20летняя подготовка к зимовке в Паттайе. Записки туриста-авантюриста. 90-е - н.в.

[Геннадий Николаевич]

Пока не побывал в Тае, я с симпатией думал о мартышках и с антипатией относился к крысам.А вот после все это поменял местами: налость и агрессивность мартышек зашкаливает!

[Rept-Tile]

Пока не побывал в Тае, я с симпатией думал о мартышках

Аналогично. Не буду повторяться: Re: Бюджетный Бангкок
И это только один из происходивших со мной случаев. Для меня загадка: почему обезьян до сих пор не используют для потрошения карманов купающихся профессиональные пляжные воришки? Собак уже кое-где успешно приобщили к этому делу.

[Elenatai]

Аналогично. Не буду повторяться: Re: Бюджетный Бангкок
И это только один из происходивших со мной случаев. Для меня загадка: почему обезьян до сих пор не используют для потрошения карманов купающихся профессиональные пляжные воришки? Собак уже кое-где успешно приобщили к этому делу.

Тут наверное дело обстоит в том, что собака служит человеку, а мартышка, именно вольная мартышка, служит лишь своим собственным инстинктам, на то, она так сказать и мартышка. Ну, за исключением тех, что кокосы собирают, те за кусочек уже надрессированы. P.S. НЕ надо тайцам идеи раздавать, а то через год на пляже увидим всех отдыхающих с сумками, привязанными к трусам

[homo]

для потрошения карманов купающихся профессиональные пляжные воришки? Собак уже кое-где успешно приобщили к этому делу.

Где так успешно приобщили?

[Elenatai]

И это только один из происходивших со мной случаев. Для меня загадка: почему обезьян до сих пор не используют для потрошения карманов купающихся профессиональные пляжные воришки? Собак уже кое-где успешно приобщили к этому делу.

Хм, если любую домашнюю собаку можно обучить команде: "Дай тапки", то почему нельзя научить команде потрошить сумки? Особо одаренные животные могут и не такое, любые трюки исполняют. Мой йорк играет в футбол, задними лапами такие пассы выдает, нашим футболистам можно пример брать И, при этом, парня никто не учил, сам научился, когда хвалишь за то, что он делает, он еще упорнее повторяет. Ласковое слово и приятно

[Rept-Tile]

Где так успешно приобщили?

На тех же Сейшелах, например. Бобик по команде выныривает из кустов, хватает оставленные купальщиками вещи и сматывается с ними. За кустами дорога, где собачку ждет хозяин на велике/машине.
Еще веселее вариант с удочкой: вещи сами "убегают" в кусты.
Оба варианта практикуются на безлюдных пляжах, либо в сумерках даже на оживленных. Сам, по счастью, не попадал, знаком по рассказам непосредственно потерпевших.

[akraby]

Где так успешно приобщили?

Еще веселее вариант с удочкой: вещи сами "убегают" в кусты.
Оба варианта практикуются на безлюдных пляжах, либо в сумерках даже на оживленных. Сам, по счастью, не попадал, знаком по рассказам непосредственно потерпевших.

А я чуть на эту удочку не попал на Маэ, на пляже Бу Валон. Интуиция на сей раз тоже выручила и пришло сменить место дислокации...

Ужинал вчера дома. Б-г послал дымящийся борщ из паровой свинины, с добавлением тайских разнотравов.


Также последовал крылатой фразе Воланда Степе Лиходееву:
- пару рюмок охлажденной водки под горячую закуску, Вам сейчас просто необходимо...


Но с небольшой поправкой охлажденную водку заменил ледяной тайский рисовый самогон!
Кто-то из читателей наверняка подумал, как быстро( за 2 недели) деградировал автор, перейдя без промежуточных этапов по вниз сходящей прямой от французского Хеннеси на тайскую самогонку...

Но как алкоголик с большим стажем, не меннее 45 лет, то официально заявляю, что данный самогон является натурпродуктом( а не с каких-то опилок)со стабильным качеством и крепостью, прозрачным цветом и специфическим приятным ( ностальгически) запахом. Утром от него не болит голова и внутренние органы, если принимать дозу, соответствующую росту, весу и возможности сопротивления нервных клеток головного мозга.

[Elenatai]

Ужинал вчера дома. Б-г послал дымящийся борщ из паровой свинины, с добавлением тайских разнотравов.

Александр, еще Суворов говаривал: укради , но выпей после бани. Под такой борщ сам бог велел Слушайте, как у Вас здорово получается! А страсть к кулинарии - это из-за бюджета, или тайская кулинария уже пресытилась? Я вот собираюсь в Паттайе в школу кулинарную записаться, пусть даже на пару, тройку уроков. А то все приходится готовить по их книгам кулинарным, но есть же фишки по нарезке, по степени готовности, и вообще, белая зависть и слюни - естественный процесс на все Ваши фото

[akraby]

Elenatai

Тайской кулинарией я не пресытился, наоборот с удовольствием наслаждаюсь в хорошем ресторанчике, типа описанного утром на военном пляже
Но в районе моего дома на Пратумнаке сейчас пусто, почти нет руссотуристо, которые еще в прошлом году составляли большинство клиентов местных кафешек. Некоторые приличные заведения позакрывались, а другие испортились. И сегодня вкусно и по оптимальным ценам поесть на районе стало проблемой. Но сам я всегда к кулинарии относился с любовью и имею в загашнике несколько фирменных блюд
Что и дает возможность совмещать "приятное с полезным"
Кстати на Волкине, руссотуристов тоже почти нет... Но общее количество толпы не уменьшилось.
Наших быстренько подменили шатающиеся толпы индусов, арабов и китайцев.

[Elenatai]

Но сам я всегда к кулинарии относился с любовью и имею в загашнике несколько фирменных блюд

Везунчик, конечно можно повторить что-то и в Сибири, но тот выбор продуктов, специй, трав, все первой свежести, который есть на каждом рынке в Тае, вряд ли...
Остается только слюнки сглатывать до момента приезда.
Что касается закрытия большинства ресторанов и кафе, то надеюсь, что лучшие все-таки останутся Хотя есть кафешки, исключительно тайские, в которых намного вкуснее готовят, чем в ориентированных на европейцев. Каждый раз, делая заказ наблюдаю вопрос в глазах повара, типа - попросит ноу спайси? И потом хитрый прищур, когда тебе подают блюдо, и лишь потом удивление - эта белая ест, и не плачет?..Счастливчик, Вы Александр
Что касаемо индусов и арабов, для них Волкин тоже отчасти экзотика, как для впервые приехавшего руссо туристо

[Мистер Икс]

Но в районе моего дома на Пратумнаке сейчас пусто, почти нет руссотуристо, которые еще в прошлом году составляли большинство клиентов местных кафешек. Некоторые приличные заведения позакрывались, а другие испортились.

Кафешка мамы ЛИ осталась на месте ?

[akraby]

Пока не побывал в Тае, я с симпатией думал о мартышках и с антипатией относился к крысам.А вот после все это поменял местами: налость и агрессивность мартышек зашкаливает!

Интересная тема обезьяны и крысы. Все рассуждения ИМХО.

И те и другие агрессивные, наглые, хитрые. Но непосредственность и нелепый вид обезьян несет позитив и поднимает настроение. Обезьяны необходимый атрибут всех зоопарков мира и многих цирков. А кто видел серую трупную крысу в зоопарке или цирке??? Позитива от них никакого, зато сколько негатива и болезней, более неприятную тварь даже сложно представить...
У меня были встречи с обезьянами в разных странах. Но больше всего запомнились:

-Долгопяты на Бохоле( Филиппины)

-Пробоскисы на Борнео;

фото не мое, они кучковались вдалеке, а съемка шла с лодки.
-мартышки во Вьетнаме;

-Орангутанг на Яве
- Мартышки на Лангкави,самые наглые, что видео. Взявшись за руки перегородили шоссе и требовали мзду за проезд. - мартышки в Камбодже. Самые деликатные. Выстроились в очередь за снедью

- на Бали, влазили на балкон, а потом в открытую балконную дверь и чистили холодильник
А вот от крыс, первый раз я ужаснулся, когда прочитал, как они штурмовали Европу, давным давно переплывая Волгу около Астрахани, хотя в своей сути плавать не умеют. Тонули тысячами, и по тонущим труппам, переползали следующие тысячи, пока не достигла европейского берега и начали свою экспансию Европы.
Второй случай ужаснул, когда увидел в подвале кошку с выеденными внутренностями;
Весной в квартире появился какой-то зверь, который не давал ночью спать, переворачивал все в доме и носился с грохотом. Сначала подумал, что влезла мангуста, уж слишком был сильный грохот.
Купил серьезный капкан и стал ждать
Через час услышал в нем бьющуюся дичь.
Оказалась крупная крыса.
Убить ее не поднималась рука, но и отпускать нельзя было. Решил поступить справедливо, дать ей шанс. Выпустил из клетки на улице, где торчало несколько кошек. Они на крысу даже бровью не повели, настолько были сытые. Крыса почти достигла зеленой полосы, но внезапно выбежавшая откуда-то еще одна кошка в три прыжка ее настигла...

Но одна история про крысу, поставила ее выше всяких похвал!!! Не знаю, правда, это или выдумка автора, о ней в следующем посте...

[akraby]

Но в районе моего дома на Пратумнаке сейчас пусто, почти нет руссотуристо, которые еще в прошлом году составляли большинство клиентов местных кафешек. Некоторые приличные заведения позакрывались, а другие испортились.

Кафешка мамы ЛИ осталась на месте ?

Пратумнак большой. А где эта мама базировалась?

[Rept-Tile]

Да, Бо Валлон - одно из мест происшествий с удочками, о которых доводилось слышать.
Нас разок "пасли" также на Анс Ройял - в сумерках и в полном безлюдье на пляже, поблизости кучковались местные подростки, маскируясь под барбекю-тусовку. Приходилось бдить и демонстративно перекладывать вещи поближе к воде, отправляясь на заплыв. Не осмелились, хотя это было несколько лет назад. Сейчас население развращается и наглеет со страшной скоростью.
Вообще нам везло, к тому же мы были уже начитанными и подготовленными. И на Сейшелах за все поездки у нас украли на пляже только одну вещь. История интимная, поэтому постить сюда подробности не буду. Но люди там оказались не при чем.

Ради точности, тарсиеры-долгопяты - это не обезьяны. Да и вообще в процессе жизнедеятельности, не подловленные фотографом с этими милыми глазищами, уставленными в объектив, они на меня произвели неприятное впечатление. Что-то общее в их облике именно с крысами или летучими мышами. Особенно когда поедают какое-нибудь насекомое. Гремлины, блин.
В общем, главное разочарование Бохола. И лишнее напоминание о том, чтобы не вестись на глянцевые фотки.

Алекс, ты - и на Волкине?? Глазам своим не верю! Вот так начнешь с простого рисового самогона, а там..
Шучу. Вива Волкин! Относиться к нему можно по-разному, но 100%-й негатив ощущают от него, пожалуй только те самые туристо, идущие на эту улочку семьями с детьми в час ночи, типа как на набережную Ялты. Вот уж кого никогда не мог понять..

Мнения о Лао-Кхао можно прочитать диаметрально противоположные, и впору действительно поверить, что, несмотря на общую тару и акциз, производители у него самые разные.
Если попался действительно качественный - здорово! Организму надо верить.

По поводу крыс: если продолжать вспоминать Гиляровского, то не обзавестись ли тебе фокстерьером?

