Сюр Америка. (Колумбия-Эквадор-Перу-Боливия+треккинг в Андах)

[Judson]

Блестяще пишите!
Но глянец Колумбии коварная вещь.
Попалась мне как-то распродажа на Spirit - сладкая халява, и можно прилететь в Боготу, а улететь
из Картахены...но не поддался я.
Последнее время стало там гораздо безопасней, но все равно...
Пускай власти пошерстят страну еще.
С Перу было тоже самое, только там сволота была из своего меделина - из Аякучо.
Пыльный занюханный городишко, забытый богом и людьми.
Никому она не интересена, эта колыбель "Сияющего пути".
Вот и Меделин надо чистить от давнего присутствия в нем Эскобара.
Красивая легенда, отчасти и в ней дело.
Да ладно, соглашусь - это нереально.

Вы новичок, поэтому устное предупреждение. Поаакуратнее в выражениях типа "только там сволота была из своего меделина - из Аякучо."
Напоминаю Правила:
7 "смертных грехов", за которые следуют особенно строгие наказания:

5. Проявления агрессивной ксенофобии, разжигание межнациональной розни, оскорбительные высказывания как в адрес политических оппонентов на форуме, так и в адрес руководителей нашего государства;

Наталья Key

[Genia]

Глава одиннадцатая. Кито. Мой первый раз.

Первый раз в жизни я вижу, чтобы ночной город был пуст буквально. Ни тебе запоздавшего гуляки с неровной походкой, ни группы рано повзрослевших подростков, ни припозднившегося работяги… Словно здесь нет забывших купить сигареты, пиво, хлеб… Я комкаю в потном кулаке визитку хостела и круглыми глазами смотрю на темные улицы из окна такси. Понемногу охватывает иррациональный страх, словно здесь, на улицах Кито, поселилось чудовище, волчок-ухватит за бочок, оборотни, жадно облизывающиеся после заката…. Потому что куда они все подевались, такие обычные в столичном городе поздние прохожие?

В Кито меня никто не ждет, ничего не забронировано, я еду в хостел блю хауз наугад.

- Пожалуйста, дяденька, не уезжайте, пока я не поселюсь, - жалобно прошу я таксиста, и страх в моем голосе неподделен.

С голубым хостелом я не угадала –нет мест. Я рыбкой ныряю обратно в такси и шепотом прошу водителя ехать дальше по улице. Следующей горела вывеска галапагос хостеля. Пол-второго ночи, я яростно терзаю звонок, и, о радость, слышу тяжелое шарканье. На пороге появляется пожилая сеньора в ночной рубашке и милостиво кивает на вопрос, есть ли места.

- Есть, да, места есть, - бормочет она, закрывая за мной зарешеченную дверь. – В дормитори.

- Прекрасно, - отвечаю я, стараясь дышать глубоко, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце.

- Там уже спят, - продолжает сеньора. – Мужчины, - несколько напряженно продолжает она и вопросительно смотрит на меня.

- Замечательно, - с радостной улыбкой отвечаю я. Они защитят меня от вурдалаков ночного Кито, - думаю я про себя.

- Трое мужчин, - делает ход конем сеньора.

Я потираю руки в предвкушении. Сеньора округляет глаза и, неодобрительно шаркая, открывает дверь комнаты. Пахнет носками и мальчиками. Я скидываю рюкзак и ныряю под одеяло.


- Какие планы, милая, - спрашивает наутро хозяйка, выставляя передо мной джем, масло и блинчики.
- Лагуна Килатоа, - жадно прочавкала я, не выпуская блинчик из рук.

- Э, милая… это тебе из Кито до Латакунги ехать, там пересядешь. Так вот, слушай сюда – сядешь в автобус и рюкзак пекеньо, маленький свой рюкзак – нет, не на полку, и рядом с собой нет, не клади – держи на коленях и ручку крепко держи. А то пройдет кто мимо, и хвать, - живописно
жестикулировала сеньора. Поняла меня, да? Не хлопай ушами-то, вот…

Что ж, я готова наслаждаться дальше. Моё очередное «хочу посмотреть» - это лагуна Килатоа. Раньше, когда я произносила это лазоревое слово лагуна, в голове всплывало что-то типа Дож кинул перстень в венецианскую Лагуну и медленно оглянулся….Я не могла предположить что озеро в кратере потухшего вулкана на высоте 3 600 тоже хочет быть лагуной с нежным и таинственным именем Килатоа…



- Закрой за мной дверь, я ухожуууу, - я невыносимо фальшивлю в подражании Цою, распихивая по наколенным карманам деньги – 40 баксов в левый, 5 – в правый. В этот момент я руководствуюсь мыслью, что искать деньги в районе коленок будет только идиот – потому что ни один идиот эти деньги туда не положит.

В городах для полного растворения нужно пользоваться местным транспортом. Представить себя спешащей на работу в вагоне метро, или студенткой, поджидающей автобус, да мало ли кем, приличный город способен предложить множество ролевых игр. По дороге к остановке я придумываю целую теорию, почему автобус это круто, хотя основной причиной моей нежной любви к общественному транспорту была вычитанная в путеводителе стоимость такси до вокзала – целых 12 баксов.

Система общественного транспорта в Кито довольно прихотлива – есть просто автобусы, а есть метробусы, которые в зависимости от маршрута бывают Эковия, Троллей и кто-то еще. Метробусы ходят быстро и регулярно по специально отведенной им полосе.
Последний раз в такой давке я ездила в лицей в глубокие девяностые – в мой город Петропавловск не пришел очередной танкер, топлива не хватало и автобусы ходили редко. Их штурмовали с отчаянием белогвардейцев, покидающих Крым. Меня подхлестывала влюбленность в меланхоличного учителя литературы. Урок литературы стоял первым, и я втискивалась в закрывающиеся двери с одержимостью первой любви.
Вспомнив серые глаза Юр Юрьича, я закусила губу и ввинтилась в метробус как штопор в пробку. Тело мое охватил трепет, повсюду словно касались бабочки…. Или не бабочки…

- А ну, покажи руки, - вдруг закричала круглощекая эквадорка. Сосед в замешательстве протянул мозолистые ладони. Я перестала вспоминать литератора – чё уж, он женился на учительнице русского и зарубежной литературы, и, повинуясь внезапному порыву, вышла на следующей остановке. Медленно провела рукой по карманам…ниже…нежнее… рука спустилась к коленям…сердце пропустило удар. В левом наколенном кармане больше не было 40ка баксов – лишь сиротливо лежала пластиковая карточка. Я сунула руку в правый – там утешительным призом продолжала лежать пятерка.

Меня никогда не грабили, не вытаскивали кошелек в метро, не выворачивали карманы в раздевалке. Наверно это даже романтично, что мой первый раз произошел в Кито – так я утешала себя, направляясь в интернет кафе, чтобы перевести себе деньги на карту. С пятью баксами лагуну Килатоа не обойдешь…

Пока я доехала до Латакунги, деньги уже пришли на карточку. Возле банкомата я решила, что лучшие друзья девушки это сиськи, и методично распределила деньги по лифчику. Так, изредка похлопывая по груди руками, я нашла автобус на Сумбахуэ и двинулась дальше вверх.

Путь к лагуне Килатоа – это некий квест с пересадками. Например Кито – Латакунга. Пока едешь до Латакунги, крепко прижав к себе рюкзак – учишь следующее слово Сумбахуа (Zumbahua). Выйдя в Сумбахуе, можно расслабиться – или ночевать в этом затрапезном городишке, или встать на обочину и гордо произнести очередное выученное слово – Килатоа. Выбрать из четырех немедленно притормозивших грузовичков менее пыльный и забраться в кабину. Вести светскую беседу. В начале беседы лучше пристегнуться – мой водитель, скромный эквадорский паренек, получив в ответ на извечное Ке Паис столь редкое в данный краях Русия, восторженно обернулся на меня и так и смотрел, пока не въехал в другой грузовик, побольше. Мне пришлось, скромно покачивая рюкзаком, удалиться с другим желающим заработать пятерку.



Деревушка Килатоа, тезка одноименной лагуны, большую часть времени пребывает в плотном облаке. Я мечтала перед сном романтически гулять по окрестностям и фотографировать аутентичность, но… Я злобно мерила шагами скромную комнатку, и боялась остановиться – в статичном положении я немедленно начинала стучать зубами от холода. Холод окутывал меня как облако – Килатоа. Я скорбно ждала когда позовут к ужину и разучивала с Пимслером очередные уроки испанского.

[Libertad]

Женя, ну это же невозможно, вот твоё это "скромно покачивая рюкзаком", ты же меня уговоришь, какая нафиг Тоскана, в Судамерику мне нужно, зря, что ли, свободный испанский?

[Kristyna]

Блин, ну как же здорово.
Вот теперь мучаюсь ищу дешевые билеты в Колумбию.

[ginger:)]

нехорошая Женя, полдня рабочего насмарку!

[Genia]

Глава двенадцатая. Вокруг Килатоа.

Я откинула первое, второе, третье и четвертое одеяло, оправила свитер и спустила ноги с кровати. Начинался новый день.

Лагуна открывается внезапно. Ты выходишь на окраину села, с треском раздвигаешь кусты, и Килатоа всей немыслимой изумрудной синью бросается навстречу. Вдох замирает где-то посередине, горло перехватывает, желудок проваливается - тело, как умеет, выражает изумление совершенным эллипсом кратера. Осторожно ступаю на тропинку, тщательно тяну носочек, чтобы уследить за прихотливой нитью тропы. Откуда-то снизу словно горошинки, выкатываются детишки с обветренными щеками, старательно здороваются буэнос диас сеньора дай доллар.
- И вам буэнос, - приветливо отвечаю я, улыбаясь этим опаздывающим на высоте 3 900 школьникам.



Лагуна вежливо держится слева, взяла меня под руку, нашептывает что-то доверительно, словно мы с ней давние подружки, чинно прохаживающиеся по школьному коридору во время большой перемены. Она досадливо отмахивается от сильных порывов ветра, показывает мне свои люпины, такие сиреневые…

Друзья, друзья навек, клянусь я в школьном коридоре на высоте 3 900, Килатоа хихикает, говорит, чем докажешь. И я, одурманенная этой синью, кислотной изумрудной бирюзой, надышавшись углекислыми парами, клянусь неустанно любоваться, вычерчивать круг за кругом по крутой кромке. А когда подкосятся ноги, я раскину руки и прыгну вниз, да, и мы вволю поболтаем.



Ветер отхлестал по щекам, я опомнилась и стала спускаться в противоположную от кратера сторону, к лоскутным полям сельского Эквадора. Лагуна, закусив губу и горько всхлипывая, послала за мной облако, которое по дороге надулось, заволокло небо слоем ватина и пролилось безудержным и столь же бессмысленным дождем.

Казалось бы, что интересного идти полями и деревнями, искать нужный поворот среди трех одинаковых, спрашивать дорогу на загадочный Чукчалан и не понимать ответ. Да, чтобы выучить название конечного на сегодня пункта, этот немыслимый Чукчалан, у меня ушло больше чем два часа, но я все время отвлекалась – то на пожилую крестьянку, которая обогнала свою резво бегущую козу и в прыжке развернула ее в нужную сторону, да так изящно, что даже не покачнулась шляпкой, то на девушку, которая полола свой вертикальный огород. Расположение надела земли на склоне холма под весьма альпинистским углом для эквадорцев даже не неприятность, а особенность, требующая всего лишь другого наклона тела при прополке.



