Отзывы и рассказы туристов о путешествиях по странам Южной Африки: ЮАР, Намибии, Ботсване, Зимбабве, Замбии, Мозамбике и Анголе. Фотоотчёты, впечатления и советы путешественников.
В написании отчетов, как и в любом другом деле, совершенствованию нет предела. Посему и я решил провести работу над ошибками предыдущих трудов и в данном отчете постараться угодить всем предпочтениям: не только попытаться увлечь досужего читателя вихрем впечатлений и эмоций, но и подкрепить происходившее шершавым бетоном адресов, цен и расходов, дабы картина зиждилась на прочном фактическом фундаменте и не съезжала в сторону слезливых впечатлений и несерьезных мечтаний.
Предисловие.
Прежде всего, хочу предупредить читателя, что я – человек чрезвычайно заинтересованный в путешествиях по Африке, особенно по ее, как сейчас говорят, «подсахарной» части (раньше говорили проще – «черной», но сейчас это не комильфо). Говоря вообще уж напрямую – я бы оттуда и не вылезал, будь на то моя воля и соответствующие условия. Но, как говорили Ильф и Петров, «судьба играет человеком…», а не наоборот. Приходится часто думать, что меня очень волнует греческий берег, и игрушечная Италия, и строгая Испания, но сердце мое не там. Африканский яд уже давно течет в моих жилах, противоядия от которого, как и вакцину от малярии, еще не придумали. Очень часто я должен затаиваться и, подобно хамелеону, торчать на ветке, прикинувшись сучком, и ждать удачного момента для захвата добычи. Ждать приходится долго, очень долго. Но иногда судьба вознаграждает вас за терпение. И тогда вы наконец-то попадаете в мир осязаемого солнца, которое светит не сверху, а со всех сторон. В мир запахов, ярчайших красок, тягучего океанского тепла, Луны вверх тормашками, новых звезд, диковинных людей и животных. В мир пульсирующих ритмов, негритянского духа, темных сил, которые лучше обходить стороной. В мир загадочной природы, качающей вас, как ребенка, на своих ладонях. И душа ваша, обрадовавшись возвращению, блаженствует.
Итак, хамелеон, протиснувшись между европами, выстрелил липким языком и захватил возможность совершить вояж в Кейптаун и окрестности на восемь майских дней под предлогом показать столицу Африки во всей красе собственной жене, которая еще ни разу там не была (я не для себя, а токмо для любимой, не подумайте ничего другого). Родившись, идея стремительно набирала обороты и вскоре перешла в следующую, нудную и противную, фазу планирования.
На помощь пришел и мой индивидуальный южноафриканский вояж восьмилетней давности, и форум Винского и всякие другие интернеты. Были взяты билеты на Туркишей от Москвы с пересадкой в Стамбуле до Кейптауна и в обратной последовательности. Затем началась мучительная работа по впихиванию всего интересного в восемь дней. А тут и сам город, и окрестности с мысом Доброй Надежды, котиками, пингвинами, винсовхозами, райцентрами, контактными зоопарками, сафари, океанскими побережьями, музеями и многим другим. Заранее арендовав машину на Ависе, долго считали километражи пробегов между точками интереса. Со скрежетом зубовным пришлось отказаться от Garden Route и Цицикаммы, от Плеттенберга и какого-то местного птичника, в который жена вцепилась мертвой хваткой.
В итоге получился следующий маршрут: Кейптаун – мыс Доброй Надежды с котиками и пингвинами – Кейптаун – Херманус – Агульяс – сафари в Альбертинии – Мосселбей – Свеллендам – Стелленбош – аэропорт и домой. Забегая вперед, скажу, что мучились мы с планированием не зря: все задуманное было выполнено, причем практически по часам, за исключением одной незначительной засады в Стелленбоше, и эта поездка по организации прошла, можно сказать, идеально, да и погода адаптивно уложилась в наш график, единственный дождливый день застал нас на перегоне Мосселбей – Стелленбош, как по заказу.
На перелете турки были, как обычно, пунктуальны и организованны. Борт ушел из Внуково даже чуть раньше расписания и менее чем через три часа мы уже были в ночном Ататюрке, запруженном толпами китайцев, между которыми неуверенно протискивались всякие другие национальности. Еще часа через два, усевшись в кейптаунский борт, мы наблюдали в иллюминатор вереницу серьезных Боингов и Эйрбасов, один за другим уходящих в дальние ночные рейсы. Взлетев и очертив константинопольский берег, наш борт замер в ночи. Следует отметить, что по виду пассажиров этот рейс никак нельзя было назвать африканским, подавляющее большинство было белыми, с маленьким вкраплением аборигенов, такой состав вы можете встретить на каком угодно направлении. Потом были кормежки, фильмы по ковбоев, терпкое турецкое вино, выращенное на голубином помете, судоку, легкая болтанка и пугливый заячий сон. Пройдя точно по телеграфной линии Родса, начиная от Каира сквозь Судан, Восточную Африку и Зимбабве, самолет перед Йоханнесбургом взял вправо и над Верхним вельдом пошел к Кейптауну. Уже совсем рассвело, но многие закрытые иллюминаторы не дали захватить взглядом долгожданную Столовую гору с Пиком дьявола. Борт ушел в океан, лениво развернулся по коробочке над матово-серой водой, поверхность которой морщил нетерпеливый антарктический ветер, прошел над убогими тауншипами и грузно присел на полосу. Через одиннадцать часов мы были на месте.
Привет, Кейптаун, как долго я ждал этой встречи, уже и не надеялся тебя увидеть.
Последний раз редактировалось Daily 10 июл 2017, 11:44, всего редактировалось 4 раз(а).
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
На погранконтроле в здании аэровокзала стояли пассажиры двух бортов одновременно, и очередь тянулась медленно, несмотря на все усилия здоровенного негра, отчаянно махавшего руками в попытках направить прибывших к освобождающимся окошкам. Улыбчивая круглая тетушка на контроле зачем-то спросила меня, какими деньгами мы пользуемся в России, и после ответа звонко шлепнула в паспорт штамп о прибытии.
После контроля народ очень быстро куда-то делся, наш багаж уже крутился на ленте. Выйдя в полупустой зал прилета, мы сразу же прильнули к киоску сотовой связи, где наряду с симками и телефонными зарядками продавали переходники к местным электрическим розеткам. Я попросил Водакомовскую симку с одним гигом интернета и 20 минутами разговоров, это был самый дешевый вариант с интернетом, заодно мы взяли и переходник с диковинной юаровской вилкой. Пока продавец возился с оформлением, огляделись вокруг и обнаружили себя в чистеньком небольшом зале с ларьками, лавочками и банкоматами в углу. Ничего особенного, светло, спокойно и немноголюдно.
Купив связь, мы направились к банкомату, по пути отказавшись от услуг таксиста, приняв его поначалу за бомбилу. Без проблем выудив из банкомата запланированные пять тысяч рандов кэша, мы еще раз огляделись и, найдя офис по найму такси закрытым, пошли обратно к «бомбиле», который на самом деле оказался диспетчером киоска такси с бейджем на грязноватом кителе. По радио он вызвал водителя, который вскоре появился, вежливо нас поприветствовал, схватил чемодан и направился к лифту. Назвав адрес в Гринпойнте и согласившись с ценой в 350 рандов, мы пошли за ним к выходу. Памятуя о том, что через день мне предстояло самому ездить по городу с правым рулем и по левой стороне, я внимательно наблюдал за движением. Ничего сложного на самом деле не было, все как обычно, только наоборот. После езды в Москве с ее пробками, массовой заменой зимних бордюров на летние и автохамством движение в Кейптауне покажется вам детскими куличиками в песочнице.
Через полчаса, пребывая в прострации после перелета, мы звонили в дверь гостиницы “One 8 Hotel” в Гринпойнте, где нас встретил дежурный на ресепшене, долго инструктировал, а также назойливо предлагал организовать нам какие-нибудь экскурсии назавтра. Услышав, что у нас уже все распланировано и мы как-нибудь сами, он заметно погрустнел и, вздохнув, проводил нас в номер. Он оказался светлым и просторным, на третьем этаже с видом на Сигнальную гору (правда, в Гринпойнте любая хибара с таким видом). На часах уже было четырнадцать с копейками местного. Чтобы не терять полдня, мы приняли душ, взбодрились и пошли пешочком в океанариум, заодно решив и поужинать где-нибудь в Старом порту.
Пройдя по Мейн-роуд, мы свернули налево к верфи, где на одном из перекрестков нас радостно приветствовала двойка нищих, притулившихся у тротуара. Младшенький, назвав меня «фазером» и протянув в мою сторону бумажный кофейный стакан, громко и несколько вызывающе попросил на прокорм. Тут я, уже давно не посещавший Африку и потерявший квалификацию, послал его куда подальше. Это было ошибкой, правда, выяснилось это потом.
Тем временем мы, дав небольшой крюк, вышли к верфи и торговому центру. Со времени моего первого приезда тут почти ничего не изменилось: та же небольшая сигнальная башенка с красно-белым шаром на макушке, старые ухоженные пальмы вдоль дороги, портовые складские постройки, превращенные со временем в офисы и торговые павильоны. Новинкой было колесо обозрения, торчавшее у воды и притягивавшее взгляд.
Все так же стояли, выстроившись в одну шеренгу, четверо южноафриканцев – лауреатов Нобелевской премии мира: панафриканский рукотворный мученик Нельсон Мандела, епископ Десмонд Туту, антибелый деятель Альберт Лутули и Фредерик де Клерк (что-то вроде юаровского Горбачева). И ничего, что один из лауреатов в свое время был осужден за организацию серии терактов, в результате которых погибло несколько сотен человек и чья жена вскоре после триумфа демократии громогласно заявляла, что "с нашими коробками спичек и ожерельями мы освободим эту страну". «Ожерелье» - это автомобильная шина, наполненная бензином, надетая на шею связанной жертве и затем подожженная. Как говорили борцы с апартеидом, "сделай белого черным". Вся южная Африка радостно пела в девяностые: «… убей бура!». Лихое было времечко, что и говорить… Сейчас об этом не вспоминают, но это часть истории, а без прошлого любая страна выглядит плоско, как будто нарисованная лубочными митьками. Так и стоят они, мирные лауреаты, смотря прямо на многочисленных туристов, снимающих их и себя на фоне Столовой горы.
Через дорогу от большой подземной парковки притулились павильоны океанариума, куда мы и направили свои стопы. Купив билетики, мы углубились в мир спокойствия, полумрака и приглушенных красок, единственным ярким пятном на фоне которых была коллекция тропических рыб, весело копошившихся в своих ярко освещенных аквариумах. Занклы гордо несли свой спинной плавник-знамя, обиженно и с надутыми губами глядя на надоевших до смерти посетителей. Рыбы – хирурги, ангелы и прочие клоуны деловито сновали в донных камешках, напоминая собой оживший мультфильм. Мурена замерла в вертикальном положении, размышляя о чем-то своем, невеселом. Посиди-ка в аквариуме два на два, небо тоже с овчинку покажется.
Крылатки неторопливо дефилировали группами, растопорщив плавники с ядовитыми шипами и всячески демонстрировали свое презрение к двуногим зрителям. Огромные глубоководные крабы, освещенные розоватым неоновым светом, наоборот, с любопытством взирали на происходящее за стеклом, одновременно показывая себя в полной красе.
Тут были отделы и членистоногих, и медуз, и морских губок, огурцов, анемон и кораллов, некоторые из которых, находившихся в низких открытых аквариумах, можно было потрогать под контролем девочки-сотрудника.
В очередном зале нашему взору предстал высоченный бассейн со стеклянной передней стенкой, где находилось множество обитателей, от флегматичных акул и скатов до гигантских размеров морской черепахи, постоянно барражировавшей вдоль стекла с какой-то непонятной целью. Тут есть интересная опция – можно за денежку погрузиться в этот бассейн с дайверским оборудованием и поплавать среди акул и групперов, спокойно воспринимающих пловцов и даже дающих себя покормить и погладить. А в это время родственники Ихтиандра, сидя на мягких кушетках, снимают его на фото и видео сквозь стекло. Все дети в восторге.
На другом этаже, светлом и просторном, был воспроизведен фрагмент морского побережья, заросшего местными растениями и наполненного пингвинами. Магеллановы пингвины – аборигены этих мест курьезно и важно прохаживались по бережку, серьезно поглядывая на посетителей и балансируя крыльями-ластами. Золотоволосые пингвины неподвижно восседали и медитировали на закаканных камешках, причем каждый на своем, напоминая дорожные пластиковые фишки, только черно-белые с золотой опушкой сверху. В стеклянных кубах змеи грелись под лампочками, какие-то маленькие птички суетились под потолком, в воздухе стоял резкий запах полупереваренной рыбы. Искусственная морская волна лениво накатывала на пингвиний бережок, было несколько душновато. Впечатление от океанариума осталось очень неплохое, чистенько, нет гигантизма и интересно для любителей морской жизни, особенно если прийти с детьми, да и вообще для разового посещения самое то.
Выйдя на улицу и разыскивая место для ужина, мы стали свидетелями «бодания», когда таксист демонстративно «тупил», не желая пропускать едущего сзади, который в свою очередь врубил сигнал, ревевший как корабельная сирена. Народ вокруг завертел головами в поисках источника тревоги, а виной всему – авторазборки. Неподалеку диспетчер такси в форменной клетчатой фуражке повздорил с водителем и, рассвирепев, пытался оторвать с крыши его авто пластмассовый фонарь с шашечками и лишить того гордого права называться таксистом. Большой город, ничего не поделаешь. Все равно сквозь европейский лоск проглядывает Африка, такая милая в своей бестолковости и детской непосредственной эмоциональности.