А кто видел серую трупную крысу в зоопарке или цирке??? Позитива от них никакого, зато сколько негатива и болезней, более неприятную тварь даже сложно представить
..
когда прочитал, как они штурмовали Европу, давным давно переплывая Волгу около Астрахани

А еще черные крысы, говорят, через длинную цепочку событий стимулировали развитие капитализма в Европе, НТП и в итоге господство белой расы на протяжении столетий. Следовательно - и появление такого места, как Паттайя. Жизнь - сложная штука..

[Odess2014]

Удивлен, что обезьян не используют в целях "наживы". Лет 6 назад в каком-то российском сериале про морскую полицию была целая серия, посвященная такой обезьяне. В Сочи вроде дело происходило.

[akraby]

А теперь об одной крысе. Отрывки из книги Г.Семенова " Жасмин в тени забора"

Серый, как про себя назвала его Геша, а по паспорту — Сергей Федорович Круглов, сорок седьмого года рождения, был коренным жителем города, состоял на учете в наркологическом диспансере. Недавно вернулся после отбытия двухгодичного наказания. Несколько месяцев назад въехал, за неимением других претендентов, в маленькую комнатушку на первом этаже старинного особняка. Плохо видел, плохо слышал, но очки не носил. Поэтому и вел себя необычно: не отвечал, когда с ним здоровались, и сам тоже проходил мимо, не удостаивая никого даже кивком. Походка была, как у пьяного: зрение подводило его и здесь, хотя не только зрение, конечно, было виновато, но и алкоголь. Работал на местной фабрике грузчиком: физические силы пока позволяли Круглову справляться с нелегким трудом.

Жил замкнуто и бесшумно, ничем не мешал соседям: никогда не включал ни радио, ни телевизор, ни магнитофон, потому что ничего этого не было у Круглова. Никто не знал, дома он или нет. И лишь вечером, в потемках можно было догадаться об этом по светящемуся окну, наполовину загороженному картоном упаковочной коробки, в которой когда-то были бутылки пива, о чем гласили надписи по-чешски «Праздрой», видные с улицы. Впрочем, стекла были настолько пыльны и грязны, а лампочка светила так тускло, что никаких занавесок вообще не требовалось. К тому же прежний хозяин, скоропостижно умерший в этой комнатке, обнес окно с внешней стороны металлической решеткой. Круглов увидел прочную решетку, мрачно усмехнулся и сказал себе под нос: «Это вполне…» — и поселился тут.

В комнату он привез старую железную кровать с сеткой, два стула, тумбочку, полушерстяное одеяло и подушку. Матраса не было. Он настелил на панцирную сетку такой же картон, каким загорожено было окно, набросил на него грязное пикейное покрывало и стал жить. Скромный свой гардероб развесил на гвоздях, которые вколотил в стену; зимнюю куртку и шапку-ушанку, пиджак из букле и брюки, не знавшие утюга. Обедал в столовой, а ужинал дома, на тумбочке, залитой лиловыми чернилами. комнате всегда были две-три пустые бутылки из-под портвейна — неприкосновенный запас на тот случай, если в доме не останется ни копейки.

Круглов с детства испытывал отвращение к никотину и никогда не курил. Но в комнате, тем не менее, вскоре настоялся густой и очень неприятный запах, который исходил от самого Круглова, от его грязной и потной одежды; от куска хозяйственного мыла, лежавшего на тумбочке в замыленном блюдце рядом с тощей кисточкой для бритья; от черного хлеба, черствеющего на той же тумбочке; от огрызка соленого огурца, лежавшего тут же и успевшего покрыться плесенью.
Впрочем, сам Круглов никакого запаха не замечал, как не замечает человек, наевшийся чесноку, своего чревоухания.

Вся эта обстановка не заслуживала бы такого подробного рассказа о ней, если бы не одно чрезвычайно интересное явление, какого, пожалуй, не знало еще человечество, накопившее в своей долгой истории множество из ряда вон выходящих случаев, записанных любознательными людьми со слов свидетелей, что, конечно, не умаляет достоинств этих правдивых и очень интересных записей.

Надо и то сказать, что Сергею Федоровичу Круглову повезло родиться и вырасти в нашем обществе. О нем, бывшем осужденном, наказанном за непростительное хулиганство, заботились с таким бескорыстием и с такой надеждой на исправление, что не только устроили на работу, но и выделили жилье, вполне отремонтированную, побеленную и оклеенную новыми обоями, с поблескивающим дубовым, прочным паркетом комнату. Где еще могло произойти такое чудо, как не у нас?

А винить общество в том, что Круглов не в силах был укротить пагубные страсти, конечно же, нельзя. Он всегда отличался распущенностью и врожденной ленью да к тому же еще агрессивностью, которая и привела его когда-то на скамью подсудимых.

Ирина Васильевна Круглова, ища защиты у людей, рассказывала в былые времена, не унимая легких слез: «Всегда с ножиком ходил, грозился: все равно никуда не уйдешь. Разве я вышла бы! Всех ребят разогнал и заставил… У него и отец такой же. Всю жизнь живет с женой, не разводится и мучает ее всю жизнь. И этот тоже в отца. Я ему и нужна, чтобы мучить. Как войдет… Ой, вспоминать страшно! „Ага! — говорит. — Сейчас всех, кто тут есть, убивать буду“… Страшно! А мы с дитем, если сбежать сумеем, то у соседей ночуем. Сколько так-то ночевали!»

Теперь это в прошлом. Жены с ребенком нет, и мучить теперь некого. Посторонних людей он никогда не трогал и даже побаивался, будучи пьяным, если чужие. Подлая его натура словно бы спряталась в потемках. Круглов успокоился и, как думали люди, знавшие его раньше, исправился. А потому и шли ему навстречу. Так уж у нас принято поступать с заблудшими овцами: одна из ста заблудится — девяносто девять бросаем, и все на поиски этой одной-единственной, как будто лучше ее нет, и не будет никогда. Привычка! Потерять боимся, а что имеем, не ценим. К чему все это приводит, видно на примере того же Круглова. Живет он теперь на свете так, как если бы его очень обидели, и он в этой своей обиде волком смотрит на людей, живущих по человеческим законам, и словно бы грозит отмщением.

Однажды он пришел домой, усталый и голодный, без копейки денег в кармане, отворил дверцу тумбочки, посмотрел на зеленые бутылки, стоявшие там, но, скинув ботинки, завалился спать. Усталость сморила его. Он даже свет не сумел выключить и, ворочаясь на скрипучей, взвизгивающей сетке, злился на желтый свет, мешавший спать.

Было, наверное, часов семь вечера, на улице завывала метель, сквозь потолок слышался бубнящий голос диктора, слова которого стуком большого барабана доносились до слуха. Сон никак не приходил. углу комнаты, слева от окна, под стояком отопления, опять, как и вчера, кто-то старательно и задорно грыз и грыз жесткое дерево. Круглов, прислушиваясь к этому хрусту, улавливал тонкие, цокающие звуки, бившиеся в металлической трубе, точно вместе с горячей водой там проскакивали мелкие камушки, ударяясь об металл. Он вскоре понял, что не иначе — как кто-то царапает когтями трубу или пробует зубами на прочность. Крыса, конечно…

И с этим неприятным для себя открытием уснул. Или, во всяком случае, ему показалось, что он уснул. Потому что через некоторое время хруст и металлические звуки прекратились, а вместо них послышался требовательный и громкий писк, заставивший Круглова свеситься с кровати и взглянуть туда, откуда раздался визгливый голос.

Он увидел большую крысу с голым, неуправляемым хвостом, который непонятно для чего служил наглому животному. Крыса стремительной тенью пробежала в тусклом свете комнаты, приблизилась к тумбочке, на которой лежал кусок черствого хлеба, встала на задние лапы, вытянулась и попыталась забраться по древесине наверх. Это ей не удалось, она ловко, как мячик, упала на пол, не ушиблась, но, увидев Круглова, шмыгнула в угол и пропала в черной дыре, которой совсем недавно еще не было там.

С этими животными Круглов встречался не впервые, а потому не испытал никаких особенных чувств, подумав лишь о том, что крысу надо изловить и сжечь во дворе в назидание другим, а дырку законопатить минеральной ватой. Можно, конечно, позвонить в санэпидемстанцию и вызвать там кого надо, чтоб отравили вездесущее племя ядом.

Но все-таки, продолжая смотреть в угол, где была дырка, он с интересом ждал, что будет дальше: заберется крыса на тумбочку или не сможет — хлеб она, конечно, учуяла, и теперь не оставит попыток стащить его. На всякий случай поднял тяжелый, как кирпич, сырой ботинок с пола и поудобнее улегся на кровати, чтобы метнуть ботинок правой рукой в крысу: авось попадет.

Ждать пришлось недолго. углу, а вернее, в утробной его глубине, послышалась возня и непонятный бумажный шорох. Он напряг слабое зрение и в туманной полутьме увидел что-то шевелящееся и шуршащее… Что-то засветлело в углу, как если бы оттуда вылезала белая или розовая крыса или кто-то выпихивал из дыры какую-то бумагу… Происходило что-то непонятное. Круглов опустил ботинок, пытаясь понять, что происходит. Он явно слышал хрустящий бумажный шорох, очень знакомый и желанный, видел подозрительно розовый шевелящейся комок, который то показывался, увеличиваясь в размерах, то словно бы исчезал. Наконец эта бумага (а это была, конечно, бумага!) как будто выпрыгнула из черной дыры и, скользнув по лакированному паркету, сгорбилась, замерев на полу, напоминая что-то очень знакомое. А следом за ней высунулась острая морда крысы, и Круглов увидел блеснувший глаз животного. Крыса несмелыми толчками вынесла свое податливое тело из узенькой норы и, как бы образовавшись из ничего, уселась возле бумаги и стала грызть ее, ухватив за краешек и шурша.

Неясная догадка сбросила Круглова с кровати, крыса исчезла, а он, тяжело топая, подошел к розовой бумаге, нагнулся, взял ее нерешительно и не поверил слабым своим глазам: в руке была десятирублевая денежная купюра — червонец. Непослушными руками расправил десятку, поднес к лампочке, вгляделся. Десять рублей! Бумага почти новая, хрустящая, с отгрызенным уголком, номер на месте…

Круглов улыбнулся (а это случалось с ним очень редко) и подумал с удивлением, что такого чудного сна никогда не видел в жизни. Понял, что проснулся, хотел открыть глаза, но… Глаза были открыты. Кровать пуста. Он стоял посреди комнаты. руках — червонец. Он в ужасе посмотрел в угол комнаты и с перехваченным дыханием увидел там черную дыру. Не поверил самому себе, подошел, опустился на корточки, пощупал шершавые края дырки, поднес пальцы к свету, заметил древесные крошки, прилипшие к ним, ощутил их кожей, потерев палец о палец…

И услышал музыку. Она слетала к нему с потолка, как будто кто-то играл на аккордеоне, а женский голос пел. Словно был летний вечер, пахло цветами, а все вокруг было так хорошо, как никогда еще в жизни Круглова не случалось… Слишком хорошо! Это его испугало, и он, не выпуская из руки червонца, зажал уши, словно музыка, звучащая в нем, звучала во сне. Он ведь не спал, черт побери! При чем тут музыка? И не сошел с ума! Почему же музыка?

