Белые ночи в Санкт Петербурге.

[F&B-Anis]

Приглашаю всех поделиться наблюдениями, весёлыми, грустными или романтичными историями, связанными с этим великолепным явлением в Санкт Петербурге.
Так же весьма интересны мнения, наблюдения и истории гостей нашего города.
Добро пожаловать всем, с позитивом.

В Питер пришла настоящая весна. Отгремели майские грозы и вот вот начнутся белые ночи. Питер становится в это время особенно красив. Воздух пропитывается запахом цветущей сирени, затем черёмухи, сады и парки бушуют всеми красками этих чудесных цветов, затем приходит пора акации и тополиного пуха.
Окончание белых ночей - Алые Паруса. Это праздник выпускников.
Самые яркие впечатления от белых ночей, для меня связанны именно с выпускным вечером.
Маленький теплоходик (двухпалубный речной катер), весь наш класс, величественные набережные в граните, зелень садов, парков, Петропавловская крепость, дворцы и конечно мосты. Разведённые мосты Санкт Петербурга - этого Вам никогда не забыть, если Вы увидели это в период белых ночей.
Мы всем классом всю ночь катались на катере. По рекам и каналам родного города. Чувствовали себя уже не школьниками, но ещё не взрослыми людьми. перед нами открывалась самостоятельная жизнь, возможность выбирать свой дальнейший путь. Какое прекрасное время - юность.

[Rezoner]

Окончание белых ночей - Алые Паруса. Это праздник выпускников.

А вот и нет. Это разгар белых ночей, день (то есть ночь) в конце июня, около летнего солнцестояния. Ещё долго после этого дня - "прозрачный сумрак, блеск безлунный"... В июне сидишь, готовишься к экзамену,, можно и свет не включать и не заметить, как ночь прошла, протому что "одна заря догнать другую спешит, дав ночи полчаса"... И конечно, нужно ходить "разводить мосты". Когда я сказала это в городе, далёком от Ленинграда (давно дело было), меня одноклассник спросил :"А это как?" Пришлось "объяснить": мол, в белые ночи всегда много зевак по берегам, вот им и дают ворот покрутить, которым мост поднимают. так мосты и разводят. Знаете - поверил, потом обижался.

[Фёдорыч]

И конечно, нужно ходить "разводить мосты". Когда я сказала это в городе, далёком от Ленинграда (давно дело было), меня одноклассник спросил :"А это как?" Пришлось "объяснить": мол, в белые ночи всегда много зевак по берегам, вот им и дают ворот покрутить, которым мост поднимают. так мосты и разводят. Знаете - поверил, потом обижался.

А на что обижался? Всё так и есть, это не анекдот.

Действительно, с рабочими Дворцового моста, при правильном подходе, можно договориться. Я например, однажды, лично нажимал на кнопку разводящую мост и наблюдал за работой механизмов. "Крутить" в ручную сейчас не нужно, но при необходимости механическое дублирование возможно.

[F&B-Anis]

Сегодня у ТС выходной, по сему предлагаю историю, которая, отчасти имеет отношение к описанному поэтами явлению Белых ночей в Санкт Петербурге.
Вот и сама история:

Белые ночи в Ленинграде.