Мы решили основательно поужинать в ресторане, который нашли на втором этаже торгового центра. На центральном панно обеденного зала был изображен почему-то американский индеец в высоком головном уборе из перьев, зал был почти полностью заполнен черно-белыми посетителями, шумными и веселыми. Отведав замечательных нежнейших стейков под местное пивко, мы вышли наружу в кейптаунские сумерки.
В этот субботний вечер старая верфь оделась в гирлянды фонариков, весело сияли окна магазинов, яхты и кораблики уже дремали в гавани. Праздные толпы народа перемещались между павильонами, на деревянном ксилофоне и барабанах местный банд играл что-то мелодичное, народ останавливался и бросал музыкантам денежку.
Уже совсем стемнело, когда мы направились обратно к гостинице. На перекрестке с Мейн-роуд восседали те же самые нищие. Старший толкнул младшенького и показал на нас кривым пальцем. Тот вскочил и, дурашливо прыгая, подбежал к нам со своим стаканом. Поняв, что со второй атаки тоже ничего не получит, он бежал метрах в трех впереди нас по тротуару, прыгая и кривляясь, изображая преданного слугу, услужливо нажимая на кнопки светофоров и все также протягивая стакан в мою сторону. Со стороны это, наверное, выглядело комично: пара туристов, делающих вид, что ничего не происходит и предваряемая скачущим кривляющимся скоморохом, поминутно кланяющимся и размахивающим своим рваньем. Я решил сбросить с себя этого придурка, зайдя в ближайший магазин и подождав там немного. Стоя у прилавков, мы наблюдали, как секьюрити магазина тщетно пытается вернуть местного кота Базилио к его точке на перекрестке, а тот смиренно расположился на обочине, ожидая нашего выхода. Ну не тащить же его в гостиницу. Жена говорит: «дай ты ему денежку, пусть отстанет…». Мы вышли на улицу, я подозвал его и вручил монетку, после чего он, обдав меня облаком аборигенского запаха, радостно умчался на свой стационарный пост. По пути мы зашли в Спар, купили вожделенную папайю и сладкий как сахар виноград без косточек, добрели до гостиницы и на этом первый день путешествия закончился.
Расходы за день: сим-карта - R 149; переходник на розетку – R149; такси из аэропорта – R350; океанариум – R320 на двоих; ресторан – R370 на двоих.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
День второй. Крепость, Гринмаркет, ароматные грядки ван Рибека, Бо-Каап, Столовая гора.
Проснулись мы утром от громкого гусиного гогота. Приоткрыв штору, я увидел за окном большого то ли гуся, то ли утку, сидящую на коньке соседней черепичной крыши и строго взиравшую на меня красноватыми глазками, обведенными широкими темными кругами, отчего птица выглядела как после хорошего застолья. Немного пошлепав большими перепончатыми лапами по крыше, создание оттолкнулось и тяжело полетело куда-то вдаль, громко ругаясь. Как выяснилось позднее, это был нильский гусь, представитель местного пернатого мира, мирно уживающийся с людьми, охотник вытаптывать урожаи и иногда выполняющий роль наших городских ворон. Горизонт над океаном и Сигнальной горой был чист, но небо затянуто плотными высокими облаками, только местами открывавшими синюю высь.
На завтраке официантка долго выясняла, какие ингредиенты положить в омлет, в итоге удовлетворилась ответом «кладите все». Отличие местного завтрака от общеевропейского составляли только нарезанная папайя, пластмассовая клубника и шикарный виноград, точь-в-точь как купленный нами накануне в «Спаре». Наше одиночество было скрашено китайской молодежной парой, весь завтрак не отрывавшися от мобильников. Было удивительно наблюдать, как они умудряются есть практически вслепую, ни разу не ошибившись. Конкуренцию им могут составить только московские губастые девочки, управляющие «Лексусами» сквозь экран смартфона.
Еще при планировании этот день было решено построить с учетом подъема на Столовую гору, и в этом деле красный двухэтажный автобус практически незаменим. Капризная кейптаунская погода очень часто становится причиной закрытия фуникулера на гору, но ситуация может поменяться моментально. Фишка тут в том, что, находясь в центре города и следуя по «красному» маршруту, вы наблюдаете, ходят ли кабины фуникулера, они большие по размеру и их видно из многих точек города, и если это так, то вы вскакиваете в автобус и мчитесь к подножию горы.
Так получилось и в этот день. Выйдя из автобуса на третьей остановке маршрута на Лонг-стрит, мы кинули взгляд на гору, вершина которой была закрыта серой неподвижной рванью. Смысла подниматься сейчас не было совершенно, даже при работающем фуникулере, и мы выдвинулись в район крепости.
Пройдя насквозь район блошиного рынка Гринмаркет, мы стали выходить к городской ратуше. Внезапно сзади метрах в шестидесяти раздались громкие крики. Обернувшись, мы увидели группу возбужденных банту, видимо, поймавших вора. Несколько мужиков схватили парня с рюкзаком, один из них здоровой деревянной дубиной принялся охаживать того по бокам. Секьюрити в форменной фуражке с резиновой дубинкой попытался навести конституционный порядок, но его никто не слушался. Потом несчастного поволокли куда-то за угол и вскоре крики прекратились. Это Африка-с, господа. Суд Линча грозит вору куда реальнее, нежели вмешательство полиции.
Немного взбодренные увиденным, мы опасливо вышли на площадь перед ратушей, носящей понтовое имя «Гранд Парад». Да, парад не ней был еще тот: по периметру огромного асфальтированного пространства разместились картонные кварталы бродяг, замотанных в тряпки и валяющихся в забытьи посреди своего скорбного быта. Рядом копошились тетки, маленькие дети босиком шлепали по заплеванному и загаженному асфальту, было прохладно и ветрено, над всем биваком властвовал резкий запах застарелой мочи. В левой части площади, прямо перед фасадом ратуши, красивейшего классического здания, облицовочный камень для которого перли в свое время с британских островов, стоит и мучается памятник английскому королю Эдуарду VII. Голова обнажена, одна рука уперта в монарший бок, другая держит шляпу. Король грустно взирает на ратушу и свое нынешнее окружение, которое, заняв ступени пьедестала, валяется в позах обкурившихся растаманов. Пьедестал и сама фигура загажена и расписана кривыми граффити.
Машинально пройдя площадь с ее жителями наискосок, мы подошли ко входу в крепость, имеющую современное название «Замок Доброй Надежды».
А теперь, извините великодушно, исторический экскурс. Задам вопрос и отвечу на него. Есть ли связь между Константинополем и Кейптауном, кроме той, что ваш покорный слуга был в обоих столицах, и византийской, и африканской, в течение этого путешествия? Оказывается, есть, и прямая: после захвата турками Константинополя в середине 15 в. единственный глобальный торговый путь Европы с Востоком был перекрыт, и нужно было срочно искать другие. Этим и занялись португальцы, нащупывая океанские маршруты вдоль африканского побережья на восток, пока Бартоломео Диаш не открыл Мыс Бурь, обогнув Африку и повернувший обратно по требованию своей взбунтовавшейся экспедиции, а Васко да Гама не привез индийские пряности морем в Лиссабон. Путь к несметным богатствам Индии был открыт.
Кейптаун (Капстад), родившийся на месте колонии Голландской Ост-Индской компании и служивший огородом и скотным двором для проходящих в Индию и обратно кораблей, является прямым следствием краха Византии и Константинополя. И ничего, что раньше он носил шутливое прозвище «Таверна мира» и был усладой сходящих на берег разгульных моряков. Его история, неразрывно связанная со всей Южной Африкой, была впереди. Мыс Бурь был переименован португальским королем Жуаном II Совершенным, никогда не травившим через борт во время морской качки и не снимавший паруса при штормовом ветре, в «мыс Доброй Надежды», ну да ладно. Ван Рибек, прибывший на Кап в 1652 году во главе первых голландских колонистов и проведший тут десять лет, откровенно не любил Капстада, и в письмах в Амстердам все просил перевести его куда-нибудь подальше, как он писал в донесениях, «от тупых, ленивых и вонючих готтентотов…». Тем временем, сельхозкультуры и семена деревьев, привезенные колонистами, на местной почве давали феноменальные результаты, сократив сроки вегетации и плодоношения чуть ли не в два и более раз. Колония начала быстро справляться со своими обязанностями, обрастать жирком, копить денежку и с определенного периода колонисты, ставшие зажиточными бюргерами, вконец оборзели и большая их часть перестала подчиняться руководству компании и колонии, заведя собственные сельскохозяйственные и скотоводческие угодья. Но это уже потом, а первым делом на Капе стараниями ван Рибека была построена цепь фортов и разбиты огороды, на их месте сейчас небольшой ботанический сад в центре города сразу за Гринмаркетом. В 1662 году главный колонист ван Рибек с облегчением свинтил из Капстада на новое место службы, нынешняя крепость уже начала строиться при его преемнике и вышла на загляденье: с пятью бастионами, рвом с водой, колокольней, колодцем, тюрьмой, пушками и пыточной камерой, словом, все было как у людей. Замок был центром административной, судебной, культурной и какой угодно деятельности раннего Кейптауна. Здесь уже при англичанах в собственноручно созданном салоне блистала жена наместника Анн Барнард (кстати, якобы первая белая мадам, поднявшаяся на Столовую гору), тут томились в тюрьме всякие местные плененные вожди, и вообще жизнь кипела ключом.
Сейчас от всего этого остался только каменный крепостной остов, с музейными целями приведенный в порядок, немного аутентичной голландской мебели, старые львы от первых крепостных ворот и колокол, прибывший на Кап одним из первых бортов и переживший все и вся. Кстати, он до сих пор звонит на исторических реконструкциях с участием ряженых на потеху туристам. В закрытой для посещений части крепости находятся штабные подразделения минобороны ЮАР.
Из бастионов замка открываются виды на Столовую гору, пик Дьявола и Львиную голову, делая любой пейзаж красивейшим и абсолютно уникальным. Между океаном и замком на землях, отвоеванных у моря, поселился железнодорожный вокзал, Выставочный комплекс, за ним – верфи нового порта с с гаванью, судоремонтными заводами и дорожной развязкой трассы М3, ведущей с востока на юг в Си-пойнту. Перед главными воротами – Сити Боул, центр города, зажатый между Столовой горой, Львом (Голова с Сигнальной горой, англичане звали ее «Lion’s Rump», Крестец Льва) и океаном.
Кейптаун, Кейптаун, кто видел красивее тебя, есть ли такое место на Земле? (об этом разговор позже, в разделе «Патетика»).
Тем временем, погуляв по крепости и заметив, что кабины фуникулера на Столовой горе уже шмыгают вверх-вниз, и облачность медленно, но верно рассасывается, мы решили выдвигаться обратно к Гринмаркету, посмотрев по пути Бо-Каап, и потом ехать к подножию горы. Гранд Парад мы уже по диагонали пересекать не стали, предусмотрительно обойдя площадь по фасаду ратуши и углубившись в уютные квартальчики Гринмаркета.
Они чем-то напоминают Париж, совсем чуть-чуть, с открытыми кафешками на тротуарах, где можно отдохнуть и испить кофейку, с фасадами породистых зданий, старых и не очень, многие из которых еще сохранили легкие металлические колоннады викторианской эпохи. Дома стоят тесно, вырастая друг из друга, образуя узкие перспективы, устремленные, как и все в этом городе, наверх, к Столовой горе, стеной вздымающейся на юго-западе. Старые Лонг-стрит и Эддерли-стрит, уходя от Стренда, улицы, бывшей в прошлом набережной, параллельными стрелами выходят на грядки ван Рибека и к зданию парламента. На их тенистых тротуарах можно походить по сувенирным развалам, купить кривого жирафа или же фальшивую ритуальную маску, поглазеть на черно-белых посетителей кафе, наслаждающихся утренней прохладой летом, и дневным теплом – зимой, послушать местных народных исполнителей, бьющих в барабаны и играющих на банджо, увидеть многочисленных охранников на перекрестках: это секьюрити-зона, так что можно расслабиться и не прятать фотокамеру под одежду.
Последний раз редактировалось Daily 03 июл 2017, 08:07, всего редактировалось 1 раз.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
Неспешный путешественник, наверное, завис бы в старом городе на несколько часов, но у нас план, его надо реализовывать, здесь сантиментам не место.
Нас ждал Бо-Каап, расположившийся неподалеку от Лонг-стрит на северном склоне Сигнальной горы. Начинался этот квартал как место, где строились и жили бывшие рабы, получившие вольную и не желавшие возвращаться на родину. Они возводили здесь небольшие одноэтажные африкано-азиатские домики, которые раскрашивали в разные веселые цвета, и эта традиция сохранилась и по сей день. Уже потомки первых поселенцев ревниво ухаживают за внешним видом домиков, из-за чего они похожи на стайку разноцветных рыбок, собравшихся в одном месте. По голландским законам, капским поселенцам запрещалось держать рабов из местных, поэтому ни готтентоты, ни бушмены, ни банту не пленялись в качестве рабов, и не были объектами купли-продажи. Рабов же для поселенцев завозили из Анголы, Батавии и Малайзии, потомки которых и составили впоследствии внушительный сегмент цветного населения Кейптауна. К ним добавились выходцы из Индии (проживающие в основном в Натале). Так и образовалось деление населения страны на белых, цветных и черных, с разными правами и обязанностями для каждой группы. При англичанах рабство в Капской провинции было официально отменено, и предпринята попытка выкупить рабов у буров, правда, реализация этой идеи сильно подкачала.
