен святому Роху, избавителю Аппенин от чумы, чьи частицы мощей и прибыли с подобной же целью в Португалию. Известен благодаря трем вещам: богатому барочному убранству, знаменитой капеллой Иоанна Крестителя, которую изготовители-итальянцы буквально залили золотом, а также тем, что внутренние интерьеры и живопись являются венцом эпохи маньеризма в церковном искусстве.



Входим в прохладный полумрак. Храм незатейлив по конструкции: один неф поднимается вверх полукруглыми сводами и заканчивается сияющим алтарем. По бокам расположены капеллы разных святых, по четыре с каждой стороны. Дощатый потолок, по форме напоминающий крышу старинного вагона, выполнен из немецкой сосны и покрыт росписью с изображением фальшивых куполов, занятие, имеющее своей целью прямую экономию средств, довольно странное для богатого прихода.







Все пространство капелл, от пола до потолка, покрыто золотыми элементами и украшениями, из-за которых робко выглядывают лики ангелов. Золото нехотя расступается для картин с изображением новозаветных образов и сцен из деяний святых. Иисус, одетый в синюю тунику, несет свой крест, при этом сложил руки так, как будто играет на арфе.





Он же в капелле Иоанна Крестителя на знаменитой мозаике, которую не отличишь от масляной картины, стоит в Иордане, в кристально чистой воде, а вокруг румяные, упитанные свидетели крещения, во всем новом, чистом и постиранном.







Не покидает впечатление неестественности, кукольности и схематичности убранства, и золото только усиливает этот эффект. Маньеризм своим образцово-показательным видом засушил весь смысл изображенного, и оно становится если не карикатурным, то уж во всяком случае искусственным, как будто создатели ухнули кучу денег, а на самом деле только отбыли номер, а душу-то сюда и не вложили. Вот и получился храм-золоченая шкатулка, призванная задавить обывателя, а не поднять его к горним высотам.

[Daily]

Выйдя из храма, направляем стопы по городским улочкам в общем направлении на Алфаму и замок св. Георгия. Город наполнен солнцем, шумом, толкотней, звонками трамваев и синевой бескрайнего южного неба.





Неширокие мощеные улицы не выдерживают постоянного то спуска, то подъема, и иногда срываются в тенистые каменные лестницы, которые ведут пешеходов с этажа на этаж лиссабонских холмов.







Вы выбираете тенистую часть улицы, рассматриваете витрины с огромными винными бутылями внутри, и обходите пыль и гвалт бесчисленных городских строек и ремонтов. Интересно, то при наличии постоянных ремонтных участков центр так загажен. Народ сидит в многочисленных кафе и полностью забивает исторический 28 номер трамвая, в связи с чем мысль о трамвайной поездке по центру становится все более эфемерной.

















Выходим к кафедральному собору, где транспортный поток разбивается на два бурливых рукава и устремляется дальше, к Алфаме.





История храма типична практически для всей Иберии. Сначала на этом месте был построен римский храм, затем – христианский, в арабский период – мечеть, после Реконкисты – опять христианская церковь, причем она была построена в суровые военные времена и сохранила полуцерковный и полукрепостной вид, о чем повествуют две ее крепостные башни с зубцами на стенах.







Входим внутрь. Центральный неф ближе к алтарю неожиданно залит светом, льющимся через огромные восточные окна. Над входом – роскошная огромная роза с витражными орнаментами и профилями святых. Все пространство собора выполнено в розовато-голубой гамме, никаких сногсшибательных видов, все просто, строго и достойно. В прошлом веке из собора было удалено немало поздних архитектурных «излишеств», после чего он приобрел более суровый «средневековый» вид.





Начинаем подниматься по алфамскому склону к замку св. Георгия.