Дамы и Господа, вот и начались в Санкт – Петербурге белые ночи. Биологические часы, ритм жизни совы, сложившийся за долгое время работы в ресторанном бизнесе в это время страдает и усугубляется. Если не устал до состояния «никакой», после очередного банкета, фуршета или коктейля, то очень сложно уснуть.
В разгар белых ночей можно наблюдать красивейшую картину ослепительно белых облаков, движущихся в цвете багрового заката, при почти дневном свете, эдак часов до трёх ночи. Затем, около четырёх часов утра, закат плавно сменяется розовым рассветом, и «облака – белокрылые лошадки» уже в розовом цвете «куда - то скачут без оглядки».
В одну из таких ночей вспомнилась мне одна история из моей профессиональной юности. Нескучная и поучительная история из самого начала конца эпохи развитого социализма. Начиналось сие действо, в одном из отелей, тогда именовавшимися, не иначе как гостиница. Располагалась гостиница в самом центре Ленинграда, напротив церкви и монастыря «Лавра Александра Невского». Смысл истории, имеет самое непосредственное отношение к самостоятельным путешественникам наоборот, то есть гостям России и целой плеяде предпринимателей, строивших свой бизнес на выкачивании дензнаков из этих путешественников.
Для лучшего понимания сути истории приведу краткое описание персонала гостиницы того времени и «около плавающих» предпринимателей. Работали тогда в гостиницах Госкоминтуриста, на различных должностях, только счастливчики, самые непонятные для обывателя должности там передавались по наследству, от отца к сыну, племяннику, от матери к дочери. Как туда попадали люди на позиции директора гостиницы, директора ресторанной службы, заведующего производством, старшего метрдотеля – для многих загадка. Самые рядовые должности: официанта, горничной, дежурной по этажу, парикмахера или портье – были недоступны для простых смертных. Из моих знакомых, пытавшихся попасть на работу в гостинице, был лишь один.
Кратко опишу этот тернистый путь. Собрав уйму справок, а именно - об отсутствии судимостей, приводов в милицию, характеристик, медицинских, справок из абсолютно всех диспансеров, справок об отсутствии родственников, живущих за границами СССР, копий и оригиналов аттестатов и дипломов об образовании, и ещё несколько менее значимых, но требуемых документов. Собрав таки этот ворох бумаг, мой знакомый пришел в отдел кадров гостиницы. В отделе кадров ему была назначена предварительная консультация с компетентным сотрудником. В результате консультации документы были приняты на рассмотрение компетентных сотрудников, на предмет пригодности гражданина к работе в гостинице. Далее, через месяц мой знакомый был вызван на беседу уже к сотруднику отдела кадров, что означало, что таможня дала добро. На минутном собеседовании было переписано заявление относительно позиции, на которую претендовал мой знакомый – официант ресторана, на позицию грузчика, при этом было выдано направление для поступления в одно из учебных заведений, которые готовили кадры для гостиниц.
Дано было разъяснение, что только после окончания первого курса обучения можно будет приступить к исполнению обязанностей грузчика в гостинице. Знакомый мой имел цель работать в отеле и полностью соблюдал правила игры. Через два года он был грузчиком, а четыре года спустя – уже работал официантом на завтраках.
Вход в отель незримо охранялся спецами, все попытки проникновения в отель жестко пресекались. Попасть в отель можно было следующими путями: имея заказ – наряд на столик в ресторане, стоимость предварительного заказа от 25 рублей. Если иметь хороших знакомых из персонала отеля, которые впустят через один из служебных входов, плата по таксе от 15 рублей. Имея чеки «Внешпосылторга», предъявив их спецам и под их надзором, можно добраться до валютного бара или «Берёзки».
Беспрепятственный вход, под одобряющую улыбку офицеров КГБ в запасе, выполнявших обязанности швейцаров и спецов, дежуривших круглосуточно на входе, был доступен только избранным мажорам. Все мажоры ежедневно отстёгивали спецам по итогам визита, и конечно фиксированную таксу швейцарам. Среди мажоров была своя иерархия, одни «занимались валютой», другие «принимали» вещи, привезённые иностранцами под заказ, низшие сословия, начинающие скупали вещи у гостей нашей страны, не рассчитавших бюджет на развлечения. «Одевание чужих тапок» или влезание в чужую сферу было чревато серьёзными травмами, иногда не совместимыми с жизнью. При этом очень не многим участникам этого бизнеса, какое - то время удавалось не попасть под внимание крепкого вида парней в кожаных куртках, державших под наблюдением все входы в отель. Парни в кожаных куртках воспринимали лишь безмолвные аргументы в виде денежных знаков за выход из отеля, при этом персонаж навсегда попадал под карандаш боксёров, борцов или качков, с фиксацией прописки, номера телефона и объявления ежемесячной платы за «проходку», отказаться от этого счастья было уже невозможно.
Рассказы о постигшей сегодня неудаче неминуемо приводили к госпитализации рассказчика с лёгкими телесными повреждениями.
Так же была и особенная каста посетителей отелей – девушки, к ним было более мягкое и изящное отношение со стороны всех контролирующих входы и выходы из отеля, по понятным причинам. Девушки, в основном по внешним данным, или размерам инвестиций в свой внешний вид, наличию связязей с мажорами, спецами, владению языками, по другим факторам делились на элитных, средненьких и крокодилов. Иногда работу у девушек «отжимали» горничные, дежурные по этажу, другие сотрудницы отеля, ибо пирог был очень вкусный.
Думаю, что такое введение дало приблизительное понятие о жизни в отеле и около отеля, пора перейти к сути истории. Отель, о котором пойдёт речь, был облюбован финскими туристами. Финны почти всегда приезжали весёлыми и шумными компаниями. В первый день пребывания в отеле, они легко соглашались платить 25 финских марок за ужин из двух блюд с бокалом Советского Шампанского, так же легко покупали бутылку водки за 30 или 50 финских марок. В первый же день они находили в ресторане, холле или валютном баре девушек, в основном крокодилов. Во второй или третий день путешествия, после потока предложений, они легко продавали относительно новые, но поношенные джинсы «левис», «ли» или «ренглер» кроссовки «найк», «пума», «адидас», «рибок», особый восторг у финнов вызывал спрос на спортивные костюмы «адидас», «рибок», «найк» и они их с улыбкой продавали. Туристы, которые приезжали не на выходные, а на неделю – продавали с себя всё: часы, куртки, пальто и даже чемоданы, везти то обратно нечего. Финские марки они меняли на рубли исключительно у мажоров, или продвинутых официантов, происходило сие, на кухне ресторана, иногда в подсобном помещении кухни, закрытом банкетном зале, или в общественном туалете – лишь бы скрыть факт преступного сговора от всевидящего ока спецов. В обменном пункте отеля появлялись только новички или очень законопослушные граждане, в обменном пункте была перманентная тишина и полное отсутствие клиентов.
Финские туристы, среди персонала и мажоров делились на «лесорубов» и «сладких». «Лесорубы» приезжали уже «на веселее», денег у них было очень мало, вещи поношенные, интересовались дешевыми крокодилами. «Сладкие» же были из состоятельных финнов. Об их прибытии мажоров и официантов информировали портье, избранных и за умеренную плату, отличительной чертой «сладких» финнов служил факт бронирования «люксов» и «комфортов» в отеле, это правило работало на 100% без осечек.
В начале июня, как обычно в пятницу заехала группа «сладких» финнов. Автобус, на котором они приезжали, на сленге отеля назывался «линией», так начинались почти все названия финских туристических и транспортных компаний Финляндии, доставлявших туристов в Россию, за редким исключением. Как только интересная «линия» чихнув пневматическими тормозами, припарковалась у отеля, жизнь персонала и мажоров активизировалась. У дверей отеля из прохожих легко выделялись одетые в «левис» и бегло говорящие на финском и английском языках мажоры. Девушки, горничные и дежурные по этажам наводили макияж и делали недорогие причёски в салоне отеля. Бармены поэтажных баров доставали из за панелей навесных потолков бутылки «сибирской» в коробках с качественной полиграфической печатью, матрешек и предметы народного творчества, расписанные хохломой. Официанты подготавливали командирские часы и ушанки из мутона, с общевойсковыми кокардами Советской Армии, металлические юбилейные рубли, и мелкие рубли для выдачи сдачи, при оплате счёта финскими марками. Все моментально проснулись и с широкими, искренне душевными улыбками находились на рабочих местах.
Тут снова работает иерархия. Сразу после заселения в номер гостя невзначай посещает мажор, который предлагает поменять марки на рубли, интересуется не ношенными джинсами. После номер посещает дежурная по этажу, предлагая те же услуги, но по более интересным для туриста ценам. Далее, если гость удачно отметился у одного из посетивших его до этого, его обязательно посетит бармен поэтажного бара, вежливо предложит меню и напитки, любезно ознакомит с содержимым минибара и предложит его содержимое, но в половину стоимости от прейскуранта отеля, который, конечно в валюте. Поток гостей в номер не прекращается до тех пор, пока гость это сможет спокойно воспринимать или не пожалуется на стойку регистрации.
Следующая «бизнес атака» ожидает «сладкую» группу во время обеда в ресторане отеля. Тут между сменами курсов блюд им обязательно и весьма навязчиво предложат командирские часы, все известные бренды Русской водки, шапки ушанки с кокардами, армейские ремни с латунными бляхами с пятиконечной звездой, изделия народных промыслов.
Разодетых в морские бушлаты и ушанки, с часами на обоих руках, матрёшками в фирменных пакетах отеля и Сибирской водкой под мышкой, туристов в коридорах и холлах отеля встречают «низшие сословия предпринимателей», которые намётанным взглядом выхватывают гостей в относительно новых джинсах или кроссовках, штурмуя их предложениями, от которых не то что бы не возможно, но трудно отказаться. Тут бизнес не знает границ, и нет предела совершенству мысли в этом направлении. Голь на выдумку легка.
Таким образом, мы добрались до основного момента нашей истории. Одному из представителей «низшей касты» мажориков, пришла в голову свежая бизнес идея.
Накануне появления «сладкой» группы, по заранее продуманному плану была закуплена в киоске «Союзпечать» сотня фото открыток с изображением одного из символов колыбели революции – крейсером «Аврора». На развороте открыток были проставлены номера с помощью канцелярского номератора счетов в ресторане отеля. У портье был «арендован» штамп с реквизитами и фирменным знаком отеля, который применяется для заверения погашенных счетов. Арендованным штампом были аккуратно проштампованы все открытки. На этом завершалась меньшая и самая простая часть разработанного плана. Самое сложное было впереди, нужна была «сладкая» группа, нужно было место, изолированное от глаз спецов, хорошее настроение туристов, наличие денег у них в карманах.
Все необходимые условия отлично «сростались» в поэтажном баре, где туристы мило общались с девушками, за бокалом валютного и недоступного простому смертному «Хайникена». Наш предприниматель попросил бармена отозвать некоторых девушек в подсобку поэтажного бара под очень благовидным предлогом, за что бармен получил достойное вознаграждение авансом. Девушкам, которые были вызваны, был выдан аванс за услугу, которая от них требовалась, по окончании мероприятия, была обещана вторая половина платежа. Услуга требовалась следующая. Девушки должны были в совершенно ненавязчивой форме информировать своих бойфрендов о новой и очень эксклюзивной, поэтому дорогой услуге. Услуга заключается в организации новинки сезона - ночной экскурсии на крейсере «Аврора», который приняв на борт группу счастливчиков, сделает небольшой поход по реке Нева. Кульминацией похода, будет выстрел из главного орудия «Авроры» по оплоту царизма, Зимнему дворцу. Затем «Аврора» вернётся к месту своей стоянки.
Дверь в подсобку была плотно закрыта, поэтому весёлый смех девушек заглушала трансляция хита того времени, это была одна из композиций группы «Модерн Токинг». Длительное отсутствие девушек могло вызвать недовольство и тревожные состояния финских туристов, поэтому девушки были быстро и эффективно приведены в состояние относительного спокойствия с помощью банального коктейля с общеизвестным названием «отвертка». Спустя минут пять или семь после того как некоторые из девушек исчезли из поля зрения гостей отеля, они появились в весьма приподнятом настроении. Появившиеся девушки мельком и кокетливо, веселя своим видом туристов, пообщались, а точнее пошептались с подругами, которые были ещё не в курсе эксклюзивной новинки, соответственно не были охвачены новой бизнес идеей. В период следующих двадцати минут остальные девушки побывали в подсобке поэтажного бара и вернулись к туристам в приподнятом настроении.
Началась цепная реакция. Подвыпившие туристы сомневались в том, что предложенная экскурсия будет интересна. Эти сомнения тут же были развеяны парой искателей приключений и подогреты весёлыми комментариями девушек, которые говорили о лени своих бойфрендов и не понимании ими «настоящей романтики белых ночей Ленинграда». Последний аргумент сработал абсолютно и некоторые из туристов выказали желание немедленно приобрести билет на эту экскурсию.
Тут, с широкой улыбкой появился разработчик и исполнитель, который и продал всем желающим билеты на экскурсию, стоимость экскурсии составляла 100 финских марок на одну персону. Девушки от участия в походе на «Авроре» отказались, сославшись, кто на морскую болезнь, кто на учёбу и экзамен, а кто на другие не менее серьёзные обстоятельства.
Бизнес идея полностью состоялась. В тот вечер было продано более 70 открыток с фотографией крейсера «Аврора» по цене 100 финских марок.
Следующим вечером у крейсера «Аврора» к 23 часам начала собираться группа подвыпивших и весёлых финских туристов. В ноль часов все, кто приобрёл супер – тур, были у «Авроры», они уверенно двинулись к трапу, ведущему на борт революционного крейсера.
Крейсер «Аврора» давно является памятником, стоит на «вечной стоянке» на одной из набережных Ленинграда, он прикреплён жесткими металлическими крепежами к гранитной набережной, что делает невозможным его движение по реке Нева. «Аврора» так же является «матчастью» для учащихся Нахимовского Высшего Военно - Морского Училища, где готовят офицеров для ВМФ.
Крейсер «Аврора» охраняется караулом из курсантов и офицеров Нахимовского училища, именно этот караул, вооруженный карабинами и автоматами Калашникова встретил экскурсантов. Предъявленные офицеру караула «билеты на экскурсию» были осмотрены, и ответом на них была спокойная улыбка и приказ караулу о срочном вызове усиленного наряда милиции.
Через пять минут наряд милиции был на месте и вежливо оттеснил жаждущих начала экскурсии финских туристов от трапа на крейсер. Что и как могли объяснить, в этой ситуации, сотрудники милиции финским туристам нам не ведомо. Экскурсия не состоялась. Финские туристы были очень не довольны произволом правоохранительных органов, которые не позволили состояться, самой интересной, из предложенных туристам в Ленинграде экскурсии.
Девушки, вовлечённые в процесс осуществления бизнес идеи, остались не у дел, но быстро нашли новых бойфрендов из числа гостей отеля, который насчитывает более 500 номеров.
Бармен, принимавший самое непосредственное участие в осуществлении описанной бизнес идеи, работал в обычном режиме.
Автор и исполнитель этого бизнес плана, сразу после продажи билетов уехал к родителям, в Ленинградскую область, в деревню, где целую неделю отдыхал и радовал родителей инвестициями в ремонт отчего дома.