Мы поднялись по крутым улочкам к разноцветным домикам. Честно говоря, я ожидал большего. Ничего экстраординарного мы не увидели, ряды аккуратных строений, выкрашенных по-африкански яркими красками, хозяева некоторых их них важно стояли на балкончиках, показывая себя и рассматривая туристов.
Чистенько, тихо и немноголюдно. На один раз погулять и посмотреть вполне хватит.
Тем временем серая «скатерть» Столовой горы медленно рассеивалась, и мы решили закончить программу центра города посещением «Огорода компании», как он официально называется.
Бодрой рысью мы вышли к зданию юаровского парламента, бок о бок с которым располагается небольшой ботанический сад, занимающий площади бывших огородов, с которых и начался Кейптаун (это довольно курьезно, что такой знаменитый и приятный во всех отношениях город впервые родился именно в виде огородов, и никак не иначе). На тенистой аллее, отделяющей парк от здания парламента, крутились белки, которые озабоченно рыли сухую листву у корней деревьев в поисках съестного, совсем не боялись людей и иногда одним махом запрыгивали на ствол, разворачивались головой вниз и замирали в таком положении, укоризненно глядя на только что ими нарытое. В кустах бродил одинокий ибис, и, беря пример с белок, тоже чего-то разыскивал в сухой листве, потом выходил на аллею, замирал и презрительно рассматривал пешеходов, после чего снова углублялся в поиски.
Слева от аллеи расположилось бело-красное шикарное здание парламента. Сравнительно невысокое, с классическими колоннадами под треугольными фронтонами, здание выглядит свежо и помпезно. Построенное в классических традициях, оно всем своим видом доказывает, что красота – частая родственница простоты и что классика всегда выглядит ново и оригинально.
Перед северным крылом здания установлен памятник английской королеве Виктории. Олицетворяя золотой век английской колониальной политики, королева в горностаевой мантии стоит среди подстриженных клумбочек и кустиков, во внутреннем парке парламента. Людей вокруг нет, ей одиноко, но зато уютно и спокойно, в отличие от загаженного памятника родственнику Эдуарду VII у городской ратуши, которому досталось от демократов.
Как часто бывает у парламентов, его ступени обагрены кровью – 6 сентября 1966 года четырьмя ножевыми ударами здесь был убит премьер-министр тогдашнего Южно-Африканского Союза Хендрик Фервурд, один из архитекторов политики апартеида и ярый антикоммунист, горой стоявший за сохранение государственного статус-кво ЮАС. Пришил его ненормальный курьер, южноафриканец греко-португальско-мозамбикского происхождения, за «недостаточную заботу о белых». Вот вам и ирония судьбы: самый стойкий и последовательный защитник прав белого бурского меньшинства погиб по самой нелепой причине, которую только можно было придумать на тот момент.
Настало время отдохнуть в тенистом ботаническом саду, чьи аллеи засажены различными эндемиками, а также растениями, привезенными в Южную Африку со всех частей света и с удовольствием тут прижившихся. Тут и огромные фикусовые, и эвкалипты вперемежку с араукариями и всякими другими акациями.
К большому сожалению, сад облюбовали местные бомжи – «ботаники», основательно пометившие все растения в саду и в округе, из-за чего в воздухе стоял стойкий запах мочи. Он преследовал нас повсюду, иногда ослабляя или усиливая свое воздействие под влиянием порывов ветерка. Авторы запахов восседали и возлежали на лавочках с гнутыми спинками, разложив вокруг себя нехитрый скарб из пластиковых бутылок, собранных окурков и разного рванья. Но как ни странно, запахи и общество их авторов не отпугивало многочисленных посетителей, прогуливающихся семьями по аллеям, фотографирующихся у клумб и останавливающих своих детей, пытавшихся поймать за хвост промышлявших здесь же нильских гусей.
Мы видели даже свадебную процессию, которая радостно топталась у одного из павильонов. Празднующие стояли в тени деревьев, и темная невеста в снежно-белой фате являла собой фантом, ее саму не было заметно, только платье мелькало как бы само по себе.
Тем временем мы подошли к памятнику Сесилу Родсу, самому яркому и парадоксальному олигарху из всех бывших и живущих, самому страстному и последовательному проводнику английских имперских колониальных идей, алмазному и золотому королю, именем которого называли целые страны, и вообще самому-самому.
На пьедестале, сложенном из обтесанных камней, в ленинской позе стоит небольшой человек в мятой тройке и указывает всем на север. Очень точно схвачена одна черта Родса: он никогда не придавал особого внимания своему внешнему виду, однажды даже на прием к германскому императору Вильгельму припершись в дорожном костюме. Внизу на постаменте цитата из его речи, которую незадолго до смерти он произнес на заседании парламента и смысл которой был в том, что для белых образованных, инициативных и предприимчивых людей открыт весь африканский континент к северу от Кейптауна: “Your hinterland is there”. Уже после его смерти смысл сказанного приукрасили, утверждая, что он имел в виду не только белых, но и образованных и активных всех национальностей, но рукописи, как известно, не горят… Рассказ об этом интереснейшем человеке еще впереди.
Последний раз редактировалось Daily 21 июн 2017, 14:51, всего редактировалось 1 раз.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
Настало время попытать счастья по взятию Столовой горы. «Скатерть» со стола практически исчезла, облака поднимались, и местами уже выглядывало солнышко. Сев на остановке Лонг-стрит в красный автобус, мы поехали к фуникулеру. Дорога вышла из центра города и вскоре запетляла по склонам между Столовой горой и Львиной головой, вблизи зрелище скалистых гигантов еще больше впечатляло. Наверху стало прохладнее.
Подъехав к фуникулеру, автобус высадил пассажиров и – о, чудо! – все работало, и в кассу, и в зал к кабине практически никого не было! Купив билеты на канатку туда и обратно, мы радостно шмыгали носами в ожидании подъема. Я не преминул напомнить жене, что ей в очередной раз крупно повезло только из-за наличия у нее двух макушек. Но если серьезно, то нам действительно очень повезло: в воскресный день, скатерти на горе нет, ветра сильного тоже, у работающего фуникулера не было очереди, и через пять минут мы уже мерно разворачивались в поднимающейся кабине, намеревавшейся описать в движении назначенные ей 360 градусов. Кабина скользила почти вертикально, чуть ли не касаясь отвесной скалистой стены, как бы собранной из бесчисленных каменных параллелепипедов. Оказывается, плавность хода и стабильность при ветре ей придает наличие трех тонн воды, залитой в качестве балласта в основание. Заодно таким способом воду для нужд туристов доставляют на вершину. С возрастом я стал бояться высоты и, кружась в плексигласовой коробке, с ужасом наблюдал за скалолазами, устроившими себе, подобно морским птицам, привал на полуметровом уступе над бездной. Они грустно крутили головами вокруг, посматривая вверх на оставшуюся непреодоленную вертикаль, нависавшую над ними серо-черным гранитом. Вскоре, к моему облегчению, мы причалили на вершине.
И тут, как у Высоцкого, «…весь мир на ладони, ты счастлив и нем». Внезапно открывшиеся перспективы и виды захватывают дух, город стремительно ухнул вниз, открыв гряду Двенадцати апостолов вдоль атлантического побережья, великолепную перспективу порта и изящного росчерка береговой линии Столовой бухты. Лента северного Кейптауна, струясь как река, обогнула пик Дьявола и растеклась по открывшейся равнине на восток, к виноградникам Стелленбоша и на юг, к садам Констанции.
Прямо посредине бухты виднелся идеально круглый пятак острова Роббен, очерченный пенной белизной. Облачность еще не совсем поднялась, оставив небо серо-матовым, отчего океан тоже решил отказаться от синего индиго и покрылся как бы белесой оконной изморозью, придавая всему видимому немного смазанный, как бы нереальный вид. Львиная голова, сверху кажущаяся просто огромной, прорезала линию побережья и вместе с Сигнальной горой замыкала чашу центра города, придавая ему сверху удивительно уютный и безмятежный вид.
Мы с женой перевели дух и полюбовались на чудака, выползшего за все мыслимые ограждения на отдельно стоящий камень, замерший над бездной. Он явно наслаждался совершенным подвигом, отчего напомнил отца Федора из «Двенадцати стульев».
Деревянные мостки повели нас вдоль отвесного скального обрыва горы по ее периметру. Действительно, вершина горы представляет собой ровную горизонтальную поверхность, причем довольно обширную по площади, сплошь покрытую полуголыми светлыми валунами и поросшую купами алоэ, суккулентами и жесткой степной травой. Суровый и лаконичный вид растительности напомнил нашу северную тундру, такую же крепкую, суровую и не поддающуюся ветрам. На одном из камней у безлюдного обрыва восседал в глубокой задумчивости небольшой даман, который и не собирался улепетывать при появлении людей. Давно привыкнув к посетителям, толстый и пушистый хозяин горы и бровью не повел, погруженный в свои даманские думы. Совершив ряд бесполезных попыток наладить с ним контакт, мы свернули к пику Дьявола.
Сверху пик выглядит также шикарно, как и снизу, тот же неприступный, с крутыми скалистыми стенами, соединенный глубоким седлом с горой. После пика открываются узкие скалистые щели, мрачные и глубокие, изрезавшие каменный массив вплоть до Двенадцати апостолов, выстроившихся в шеренгу вдоль атлантического побережья, на выполаживающемся зеленом склоне которых приютились фешенебельные предместья города Си-пойнт, Кампс-бей и дорога, ведущая на южное окончание Столового горного массива к Хаут-бею.
Погуляв полтора часа на зябком ветру, мы вернулись к ресторану и верхней станции фуникулера.
Кабина уже ждала нас на спуск вниз, который мы и совершили, уже с сожалением наблюдая, как скальная стена горы стремительно поднимается вверх. Вскоре мы уже причаливали внизу, скользнув над заросшим протеями зеленым склоном. На остановке стоял полупустой красный автобус, готовый продолжить маршрут. Подхватив нас вместе с другими посетителями, он стартовал в сторону Си-пойнта. Ура, основной пункт пребывания в Кейптауне был выполнен, причем быстро, организованно и не потребовалось времени на ожидание, вот что значит две макушки у жены!
Автобус протиснулся через ущелье между Горой и Львиной головой, дорога еще немного попетляла и, спустившись вниз к побережью, неторопливо потекла вдоль пляжей и шикарный белых вилл богатых предместий. Народ кучковался на береговом песочке, играя в волейбол и просто бродя по берегу. На широких тротуарах дети гоняли на бордах, на лавочках сидели старушки и принимали воздушные ванны, Львиная гора маячила впереди на горизонте. Солнце, словно спохватившись, припекало не по-вечернему.
Набегавшись по городу и набравшись впечатлений, мы высадились у торгового центра Старого порта, поужинали в ресторане и отправились домой, любуясь заходящим солнцем и обвеваемые нежным шелковистым ветерком, который бывает только в Африке.
Расходы за день: красный экскурсионный автобус - R380 на двоих, крепость - R50 на двоих, Столовая гора - R510 на двоих, ужин в ресторане - R306 на двоих.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
Виды со Столовой горы просто потрясающие. Представляю, как захватывает дух от простора и панорамы. Насколько я знаю, красный автобус и возле Ботанического сада останавливается. Вы там не были?
"Красный" маршрут, по которому мы ездили, ходит по центру, затем Столовая гора, а потом уходит на Си-пойнт и по берегу возвращается в Грин-пойнт. Насколько я знаю, "голубой" маршрут красного автобуса уходит из города в Констанцию и потом к бот. саду в Кирстенбош. Я был в этом саду в свое первое посещение Кейптауна, а сейчас времени не хватило. Но сад шикарен, конечно.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
День третий. Капские котики в Хаут-бее, мыс Доброй Надежды, Кейп-Пойнт, Саймонс-таун.
С утра, бодрячком, мы быстро позавтракали в гостинице и выкатились на Мейн-роуд, направившись в сторону прокатной конторы Авис, чтобы взять забронированный автомобиль. На Мейне нас сразу принял попрошайка и вкрадчивым голосом сообщил, что он – представитель некой «ассоциации» и собирает деньги я не понял на что. В ответ я ему сказал, что только позавчера его коллега из конкурирующей ассоциации устроил бенефис и вырвал у меня монетку на девелопмент. Он тут же забыл про «ассоциацию» и честно попросил денег на пожрать. Пока я собирался с ответом, мы начали пересекать перекресток, и просивший отстал мгновенно, даже не попрощавшись. Во многих городах Африки Коты Базилио работают по строго фиксированной территории, выходить за рамки которой им нельзя, иначе – разборки с коллегами, это был тот самый случай.
В конторе после небольшого ожидания и с просьбой почему-то не мыть самим автомобиль служащий отвел нас на закрытую парковку и вручил ключи от Форда-Фиесты ярко-сиреневого цвета, естественно, с правым рулем. Поскольку номер на гос. знаке у него был 747, мы окрестили его «Боингом», он был не против. Установив предварительно заказанный навигатор (до этого я позорно пытался сесть слева, на пассажирское кресло) и, переведя дух, я впервые в жизни уселся справа за рулем, включил левой рукой передачу (кошмар, слушайте) и под полезные советы жены – штурмана выполз на улицу.
