Elur55 » 31 мар 2017, 12:58
Рассказ Вовиного отца - Александра Ивановича о землетрясении в Ленинакане (Гюмри) в 1988 году.
В 1988 году Александр Иванович преподавал в омской школе милиции. В Ленинакан школа милиции была направлена для поддержания порядка во время армяно-азербайджанского конфликта.
Кажется, 18-19 сентября нас подняли по тревоге, дали 4 часа на сборы, но повезли на военный аэродром только 22-го. В ИЛ-76 загрузился батальон курсантов школы милиции с офицерами, без оружия. В сумерках прилетели в аэропорт Звартнотц, в Ереван. Расположились прямо на аэродроме, о том, чтобы ехать куда-то, не было и речи. Картина была впечатляющей: каждые 5 минут на аэродром приземлялись ИЛ-76. Один идет на посадку, а огни следующего уже видны на горизонте. И так всю ночь. Помню, восхитила меня высадка батальона внутренних войск. Опускается сзади самолета трап, по нему двумя колонами сбегают солдаты. У каждого, кроме штатного вещмешка, автомата, подсумка, каски, противогаза, в руках - свернутый матрац, за спиной - вязанка дров (последнее особенно поразило меня). Привезли с собой и полевую кухню, и командирский УАЗ. Быстро расположились четырёхугольником, внутрь - имущество, квадратом уложили матрацы, по команде опустили у шапок уши, подняли воротники шинелей и улеглись спасть. По углам - часовые. Загляденье!
Начало рассветать. Оглянулись - мама родная! Весь аэродром забит войсками, расположились прямо под крыльями выруливающих самолетов. Конечно, возникла сразу же проблема воды и туалетов. Воды не было. Под туалет приспособили лощинку на аэродроме, не знаю, как ее впоследствии чистили. Никто не собирался нас вывозить, никто ничего толком не знал, начальство наше где-то с кем-то созванивалось. Ночной холод отступил, мы легли спать, кто не смог уснуть ночью. И я прозевал привоз воды, которую сразу же расхватали. А жара днем поднялась несусветная. Так и мучился до послеобеда без воды. О еде не думали. Все-таки после обеда нас посадили на машины и повезли - на север, через перевал, по дорогам Армении, о которых Мандельштам писал: "лазурь да глина, глина да лазурь...".
"Некоторое время спустя, мне пришло в голову, что то, что я видел в Ленинакане и 7-го, и в последующие дни - я видел не в первый раз. А первый был в 47-м году, я был ребенком, но маленькие дети видят, запоминают и понимают намного больше, чем мы, взрослые, думаем. Ехали мы в поезде из Киева в Саратов. Сейчас этот маршрут - 12 часов, а тогда мы ехали неделю. Ехали в объезд, через Москву, я сейчас понимаю, что южная ветка была полностью разбита боями 42-43 годов. Но и здесь было что повидать, а вернее - ничего не было. Ничего живого. Не было станций, не было вокзалов, а были развалины. На развалинах - деревянные будки, висит лампочка без колпака, вот и вся станция. И так всю дорогу, и до Москвы, и от Москвы. В поезде через вагон проходили инвалиды, дети, и все просили милостыню, хлеба. Пели жалостливые песни, на чем-то играли. Я потом читал у Ремарка, что после первой мировой войны все вокзалы Европы были забиты калеками. То же самое видел и я ребенком. Не предполагал, что не в последний раз".
Итак, "день икс". Я в этот день был свободен от своих обязанностей дежурного по подразделению - вчера сменился, сегодня отдыхаю, завтра заступаю вновь. Но предполагалось, что "завтра" уже не будет, потому что завтра - "на выход, с вещами!". Поэтому я и оказался в городе, где с таксофона позвонил жене: "завтра... точно...!" Потом решил навестить спортивный магазин, купить что-нибудь из спортивной одежды для сына (на следующий год, будучи в Ленинакане в гостях, увидел только пустое место - развалины этого магазина успели вывезти). Был сильный туман, впервые за время нашего нахождения там (впоследствии многие задавались вопросом, связан ли был этот туман с землетрясением, или случайное совпадение?). Ничего не купив, я, безуспешно подождав транспорт, решил прогуляться пешком - недалеко - до магазина "Детский мир" с той же целью (благословляю плохую работу транспорта в это время в Ленинакане! "Детский мир" потом стал символом Ленинаканской катастрофы, его изломанные стальные ребра отображены на множестве фотографий. Братская могила, никто не успел выскочить!). Пошёл пешком, с легкой душой: завтра - домой!