Быть женщиной в Эквадоре весело – нет, я сейчас не о переноске сопливых детей в заплечных мешках, не о распухших от холода руках, всепроникающей бедности, тяжелом труде… Я про шляпки, про проблему выбора цвета для выходного котелка из фетра, про великолепные павлиньи перья, господи, откуда в Эквадоре павлины, впрочем, это неважно. Про пышные плюшевые юбки умильных узоров, например, с котиками… Про гольфы, про туфли с квадратным каблуком, про броши, скрепляющие пончо. Это целое искусство закрепить шляпку, заколоть брошку и в начищенных туфлях десять километров в один конец навестить донью Розу в Чукчалане…

Кстати про Чукчалан – по отвесной тропе шириной с поля фетровой шляпки нужно спуститься на 2 800, затем не переводя дыхание подняться на 3 200, и пожалуйста, в конце деревни Клауд Форест Хостел. Когда мальчик скажет, что горячая вода у них всегда, сразу бейте в лицо – за меня, за себя и за того парня. А еще лучше возьмите юношу за шкирку и окуните в ледяной душ, а потом отправьте по деревне на поиски рома. Это не слишком суровое наказанье, я проделала те же телодвижения, и, если б в этом Чукчалане продавали ром, то благополучно б забыла всю эту печальную историю. А так как я продолжаю кипятиться на этих страницах, то вы уже поняли, рома в Чукчалане нет.




Глава тринадцать. Великий день. Восхождение и воссоединение.

В арабском мире женщина, услышав от мужа троекратное «талак», начинает собирать вещи на выход. В этом плане Эквадор не сильно отличается от востока, поэтому в пятый раз услышав «рома нет», я собираю вещи и в четыре утра жду автобуса на Латакунгу. Не потому что не могла не минутой больше оставаться трезвой в окружении дождя – просто автобус на 4 утра единственный. Между крошечными деревушками, образующими ожерелье Килатоа, довольно прихотливое расписание, и я не буду вас им утомлять.

Я смутно ощущала, что сегодня должна совершить великое - то ли молниеносно побороть простуду, то ли взгромоздиться на домашний вулкан Кито - Пичинчу, то ли вечером встретить друзей. Я давно утвердилась в своей одинокости и не помню, как встречать Наташу, Оксану и АндрейБорисовича – посланцев из другого мира. Вот они прилетят, полные больших городов и планов, и такая я, двигающаяся пунктиром, за три недели говорившая по-русски три раза – когда увидела крокодила в СанПачо, когда поскользнулась в лодке в Капургане и когда опоздала на маршрутку на Татакоа.

Впрочем, АндрейБорисович наверняка привезет коньяк, - пытаюсь я мыслить позитивно.

Догадываясь, что друзья вряд ли возбудятся наутро после трансатлантического перелета громоздиться на 4600, я решила насладиться самостоятельно. Добравшись до Кито около 10 утра, немедленно выдвигаюсь к телеферико, на этот раз на такси.

Фуникулер возносится в поднебесье и вот, высаживаюсь в туман и в 4100. Вокруг разбегаются тропинки, выбираю ведущую наверх и все как всегда – ноги не идут, воздух истончился, камни скользкие, подъем крутой и прочие радости высокогорного треккинга. В какой-то момент, карабкаясь по острым черным камням в густом тумане, я решила, что вершина будет здесь и главное не победа, а участие.







- Яду мне, яду, - простонал голос из тумана. - Это вершина, - доверчиво спросил голос. Вслед за голосом показалась шапочка и мужчина.

- Я не заостряю внимание на мелких географических подробностях типа 4650 или 4680, - с холодной вежливостью ответила я. – К тому же отсюда все равно нихрена не видно.

- И правда, - согласился голос в шапочке. - К тому же я сейчас умру. Ты когда-нибудь пила водку?

- Обижаешь, - бурно оскорбилась я.

- В смысле никогда, - обрадовалась шапочка.

- В смысле постоянно, - отрезала я, и, вспомнив некоторые моменты из жизни, жалостливо спросила – что, паршиво?

Английские вариации на тему фак вполне передали глубину похмельного синдрома моего нового знакомого, канадца Кена.

– Не бросай меня, - жалобно взмолился он. Я тряхнула плечами и бедрами и медленно пошла вниз.

Туман придает разговору некую интимность, а высота 4500 – легкое сексуальное задыхание. Престаю стесняться и задаю откровенные вопросы. Например, где прекрасный Кен взял деньги для путешествия длиной в полтора года..

- Да все просто, - страдальчески улыбается Кен. – Понимаешь, мы с девушкой копили на квартиру. Семейное гнездышко и прочий факин шит. Но в Ванкувере такие дорогие квартиры… Мы забили на это мероприятие, взяли деньги и поехали. На машине. От Аляски. Доберемся до Чили, продадим машину и вернемся назад. Будем снимать квартиру, нарожаем детей, и я запрещу им пить водку. И пиво, - словно вспомнив что-то, добавляет Кен.

Уже подходя к кабинке Телеферико ехать вниз, выясняю, что билет стоит 8 долларов в оба конца, а я умудрилась потратить на это 16 долларов, и девушка в кассе у меня эти 16 преспокойно взяла, пробив взамен чек на 8. Я не ошибаюсь, я прекрасно помню в какой сиське у меня лежали какие купюры.

- Блин, блин, это все карма, – жаловалась Кену. - Вот видишь, где-то пожадничала, повела себя непотребно, и Кито меня учит. Кен внимательно слушал.

Выходя из такси в центре, Кен платит за двоих, хотя мы договаривались пополам.

– Улучшаю карму, - улыбается Кен и закрывает дверь.

Тщательно готовлюсь к приезду друзей – бронирую два номера в блю хауз хостеле и переживаю, как мои приличные столичные друзья воспримут душ на этаже. У них же нет за плечами дормитори на 11 человек и дормитори с тремя мальчиками и их носками…

Так давно никого не встречала в аэропорту…. Мамы больше нет и некому прилетать. Я забыла как это - гулко бухать сердцем в ограду, жадно впиваться взглядом в скупо открывающуюся дверь выхода с рейса, а потом в радостном порыве перемахнуть ограждение и с тоненьким визгом броситься на шею Оксанке, Наташке, и великолепному АндреюБорисовичу.

[Genia]

Глава четырнадцатая. Четверо смелых. Тату.

Как я и ожидала, АндрейБорисович привез коньяк, и поэтому я не помню вечер, а блондинка привезла идеи, и поэтому я надолго запомню наш совместный день в Кито. Наташа говорила джунгли и тату. Вообще за годы дружбы я уяснила, что к лепету блондинки нужно прислушиваться, иначе будет хуже. Джунгли я решила отложить, а вот тату требовало немедленного вмешательства.



- Какое тату, Наташенька,- ласково спросила я за завтраком, придерживая гудевшую от вчерашнего коньяка голову.

- Тату, - твердо отвечала Наташа. - Такой магазин. В нем следует покупать одежду для джунглей, я узнавала.

- Какие такие джунгли, Наташенька, - осторожно продолжала я. - У нас же треккинг в Андах, разве ты забыла?

- Джунгли. Наверно все-таки боливийские, хотя можно и перуанские, я еще не решила… Пойдем в джунгли, возьмем аяхуаски…- Наташа мечтательно прикрыла глаза… А то что я друзьям скажу – была в Южной Америке и ни разу?

Я решила оставить джунгли и вернуться к тату.

- Итак, ты хочешь зайти в магазин, да, - произнесла я по слогам. - Он называется «Тату», да? Давай адрес.

- Адрес я забыла, - весело сказала Наташа. - Но муж моей племянницы сказал, что когда приезжает в Эквадор, всегда заходит в этот магазин, покупает всё и немедленно в джунгли.

- А какой одежды тебе не хватает, Наташенька, - продолжала я сквозь зубы.

- Мне совершенно нечего надеть, - оживилась блондинка. - Обязательно нужны элегантные треккинговые штаны цвета хаки, и флисовый свитер, непременно голубой, это сейчас мой любимый цвет, хотя можно и розовый…

Я скорбно оглянулась. АндрейБорисович еще не понимал всего ужаса ситуации – что ж, это понятно, он не был с нами в Бирме в прошлом году. Оксана подняла глаза к потолку и искала там что-то важное, закусив губу.

- Идем искать магазин, да – жизнерадостно оглянулась блондинка. Я пнула Оксанку под столом ногой. Она вернула взгляд с потолка.

- Нет, сейчас мы все вместе идем гулять по Кито, высота 2818, - скорбно вздохнула Оксана и продолжила, - это столица Эквадора, основанная испанцами в 1534 году на месте древнего индейского города. Кито считается одним из самых красивых городов Южной Америки, Наташа, ты меня слышишь?

- Ага. А какой цвет мне идет больше – голубой или розовый?

Старый Кито тоже голубой и розовый, персиковый и бирюзовый, украшенный стеснительными колониальными балконами, краска на стенах облупилась и потрескалась, и так же идет трещинами память об испанском владычестве.















Как всегда, мы начинаем гулять по плану, от огромной глыбы собора Сан Франциско, и в этой точке план и заканчивается, потому что Оксана хочет мясо с картошкой, АндрейБорисович на холм к женщине с крыльями, а блондинка в магазин «Тату».

Благородный дон у нас один, поэтому берем такси и едем смотреть на Кито с холма Эль Панесильо, на котором возвышается Дева Мария китская. Такси не потому, что высота холма кажется неприступной, но потому что в путеводителе написано, что на подступах к холму вас обязательно ограбят.

С некоторых пор я склонна доверять путеводителю – после случая в метробусе, где я стала на 40 баксов легче, я прочитала на странице 197, что не надо садиться в общественный транспорт на остановке Марискаль Сукре в час пик.

Вид на Кито в тумане для АндрейБорисовича, мясо картошкой для Оксаны, отвесные лестницы Базилики дель Вото Националь для меня, и вот, довольные и усталые, мы слышим серебристый голосок блондинки – а теперь в магазин «Тату», да?





У нас нет адреса и не хватает испанского, чтобы достойно объясниться. Три раза нас направляли в тату салоны, один раз на рынок индейских сувениров, где Оксана немедленно купила кофточку и маракасы, мы посетили три магазина outdoor, но одежды фирмы «Тату» там не было.

- Женя спроси, - направляла меня блондинка, я в очередной раз чувствовала себя идиоткой, и по взмаху руки очередного застигнутого врасплох нашей безумной четверкой мы оказывались в очередном тату салоне.

- Наташа, - вдруг сказал АндрейБорисович, тяжелым взглядом окидывая блондинку, – мы непременно посетим этот магазин в следующий раз. А сейчас мы идем за ромом.

- Но мы один день в Кито, следующего раза не будет, - пискнула блондинка. АндрейБорисович зловеще улыбнулся.

[Зеленка]

Женечка!Прекрасно!

[Libertad]

Кито на твоих фотках похож на лучший город в мире))) в котором я живу...

[Genia]

Инна, спасибо!

Кито на твоих фотках похож на лучший город в мире))) в котором я живу...

Олькин, хотела сказать, сравнила жопу с пальцем, но задумалась кто есть кто...

[Genia]

Глава пятнадцать. Галапагоссы.

Как оказалось, в Кито есть ночная жизнь, и происходила она в районе Марискаль, аккурат под окнами нашего хостела. - жаловались за завтраком попутчики, отчаянно зевая. Я слушала их с удивлением, так как спала прекрасно – наверное, я привыкла к Южной Америке, - просто сказала я и допила оставшийся от вчерашнего вечера ром.