Движение было плотным, все мысли у меня были – только не кинуться на встречку, потихоньку мы нашли место припарковаться вдоль тротуара, ввели координаты Хаут-бея и маршрутом красного автобуса поехали между Столовой горой и Львиной головой дальше на юг. Погода была прекрасная, светило солнышко, после выхода из города движение стало не таким интенсивным и я начал приноравливаться к роли праворукого водителя. В отличие от многих, писавших тут на форуме, я так и не смог полностью перестроиться, постоянно напрягаясь при поворотах направо и при пересечении главной, особенно при движении по Кейптауну.
Дорогу до Хаут-бея мы практически не видели, так как все наше внимание было поглощено вождением, и только свернув с главной дороги в сторону бухты и запарковавшись, рассмотрели окрестности.
Над небольшой бухтой с рыбачьей гаванью, уставленной яхтами и корабликами, равнобедренным треугольником нависала скала «Сентинел». Как истинный часовой, она высилась на небольшом мысе и бдительно сторожила вход в бухту. Сам поселок – даже старше Кейптауна, долгое время был и рыбачьей гаванью, и перевалочным пунктом доставки строевого леса в город, который рубили в горах. Надо сказать, рубили так усердно, что его совсем не осталось, и теперь лес в Западном Кейпе можно увидеть или искусственно высаженным вдоль дорог, либо маленькими рощицами в горных долинах.
Но нас здесь интересовало другое – неподалеку от Сентинела в море есть скалистый островок Дейкер, который облюбовала небольшая колония морских капских котиков. Еще при подготовке к поездке местная контора Drumbeat Charters была определена в качестве организатора морской прогулки к острову. Ее офис располагался тут же, на берегу, мы купили билеты и перешли на стоявший рядом большой однопалубный катер, который вскоре отвалил от берега и взял курс на выход из гавани. После выхода из бухты океан стал бурливым и ветреным, волны мотыляли островки с морской травой и всякие бревна, которые катер аккуратно обходил.
Обойдя Сентинел вдоль берега и стараясь не попасть бортом на прибойную волну, катер вышел в океан и минут через двадцать мы увидели группу светлых укаканных скалистых островков, на которых темно-бурыми точками расположилось множество котиков. Как гласил буклет, из-за сильного волнения котики избегают выводить здесь детенышей, которых часто смывает в море, и в основном здесь пребывают самцы в период линьки. Кстати, отсюда, своим ходом они могут достигать знаменитого лежбища Кейп Кросс в Намибии, а ведь это 1600 км!
Мы застали колонию в привычном ничегонеделании, лежащие на камнях либо спали, либо вяло переругивались друг с другом. Зато молодежь бодро плескалась в прибрежных бурлящих волнах, с любопытством взирала на взъерошенных ветром посетителей и обнажала в крике желтые острые зубы завзятых хищников. Они весело бесились в пенных волнах, рассматривая нас черными маслянистыми глазами, а потом умело использовали прибой, чтобы силой волны быть заброшенными высоко на камни, отполированные тысячами своих предков.
Из-за сильной качки народ на катере тщетно пытался фотографировать животных и делать селфи, подставляя под смартфон лиловые от свежего ветра физиономии. Капитан развернул катер обратно и правым бортом еще раз прошел мимо скал, котики еще немного сопровождали нас, после чего пошли обратно к камням, по-дельфиньи поднимаясь над водой для вздоха. На обратном пути некоторых пассажиров уже начало укачивать и, бледные, они ложились вдоль бортов на мягкую обивку лавок.
Вскоре мы вошли в гавань, качка прекратилась, катер причалил, встречаемый местным черным джазом, игравшим что-то бравурное, и одноруким дедом, собиравшим чаевые в соломенное канотье. Меня всегда покоряет искренняя радость и веселье, излучаемое черными артистами, где бы они ни выступали, в тысячном зале или же на заплеванной пристани. Эта жизнерадостность и вечный, беспричинный, непонятный белому оптимизм помогает им выживать и радоваться жизни в, как правило, жутких условиях повседневности. Дайте белому пожить в их условиях, его хватит на неделю, а этим ничего, бодры, веселы и улыбка на все тридцать три белоснежных зуба.
С удовольствием отдав денежку музыкантам, мы заметили на пристани огромного, как бегемот, котика, которого кормил рыбьими хребтами плюгавый сердитый мужичонка. Мы дали ему монетку и знаками попросили разрешения сфотографироваться с подопечным. Разглядев достоинство монеты (было ранда два), он свирепо засопел и швырнул деньги на асфальт, показав нам на круглую коробку, набитую бумажными купюрами. Видимо, цена за фото начиналась минимум с десятирандового достоинства. После демарша мужичонки платить расхотелось и мы, пристыженные, поспешили ретироваться к машине.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
Наш путь проходил через платный участок дороги Чапменс-пик, в путеводителях пишется о том, что это – одна из красивейших дорог в ЮАР и всякое такое подобное. Честно говоря, после греческих приморских серпантинов и альпийских видов мы ничего особенного не заметили. После Хаут-бея дорога резко берет вверх и облизывает прибрежный горный массив, пока не спустится вниз, уже к национальному парку «Мыс Доброй Надежды».
При въезде на платный участок прямо на проезжей части внезапно вырастает сотрудник в светоотражательном жилете, который берет с вас денежку и на вопрос «как дела» отвечает, что он силен как лев. Ну что, свежо и оригинально, по крайней мере не смотрит на вас волком, как на наших дорогах. Участок несколько лет назад отремонтировали, забрав все камнепадные склоны стальной сеткой, и решили взимать плату. Виды на океан, конечно, красивые, особенно назад, на Сентинел, оставшийся внизу в бухте, но, повторюсь, ничего особенного нет, да и сам участок довольно короткий, по виду светлых и красноватых скалистых склонов и по растительности напоминает Македонию и Грецию, когда из Скопье едешь в сторону Салоников.
Тем временем дорога, став узкой и какой-то неухоженной, спустилась вниз, к невысоким каменистым холмам, поросшим разноцветными мхами и низкорослым кустарником, колыхавшемся волнами на ветру. На показавшихся въездных воротах мы оплатили въезд в парк и покатили на мыс Доброй Надежды. Приняв вправо, дорога вплотную прижалась к бурливой Антлантике, яростно разбивавшей волны о скалистые берега и вздымая тучи брызг в фиолетовое небо.
Подъехав на стоянку мыса и припарковавшись, мы бегом устремились запечатлеться на фоне демонстрационного щита с координатами точки, пока еще было мало народу.
Жене в очередной раз повезло, на мысе было практически безветренно, хотя и сильнейший прибой, обычный в этом месте, яростно бил в прибрежные скалы, поднимая огромные колючие фонтаны белоснежной пены. Когда я был один здесь в предыдущий раз, ветер сгибал стоящих людей в три погибели, и передвигаться можно было только на корточках. Недаром Диаш назвал мыс Мысом Бурь, при его обходе каравеллу три дня мотало как скорлупку, и это сыграло свою роль в последующем бунте команды, потребовавшей вскоре от капитана возвращаться домой.
Сделав фото на память, мы еще немного побродили по окрестностям, суровым и диким, с немногочисленным песчаными пляжами внизу и туристами, осторожно бредущими по тропке от мыса вверх по горе на Кейп-пойнт.
На одном участке вблизи берега стали свидетелями исхода каких-то насекомых. Тысячи то ли мокриц, то ли тараканов широкой лентой, не торопясь совершали переход по камням в противоположную от берега сторону. Чего они там делали и куда шли, осталось загадкой природы, но это не ново. В свое время я был свидетелем массовых переходов муравьев, вылета туч термитов и перелета масс саранчи, которую местные жители жарили в собственном соку и с удовольствием поедали.
Сев в машину, мы отчалили по дороге обратно и заметили, как прямо на проезжей части перед нами машина тормознула и встала на аварийке. Из нее вывалились пассажиры и давай чего-то фотографировать. И тут мы увидели двух настоящих, живых страусов, которые паслись на обочине дороги, недалеко от берега. Выглядели они довольно потрепанно и как-то неухоженно, но это были первые дикие страусы в нашей поездке, они шикарно и экзотично смотрелись на фоне тундровой растительности, передвигаясь вдоль берега и с любопытством поглядывая на остановившиеся автомобили.
Вскоре мы свернули вправо на Кейп-пойнт, еще один мыс, горный и узкий как лезвие, на южной оконечности которого приютился крохотный поселочек, состоящий из ресторана, трамвайного фуникулерчика, двух маяков, старого и нового, и нескольких строений, использовавшихся ранее для жилья смотрителей маяка и гостиницы, а сейчас приютивших в своих стенах метеорологическую обсерваторию. Интересно, что раньше в этой гостинице за постой денег не брали, а просто посетители должны были делить досуг с персоналом маяка, скрашивая таким образом его невеселое времяпрепровождение.
Тем временем, пока я смешил черных теток на кассе фуникулера, объясняя им, что в состоянии прожить хоть неделю наверху у маяка, если у меня с собой будет, жена сходила на разведку и объявила, что обед у нас состоится в ресторане, после похода на Кейп-поинт. Я был не против. После подъема на смешном трамвайчике, который к тому же еще и назывался «Летучим голландцем», мы вышли к старому маяку.
И тут наконец-то во всю свою красоту и величие открылся вид, ради которого много людей на свете готовы ехать и лететь, и опять ехать, тратить немалые деньги, чтобы его увидеть. Перед нашим взором предстали два океана – Атлантический и Индийский, решившие встретиться. Справа была Атлантика, взбудораженная холодным Бенгельским течением, уходившим вдоль западного берега далеко на север аж до Намибийской пустыни. Слева – идиллически синел спокойный и безмятежный Фолс бей, очень красиво очерченный на севере черными горными вершинами, вертикально обрывающимися в океан.
Несмотря на открыточный вид, залив имеет дурную славу у мореходов, да еще и называется «Фальшивым». Дело в том, что на пути из Индии в Европу моряки часто принимали двойной мыс Хангклип за Кейп-поинт и Мыс Доброй Надежды, действительно очень похожие с воды. Полагая, что они обогнули Африку и вошли в Атлантику, на всех парусах неслись на север в Кейптаун, как им казалось. На самом деле они попадали в жуткую ловушку: как правило, судно разбивалось о прибрежные рифы со всеми вытекающими. Либо, если удавалось избежать крушения и капитан понимал, что он в (жопе) заливе, очень часто из-за сильнейших южных ветров паруснику неделями не удавалось выскочить из западни. Можно представить состояние команды, когда сзади рифы, бухты для того чтобы пристать к берегу, нет, пресная вода заканчивается, мать-перемать, еще и выйти нельзя, ветер запер в заливе.
И здесь, именно здесь родилась знаменитая на весь мир легенда о Летучем голландце. В XVII веке голландский капитан, попав в подобный капкан, поклялся команде, что он выведет судно из залива, хоть с Божьей помощью, хоть с помощью дьявола, ему все равно. Сказано-сделано, при очередной попытке выхода судно потерпело крушение и пошло ко дну, никто из команды не уцелел. Вскоре в этих местах появился призрак корабля, тщетно пытавшегося выйти в Атлантику. Призрак видели, и это засвидетельствовано документально, много раз. Будущий английский король Георг V 9 июля 1881 года, будучи в плавании в составе эскадры, пишет в дневнике: «В четыре часа утра перед нашим носом курсировал «Летучий голландец». Он излучал красный фосфоресцирующий свет, словно сияющий корабль-фантом. В центре свечения отчетливо были видны мачты, реи и паруса брига. Дозорный на полубаке доложил о встречном судне по левому борту, то же самое видели вахтенный офицер на мостике и гардемарин на кормовой палубе. …Загадочное судно вместе с нами наблюдали еще тринадцать человек. С других кораблей эскадры интересовались, наблюдаем ли и мы это загадочное красное свечение». Затем в новой записи принц отмечает, что вскоре матрос, первым заметивший призрак, сорвался с реи и погиб. Вскоре погиб и адмирал, ведущий эскадру в Сидней. Увидеть «Голландца» всегда считалось у моряков дурным предзнаменованием…
Стоя на обзорной площадке верхнего маяка, нам посчастливилось наблюдать воочию встречу двух океанов: бурливая ветреная Атлантика соприкоснулась с безмятежной синевой Индийского океана, и это ясно различалось по линии водяной пыли, шедшей прямо по острию мыса. На самом деле, воды по обе стороны Кейп-пойнта действительно различаются по солености и температуре, что дает основание полагать место встречи океанов именно здесь, а не на мысе Агульяс, где установлен характерный постаментик с указанием места встречи. Впрочем, все эти споры для специалистов.
После недолгого обсуждения было решено пешком дойти по узкой дорожке до нижнего маяка, стоящего прямо на обрезе скалы, что и было предпринято. Виды там, конечно, сногсшибательные.
На обратном пути, дойдя уже пешком вниз до ресторана, мы пообедали норвежским лососем (доплыл же все-таки сюда!). Официантка, поджав губки, потребовала вместо 20 рандов чаевых пятьдесят, указывая на чек, где черным по белому было написано, что чаевые выплачиваются в размере 10 процентов от суммы счета. Ресторан напонтованный, порции маленькие, а цены – наоборот.
Загрузившись после ресторана в Боинг, мы покатили потихоньку к Саймонс-тауну, где у нас была запланирована последняя достопримечательность дня – пингвины (куда без них). Во время движения видели справа по борту военный корабль, который от базы в Саймонс-тауне пошуровал на выход из Фолс-бея. Как и все военные суда, он был окрашен серой «шаровой» краской, со стремительным элегантным профилем. Нет уже мук парусников по выходу из залива против ветра, солярки залил – и вперед.