[F&B-Anis]

Приглашаю всех участников разместить в этой теме истории, так или иначе связанные с явлением белых ночей в Санкт Петербурге.

[Сергей45177]

Приглашаю всех участников разместить в этой теме истории, так или иначе связанные с явлением белых ночей в Санкт Петербурге.

Поскольку предыдущий пост "Белые ночи в Ленинграде" имеет самое отдалённое отношение к природному явлению, называемому белыми ночами, а повествует совсем о другом, позволю себе разместить одну романтическую историю "тех времён", но связанную с тем же бизнесом и приблизительно тем же отрезком времени. И пусть простит меня ТС, что увожу тему в сторону. Курилка на то и курилка, чтобы можно было просто потрепаться.

Итак, история из той же серии, но с романтическим уклоном.

Когда-то, лет этак «надцать» назад, ещё в мою лейтенантскую бытность, завалились мы с верным Михалычем в ресторан «Фрегат» - обмыть мой выигрыш (в тот день мне недурно припёрло в секу) и после службы расслабиться. Не будет лишним упомянуть, что славное наше офицерство в свободное от службы время – а впрочем, чего там греха таить, иногда и в несвободное тоже – пробавлялось домашним винцом по рублю за литруху в трущобах ближайшей деревни Бугово и непременно сопутствующей этому занятию игрой в картишки по маленькой, обычно в секу или «афганку».
В те достопамятные годы, годы доступных цен и ненавязчивого сервиса, можно было легко на червончик вдвоём отужинать с водочкой, вполне достойно и сытно, с горячим, холодной закуской и полировкой пивком – правда, пить иногда приходилось из давно утративших блеск убогих бокалов, а гнутая ложка или вилка с корявыми зубьями являлась обычным делом и в изумление никого не ввергала. Недостаток салфеток компенсировался резаной или даже рваной бумагой – как правило, серой обёрточной или бухгалтерскими бланками не очень строгой отчётности. На такие мелочи наш привыкший к бардаку народ внимания просто не обращал.