Вскоре нашему взору предстает первая смотровая площадка. Открывается замечательная перспектива речных пристаней Тежу и кирпично-рыжих городских крыш. Прямо перед нами – простенькая изящная церковка св. Лючии (не знаю как ее по-португальски). На фронтоне – большой каменный мальтийский крест. Салют вам, рыцари-госпитальеры, не надолго мы с вами расстались.



h







Афонсу Великий в 1147 году двигался на Лиссабон, это была одна из завершающих битв португальской реконкисты. Более половины его войска составляли рыцари различных христианских орденов, позже принявших участие во Втором крестовом походе. После захвата крепости, которая еще не знала, что станет замком св. Георгия, рыцари-иоанниты основали церковь у восточных ворот города, которую назвали в честь св. Лючии и св. Браса. Это одна из самых древних церквей города, была разрушена Великим землетрясением и восстановлена в XVIII веке. Пока она закрыта, мы топчемся на небольшой прилегающей площади и продолжаем подниматься вверх.





Алфама, будучи построенной при арабах на скалистом грунте склона холма, ведущего к крепости, наименее пострадала при землетрясении и полностью сохранила живописный хаос средневековых улочек с разноцветными фасадами домов, попугаями в клетках и открывающимися видами на старый город. Кстати, она почище Байши и Шиадо, граффити уже не видно, да и мусора явно поменьше.











Народа заметно прибавилось, как и пакетных масс трудящихся во главе с крикливыми экскурсоводами. Показались массивные крепостные стены и людской напор заталкивал нас прямо в кассу замка. Однако в связи с тем, что билеты туда стоили двадцать евро на двоих, желание погулять по крепости заметно упало, да мы уже и насмотрелись крепостей подобного рода, поэтому было решено еще немного погулять по Алфаме, а потом выдвигаться вниз, у нас вечером был еще один туристский аттракцион, полностью оправдавший свое предназначение и не оправдавший никаких ожиданий – фаду.











На обратном пути рыцарская церковь была открыта, а это случается редко, так что нам тут повезло. Мы ступили внутрь. Народу было мало, и никто не мешал осматривать внутреннее убранство храма, которое было по-военному просто и упорядочено. На стенах – знамена мальтийского ордена и гербы иоаннитов-португальцев, небольшой скромный алтарь, все сдержанно, без понтов и с достоинством, как и полагается ордену с девятисотлетней историей, и поныне продолжающим нести свою благородную миссию во многих странах мира.







Мои познания о португальских представителях ордена крайне ограничены, за исключение несчастного канцлера ордена Д’Амарала, обвиненного в 1523 г. на Родосе в предательстве, выдержавшего пытки от своих же братьев, с кем он сорок лет делил и меч, и кусок хлеба, и четвертованного на глазах у всего честного народа. Свидетельств его вины нет до сих пор. Если ночью, на родосских городских стенах вы увидите одинокого рыцаря, не пугайтесь, это он, и никто еще не доказал, что он причинил зло кому-нибудь.

[Daily]

С чугунными ногами возвращаемся назад, в гостиницу, передохнуть. Вечером у нас еще одно «туда-сюда культурное мероприятие» - фаду.

Данный шансон весьма популярен на всех туристическо-зазывающих сайтах о Португалии, и мы, естественно, не прошли мимо. При подготовке к поездке жена неоднократно настаивала на посещении какого-нибудь поющего ресторана, не раз по-кукушечьи повторяя название действа, так что мне запомнился этот грустный лесной рефрен: «фаду!, фаду!, фаду!» вместо русского «ку-ку». В результате в онлайне были куплены два билета в концертный зал «Фаду в Шиаду», недалеко от нашей гостиницы.

После отдыха мы выпили по сто для храбрости и отправились приобщиться к прекрасному. Идти было недалеко, зал фаду находится на одной из узких улочек центра.











Сразу скажу, что данное действо сугубо на любителя. Во-первых, здесь нет и в помине испанской фламенковской страсти, огня и драйва. Здесь нет обжигающего ломаного ритма, испанско-цыганского задора и взрыва гитарных эмоций. Вместо этого – царство меланхолии, поочередное пение артистов под тренькающий аккомпанемент гитары (не похожей на саму себя) и полулютни-полумандолины, только добавляющей тоски и печали в происходящее.