Он прижал ладонь к левому уху и стал, как это делают, выгоняя воду из уха, нажимать на него ладонью и отпускать. Попрыгал на левой ноге, свесив голову набок. Проделал то же самое с правым ухом. Но ничего не помогло. Музыка звучала очень глубоко, не в ушах, а словно бы в самой голове, забравшись под лобную кость, под глаза и пугая своей не проходящей, очень нежной и красивой мелодией, которой Круглов никогда раньше не слышал.

Он с отчаянием подумал, что все-таки, наверное, спит и чудеса эти снятся ему. Осторожно положил десятку на тумбочку, шатаясь подошел к кровати, снял с себя брюки, погасил свет и в страхе спрятался под шершавым одеялом, глуша музыку скрипучей сеткой.

Утром проснулся с головной болью, вспомнил необычный сон, прорычал со злостью и звучно зевнул. За окном едва синело утро, окрашивая комнату в пепельный цвет. Зевота мучила его. Пора было вставать. Но он, свесив ноги на пол, чувствуя, как холод входит в теплые ступни, долго еще зевал, почесывался, поглаживая колючую щетину на подбородке и, как всегда, тянул до последней минутки…

Свет слабой лампочки брызнул в глаза, Круглов зажмурился, а когда огляделся вокруг, зевая и почесывая грудь, оцепенел в крайнем изумлении и с раскрытым ртом.

На тумбочке лежала новенькая, помятая десятка. Горбушка черного хлеба бесследно исчезла. углу чернела дыра.

Он схватился за голову, за уши, потому что снова услышал аккордеон и мелодичный голос, поющий на очень высокой, комарино-тонкой ноте. Подташнивало, и кружилась голова. Понял, что с ним происходит что-то нехорошее. Подумал о медицине. Испугался, сердце его заколотилось с такой частотой, что он даже вспотел и едва перевел дыхание, поглядывая в углы комнаты с мистическим ужасом и небывалым душевным страданием. Он уже не сомневался, что заболел, и это ввергало его в глубокую тоску.

Машинально оделся, машинально зашнуровал ботинки, не понимая, зачем это делает, если все равно сошел с ума.

Он вышел из дома и, словно забыв, куда ему нужно идти, вспомнил вдруг, что не взял с тумбочки…

«А что не взял? — спросил сам себя Круглов. — Разве там что-нибудь? Может, там и не было ничего? — размышлял он, возвращаясь в дом и отпирая висячий замок на двери комнаты. — Конечно, не было».

Но там, на тумбочке, была все-таки десятка. Он взял ее двумя пальцами с легкомысленной усмешкой, понимая, что берет пустоту, которая ему чудится. Но все-таки взял, ощутив плотность бумаги, и так же легкомысленно, как что-то несуществующее, сунул якобы во внутренний карман пиджака, с сожалением посмеявшись над собой как над окончательно чокнутым, пропащим человеком, хотя и почувствовал при этом скомканную жесткость бумаги на груди.

Круглов даже вспомнил бога и прочувствованно обратился к нему, беззвучно шевеля губами: «Господи, прости меня, грешного, старого, недостойного. Прости. Да будет воля твоя. Грешен я, господи!»

Был он человек не религиозный, но о боге иногда помнил, мня его своим защитником, а порой даже крестился украдкой, стыдясь самого себя, будто совершал что-то непристойное.

После вчерашней метели, как это часто бывает, небо прояснилось, ветер совсем утих, снежные наметы островерхими волнами белели тут и там, скульптурной своей пластикой являя людям великое мастерство хозяина зимних ветров. Еще не утоптанные языки снега лежали и на тротуаре, чередуясь с голой чернотой соленого асфальта.

Круглова пошатывало. Ему казалось, что он идет по шпалам, то и дело сбиваясь с шага: то поскальзываясь, то увязая в сыпучем снегу, то семеня по твердому покрытию — ноги его привычно, по зимнему, осторожничали, мышцы их были напряжены, как бы сами собою ожидая коварной ледяной дорожки. сумерках, будь они утренние или вечерние, глаза совсем плохо видели.

На автобусной остановке, слушая свою бесконечную музыку, которая угнетала его, как похоронная, Круглов покашлял предупредительно и, тронув рукой плечо пожилой женщины, стоявшей к нему спиной, спросил смущенно:
— Где бы это… самое… Вы не знаете? Зайти бы надо… Медпункт какой-нибудь… А?
— Чего? — отозвалась женщина с испугом, как спросонья.
— Медпункт какой-нибудь… Не знаете где? Поблизости есть какой-нибудь или нет? Зайти надо.
— Болит чего?
— Да так, надо… Музыка какая-то мешает… Не пойму сам…
— Давление, что ль?
— Не знаю, — ответил Круглов с надеждой. — Может, и оно. Никак чего-то… Трясу башкой, а она как пчела в волосах…
— Сходи, сходи. Проверься, конечно, — сказала женщина. — То циклон, то какой-то антициклон… Крутит, вертит — ничего не поймешь.
— А где это? Медпункт-то…

— А тут рядом! Вон, по Никольской пойдешь, под горку спустишься, красный дом увидишь, а налево голубой. Вот в этом голубом «Приемный покой». Там увидишь. Там «скорые» стоят. Зайдешь и спросишь, где дежурный… Я почему знаю, потому что зуб рвала ночью как-то. На стенку лезла! Пошла, а мне тут же и вырвали. Рубль даю, а он обиделся. Ты, говорит, что это?! Ты лучше, говорит, пойди и медсестре дай, а мне не надо. А за чтой-то медсестре? Что она, помогала, что ль? У меня у самой зарплата не больше ее. Спасибо сказала, и ладно… А ты не шути, молодой еще, иди, иди…

Подошел автобус, засипел пневматическими тормозами, заблокированные колеса его, скользя по накатанному льду, опасно понесли всю огромную тушу автобуса на людей, которые попятились на тротуар, а колеса стукнулись резиной о бортовой камень и остановились на поблескивающем ледяном панцире.

Круглов похлопал себя по ушам, растянул рот в принудительной зевоте, стараясь избавиться от звучания аккордеона, и пошел по Никольской, под горку, боясь поскользнуться, чувствуя себя так, будто крутая эта улица тянет и тянет его вниз, как пропасть, над провалом которой он едва держался, цепляясь испуганными ногами за земную твердь. Небо над крышами окрашивалось в голубо-алый цвет. Стены казались лиловыми. Стайка сизых голубей паслась на тротуаре, подбирая крошки, брошенные из окон. Разбежались из-под ног, как куры. Один взлетел, задев маховым пером, обдав лицо морозным ветром.

Круглов увидел красный дом, а наискосок от него, через улицу, купоросно-голубой фасад больничного типа. Приземистый длинный дом со стеклянной вывеской, предупреждающей пешеходов о выезде машин. Выстрелом хлопнула в морозном воздухе входная дверь на пружинах, из нее вышел парень, держась за щеку. Видно, зуб… Круглов к нему.
— Эй, мужик! — окликнул он. — Погодь малость!
Тот остановился, блаженно глядя и улыбаясь перекошенным лицом. уголочке разбухших губ запеклась свежая кровь, в глазах — счастье, во рту зажата окровавленная вата.
— Ну, как? — спросил Круглов. — Отпустила?
— Не говори! — ответил тот, улыбаясь, будто встретил старого друга.
— А где тут это… вход-то? Здесь, что ли?
— Здесь… Войдешь и потом направо. Иди, там нет никого. Без очереди.
— А ты не знаешь, тут это… Чего-то у меня музыка в голове какая-то, — сказал Круглов, повертев возле виска растопыренными короткими пальцами. — Слушай, как думаешь, а? Помогут?
— Помогут! — воскликнул добродушный парень, которому весь белый свет казался в радужном сиянии.

— А слушай, а это… Вот посмотри-ка, — сказал Круглов, протискивая руку за пазуху. — Извини, я тут это… Чего-то ничего не пойму… Вот это вот, видишь, что это? — спросил он, достав и показывая смятую десятку. — Как думаешь?
— Ты даешь! — с неловким, ватным смехом отвечал парень. — Как чего?! Червонец!
— Точно!
— Сомневаешься, давай мне, — говорил он, не переставая смеяться. — Тебе не сюда, наверное, — махнул он рукой на дверь, — а куда-то еще надо. Тут первая помощь…
— Закатай губы…
— Чего ты говоришь?
— Губы, говорю, закатай, — мрачно повторил Круглов и, расправив десятку, засунул ее обратно в карман.
Странная догадка осенила его, ознобом пройдясь по всему телу.
— Так, — сказал он, глядя на обескураженного парня. — Хвосты рубаются.

— Что?
— Уйди, перемычка, скройся в тумане… Чего ты? Или машинка закаточная нужна? Чего ты так губы раскатал? Уйди, — говорил он нахраписто, хотя на самом деле вовсе не злился на парня, а был даже очень благодарен, говоря с ним по-своему шутливо и задушевно. Иначе он не умел, не мог говорить с людьми, у него не получался разговор, а вылетали бранчливые блатные словечки, понятные далеко не всем, и окрашены были эти слова в черный как будто цвет. — Не обижайся, — сказал он парню и похлопал по плечу. — Фотография у тебя веселая.

А когда остался один, вынул опять таинственную десятку, разглядел ее всю от краешка до краешка, заметил даже следы крысиных зубов и дырочки от острых когтей, тонкие проколы.

Душа его возликовала, он понял, что свершилось чудо, что крыса откуда-то из подполья принесла ему червонец за краюху хлеба и что грех будет, если он эту дурную денежку не прогуляет.

…Домой вернулся поздно и никак не мог попасть ключом в замочную скважину, сопя у закрытой двери. А когда все-таки справился и зажег в комнате свет, первым делом прошел в угол. Там, как и утром, чернела дыра, которая на этот раз показалась ему более широкой. Медленно опустился на корточки, придерживаясь рукой за стену, достал из кармана небольшой кусок сала с жестким просоленным клочком кожи и положил его около норы.

— Еще принесешь, — ласково говорил он в дырку, — чего-нибудь… Поняла? Биксы жареной с луком хочешь? Накормлю. Как хочешь! «Мы рады вам, но больше рады выи», — запел он снова и едва не пустил слезу от умиления. — Падаю на хвост. Тишина! Гоп! Тишина.

Улегся в кровать, провалившись в сетке, как в люльке, а утром, не помня извилистого своего пути домой, знал только, что нес в кармане кусочек сала и очень берег его.

Чудо есть чудо. Оно, может быть, и случается в жизни, но — без свидетелей. Это уж потом о чуде рассказывают, ссылаясь на якобы свидетелей, и даже описывают иногда в популярных газетах и журналах, не говоря о старинных книгах и о тех далеких временах, когда чудеса происходили гораздо чаще, чем теперь. Теперь любое «чудо» можно объяснить и поставить, на место с помощью научных достижений нашего времени — всегда найдется образованный человек, который четко и ясно все объяснит, обоснует и легко развеет суеверия невежественных людей. И хотя даже умным людям порой не хочется верить образованному человеку, истина от этого не страдает. Во всяком случае, все чудеса, происходившие в последнее время, никогда не повторялись, не давали повода для серьезных размышлений; возникнув в чьем-то воспаленном сознании, давали вспышку, капсюлировали, так сказать, взрыв всевозможных слухов, толков и россказней, а спустя немного времени благополучно забывались, как забываются интересные сны. Можно даже сказать, что самое чудесное чудо — это всего лишь навсего загадочный сон наяву, сон определенных общественных кругов, а вовсе не целого народа… Сны эти у каждого круга разные. Здесь все зависит от воспитанности, образованности и даже чувствительности того или иного слоя людей. Чем выше интеллект, тем грандиознее чудо. Только раньше были чудеса, захватывавшие сердца и умы всех общественных слоев… Но это говорит лишь о том, что раньше люди были талантливее — как сочинители, так и читатели.