Среди разношёрстной публики, до отказа заполнившей обе половины огромного и неуютного зала, особенно выделялась одна девчушка: она явно выпадала из общей массы скромным своим ситцевым платьицем и полным отсутствием косметики на лице. Тем контрастней смотрелись её соседки по столу, основательно разукрашенные, наштукатуренные и в откровенных до неприличия «мини».
- Морячки? – попробовал угадать я, обращая внимание друга на объект наблюдения. – Мужья в море – а жёны в отрыв?! Гляди, Михалыч, как расфуфырились! И тряпки – явно не фабрики «Большевичка».
- А по-моему, Серёженька, - это те нехорошие тётеньки, которые за денюшки дают богатеньким дяденькам, – беглым взглядом определил мой бывалый приятель, ковыряясь в салате «столичном».
- А эта? Видишь рыженького ангелочка в дальнем углу?
- Не похожа, - поднял он голову. – Хотя… не знаю. Без новой не разберёмся. Закажем?
- Легко. Официант!..
Свалившиеся с неба шальные деньги жгли карман, разгорячённый водкой организм требовал ласки – и сам не ожидая того, я завёлся.
- Девушка, нам, пожалуйста, ещё бутылочку водочки, - подозвал я официантку, – а вон за тот столик – будьте так любезны! – отправьте бутылочку шампанского. Для «ситцевого платьица».
- Сделаем, – равнодушно чёркая в блокноте, кивнула та. – Может, передать что-то Инночке на словах?
- Вы знакомы? – уставился я на неё. – Она что – здесь работает?
- В некотором смысле. Что-нибудь ещё?
- Пока всё… – Я был заинтригован.
- …Девушка, девушка! И ещё бутылочку пива, пожалуйста! – крикнул вдогонку Михалыч. – Как любит повторять старшинка Корбань, - с воодушевлением потирая руки, вспомнил он, - водка без пива – деньги на ветер!
Стол, за которым сидела Инна, и наш с Михалычем столик находились в противоположных концах помещения, по разные стороны от оркестра. Из-за плотной стены танцующих мы могли видеть друг друга лишь в паузах между танцами, но ей, как я понял, не терпелось взглянуть на оказавшего знаки внимания таинственного незнакомца: её любопытное личико показалось в проходе из кухни. Официантка указывала ей на нас.
- Интересуются, – прокомментировал Михалыч. Этот факт не ускользнул и от его наблюдательных глаз.
Музыка закончилась. Разоружившись, музыканты отправились на перекур, и танцевальный пятачок опустел.
- Да, старина, похоже, ты понял всё правильно, - сказал я, неуклюже пытаясь поддеть на вилку грибок. – Взгляни-ка!
Пёстрые барышни уже сидели в компании жёлтых и узкоглазых – непонятно, корейцев или японцев.
- Я видел, к ним подъезжала парочка наших, пытались склеить, - плеснул Михалыч по половинке, - но их в секунду отшили. А с этими «чукчами» – видишь – ведутся. Давай за женщин, Серёженька, - только не за таких.
«Нет, она не такая, - обманывал я себя. – Наверно, официантка или, может быть, повариха. Забежала в свободный денёк повидаться с подружками».
Но всё прояснилось в ту же минуту. Едва я приблизился к «ангелочку» с вполне невинным намерением предложить ей медленный танец – как услышал резкое, будто пощёчина:
- Молодой человек! Неужели не видно, что я на работе? А Вы со своими танцами и шампанским!..
Это было настолько неожиданно, слова её прозвучали столь отрезвляюще, что я не нашёл что ответить, кроме разве что слабого жалкого извинения, и не солоно хлебавши, вынужден был вернуться за стол. Надо было бы плюнуть, махнуть на эту долбаную проститутку, но… изрядная доза спиртного, к тому же щедро приправленная униженным самолюбием, уже вершила своё непотребное дело.
Ничто так, как водка, не избавляет от разума и стыда. И только упрямство – источник всех безрассудств и неоправданных глупостей.
- Михалыч, дашь ключи если что?
- Ты что там удумал? – заподозрил неладное друг. – А я куда денусь?
- В казарму поедешь, в канцелярии переночуешь.
- Ну ты и нахал, Серёженька! – с оскорблённой гримасой качнул головой Михалыч, впрочем в этот момент его больше всего увлекал зажаристый сочный бифштекс, с которым он вполне элегантно разделывался.
Никогда до сих пор не покупал я женщин за деньги, даже подобная мысль была мне противна. Но… всё когда-то впервые случается.
До самого закрытия я не спускал с неё глаз, наблюдая за каждым передвижением светлого платьица, и встретил её выходящей одной из последних. Однако меня ожидала засада. Она была не одна. Рядом плёлся изрядно подвыпивший долговязый «юг», на ломаном русском пытаясь с ней торговаться:
«Это очен много. У мне болше нет. Я буду завтра опят, - клянчил он. – Давай!»
«Я же сказала – нет! За эти бабки ублажай себя сам», - она красноречиво покачала кулаком у лобка. Югослав разочарованно развёл руками.
«Ничего себе, ангелочек! - мысленно улыбнулся я. – А что: что-то в ней есть, и это «что-то» - мне нравится!»
Я наблюдал за ними со стороны, скрываясь за колоннадой, и перехватил её, когда она готова была уже упорхнуть в неизвестном направлении:
- Инна, постой!
- Ну что? – резко, с раздражением обернулась она, как будто ожидала моего появления.
- Пойдём! Я не стану разводить руками.
Мужская самоуверенность нравится женщинам. В глазах её промелькнуло любопытство:
- Ты кто? Моряк? С какой ты коробки?
- Мой корабль называется «желание». И плавает он под флагом хотения.
Моих аллегорий она не оценила.
- Ты цену-то знаешь?
В словах её прозвучало сомнение, почти согласие. И это был запах победы.
- Цена не имеет значения, – ещё более смело и самоуверенно заявил я.
- Ладно, пошли, только на ночь я не могу. Если хочешь – на пару часов, не больше. Квартира твоя – или…
Оказавшись вдвоём в холостяцкой квартире Михалыча, я слегка оробел.
- Ну иди – я сейчас, – интимно прошептала она и юркнула в ванную.
…Она вошла, едва прикрытая узким полотенцем. Стройные ноги, почти незаметная грудь, высоко подобранные рыжие волосы… Жаркое дыхание в ухо…
Эта молодая кудесница знала своё дело. Все мои органы чувств – зрение, слух, обоняние, осязание – были умело, можно сказать, профессионально вовлечены в безумную бесовскую пляску во имя скорейшего достижения «высшей цели». Дрожь и содрогание, стон и вскрик, едва заметное касание и боль – сплелись в один неразрывный клубок, дразня и раздражая «главное нервное окончание» и подчиняя мою парализованную волю. И только одна малюсенькая, совершенно крохотная капелька дёгтя отрезвляла моё затуманенное сознание: в её сладострастных постанываниях угадывалась фальшь.
Глупо было не понимать, что актёрство – едва ли не важнейшая составляющая её ремесла. Беда состояла в другом: воспалённое самолюбие пьяного мужика не могло найти общий язык с логикой довода.
Так уж устроен наш человек: коли уплочено – мы хотим получить всё сполна. Даже если товар нам совсем ни к чему. Я был сыт, но настраивался на добавку.
- Тебе сколько лет? – возвращаясь в себя, поинтересовался я.
- Девятнадцать, - ответила она.
- Твой облик не очень-то соответствует твоему занятию. По крайней мере, судя по виду твоих подружек из ресторана. Образ простой селянки – это твой стиль?
- Да нет, - грустно усмехнулась она. – Вернулся из рейса муж. В «спецодежде» он просто не выпустил бы меня из дома.
- Ты замужем? – мои глаза округлились. – И что – он знает?
- Боже спаси! Для него я в гостях у подруги. Впрочем, мы познакомились с ним почти как с тобой – он тоже снял меня в кабаке… Влюбился… Он повар, ходит под флагом. Решили, что со старым покончено, но… Вот дура – и зачем я тебе об этом рассказываю? Лучше скажи: как тебя звать? И всё ж: ты моряк?
- Сергей, - представился я и не к месту расхохотался. Мне вспомнилось почему-то: «Секс – ещё не повод для знакомства».
- Что это ты? – вытаращилась она на меня и вдруг, заразившись хохотом, сама рассмеялась – легко, глуповато и простодушно.
В эту секунду она чудесным образом преобразилась. Её лицо, будто лишившись маски, стало простым и открытым. Милая улыбка и смех сделали её естественной и ещё более привлекательной. В такую можно было влюбиться.
- С чего ты взяла, что я моряк? – от души насмеявшись, спросил я.
- Простому советскому труженику валютная девочка не по карману, - резонно заметила она. – А на западника, на фирмача – ты не очень-то смахиваешь.
- Я обычный вояка, как говорят иногда в народе – «сапог».
- Военный? – искренне изумилась она. – Что-то не слышала, чтоб вам платили приличные бабки. Ограбил банк – или проматываешь наследство?
- Увидев вас, милая девушка, я потерял голову. Чего уж жалеть о потере презренных денег!
Она секунду вглядывалась мне в лицо и вдруг неожиданно, по-озорному, лизнула меня прямо в нос. Я зарычал и, сделав зверскую рожу, цапнул её за плечо. Простынь взлетела до потолка. Завязалась жестокая схватка.
На этот раз она была откровенна в любви – и надо признаться, добавка пришлась мне по вкусу.

Была глубокая ночь. Мы шли не спеша по пустынным улицам. На «1-го Мая» она вдруг заметила что-то, замедлила шаг и, схватив меня за руку, потащила в тень под деревья: вдалеке, у ярко освещённого перекрёстка под мигающим глазом светофора маячила одинокая фигура.
- Видишь – стоит, встречает, - с горькой грустью проговорила она. – Ты лучше иди. Спасибо, что проводил. Или… лучше постой тут немного. Не дай бог, увидит.
Усталый и опустошённый, я курил, прислонившись к тёплому стволу каштана, и её фигурка в простеньком ситцевом платьице растаяла во тьме.

- Ну как, Серёженька, хорошо порезвились? – нарочито-участливо, заискивающе заглядывая мне в глаза, полюбопытствовал Михалыч. – Вкусно вам было?
- Она сказала, что любит мужчин постарше, - протяжно зевнул я. – Ты ей больше понравился. Короче, облом.
- То-то я вижу – ты не выспался, - тепло расхохотался он. – А что: мог бы и другу подарочек сделать – я ж больше всех просадил. Гуляли-то на мои, между прочим, денюшки. Скажи-ка, Серёженька: любовь такой озорницы небось не дёшево стоит? отдавать-то было не жалко?
- Чего их жалеть? Как пришли - так и ушли.
- Кане-е-ешно. Чужие не жалко. Ободрал, негодяй, как липку!
Михалыч был первым моим командиром от лейтенантских погон. Этот немолодой статный капитан, уже потерявший надежду стать майором, поначалу пытался казаться строгим. Но, убедившись, что на меня где сядешь, там и слезешь, он довольно скоро остыл. Нет, дело было даже не во мне. Это он по своей сути был мягким, добродушным и впролне безобидным дядечкой, интеллигентом в лучшем смысле этого слова. Не обременённый семьей, Михалыч спасался от одиночества в компании сослуживцев, где весь свой досуг просиживал за стаканом вина и игрой в карты. Час от часу он увлекался разведением аквариумных рыбок или комнатных цветов и даже пробовал нас, своих друзей, заразить очередным своим хобби, но в нашей среде его идеи успехом не пользовались, и его запал быстро сходил на нет.
С ним никогда не было скучно. Чувство юмора и необычная, перекроенная на детский манер смешливая речь, вносили в наше общение элемент игры и баловства, располагая к отдыху и веселью. На фоне этой мальчишеской бесшабашности особенно милой и трогательной была любовь Михалыча к старенькой маме, ежегодно наведывавшейся из Питера повидать единственного сыночка. Всякий раз, приезжая, она привозила его любимые маринованные грибки и потчевала сына по-домашнему, вздыхая о том, что он по-прежнему один, а так хотелось бы видеть его под присмотром заботливой жёнушки. А он окружал её теплом и вниманием, называя исключительно «мамочка» и «мамуленька».
При всей его положительности был у него один недостаток – азарт. Карты могли вытянуть из Михалыча всю наличность, а иногда и домашние вещи: телевизор, книги или сервиз. В отличие от меня – я никогда не залезал в долг, всегда оставаясь расчетливым, в холодном и здравом рассудке – он легко терял голову и в расчёте на отыгрыш мог всю ночь напролёт просидеть за игрой, увязая всё больше в долгах и закладах. Несмотря на приличную разницу в возрасте (он был старше на десять лет), мы быстро сдружились и большую часть свободного времени проводили вместе, а с отъездом в Германию Санчеса стали поистине неразлучны.