Когда мы достигли Саймонс-тауна с его пингвиньим Боулдерс-бич, солнце уже начало клониться к горизонту, окрасив окрестности пляжа в мягкий золотистый цвет. Купив билетики, мы вышли по мосткам на береговую линию, где на камнях, на траве, на прибрежном песочке стояли, потешно передвигались, выходили из воды и принимали солнечные ванны десятки пингвинов. Правда, в этот час людей на мостках было не меньше обитателей. В отличие от птиц, которые вели себя спокойно и с достоинством, посетители что-то непрерывно кричали, тетеньки визжали, дети возбужденно носились взад-вперед, пришлось мне поймать одного громкого ребенка и сделать ему замечание, после чего его родственники допытывались у мальчика, что такого сказал ему дядя. Мальчик затих, но остальные продолжали надрывно кричать, бедные пингвины.
Запомнилась одна пингвинья мама, которая все пыталась накормить отпрыска, закрыв его своим телом от туристов. Отпрыск, размером с мать, покрытый бурым пушком, засунул голову ей в клюв, ритмичными движениями вытряхивая еду. Иногда пары пингвинов внезапно начинали кричать по-ослиному: и-ааа, и-ааа! Цирк. Жене очень понравилось, а мне больше было жалко несчастных птиц, которые приплывают на берег с охоты, надо детей кормить, отдыхать, подумать о вечном, а тут такой дурдом. Боюсь, что в один прекрасный день они сговорятся и дрызнут куда-нибудь в другое место.
Обратно ехали уже вечером через Нордхук и М3 до Кейптауна, в Гринпойнт приехали затемно, закупились в Спаре и ужинали в гостинице.
Расходы третьего дня: аренда автомобиля на 6 дней - R1042; прогулка к котикам – R170; платная дорога – R42; мыс Доброй Надежды – R270; фуникулер наверх – R100; ресторан – R550; пингвины – R140. Цены указаны в расчете на двоих.
Последний раз редактировалось Daily 26 июн 2017, 15:26, всего редактировалось 1 раз.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
Daily писал(а) 26 июн 2017, 11:07:И тут наконец-то во всю свою красоту и величие открылся вид, ради которого много людей на свете готовы ехать и лететь, и опять ехать, тратить немалые деньги, чтобы его увидеть.
Да, виды потрясающие и мы тоже готовы ехать и лететь, чтобы их увидеть. Но вот вопрос: эти два места - Мыс Доброй Надежды и Кеп пойнт предлагаются в рамках одной экскурсии? Как увидеть эту красоту тем, кто без машины? Daily, Вы не в курсе, можно в Кейптауне в уличном киоске купить такую экскурсию?
Нонна Л. писал(а) 26 июн 2017, 12:54:эти два места - Мыс Доброй Надежды и Кеп пойнт предлагаются в рамках одной экскурсии? Как увидеть эту красоту тем, кто без машины?
Совершенно верно, оба этих места расположены рядом и экскурсии туда предполагают обязательное посещение обоих мысов. Заказать - проще некуда, в каждой гостинице предлагают туда поехать за небольшую плату. Утром вас заберет мини-автобус, в группе человек 10-15 повезут на экскурсию, по пути все расскажут, так что нет никаких проблем.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
Daily писал(а) 22 июн 2017, 13:54: Капские котики в Хаут-бее, мыс Доброй Надежды, Кейп-Пойнт, Саймонс-таун.
Судя по вашему опыту,как вы думаете, может стоит построить маршрут наоборот и начинать с пингвинов, чтобы избежать там толкучки и закончить день в Хаут бее??
Человека делают счастливым три вещи - любовь, интересная работа и возможность путешествовать
Вы понимаете, тут как повезет. Если перед Вашим приездом привезут два автобуса китайцев, то они заглушат и пингвинов, и котиков. Я знаю по себе, что местные возят туристов против часовой стрелки - котики, оба мыса, пингвины. Но я думаю, что можно попробовать и наоборот, но в любом случае, тут как со Столовой горой, гарантии никто не даст.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
День четвертый. Сомерсет Вест с гепардами, Херманус и мыс Игольный.
На этот день у нас был следующий план: выдвигаемся на машине на восток в Сомерсет Вест, где знакомимся с Центром поддержки гепардов, далее следуем в Херманус (- …а вдруг там увидим кита? - Какой кит, еще не сезон! «Дурень думкой богатеет…»), там прогулка, воздушные ванны и обед, затем уезжаем в Агульяс (мыс Игольный) на встречу с самой южной точкой Африки, ночевка.
Расплатившись с гостиницей и попрощавшись, мы выехали из Гринпойнта на восток. Я уже увереннее чувствовал себя за правым рулем, да и штурман уже наловчился подсказывать мне, в какую сторону рулить на развязках. Вбив координаты Центра гепардов в навигатор, двинулись по солнечным кейптаунским улицам. Движение с утра было плотное, хотя пробок нигде не было. Несмотря на рабочий день, все ехало свободно.
За городом справа и слева потянулись тауншипы, как самодельные, сляпанные из всякого барахла, так и построенные государством. Интересно, что спутниковые тарелки присутствуют в изобилии во всех таких поселках. Хочу предупредить водителей: у тауншипов – предельное внимание, их обитатели, несмотря на сетки и заборы, постоянно перебегают скоростную трассу, и оттого очень часто попадают под колеса.
Тем временем на горизонте показались скалистые пики Готтентотской Голландии, похожие на крокодильи зубы. Вообще практически все виды Западного Кейпа украшены горными хребтами, что делает окружающую местность очень живописной, выглядящей всегда по-новому, от монотонности пейзажа никогда не устаешь.
Вскоре у Сомерсет Веста мы по требованию навигатора свернули вправо и прибыли на пост контроля, где поведали охранникам, что следуем в Центр. Проверив документы на машину и записав данные, нас пропустили. Потом на дорогах наш Боинг еще не раз будет останавливать и полиция, и всякие секьюрити и проверять документы на автомобиль, старательно переписывая данные в помятую тетрадку.
Въехав на территорию, мы припарковались и пошли за билетами. Рабочий день начался, и местные банту уже вовсю стрекотали газонокосилками и озабоченно щелкали садовыми ножницами у ровных линий кустов. Мы купили билеты на осмотр, а жене – еще и на оглаживание гепардовых детенышей.
Внутреннее пространство Центра представляло собой огромное травяное поле, поделенное на просторные открытые вольеры, затянутые мелкой сеткой, в которых, кроме гепардов, обитали и другие животные. Так, в ближайшем вольере возлежали огромные мастифы, каждый из которых спокойно тянул на собаку Баскервилей, во всяком случае перекусит пополам любого в случае необходимости. Закралось впечатление, что это – охранники Центра, с утра отдыхавшие от ночного дежурства.
У вольера с гепардами нас встретил молодой белый парень, который старательно проинструктировал жену, что надо снять солнцезащитные очки, нельзя гладить детеныша по голове, лапам и животу, не производить резких движений и при контакте с животным постоянно быть в готовности быстро вскочить на ноги при необходимости. В самом вольере в этот момент уже были посетители, которые гладили лежавшую на столе небольшую самку гепарда. Она, как любая кошка, закрыла глаза и покорно терпела домогательства незнакомых двуногих. Неподалеку на земле располагался ее брат, как две капли воды похожий на сестру, с уже уходящей детской гривкой на затылке. Рядом с гладящими располагались две сотрудницы Центра, внимательно наблюдавшие за происходящим. Когда очередная партия вдоволь нащекотала зверей и, полная впечатлений, вышла из вольера, туда повели жену. Самка отказалась от дальнейших ласк, капризно вскочив со стола и спрыгнув в угол на солому, где и разместилась в томной позе.
Сотрудницы переключились на ее брата, который и достался жене. По ее словам, шерсть у гепарда жестче, чем у кошки, что-то среднее между кошачьей и собачьей. Мальчик в ответ на ласки щурился и вежливо мурлыкал как кот.
Тем временем девочки – сотрудницы рассказали, что брату с сестрой – полгода, родились они здесь, в Центре, в дикую природу их уже вернуть будет невозможно, и они будут представлять самих себя в многочисленных программах изучения, обучения и поддержки животных, для чего данный Центр и существует.
Оказывается, что гепард – самая уязвимая кошка Африки, потому что на нее оказывается двойное давление: с одной стороны ее прессуют львы, леопарды, носороги и прочие буйволы, гоняя, отбирая добычу и обижая, а с другой – ставшее уже традиционным присутствие человека со всеми сельхозвытекающими. И численность гепардов из-за этого сокращается быстрее «большой пятерки». Интересно, что это самая старая большая кошка на Земле – 4 миллиона лет, с места набирает 80 км\ч за три секунды, что сравнимо с ускорениями в Формуле-1, и взрослый гепард обладает более чем двумя тысячами пятнышек на шкуре.
Очень интересно наблюдать за взрослыми, контактирующими с животными, они в эти моменты превращаются в детей, добрых и любознательных, и еще долгое время несут детскую улыбку на лице.
Мы еще некоторое время погуляли вдоль вольеров, где видели сервала, наверное, самую стильную и элегантную кошку, ушастую, тонконогую и короткохвостую. Она стояла в самом дальнем углу вольера, с любопытством взирала на посетителей, и ее было плохо видно сквозь мелкую сетку. Из соседнего вольера тетя – сотрудница вывела на поводке каракала, который терся об ее ноги, забавно размахивая кисточками на ушах.
Жена видела в руках у сотрудника переноску с сурикатами, которые кричали и ругались, негодуя на то, что их без спроса куда-то несут.
В дальнем углу Центра за сеткой беспокойно бегали два чепрачных шакала, видимо, выпрашивая подачку. В соседнем с ними огромном вольере непрерывно расхаживал туда-сюда огромный гепард – самец и посетители ждали его в ближней точке, чтобы сфотографировать.
На этом осмотр закончился, и мы отправились к машине. От Центра осталось двоякое впечатление, с одной стороны, нужно популяризировать редких животных, Красная книга и все остальное, с другой – обыкновенный плохо замаскированный контактный зоопарк, которые сейчас клянут на каждом перекрестке. Стоит ли каждодневно мучить бедных зверей за небольшую плату, ведь только за их содержание надо выложить немало. Что порадовало – все чисто, организованно и нет животной вони, все зверики выглядят ухоженными и довольными.
Мы продолжили путь в Херманус по N2 через перевал сэра Лоури, который в узком месте пересекает Готтентотскую Голландию, в далекие времена готтентоты использовали его для перегона скота. Дорога, немного поднявшись вверх и поплутав, неторопливо спустилась вниз, в долину Элгин, где между невысоких холмов и мелких озер прошла к Бот-ривер и ушла дальше на Каледон, мы же повернули направо, к океану. Оставив справа лагуну Бот-ривер, дорога ушла налево в обход небольшой горной гряды к Херманусу.
Херманус – небольшой туристический городок на побережье Западного Кейпа, главной достопримечательностью которого являются киты, приходящие сюда с июня по декабрь, наблюдать за ними съезжаются со всего мира. В 1992 году одному жителю городка пришла идея оповещать о прибытии китов, и с этого времени уже третий «горнист» издает сигналы на берегу, когда киты появляются в бухте. Наблюдать их можно как с берега, где к услугам посетителей и лавочки, и рестораны и прочее, так и с воды, купив билет на катер.
Тем временем мы приехали на набережную и припарковались на единственной виденной нами за эту поездку платной стоянке.
Некоторое время мы гуляли вдоль берега и наслаждались видами, временами бросая взгляды на акваторию, а вдруг какой-нибудь залетный кит придет сюда раньше времени и порадует нас прыжком? Была прекрасная погода, светило солнышко и с океана дул ласковый бриз.
[
После прогулки мы с удовольствием присоединились к посетителями ресторана на набережной, и жена заняла наблюдательный пост лицом к океану, чтобы не дай Бог не пропустить какого-нибудь кита. Я уже был здесь прежде и мне посчастливилось их видеть, для меня это было не так актуально. Забегая вперед, скажу: потом в Агульясе мы узнали, что один кит действительно на тот момент шлялся в окрестностях Хермануса, но наружу так и не показался, гад. А вообще в сезон их там сотни, и увидеть китов – не проблема.
В завершение визита мы прошли по магазинчикам с туристическим барахлом, посетили ювелирный, где с уважением осмотрели местные брюлики. Вернувшись на стоянку, мы разбудили заснувшую прямо на обочине тротуара сотрудницу, расплатились и, бросив прощальный разочарованный взгляд на океан, отчалили в сторону Агульяса.
Навигатор повел нас направо на северо-восток до Стенфорда и вывел на дорогу до Бредасдорпа. Перед нами расстилалась слабохолмистая местность убранных сельскохозяйственных угодий, с редкими домиками в долинках, окруженными купами деревьев. Несколько раз мы наблюдали на холмах темные шевелящиеся пятна с белыми двойками голов, оказывавшимися вблизи стадами страусов. На въезде в один из городков жена торжествующе закричала, показывая мне на огромного седого бабуина, задумчиво шарящего в окрестных кустах, а на мысе Доброй Надежды мы так ни одного и не увидели.
Окрестности становились все лаконичнее и каменистее, окрасившись во все оттенки краснозема. Пройдя Бредасдорп насквозь и немного заблудившись, Боинг привез нас к океану, лазоревое лезвие которого мелькнуло между холмов.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
Обогнув по ветреному скалистому берегу городок Струисбей, подъезжаем к Агульясу. Первое же здание поселка на берегу справа от дороги – наша гостиница «Агульяс Оушен Хаус» - небольшая светлая двухэтажная вилла с лоджиями наверху и большими витринными окнами на первом этаже. Удивило полное отсутствие заборов, колючей проволоки и прочих заграждений, столь привычных для Кейптауна и других городов ЮАР.