А вот случай с крысой, которая прогрызла дыру в комнате Круглова и принесла в обмен на черный хлеб десятку, можно, наверное, назвать из ряда вон выходящим, потому что тут, как это ни странно, было продолжение.

субботнее утро проснулся ничего не помнящий Круглов, напился теплой воды из поллитровой банки, и взгляд его упал на крысиный лаз, возле которого опять лежала смятая десятка…

Витиевато выругался шепотом и, вспомнив вчерашнее, удивленно поднял с пола свеженькую, хрусткую купюру, на которой в этот раз не нашел следов когтей или погрызов
Нужно ли объяснять, как кстати пришелся этот подарок! Круглов не знал, кого благодарить. Дрожащая его душа плакала в счастливом забытьи. Мозг отказывался что-либо понимать, но при этом не утратил способности правильно мыслить, подсказывая Круглову, что нужно сейчас же отправляться в магазин или на рынок за салом. Нельзя же остаться в долгу перед животным, которое кое-что соображает.

Крысы всегда отличались острым умом и необыкновенной храбростью. Но этим они отличались и тысячелетия назад. За долгие века они, конечно, поумнели, а крыса, которая вышла на Круглова, была самая умная из всех, какие когда-либо жили на свете.

Так примерно подумал обескураженный Круглов. Сердце его, словно бы обдуваемое холодные ветром, зябко колотилось в груди. Радость и таинственный страх — все перемешалось в нем, сбивая с толку. Смелые мечты о будущем бросали в пот. Он чуть ли не падал, подкошенный слабостью, когда думал о завтрашнем дне или сегодняшнем вечере, потому что, как он полагал, животное к вечеру вполне может проголодаться.

нем впервые в жизни проснулся заботливый хозяин. С этого дня он стал прислушиваться к каждому шороху, ибо животное, очень быстро сообразившее, что требуется от него для получения лакомого кусочка сала, выносило денежные купюры по нескольку раз за вечер. Круглову оставалось только подбирать деньги с пола и, расправив, прятать в карман. Был один вечер, когда животное вынесла ему семьдесят рублей!

И если в первые дни, когда Круглов подбирал деньги и, относясь к ним как к чему-то случайному, неверному, тратил не считая, хотя, конечно, не забывал и о своем животном, но спустя некоторое время он уже всерьез задумался над загадочным явлением. Бросил пить, торопился с работы домой, запирался в комнате и, громко шурша бумагой, в которой приносил сало, а приносил он всякий раз небольшой кусочек, считая, что в комнате нельзя оставлять шмат сала без присмотра, посвистывал весенней синицей, клал кусочек шпига возле засалившейся норы и ждал выхода животного. Ждать ему приходилось недолго.

Сначала показывалась остренькая горбоносая мордочка с поблескивающими бусинками умных глаз, потом лоснящееся животное, которое со временем стало казаться Круглову красивым, без опаски уже хватало кусок сала и проваливалось во тьму подполья. Все затихало, но вот раздавался шорох, царапанье жесткой бумаги о неровные края отверстия, и из черноты, как из брюха живородящей рыбы, появлялась денежная купюра.

Новый кубик сала между тем уже лежал перед дырой. Животное отпихивало от себя бумагу и с торопливостью дрессированного циркача, исполнившего нелегкий номер, хватало лакомство, тут же по-тюленьи ныряя, словно в воду, во тьму подполья.

Теперь наступала очередь Круглова, и он тоже торопливо хватал новую десятку, будто бумага, как животное, тоже могла ускользнуть от него в подпол. долгие часы невероятной этой охоты он забывал обо всем на свете, во рту пересыхало, а взгляд был прикован к темному отверстию, возле которого белел следующий кусочек жирного сала. Иногда он тихонечко посвистывал, умея это делать самым превосходным способом: свисточки получались тонкими и ласковыми, похожими на птичье пение. Это всегда помогало. Животное с любопытством высовывалось и как бы спрашивало у него, сидящего на стуле: звал? Но, как ни странно, не каждый раз соблазнялось салом, а бывали даже случаи, что на свист она вытаскивала десятку, выпихивала ее из норы и снова удалялась восвояси.

этих случаях Круглов проявлял благородство и, забрав червонец, больше не тревожил свою благодетельницу. Остатки же сала, разрезанного заранее на маленькие кубики, оставлял перед дырой. Утром еще одна десятка лежала на полу.

Лишь однажды животное огорчило его и вынесло клочок полуискрошенной купюры с обгрызенными краями. Была купюра старая, грязная, пропахшая чужими карманами, сумочками и бумажниками. Впрочем, к тому времени, когда это случилось, Круглов уже так обогатился, что только усмехнулся, ругнув про себя несознательное существо, сьевшее старенькую десятку, от которой, наверное, вкусно пахло.

К тому времени он собрал довольно большую сумму денег, так что сумел купить себе приличный костюм темно-синего цвета, серый свитер, теплое, на ватине, пальто с цигейковым воротником, югославский плащ, ботинки и необходимую мелочь; купил ватный матрас, подушку и два комплекта постельного белья, купил платяной шкаф, сделанный на той самой фабрике, где работал, и, конечно, обеденный стол. Кроме того, он купил по объявлению старый холодильник «Саратов», купил кое-какую посуду, хорошие ложки из мельхиора, складывая все это звенящее богатство на полках холодильника, в котором, кстати, держал и сало, не мотаясь теперь в обеденный перерыв по магазинам и не заходя на рынок, где покупал раньше, как побирушка, сто граммов шпига.
Но и после всех этих приобретений у него оставалось рублей семьсот — восемьсот, к которым каждый вечер и каждое утро прибавлялись новые суммы денег. Он никогда не вел строгого учета сумасшедшим этим деньгам: суеверие останавливало его, и Круглов только приблизительно знал, сколько их у него.

Он, конечно, понимал к тому времени, что сообразительное животное (он некогда даже в мыслях не называл его настоящим именем) приносит деньги из какого-то тайника. И он мог бы, разумеется, попытаться разобрать паркет и обнаружить клад. Но, поразмыслив, решил не делать этого и оставить все как есть, потому что, во-первых, это было бы уголовным преступлением: узнать о тайнике и присвоить себе шальные деньги, на которых, возможно, была чья-то невинная кровь; а во-вторых, он уже так нежно полюбил серое животное, что не хотел нарушать мирной его и сытной жизни.

Частенько по утрам видел на полу мелкий, черный, как семена репейника, помет животного, которое по ночам бегало по комнате, а однажды даже спало у него в ногах, на кровати, как избалованный теплолюбивый песик. Он улыбался и, укоризненно покачивая головой, заботливо подметал веником эти семена сытной жизни, хотя и ворчал иногда на бестолковое животное, если находил испражнения в неподходящем месте, в ботинке, например, или в носке, особенно если обнаруживалось это неудобство, когда он уже натягивал носок на ногу или надевал ботинок.

Перед восьмым марта в солнечный, но морозный день Круглов увидел на рынке, куда пришел за салом, алые тюльпаны. цветочном ряду на дощатых столах светились большие, похожие на террариум ящики из органического стекла. За прозрачными их стеклами лежали влажные, большие цветы. У них были сочные листья, которые казались голубыми. А в глубине распахнутых багрово-алых цветов ярко желтели венчики, окружая бархатную черноту тычинок и пестиков.

прозрачных этих теплицах горели свечи. Озябшие на холоде продавцы переминались с ноги на ногу, серые и невзрачные рядом с роскошным, нездешним салом, согретым стеариновым пламенем свечей. Они как будто были приставлены здесь для охраны зимнего чуда, как будто не хозяевами были, не искусными цветоводами, а слугами холодных, равнодушных цветов, красующихся на виду у прохожих в стеклянных своих дворцах.

Цены на цветы были баснословно высокими — три рубля за штуку. Но никто не роптал.

Возле запотевшего стеклянного чертога, в сияющей туманности которого грудились цветы, Круглов остановился. Тюльпаны, казалось, были фарфоровыми. Он подумал, что за такую красоту на месте хозяев запросил бы в три раза дороже. Велел подать один цветок, не совсем понимая, что делает.

Здоровый сивый мужик в напяленном на шубу белом халате поднял крышку ящика, осторожно вынул, словно опасаясь разбить, верхний цветок и аккуратно завернул его в прозрачный целлофан. Щеки у мужика были свекольного цвета.

Тюльпан, похожий на красотку в нейлоновых одеждах, очутился в руке у Круглова. Он очень смутился, впервые почувствовав рукой хрупкую невесомость цветка, и торопливо пошел прочь.

— А деньги! — услышал он сиплый голос мужика. Круглов остановился, понимая, что это относится к нему, мазанул рукой, нахмурился и, вернувшись, вынул червонец, который подобрал сегодня утром в углу своей комнаты.

— Совсем чего-то, — сказал он виновато, слыша шорох целлофана, напоминавший привычную уже азартную охоту за деньгами. — Извини. Ум за разум… Гоп, тишина!

Он спрятал покупку за душной пазухой, а дома развернул шумно хрустящий, поблескивающий целлофан и бросал цветок на пол, к норе, почувствовав головокружение. Сказал насмешливо:

— Это тебе витаминчики… Любви все возрасты покорны, — забормотал он и улыбнулся, как пьяный, — но денег больше — и любовь сильней… Пригодятся. Гоп, тишина!

Растение лежало цветком к норе. Нижний лепесток, ударившись об пол, безжизненно подвернулся. Животное высунулось на шорох и, увидев цветок, испугалось красной его пасти. Но любопытство взяло верх, осторожное животное, скрывшись было, снова посунулось и вытащило себя из норы, подкралось к тюльпану, приволакивая за собой дохлый хвост, обнюхало цветок и, опять чего-то испугавшись, нырнуло во тьму.


— Не нравится? — спросил Круглов. И ногой отшвырнул цветок к батарее отопления. — Ну ладно! Я тебе сейчас сала отрежу. Видал, какого купил!

Два дня и две ночи Круглов ходил, как лунатик, не спуская глаз с черного отверстия в углу своей комнаты. Кусочек сала лежал нетронутый. Животное не являлось и на посвист, видимо, тюльпан так напугал его, что оно глухо затаилось под полом. Или обиделось на Круглова, который вместо села подкинул ему растение.

Он, конечно, уничтожил тюльпан, измял его, изорвал и спустил в уборную. Протер кусочком сала даже место на полу, где лежал цветок, уничтожив запах, который мог опять напугать животное. Он проклинал себя и свою дурь, мучился, не выходил из дома, сбегав только в поликлинику, за больничным листком, который ему выписали, взглянув лишь на истощенное тоскою лицо с безумоватым взглядом покрасневших плаз. Ему снились страшные сны, как будто он спускался в мокрое и холодное подземелье, полз в полумраке по осклизлым камням, и, задыхаясь, просыпался в поту и предсмертном ужасе, потому что подземелье кишмя кишело пищащими и верещащими крысами, но не было среди них той, какая сдружилась с ним.

Ему было очень плохо. Жизнь потеряла всякий смысл, и, хотя он понимал, конечно, что запасы подпольных денег не бесконечны, ему все-таки чудилось, что там их очень и очень много. Но, спугнув добродушное животное проклятым цветком, он их никогда уже не увидит, животное же прогрызет себе нору у соседей и погибнет, отравленное ядом.