Через несколько дней, возвращаясь со службы, мы с неразлучным Михалычем завернули к торговому центру и, основательно затарившись «Жигулёвским», грузились в «зубило». В предвкушении пиршества бутылки аккуратным рядком укладывались на заднем сидении, когда откуда-то со стороны прилетел знакомый тоненький голос:
- А форма тебе к лицу!
Я обернулся. Перед нами во всей своей путанской красе стояла Инка. На этот раз она была в моднячих ярко-красных джинсах-бананах и розовой, вышитой люрексом маечке, а по обильно нанесённой на личико боевой раскраске легко узнавалась очевидная принадлежность к профессии. Именно так выглядели давешние её подружки из ресторана.
Она с любопытством осмотрела мою фуражку, потрогала звёздочки на погонах и, словно спохватившись, игриво прищурилась:
- Привет!
- Здравствуйте, девушка! – выглянул в дверь Михалыч. – А я вас узнал!
- Здрасьте, - кокетливо присела Инка. – Я вас тоже.
- Познакомьтесь, - с некоторой неловкостью представил их я. – Это Инна. А это Михалыч.
Совершенно не замечая моего замешательства, она заглянула в машину и заявила с бесхитростной простотой:
- Я тоже хочу пива!
- Сей момент, - засуетился Михалыч, ныряя в салон за бутылкой.
- Нет, на улице я не хочу – я хочу с вами! И вообще, Серёж, ты сегодня свободен?
- Я-то свободен, - как-то неловко и криво улыбнулся я, - но у меня сейчас нет такой суммы.
- Я разве сказала что-то о деньгах? – В её посерьёзневшем взгляде мелькнул такой неподдельный укор, даже обида, что я окончательно растерялся:
- Но что мы тогда будем делать?
- Обычно об этом спрашивает девушка, - в её слегка раскосых, лисьих глазах сверкнула озорная искорка, - но я же не задаю подобных вопросов.
Видя моё замешательство, на помощь пришёл Михалыч:
- Ну что ты пристаёшь к девушке! С тобой хотят провести незабываемый вечер, а ты ломаешься как не знаю кто.
- У тебя мудрый товарищ, - послав Михалычу благодарный взгляд, сказала Инка.
- Мы вообще собирались к Михалычу, - неуверенно начал я. - Как ты, Михалыч?
- Ну чего уж там! - рассыпался в любезностях тот. - Добро пожаловать! Всегда рады! Особенно такой милой гостье!
Нагруженные пивом, мы ввалились в холостяцкое логово Михалыча. Инка была в каком-то странном возбуждении, она без умолку щебетала о том, как скромно живут советские офицеры, какое свежее пиво и как бы здорово было к этому пиву ещё и варёных раков. Михалыч беспрестанно отшучивался, и от нашего хохота сотрясались стены.
- А в каком ты звании? – попивая пиво, провела она пальчиком по моему погону.
- Старлей, - ответил я и, видя её непонимающие глаза, пояснил: - Это немного меньше, чем капитан.
- Старлей – это значит «страшный лейтенант», - делая для убедительности страшные глаза, объяснил Михалыч.
Слегка захмелевшая Инка с готовностью рассмеялась. Её смех напоминал звон колокольчиков, и, словно вторя ей, мелодично динькнул звонок.
Михалыч пошёл открывать.
За дверью, переминаясь с ноги на ногу, топтался Женька Мокрушник.
- Можно к вам? – спросил он, осторожно заглядывая вовнутрь. – Я, мужики, посылку из дому получил.
- А-а-а! Ну, тогда заходи – ну чего уж там, - радушно пригласил Михалыч. – Всегда, как говорится, рады!
Владивостокский пацан Женька Макришин по прозвищу Мокрушник был «двухгадюшником». Его призвали на два года послужить лейтенантом по окончании института, и он не имел ни малейшего понятия об армейской службе: от военного у него была только фуражка, которую он и носил-то набекрень, будто кепку, и кобура, где он держал сигареты. Во всём остальном он ничем не походил на офицера и в отличие от нас, кадровых военных, о карьере не думал и только мечтал, чтоб скорее прошёл его срок.
Он вошёл и положил на стол увесистый сверток. По комнате распространился благородный дух копчёного лосося.
- Вот это ты здорово к пиву подгадал! – обрадовался Михалыч, разворачивая промасленный пергамент и блаженно втягивая ноздрями воздух. – Дары моря! Очена приятственна для желудка и пользительна для здоровья.
- Нерка. Лучший из видов лосося, - со знающим видом прокомментировал Жека. – Давай ножик, Михалыч. И тарелку побольше.
Драгоценный балык жирно поблёскивал боками, притягивая наши хищные взгляды, и пока мы исходили слюной, Женька отточенными движениями настрогал стопку тонких нежнейших ломтиков, красиво выложил их на блюде и только тогда скомандовал: «Налетай!».
- Как немного бывает нужно для счастья! – философски заметил Михалыч, смакуя аппетитный кусочек. – Приятная компания, бутылочка пива и нежданная, будто с неба свалившаяся царская закуска – прямо как в сказке.
- И хорошая девушка, – подсказала Инка.
- Ну – это уже для по-о-олного счастья, – добродушно согласился Михалыч. – Может, Инночка и меня с подружкой какой познакомит? - повёл он глазами в Инкину сторону. – Очена ласки хочеца.
- Тебе, Михалыч, зарплаты не хватит на моих подружек, - с доброй насмешливостью отозвалась Инка.
- А по любви? – преувеличенно-преданно захлопал глазами Михалыч. – Может, понравлюсь кому – для чего-нибудь и сгожусь? – он жалостно поднял брови и, отправив в мою сторону полный нежности взгляд, добавил: - Ничего, Серёженька, будет и на нашей улице файертаг! Ну чего уж там.
Как это часто случается, откуда ни возьмись появился Санчес, и даже Вовка Исупчик – а он у Михалыча был редкий гость – ни с того ни с сего заглянул на наш огонёк. Казалось, вот-вот – и вся военная часть сбежится сюда на наше нехитрое угощение.
- Кто это? – бровью указав на Инку, подсел ко мне герой вечера Жека.
- Свои, - уклончиво ответил я.
- Вижу, что наш человек. И всё же?
И действительно: Инка вполне комфортно освоилась в нашей мужской холостяцкой компании. Её голос не умолкал, она без устали болтала о чём-то, вместе с нами хохотала над анекдотами и недурно рассказывала их сама. Она резалась с нами в карты – и ей фартило! А когда она взяла в руки гитару и запела, мне даже на миг показалось, что все мои парни немножко в неё влюблены. Она не просто пела – она вдохновенно играла, и глаза её, полные блеска и азарта, сверкали страстью и огнём. Было так хорошо и весело, что мы засиделись далеко за полночь, не заметив, как быстро промчалось время. Наконец, Женька засобирался в свою общагу и, будто невзначай, поинтересовался:
- Может, тут надо кого-нибудь проводить?
- Если меня не выгонят – я останусь ночевать здесь, - с надеждой взглянула на нас с Михалычем Инка.
- Ну, чего уж там! – великодушно согласился Михалыч. – Нам не впервой ночевать на кухне. И вообще, Инночка, всегда рады видеть. Даже тогда, - с невинным лицом добавил он, - когда Серёженька будет на службе. Сережёнька, ты разрешишь Инночке приходить ко мне в гости?
- Ох, Михалыч! – с насмешливым укором откликнулась Инка, убегая в ванную. – И ты туда же? Соблазнять доверчивых девушек и отбивать их у лучших друзей?
Из-за двери послышался шум воды.
- Ценю чистоплотных, - одобрительно прокомментировал Михалыч. – Но возвращался бы ты в семью, Серёженька. Такая жена у тебя хорошая! – по-отечески обнял он меня. – Ну, да ладно… Приятных сновидений, Сережёнька! Нужна будет помощь – зови.
Когда Инка скользнула под одеяло и, мелко подрагивая, прижалась к моему напряжённому телу, я тихо шепнул ей на ушко:
- А как же работа? И как же муж?
- Да пошёл он! Мы разругались. Надоело. А работа… Могу я хоть вечер позволить себе отдохнуть, провести в своё удовольствие?
В самом разгаре любовной прелюдии из кухни донёсся дурашливый голос Михалыча:
- Ребят, а, ребят! А что вы там делаете?
- Пряники кушаем! – отозвался я под приглушённое хихиканье Инки. – Спи уже, старый извращенец!