Лететь на Галапагоссы меня уговорила Оксанка – не так это и дорого, 400 долларов билет, 100 долларов вход, - веселой скороговоркой говорила подруга, брала короткую паузу и восклицала – Котики! Игуаны! Черепахи! Мне ничего не оставалось, как с таким же энтузиазмом воскликнуть Да!

Впрочем, Галапагоссов могло и не случиться, по крайней мере для меня с Наташей. Как сейчас помню – апрель, пятница, вечер, я сижу у компьютера, в одной руке кредитка, в другой – телефон. В телефоне АндрейБорисович, в компьютере сайт экспедии. Мы покупаем билеты на Галапагоссы – я на себя и блондинку, Андрей на себя и Оксанку.

- Давай начнем это вместе, – проникновенно шепчет АндрейБорисович, - на какую кнопку нажимать?

Кончили мы тоже синхронно - АндрейБорисович с криком Ура, спасибо Женич, и я с коротким выдохом бляпиздец все пропало.
Будучи звездой турбизнеса, я не могла признаться АндрейБорисовичу что купила билеты одним днем – пятого июня туда и пятого июня обратно. Вместо предполагаемых с пятого по девятого.

- Спокойной ночи, Андрей, - выдавила я и набрала экспедию.

- Агент Джексон, хэлло, - бодро отозвалась трубка.

-Эээ...понимаете...тут у меня палец в клавиатуре застрял и я непоправимо ошиблась, - всхлипнула я.

-О, и правда нифига себе,- бодро заржал Джексон.

Он стал мне рассказывать, что сейчас отменит бронирование, и... и МТС сказал у тебя деньги закончились, ты в минусе, и не можешь больше разговаривать с Америкой.

Джексон перезвонил.

- Ваапщето мы так не делаем, - пояснил он. - О, у меня есть твой намбер, - хихикнул Джексон.
- Смотри, курица - сейчас я без штрафов - эй, ты меня в своей России хорошо понимаешь - без штрафов - снимаю эту бронь, и ты делаешь новую. Не ссы, прорвемся.

-А деньги, - всхлипнула я.

- Вернем. Не бзди, Марьиванна.

- Эй, Джексон, слышишь - я тебя люблю, - прокричала я напоследок в трубку. Лав Ю! Реали!

Все же осадок остался и я боюсь, что мои новые билеты какие-то неправильные, что я опять сделала что-то не так и сейчас Оксана с Андреем улетят, а мы с Наташкой пойдем в магазин «Тату».

Расслабилась я только в самолете. Достала бумажку и пыталась впихнуть джунгли в оставшиеся полтора месяца путешествия. Не получалось. Потом я посчитала на картинке Галапагосские острова – тринадцать основных и шесть так. У нас было пять дней и некоторые желания – дайвинг у АндрейБорисовича, котики и игуаны у Оксаны, море и пляж у блондинки. Я тоже хотела посмотреть.



Крепко просоленный воздух, замешанный на какой-то неизвестной траве, россыпь туфа по обочине, вулканическая гряда на горизонте – все это кричит о близости Тихого океана и я, девочка с Камчатки, сразу вспоминаю всё – силу прилива, как трава растет на песке, как пронзительно кричат чайки. Я слишком долго дышала туманами, настоянными на океанской воде, и теперь Тихий океан узнает меня раньше, чем я его.

Островов у Галапагоссов много, поэтому чё мелочиться – отдельный остров Бальтра для аэропорта, отдельный остров, куда нужно приезжать после аэропорта и принимать решения – Санта-Крус, отдельный остров, чтобы видеть его в мечтах – Исабела…

Уже с готовым решением ехать на Исабелу, мы приехали на СантаКрус, но опоздали на лодку и остались. Андрей пошел искать дайвинг, я с Оксаной – жильё, а Наташа осталась стеречь рюкзаки и смотреть на океан.



Жилье нашлось немедленно в первом же переулке за не нарушающие мои принципы 30 долларов с вентилятором. Гордо шагая, пришел АндрейБорисович с дайвпакетом.

- Хочу на пляж, - капризно заявила блондинка, поигрывая веревочкой от купальника.

– Допьем и пойдем, - в пятый раз отмахнулась я от блондинки, обольстительно улыбаясь благородному дону и подвигая поближе кружку.

- Немедленно, - твердо сказала Наташа, допивая мой ром. – Не заставляй океан ждать, - взглянула блондинка укоризненно.

Никогда не заставляй ждать океан, блондинка права. На Галапагоссах океан закрывается в шесть.

– Не поняла, - переспросила я вислоусого сторожа. – Как это пляж закрывается? И что будет, если мы опоздаем на выход – нас пойдут искать со свирепыми игуанами, или закроют калитку и оставят с этими свирепыми игуанами ночевать?

Мы гуськом бежим по четырехкилометровой дорожке, заканчивающейся Черепаховой бухтой, Тортуга Бэй. Блондинка бескомпромиссно бежит на пляж, Оксанка посмотреть что за поворотом, АндрейБорисович на бегу целится в дуло фотоаппарата, а я потому что все побежали и я побежал.

К этой мощи невозможно привыкнуть. К реву волн, с грохотом обрушивающихся на песок, к пронзительным чайкам, к силе, с какой океан обхватывает тебя и тащит назад, ты стоишь, широко расставив ноги, взмахиваешь руками, пытаясь удержать равновесие, качаешься, падаешь… Океан подхватывает тебя, тянет, он хочет играть с тобой, не здесь, там, подальше, пойдем со мной, немедленно, сейчас, океан как капризный младенец упрямо тянет тебя в одну сторону, а ты с отчаянным испугом тянешься к берегу, размахиваешь руками, кричишь, цепляешься за песок.

Я научу тебя играть с океаном - вытряхни песок из купальника, подтяни трусы и заново завяжи лифчик, ну что, готова? Подходим ближе, ближе, туда где волна встречается с песком, ждем пока волна отвлечется, теперь стремительно бросаемся вперед, в пучину, о, кажется океан заметил вторжение, он медленно разворачивается, волна встает на дыбы – а ты стой, стой, зарывайся ногами в песок, вот, волна ближе, ближе, а теперь – бегииии!
Беги, будто вся твоя жизнь зависит от этого бега, беги как в первый или в последний раз, волна ударяется сзади в песок, растекается по песку белой пеной, стремительно, с легким шипением, но ты уже в безопасности, приплясываешь на берегу, сердце сейчас выпрыгнет, держи его…



У океана хватит игр для каждого – для меня, для Наташки, для серферов, для вон той мулатки с тремя детьми… Солнце тоже резвится, не отстает - удлиняет тени на песке, делает песок совсем золотистым, небо совсем лиловым, океан окрашивает бирюзой…





Мы возвратились затемно. Рядом по бордюру важно вышагивала незнакомая птица. Птица была крупная и не боялась. АндрейБорисович храбро жался к обочине, пропуская странную птицу вперед.

- Кстати, я видела здесь довольно много крабов, - раздался вдруг серебристый голосок блондинки, – у меня есть кипятильник, можем устроить праздничный ужин.

- Наташенька, - это заповедник, - растерянно сказал Андрей.

- И что? Каким образом это мешает нам сварить краба, - гнула свою линию Наташа. Тем более, раз это заповедник, они вон толпами по берегу бегают. Непуганые, - мечтательно улыбнулась блондинка, сжимая в кулак тонкие пальцы.

- Наташенька. Заповедник – это как зоопарк. Здесь это не принято. Нас депортируют, - свирепо вращал глазами АндрейБорисович.

- Депо что, - не поверила блондинка.

- Домой на хер отправят, - вмешалась в ситуацию я. - А краба отберут.



Если вы не посетили Галапагоссы с круизом, если не фланируете на лодке от одного острова к другому, неторопливо познавая эндоменическую флору и фауну, если вы прилетели сюда на пять дней, поудобнее перехватив лямки рюкзака, считаете себя ужас как независимыми и живете в Пуэрто Айоре за 30 долларов номер с вентилятором – ради бога молчите. Жить на острове вместо яхты это не круто, тсссс, не проколитесь. Не уподобляйтесь блондинке, умоляющей за ужином, чтобы ее оставили на Тортуга Бей навсегда и с кипятильником – накупите экскурсий. И по приезду домой оброните вскользь – вот высадились мы как-то на Флориане… А про душные ночи в Пуэрто Айоре, как ты жадно глотал терпкий ром и влажный воздух, выстукивал одним пальцем позывные в интернет кафе, земля, земля, я на другой стороне, здесь чужие звезды, прием, про четыре магнита с черепашкой, кепку с черепашкой и футболку с Одиноким Джо – я никому не скажу.



Чтобы гордо высадиться на Флориане, до нее надо добраться. Я читала много отчетов – во всех говорится «и вот мы приплыли». Я очень интересуюсь, скорбный путь, полотенце у бледного лба, соседка с зеленоватым отливом, пытающаяся удержать прыгающий горизонт – это было только у меня? К концу второго часа поездки Оксана мучительно икнула и склонилась за борт. Зеленоватая девушка напротив внимательно посмотрела на Оксану и перегнулась за свой борт в знак солидарности.

- Ну что, наслаждаешься, - ласково спросила я Оксану, похлопывая по спасжилету. Оксана закатила глаза. – А нам еще обратно, - ободрила я подругу. Оксанка снова склонилась за борт.

- Оксаночка, может тебе таблетку? От горной болезни? - участливо спросила блондинка.

- И где здесь горы, - съязвила я. Оксана молчала и бледнела.

- Понимаете, я пошла в аптеку, и попросила таблетки от горной болезни, - начала Наташа.

- О, новое слово в фармакологии, - хмыкнула я.

– И мне дали это – блондинка достала из сумочки «уникальные таблетки с эффектом антисблевыша Драмина».

Оксана схватила упаковку и жадно проглотила три таблетки. Я вознесла молитвы неизвестному украинскому фармацевту. Катер ткнулся о пирс Флорианы.



Флориана живет своей ежедневной жизнью – на пирсе безвольно валяются котики, лениво отмахиваясь ластой от назойливых туристов; громко охая, предаются любви огромные черепахи, их панцири скрежещут; простираются дали, шумит прибой, игуаны буравят пространство немигающим взглядом; и снова черепахи, ворочают огромным панцирем, неторопливо жуют, словно у них впереди вечность, словно забыли как пираты хватали их за заскорузлые лапы и кидали в трюм, словно не помнят, каково это лежать на спине огромной неуклюжей тарелкой пока кто-то, выдыхая ром, не взмахивал над головой кривым кинжалом…









- А теперь снорклинг, - радостно объявил очередной смуглый Виктор и раздал ласты и трубки. Блондинка брезгливо оглядела нагубник.
– Мне кажется, его кто-то жевал, - задумчиво прошептала Наташа. Оксана растеряно смотрела на ласты. Я вспомнила шоколадного Марио и улыбнулась в маску.

Пристроиться за огромной черепахой и передразнивать движения ласт; в восторге броситься за игривым котиком и громко визжать в дыхательную трубку, когда в метре от тебя всплывет прекрасный морской лев; рыскать по дну в поисках разноцветных рыбок; столкнуться под водой с израильтянином; вынырнуть, оглянуться и в ужасе увидеть, что лагуна напоминает густой черепаший суп – три лодки бросили якорь, а туристы упитанными косяками носятся в поисках котиков. Котики спасаются бегством.