Вдобавок выступающие явно пришли на работу отбыть номер, и это бросалось в глаза. Они не меньше зрителей ожидали, когда же это все кончится и можно будет уже пойти домой. Пели, естественно, по-португальски, и в отсутствие внешних эмоций и полного непонимания поющих иностранные зрители томились и чувствовали себя неловко. Мероприятие явно для специалистов и любителей, для обычных туристов – просто потеря времени. Халтура.





После концерта уже смеркалось. Город пригасил свет, солнце покрасило золотым купола храмов, каменные склоны улиц и речную перспективу Тежу.













Глаза слипались, уличная пыль улеглась, и мы бодро дошли до гостиницы. Назавтра у нас поездка в Синтру, так что всем отдыхать, спокойной ночи.

[I_riska]

здесь нет и в помине испанской фламенковской страсти, огня и драйва. Здесь нет обжигающего ломаного ритма, испанско-цыганского задора и взрыва гитарных эмоций. Вместо этого – царство меланхолии, поочередное пение артистов под тренькающий аккомпанемент гитары (не похожей на саму себя) и полулютни-полумандолины, только добавляющей тоски и печали в происходящее

Мероприятие явно для специалистов и любителей, для обычных туристов – просто потеря времени. Халтура.

Да, в свое время испанское фламенко потрясло до глубины души своей экспрессией и энергией. И собираясь в Португалию этой осенью, тоже хотелось чего-нибудь эдакого, только португальского. Но почитав историю фаду и послушав записи, решили не ходить на представление в живую. Мне кажется, что, чтобы передать действительную сущность фаду, нужно пребывать в состоянии того самого необъяснимого saudade, а по заказу для зрителей это сделать сложно. В отчетах читала, что иногда на улице можно услышать такое пение, но нам в нашу поездку не встретилось такое.

[Daily]

Не знаю, нужно ли для созерцания фаду специально ввести себя в определенное состояние, но без знания языка на этом действе точно делать нечего. И в этом его главное отличие от фламенко, обладающего всех покоряющим универсализмом, что и делает настоящее искусство искусством, а не заседанием местной секты, даже поющей.

И хочу повториться: бросалось в глаза желание артистов отбыть номер для туристов и отбыть восвояси, что ни принесло дополнительных вистов хозяевам.

[vitaly.vasiliev]

Как-то попали на выступление в каком-то кафе и там выступали сами хозяева, очень экспрессивно, с ними пел весь зал, хотя конечно не знали ни языка, ни слов. А прощались потом со слезами на глазах. Так что не так все однозначно с этим Фаду. Сейчас это кафе закрылось к сожалению.

[Daily]

Согласен, везде по-разному, многое зависит от людей. Но вы знаете, если подобралась классная компания, хорошее кафе, то даже без фаду время пролетит незаметно, будут общие песни и бурные прощания.

А фаду как жанр, конечно же, исключительно местное удовольствие, несмотря на то, что его включили в список культурного наследия ЮНЕСКО.

[Daily]

День третий, историко-туристический, как и большинство последующих.



С утра надо было пораньше попасть в Синтру, чтобы не толкаться в пакетных толпах и вместо спокойного созерцания и размышления не наливаться желчью и постоянно не рыскать камерой в поисках ракурса без селфи-физиономий и любопытствующих затылков.

Задача непростая, особенно если учесть, что все достопримы в Синтре открываются полдесятого и к этому времени посетители сколачивают мощные штурмовые когорты у касс, а особо хитрый пакет проходит без очереди. В результате долгих обсуждений было решено отправляться в Синтру пораньше на электричке, а там не дать увлечь себя стадным чувством и поехать по объектам как бы «против часовой стрелки», то есть начать с менее посещаемых и закончить, может быть, Пеной, от которой к тому времени отхлынут граждане стран Восходящего солнца и Утренней прохлады. Так и быть, решили посещать сначала Кинту, потом Монсеррат, затем саму Синтру, а если уж «монета станет на ребро», то ехать в Пену с окрестностями. В итоге так оно и получилось, за исключением Пены, потому что и до нее уже ноги стерли по колено. Зато толп не было, и поездка получилась чинной и благородной.