Припарковавшись, мы увидели семейную пару хозяев, которые вышли во двор поприветствовать нас. При знакомстве оказалось, что это Шерил и Алан, владельцы, управляющие и сотрудники гостиницы одновременно. После краткого инструктажа мы побросали вещи в номер и поскакали на мыс, потому что припозднились, и солнце уже залило всю округу вечерним золотом.
Навигатор повел нас сквозь поселок, застроенный невысокими аккуратными домиками вдоль единственной береговой улицы, на самый юг Африки. Минут через десять перед нами вырос красно-белый маяк.
У мыса как раз проходила стройка дороги и, припарковав машину на обочине, мы аллюром понеслись к берегу. И вот, наконец-то перед нами знаменитый постамент, сложенный из местных булыжников, с биркой, свидетельствовавшей о том, что «вы сейчас находитесь в самой южной точке Африки». Ниже находилась потрепанная полоска со стрелками: Индийский океан – налево, Атлантика – направо. Все, дальше некуда, приехали, впереди только океан, за которым прячется Антарктида.
[
Я вспомнил, как много лет назад встречал в Центральной Африке какого-то белого мотоциклиста, по-моему, американца, который в одиночку решил проехать весь континент с севера на юг и на момент встречи достиг экватора. У него был огромный мот, весь в рыжей красноземной пыли, увешанный боковыми контейнерами и оттого широкий как автомобиль. Переночевав в палатке на травке, он собрал скарб, завел своего коня и поехал дальше на юг. И теперь я представил, как он, пыльный, усталый и счастливый, доехал до этого постамента в Агульясе и долго смотрел на океан, ощущая себя победителем.
У постамента не было никого, мы еще немного потоптались рядом и пошли в обратную сторону по мосткам, проложенным вдоль берега. На берегу красно-рыжие скальные выходы и круглые валуны напомнили кейптаунский берег у Кампс-бея. Сильный бриз гнал к берегу лазоревые волны, взметая водяную пыль, освежавшую наши лица солоноватым дыханием. Самый южный берег Африки был абсолютно дик и безлюден, на чистом горизонте синела гряда далеких облаков, солнце неуклонно снижалось за ближайшие холмы, золотистый свет придавал пейзажу мирный и безмятежный вид.
Было самое время посетить какой-нибудь продуктовый магазин и ехать в гостиницу ужинать и отдыхать. Увидев на обратном пути искомый сетевик, мы купили поесть и обратили внимание на шикарный билтонг, местное сушеное мясо, нарезанное длинными узкими полосками, призывно лежавшими на витрине. Вместо того чтобы взять его побольше уже с расчетом привезти домой, мы решили оставить покупки на потом, в Стелленбоше, это была концептуальная ошибка, о которой позже. До сих пор вспоминаю этот билтонг и свою дурацкую привычку тянуть с покупками до последнего.
Выйдя их магазина, мы увидели огромную белоснежную луну, взошедшую над океаном и в кристально чистом воздухе выглядевшую нереально яркой и близкой. В отличие от нашей среднерусской, эта африканская луна была перевернута сверху вниз. Вышедший из магазина местный дядька поинтересовался, что это мы разглядываем на луне. Мы ответили, что она тут у них вверх тормашками, он добродушно посмеялся.
Уже в номере я вышел на лоджию и увидел, что луна, поднявшись и став меньше и еще ярче, вытянула дрожащую серебряную дорожку от горизонта к берегу. Недалекий Стриусбей зажегся яркими огоньками, бордовый закат постепенно угасал, мерный шум волн убаюкивал усталых путешественников.
Расходы четвертого дня. Гостиница “One 8 Hotel” в Кейптауне за 3 дня - R3226; гепарды – R260; парковка в Херманусе – R12; ресторан в Херманусе – R300; бензин – R360. Все расходы указаны в расчете на двоих.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
План этого дня был прост – покидаем Агульяс, переезжаем в Альбертинию в Гарден Рут Гейм Лодж на сафари, в обед заселяемся и вечером первое сафари.
Утром я немного поснимал рассвет, день обещал быть теплым и солнечным.
На завтраке разговорились с хозяевами. Они поведали, что купили эту гостиничку у немцев год назад, подремонтировали ее и уже десять месяцев как принимают посетителей. До этого жили и работали в Кейптауне, сами англичане, Шерил – зимбабвийская, Аллан – местный Йобургский. Выйдя на пенсию, поселились здесь и пока им все нравится. Темнокожие аборигены не хулиганят, потому что в полном составе работают здесь же, в городке. Поэтому никаких заборов тут нет и проблем с безопасностью – тоже. А вообще с преступностью полный кирдык был в начале демократии, а сейчас уже местные черные всячески борются с наплывом внешних черных, чтобы те не отнимали работу, и криминал пошел на убыль. Уже нет массовых убийств и грабежей, все как-то устаканилось.
На будущее они смотрят с оптимизмом, уезжать никуда из страны не собираются. Аллан похвалил нашу власть за независимость и неуступчивость, потом не раз в разговорах я слышал это же мнение, и от белых, и еще больше от черных. Узнав, что мы собираемся посетить музей Диаша в Мосселбее, он очень обрадовался и сообщил, что принимал участие в его строительстве, в подготовке приема и заводке копии каравеллы Диаша, которую своим ходом привел из Португалии ее, как он выразился, «архитектор», в здание музея прямо с воды.
В свою очередь, Шерил рассказала нам о гигантском скате по имени Парри, который водится у Струисбея и с возвращением рыбаков заходит в гавань и подъедает остатки рыбы, выбрасываемые теми за борт. Со временем он стал практически ручным, идет к людям на мелководье, дает себя покормить и погладить, при этом его шкура нежная, как шелк. Надо только опасаться ядовитого шипа у основания хвоста. Став знаменитостью и чуть ли не визитной карточкой Струисбея, он даже совершил путешествие в кейптаунский океанариум после того как его специально для этого выловили в море. После яростных требований местных жителей Парри был возвращен обратно и теперь водит других скатов вместе с собой на халявные обеды. Его можно увидеть, подождав в гавани.
Фото взято с просторов Интернета.
Попрощавшись с гостеприимными хозяевами, и не дождавшись Парри в гавани, мы направили Боинг на север к Свеллендаму. Опять за окном потянулись красноватые невысокие холмы с убранными полями и стадами коров и овец на скудных пастбищах.
Дорога вывела нас к небольшой долине Свеллендама, сжатой скалистыми горами и поросшей ярко-зеленой растительностью, сквозь которую проглядывали крыши домов. Повернув направо на Альбертинию, дорога опять ушла к лысым холмам, ленивой рябью сопровождавшими нас вдоль всего пути. Слева длинным узким языком вытянулся горный хребет Лангеберг, направлявшийся на восток, к Мосселбею.
Миновав Гейдельберг и Риверсдейл, навигатор сообщил нам о приближающейся Альбертинии, сразу после которой мы уже сворачивали налево к уставленному яркими флагами проезду в парк. На посту контроля охранник нашел наши фамилии в списке и разрешил въехать. По ровной грунтовке, усеянной острыми мелкими камнями, мы подъехали к центральному офису и ресторану парка, где на ресепшене девица попросила нас подождать, пока подготовят номер, а пока перекусить в ресторане.
Когда мы вышли на затененную веранду, жена радостно показала мне на двух слонов, меланхолично расхаживавших по бушу, поросшему мелким кустарником.
Было так непривычно и ново видеть огромных животных вне клеток зоопарка, в естественной природе. После пива и обеда нас охватила приятная дремота, прерванная вызовом на ресепшен. Мы получили ключ от номера и призыв в 16.45 быть у ресторана в готовности к вечернему сафари.
Пока мы отдыхаем в довольно приличном номере, стилизованном под африканскую кимбу, я поведаю утилитарные сведения. Еще в Москве был забронирован и полностью оплачен номер и два сафари, вечернее и утреннее, в этом небольшом парке. В стоимость входит: ночь проживания, два сафари, ужин по типу шведского стола (алкоголь оплачивается отдельно), завтрак. Заезд в 14.00, выезд – до 10.00 следующего дня. На сайте была гарантированно заявлена вся большая пятерка, в результате не видели только леопарда, но как мы поняли, его там нет по умолчанию. В целом организация сафари, жилья, питания очень грамотная и качественная, за исключением некоторых моментов, о которых напишу по ходу повествования.
Расположившись, отдохнув и протерев линзу объектива, мы направились на место сбора. Было тепло, светило солнышко, ветра практически не было. У ресторана уже стояло несколько автомобилей с тентом на крыше и девица-рейнджер распределяла посетителей по машинам.
Нам достался рейнджер с классическим бурским именем Кальвин, это был молодой парень в очечках, скрывавший свой несолидный возраст под густой рыжей бородой. Усадив нас в машину, он представился, в шутку сказав, что нам не очень повезло попасть в его экипаж. Оценить чувство юмора рейнджера нам пришлось на следующее утро, но обо всем по порядку.
В результате опроса, кто откуда, проявились англичане, канадцы, россияне, белые юаровцы, всех, как в Ноевом ковчеге, по паре. Одеты все были по-разному, мы с женой взяли с собой куртки, канадцы вообще моржевали в майках, трусах и шлепанцах. Забегая вперед, скажу, что приехали они назад с вечернего сафари фиолетового цвета и на ужин в ресторан пришли в вязаных шапках и штанах с начесом.
Кальвин на шустром английском вкратце рассказал о парке и его обитателях, посоветовал не стесняться надевать приготовленные пончо, если будет дождливо и холодно. Вскоре мы тронулись к въезду на территорию парка. Сразу после въездных ворот в крохотном чистеньком пруду мы увидели две бегемотские башки, которые подозрительно глядели на остановившуюся машину, на щелкающих затворами фотокамер посетителей и Кальвина за рулем, что-то быстро и непрерывно рассказывавшего. Они крутили ушами во все стороны на случай подвоха, кратковременно заныривали в воду, после чего с шумом, как киты, делали резкий выдох розовыми ноздрями. Нам досталось созерцание только их ушей и ноздрей, но по идее бегемоты выходят ночью прогуляться и подкрепиться, и наш рейнджер обещал нам это продемонстрировать на обратном пути.
Вместе с нами выехало еще два автомобиля с рейнджерами – девицами, которые сразу упылили со своими подопечными куда-то за горизонт. Мы же неторопливо переваливались по ухабам грунтовки под рассказы Кальвина о повадках и скверном характере бегемотов.
Немного покружив по каменистой местности, мы увидели на вершине холма неподвижно лежащую антилопу, затем из кустов выскочила импала и, расставив уши-локаторы, без стеснения нас рассматривала.
По правилам поведения в парке категорически запрещено выходить из машины. Все животные воспринимают автомобили как безобидные, туповатые и любопытные существа, ежедневно перемещающиеся по их территории и разглядывающие обитателей. А что будет с человеком, ступи он на землю и встретив хищника или носорога с бегемотом, никто гарантии не дает. Более того, у рейнджеров не то что нет оружия, а даже элементарного свистка в кармане, чтобы попытаться отпугнуть животное. Хорошо еще, что радиосвязь у них работает.
Через некоторое время перед нами предстал эланд, самая крупная антилопа Африки. Ее капская разновидность стояла в плотном кустарнике, мерно пережевывая ужин. Эти антилопы обладают прямыми кручеными рогами, и их извивы придают рогам дополнительную жесткость и крепость. Не случайно самцы в боях за самок могут очень серьезно поранить друг друга. Вообще-то в повседневной жизни они настолько по-коровьи флегматичны, что с трудом верится в их пугливость и способность мгновенно развивать скорость до 70 км\ч и совершать при этом высокие прыжки.
На склоне холма показалось стадо спрингбоков. Увидев антилоп, Кальвин в который раз остановил машину и пустился в пространное описание их повадок, образа жизни и особенностей размножения. Услышав про размножение, наши дамы, забыв про сафари, оживились и стали расспрашивать рейнджера о подробностях. Вскоре мы, забыв про других животных, утонули в рассказах о соотношении самцов и самок в стаде, хватает ли самцам удовлетворить либидо, а самкам – получить необходимое количество и качество любви. С течением времени это начало раздражать, другие машины уже были очень далеко, рассматривали что-то новое, а мы все стояли у спрингбоков, уточняя вопросы воспроизводства.
Тем временем жена, плюнув на дискуссию и уставившись на буш сквозь подзорную трубу, заметила на горизонте тройку носорогов, которые гнали перед собой группу гепардов, и мы вежливо указали на это Кальвину. Тот нехотя оторвался от антилоп и повел машину наперерез.
Метров через четыреста троица белых носорогов, два взрослых и детеныш-подросток, показались по левому борту во всей красе, освещаемые закатным солнцем. Держа головы очень низко над землей и изредка срывая редкую травку, они двигались прямо на нашу машину. Поравнявшись с нами, взрослые блокировали автомобиль, встав один сзади, другой спереди и давая возможность подростку перейти дорогу. Тот пересек грунтовку, залез в высокие кусты и оттуда неожиданно тонким и грустным голоском позвал мать. Задний носорог, видимо это она и была, пыхнув как паровоз, мгновенно сорвалась с места и последовала за детенышем в кусты. Передний носорог еще немного постоял, повертел ушами во все стороны и, не видя опасности, сошел с дороги.