- Мне кажется, их тут прикармливают, - скептически протянула Оксана, снимая ласты, – а вон тех пингвинов – приклеили, - добавляет она, пристально рассматривая ближнюю скалу. Пингвины густо покраснели. - Может быть, сварим краба, - поддерживает беседу блондинка, осторожно вынимая из рюкзака кипятильник.



Нервную походку Андрея Борисовича мы заметили издалека – он широкими шагами мерил пирс, пугая дремлющих котиков.

- Отпустил тебя одну, теперь волнуется, - с легкой завистью заметила я Оксане. Подруга хмыкнула.

- Оксаночка, все в порядке, - бросился к лодке Андрей Борисович, - как там мой фотоаппарат, не потеряла? Покажи мне его, отдай его скорей, я так волновался…

Оксанка, такая юная, с насмешливым прищуром и вихром на затылке, в некоторые моменты может превратиться в небольшой паровой каток. Я отрешенно перевожу и наблюдаю, как Оксанка с невозмутимой улыбочкой закатывает в асфальт незадачливого продавца экскурсий – он утром пообещал, что продаст нам экскурсию на остров Исабела с возвратом через две ночи, а вечером заявил, что если мы на той же лодке не возвращаемся обратно в тот же день немедленно, то возврат пропал.

Я кипячусь и потрясаю кулаками; блондинка нежно угрожает полицией; АндрейБорисович нервно курит у входа и только Оксана, улыбнувшись, заявляет – мне кажется, амиго, у тебя есть проблема – твои туристы недовольны. Тебе это надо? Вот, я так и думала. Ты хотел предложить нам скидку и забыл? Так вот, я напоминаю – пятнадцать долларов скидка, и мы забудем, что утром ты сболтнул не подумав. Как, если мы не плывем обратно, то не увидим удивительную скалу с очередными пингвинами? То есть ты продал нам экскурсию и не можешь выполнить программу? Я тебе подскажу – звони капитану и пусть он проплывет мимо пингвинячьей скалы на пути туда. И скидка, не стесняйся ее предлагать, мы поймем.



За бутылкой рома АндрейБорисович хвастался дайвингом – он увидел всех кого мечтал, включая не то хамерфестов, не то хаммерхэдов, и походя спас жизнь незадачливому израильтянину, решившему подниматься немедленно с несусветной глубины; еще немного обжигающего напитка из сахарного тростника и я тоже подамся в дайверы – это так романтично смотреть на акул, держась одной рукой за скалу, а другой за своего бадди – пусть мой бадди будет юн, черноволос и неутомим, и еще…



Лодка идет на Исабелу, слегка переваливаясь. Я, стиснув спасжилет у горла, пробираюсь поближе к корме. Оказывается, у интеллигентной девушки, решившейся блевануть за борт, возникают разные вопросы– за левый борт или за правый; как сделать это изящно; это морская болезнь, вчерашний ром или утреннее вино; а может все таки подействует таблетка?

Таблетка успела вовремя и спасла мой завтрак. Мы высаживаемся на Исабеле – блондинка, перекинув полотенце через плечо, идет на пляж, обозвав нас напоследок «любителями экскурсий» - не могу сказать, что нам нравится трястись по проселочным дорогам на раздолбанной таратайке, но, скованные условностями, мы не можем пренебречь достопримечательностями острова – очередными черепашками, изможденными бледными фламинго и кратером вулкана Сьерра Негра, который всегда в тумане – на фоне этого тумана мы и фотографируемся, вытирая с лиц влажную взвесь.





Опыт показывает, что экскурсии здесь любят завершать снорклингом – заплата ската, скользнувшего в пару метрах под тобой, гарантирует жизнерадостный визг и море впечатлений. А гоняясь за котиками, скрывающимися в мангровых зарослях, можно нагулять отличный аппетит.







- Мне кажется, здешняя рыба должна быть хороша, - томно протянул АндрейБорисович.

- Женя спроси, - оживляется блондинка, мы воссоединились после ее пляжа и нашего снорклинга, и я опять забыла покой.

-Да, спроси, где здесь самый лучший рыбный ресторан – это опять Андрей, он не признает полумер, особенно в области питания. Интересно, в каком Кисловодске он впитал повадку благородного дона?

Ленивый ход бедер официантки дал сбой, когда я, перехватив руку АндейБорисовича со смятой салфеткой, трагически вскрикнула. АндрейБорисович испуганно икнул. Я разжала его кулак, освободила салфетку, отложила в сторону.

- У благородного дона, путешествующего с девочками, есть некоторые правила, - устало начала я.
- Первое – благородный дон подает девочкам рюкзак, не дожидаясь скорбных вздохов. И второе и самое главное правило – когда благородный дон насытился, он должен подвинуть свою тарелку к центру и шепнуть – деффченки, есть клевые объедки. А салфетку в тарелку кидать не надо, смотри, сколько здесь еще салата и рыбных косточек, - укоризненно добавила я и облизнулась.

Мы живем в хостеле с говорящим названием Джунгли с гамаком и портретом игуаны на стене. Метрах в тридцати монотонно шумит океан, вечером мы ходим к нему прощаться, утром – здороваться, с непременными мандаринами и ромом. Океан к нам благосклонен.







Игуаны на Исабеле живут как пенсионерки в санатории Зори Эквадора – придерживаясь рекомендованного главврачом режима, утром на пляж, вечером – с пляжа, и не приведи господь повстречаться им на пути, когда они, отрешенно топчась по чужим хвостам, спешат на пляж принимать солнечные ванны.

- Девочки, девочки, пропустите, подвиньтесь, - заискивающе приговариваю я, ступая на дорожку. Навстречу движутся гребни, хвосты и лапы. Я вытягиваю из кустов палку и размахиваю. Игуана презрительно сплевывает и продолжает наступать. Я в испуге отпрыгиваю, палка вываливается из рук, блондинка интересуется, ядовитая ли у игуан слюна.

– Вскрытие покажет, - почему-то шепотом говорю я. Игуаны продолжают не обращать на меня внимания и стремиться на пляж, с десяти утра до шести вечера им прописаны солнечные ванны, и попробуй помешать раз и навсегда заведенному порядку – у меня нет запасных штанов взамен тех, что непременно станут мокрыми, если через меня, отплевываясь и наступая на ноги, пройдет небольшая стайка игуан, особей семьдесят, не больше.





Я тоже стала как игуана и завела свой порядок – каждодневный снорклинг. Вечером четвертого галапагосского дня мы прикупили экскурсию на вулканический островок Тинтореррас и непременный снорклинг в мангровых зарослях в подарок.

Я затянула ласты и скользнула в прохладную воду. На мелководье резвились три морских львенка-котика. Когда они подплывали близко к блондинке, та самозабвенно визжала. Оксанка невозмутимо молчала, даже когда особо любопытный котик заехал ей ластой по голове. Я, восхищенно раскрыв рот, в который лилась соленая вода, наблюдала за гибкими лоснящимися телами, как круглятся в любопытстве глаза, как топорщатся усы. Как нестерпимо хочется посмотреть поближе на эти неуклюжие белые тушки, которые тарахтящая и противно пахнущая посудина ежедневно около трех привозит в эти мангровые заросли.

– Мама, мама, какие забавные животные, - фыркает морской львенок и пытается потрогать ластой блондинку. Блондинка визжит ультразвуком.

– Вечно ты трогаешь всякую гадость, - ворчит морская львица мать.

Галапагоссы покидать невыносимо печально. Ты только обустроился в этом зверином раю, научился по узору на панцире различать черепах, помирился со склочной игуаной Розой Соломоновной и она вечерами рассказывает тебе истории из жизни, когда Адаму было еще не стыдно, а Ева не любила яблоки; после обеда играешь в морской бой с братьями-погодками морскими котиками, и вчера наконец-то выиграл; научился приклеивать пингвинов к скале так аккуратно, что туристы верят, а вечером оттираешь заветную скалу от последствий испуга редкой птицы. Жизнь прекрасна в своем однообразии, шумит океан, машет крыльями пеликан, и вдруг ты находишь на подоконнике смятую бумажку со странным словом Гуаякиль. Разглядываешь и вспоминаешь слово билет. Самолет. Вдаль. Под крылом.







Сколько уже осталось за спиной счастливого ежедневного – скрип гамака Ралли в колумбийском Сан Пачо, неторопливый путь игуаны за солнечной ванной, а ты все стремишься вперед, разбрасываешь города и страны и не можешь найти упокоения.





В Гуаякиле, когда через пол часа после заселения мы встретились на ресепшн, блондинка достала из кармана листочек и многозначительно протянула. Сделалось тревожно. АндрейБорисович развернул листок, там было три слова.

-Тату. Мол де Сур, - прочитал АндрейБорисович и закашлялся.

- Мне сказали, что магазин треккинговой одежды «Тату» мы обязательно найдем в этом торговом центре, - весело щебечет блондинка.

- Однако эта женщина добьётся своего, - прикрыв глаза, Оксана цитирует фразу из моего прошлогоднего бирманского отчета. - Блондинка – это диагноз. И не думай, что она забудет, - напоминает мудрая Оксана.- Сложно потерять мысль, когда она у тебя единственная.

- Андрей, вызови такси, - обольстительно улыбается Наташа.

- Нет, я не понимаю, почему вместо неторопливых познавательных прогулок по самой современной в Южной Америке набережной я третий час торчу в этом проклятом торговом центре, - стенала я, меряя шагами отдел спиртного в супермаркете Экзито.

- Я пойду посмотрю на бутылки с ромом, это успокаивает, - час назад всхлипнула я и заламывая руки, вбежала в супермаркет. Еще через некоторое продолжительное время подошли Наташа с Оксаной, умиротворенно помахивая пакетами.

- Я попросила Оксану посмотреть, идет ли мне этот сарафанчик, - мило улыбнулась блондинка.

- Я посмотрела и купила себе два, - еще более мило улыбнулась Оксана.

- А я взяла голубой, это мой любимый цвет, - очаровательно потупилась Наташа.

Я схватила бутылку рома и крепко обняла.

- И кстати, здесь нет магазина «Тату», – разочарованно протянула блондинка, - но ты не волнуйся, я буду искать еще. Я выругалась неприличными словами и попыталась открыть ром, не доходя до кассы.

За ужином в хостеле благородный дон порадовал нас знанием английского языка, переведя табличку над баром «no alcohol allowed» как «нет такого алкоголя, который Вы здесь не сможете найти». С мужчинами нужно соглашаться, мудро рассудила я и попросила налить еще рому из стоящей под столом бутылки.

[Libertad]

Это фантастически прекрасно.

[Judson]

Стабильное качество накатываемого контейна - показатель класса "игры". Респект.

футболку с Одиноким Джо

Этого импотента на самом деле зовут Одинокий Хорхе.

[Maska.]

"Вообще хорошо быть путешественником – все его жизненные посылы объясняются одним словом «посмотреть», никаких тебе увеличить прибыль отдела, заработать больше, обойти в повышении Петрова из соседнего департамента… Я отлично экипирована для столь важной задачи как «посмотреть» - у меня есть глаза и даже еще не украли фотоаппарат"

Это шедеврально! Можно вместо цитаты в подпись!

[Genia]

Глава шестнадцатая. Туманы Лимы.