Утренний вокзал Россиу напоминал любой московский пригородный, туристы с рюкзачками форсированным шагом устремлялись в зал ожидания, кидались к автоматам по продаже билетов и судорожно совершали необходимые действия. Особо бестолковые, в число коих вошел и ваш покорный слуга с женой, плюнув автомату в морду, выдвинулись к кассам и быстро обрели желанные билеты туда и обратно. С утра поезда в Синтру ходят каждые полчаса, и вскоре мы разглядывали грустные граффити на металлических заборах, фасады жилых трехэтажек под рыжей черепицей и пустыри с чертополохом, выгоревшим за лето до состояния чайной заварки.

Пока мы едем, по нашему обыкновению немного занимательных сведений о стране, в которой мы оказались.

Португальцы гордятся, и не без причины, тем фактом, что будущая империя упоминается в Ветхом завете, а именно в книге о пророке Ионе, которого, как мы помним, Господь отправил в командировку в одно место, а тот самовольно все перерешал и поперся совсем в другое, а именно в город Фарсис (Таршиш), из которого во все времена финикийцы возили серебро.
В результате на пути к городу его корабль попал в бурю, и Иона попросил команду, чтобы его выбросили за борт за непослушание Господу, а потом его проглотила рыба, и так далее.


Ян Брейгель-старший. Иона выходит из пасти кита. Взято из Сети

И действительно (не про Иону, а про Таршиш) - это современное побережье между Кадисом и Фару и дальше по Гвадиане на север в горы, и сейчас обладает самыми богатыми залежами меди и олова в Европе, серебро уже подвыбрали.

Во время Пунических войн и хозяйничанья карфагенян в этом районе, в 150 км на север от устья Гвадианы они построили огромный храм, колонны которого сегодня формируют часть портика университета Эворы.

За счет местного серебра понаехавшие сыны Карфагена выплачивали контрибуцию Риму, наложенную на них после первой Пунической войны, и содержали огромную армию, одних только шахтеров здесь было задействовано около 20 тысяч. На западном берегу до сих пор не выработаны залежи меди, олова, цинка и фосфора, всего необходимого для производства бронзы, которую здесь начали выделывать еще до исторического материализма, классовой борьбы и мужских браков.

Из Миртилиса, построенного карфагенянами, по судоходному участку Гвадианы сырье сплавлялось в дельту, где и находились плавильные мастерские. Эта производственная схема прожила вплоть до 60-х годов ХХ в., когда металлы отправлялись в Англию на дальнейшую переработку.

Единой местной нации не существовало, и карфагеняне называли смесь туземных племен лузами. Эти лузы и прикончили в одной из битв Гамилькара в 230 г. до н.э. Ему наследовал тов. Ганнибал, а пока он был юн, зать его отца Гасдрубал договорился с лузами о совместном мирном житии, и все было хорошо. Потом – поход армии Ганнибала на Рим, в ходе которого часть римского войска ударило ему в тыл, вторгшись в Иберию, чтобы перерезать пути пополнения и обеспечения армии Ганнибала. Римляне не встретили сопротивления племен внутренней Иберии, зато лузы на юго-западе много лет портили римлянам кровь своим сопротивлением и партизанскими набегами.

В результате Рим разделил Иберию на Ближнюю (средиземноморскую) и Дальнюю (атлантическую), и это разделение так и осталось в истории, превратившись в Испанию и Португалию, почти в точности повторив их нынешние границы. Если в Ближней Иберии римляне жили как дома, то в Дальней их власть была лишь номинальна и не распространялась севернее реки Тагуса, нынешней Тежу. Примерно в то же время стала модной легенда о «Геркулесовых столбах», стоявших на страже цивилизованного мира, один из них, на европейском побережье, принимали за Гибралтар.