Вдруг почувствовал, что земля уходит из-под ног! Что такое? Сердце? - ведь никогда не было! Мысль: сейчас упаду, и армяне будут смеяться: пьяный милиционер (был в форме). Враскоряку добрался до дома и оперся на его угол. И только услышав крики, понял, дошло: землетрясение! И глупейшая мысль: это же надо, с 26-го года не было здесь землетрясений, и на тебе, на мой приезд! Не испугался, потому что был совершенно не готов! Кое-как выбрался на середину улицы, метрах в 40-ка от меня на середине улицы стоял ещё один человек. Гула, о котором все потом говорили, не слышал - слух отключился. Деревья ходили туда-сюда, над головой плясали троллейбусные провода (полторы тысячи вольт, подсказала память бывшего электрика), перед глазами какая-то труба то уходил в землю, то появлялась над ней. В голове только и было: выпрыгнуть, уклониться, спастись для семьи!
Перед глазами, в нескольких десятках метров, была пятиэтажка, смотрел прямо на неё. И вдруг увидел, что сверху появились тонкие трещины, поползли вниз, всё расширяясь. Это было невероятно, это было, как сон (позже мне товарищ, видевший такую же картину, рассказывал о своем чувстве: кино!). И потом, также сверху, дом начал распадаться. Тут уже слух возвратился ко мне: зловещий звук трения камня о камень, хруст ломающихся костей. Тяжкий удар, и всё заволокло пылью.
Когда осела пыль, я подошел к этому дому, его останкам. И тут передо мной открылась картина, тягостнее которой видеть мне не приходилось. Откуда за такой короткий срок понабегали люди? Вопили, плакали, рыдали... Некоторые были в домашних тапочках, видимо, успели выскочить. Как было смотреть на людей, которые, воя, пытались голыми руками разгрести камни на месте их бывших квартир. Я сказал себе: надо что-то делать, надо найти, где приложить силы. Но где здесь было помогать? От пятиэтажного дома осталась груда обломков высотой в один этаж. Я выбрался наверх этой кучи, прошел по обломкам шифера, спустился с другой стороны, и опять вышел к дороге. И тут ко мне обратились люди: надо помочь детям, вон стоят у дороги.
Там стояли две девочки, как потом оказалось, 9 и 14 лет. Маленькая была вся ободранная, плакала, старшая, бледная, стояла спокойно, поджав ногу. Надо было остановить машину, что было непросто: машины, с включенными звуковыми сигналами и фарами, проносились на большой скорости. Пришлось выйти прямо на дорогу, благо, был в форме. Визг тормозов, выпрыгнул водитель, помог посадить девочек, и помчались. Мчались недалеко, до первого перекрестка, что и следовало предположить при таком движении. На перекрестке было несколько разбитых машин, и быстро рос хвост во все четыре стороны. Наш водитель, не мешкая ни секунды, выпрыгнул из машины и убежал, даже не закрыв дверцу. Его можно было понять. Но надо было добираться до какой-нибудь больницы, и я опять вышел на дорогу в поисках машины.
И тут нам с девочками повезло. Хозяином остановленной машины оказался военный отставник, русский, который уже побывал на квартире дочери и убедился, что у них всё благополучно. Пересадили девочек и решили ехать в городской пункт скорой помощи.
Городской пункт скорой помощи находился по соседству с телецентром, прямо под телебашней (подумалось: устояла!). Здесь было на что посмотреть. Большая
площадь перед телебашней была запружена пострадавшими. Лежали на чем угодно, на носилках, раскладушках, матрацах, сетках от кроватей, снятых дверях. Между лежавшими, как журавли по пахоте, ходили люди в белом, медики. Я, опять пользуясь формой, подошел к врачу и попросил осмотреть девочек. Он сразу же отказал, повел рукой: смотри, умирают.
Мы с нашим водителем решили больше не искать, а ехать прямо в воинскую часть, где размещался наш батальон, в медицинскую часть. Приехали, там пострадавших
было ещё не очень много. Младшую девочку осмотрели, повреждений не нашли, и наш водитель повез её домой, а я остался со старшей, которую уложили, ждать врачебного осмотра.