Писсаро промахнулся – заявившись сюда теплым летним южноамериканским январем, он обманулся притихшим океаном и ясным небом и основал. Сразу столицу, тогда играли по-крупному. Город волхвов, Сьюдад-де-лос-Рейес. Индейцы упрямо называли город Лима и неодобрительно качали головой. Ничего не предвещало, но к июню погода испортилась – наступила зима, от океана неумолимо полз туман и окутывал город. Влажная дымка не рассеивалась, характер горожан портился, ржавчина разъедала замки и клинки. Бежать бы, бежать отсюда пока не поздно, но уже строгим квадратом обрисовалась Плаза дель Армас, резчики по дереву, щуря глаза, трудились над изображениями святых для скамьи хора кафедрального собора Нуэстра-Сеньора-де-ла-Асунсьон, жирели голуби на площади перед собором Святой Каталины…..








Туман с красивым именем гаруа приходит зимой, тяжело облокачивается на крыши. Доведенные до исступления влажной взвесью, жители Лимы в сером тумане доказывают, что живы – жмут на клаксон, самозабвенно лгут, тянутся в чужой карман, любят девушек, наказывают детей – словом, ведут себя как обычные столичные горожане, только не смотрят на небо.









Обрывистый берег Лимы словно кто-то обглодал, выполз из океана, тяжело волоча чешуйчатых хвост, и, мотая головой, вцепился в набережную района Милафлорес, неопрятно чавкая. Земля осыпалась, стонала, чудовище самозабвенно трудилось над береговой линией, но быстро охладело, как и все, раз глотнувшие тумана гаруа.





Краска не удерживается на зданиях, устало пузырится, выцветают карамельные цвета колониальных балконов, в этом тумане ничего не удерживается, падает, а океан слизывает, подбирает и уносит. А если не океан, так подбирают старьевщики, сгребают в кучу фарфоровых кукол, треснутые часы, гнутые серьги, непарные монеты… Эти антиквары завели себе улицы, в улицах – магазины, в магазинах – скрипучие табуреты и сидят отрешенно, позволяя мне рыться в феерической фигне и искать ключ. Например, ключ от Лимы, с прихотливой бородкой, всего пять солей, сеньора…



Мы спускались к ужину, благородный дон галантно придерживал дверь ресторации, как вдруг блондинка изменилась лицом и окаменела взглядом.
- Бамос, бамос, пошла, - привычно прикрикнула я, но Наташка мечтательно смотрела вдаль, губы ее шевелились, все складываясь и складываясь в два слога – тату, та ту… Как оказалось, блондинка заметила вожделенный магазин треккинговой одежды.

Магазин фирмы «Тату» находился неудачно – слева от него была Коламбия, справа – Норд Фейс, и Наташа вот уже третий час как ослик на мельнице ходила по этому кругу норд фейс-тату-коламбия и не могла выбрать. Моя бутылка рома подходила к концу, как и запас терпения. Наташа то и дело удалялась в примерочную, некоторое время там шебуршалась, потом тоскливо разглядывала ценник.

Оксана вошла в магазин и помрачнела, заметив мятущуюся блондинку.

– Голубой или розовый, розовый или голубой, - бормотала возле зеркала Наташа.

Оксана решительно взялась за спасение измученных продавцов, уже от двери прокричав:

– О, что это за красавица в голубом, ты ли это, Наташа, ты так прекрасна, этот небесный флисовый свитер так облегает и подчеркивает, 98 долларов, всего-то, надо брать. Дорого – не переживай, я добавлю, только давай уже закончим и выйдем отсюда. Да, просто добавлю. Ну подарю на день рожденье, у тебя же был день рожденье? В мае? Отлично, сейчас как раз июнь, иди на кассу, с пенсии отдашь, – и в сторону – Андрей, лови такси, кажется получилось!



Глава семнадцатая. Линии Наски.

– У меня отпуск и я наслаждаюсь? - скорбно спросила Оксана в два часа ночи, выходя из номера. Блондинка отрешенно зевнула. АндрейБорисович, поигрывая челюстями и мускулами, загружал в такси наши рюкзаки.

- Терминал Круз дель Сур, мы едем наслаждаться в Наску, автобус через час, – поделилась я радостью с водителем такси и яростно, до слез, зевнула.

Видимо, стенания многочисленных наслажденцев Сюр Америкой разжалобили господа, и он создал спальный автобус «бус-кама», а тендер на лучшее воплощение идеи Господа выиграла автобусная компания Круз дель Сур. Салон первого класса исполнен в коже, кресла легким движением превращаются в кровать, я поудобнее подтыкаю плед, ворочаюсь и возвращаюсь в сон, всего час назад оборванный в хостеле. Если бы о благосостоянии страны судили по ее автобусам, Лима была бы в топе, - вяло тает последняя мысль, пока огромная двухэтажная махина выезжала на Панамерикану.

В Наске было серое небо. В любом другом городе мира я бы не обратила внимание на цветовую гамму небес, но это Наска.



- Ну, вчера полетов вообще не было, может сегодня, а кто знает – погода, - качают головой продавцы экскурсий и даже не особо хотят брать денег.



Мы с АндрейБорисовичем все же уговорили каких-то девушек взять с нас по 90 долларов за полет, если погода улучшится. А пока исход небесной битвы не определен – с одного края уже просвечивает ясной голубизной, но другой край неба сер и тяжело лежит на круглых холмах – мы берем такси, чтобы смотреть на линии с земли, с шатких лестниц смотровых площадок.



Оглядывая эту совершенную пустыню, простирающуюся на многие километры, я не могу поверить, что здесь были поля и стада, приземистые люди обжигали горшки и кувшины, разрисовывали сосуды кошачьими глазами… Они не заметили, как пустыня подошла ближе. Еще ближе. С гор хлынули грязевые потоки, уничтожая поля. На образовавшейся жаркой поверхности, покрытой мелким щебнем, зажили своей жизнью колибри, цапля, обезьяна с закрученным хвостом….





Оксана не верит. Ей хочется все разобрать на части. Она украдкой пробирается за табличку со словами но паса, и припадает к земле. Оксана хочет знать, из чего сделаны эти линии, но, на земле ее ожидает подвох – линии невозможно различить с высоты человеческого роста.

- Левее! Правее! – руководит АндрейБорисович с возвышения мирадора.





Маленький самолетик засеменил по взлетной полосе, быстрей, быстрей, оторвался от земли, качнул крылом, выправился. Пилот обернулся и прокричал в салон – Астронавт, -для убедительности самолет низко склонился над склоном холма, где в приветствии вскинула руку фигура с круглыми глазами.



Я смотрю в объектив, но там все мутно, расплывается, что-то течет по щекам, я дотрагиваюсь до лица и вляпываюсь во что-то мокрое. Слёзы. Они текут без остановки, как река. Я не верю, что все это происходит на самом деле.

В детстве над изголовьем кровати была книжная полка – очень хорошо прикрученная. Камчатка это сейсмика, мама шутила, что при землетрясении полка упадет только со стеной. Там была разная страноведческая литература – неизменный Овчинников со своей «Веткой сакуры», и другие этнографические этюды. Я любила полистать перед сном «Поклоняющиеся звездам, или по следам исчезнувших перуанских государств», и даже выработала свою методику.

Нужно быстро отвести взгляд от сорок пятой страницы, где была фотография хорошо сохранившейся мумии с лицом печеного яблока, рассмотреть узор на золотой короне инков на восьмидесятой, бегло пролистать еще десяток страниц и вот она, глава Шесть вопросов пустыни Наска – где, когда, кто, что, как и зачем.

Однозначно мы можем ответить лишь на вопрос «где», с легкостью бросал чешский автор и пускался в дальнейшие рассуждения о смысле и радиоуглеродном анализе. Я сидела на диване, поджав ноги, за окном мела пурга, и в моем двенадцатилетнем сознании никак не укладывалось, что увидеть линии Наска – реально. И не укладывается и сейчас.








- Хочу мяса с картошкой, - непримиримо сказала Оксана. Она не летала на шестиместном биплане, не повисала на привязных ремнях, склоняясь к земле, не щурила глаза и не утирала слезы, чтобы рассмотреть обезьяну с закрученным хвостом, колибри, пеликана, многоногого паука….Оксана постоянна в своих желаниях, ночью она хочет спать, днем – мяса с картошкой, главное – не перепутать.

Я уже вычитала в путеводителе, что Перу родина картошки, но там ничего не говорилось про цыплят. Судя по величине тарелок и щедрой высоте горки куриных крылышек и ножек, Перу родина цыплят тоже.



Осоловевшие от обильной еды, возвращаемся на автостанцию и ночным автобусом уезжаем в Арекипу. Привычно откидываем сиденья первого класса, прячем выданный ужин, укрываемся пледом, и засыпаем под уютную колыбельную шороха колес по Панамерикане.

[Genia]

Глава восемнадцатая. Краски Арекипы.

Топография южноамериканских городов довольно проста – главная площадь неизменно Пласа дель Армас, где-то сбоку огромной глыбой должен возвышаться кафедральный собор, напротив – мэрия. В Арекипе тоже все это есть, и даже больше – фирменный магазин одежды из шерсти альпаки, и монастырь Святой Каталины.





Я даже не сомневалась, что мы начнем с магазина. Там АндрейБорисович учинил чудовищных размеров шопинг – узкие от природы глаза смуглых продавщиц стали невероятно круглыми, когда благородный дон прошел к кассе. После того как перуанка, дрожащим пальцем потыкав кнопочки в калькуляторе, огласила сумму, к ней невозмутимо подошла Оксана, бросила сверху яркую кофточку и мило улыбнулась словом дисконт.



Продавщица пыталась сделать вид, что не расслышала. Оксана превратилась в небольших размеров паровой каток и немедленно закатала в асфальт незадачливую перуанку. Когда Оксана с АндрейБорисовичем тяжелым шагом выходили из магазина, продавщица нервно икала, а невозмутимые альпаки в вольерах за магазином вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть количество пакетов семьи Евграфьевых. Вряд ли альпаки умеют считать больше пяти…





Порой в минуты отчаяния, брошенная, незамеченная, всякое бывает в жизни девочки, чё уж – в такие моменты я иногда обиженно закусывала губу и бросала небу – уйду в монастырь. Иногда даже представляла, как закрываются за мной тяжелые деревянные ворота, как в черном, по брови, платке иду по двору, как смиренно ухаживаю за незабудками на клумбе при храме. Как иду к заутрене… в четыре утра… я? в четыре утра????

Теперь, представляя трогательные картины монастырской жизни, буду представлять их в Перу, в Арекипе, в монастыре Святой Каталины. Более красивых декораций для жалости к себе не найти. Вот я, девушка из богатой креольской семьи, добралась до Арекипы, до белого города из вулканического туфа, вулкан Чачани возвышается с одной стороны, Эль Мисти с другой, вулканы словно баюкают Арекипу. Высота 2200, легкое головокружение, сжала руки под черной вуалью, нет, это из другой жалостливой картинки, впрочем, неважно. Под темной мантильей, так лучше. Вхожу в ворота монастыря, со мной две служанки и мешок денег. В мешке вступительный взнос – тысяча серебряных песо. Откуда служанки, спросите вы, это ж монастырь. А я победоносно отвечу, что их сюда можно, поэтому я и буду воображать монастырь Св.Каталины утешительным видением, из-за служанок, отдельных двухкомнатных келий и личных кухонь.