Таким образом, за Гибралтаром и Гвадалквивиром уже была «терра инкогнита», в которой жили несчастные «люди-дикари», которых мама родила в понедельник.

Спустя минут сорок ландшафт забеспокоился, вздыбившись остроконечными горушками, покрытыми веселой зеленью, и на горизонте пару раз промелькнули разноцветные башенки Пены. После того как состав втянулся в узкий вокзал, туристы нервно потолкались к выходу.

Направо у вокзала – малюсенькая автостанция, скорее, просто улица со стоящими в колонне автобусами, намеревающимися отбыть в Пену. У автобусов по-куриному метались потерявшиеся, а также туго соображающие, в какой из номеров автобуса им прыгать. Мы повели носом и заметили автобусы, уходящие в Кинту, на противоположной стороне улицы. Там не было вообще никого, и мы с победным видом проехали в полупустом автобусе мимо плотной толпы отбывающих в Пену.

[Daily]

Наш автобус начал накручивать бесчисленные повороты по узким дорожкам среди буйной растительности, едва разъезжаясь со встречным транспортом. Погода стояла прекрасная, виды были чудесными, предместья Синтры напоминают застывшее зеленое море, на гребнях волн которого, как суденышки, белели дома, виллы, дворцы и прочие архитектурные излишества, построенные на нетрудовые доходы.



Всю историю Синтра привлекала к себе сначала власть предержащих, строивших здесь дворцы, затем за ними потянулись кровавые эксплуататоры-латифундисты, скупавшие напропалую и земли, и поместья, потом пошла рыба помельче, но все были с деньгами, и район от самой Синтры и прямо до океана превратился в райский уголок тишины, горных лесов, легкого ветерка, роскошных дворцов, породистых домов, среди которых робко ютились еще неразграбленные Наполеоном монастыри да арабская крепость, разбирать которую на стройматериалы было просто лень, да и попробуй потаскай камни с верхотуры.

Уже позже этот район приглядели англичане, превратившие Синтру в некоторое подобие подмосковного Переделкина. Здесь жили-поживали Генри Филдинг, великий комик-новелист, который прибыл сюда в надежде поработать, но вскоре скончался от печеночной недостаточности в 1757 году. Здесь Байрон начал писать "Чайльд Гарольда". Недалеко от Синтры, в казино Эшториля Ян Флеминг задумал написать похождения Джеймса Бонда, а первая повесть так и называлась - "Казино Рояль". Здесь останавливался Грем Грин, который во время Второй мировой войны в Лондоне координировал секретные операции Англии в Португалии, корни "Нашего человека в Гаване" идут отсюда, из Синтры. Кристофер Ишервуд, великий писатель и страстный любитель мужчинок, автор "Прощай, Париж", написал в Синтре основу будущего голливудского мюзикла "Кабаре" с Лайзой Минелли. Прямо не район, а богемный пригород.

Пока мы хлопали глазами в окна автобуса, он привез нас к Кинте.



Поместье часто переходило из рук в руки, прославил его бразильский миллионер и меценат Карвалью Монтейру, владелец огромного состояния, помешавшийся на масонстве так сильно, что все поместье вместе с дворцом перестроил в соответствии с духом и буквой тайного общества. Был коллекционером, библиофилом и вообще любил жизнь. Оставил по себе память как создатель причудливого, ни на что не похожего дворцового парка, уникального и по-своему узнаваемого.

Покупаем билет и углубляемся в тенистые парковые дорожки. Нас встречают заросшие зеленым мхом фонтаны, заборчики из грубого камня, беседки, как бы выросшие из скалистых склонов. Я, наверное, впервые пожалел, что сегодня хорошая погода, полумрак и болотно-зеленая гамма определенно Кинте к лицу.