"Заверив девочку Марину (Маринэ), что быстро вернусь (панически боялась остаться одна), я прошёл в свое подразделение, и вовремя - недосчитались, беспокоились. Мой сменщик по дежурству стоял во дворе около командно-штабной машины с мощной антенной, с трубкой в руке, и говорил, говорил, говорил... (потом рассказывал, что на первое своё сообщение в штаб в Ереван получил, вроде "Пить меньше надо" - не верили, Ереван ведь только дрогнул).
Наши ребята уже распределились - часть отправилась на охрану объектов с ценностями, часть, под руководством командиров, разбирала завал ранее стоявшей рядом 9-этажки, спасали, кого ещё можно было спасти. Во дворе стояли столы, на которых - бачки с кашей, хлеб, чай, всё, конечно, холодное, но выбирать не приходилось. И тут я услышал весть, страшную (что могло быть страшнее того, что уже видел?), На счастье, оказавшейся неверной, о том, что в другом городе, Спитаке, где была рота наших курсантов, большое количество их погибло (счастье то счастье, а один парнишка всё же погиб, а двое на всю жизнь прикованы к инвалидным креслам. Только по счастливой, невероятной случайности остальные спаслись, побитые, поломанные, откапывая друг друга. Заваленные автоматы потом ещё целый год откапывали).
Возвратился в медицинскую часть. Там пострадавших всё прибывало, уже были заполнены все палаты, кабинеты, коридоры. Уже была и убыль - выносили, и мне пришлось, рук не хватало, в холодный тамбур, а потом и во двор. Кто-то из родственников дал "носильщику" шоколадку, я не отказался - на руках голодный ребенок. Скормил её Марине, но её стошнило, потом доктор ругал - нельзя, вдруг внутреннее повреждение, а шоколад стимулирует кровообращение. Потом Марина рассказывала, что когда проносили мертвых, я
закрывал её лицо фуражкой, сам не помню. Наконец, дошла очередь медиков и до Марины, нашли серьезные повреждения ноги и руки. Поставили укол, девочка немного успокоилась, и я ей сказал: диктуй, Марина, адрес, пойду искать твоих родителей".
С облегчением покинул медицинскую часть, этот маленький круг дантова ада. На улице распогодилось, потеплело, дышалось легко. Наша казарма, построенная 150 лет тому назад, прекрасно выдержала землетрясение, только внутренняя стена вывалилась, прогнув кровать, на которой, к счастью, никого не было, до пола. А вот улица Ширакаци, на которой мы находились, поразила своим необычным видом. Возникла ассоциация с челюстью, в которой зубы через один. Очень посветлела улица, далеко просматривалась. Со времени землетрясения прошло уже 4 часа, на улицах движения почти не было, и было легче идти по проезжей части, чтобы не обходить вывалившиеся на тротуар развалины. Уже замечались начатки какого-то порядка: на перекрестках, а также у магазинов, сберкасс стояла
милиция, бульдозеры сдвигали камни к обочинам дорог. В одном месте танк растаскивал бетонные плиты (сразу было видно, что глупость, стаскивал одну плиту, другие проседали). В другом ту же работу проделывал автомобильный кран, аккуратно снимая плиты одну за другой.
Приходилось обходить озера воды с прорванного водопровода, но вот пожаров я не заметил (позже стало известно, что мужественные люди, прежде, чем спасаться, перекрыли ввод газа в город). Ко мне, человеку в форме, подходили люди с разными вопросами, на которые я ответа дать не мог. Помню, спрашивали, пострадал ли Ереван? Или: правда, что Азербайджан взорвал атомную бомбу, специально, чтобы инициировать землетрясение в Армении? Таким образом я прошёл через весь город и добрался до вокзала, на который меня ориентировала Марина.
Дом Марины представлял собой продолжение здания вокзала (последний километр шёл уже не своими ногами: а вдруг и тут будет груда развалин, что я тогда скажу ребенку?). Я спросил у женщины, где вход во двор. В свою очередь она спросила, а кто мне нужен. Услышала фамилию, и я увидел, как у неё расширились глаза. Я поспешил успокоить, что девочка жива и почти здорова, что ей уже оказали медицинскую помощь, лежит в хороших условиях. Женщина схватила меня за руку и мы побежали под арку. Двор представлял собой маленький цыганский табор. Женщина издалека начала что-то кричать, меня обступили люди, посыпались вопросы, сначала на армянском, потом на русском. Я повторил свои слова.