А вообще все это мишура и неправда. Правда то, что в монастыре Св.Каталины в углах как сливки густеет тишина, а красками можно насытиться. Охряный красный, бросающий жаркие отблески на кожу, и прохладный синий наперегонки лепят пространство. Легкий вздох апельсиновых деревьев при входе, беглое стаккато гераниевых горшков, прислониться лбом к густо-синей стене и думать о мужчинах, которые тебя не любили. Потом пройти под красной аркой и всё забыть. Стать монахиней и смотреть на вулканы. Тихо умереть во сне, выронив четки.

















Мы ужинали в хостеле. Вернее в хостеле нам сервировали, а ужин мы купили в супермаркете. Занятая употреблением рома, я не сразу обратила внимание на разгорающуюся за столом драму. Лишь когда блондинка округлила глаза и драматическим шепотом возвестила, что не понимает, зачем в путешествии нужны мужчины, я сконцентрировалась на происходящем. Правда с трудом, фигуры и фигуранты расплывались.

- Милая, но я же сказал сладкое, - капризным тоном беременной женщины объявил АндрейБорисович.

- Нет, милый, ты сказал, что хочешь есть. Вернее даже жрать. И я взяла колбасы и мяса, - невозмутимо отвечала Оксана.

- Но хотел-то я сладкого, ты же должна была понять, - горько бросил благородный дон, заученным жестом выдвинул колбасу в центр стола и трагическим голосом простонал – девчонки, есть клёвые объедки…

- Милый, может тебе хлеб сахаром посыпать, - не сдавалась Оксана.

- Не понимаю, как можно путешествовать с мужчинами, они ежеминутно хотят есть, спать или курить, - поморщилась блондинка…

- А, так поэтому твой сидит с двумя детьми, пока ты тут наслаждаешься, - язвительно осведомился АндрейБорисович.

[Genia]

Глава девятнадцатая. Ползком через границу. Чарующая Боливия.

Продолжаем бескомпромиссно наслаждаться, и бледный рассвет застает нас на автостанции. Я прижимаюсь к рюкзаку в поисках тепла и автобуса. Рюкзак не может дать ни того, ни другого. В пять утра автовокзал по степени оживления тянет на все десять– кашляют мужчины с суровыми скулами и в ярких шапках; устало сморкаются широкие женщины, вокруг женщин колом стоят плюшевые юбки, на ногах кокетливые гольфы и туфли с пряжкой; за спинами широких женщин, в ярких заплечных мешках дремлют терпеливые дети.




- Откуда на этих скудных землях альтиплано такие яркие краски, - доверчиво делюсь я размышлениями с верной бутылкой рома. Откуда небесная лазурь, пронзительный изумруд и малиновое веселье полотна, по желанию женщины принимающего форму рюкзака для переноски картошки или рюкзака для перевозки детей. Вокруг пыль и высота 3 800. Немудреные дома вырастают из плохо пропеченной земли, топорщась арматурой.



Оксанка пьет коктейль «альтиплано» - вода с шипучим аспирином и аскорбинкой.

– Разжижает кровь, - важно кивает АндрейБорисович. – Горняшка не дремлет, - тоном бывалого говорит он и припадает к коктейлю.

Блондинка маленькими глотками отхлебывает из термоса . – Листья кокаина, - мило поясняет она. Я фыркаю и прячу глаза в горлышке бутылки с ромом.

В Пуно мы приезжаем к полудню. Благородный дон, приняв на грудь четыре рюкзака из багажника, тихо крякнул и подошел к нам неверными шагами.

– Кажется, у меня горная болезнь, - прошептал он, роняя рюкзаки и несколько бледнея. Я придержала падающий рюкзак АндрейБорисовича и тоже побледнела – он был набит под завязку кофточками из альпаки и весил не меньше 30 кг.

- Я здесь пока покурю, - шевельнул бледными губами благородный дон, прислоняясь к обоссанному столбу. – А вы пока узнайте про автобус в Боливию, - махнул он рукой в сторону разнообразных касс.

- Переход границы прост как обмануть старушку, - вещал путеводитель. - Садитесь на ежедневный в два часа дня туристический автобус до Копакобаны, и он доставит вас до места, обождав на границе, пока проходите таможенные формальности.

Вы когда-нибудь пробовали обмануть старушку? С моей бабулечкой хрен бы что получилось, как и с автостанцией в Пуно.

- Четыре билета до Копакобаны, - облокотясь на кассу, томно обронила я. Солнце альтиплано поджаривало пыльный Пуно как яичницу, хотелось бежать на сковородку непременной Пласа дель Армас и изображать там игуану на ступенях собора, стряхнув промозглое утро Арекипы.
Я нетерпеливо постукивала тяжелым ботинком и протягивала деньги. Женщина в кассе деньги брать отказалась и сообщила странное.

– Она говорит, что автобуса сегодня не будет приходите завтра. Наверное. Потому что граница перекрыта. Забастовка. Наверное, - неуверенно озвучила я.

Так мы обошли несколько касс, выяснив, что перуанцы против разработки серебряной жилы в районе озера Титикака, что однозначно нарушит экологическое равновесие региона. Нет, вру – причину забастовки я выяснила, только основательно порывшись в Интернете при написании отчета – тогда же, жарким июнем, я только растерянно разводила руками. Оксанка разводила руками столь же растеряно, правда в одной руке она держала билет из боливийского Ла Паса в перуанский Куско вылетом через два дня. Мельтешение билета перед носом как бы говорило, что если мы сегодня не перейдем границу, то у попутчиков наступит жопа.

- Эй, эй, сеньоры, стойте, - вдоль стоек автобусных компаний, тяжело переваливаясь, спешила объемная перуанка и громко пыхтела.

– Я – ваше спасение, - пафосно объявила она, протягивая пухлую ладонь. - Я – бесстрашная сеньора Хесус Мария - провезу вас через границу на своем микроавтобусе всего за двадцать песо. Забастовка не помешает мне делать маленький бизнес по доставке гринго в чарующую Боливию.
- Сама ты гринго, - оскорблено прошуршала я деньгами.

- Не, не гринго, это я маху дала, - тоскливо думала сеньора Хесус Мария, когда АндрейБорисович медленно и со вкусом вытягивал из нее гарантии доставки нас в благословенную Копакабану. Достойнная сеньора не могла дать гарантий и только по-испански кивала головой.

В перерыве между автобусами мы все же съездили на центральную Плазу дель Армас, где семья Евграфьевых боролась с горной болезнью посредством кофе с пирожными, а мы с блондинкой штурмовали подножье памятника Великому Инке, чтобы немедленно выпить за первые в жизни Наташки 3 900.

Титикака укоризненно смотрела на нас немигающей синью. Ром обжигал горло, солнце обжигало шею, я наслаждалась и так же немигающее смотрела на Титикаку в ответ. Играть в гляделки с высокогорным озером - мероприятие, заранее обреченное на провал – у озера гораздо больше практики. Тысячелетиями Титикака сверлила взглядом всех этих инков, аймара, кечуа, приземистых людей с высокими скулами и обветренной кожей, а те укрывались от Титикаки за плавучими островами, застясь от яростного синего взгляда тростниковыми крышами.







- Ну, вздрогнули, сердешные, - проскрипел водитель автобуса. Штук тридцать иностранцев действительно вздрогнули и прижались к рюкзакам. Сеньора Хесус Мария, сосредоточенно пересчитывающая деньги, осталась позади.

Автобус, отчаянно переваливаясь, спешил вдоль берегов Титикаки – заходящее солнце плеснуло расплавленным золотом на льдистую поверхность озера, вызолотило берега…Воздух был по-осеннему прозрачен и ломок. Я неловко откинулась на спинку кресла и старалась дышать в такт с Титикакой.



Забастовка была вполне себе настоящей – вдоль обочин сидели мрачные люди, на дороге валялись камни. Один раз с иностранцев собрали по одному солю, дабы задобрить бастующих, на другой остановке наоборот вышли перуанцы и разобрали завал из мешков.

Закат продолжал проливаться небесным золотом на небесную озерную синь. Сумерки сгущались вокруг благородного дона, переживавшего, что закроется граница. Вокруг Оксанки, подозревавшей, что забастовка это такое южноамериканское представление для доверчивых туристов, а на самом деле они вымогают деньги… Золотой небесный свет переливался в локонах блондинки, которая тоже думала, как ни нелепо это звучит – не остынет ли в термосе кокаиновый чай, тревожилась блондинка….Я дышала в такт с Титикакой и думала, что без дороги моя жизнь пуста….

- Переход границы прост, как обмануть старушку, - радостно возвестила я, словно первые двадцать лет жизни не была любимой внучкой Нины Наумовны. А как можно верить человеку, который ни разу не смог обмануть собственную бабушку?



Мы стояли у флагштока под флагом Боливии и пили ром. Благородный дон рассказывал об особенно тяжелом приступе горной болезни, потрясшей его могучий организм, и тянулся к бутылке даже чаще меня, что я считала в принципе невозможно. Вокруг было темно и холодно тем яростным холодом, который бывает вечером между Перу и Боливией, когда в Перу еще семь, а в Боливии уже восемь, ром на исходе, а наш автобус уехал в кусты и скрылся там с насмешливым фырканьем. Я не выпускала из виду женщину в котелке набекрень, которая громовым басов кричала Бамос, придурки, и тридцать иностранцев неловкой трусцой бежали по тропинке из Перу в Боливию, зажав паспорта в озябших руках.

- Бамос, придурки, - опять заявила женщина и махнула рукой в кусты.

– Вам не кажется, что наш автобус в другой стороне, - вежливо спросила я колышущиеся кусты, в которых скрылся объемный зад перуанки. Сзади напирали иностранцы и тревожный АндрейБорисович, поэтому я тоже шагнула в кусты.

Три восемьсот над уровнем моря. Луна льет золотой свет на темные поля, вероятно картофельные, впрочем, это не важно. Важно сейчас это не отстать от перуанской женщины, не споткнуться под ноги иностранному французу с чемоданом на колесиках, не потерять блондинку, которая пытается на ходу пить горячий чай. Я судорожно прижимаю локтем бутылку рома, вот уже пол часа шагая по бесконечным полям. Налобный фонарик потерян еще на Галапагоссах, поэтому осторожно вытягиваю вперед руки, держась за лунный свет, и благодарю луну, что она сегодня круглая.

- Камо грядеши, - непечатно простонал благородный дон, проседая под рюкзаком, наполненным кофточками из шерсти лам весом килограмм в тридцать. В полях еще более непечатно ругался француз в шарфике и с чемоданом.

- Бамос, - гремел бас перуанки, - скоро придем, придурки.

Поля закончились внезапно. Закончились Титикакой. На Титикаке покачивалась лодка, в лодке стоял боливиец и протягивал руку со словами – двадцать боливиано, сеньоры.

- Это не автобус, - тяжело дыша, заметил АндрейБорисович.

– Однозначно, - подтвердил обветренный боливиец и мужественно шмыгнул. Давно заметила, что два благородных дона всегда могут поддержать беседу.

- Андрей, разве ты не знал, что когда шагаешь ночью по полям с горной болезнью и рюкзаком 30 кг, пояс рюкзака лучше застегнуть на талии, - нежно пропела блондинка. Я тоже считаю, что женщинам не следует вмешиваться в беседы благородных донов, и являя собой пример, балансируя по камням, повлеклась к лодке. Тридцать иностранцев жадно внимали моей беседе с боливийским капитаном.

- Двадцать боливиано, - капитан был однообразен в порывах.

- Я уже заплатила на берегу, милейший, - отвечала я, перекинув ногу через борт. – В автобусе.