Он боялся уснуть, прислушиваясь к малейшему шороху в спящем доме — до слуха доносились храпы и сонный брад людей, скрипы и стоны, дремотный топот босых ног и шум воды в трубах. И чудилось тогда Круглову, что он лежит во чреве каменного существа, которое переваривает в ночной тишине дневную пищу. А он потягивался с позевотой и слушал, как происходит эта таинственная работа.

Он очень страдал, умоляя животное вернуться, и так измучился, что когда вдруг услышал знакомую возню в подполе и верещанье с писком, то вскочил с кровати, упал на колени, закрыл лицо руками и хотел заплакать. Очень хотел! Но слез не выдавил.

— Пришло, — шептал он дрожащими губами, слыша бумажный хруст и шорох. — Ах ты, господи! Тащит… Ну-ну… Где ты скиталось? Чудо заморское!

Но замолчал, увидев светлеющий клин нарождающейся купюры, которую толкало перед собой вернувшееся животное, — он никогда не мешал серьезной работе, тем более в этот раз.

Тем более в этот раз! Ибо перед умиленным взором растроганного Круглова сиреневой гроздью расцвела купюра достоинством в двадцать пять рублей. два с половиной раза больше, чем до сих пор! Он, как рыбак, привыкший подсекать и вываживать на берег хороших подъязков, зацепил вдруг крупного язя, в дугу согнувшего упругое удилище, и, с трудом справляющийся с охватившим его волнением и с рыбой, молил теперь небо, чтобы добыча не сорвалась, чтобы все до конца было удачно и рыба оказалась бы у него в садке.

Выпихнуть из норы эту крупную купюру животному было труднее. Круглов хорошо понимал это и с перехваченным дыханием следил за нелегкой работой, с трудом сдерживая себя, чтобы не ринуться на помощь животному.

Но наконец-то измятый комок сиреневого цвета выпрыгнул из норы, скользнув по паркету, добродушная морда животного хитро блеснула веселым глазом, туловище выскользнуло из тесноты шершавой дырки, желтые зубы вонзились в кусочек сала — и животное исчезло.

Круглов, истосковавшийся по добыче, тихонечко, на цыпочках подошел к норе, поднял с пола четвертную и возликовал.

— Ах, рыбка корюшка! — воскликнул он сдавленным шепотом. — Ах, Оля-Олюшка! Ты смотри, что получается! Глубоко копаем! Та-эк! — Срочно сало! Гоп, тишина!

Свежий кубик сала вновь забелел в углу комнаты. Проголодавшееся животное, словно учуяв его, вынырнуло из-под пола и с молниеносной быстротой схватило свею добычу.

жизни Круглова начиналась новая эпоха. Он даже подумал, грешным делом, что животное, израсходовав все червонцы, может быть, сомневалось, нужны ли человеку новые бумаги; может быть, эти бумаги пахли не так, как прежние, и оно мучилось там у себя в потемках, голодало, но не решалось предложить их в обмен на сало, и только голод заставил поступиться совестью и вывести эту нехорошую, по его мнению, бумагу доброму человеку. Может быть, все так и было, а он напрасно подумал, что животное испугалось тюльпана?

Но, как бы то ни было, вечер оказался рекордным — животное наградило Круглова тремя сиреневыми купюрами. А еще одну он обнаружил утром, выспавшись наконец и воспрянув духом.

Соседи отпраздновали Международный женский день, отшумели, отсмеялись; жизнь опять вошла в привычную колею. Круглов богател, но ни один человек на свете не догадывался об этом. На мебельной фабрике он работал истово, стал еще более молчалив и замкнут и вел себя чуть ли не как глухонемой, зная свои обязанности и исполняя их самым добросовестным образом. Даже женщины, работавшие в цехах, обратили на него внимание, прослышав, что человек бросил лить и взялся за ум, приоделся, обедать ходил в ресторан, который, правда, кормил комплексными обедами почти за ту же цену, что и столовая, но в отличие от столовой блюда на стол подавались официантами. Каждый месяц Круглов получал небольшую премию, и, если его приглашали обмыть ее, он молча доставал из бумажника трешницу и совал в карман приглашавшему.

— Вышей за мое здоровье. Гоп, тишина! — говорил он мрачно, будто ему неприятны были слова и вообще всякий звук, вылетавший из собственного рта. И торопился домой.

Он с детства знал, в юности чувствовал, в зрелых годах надеялся: в жизни его произойдет когда-нибудь что-то такое, что ни с одним человеком на всей земле не могло и не должно было произойти. Теперь, когда это с ним произошло, он понимал, почему никогда никакое учение или профессиональная работа не представляли для него интереса; почему он лениво учился, лениво работал и смотрел на трудолюбивых людей свысока, как на обыкновенных неудачников, которым ничего не светит в их скудной жизни. Все эти радости казались ему неестественными, и он их презирал. Хотя и бездельников тоже не любил, потому что знал, чувствовал, был уверен, что ничего примечательного, достойного у них уж тем более никогда в жизни не случится, что пробудут они свой век в безделье, так и не поняв, для чего и зачем были рождены на свет.

Себя же всегда причислял к избранникам судьбы и теперь безусловно знал, что не ошибся. Единственно, что угнетало его, — это вынужденное молчание, безвестная слава избранника, о котором никто, ни один человек на земле ничего не знает и даже представить себе не может, что он уже есть, этот избранник, живет, ходит в простой одежде, ест простую пищу, ютится в маленькой комнатенке, и поневоле делает вид, что он такой же, как все, трудяга, хотя без зарплаты и премий может спокойно обойтись, позволив себе жизнь богатого бродяги, знающего толк в наслаждениях и презирающего человеческий труд.

Круглов иногда еле сдерживал себя, чтобы не проговориться. Были случаи, когда под ярким солнышком душа его оттаивала и, возбужденный думами о себе, он начинал вдруг издавать кряхтящий стон, с хмурой усмешкой глядя в глаза одутловатого собрата по работе.

— Чего? — спрашивал тот, греясь на весеннем солнышке. — Живот, что ли?

Круглов, перебарывая себя, вздыхал в отчаянии и говорил с мучительным стоном:

— Дурак ты, вот чего…

Но умный собрат по труду был уверен, что он не дурак, и не обращал на слова Круглова никакого внимания.

— Отказываться от привычки вредна, — нравоучительно замечал еж. — Есть даже смертельные случаи. Организм знает, что ему нужно. И отказывать ему не надо — это вредно. Вот у меня, например, два сына, младший в меня пошел — любит соль. А старший в мать — огурцы и помидоры ест без соли. Соль, конечно, вредна для почек, но я люблю соль. И не отказываюсь от нее никогда, потому что, значит, так надо.

А Круглов смотрел на него, корчась от желания ошеломить самоуверенного «дурака», рассказать ему о чудесах, которые свалились на Круглова кучей денег.
— Да ты разве, — говорил еж, с трудом разжимая стиснутые зубы, — от чего-нибудь откажешься?
— А ты? А ты-то?
— Гоп… тишина! — мрачно заключал Круглов.

Денег у Круглова скопилось так много, что стало уже опасно держать их дома, хотя окно и было забрано решеткой. Висячий замок на двери тяжел и внушителен, но отпереть его ничего не стоило даже новичку в рисковом том деле. Круглов врезал, внутренний, номерной, оставив и висячий. Но душа ого была неспокойна в дневное, рабочее время. Ночью теперь не чистят квартиры, а вот день, когда все на работе, стал опасен. Хотя если подумать: кто же полезет в убогую комнатенку одинокого мужчины, в которой холодильник — и тот старой марки? Но именно за холодильником, с тыльной его стороны, в старом детском портфельчике, найденном во дворе, Круглов и прятал свое богатство, перевалившее уже за третью тысячу. Круглову и не снились такие деньги! Конечно, это еще не «Жигули», но ведь и животное не отказывается от сала.

Умное, сообразительное животное! Оно все отлично понимало и тоже по-своему было, наверное, довольно беспечной, сытой жизнью. Мех его приобрел кротовый лоск, выражение носатого лица, когда животное дремало в комнате, возле теплой батареи, было хоть и брезгливо и злобно, как и положено всякому представителю неистребимого племени, но Круглов, однако, находил в нем некоторую благообразность и, что самое главное, глядя на лоб, видел таинственный ум, который как бы отражался на лице брезгливостью к бессильным и глупым обитателям земли, в том числе и к нему, к Круглову, внушая к себе уважение. Рядом с этим животным он порой себя чувствовал неуклюжем бегемотом в вольере, на которого животное поглядывало добродушно, но в то же время высокомерно, как на существо низшего порядка.

Это сопоставление вызывало в нем улыбку, и он, восхищенно глядя на спящее животное, тихо бубнил себе под нос:

— У-у, дракон рогатый! Нажрался… Спишь! Хорошо тебе, перемычка! — (Никогда не зная, какого рода этот дракон, мужского или женского, Круглов думал о нем уважительно как о животном вообще). — Разлеглось тут! Всю комнату загадило, заразным.

Мир да гладь царили в эти минуты в душе умиленного Круглова, хотя и смешно ему было отвлечься порой от действительности и взглянуть на себя со стороны. Здоровый мужик в тренировочном костюме, толстоногий, с мощными ляжками, распиравшими синий трикотаж, с железными от переноски тяжестей мышцами плеч, груди и живота, он и в самом деле попал в кабалу к своему животному, был зависим от его загадочного рассудка, который в любую минуту мог выкинуть что-нибудь неожиданное, какое-нибудь такое совершить действие, которое то ли в уныние ввергнет, то ли в радость — никогда не угадаешь.

Круглов очень устал от всех этих нервных забот, от бессонницы и от физической нелегкой работы. Иногда общее утомление сказывалось так ощутимо, что он чуть ли не в обморок падал, теряя всякие силы и едва добираясь до постели, чтобы провалиться в мертвецки тяжелый сон. И в конце концов он понял, что ему необходим отдых.

Круглов надел свой югославский плащ цементного цвета, накинул на короткую шею шелковистый шарф, сунул руки в шелковистые карманы и пошел по улице поблескивая новыми ботинками. Ему нужен был почтовый конверт и бумага.

Терпение лопнуло. Он больше не мог скрывать свою тайну и понял, что настало время попроситься в отпуск, махнуть куда-нибудь подальше и, набив карманы деньгами, пожить немножко так, как положено богатому и нестарому человеку. У него имелся заветный адресок, оставленный когда-то человеком с юга, с которым он работал в одной бригаде на арматурном заводе. Он помнил запах железной окалины, игольчатые ее уколы, когда она отскакивала в лицо со сгибаемой в станке проволоки, помнил красные от ржавчины рукавицы, дребезжащий грохот железной арматуры, однообразный запах горячего обеда и тяжелый храп лысого южанина, спавшего рядом. Куда ни посмотришь, всюду зеленели, золотились масляными стволами густые сосны, от запаха которых Круглову делалось тошно. Он не любил вспоминать о том времени и о тех местах, сумев в конце концов сделать так, что вычеркнув из памяти, из жизни те годы, обманул себя и поверил, что ничего этого не было.

Был только южанин, его рассказы о богатой жизни в теплой стране, о Каспийском море и о терпких, густых винах. Звали его Саша, Александр Борисович Кантонистов, единственный человек, которому Круглов, по старой памяти, мог доверить тайну.