Еще через какое-то время мы встретили стадо белохвостых гну. Это ближайший родственник голубого гну, представителя этого семейства на всех телеэкранах. Белохвостый же помельче, со смешной щетиной на морде, от этого похожий на терьера, и белым пушистым хвостом. Причудливые рога антилопы удивительно напоминают руль спортивного велосипеда. История ее также необычна: антилопа обитает только на юге ЮАР, в свое время охотники ее полностью истребили, как и зебру кваггу, другую уже бывшую достопримечательность юга Африки. У двух местных фермеров чудом осталось стадо в триста голов, из которого впоследствии и появились все ныне живущие белохвостые, численность которых уже достигла двух тысяч особей. Квагге же не повезло, и она осталась только в виде картинок.
Дорога привела нас к небольшой группе буйволов, куда-то озабоченно бредущих, крупные особи при этом издавали низкий утробный рев, не имевший ничего общего с мычанием. Кальвин поведал, что это второе увиденное нами животное из большой пятерки. Вообще-то термин не перечисляет самые популярные виды животных континента, а пришел из охотничьих традиций: это перечень зверей, охота на которых представляет наибольшую опасность – буйвол, лев, леопард, носорог, слон. И буйвол в этом сообществе по опасности – отнюдь не на последних ролях. Самцы могут достигать в весе 1200 кг, при этом одиночки могут напасть на любое животное или человека без видимой причины. Единственный их враг – львы – нападают только прайдом и в основном на самок и телят. Костный щит на голове буйвола, сросшиеся рога, не всегда пробьет даже винтовочная пуля.
Тем временем солнце садилось, и ощутимо похолодало. Мы накинули куртки, и то было прохладно. Многие из нашей группы крепились, Кальвин же натянул на себя плотный вязаный свитер. Немного погодя мы догнали стадо бурчелловых зебр, изящных красивых лошадок, которые паслись на пригорке. Интересно, что рисунок на их теле, а это светлые полосы на темном фоне, строго индивидуален и никогда не повторяется.
Время от времени зебры тревожно поглядывали в сторону группы гепардов, матери с тремя уже большими детенышами, которые, убежав от носорогов, расположились метрах в двухстах от зебр. Детеныши весело гоняли мангуста по бушу, а мамаша с обиженным видом возлежала в сторонке. Почему-то Кальвин решил не приближаться к гепардам, лишь попытался посветить в их сторону большим фонарем. Также он рассказал о стойкости и мужестве мамы – гепардихи, выкормившей и вырастившей троих детенышей.
Быстро стемнело, над холмами взошла луна и стало совсем холодно. Я с ужасом глядел на сидящих впереди голых канадцев, превратившихся в ледышки, но так и не взявших пончо. Окружающая местность потухла, животные пропали из виду. Кальвин еще немного покатал нас по бушу, бесцельно светя фонарем по сторонам, и повернул назад к жилью.
Подъехав к бегемотовому пруду, мы не обнаружили ни в нем, ни около никаких бегемотов, видимо, те успели смыться куда-то еще до нашего возвращения. Наш провожатый объявил, что мы едем обратно, и оставшихся животных осмотрим завтра утром, а сейчас нас ждет кресло у камина и халявный шерри. При словах «камин» и «шерри» путешественники оживились и радостно завозились на лавках.
Затухал закат над Лангебергом, стало совсем темно, когда мы вернулись обратно.
В гостиничном зале жарко горели дрова в камине, на барной стойке гостей ждали стаканчики шерри. Жадно похватав напиток, мы прильнули к камину и долго наслаждались ароматным теплом.
На ужине мы впервые в жизни попробовали мясо страуса и антилопы куду. Это было прекрасно, доложу я вам. Мясо, приготовленное на углях, было нежным и вкусным. Народ его вовсю заказывал, и поварихи не успевали готовить. Все были довольные, радостные и весело обсуждали увиденное. Группа пожилых китайцев не отрывалась от смартфонов, одетые по-зимнему канадцы порозовели от еды и долгожданного тепла.
Усталые и довольные, мы дошли до номера и спали крепко, без сновидений.
Расходы пятого дня. Гостиница в Агульясе – R675; ресторан в нац. парке – R210 и вечернее вино – R60.
Последний раз редактировалось Daily 29 июн 2017, 13:49, всего редактировалось 1 раз.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
От повествования - полный восторг! Узнаю коллегу - филолога. Фотографии прекрасны. Впечатление такое, словно я, читая, переживаю те же эмоции, что и Вы, от общения с живой природой Африки.
День шестой. Сафари, Мосселбей, музей Диаша, Свеллендам, музей Дростди, переезд в Стелленбош.
Следующим утром был ранний подъем, в 6.45 нам надо было быть в ресторане на утреннем чае, а в 7 утра – уже выезд в поля, на сафари. С утра было пасмурно, от вчерашней погоды не осталось и следа, незадолго до рассвета прошел дождь и нас встретила утренняя свежесть и запах влажной прели. На лужайке у гостиничного бассейна какой-то зверь обильно накакал, видимо, ночью тут ходили непрошеные гости, а мы крепко спали и не слышали ничего.
Попив чаю с печеньками, посетители, как и вчера, собрались у ресторана. Вчерашняя ситуация повторилась снова: опять девицы умчались со своими отрядами, а в нашу машину плотно натолкали дополнительных пассажиров, комфорту при перемещениях сильно поубавилось. Кальвин воссел на водительское сидение, и поездка началась.
Ситуацию омрачал дождик, то начинавший сеять теплую водяную пыль, то прекращавшийся. Народ, уже обученный вчерашним холодом, не сговариваясь, облачился в пончо. Действительно, стало тело, сухо и комфортно. Когда мы въехали в парк, заметно посветлело, бегемотов пруд так и стоял пустой. Кальвин обронил, что мы сейчас едем в гости ко львам и повернул куда-то налево.
На пути нам встретился самец носорога, грустный и одинокий. Рейнджер остановил машину, дабы посетители насладились картиной отправления носорогом своих надобностей, и потом возобновил движение.
Как и вчера, снова нам встретился эланд, стоявший в кустах красноватого алоэ и смачно пережевывавший шипастые побеги. Кальвин объяснил, что эта антилопа – единственный потребитель данного вида алоэ, который по вкусу представляет собой горчайшее блюдо, и только эланды в состоянии его потреблять. Что ж, по крайней мере, у них всегда есть что пожевать, без конкуренции.
Тем временем наш провожатый прибавил ход и машина быстро запетляла между невысоких холмов. Вскоре по сторонам дороги стали попадаться скелеты копытных, вконец заинтриговавшие наш экипаж. Женщины первыми заметили вдалеке шикарного льва с черной гривой, который неторопливо трусил по бушу и затем залег в кустах, развернувшись к нам задом. Надоели ему эти любопытные, кто б знал как.
Увидев невдалеке трех львиц, народ еще больше оживился. Кальвин остановил повозку и заглушил двигатель. По своему обыкновению, он разразился пространной речью о львах, их повадках, образе жизни и прочем. Зрители его не слушали, щелкая затворами фотоаппаратов. Тройка огромных кремовых львиц периодически завязывала между собой дружескую потасовку, наступая мощными лапами друг другу на головы и хватая клычищами за бока. Лев же в неподвижной позе философа смотрел куда-то вдаль, за дорогу на Мосселбей и окрестные холмы, и мечтал о чем-то своем.
[
Насладившись видами на прайд, Кальвин вознамерился запустить двигатель и куда-то двинуться. Но ничего не произошло, двигатель не запустился. Еще одна попытка, и снова ничего, аккумулятор даже не смог провернуть стартер. С озабоченным видом наш рейнджер полез куда-то вниз и начал беспомощно продувать какие-то контакты, вытаскивать и вставлять предохранители и так далее. Уже полностью рассвело, у народа еще были улыбки на лицах. Прошло минут десять, Кальвин начал по радио запрашивать помощь. Львы занимались собой и не обращали на нас ни малейшего внимания. Появилась девица-рейнджер на своем дредноуте, подъехала нос к носу нашей машины и они с Кальвином пытались с толкача завести автомобиль. О том, что толкать нужно сзади, поставить вторую передачу и прочее, им никто не объяснял, и они долго мучились, безуспешно пихая в морду наш крейсер. Пассажиры мерно покачивали головами от толчков и продолжали улыбаться.
Львы уже заинтересованно рассматривали этот бардак. Бросив попытки, девица развернула свой автомобиль и уехала. Потом появился парень на машине, забитой посетителями, посмеялся с Кальвином и тоже уехал.
Мы стоим, тишина, львы – в двадцати метрах, машина сдохла, у рейнджера, как я уже писал, даже свистульки в кармане нет, не то что оружия. Улыбки с лиц сползли, ситуация перестала быть интересной. Львицы уже в три рожи непрерывно смотрели на мясо, хоть и расположенное достаточно высоко, но зато беспомощное и свежее. Машина открыта, если прыгнуть, то нет проблем. Лев развернул башку и на его морде было ясно написано: «Девочки, вы тут начинайте без меня, я потом подойду». Девочки не торопясь встали, и пошли в нашу сторону. Я машинально спросил, кто будет первым, канадец в ответ нервно захихикал.
До львиц оставалось метров семь, когда сзади послышался шум двигателя и недавний парень-рейнджер, уже на пустой машине, сходу выехал наперерез львицам, разогнав их по бушу подальше от нашего пристанища. Затем он борт в борт подъехал к нам, так что мы поверху перелезли к нему в автомобиль. Вновь обретший уверенность Кальвин сел за водителя и мы покинули район действий в обратном направлении, по пути высадив где-то нашего спасителя.
Ребята, ау, надо проверять технику перед выездом. У льва на лбу не написано, кинется он или поцелует, и дайте рейнджеру хотя бы кривое ружье, правда, разъяренный царь зверей порвет нашего Кальвина вместе с ним.
Ну да ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Поехали дальше, к жирафам.
Морось прекратилась, и ненадолго выглянуло солнышко. Кальвин привез нас к небольшой рощице, из листвы которой торчали жирафьи головы. Мы появились в разгар их завтрака, и жирафы не хотели показаться нам полностью, увлеченные приемом пищи. Так они и стояли, хрумкая ветками, пока наше новое авто крутилось вокруг деревьев. Потолкавшись там минут пятнадцать, машина направилась по направлению к лагерю.
[
Еще через некоторое время глазастая канадка, спасибо ей большое, вместо Кальвина заметила в двух метрах от машины гепарда и сообщила всем нам. Авто остановилось и мы стали свидетелями сцены, как огромный гепард – самец, совсем недавно заваливший антилопу и приволокший ее к дереву, собрался позавтракать, а тут мы как снег на голову. Сидя у дерева рядом с окровавленной тушей, он засмущался, застеснялся и стал валять дурака: тянулся, валялся с отсутствующим видом, отворачивался, будто бы говоря, то это она сама тут подохла, а я только мимо проходил. Кальвин, не видевший дальше своего носа и чуть не проморгавший такую сцену, вступил с лекцией.
Насмотревшись на удачливого гепарда и не дав ему изойти слюной, мы поехали дальше.
Опять посерело, начался дождик. Дорога привела нас на берег пруда к двум уже виденным слонам, которые дружески боролись и играли, пытаясь спихнуть друг друга в воду. Оказывается, слоны очень любят дождь и прекрасно себя чувствуют под холодными струями. И действительно, добродушные гиганты пребывали в прекрасном расположении духа, вытоптав все вокруг и не обращая внимания ни на что постороннее.
Эта сцена оказалась заключительной в нашем сафари, время его истекало и вскоре мы уже прощались друг с другом в нашем лагере.
Дальше состоялся обильный сытный завтрак, после которого мы собрались, освободили номер, попрощались и под затянувшимся не на шутку дождем поехали в сторону Мосселбея.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
Да уж, заставили Вы меня поволноваться и-за поломки машины. Представила, как бы я себя чувствовала на Вашем месте. У нас сафари в Кении и Танзании в новогодние каникулы с участием 7-летнего внука. Теперь вот буду думать все время о Вашей ситуации, переживать, как бы не случилось ничего подобного. Слава Богу, что обошлось.
Я надеюсь, что подобные случаи достаточно редки, и в целом все закончилось благополучно. Более того, жена мне сказала после, что она как будто кино смотрела, будто все это происходило с кем-то другим.
Вы тут, к сожалению, ни на что не сможете повлиять, все-таки сафари - это определенный, хоть и небольшой, риск. Что меня лично огорчило - беспомощность сотрудников парка в случае нападения животных. Я, конечно, не специалист, но мне так показалось.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
Оказию с авто и любопытными львицами можно рассматривать как вариант африканских практик самообладания. Участникам вашего сафари следовало бы утешиться тем, что случай не свел вашу группу со стаей проголодавшихся бабуинов (павианов)
(фото из и-нета, самому побывать в Африке пока не довелось, и прошу извинить, что "вмешиваюсь" с посторонними фото)
Жизнь прекрасна, если правильно подобрать антидепрессант.
Часа через полтора навигатор нашел Мосселбей и Боинг въехал в заливаемый дождем городок. Припарковавшись на небольшой стоянке у музея, мы купили билеты и вошли в высокий павильон, свет в который проникал через стеклянные вставки в потолке, но по случаю дождя внутри было сумеречно.
У ближней к берегу стены павильона в бетонном гнезде укреплена точная реплика каравеллы Диаша, заполнившая все окружающее пространство. Пандусы, протянувшиеся по периметру павильона на высоте палубы судна, были уставлены различными артефактами, связанными с экспедицией.