Автору ансамбля, итальянцу Луиджи Манини, явно удалось создать его в едином стиле, и передать настроение сказочности, символизма и несколько странной меланхолической атмосферы, которая охватывает вас на прогулке по парковым дорожкам.

[Daily]

Идем в общем направлении на колодец Посвящения.



Очень интересное сооружение, как бы башня наоборот. Каменная винтовая лестница уводит вас на дно сухого колодца на почти тридцатиметровую глубину. Все влажно, склизко и покрыто сизым мхом. Я боюсь высоты и мне страшно смотреть вниз, но фотографировать надо, и я высовываю руки за перила и жму кнопку затвора.







Народу немного, мы неторопливо ввинчиваемся вниз, к замысловатому восьмиконечному символу на дне колодца. Атмосфера таинственная и загадочная. К сожалению, ее быстро развеяли две секьюрити-персоны, стоявшие внизу, запрещавшие ступить на дно колодца, чтобы сделать самый интересный снимок и чуть ли не взашей направлявшие робких путешественников на выход, в подземный туннель. Я повозмущался невозможностью маневра, но бесполезно. С несколько попорченным настроением мы вышли через туннель к малюсенькому прудику с водопадиком, и по камешкам переступили на противоположный его берег.











Выйдя обратно в парк, заметили в зеленом проеме замок Мавров, который виден отовсюду в Синтре.



Вскоре, плутая по дорожкам, мы нашли еще один подобный колодец, поменьше и позапущеннее, но его дно уже было забито тургруппой, напоминавшей сверху горсть разноцветных насекомых, посему данный колодец было решено не штурмовать.



Плавно поворачиваем обратно, в сторону тепла и света.







Весь парк напичкан подземными ходами, либо они естественные, либо у авторов было прямо какое-то норное сознание.

[Daily]

Морская тематика в Португалии везде – начиная с дворцов и заканчивая дверными ручками.









Спускаемся вниз, по направлению к дворцу, на неширокой аллее нас встречает небольшая часовенка, игрушечная, как и все в Кинте.













Наверху сумрачный мистицизм, масонство и замшелые подземные ходы, а внизу – торжество христианства и мануэлино, свет, изящество и резной камень, как будто из небытия вышел на свет божий.



Еще чисто португальский символ – армиллярные сферы для определения небесных координат, по виду напоминающие перебинтованные уличные фонари, такая же сфера – на гербе страны.

[Daily]

И наконец – внизу, в обрамлении изумрудной листвы – нереально-кукольный Кинта де Регалейра, как будто вышедший из-под карандаша школьной отличницы, выполняющей домашнее задание по рисованию на тему сказочного дворца, изукрасившей четырехэтажное серое здание так, что у зрителя рябит в глазах.



Издали казавшийся огромным, вблизи дворец небольшой, удивленной глядящий на свет своими мануэлиновскими окнами.



Внутри он стилизован под дом охотника с многочисленными фальшивыми трофеями на стенах. Шикарен камин в обеденном зале с витиеватыми сценами охоты, от мистицизма масонов не осталось и следа, кругом бурлит радость здоровых земных утех.













Не забудьте поднять голову вверх, вашему вниманию предстанут просто-таки роскошные деревянные потолки, мне такой красоты и тщательности отделки еще видеть не довелось.







На стенах, как я уже говорил, мирные земные радости – детишки, цветочки, собачки и ухоженные девицы с кавалерами, милые незатейливые провинциальные радости.





Перефразируя пословицу, можно вывезти миллионера из условной Бразилии, но вывести Бразилию из миллионера невозможно.
С верхнего этажа – роскошный вид на парк и подъездной пандус с каменной беседкой.







Мы устали, самое время выпить кофейку в тени, и выдвигаться на автобус к Монсеррату.

[Andik001]

Сколько времени Вы в общем потратили на Кинта да Регалейра?