Утром, складывая «вертолёт», Михалыч наставительно произнёс: «Теперь, Серёженька, как порядочный человек, ты должен на ней жениться».

С той поры прошло много лет, но я и сейчас, порой непроизвольно, иногда напеваю Инкину милую песенку:
…Нагасаки, Токио –
Хэй - хо…

Мы встречались около полугода, и за те несколько месяцев я узнал немало занятного из жизни советских жриц любви и, конечно же, перезнакомился со всеми её коллегами по древнейшей профессии. Они называли меня «Инкин лейтенантик», а дружный свой путанский коллектив с улыбкой именовали «профсоюзом», и надо заметить, что «профсоюз» их, довольно пёстрый и неоднородный, включал представительниц самых разных поколений: от молоденьких фурий до бальзаковских дам, и самых различных слоёв: от ханыжек и наркоманок до хорошо образованных женщин с интеллигентностью во взгляде и изысканными манерами. Проявляя лучшие качества первоклашки – тягу к знаниям и прилежание в учёбе, - я, словно пересохшая губка, впитывал неведомые прежде слова и жаргонные выражения.
- Опять мне, девки, полировщик попался, - сетовала Инкина коллега Анька. - Вот мне на них везёт!
- «Полировщик» - это кто? – тихо выспрашивал я у Инки. – Это профессия?
- Что?! – взрывалась хохотом Инка. – Полировщики – это те, кто не трахает, а лижет. Вылижет до блеска, отполирует – и обкончается!
- Слышь, народ! – сообщала другая жрица любви, круглозадая Любка. – Эта старая мандавошка снова пасётся у «Интера». Табунами филек уводит! Не пора ли нам собраться всем профсоюзом и надрать её обвислую дряхлую задницу?
- «Филек» - это кого? – пытался сообразить я.
- Фильки – это узкоплёночные, филиппинцы, - терпеливо объясняла Инка. – Фильки классно платят, почти никогда не торгуясь. И хоть мужики они так себе, достоинство – с мизинчик, как говорят, «мальчик-с-пальчик», клиенты они – то что надо!
- Ты вчера выступала? – интересовалась у Инки её кума Зоя, фирмачка со стажем.
- Не-а, не выступила. Забила на это дело, - опустила она голову мне на плечо, - и убежала к своему Серёже.
- Перед кем ты должна была выступать? – давался диву я. – Поёшь, что ли?
Инкины девки попадали со стульев.
- «Выступить», Серёж, - это значит обслужить клиента, - учили меня ночные бабочки, и ещё долгое время я то и дело попадал впросак, пока их мудрёный профессиональный жаргон не стал мне понятен.
Я с любопытством узнавал тонкости и нюансы их работы из их же красочных живописаний и быстро понял, что в нашем маленьком городке давно существует чётко налаженная и кем-то сильным руководимая система оказания услуг фирмачам или «фронцам» - так называли фирмачки моряков-иностранцев. И эта машина, дающая массе людей немалый доход, функционирует почище да понадёжней, чем иная государственная контора.
Что нужно фронцу, сошедшему с судна в советском порту? Только расслабиться. Пройтись по твёрдой земле, прошвырнуться по магазинам в поисках сувениров и дешёвого ширпотреба и, как итог, заглянуть в кабак – промочить горло и увидеть местную публику. На всё это требуются деньги, простые деревянные рубли. Но где их взять богатенькому фирмачу? В те дикие времена бессовестно низкий банковский курс, что устанавливался нашей мудрой партией и правительством, хозяев валюты никак не устраивал. Обменных пунктов не было и в помине, а простого нашего обывателя слова «валюта» и «доллар» скорее пугали, нежели вызывали интерес и притягивали. Так куда же было податься несчастным заезжим капиталистам?
Таких мест было два. Первым из них было государственное учреждение Интерклуб. Там, под всевидящим оком директора, штатного «кагэбиста», готовились культурно-развлекательные программы для «гостей нашей страны». Все работники клуба втихаря скупали у посетителей «зелень», а сын директора, заведовавший баром в том же клубе, просто внаглую, открыто выставлял на стойку табличку «обмен валюты» - на английском, разумеется, языке. Скупка валюты с последующей её перепродажей на чёрном рынке приносила сказочные барыши, и для тех, кто знал, а главное, имел доступ к зелёным дензнакам, - для них открывался бездонный источник наживы. Конечно, всё это подпадало под действие Уголовного кодекса, грозя солидным сроком за незаконные валютные операции, - но что такое риск по сравнению с жаждой обогащения! Вирус стяжательства много сильнее вируса СПИДа. Слишком велик был соблазн за каких-нибудь пару минут поиметь хорошие деньги – причём много больше стандартной советской зарплаты. Я вскоре познал это сам.
Вторым таким местом был ресторан «Фрегат». Здесь хозяином, царём и богом был Пеца. Этот красивый, хорошо сложенный молодой мужчина с вполне добропорядочной наружностью числился на местном судоремонтном заводе обыкновенным матросом на стареньком причальном буксире. На самом же деле рабочим местом у Пецы был здешний кабак. За двойную-тройную оплату вахту за Пецу на судне несли другие – Пеца же каждый божий день, как на дежурство, являлся во «Фрегат» к началу веселья и покидал его одним из последних. Непосвящённому было невдомёк, что ничем не примечательный гость, мирно беседующий за чашкой кофе с друзьями, ворочает здесь огромными – по крайней мере, по местным меркам – деньжищами. Время от времени к Пете подбегали девушки – по всей видимости, знакомые – и с улыбкой перекинувшись парой-тройкой непринуждённых фраз, возвращались в свою компанию. Было почти невозможно заметить, но за несколько секунд милого воркования Пеца с виртуозностью фокусника успевал принять энную сумму «гринов» и выдать взамен рубли. Он редко контактировал с иностранцами лично, предпочитая использовать в роли посредников самих проституток. В течение многих лет через его руки проходили неподдающиеся подсчёту суммы в долларах и рублях, и не было, наверное, в нашем городке человека влиятельнее и богаче. О его подозрительной деятельности знали и в «органах», но бизнес Пецы неизменно рос и процветал. Почему? Да потому что Пеца был нужен. Он сдавал властям чужих и залётных, его ребятки обеспечивали на своей территории должный порядок – в общем, всё было под контролем. Пеца был вне конкуренции.
Для полной ясности следует вспомнить, что в эпоху развитого социализма советский наш рубль был крепок и стабилен, и никому и в голову не пришло бы хранить трудовые сбережения в инвалюте. Во-вторых, никто никуда не ездил – ну просто не выпускали народ за рубеж, и всё. И лишь немногие счастливчики: моряки загранплавания, водители-дальнобойщики Совтрансавто и привилегированные чиновники, бывающие за бугром в командировках, – о, эти категории наших сограждан хорошо понимали, какие великие блага сулит наличие вражеских денюшек в их портмоне. В развитых и не очень странах валюта оборачивалась в драгоценный люрекс, джинсы и дефицитную бытовую технику, которые по возвращению распродавались с такой сумасшедшей прибылью, что у несведущего человека закружилась бы голова. К тому же набирала силу волна еврейской эмиграции, и её представители спешно переводили сбережения и нажитое годами добро в свободно конвертируемую валюту. Так что спрос нелегального рынка на СКВ всегда был стабильно высок.
Разумеется, Пеца скупал всесильную «зелень» отнюдь не по рыночному курсу. Пользуясь монополией, он платил намного дешевле – но сразу и на месте. Знали ли девки-фирмачки реальную цену зелёным дензнакам? Конечно же знали, но всё же послушно сдавали их Пете. А особенно умных и хитрых ждала неотвратимая расплата: им быстро вправляли мозги, просто настучав по голове, либо перекрывали кислород, закрывая доступ в ресторан, а значит и к работе. Особо жадные попадались и в среде официанток, однако любые попытки принять за оплату зелень по заманчиво низкому курсу жестоко и безжалостно пресекались.