- Ну, ёпт, двадцать боливиано. Это не автобус, – логика боливийского капитана была железной.

- Уже платила, - злобно проскрипела я, вспоминая бесконечный ужас картофельных полей, и перекинула в лодку вторую ногу. Рюкзак опасно поерзал и замер. Бутылка рома под мышкой попыталась выпасть, но передумала.

- На абордаж, - хрипло взвыла я и свалилась под ноги остолбеневшему боливийцу. Не каждый день у него в лодке валяются белые женщины.

- Двадцать боливиано, - взмахнул веслом капитан.- Двадцать боливиано и ты на песчаных пляжах Копакобаны, рестораны закрываются в девять, у тебя есть шанс успеть на жареную рыбу по-титикакски.

- Да пошел ты, - гордо сказала я и уселась на лавку.

Вдохновленные моим примером, двадцать девять иностранцев тоже стали скандалить, но боливиец поудобнее перехватил весло и скрипнул зубами.

- Это – не автобус, - внятно произнес он. - Мне плевать, что вы и кому платили раньше, но если хотите успеть до закрытия ресторана, гоните деньги и погребли. И если ты думаешь что такая умная, - сплюнул в мою сторону капитан – так вот, пока ты не заплатишь, никто никуда не едет.

Двадцать девять иностранцев смотрели на меня нехорошо и сжимали круг. К тому моменту я перевела боливиано в доллары и вышла цифра три. Доблесть и отвага была проявлена достаточно, и я с милой улыбкой прозвенела монетами.

- Не следует плавать по Титикаке ночью без друзей и бутылки рома, - важно заметила я, сходя на берег. АндрейБорисович придерживал меня за рюкзак. Звезды наверху плясали, луна тоже переминалась от холода.

- А где мы будем жить, - расчетливо жалобно спросила Оксана, хлопая в мою сторону ресницами.

- Крошки за мной, - икнула я и пошатываясь пошла вверх. Звезды наверху совсем распоясались и водили хороводы. Буквы в бумажке, которую я держала в кулаке, тоже плясали, и с трудом складывались в La Culpula, имя хостела.

Обзаведясь попутчиками, я перестала быть беспечной. В любой момент Оксана могла прохлопать глазами с наивным вопросом «а где мы будем сегодня спать», АндрейБорисович тоскливо протянуть «как, и в этот раз не в Мэриотте? Мы тут проезжали такой симпатиииичный», а блондинка запросто могла поменять четыре предложенных ей комнаты из-за неуловимого запаха или отвергнув стены не того оттенка.

Поэтому я была настороже. Часть объектов размещения забронировала еще из России, а дальше приходилось импровизировать – пока блондинка мылась в душе, я бежала на ресепшн, припадала к Интернету и отчаянно стучала по клавиатуре, что четверо благородных донов желают две комнаты. Адресами хостелов я запасалась заранее, методично роясь в визитках на ресепшн или консультируясь с портье. Электронное письмо летело по проводам, и уже к вечеру я получала ответ, что номера готовы. И в очередном Гуаякиле гордо ловила такси и читала по слогам «хотель де лос дос сервесос, пор фавор». Водитель такси оглядывался на попутчиков и сочувствующе мне кивал.

Так что и в ледяной Копакабане у меня с собой было. Адрес хостела, рекомендованного донной Анной из арекипского лос пингвинос. Звезды кружились, как боливийские женщины на деревенской фиесте, а я шумно пыхтела и ползла вверх.

Ла кулпула – это сказки Шахерезады по-боливийски. Коттеджи под белыми куполами напоминают небольших размеров гарем. Ресторан работает до пол-десятого. Белые скатерти, умытый официант. Звезды застыли недоверчиво, растерянно таращилась луна, я нервно теребила скатерть, и только благородный дон чувствовал себя как дома, бегло читая меню и постукивая пальцами. С первым глотком чилийского красного горная болезнь покинула его и больше не возвращалась.

[Judson]

ТС совсем распоясалась, транжирит свои перлы почем зря.
Должны же они когда-то кончится? Чудес не бывает...
Или все же бывают чудеса?

[Genia]

Глава двадцатая. Сыны Солнца, Дочери Луны.

-Остановите землю, я сойду, - простонала я и проснулась. Наслаждаться далее не было сил. Хотелось упасть в широкие объятья Копакабаны, неспешно прогуляться прихотливо изогнутой Титикакой, безмятежно рассматривать разнообразную фигню на рынке. Чтобы время бессмысленно сыпалось сквозь пальцы. Так устала спешить, и считать дни в календаре, и думать, куда впихнуть джунгли, и где будут эти джунгли, и хватит ли времени гулять по Андам, и что сказать Наташке, когда она в седьмой раз спросит, как ей идет эта кофточка и в какие джунгли мы поедем…

Копакабана. Она хватает тебя за руки, лениво изгибается ледяным золотистым пляжем, в гавани трепещут кораблики и барашки, словно распороли подушку из гусей…. Ты медленно идешь среди этого пуха и перьев Копакабаны, на три девятьсот быстро не ходят. Мимо снуют все эти женщины в хитрых котелках набекрень. Ты открыт и дружелюбен, попутные туристы еще не успели просветить, что в Боливии ни в коем случае не следует поедать листья салата, ибо там затаился приступ дизентерии. Ты покупаешь во множестве эти листья салата, круг домашнего сыра и пять лепешек. И три помидора, а ром это праздник который всегда с собой.







Потом безудержный шоппинг, ты сдерживал себя в солнечной Колумбии, в таинственном Перу, а в чарующей Боливии день ото дня будет лишь холодней и никак не обойтись без шапки с ушами и мотивами, и варежками в тон, и померить четыре свитера. Свитер как всегда купит Оксанка, а я - развеселое полотно два на два для переноски картошки и детей, пронзительно малиновое, развесело бирюзовое, невыносимо салатное, и все это полосами.

Обычному городку легко быть безмятежным, когда тропическое солнце вызывает головокружение даже у привычных пальм, прибой поет навязчивый мотив, облака соревнуются в изысканности форм, туристы лениво шаркают шлепанцами и мечтают о любви под белыми простынями.

Донье Копакабане куда трудней, но как и всякая женщина, она упряма в своем желании достичь безмятежности– недостаток кислорода в высоком воздухе тоже вызывает головокружение, чё, туристы тяжело шаркают треккинговыми ботинками, Титикака подкидывает лодки на волнах и изображает прибой, а после захода солнца становится пронзительно холодно и хочется любви.





Хочется сделать тугие дреды из свалявшихся в странствиях волос. Напялить желтый свитер с солнечным знаком инков на груди. Усесться в плетеное кресло с видом на Титикаку, непременно на солнце, щуриться от пыли и порывов ветра, пить ром и с каждым глотком все глубже забывать родину и свой язык. Смотреть, как уходят лодки к острову солнца, Исла дель Соль. И уплыть на одной из лодок.





Мы высадились на южной оконечности озера, в деревушке Юмани. Вернее от деревушки нас отделяло 206 ступеней вверх на высоте 4 тысячи метров. Такого подвоха никто не ожидал, тут и там попадались гроздья туристов, тяжело свесившиеся за каменные перила и со свистом втягивающие тонкий воздух. Наверху, там, где предполагалась деревушка – гремела музыка.

Мне кажется, многие восхождения делаются из любопытства. Посмотреть, как выглядит сверху привычный низ. Посмотреть на изнанку крыш, на хребты гор, на что там за перевалом, и что за музыка, за визгливые литавры, за барабанная дробь доносятся с высоты двести шестой ступеньки в деревушке Юмани посреди озера Титикака.

Они шли и кружились, женщины в разноцветных шалях и парадных котелках, монументальные женщины Боливии, словно вытесанные из цельного камня, бесстрастные как инкская кладка. Женщины возвышались над мужчинами в расписных жилетках и со стеклянными глазами. В глазах плескалась покорность и дешевый ром. Они вздымали клубы пыли, шли и кружились, кружились и шли, один мужчина упал, партнерша без тени смущения сгребла его в охапку могучей рукой, и снова закружила. Литавры взвизгивали, трубы дудели, и все это называлось праздник в деревне, фиеста.





АндрейБорисович был скучен лицом и тянулся размещаться.

- Размещаться придумали трусы, - гаркнула я и устремилась вверх по пыльной тропе.

– Мы будем наслаждаться в древних развалинах древних инков. Здесь есть лестница – так понимаю, ее запомнили все, - оглядела я бледные лица попутчиков. Попутчики тяжело дышали и закатывали глаза. - А еще нас ждет дворец очередного великого Инки Тупак Юпанки.

Дворец нашелся не сразу, хотя к нему вела вполне очевидная тропинка среди полей. Мы забрали слишком вверх, а на высоте четыре тысячи лишний метр способен сделать зверя даже из благородного дона. Благородный дон свирепо дышал и требовал гарантий верного пути. Я ломала руки над крошечной картой в путеводителе и тоже свирепела. Охладила наш пыл случайно встреченная лама в поводу у хитрой крестьянской женщины – лама была плюшева и умильна, ее хотелось гладить, приникать к шерстяному боку и вообще, отряхнув копытца, утащить под одеяло, обнять и плакать.



После осмотра немудреных развалин мы с Наташкой отправились на закат, а Оксана с АндрейБорисычем – размещаться. Встретиться договорились как стемнеет, у церковной ограды.

Мы сидели на самом верху острова Солнца. За нашими спинами стоял сам Виракоча в образе старого пастуха и привычно творил – вот по взмаху обветренной руки вспыхнуло и покатилось на запад Солнце, вот вознеслась в небо круглая ледяная Луна. Мы и овцы торжественно внимали ежедневному волшебству. Анкоума и Ильямпа, горные вершины, словно раздвинувшие водную гладь, застенчиво лиловели в наступающих сумерках. Земля круглилась. Титикака скользила за край и где-то там, неуловимая взгляду, проливалась небесным дождем на другое полушарие.





Потомки первых инков Манко Капака и его жены Мамы Окьйо продолжали под музыку и литавры кружиться на площади перед небольшой церквушкой. У церковной ограды уныло стояли наши попутчики и скорбно зевали.



- Ну, куда идти, показывай, - бодро обратилась я к АндрейБорисовичу.

- У нас фиеста, – тяжело вздохнул благородный дон и выразительно посмотрел на кружившиеся в сумерках пары.

- Да-да я уже поняла, что боливийцы самый стойкий народ – так много пить и при этом кружиться на высоте четыре тысячи метров выдержат только прямые потомки сына Солнца и дочери Луны. Показывай, где мы сегодня будем ночевать, - уже помедленней обратилась я к благородному дону.

- Женечка, ты видно не поняла – у нас фиеста, - печально произнес АндрейБорисович. – Улыбаемся и машем.

- Нет, фиеста это у них, а я хочу спать, есть и пить, порядок не имеет значения, - почти кричала я в клубах пыли, вздымаемой кружащимися юбками и изредка падающими потомками сынов Солнца.

- Андрей хочет сказать, что все жители деревни на фиесте, в том числе и хозяева хостелов. Поэтому в хостелах либо пусто, либо закрыто. А где мы будем сегодня спать, - похлопала глазами Оксанка и посмотрела на меня наивно и многозначительно одновременно.

Побегав с час по пустой деревне, мы чудом нашли комнату, практически ухватив за юбку гражданку, спешившую на праздник жизни – она не глядя сунула ключи от комнат и, размахивая косами, поспешила вниз по древним инкским ступеням.