Оказалось, что здесь была мама Марины, и здесь же, во дворе, на раскладушке лежал её 12-летний брат Эдик со сломанной ногой. А отец находился в школе, разрушенной, искал дочь. После недолгого совещания сосед выкатил "Волгу", поместили туда Эдика, его маму, ещё сели родственники, и поехали к нам в медчасть. Туда же позже привезли и отца. Эдика положили в коридоре, в другом крыле (медчасть была большая, двухэтажная, рассчитанная на большой гарнизон). Таким образом, Марина оказалась с матерью, Эдик - с отцом. Так их позже врозь и эвакуировали, но в Ереване они соединились.
А я остался в медчасти, и это было лучше всего, не остался без дела. Прежде всего пошёл в свое подразделение, мне дали ребят, и мы наладили пропускной режим. Дело в том, что массы людей ходили от одного медицинского заведения к другому, искали родственников. А дверь одна, и в двери было настоящее столпотворение: одни выходили, другие рвались внутрь. И здесь же мы стали основными носильщиками. Это уже была другая работа, не та, что вначале досталась мне. Кому суждено было умереть, к этому времени уже умерли, а мы носили раненых на военные машины, которые уже начали организованно подавать. Ленинаканский аэропорт самолеты не принимал, и раненых везли через перевал в Ереван. Помахал отправляющимся Марине, закутанной в шубу, и её матери, Эдика с отцом так и не видел. Город приходил в себя, мне это было видно по отправке раненых, всё было организованно, в сопровождении медиков, и до 12 ночи ушла последняя машина, медчасть опустела.
Первая ночь после землетрясения. Самые отчаянные ушли спать в казарму, остальные "тусовались" во дворе. Попробовал и я заснуть - не раздеваясь, не на своей постели, а на той, что ближе к выходу - но "ни в одном глазу". Пошел во двор, подсел к костерку. Жгли наглядную агитацию, которой в этом обширном гарнизоне было великое множество. Слушали транзистор, по которому время от времени сообщалось: "Разрушительное
землетрясение на севере Армении... Наиболее пострадали города Ленинакан, Спитак, Степанаван... Многочисленные человеческие жертвы...". Думали: как там дома наши, ведь никто ничего не знает... (действительно, жена потом рассказывала, услыхали с сестрой, выли, выли уже по покойному, соседи сбежались). Так и просидели до утра у костерков, в полудрёме, под разговоры. А над головой всю ночь гудело, гудело, гудело, и звезды в небе проплывали с севера на юг, на Ереван шли самолеты, как в ту, первую ночь нашего пребывания в Армении.
А на утро я заступил на свое дежурство, и день раздергался по мелочам, в которых было основное - накормить людей, и своих, и прибившихся, в основном русских офицеров с семьями (армянские военные с семьями из разрушенных домов нашли приют у своих соотечественников). Семьи военных отправляли в Россию, и наши ребята щедро делились с отбывавшими своим сухим пайком. Так целый день в суматохе, а на ночь - опять к костерку, до утра.
На следующее утро я сменился с дежурства, надо бы отдыхать, но где, и как, да и спать не хотелось. И здесь я почувствовал, что тот наркоз, заключавшийся с занятости, работе, начал оставлять меня. Навалилась тяжкая депрессия, безразличие ко всему, жить не хотелось. Бродил, как неприкаянный, по гарнизону. В одном месте набрел на опрокинутые металлические ворота со следами танковых гусениц (всё по-русски, видимо, не нашелся ключ. Недавно читал, что таким же образом, через стену, покидал по тревоге гарнизон Виктор Суворов со своей танковой ротой).
Побывал на развалинах рядом находившегося городка, где в высотных домах проживал бомонд города. Ребята уже кое-что рассказали, и я убедился, что в тех местах бетонных плит, где должен быть раствор, зачастую было гладко и пусто. Конечно, как имевший отношение к строительству, я знал, что плиты держатся не на бетоне, а на приваренных к арматуре
металлических закладных, но всё же...