Надежды, правда, было мало, что тот откликнется, приедет, поживет в его комнатенке, но все-таки Круглов, давно не писавший, старательно выводил строчки письма: «Хорошо тебе бичевать, а тебе дело человек предоставляет. Делом пора заняться. Дело такое, в письме не напишешь. Вместе будем в зените славы. Приезжай, сам увидишь. Поживешь в моей лачуге и уедешь довольный. Дело чистое. Даже смешное. Приедешь, увидишь сам. Брось телеграмму, буду ждать. Поговорить надо. Прошу тебя», — писал он, сидя за казенным столиком на почте.

Опустит письмо в ящик с таким чувством, будто сделал что-то не так, очень растерялся, когда услышал, как письмо стукнулось о донышко: теперь уже не вернешь. И стал ждать телеграмму.

Но Александр Борисович неожиданно приехал сам и привез с собой товарища, имя которого было Ибрагим. Когда Круглов увидел Кантонистова, радость его омрачилась — перед ним стоял холеный подозрительный белолобый мужчина в дорогом кожаном пальто. Сашка, как привык называть его Круглов, не бросился в объятия, не прослезился, а холодно подал руку, на безымянном пальце которой тяжело блеснула золотая печатка.

— Тебе повезло, — сказал он. — А вот мой друг, у него тут сын, скажи ему спасибо, — уговорил. Времени нет! Ну, здравствуй… Нет времени совсем! Тебе повезло! Круглов обиженно сказал:

— Тебе, может быть, тоже.
— Ах, чудной человек! — воскликнул неузнаваемый Сашка и рассмеялся добродушно. — Извини, но в прошлое дороги нет. Задний ход я не даю. Что у тебя за дело? Где зенит нашей славы? Ну?! Это все, что ты имеешь? — спросил, окидывая взглядом убогое жилище. — Хижина! Вижу, что хижина, а это уже хорошо — не обманул. Ты честный человек.

— Да уж не трепач, — с усмешкой сказал Круглов. — Не пожалеешь, что приехал.

Кантонистов был ошеломлен, когда увидел чародейство Круглова. Ибрагим сидел с пылающими щеками не веря в чудеса, и долго не мог прийти в себя, ощупывая купюру, принесенную животным. Кантонистов поглядывал на Ибрагима, Ибрагим — на Кантонистова, а вместе они с недоверием смотрели на Круглова, который скромно торжествовал.

Была глубокая ночь, когда все это произошло. Приехали они перед полночью и, конечно, шумом шагов и разговорами смутили животное, и оно не сразу: откликнулось на призывное посвистывание.

— Я готов, — сказал Кантонистов, пронзительно глядя на Круглова, когда на улице стало уже рассветать. — Я согласен. Ибрагим поедет с тобой, а я останусь. Ты хорошо отдохнёшь. Договорились? А теперь, — добавил он, постучав ногтем по часам, — теперь заедем к одной красавице, посмотрим на мальчика и примемся за дело. Времени, товарищи, нет! — воскликнул он, играя роль деятельного распорядителя.

После бессонной ночи они и заявились к Геше, сказав, что нагрянули прямо с аэродрома, с неба, так сказать; на голову. Подозрение Геши, которая заметила странное их поведение, оказалось ложным: они устали и торопились отдохнуть после дороги и всякой чертовщины, от которой гудели их возбужденные головы. Другое дело, Ибрагим! Его поведение было, конечно, странным, и Геша имела основания заподозрить его в преступных намерениях. Но вот в каких? Об этом она ничего не знала и даже не догадывалась, пока перед ней не раскрылась тайна, повлекшая за собой, увы, опять трагедию.
Однажды теплым вечером, когда окно было настежь распахнуто, Геша, делая последние мазки на весеннем, порыжелом своем лице, услышала звонок в дверь.

На ней было лилово-дымчатое платье с перламутровой брошкой в виде большой и тоже темно-лиловой бабочки: Геша себя чувствовала в этот светлый, розовый вечер созданной для повелительных взоров и жестов. Веснушки, которые высыпали рыжеватым загаром на окрылках носа, только молодили ее лицо и, притуманенные пудрой, казались искусственным оттенком матовой кожи, как если бы изощренная модница нанесла их в минуту озарения тонкой кистью фантазии и удивилась сама своей удаче.

Она знала, что тот, кто сейчас увидит ее, будет поражен, и, сбегая вниз, часто-часто щелкая каблуками по деревянным ступеням, словно бы слышала себя и видела со стороны легкую, лилово-дымчатую, душистую и очень красивую.
Человек, который заехал за ней, был смущен и озадачен, точно встретился с незнакомой и очень красивой женщиной, выдававшей себя за Гешу, и мучительно думал теперь, что ему нужно делать и как себя вести с ней: верить или не верить. Так, примерно, ощутил себя рядом с Гешей капитан Корольков, никогда не упускавший случая что-нибудь приятное сказать ей в былые дни, которые далеко отодвинулись теперь, убежали длинным эшелоном в туманную даль и, отгромыхав, уступили место тихому празднику.

Геша тоже стала оглядываться, делая это молниеносным движением шеи, случайно взглядывая на соседей, постреливая глазами и тут же прячась, словно всего-навсего нервно потряхивала прической, откидывая при этом рукой пружинки волос, спадающих на виски. Но взгляд ее был исключительно зорок в эти мгновения. Ей показалось, когда диктор усаживал ее за стол, что в поле ее зрения возникло вдруг напряженно внимательное лицо, которое она совсем недавно видела в своем доме, а потом гналась на автомашине, спутав это лицо с другим. Неожиданно, как предательский удар, над ухом у нее раздался знакомый голос:

— Я приветствую вас, Георгина Сергеевна… Перед ней стоял, конечно, Кантонистов, ни фамилии, ни имени которого она еще не знала.

Геша очень испугалась, увидев его.
— Прошу прощения, — сказала она, взглянув на капитана, который удивленно поднял брови, и на всех друзей, разглядывающих незнакомца. — На минуточку… — И, быстро встав, увлекла за собой Кантонистова в гардеробное помещение, где возле окна стояли стулья.

Села, пригласив его сделать то же, и он подчинился. Возбуждение ее достигло опасного предела, она слышала влажный стук сердца, ей было жарко, лицо горело, мысли путались, она не могла объяснить, зачем утащила за собой этого человека, понимая лишь одно: друзья могли принять этого субъекта за хорошего ее знакомого.
— Во-первых, — сказала она, переводя дыхание, — я не знаю вашего имени и фамилии… Я не люблю разговаривать с безымянными предметами… Итак?
— Александр… Кантонистов, — ответил тот, шаркнув кожаной подошвой по полу. — Разве Ибрагим не сказал?
— Нет. Он повел себя странно. Кстати, он тут?
— Он дома. Я здесь один.

Она испытующе оглядела Кантонистова. Воротничок голубой рубашки на перламутровых пуговках, темно-серый, тяжелый, поблескивающий костюм, галстук в красную, вертикальную полоску и, конечно, «Саламандра», начищенная до лакового лоска… На руках надутые жилы под черными волосами. Он доверчиво улыбался, тоже разглядывая ее с любопытством, как если бы сравнивал с той Гешей, которая с припухшими после сна глазами, бледнолицая и недовольная, резкая, встретила их ранним утром.

— Ну, хорошо, — сказала она. — Я верю. Признаться, я не должна была бы… потому что… вы начали знакомство с вранья. Терпеть не могу, когда мужчина врет! Это вызывает физическое отвращение, гадливость. Что тут у вас за дела? Зачем приезжал Ибрагим?

— Ибрагим идиот, — сказал Кантонистов, не слыша ее вопросов. — Расстаться с такой женщиной! Глупый человек, — объяснил он с дружеской, доверчивой интонацией и досадливо причмокнул губами.

— Не хотите отвечать. Что за секреты? Я ждала вас вечером того же дня, Ибрагим почему-то тайно пришел…

— Не тайно! — воскликнул Кантонистов. — Зачем ему тайно, если он хотел посмотреть на сына. Он только для этого и летел сюда. Честное слово! Случайно узнал, что я собрался в этот город, — вот и все! Купил танк, взял билет и полетел. Какая тут тайна?

— А почему не пришли вечером?

— Времени нет! Дела! Никакой тайны, честное слово! — похохатывая, говорил Кантонистов. — Если хотите знать о моих делах, вы не поверите! Я любопытный человек, и все! Меня поманили пальцем, сказали, есть уникальное зрелище, а я любопытный… Я живу в бедной лачуге. Зачем мне говорить вам это? Даже не могу пригласить в гости… Я сиделка… Хозяин уехал отдыхать, оставил вонючее животное, я должен кормить его салом… Вы мне не верите? Ха! Я сам себе не верю! — сказал Кантонистов, хлестко шлепнув тугую свою коленку. — Честное слово!

Судя по его странной, но как будто правдивой исповеди, ясно было, что от Ибрагима он кое-что узнал о ней, и Геша терялась теперь в догадках, почему он так откровенен и зачем ему надо было подойти первым.

— Я вам не верю, — сказала она. — Что значит бедная лачуга, сиделка, животное? Что вы мне голову морочите?

Кантонистов взглянул на часы, постучал ногтем по стеклу, сказал решительно:

— Нет десяти… Я не люблю, когда мне не верят. Бросьте ваших пижонов, поехали, я вам покажу лачугу, животное, и вы все поймете. Этот хмырь, вы помните, он приходил к вам, так загулял, что его не прогонишь теперь домой. А мне надоело! Он мне подсунул липу! Это очень смешно.

— Во-первых, — строго сказала Геша, — я не знаю, кто вы и зачем вы здесь… И прошу моих друзей не называть так, как вы изволили их назвать. Или только в лицо, если вы мужчина… Иначе это подлость. А во-вторых… — Геша задумалась на мгновение и твердо сказала: — Поехали.

Этого, видимо, не ожидал Кантонистов и взволнованно воскликнул:

— Я гарантирую!
— Что?

— Все! Безопасность, хорошее настроение. Немножко развлеку и привезу обратно, если вы пожелаете… Клянусь!
— Пожелаю, пожелаю…

Геша вернулась к столу, встретила тревожный, вопрошающий взгляд капитана.
— Я на часок, — сказала она, поведя глазами в сторону двери. — Я обязательно вернусь.

Капитан незаметно кивнул ей и, взяв салфетку, стал торопливо вытирать губы.

— Нет, нет, — сказала Геша, обращаясь уже ко всем, — вы оставайтесь, веселитесь, а мне необходимо отлучиться на часок… Это очень важно. До скорого! — Она помахала стиснутыми пальцами, держа руку возле груди, сощурилась в улыбке, как бы прося прощения, и потаенно спросила глазами у капитана: «Что ты хочешь делать? Ни в коем случае, ты мне не нужен».

Почему? — так же потаенно спросил насторожившийся капитан. — Я это сделаю, как надо».
«Нет, я прошу тебя. Ты можешь все испортить».

«Хорошо, хорошо, я остаюсь», — ответил капитан и, покорно опустив глаза, положил салфетку на стол.
— Мы вас не отпустим, — сказал диктор. — Я довольно скоро должен родиться, часов через пять или шесть… Как сейчас помню…

Кантонистов ждал ее, надев черную кожу, помог одеться Геше, подержав ее плащ за лацканы, распахнул перед нею дверь, сунув швейцару деньги, взял вскоре частника на «Жигулях», быстро договорившись с ним об оплате. Геша спустилась по ступенькам гостиницы и огляделась по сторонам. Садясь уже в машину, увидела и услышала с нежным чувством облегчения, как на больших оборотах греется двигатель «Москвича», на котором привез ее сюда капитан.