Мне довелось познакомиться с Петей при безрадостных обстоятельствах: меня обокрали. А дело было так.
Михалыч отправлялся на отдых в родительский Питер и оставлял в моё распоряжение свою холостяцкую берлогу.
- Инночка, ты тут присматривай за Серёжей, - с напускной строгостью напутствовал командир. – Он у меня такой доверчивый!
- У тебя?! – подыгрывая Михалычу, возмущённо сощурилась Инка.
- У тебя, у тебя, - поспешно исправился он. – Конечно, у тебя! Ну чего уж там!
Проводить друга зашли Майфрэнд, Жека Мокрушник и Вовка Исупчик. Мы душевно посидели на прощанье, поднимая бокалы и тосты за успешный отдых Михалыча.
Михалыч уехал, а пацаны засиделись и ни в какую не желали расходиться, пока не допили запасы вина и не дослушали Инкины песни. Был третий час ночи, когда, подталкивая к выходу пацанов, Санчес попросил ключи от «восьмёрки»:
- Майфрэнд, я это… подкину ребят до общаги? Не барское это дело – топать через весь город по темноте. Машину там и оставлю, у вахты под боком.
- Аккуратнее там, - протянул я связку, – датые всё-таки. А ключи баб Вале оставь, вахтёрше.
Наутро, проводив Инку, я почапал к общаге. Машины там не было. Комната Жеки и Вовчика была заперта.
- Не видала я ниякой машины, - ответила баб Валя. – И хлопцев твоих не видала с самого вечера.
Холодок нехорошего предчувствия пополз у меня по спине.
Вернувшись к дому Михалыча, я уселся на пыльных ступенях парадной и принялся ждать. Прошел час, другой, третий… Время шло, и ожидание становилось все тягостней. Воображение рисовало жуткие картины автомобильной аварии с разбросанными по асфальту изуродованными останками моих пацанов и грудой металлолома светло-бежевого цвета – именно такого цвета была моя любимая ласточка, – когда замучив себя самыми страшными подозрениями и мысленно похоронив друзей, я вдруг увидел… нет, скорее почувствовал, как где-то в стороне тихонько прошуршала и стала моя четырехколёсная подружка. Какой родной и душевно близкой показалась она мне тогда!
С траурными, как у похоронной процессии лицами мои пацаны понуро выбирались из авто, а я, испытывая ни с чем не сравнимое облегчение, чуть ли не счастье, не сразу сообразил, почему у моего боевого коня такой изнурённый и старческий вид. Я подошёл. Стёкла обеих, только недавно блестящих задором и радостью «глаз», напрочь отсутствовали, отчего взгляд «восьмёрки» стал сиротливым, поблёкшим и подслеповато-пустым. Рот – то бишь бампер – оказался уродливо сдвинутым в сторону, а концы его жалко свисали к земле, являя собой довольно унылое зрелище.
- Ну, рассказывайте: где заблудились? – меня начинало разбирать трудно объяснимое веселье – вероятно, сказывалось длительное нервное напряжение.
- Ты это… извини, Майфрэнд, - начал оправдываться Сашка. – Хотели пару рублей подкалымить.
- Да уж, подкалымили, - вздохнул саркастически Жека.
- Я в самом начале был против этой затеи, - пробурчал всегда осторожный Вовчик, старательно отворачиваясь в сторону.
Тем временем, обходя технику вокруг, я обнаружил, что лобовое стекло моей лялечки чуть не насквозь пропилено двумя симметричными дугами, и эти дуги, словно сдвинутые на сторону брови, придают её облику ещё более горестное, трагическое выражение.
- Только вчера мы отъехали, - продолжил Майфрэнд, - стоит молодая девка – вот тут, за углом – голосует, в Одессу просит подкинуть…
- И вы, - начиная представлять картину происшедшего, зло перебил я Сашку, - с таким лепестком перегара – пустились в эту авантюру? Ушам не верю!
- Чего молчишь? - раздраженно повернулся Санчес к Мокрушнику, злясь, что ему в одиночку приходится отдуваться за всех. – Шумахер, гля, озабоченный.
- Да ладно, - отмахнулся Мокрушник. – Вы уж как-нибудь сами…
Судя по виду, он мучился жутким похмельем: его пересохший язык плохо двигался, и Жека экономил силы.
- Давай лучше я расскажу, - одержимый жаждой справедливости, вмешался Исупчик. Он снял очки и стал похож на крота, вылезшего на поверхность. – Короче, идея была дуболома Жеки. Давай, говорит, цепляй её, Саня. Глядишь – укатаем в пути на групешник. А то Серый, мол, там отрывается с Инкой, а нам что в общаге – тихо сам с собою, левою рукою? А не выгорит – так хоть на бензин подкалымим для Серого.
- А чё – будет нормальная девка в два часа ночи по городу шастать? – пытался защищаться Женька.
- Короче, подхватили мы её, - не успевая протирать запотевающие от энтузиазма очки, продолжал Исупчик, - поехали – а она не ведётся. Говорит, меня муж с братом встречают. Не высаживать же девку на пустой трассе!
- И главное, это… доехали-то нормально, - снова вмешался Майфрэнд, - только на въезде в город менты облаву устроили – ну и выпасли. Мне Вовчик сразу фирменный антиполицай сунул, но, блин, не спасло. Тормознули, унюхали, конечно, и давай, говорят, старлей, на экспертизу. Волки попались – хрен отмажешься! Миром уладить не вышло. Я про твоего майора из Облгаи вспомнил – а фамилии-то не знаю. Помню, что Толик, - а хули толку! Так-сяк с докторшей молоденькой перемигнулся, легкую степень нарисовала. И главное, с ментами стал общий язык находить, пару ракетниц пообещал. И когда все вопросы были улажены, и они уже были готовы домой отпустить – положено-то транспорт на штрафплощадку забирать – да не тут-то было. Возвращаемся к месту – а «восьмёрки»-то нет! Я ж, дурак, ключи в машине оставил – не думал, что этот… – Санчес уничтожающе посмотрел на Жеку, – что этот вообще без мозгов. Тут водила ментовский и замечает: «А что за огни там виднеются? Во-о-он, впереди. Не твоя ли тачанка?» Подъезжаем ближе – а тут... Стоит волжана-такси, а сзади, уткнувшись ей в зад, отдыхает наша «восьмёрка». Причем дворники крутят – а щётки-то сняты! Пилят, значит, с офигительным скрипом.
- Только Санчеса увезли, - перебил его Вовчик, - Жека и заволновался: «Саню, мол, повязали – значит, вот-вот и за нами заявятся. Утянут на штрафплощадку – что мы Серому скажем? Валить надо отсюда». Я сразу вести отказался. Тогда этот пень сам за руль покарабкался. Я говорю: «У тебя права-то хоть есть? Водить-то умеешь?» А он мне: «На мопеде катался – чем «зубило» сложнее?» Завёл и поехал. А тут, как на грех, такси у обочины – водила пёр там, видно, какую-то. Я ору: «Объезжай!» А этот дебил малахольный медлительно так: «Тормоз слева тут или справа? Я, говорит, на «японцах», с правым рулём…» Да какой там! Въехали с грохотом. Водила выпрыгивает – глаза как рубли юбилейные – в портки не может попасть… смотрит и тыковку чешет: «Вы чё, мужики, - на трамвае, что ль, едете? Пустая же трасса! Отвернуть было нельзя?» А Жека лыка не вяжет, гастелло, блин, владивостокский. Он как дыней об руль треснулся – нечаянно дворники и врубил. А как выключать – без понятия. Вот они и скребли до посинения. Стекло, вон, чуть не насквозь процарапали…
- Короче, ещё хорошо, что у Вовчика чеки на кармане оказались, - снова вмешался Майфрэнд, - с Афгана не успел отоварить. Таксисту за задние фонари отстегнули, ментам тоже, блин, принципиальность успокоили…
- Слушай, Жень, - не выдержал я, с трудом подавляя смех, - а как бы ты тормозил, если б тебе на пути та «волжана» не встретилась? Ну, доехал бы ты даже домой – и что дальше?
Жека понуро молчал, пыльным носком армейского ботинка ковыряя асфальт.
- Ну, а потом: где пропадали-то столько? – спросил я уже беззлобно. – Обед на часах.
- Покемарили до утра и к «душманам» на 25-ю Чапаевскую дёрнули. - Санчес открыл багажник и вынул два новых стекла для фар. – Там у автомагазина на базарчике всё есть. Но цены!.. Лобовое тоже было – да денег не хватило. Потерпи немного, Майфрэнд, скоро получка, скинемся…