Вернулся к казармам, там уже кипела жизнь, готовились к отъезду. Сквозь невообразимую кутерьму дорог от Еревана к нам пробился наш молодой, энергичный начальник школы, который вопросы организации отъезда взял на себя. Во дворе стояла автомашина, с кузова которой всем желающим курсантам (многие были ободраны) раздавали шинели, мундиры, брюки. обувь, шапки. Прибывали подразделения других школ, сменяющие нас, под нас готовился автотранспорт. Наконец, уже в вечерних сумерках, погрузили нас в автомашины, офицеров - в подобранный где-то бесхозный автобус, колонна вытянулась и двинулась по направлению на Ереван.
Забыл упомянуть одну картину, произведшую на меня большое впечатление. За бетонным забором нашего гарнизона была дорога на выход из города. И вот по этой дороге, по раскрошенному асфальту, день и ночь, день и ночь двигалась дорожная, военная и другая техника, на города Спитак, Степанаван. Мне вспомнился один фантастический рассказ, где с ноль-пространства возникала колонна тяжелой военной техники, проходила
на глазах изумленных аборигенов, и опять исчезала в другом ноль-пространстве, и так год, десять, сто лет... Виденная мною картина была не менее фантастичной. Сердце наполняла гордость: вот он, Советский Союз!
"Обратный путь помню смутно. 2,5 суток без сна дали себя знать. Как только выехали из города, уже вечером, я склонился на спинку переднего сидения и заснул. Проснулся от головной боли, кто-то сказал: перевал, и опять заснул. Проснулся в Ереване. Укладывали нас на ночлег вроде в спортивном комплексе, спали, кажется, на гимнастических матах. Потом говорили, что я во сне кричал.
На следующий день погулял по Еревану, благо, было совсем тепло, солнечно, и никаких развалин. После обеда послали меня с автобусом получать в центральном складе МВД Армении обмундирование. Подписали мы все бумаги с начальником склада, вдруг звонок по телефону в наш адрес: бросить всё и немедленно прибыть к месту сосредоточения.
Приехали как раз ко времени отбытия на аэродром. На аэродроме Звартнотц такое же столпотворение, как и в день нашего прибытия. Только столпотворение самолетов. Поехали вилять колонной, впереди - автомобильчик аэропорта, без него бы вовек не разобрались. Подъехали к огромному иностранному, двухэтажному самолету, приготовились к погрузке, команда "Отставить!". Поехали дальше. Непроизвольно возникла мысль: повезет, если мы благополучно выберемся из этой каши, а то недолго и навернуться (таки два самолета разбились, югославский и наш, погибли люди).
Если в Армению летели на двух ИЛ-76, то обратно забились в один. Сидели по периметру салона на металлических скамеечках, а посередине лежала огромная куча вещей (ребята хозяйственные, часть - женатые, накупили в Армении, вплоть до маленьких стиральных машин, у нас в Сибири ведь ничего не было). Сверху лежал гроб нашего безвременно ушедшего молодого, вечно молодого, друга. Когда самолет сделал вираж и в иллюминаторах возникла панорама ночного Омска, все закричали "Ура! Ура!". Я же не чувствовал никакой радости, перед глазами стояли горестные картины виденного там, в Ленинакане. "Глас в Раме слышен, плач и рыдание, и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их уже нет".
"Прошло полгода. Выпустились курсанты, с которыми я был в Ленинакане. Опустел этаж школы, где они занимались, который в декабре, после нашего прилета, напоминал фронтовой госпиталь для выздоравливающих – всюду бинты, повязки, костыли. Двое из них на всю жизнь поместились в инвалидные коляски. Свежесть воспоминаний о Ленинакане стала пригасать, её заслонили реалии повседневной жизни.
Я за это время по специально созданной системе поиска отыскал Марину – она лечилась в Москве в ЦИТО (Центральный институт травматологии и ортопедии, многие знаменитые спортсмены проходили через него). Стали переписываться, Марина не очень хорошо, но писала по-русски. Когда батальон нашей школы отправили в Москву для службы по поддержанию общественного порядка, я посетил ЦИТО, но Марину за два дня до этого отправили домой, как излечившуюся. К этому времени я уже перезванивался с её родителями по телефону, они пригласили нас с женой в гости, и мы поехали в августе, благо у обоих был педагогический отпуск. Ночью в Ленинаканском аэропорту нас встретили родители и родственники Марины. По пути к их дому заехали на то место, где я встретился с девочками. С душевным трепетом я прошелся по этим местам, горестные картины прошлого вновь встали передо мной. А на следующий день, после непродолжительного отдыха, началась «гостевая эпопея».