новенькой, душистой и уютной «шестерке» звучало радио, машина легко разогналась и бесшумно катила по темной улице, освещая серый асфальт ближним светом. Геша удивленно улыбалась, видя боковым зрением не отстающего от них, растворенного во тьме сизого «Москвича».

«Чудак, — думала она с волнением, — он ничего не понял. Ровным счетом ничего. — Но ей было приятно, что Капитан не понял ее и все сделал по-своему. — Так, а теперь мы свернули на Никольскую, — размышляла она. — Ага, понятно… Но что же он хочет предпринять?»

«Москвич» ехал следом метрах в пятнадцати, и Геше казалось, что Кантонистов в любой момент может обнаружить преследование — так явно и неумело вел свою машину по следу капитан. Но Кантонистов, кажется, дремал, уронив голову на грудь. Возле старого двухэтажного дома он огляделся и велел водителю остановиться. Геша заметила, как «Москвич», замигав сигналом левого поворота, проехал мимо и свернул в ближайший переулок, темнеющий с другой стороны улицы, наискосок от дома, куда повел Гешу полусонный и молчаливый Кантонистов.

Темный двор, тусклая лампочка над крылечком, полутьма каменной лестницы, ведущей наверх, четыре двери первого этажа, бряканье и звон ключей, которые Кантонистов вынул из кармана. Одним из них он отпер входную дверь коммунальной квартиры.

Геше стало не по себе, когда он, обняв ее за плечи, подтолкнул в желтый полусумрак длинной и тесной прихожей.
— Соседи, — прошептал он и поморщился.

На деревянной, крашенной в коричневый цвет, филенчатой двери висел тяжелый замок.
— Экзотика! — шепотом сказал Кантонистов, отпирая висячий замок, а потом другой, внутренний.

Он был мрачен и казался очень усталым.
— Что это по-вашему? — спросил он, зажигая свет в маленькой комнатке. — Разве не лачуга?

Геша подумала, что капитан, конечно, заметит свет, зажегшийся в туманном окне, и на душе ее стало полегче.
— Ну, хорошо, — сказала она с усмешкой. — А где животное? Вообще я боюсь собак и ждала какое-нибудь чудовище.
— Подождите, — устало сказал Кантонистов. — Может быть, и увидите… Это, действительно, чудовище…

Геша брезгливо села на краешек стула с грязной засаленной обивкой неопределенного цвета и огляделась. Комната как комната, маленькая, рассчитанная на одного человека, и то очень неприхотливого. Окно заложено картоном. Грязное, мутное стекло. Амбарный замок на столе, куда положил его Кантонистов. Кружевной клочок обгрызенной какой-то… нет! Это была не просто бумага! Это был клочок двадцатипятирублевой купюры! Она удивленно взглянула на Кантонистова, а тот, нахмурившись, смахнул его на пол, как мусор, сделав это слишком поспешно и притом постаравшись скрыть это движение от озадаченной Геши.

Достал из маленького холодильника початую бутылку пива, на ходу поддав носком ботинка лежащий на полу кружевной, очень странный клочок купюры, загоняя его под холодильник. Геша заметила это и зябко передернула плечами. А Кантонистов, стоя, кивнул ей, залпом выпил пива из горлышка и зажмурил глаза.

— Вот что интересно! — сказала Геша, поднимаясь. — Вы меня позвали продемонстрировать свое искусство пить из бутылки?

— Подождите, — ответил Кантонистов, махнув рукой. — Мне нужно прийти в себя. Я ж вам говорю, очень устал! Не могу жить, ночевать, спать на паршивой этой постели, боюсь одиночества. Дайте прийти в себя! Мне необходимо с вами поговорить. — И он внимательно, исподлобья, долго смотрел в глаза Геши.

Она с трудом выдержала этот взгляд, чувствуя, как дрожат веки и ресницы.

— Дайте прийти в себя, — повторил он. — Тоска! Вы знаете, что такое тоска? Женщинам не дано почувствовать. У них другие заботы. Тоскующая женщина — это всего навсего женщина, которую разлюбил мужчина. Мыльный пузырь. Простите за откровенность, — сказал он, усаживаясь на кровать.

— Бог простит, — отшутилась Геша.
— Никогда так не тосковал. Никому никогда не жаловался. Цените! Что за город такой тоскливый?
— Уже оценила. Что дальше?

— А дальше? Сядьте, пожалуйста. Стул грязен, как капот грузовика. Что я могу? Садитесь на кровать. Здесь почище. Но вы не захотите, знаю… Как же! И правильно сделаете. На кроватях не сидят. Особенно в таком платье. Красивый цвет: не лиловый, не серый… Ибрагим дурак… — сказал он, превозмогая себя. — Мальчишка, ай-яй-яй!

Речь Кантонистова стала медлительней, тупее, а глаза, взгляд которых был направлен на Гешу, сделались совсем каменными — голубовато-серыми халцедонами в пасмурную погоду, когда ни один лучик не светится в глубине.

— Я думал о вас, — сказал Кантонистов. — Ложился на эту, не знаю, как ее назвать, и единственное мое спасение — вы… Все эти дни вы были рядом…
— У вас больное воображение. Чья эта комната?
— Я ведь не задал вам еще ни одного вопроса, едва ворочая языком ответил Кантонистов. — Мне не хочется слышать и от вас. Устал. Давайте помолчим.

Перед ней сидел на застеленной кровати дьявольски усталый или мертвецки пьяный человек, принадлежащий к тому кругу друзей Ибрагима, в котором не принято было церемониться с женщинами. Жить просто так из дружеских чувств в «бедной лачуге», не получая выгоду от вынужденных неудобств? Что же его удерживало здесь? Какие-то дела… Почему обрывок купюры валялся на столе? Все это угнетало Гешу, а деньги, которые опять, как когда-то, бросились ей в глаза, наводили на мрачные предчувствия, словно пробудившийся инстинкт пророчил беду, тревожа Гешу и побуждая к каким-то неясным действиям.

наступившей тишине она услышала вдруг подозрительный шорох в темном углу комнаты. Пращуровский страх холодным дождем окропил кожу.

— Тихо, — шепотом сказал Кантонистов, подняв указательный палец. — Животное идет. Не пугайтесь. Темный угол, с которого не сводила глаза обомлевшая Геша, зашевелился, что-то сдвинулось там, тьма прорезалась светлым пятном и другой тьмой, мелькнувшей в непредсказуемом судорожном движении… Геша попятилась к двери, увидев большую крысу, кинувшуюся в шалом беге к холодильнику… Крик, готовый вырваться из груди, застрял у нее в глотке. Глубоким испуганным вздохом она словно бы загнала этот крик в свою грудь, погасив его ахающей, шепотливой, сиплой струей воздуха.

— Проклятие! — услышала она голос Кантонистова и увидела его бросок к столу, тяжелый и плавный, как погружение в воду моржа или сивуча. — Она смеется надо мной!

Мелькнула рука, схватившая тяжелый амбарный замок. Геша увидела резкий замах и услышала грохот массивного замка, пущенного, как из пращи, в засуетившуюся крысу, которая была отброшена ударом к стене, опрокинута на спину…

— Господи! Что вы делаете?! — воскликнула она, глядя на Кантонистова. — Что это?

— Животное, — ответил он мрачно. — Сушит лапки…

Крыса, вздрагивая в последних конвульсиях, сучила маленькими ножками, словно бежала, бежала в ужасе от мучительной боли, на которую она никак не рассчитывала в этот вполне обычный вечер долгой ее жизни. И не могла убежать.

Все это произошло на глазах у Геши и произошло так быстро, что она не успела всерьез испугаться и, не понимая ничего, схватила плащ. Но Кантонистов, ринувшись в угол, поднял что-то с пола…

— Видите, что она делала, — вскричал он, держа это что-то в руке. — Посмотрите! Мне надоело! Еще немножко, и я сошел бы с ума. Она жрала где-то деньги и делилась со мной огрызками. Вот! Эта пятерка… Да — пять рублей… Она издевалась надо мной! Вот! Смотрите. Вы любопытная, хотели все знать… Смотрите во все глаза и слушайте, иначе я сойду с ума.

Кантонистов облизывал сухие губы и казался в самом деле сумасшедшим. левой руке его трепетал в трясущихся пальцах клочок синеватой бумаги, в… правой он держал, как камень, бурый от въевшейся ржавчины тяжелый кусок железа с болтающейся дужкой. Лицо было искажено ужасом, как будто он только что убил человека.

— Вы свидетель, — сказал он, ткнув рукой в сторону дохлой крысы.

Он тяжело дышал, поглядывая то на Гешу, то на замок в руке, в который он вцепился с такой бешеной силой, что побелели пальцы.

— Проклятие! Зачем это нужно? Устал! Честное слово! Вы мне не верите? Вот — убил…

Он взглянул на замок и осторожно положил на стол, огрызок пятерки выбросил на пол. Отряхнул руки, попытался улыбнуться…

И вдруг глаза его подернулись пепельным страхом: дверь в комнату бесшумно отворилась, и человек, стукнув тяжелым чемоданом о косяк, запыхавшись, вошел, возник, образовался, как только что в углу образовалась крыса, валявшаяся теперь с оскаленными желтыми зубами, с мокрой мордой у стены.

Геша метнулась в раскрытую дверь, выбежала из комнаты и, толкнув в коридоре какую-то женщину в тапочках и халате, торопливо прошла, как будто протиснулась к другой, спасительной двери.

На улице хорошо пахло свежим воздухом, тополиными почками и землей. Капитан прохаживался под окном, загороженным картоном, и, увидев бегущую Гешу, поймал ее, схватил за плечо.
— Что? — спросил он. — Этот, с чемоданом, тоже туда? Кто это?
— Не знаю! Я ничего не знаю! Ужас, ужас!

За окном раздался вдруг воплевый рев, который тут же смолк. Грохот сдвинутого стола донесся из комнаты, где только что была Геша, и глухой стук… И наступила тишина.
До сих пор Геша не могла без волнения вспоминать дьявольское это дело. Труп Кантонистова она, конечно, видела, чуть не упав в обморок, но в расследовании убийства, разумеется, не участвовала. Подробности дела знала только по рассказам капитана и подполковника, который, кстати, в мае пошел на повышение.

Таинственное дело с крысой и деньгами раскрылось довольно легко. толстой стене комнаты бывший ее съемщик, скоропостижно скончавшийся одинокий старик, некий Петров Иван Захарович, под видом естественного холодильника вырубил нишу в кирпичной кладке, обшил ее досочками, сделал деревянные полки и дверцы и стал туда ставить кастрюли с супом или картошкой, мясо или рыбу, которые в зимние месяцы покрывались инеем, и прочую снедь… Пока не пришла нужда в тайнике.

[Elenatai]

Да, уж, умеете Вы Александр истории излагать... Все еще нахожусь под впечатлением Спасибо за эмоции, пусть и не совсем позитивные . Пишите, буду ждать рассказов.Елена.

[eevgesha]

Александр, браво!!! Читаю Вас давно, очень интересны Ваши зарисовки из прошлого и настоящего.... Ваш опыт просто бесценен и спасибо за то что делитесь им. Удачи и новых зарисовок из страны тысячи улыбок. А у нас (Красноярск) по осеннему прохладно, с утра +5.......

[Мистер Икс]

Пратумнак большой. А где эта мама базировалась?