Несколько дней спустя, ранним воскресным утром Инка растолкала меня: «Серёжа, звонят, открой!» На пороге стоял сосед Михалыча по площадке.
- Твоя «восьмёрка» внизу? – отчего-то невесело спросил он, придерживая на поводке рвущуюся в гости лохматую собачонку.
- Моя, - зевнул я рассеянно.
- Ты её вчера со стеклом оставлял?
- Не понял, - начал просыпаться я.
- У тебя лобовое стекло украли. Иди посмотри.
Наспех одевшись, я выскочил на улицу.
На месте стекла пустотой зияла дыра. Рядом на асфальте сиротливо валялась изрезанная резинка. Я просунул голову внутрь – магнитола была на месте.
- Вот дебилы! – я зло пнул колесо и смачно выругался.
Нет чтобы целые красть, так эти козлы негодное сняли! Не разглядели по темноте, что стекло-то с брачком.
Сашкино «гнёздышко» было в двух шагах. Пришлось будить его ни свет ни заря.
- Ты чё, Майфрэнд, - вышел заспанный Санчес, – случилось чего? - Он непонимающе щурился, задумчиво почёсывая содержимое цветастых семейных трусов.
- Собирайся. Труба зовёт.
- Чё за пожар-то – можешь сказать?
Я объяснил.
- Щас буду, - с ходу сообразил он. Майфрэнд всегда отличался понятливостью.
Мы забрали Инку и рванули в общагу.
- Денег всё равно нет, - впустил нас сонный Исупчик. – Получку дадут только в среду.
Из-под одеяла подал голос проснувшийся Мокрушник:
- Надо где-то занять, хотя бы на пару дней.
- У кого?
- У Пецы! – вспомнила Инка. – Пеца даст. Поехали!
- Мы останемся, - равнодушно зевнул Исупчик, - от нас всё равно толку мало.
Открыл Петя. Только из душа, сытый, холёный, с гладкими ухоженными ногтями, он был в пёстром восточном халате и расшитых причудливым узором тапочках с загнутыми носами. Его волнистые волосы были уложены и влажно блестели.
- Петь, у нас ночью стекло увели, - принялась извиняться Инка, - а зарплата у мальчиков…
- Сколько? – не дослушав, лениво осведомился Пеца.
Я вопросительно посмотрел на Сашку.
- За вазовское просили пятьсот, - сказал Майфрэнд, - а за кооперативное – на сотню дешевле.
Петя ушел на минуту в комнату и, вернувшись, протянул пять разложенных веером стодолларовых бумажек.
- Петя, ты что! Рублей! – смущённо заулыбалась Инка.
- Бери сотку, - он сунул остальные в карман халата, - этого хватит.
- Петь, ну где мы сейчас поменяем? – вздохнула Инка.
Петя принес рубли.
- Спасибо, Петя, - поблагодарил я.
- Да нема проблемы, - бесстрастно ответил тот.
Мы еле тащились в направлении Одессы, точно мотоциклисты ощущая давление ветра на лицах. Воздух с силой врывался в салон, набивался в глаза, не давал дышать. От такого напора свистело в ушах и вышибало слезу, мешая вести.
«Ветер в харю – я хуярю», - подставляя ветру лицо, продекламировал Санчес.
Майфрэнд доигрался – в глаз ему залетела комашка, и Инка всю дорогу самоотверженно выковыривала её уголком носового платка.
Мимо проплыло кладбищенское поле, сразу вокруг повырастали коробки многоэтажек, и нас поглотило огромное чрево бурлящего города. Въехав в город-герой, мы тут же оказались в центре всеобщего внимания. В нашу сторону оборачивались пешеходы, в нас тыкали пальцами. А когда мы остановились на светофоре, один юморист из окружившей нас публики даже просунул руку в салон и с нахальной ухмылкой потрогал руль, будто пытаясь убедиться в отсутствии какой-либо преграды. «Что ещё ты сюда засунешь?» - угрожающе щурясь слезящимся глазом, отогнал его Санчес, чем вызвал приступ хохота у столпившихся на тротуаре зевак.
У автомагазина, завидев потенциальных клиентов, на нас резво накинулись проворные барыги. Сашка взял дело в свои руки. Он долго приценивался, смотрел и щупал товар, заводил с продавцом разговор на отвлечённую тему и лишь затем начинал торговаться. Он боролся как лев, отчаянно сражаясь за каждый червонец.
Назад вёл Саня, а я сидел сзади, бережно придерживая дорогую покупку.
Смешно вспомнить – но не прошло и пары недель, как на одной из местных СТО мне предложили за умеренную плату моё же пропиленное стекло. «Засуньте его себе в задницу! – напхал я мастерам. – Дожили! У меня же помыли – и мне же пытаются впарить!»
С Петей я вскоре рассчитался. Мы поговорили несколько минут о ниочём, и с тех пор, встречаясь у «Фрегата», он всегда протягивал руку и с короткой скупой полуулыбкой неизменно уведомлял: «твоя наверху» или «сегодня не видел».

Был ли я влюблён в неё? Пожалуй, всё-таки нет. Она была всего лишь искусной любовницей, но ничем не лучше многих других. К тому же меня беспрестанно преследовала собственническая мысль: «Это не моя женщина. Заполучить её может каждый, у кого завалялась в кармане энная сумма». Похоже, эти мысли передавались и Инке, и наши встречи становились всё реже и реже, пока не угасли совсем. Но долгое время ещё, завидев нас с Сашкой или Михалычем в кабаке, она подбегала к оркестру, заказывала «Солдаты фортуны» и приглашала меня на танец. Я обнимал её тонкую талию, а она обвивала мне шею и подпевала тихонечко на ухо: «…ю ин зе арми нау, ю ин зе арми».

[F&B-Anis]

Замечательно.
Сергей, да у тебя талант прозаика.
Давай твой дар эксплуатировать, пиши ещё.