Нужно иметь здоровье и здоровье, чтобы выдержать армянское гостеприимство! И не потому, что много пили, в этом отношении армяне умеренны. А потому, что у них огромные семьи, множество родственников, каждому из которых хотелось увидеть и пригласить к себе «спасителя нашей Марины», «большого человека», «героя армянского народа». Всё это с преувеличением, в превосходной степени, супруга иронично поглядывала, как я буду выкручиваться, и мне было нелегко в этом славословии, впрочем, выражаемом от чистого сердца.
Так мы каждый день и переходили «из рук в руки», возвращаясь лишь вечером к родителям Марины на ночлег. Они тоже ездили с нами, и в каждом из посещаемых нами домов собиралось множество родственников. Сами застолья произвели на меня очень хорошее впечатление. Налитые рюмки были только поводом, чтобы провозгласить тост, а потом продолжить беседу, потом опять провозгласить ещё тост, и ещё побеседовать, и лишь потом выпить. Пьяных, естественно, не было. С уважения к нам говорили по-русски, а если кто не мог, то сразу переводили. У меня создалось впечатление, что наш приезд также явился поводом собраться в короткое время этим большим семьям, что, наверное, происходило не часто. Наверное, потом вспоминали: это было тогда, когда приезжали русские.
Захотели мы с супругой посетить Ереван, не пустили нас одних, повезли на машине, а в Ереване тоже нашлись родственники, и было не до Еревана. Правда, по пути я искупался в озере Севан, необыкновенно красивом и с очень холодной водой. «Холодно розе в снегу. На Севане снег в три аршина…». Но всё же вырвались на день в Ереван сами, поехали на автобусе, просто ходили, смотрели, любовались чудесным городом, посидели на ступеньках Матенадарана. Понимаю, почему армянский президент, отбыв свой срок, опять спокойно возвратился работать в этот древний храм науки – он того стоил.
Огромное впечатление на нас произвел выезд за город (это уже в Ленинакане). В самом городе следов землетрясения уже почти не осталось, на месте развалин были пустые чистые площадки, и только разрушали и вывозили не рухнувшие дома, в которых нельзя было жить. Да ещё на бульваре стояли палатки, где жили обитатели разрушенных домов, уже обжившиеся там, обросшие маленьким хозяйством. А за городом – стройка, стройка, стройка.
Долго ехали и ехали вдоль строящегося нового города. Проследили всю географию Советского Союза – каждый объект строительства возводился силами какой-либо республики, области, о чем гласили большие щиты с надписями. И ещё одно за городом, нескончаемое, жуткое – кладбище, кладбище, кладбище. 14 тысяч, представить невозможно. И истории, жуткие и горестные. Одна женщина, потерявшая троих детей, ходила на кладбище каждый день, ходила полгода, а потом, бедная, не выдержала, и свела счеты с жизнью.
Родители Марины рассказали поразившую меня историю, после которой я начал думать, что моя встреча с их дочерью, возможно, была предопределена свыше, что Бог сильно любил Марину, что «подсунул» ей меня, незаинтересованного, не имеющего здесь близких. Дело в том, что в Ереване врачи серьезно намеревались ампутировать у Марины руку и ногу, а присутствующие родители не дали, и ребенка вылечили в Москве. А я имел возможность найти её родителей, кто бы это мог сделать в том кромешном аду, который творился в это время.
Особенно я вспоминаю об этом, когда мне в руки попадается фотография Марины, уже 34-летней, с мужем и двумя детьми, большим мальчиком и девочкой поменьше.
Пожалуй, на этом можно закончить мою армянскую эпопею. Не удержусь напоследок от стихов Мандельштама: «Орущих камней государство – Армения, Армения! // Хриплые горы к оружью зовущая – Армения, Армения! // К трубам серебряным Азии вечно летящая – Армения, Армения! // Солнца персидские деньги щедро раздаривающая – Армения, Армения!». Армения в душе и в сердце.
<i>Марина с семьей сейчас живет на Дальнем востоке. Вартуш, Эдик, семья Эдика в Гюмри. Вот к ним мы и заезжали в гости</i>
![Армения. Март 2017](http://ic.pics.livejournal.com/eluyr/69559392/30986/30986_900.jpg" "Армения. Март 2017")