По пятой сойке на верх,до пересечения с ул.Пратумнак и на лево метров 10-15 ... у неё там где то даже написано по-русски - мама Ли, то ли на вывеске, то ли на выставленном рекламном транспоранте ... сама из себя такая колоритная тайка ...

[Drew]

Помню, да, кафешку мамы Ли. В январе этого года пару раз туда заходили.

[akraby]

Сегодня побил свой личный рекорд, держащийся с 1978 года. Тогда я свой ДР начал отмечать в 5 утра. Сегодня в 0-30.

Заливаются трелью цикады
под веселый лягушечий гвалт
Дует ветер с залива прохладу,
пью коньяк под свои шестьдесят.

Это много, поверьте ребята!
Их не двадцать и не сорок пять.
Столько было по жизни закатов,
что их трудно все пересчитать.

Эти годы пропахли дорогой,
по которой начертан был путь.
Эти годы боролись с тревогой,
что ночами мешала уснуть.

Я сегодня любуюсь заливом,
силуэт чей маячит в ночи.
И свинцовое небо с отливом
облаков над балконом висит.

Шестьдесят - это больше эпохи!
Это несколько прожитых войн.
Тыщи верст отутюжили ноги,
но всегда их приносит домой.

Понимаю, что прожито много,
но под яркие вспышки зарниц.
От родного до боли порога
путь лежит до вселенских границ...

[igbart]

С Днюхой тебя уважаемый! Здоровья и большого человеческого счастья, вдали от Родины. Хотя даль эта приятна.
Удачи!

[Odess2014]

Поздравляю!!!
Всего самого наилучшего!!!
От туриста 80х туристу современному!

[Olegon Sir]

С Днем Рождения Akraby!!! Здоровья, удачи!!! Пишите, интересно!!!

[Strange1972]

С Днём Рождения!!! Побольше здоровья и положительных эмоций))) И помните, что мы с Вами!!!

[Геннадий Николаевич]

С Днем Рождения Akraby!!! Здоровья, удачи и путешествий!

[akraby]

Спасибо огромное ребята всем за поздравление
Фиеста продолжается

[Rept-Tile]

Алекс! Сердечные поздравления с круглой датой!

Крепкого здоровья! Неиссякаемой удачи во всех делах! Достатка, который позволит тебе посетить новые, еще неосвоенные, но манящие к себе страны!
Пусть рядом с тобой всегда будут друзья, готовые разделить и радость, и заботы.
И сохранить главное богатство - способность удивляться этому миру.

Поднимаю бокал Такамаки за тебя, дорогой!
Местная Паттайя тоже просит передать наилучшие пожелания, что я с удовольствием и делаю.

[F&B-Anis]

Феномен Тая.

Есть такое явление, подтверждаю, хоть таблеток не пью, но чувствуется другое самочувствие.
С днём рождения Вас akraby, с днём варенья, с юбилеем!
Здоровья Вам, долгих лет жизни, удачи, успехов, счастья!

[akraby]

Олег и Александр спасибо большое за пожелания
Олег
Теперь фотоотчет о новом клубе на Пратумнаке, что ты просил

Но стартанул я здесь на Джомтьене


Клуб был следующим местом











Финишировал в новом баре на Козьем Биче, фотки выше.
Точнее допиваю уже дома на балконе
Прошло с вчерашнего начала всего 25 часов

[AnTk]

Саша, прими и моё искреннее поздравление с Юбилеем! Счастья, успехов, здоровья, финансового благополучия и новых впечатлений от путешествий!

[akraby]

Андрей
Спасибо огромное! Скоро выезжаю, связь, как договаривались, держим по скайпу.

Сегодня, наконец добрался и до мамы Ли, о которой спрашивал MisterX.
С виду обычная тайская кафешка, я ее тыщу раз проходил раннее , ни когда не обращал внимания.
В 2 дня была закрыта, возможно работает вечером, трудно сказать.

[Rept-Tile]

Алекс, спасибо за фотки клуба! Выглядит уютно, особенно когда он рядом с домом. А чем кормят?

Прошло с вчерашнего начала всего 25 часов

Ну ты марафонец!
Кстати, кто этот юноша на первой фотке? Без дураков, отлично выглядишь.

А название кафешки на Джомтьене будит ностальгию по Нью-Йорку. Почти одноименная культовая закусочная (Nathan's) на Кони-Айленде, которой больше 100 лет.
Не приходилось там бывать?

[akraby]

Алекс, спасибо за фотки клуба! Выглядит уютно, особенно когда он рядом с домом. А чем кормят?
А название кафешки на Джомтьене будит ностальгию по Нью-Йорку. Почти одноименная культовая закусочная (Nathan's) на Кони-Айленде, которой больше 100 лет.
Не приходилось там бывать?

После сытного стола в Nathanis, в клубе захотелось клубнички-)


Выбор блюд очень большой. Но наряду с блюдами за тыщу, есть и за 220-)
От всяких панини с ветчиной до серьезного seafooda
Спиртное дорогое. Бутылка вина, что в Natanis стоила 1300 бат в клубе 2500.

Атлантику не пересекал-()

[F&B-Anis]

Атлантику не пересекал-()

однако правильно, - там, где Вы - теплее )))

[Rept-Tile]

[Rept-Tile]

Алексу счастливого очередного перелета. 7 000 под килем!
И спасибо за онлайн-репортажи из Паттайи. Греют душу временно отлученного от Тая, как ничто другое.

[akraby]

Олег
Спасибо! Плюсую(+), как главному вдохновителю записок
Уезжать сегодня не хотелось, как никогда... Несмотря на то, что уже 3-е суток почти непрерывно льет дождь, ночью он переходит в настощий тропический, но это приятно освежает и капельно орошает балкон и прилегающую к нему часть комнаты, где и располагается мое главное ложе
А плавать в бассейне, особенно после сауны, вообще вверх блаженства!
Перед поездкой в Тай стояла дилемма - или Тай, или санаторий в Белокурихе, подлечить пошатнувшееся здоровье.
Может быть в санатории и подлечили меня, за счёт таблеток, уколов, еще какой-нить хрени.
Но здесь лечение было более оригинальным - ни каких таблеток, вру, одну гистаминую принял после ожога медузы.
А так лечится:
- 1 л - коньяка
- 0,7 - рисовой самогонки
- бутылка вина
- ящик - полтора пива!
Давление космонавта! Приехал на полусогнутых, уезжаю, как спелый огурчик :


И еще хотелось добавить. Паттайя сильно изменилась, и похоже в лучшую сторону!
ПиЭс.
Встретил по дороге интересного мужичка, очень похожего на чертика, но с доброй улыбкой. Может на Счастье! :


И совсем забыл. Кто еще не знает, великолепно работает фирма BellTravel по трансферу в аэропорт. Всего 230 бат и от дверей до дверей, четко, Как часы и даже вещи не надо перетаскивать.

[F&B-Anis]

Паттайя сильно изменилась, и похоже в лучшую сторону!

Александр
какие конкретно изменения в лучшую сторону Вы заметили?

[akraby]

Александр
Тайцы стали более лояльны, более сдержаны, появилось ощущение, что стали дорожить туристами. Хамство за 25 дней ваще не встречал. Цены на массаж, кое-какие продукты в макашницах, стали ниже. Если раньше фарангу пытались сделать спец цену, то теперь тайскую. Общая обстановка поспокойнее. В основном наблюдения по району, по городу я немного ездил, хотя там тоже. К примеру с Тапрайе до дельфинов на Северной, раньше даешь 10 бат на тук-туке, требовали 20. Сейчас, даже не заикаются. Ну и отстроилась вверх Паттайя. Не всем эта высота нравится.
Мне лично да! В Тае полно городов низко этажных. А высотных два. ИМХО город должен быть или одноэтажный, или небоскребов. Смотрю из окна на 50-этажки, если бы и здесь строительный кризис не начался, можно было и к Гонконгу стремиться

[F&B-Anis]

Тайцы стали более лояльны, более сдержаны, появилось ощущение, что стали дорожить туристами.

Это интересно и важно - билеты уже куплены )))
Посмотрим так ли это будет в пиковый сезон.

Общая обстановка поспокойнее.

Город пляшущих человечков?

Ну и отстроилась вверх Паттайя.

Будет очень интересно посмотреть на изменения.

[akraby]

Александр
На когда билеты?

[F&B-Anis]

вторая половина декабря - начало января.

[mirvlad]

Кто еще не знает, великолепно работает фирма BellTravel по трансферу в аэропорт. Всего 230 бат и от дверей до дверей, четко, Как часы и даже вещи не надо перетаскивать.
Присоединяюсь к благодарности форумчан.Читаю всегда Ваши заметки. У меня вопрос по Веллтревел. Можно поподробней инфу о компании. В частности о доставки до дверей. То есть каждого пассажира доятавляют до нужного места или определенные остановки?

[igbart]

великолепно работает фирма BellTravel по трансферу в аэропорт

Да согласен. BellTravel на уровне. Забирают из отеля(кондо, геста) и до аэропорта. Билеты онлайн на сайте дешевле на 20 бат. 250-230бат.
А на счёт здоровья, тоже вы правы. Вода солёная и расслабленный отдых - лучшее лечение.
Удачи вам!

[F&B-Anis]

Кто еще не знает, великолепно работает фирма BellTravel по трансферу в аэропорт. Всего 230 бат и от дверей до дверей, четко, Как часы и даже вещи не надо перетаскивать.

Пользовался, хороший сервис.

[akraby]

Театр начинается с вешалки, а самолет "Узбекских авиалиний" со стюардессы.

На мисс Одессы из знаменитой песни В.Высоцкого она не потянет. Но на мисс Ташкента может быть.
Хоть и хает сатирик Шендерович Узбекистан, как зловещий режим наряду с Зимбабве. Но по первым шагам этой земли не скажешь, что здесь "Голодное Поволжье", скорее "Ташкент город - хлебный"

А вот самолетик Боинг 747 по словам стюардессы, был приобретен в 96 году, но год его изготовления, был намного античнее...
Более узкие сидения между рядами я встречал только в городских автобусах Джакарты. Узбекские были чуть шире, так что с трудом втиснутые колени плотно упирались в соседскую задницу. Кому из нас было менее комфортно большой вопрос? Порванная обивка, из которой торчал грязный поролон дополняла общую нелицеприглядную картину. И, если на форуме есть ветка про Катарские скотовозки, то этот авиафургон даже на говновозку тянет с трудом.

[Rept-Tile]

С благополучным прибытием, Саша!
Повеселил первой фоткой на сон грядущий.

Давненько я не бывал в Узбекистане, хотя в свое время очень любил эту страну. Но по-моему, скорее должности у этих узбечек "хлебные".

на форуме есть ветка про Катарские скотовозки

Москвичам свойственен снобизм, я и за собой его не отрицаю. Но помню, что от названия той темы меня слегка передернуло.
Зажрались жители Нерезиновой в сытые времена, явно зажрались. Ну ничего, сейчас жизнь и вынужденное знакомство с "народными" а/к вернет их в реалии.

[Harpooner]

Сегодня побил свой личный рекорд, держащийся с 1978 года. Тогда я свой ДР начал отмечать в 5 утра. Сегодня в 0-30.

Саша, прости, редко заглядываю.

От всей души поздравляю и всего самого-пресамого желаю! Будь счастлив!!!

[Aleksei 32]

:-)Савади кап,кхун akraby,
давно не заходил в ветку,а тут ...
С днем рождения!Радостных лет жизни,Букеровской премии,а также (даже в случае,если путем подковерных интриг эти 50к грина отдадут другому) денежного изобилия!