Вечером АндрейБорисович давал прощальный ужин – на этом месте мы с попутчиками расставались. Мне досталась блондинка и весь тот хаос, который она называла планами. Благородный дон с опаской взирал на маленький паровой каток по имени Оксана, надеясь, что она его вывезет. Ну а кто кроме нее может забыть купить билет в Мачу Пикчу, и с грациозностью парового катка уговорить билетеров на входе взять деньги за билет на месте. Кто как не она может забыть кошелек с деньгами под подушкой в хостеле на Исла дель Соль, и одним махом преодолеть 206 ступеней вверх от пристани на высоте четыре тысячи метров. Кстати, похмельные потомки дочери Луны совсем не спешили перестилать постели, и кошелек с долларами преспокойно лежал под подушкой. Благородный Дон смотрел на это, тревожно дышал и бронировал Мэрриоты на остатке маршрута. У ребят оставалось вернуться в Ла Пас, улететь в Куско, посетить МачуПикчу, легкий перелет Куско-Лима-Богота, и вожделенная Москва, и на все это четыре дня.

Обжигающее утро на Титикаке. Мы долго машем Оксане и АндрейБорисовичу, а потом идем на север. Юг и север острова связывает восьмикилометровая древняя инкская дорога, приводящая к не менее древним развалинам.



Мы с Наташкой шли медленно, поминутно присаживаясь на обочину и попивая из термоса мате де кока. Наконец-то не надо было никуда спешить, солнце стояло высоко и, отражаясь от кобальтовой сини озера, обугливало кисти рук, нос, щеки…Идти по этой верхней тропе как по хребту дракона, ступая осторожно, не разбудить. Мы были совершенно одни, не считая бога Виракочи в обличье древнего деда, появившегося из ниоткуда и продавшего билет на северную часть.



На севере было церемониальный стол, следы солнца и силуэт пумы – кроме стола, остальное неочевидно, но путеводитель настаивал, как и блондинка, назойливым «ЖеняСпроси» подталкивавшая меня спрашивать у залетных туристов, не видали ли они солнечные следы. Туристы тяжело дышали и странно на меня смотрели, а потом разворачивались и тревожной рысью бежали на юг – именно там их через три часа должен был забрать экскурсионный катер.



Мы побродили по лабиринту очередного инкского дворца, который сбегал к озеру вереницей арок. Древние камни, устав от тесной кладки, во весь голос кричали:

Услышь меня!
Ответь мне!
Прими слова мои к сердцу!
Бесконечные века
Дай мне жить,
Сожми меня в руках,
Держи меня в ладонях,
Получи это подношение,
Где бы ты ни был, мой Повелитель,
Мой Виракоча.







Замкнув уши, мы бежали вниз, в синь Титикаки, и, раздеваясь на ходу, вошли в воду. Вода ожгла зло и недоверчиво, я гладила ее ладонями, Титикака смирилась и дала мне вдохнуть.



Я расстелила на мелкой гальке яркий квадрат покрывала боливийских швей. О чем-то переговаривались с ветром лазоревые, изумрудные и малиновые полосы, шелестели буквы. Я лежала бездумно и только просила в следующей жизни сделать меня уточкой на Титикаке, чтобы резвиться беспечно в набегающей ледяной волне.

Мы остались смотреть на закат. Солнце опрокинулось на землю безудержным золотом, вспыхнули в разреженном воздухе холмы, озеро густело на глазах невыносимой синью. Я думала, что закат это изнанка восхода. Потому что каждый закат это чей-то восход по ту сторону земли. Когда солнце тяжело бьется пойманной рыбой в сетях облаков, с каждой минутой погружаясь в озеро – оно одновременно выныривает из противоположного моря и осторожно пробует орбиту.



В деревушку Чолапампа мы спустились затемно, тревожно прислушиваясь, не взвизгнут ли где литавры. Огромной сияющей тарелкой висела над тропинкой луна.



- Круглая луна похожа на монету, правда, - повернулась ко мне блондинка.

– Ага, монету,- рассеянно отвечала я, и вдруг споткнулась. – Ты знаешь, у нас почти не денег, - я смотрела на Наташку, глупо улыбаясь. – Вот это на обратную лодку с острова, и тогда на жилье у нас остается сорок боливиано, порядка шести долларов, - растеряно протянула я кошелек. – Обед, он же ужин отменяется, - печально резюмировала я.

- А зачем ты мне читала, что на севере острова самая лучшая рыба, - прошипела Наташка. – Ладно, учись, пока я жива, - укоризненно взглянула подруга и быстрым шагом пошла по главной улице Чолапампы.

- Наташа, ты прошла все вывески с хостелами, - летала я, плетясь в арьергарде. Блондинка сурово зыркнула, и я умолкла. – Наташа, это не отель, - не выдержав, заныла я, когда блондинка впечатала в забор нежный кулак, – здесь не написано что это отель, - я продолжала подвывать, пока калитка не отворилась, и не раздалась команда «ЖеняСпроси».

– Гав, - послушно откликнулась я, то есть простите сеньора, вы сдаете номера?

Сеньора оглядела нас опасливо, потом задумчиво посмотрела на темный второй этаж и шаткую лестницу. – Сдаю, чего ж не сдать.

- И почем, - вежливо осведомилась я.

- Тридцать боливиано, - невозмутимо ответила хозяйка.

Блондинка, молниеносно подсчитав, что на обедоужин на двоих у нас остаются десять боливиано, которые можно только бросить в воды озера на память, выступила на шаг вперед и вскричала – Женщина, лунный свет вскружил тебе мозг. Эта жалкая халупа столько не стоит.

- Ну и вали отсюда, раз не стоит, - отразилось в глазах женщины, но, обуздав себя, она гордо сказала – у нас есть горячая вода.

- Зато сортир на улице, - язвительно ткнула пальцем Наташка в скромную будочку. – двадцать боливиано и ни центом меньше.

- Бамос, лишенцы, - устало сказала хозяйка и провела наверх.

Быстренько поделив кровати и обнаружив на подоконнике пустой пузырек с надписью по-русски йод (привет тебе, незнакомый путешественник!), мы вышли во двор. Полыхала жаровня, хозяйка задумчиво что-то помешивала.

- ЖеняСпроси, спроси, что она готовит, может мы прямо тут и поедим, - пихнула меня в бок блондинка.

- Нет уж, хватит им на сегодня потрясений, - спасла я скромную боливийскую семью, и мы вышли на темную улицу Чолапампы. Прямые потомки Солнца и Луны не нуждались в дополнительном освещении, и, осторожно придерживаясь за лунный свет, мы пошли по деревне.

Распахнув очередную дверь, чуть не была сбита с ног жарким запахом рыбы на гриле. Блондинка юркнула вперед и изящно заглянула в чужие тарелки, лицо ее просветлело. «Женяспроси», - начала она, но я сама, захлебываясь слюной и заикаясь, уже тыкала пальцем в чужой ужин, всхлипывая «сколько».

- Двадцать боливиано, - улыбнулась молодая девушка, и поправила на спине разноцветный мешок со спящим ребенком.

Мы с Наташкой отошли в угол и высыпали мелочь. Боливиано было семнадцать. Не хватало даже на одну порцию.

Я набрала побольше воздуху и обратилась к девушке – Сами мы неместные, булочки, которые нам отдали попутчики – закончились, а есть вот только семнадцать боливиано, может вы нам рыбу без гарнира дадите? Вот этот рис – не надо, и вилки не надо, и тарелку можете не давать, чё уж…
Девушка посмотрела на нас с недоумением, потом махнула рукой на лавку – садитесь.

Пока мы с Наташкой жадно делили рыбу, а потом не менее жадно обсасывали косточки, я разглядывала публику. Здесь были настоящие туристические хиппи, замотанные в одеяла, в бородах и татуировках, путавшие французские, испанские и английские слова. Они были не то немыты, не то загорелы, глаза шалые и безмятежные одновременно. Я почувствовала зов крови, хотелось пойти поставить палатку на берегу, днями валяться под иссушающим солнцем, прятаться в развалинах, петь гимны Виракоче….Легко заводить друзей, легко прощаться, и чтоб времени было много, как браслетов на тонкой руке.. ..

Наутро мы томно вышли на пирс и вгляделись в кобальтовую синь озера. Озеро было безмятежно и пустынно, даже не подозревая, что в восемь тридцать с его северной оконечности должна отправляться лодка в сторону Копакабаны. Озеру было начхать на сложную логистику, что уже были куплены билеты на автобус Ла Пас – Уюни на восемь вечера сего дня, что наличных у меня десять долларов и пятьдесят боливиано, Наташа хочет в джунгли, а я в Анды.

Лениво шаркая, подошел коренастый боливиец. По команде «Женяспроси» я рванулась вперед, и выяснила, что народу нет, везти некого и с севера лодки в Копакабану сегодня не будет. А с южного конца в десять утра по расписанию лодка на Копакабану уйдет.



Пометавшись по пирсу, поклянчивши круизную яхту взять нас на борт и получив отказ в виде сорока баксов с каждого, от отчаяния меня посетила мысль.

- А если – я посмотрела на часы, было восемь сорок – а если мы прям сейчас побежим восемь километров на юг, то успеем на десятичасовую лодку.

- Верхней тропой, - недовольно поморщилась блондинка, лениво прохаживаясь вдоль берега. – Мне хочется мандаринку.

- Нижней, нижней, - я скакала вокруг как невоспитанный пудель и махала путеводителем – здесь есть нижняя тропа, мандарины купим по пути, бамос.



Нижняя тропа вьется через скромные деревеньки на берегу, общим числом три. Проще всего выдержать ритм, пристроившись за школьником из Чолапампы, опаздывающим в Чалу на урок.

Добежав до Чалы, отвлекитесь от облюбованной спины школьника, и следуйте против потока – теперь нужно идти навстречу ученикам из Юмани. Если с Вами блондинка, лучше пристрелить – она будет присаживаться на все придорожные камни, снимать теплые штаны, надевать нетеплые, через сто метров опять теплые, а в свободное от переодеваний время хотеть мандаринку. Если не хотите пристрелить блондинку, пристрелите меня – не могу наблюдать ее неспешный променад, представляя как уходит без нас лодка в Копакабану, как уезжает без нас автобус в Уюни билет по тридцать пять баксов каждый.

Когда, уже в благословенном Юмани, на той самой лестнице скорби в 206 ступеней на этот раз вниз, колени скрипят, в груди тоже что-то посвистывает, вижу лодку, все пассажиры уже внутри, кричу Эсперро, подождите бля – в этот момент блондинка нежно произносит – ой, фонтан, давай наберем водички…. Наверно, в моей походке, в том как сжимаю наспех подобранный камень, в твердых очертаниях обычно нежной челюсти Наташка заметила что-то нехорошее, поэтому пискнула и побежала вниз.
.
В Ла Пас добрались затемно.. Между автобусами было три часа, и я послушно раскрыла путеводитель на странице outdoor магазины. Наташа нежным, пахнущим жареной рыбой пальчиком ткнула в магазин Тату и мы пошли.

Оказывается, улица Иямпу (Illampu) практически филиал непальского района Тамель. В плане треккингового снаряжения боливийцы так же старательны, как и непальцы, не сильно превосходя Непал по ценам. Правда не понимаю, как можно три часа покупать солнечные очки, но это вопрос скорее к блондинке, чем к трудолюбивым боливийцам.

[constax]

ПрррЭлестно!!! (с)