Кратко напомню читателям, что экспедиция Бартоломео Диаша в августе 1487 года в составе трех судов вышла из Португалии и направилась на юг вдоль африканского побережья с задачей найти морской путь в Индию, и по возможности достичь ее, обогнув aфриканский континент. Во время последней стоянки в Южной Намибии началась буря, заставившая экспедицию выйти в море, чтобы не разбить суда у берега. Диаш шел на юг, шторм продолжался, он решил вернуться обратно в бухту, но ее уже не нашел, и опять продолжил идти на юг. Тринадцать дней корабли болтало штормом, капитан принял решение повернуть на восток, и не встретил на пути земли. Поняв, что нескончаемая Африка наконец-то закончилась, он повернул на север и вышел к берегу в районе нынешнего Мосселбея. Пристав к берегу бухты, в феврале 1488 года, в день Св. Власия первый европеец ступил на землю Южной Африки. Неподалеку от берега бил родник, и по этому поводу место было названо «Источник Св. Власия». Этот источник и по сей день исправно поставляет питьевую воду, это территория музея.
Выйдя в море и решив продолжать путь, Диаш столкнулся с резким нежеланием экспедиции продолжать путешествие, перешедшим фактически в бунт. Капитан увещевал, требовал продолжать плавание, грозил всяческими карами, но переломить настроения не смог, и принял решение возвращаться в Португалию. Уже на обратном пути он увидел мыс, который проскочил ранее, и воздвиг там каменную плиту с португальским гербом, назвав его мысом Бурь. По возвращению домой он навлек на себя гнев короля Жуана II тем, что не выполнил поставленной задачи и не дошел до Индии. Король считал, что нужно было любыми средствами давить бунт и продолжать плавание. И хотя никаких оргвыводов по Диашу сделано не было, больше ему не доверяли выполнение самостоятельных задач, несмотря на то, что на тот момент он являлся фактически величайшим европейским мореплавателем.
Позднее он возглавил подготовку кораблей экспедиции Васко да Гамы, дошедшего до Индии и вернувшегося с победой. Еще бы, если бы да Гама с его хваткой и садистской, звериной жестокостью встретился бы с бунтом на корабле, то все бунтовщики, причастные и непричастные, болтались бы на реях, и были бы счастливы такому концу. Не хочу писать, что творил да Гама с чужаками, непокорными и несогласными.
Много лет спустя Диаш погиб практически в этих же водах, когда корабль под его командованием из состава эскадры, открывшей Бразилию и пересекавшей Атлантику, потерпел крушение, и вся команда вместе с судном пропала без вести.
Я человек глубоко сухопутный, и описывать судно мне тяжело без знания терминологии. Хочу только сказать, что нас поразило, как люди на таких скорлупках отваживались на далекие путешествия, как не боялись упасть в бездну на краю Земли, ведь в то время еще считалось, что она плоская…
Легче описать, что было на этом корабле, чем перечислять, чего не было. По типу – это каравелла-латина с косыми парусами, использовавшаяся испанцами и португальцами в плавании по Средиземноморью в качестве торговых судов. На далекие расстояния ходить практически не предназначена, потом Диаш при подготовке экспедиции Васко да Гамы ее существенно доработал. Штурвала на судне не было, они появились только лет через сто. На реплике румпель был связан веревочной «уздечкой», как рулевой его ворочал, для меня загадка. Капитан командовал рулевым из приподнятого над палубой юта. Время отсчитывали по солнечным часам, жрать варили прямо на палубе на открытом огне, насыпав под костер песок либо подложив каменную плиту. Гальюнов не было в принципе. Я представляю, как болтало эту каравеллу, сколько страху терпела команда в перипетиях путешествия, никаких денег не захочешь. А сколько гибло?
Только в таких местах понимаешь, что такое гумилевская пассионарность – ты никто, малявка, песчинка, тебя не видно в упор, но ты давишь в себе страх, каждый день преодолеваешь себя, живешь через не могу, веришь в свою звезду, и все-таки выходишь победителем. Только великие способны на такое.
Реплика была построена в Португалии в честь 500-летия похода Диаша и своим ходом пришла в Мосселбей, таким образом доказав, что это – настоящее морское судно. Его отличие от оригинала было только в наличии современного навигационного оборудования, и всяких штук: камбуза, гальюнов, нейлоновых канатов и парусов из синтетики. Главный «корабел» и привел судно к музею. Музейный павильон был построен без одной стены, и судно, по бетонному желобу с рельсами было перетащено от берега в павильон, после чего смонтировали стену. Каравелла стала на музейный прикол.
А дождь все продолжался, мы не смогли походить по внешней территории, осмотреть почтовое дерево, сад и прочие достопримечательности, да и в Свеллендаме нас ждал еще один музей. Поэтому мы бегом устремились на стоянку к Боингу и выехали обратно в сторону Альбертинии и Свеллендама. У парка мы опять увидели уже знакомую нам пару слонов, шатавшихся под дождем и хорошо видимую с дороги. Они были первыми обитателями парка, которых мы увидели, и теперь прощались с нами. Пока, слоники.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
Дождь шел волнами, то отступая и прячась за спину серой туманной мороси, то вдруг появляясь из-за поворота, обрушивая на Боинг шумные частые капли, барабанившие по лобовому стеклу и серебря асфальт кипящими пузырями. Намокшие холмы из красных стали коричневыми, расплылись и потеряли четкие очертания. Африка стала серой и одинокой. Она недовольно морщилась, как человек в мокрой холодной рубашке. Ей хотелось побыстрее стащить ее с себя, чтобы снова окунуться в золотое солнечное тепло. Но дождь все продолжал идти. Все побережье Западного Кейпа затянуло непогодой, и казалось, что ей не будет ни конца, ни края.
В мокрый пасмурный Свеллендам мы приехали уже ближе к обеду, свернув с N2 направо и практически сразу подъехав к музею Дростди. Этот музей упоминался еще в книге Генри Мортона «Прогулки по Южной Африке», где автор хвалил его за всестороннее освещение жизни и быта буров.
Основное здание музея было построено Голландской Ост-Индской компанией в 1747 году в качестве помещения для администрации и судебных органов. Вскоре после его строительства были возведены помещения тюрьмы, дом секретаря, мельница и хозяйственные постройки. При англичанах комплекс зданий использовался в качестве административных, потом был продан в частные руки. В начале XX века государство выкупило резиденцию и основало здесь музей. Такие музеи называют у нас обычно «краеведческие».
Фото взято с просторов Интернета.
Главное здание много раз перестраивалось и сейчас выглядит на момент последней глобальной перестройки в 1844 году, только без типичного голландского фронтона, самой яркой детали нехитрой бурской архитектуры. Все деревянные части здания сделаны из желтого дерева, леса которого существовали в окрестностях Свеллендама и еще в Книсне. Дерево это непрочное и нуждалось в покрытии несколькими слоями краски, по давней местной традиции это был темно-зеленый цвет. Полы дома покрыты известковым раствором под мрамор, внутренние и внешние стены побелены известью. Крыша - традиционная африканская, крыта тростниковой соломой.
Здание обставлено мебелью в основном XVIII века стиля «барокко», которое использовалось в те времена в официальных учреждениях и жилых помещениях администрации. При англичанах здесь появилась мебель стиля эпохи Регентства, причем заморской мебели было мало, в основном – местных краснодеревщиков и изготовленной из местных сортов дерева. «Капский» стиль мебели был проще и грубее европейского. Кроме того, очень популярна была мебель из тикового дерева, вывозимого из юго-восточной Азии.
В продолжение экспозиции, расположенной через дорогу от основного здания, представлен небольшой бурский торговый двор, а также помещения, где находятся интересные выставки профессий, без которых было невозможно существовать в отдаленном вельде: кузнечное дело, медное литье, кожевенное дело, бондарство, а также изготовление повозок, знаменитых бурских «вагонов».
Вагон – это не просто средство передвижения, очень часто он служил хозяевам и домом, и укрытием, и защитой от врагов. Во время кафрских войн буры из повозок составляли огромные замкнутые каре, расстояние от земли до днища забивалось колючей травой и ощетинивалось ружьями обороняющихся. В центре каре оборудовалось место для раненых и тяглового скота. Мужчины отстреливались от нападавших зулусов, матабеле и т.д. и т.п., а женщины и дети подавали патроны, воду и ухаживали за ранеными. Великие бурские «треки», навсегда изменившие историю Южной Африки и явившиеся результатом образования Трансвааля и Свободного Оранжевого государства, без «вагонов» не состоялись бы. На этих повозках буры пересекали пустыни, переправлялись через реки, штурмовали горные массивы, находили и осваивали новые земли, отстаивали право самим распоряжаться своей жизнью и судьбой. Свобода, семья, Библия, ружье и вагон – вот, по сути, и все слагаемые бурской кочевой жизни.
Несмотря на массовую автомобилизацию ХХ века в глубинке ЮАР еще долго пользовались гужевым транспортом, и кузнечное дело как ремесло приказало долго жить только к концу шестидесятых.
В экспозиции представлена водяная мельница, причем это полностью рабочая конструкция. Вода крутит огромное мельничное колесо, передающее усилие через редуктор на каменные жернова, сверху подается зерно, обмолоченное с помощью лошадей. Молотая мука отходит вниз в прикрепленный мешок, все просто и эффективно.
Заметно, что музей с терпением и любовью собирает по округе еще остающиеся инструменты, посуду и прочую утварь, представляющую музейную ценность и интерес. Сейчас это может показаться смешным и нелепым, но культурный слой очень тонок и уязвим. Стоит ненадолго прекратить этим заниматься, и вот мы уже не чувствуем под собой страны, в которой живем. Помню в Центральной Африке кофейные плантации, покинутые греками-хозяевами. Местные устроили на них пастбища и каждый сезон выжигали тупым палом старую траву, естественно, вместе с кофейными деревцами. На вопрос «че же вы делаете, это же ваше достояние, ваше богатство» - угрюмо молчат, не понимают.
Далее цитирую Мортона: «Упомянутые музеи… обретали свои бесценные коллекции благодаря стараниям местных любителей древности. Эти люди ни перед чем не останавливались, чтобы заполучить какой-нибудь старинный подсвечник или маслобойку. С одним таким энтузиастом я познакомился в Свеллендаме. Слушая его восторженные рассказы, можно было подумать, что … лишь Свеллендам уцелел в качестве крошечного островка цивилизации. Только здесь сохранились нетленные памятники прошлого, и любому путешественнику, приближавшемуся к границам Свеллендама, впору было возопить: «Вот она, Южная Африка!». Тут автор описывает чудака-энтузиаста с чисто английской снисходительностью, а ведь во многом благодаря им можно еще пощупать руками бурский вагон и жахнуть историческим кузнечным молотком себе по пальцу, а не тосковать на барахолке в окружении потрескавшихся жирафов и фальшивых масок.
Закончив осмотр, мы пообедали в расположенном рядом ресторане, хозяин которого встретил нас традиционным вопросом, откуда мы. Получив ответ, больше он к нам не подходил и посматривал искоса, видимо мы находимся у него в черном списке, и я не удивляюсь. Черные же, получив подобный ответ, долго жмут руку и справляются, как поживает наш президент.
После Свеллендама дождь прекратился, и переезд до Стелленбоша прошел поживее. Уже стало темнеть, когда навигатор грамотно завел нас прямо с трассы в город к гостинице “Apple Tree House”, номер в которой мы забронировали на две ночи. У нас с собой было, поэтому необходимость искать сетевой магазин отпала. Поужинав, мы предались вечернему отдыху.
Расходы шестого дня. Сафари – R2640; бензин – R290; музей Мосселбея – R80; музей Свеллендама – R50; ресторан Свеллендама – R250.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
День седьмой. Хрут Скир – оптимальная резиденция олигарха, Раст ен Вреде – оптимальная винодельня, Стелленбош – оптимальный туристический городок.
Еще на этапе подготовки к поездке я узнал из интернета про резиденцию Сесила Родса в Кейптауне, куда нынче водят посетителей, и появилась идея попытаться там побывать. Закавыка была в том, что территория, на которой находится резиденция, является местом размещения и отдыха высшего руководства страны, когда оно (руководство) снисходит до посещения Кейптауна, обычно это случается во время парламентских сессий. После своего взлета на южноафриканский Олимп Нельсон Мандела, неизвестно из каких соображений, отказался жить в Хрут Скире, а освоился в находящемся рядом доме бывшего генерал-губернатора Капской провинции. А че, тоже неплохо. С этого момента всю территорию закрывают, режимят и попасть туда до сих пор проблематично, даже на Гугл Мапс этот кусок земли представлен зеленым пятном на склоне Пика Дьявола.
И вот туда было решено проникнуть. Но, в конечном счете, это не Россия, а Африка, отношение к своим и чужим здесь мягче и проще, и в результате электронной переписки с малопонятными представителями властей появилась договоренность о том, чтобы мы были на одном из постов контроля в 10 утра 12 мая с паспортами в зубах.
На завтраке в гостинице местная официантка, темная и кругленькая как колобок, на непонятном английском спросила, что мы изволим откушать. Ничего не поняв из того, что она сказала, мы ориентировались по вторичным признакам и с грехом пополам сделали заказ. Она обиделась на наше непонимание, и по-детски надулась, но уже на следующий день я ее прекрасно понял, и мы мило побеседовали. Вот что делает языковая среда, ухо само вылавливает, что ему нужно.
Прыгнув в Боинг, мы устремились к Кейптауну. Пролетев мимо аэропорта, мы попали на М3 со Столовой горой и Пиком Дьявола на горизонте, на склоне которого уже издалека был заметен университетский городок и мраморный монумент, посвященный Родсу.
Не въезжая в город, свернули в сторону Рондебоша. Слева началась территория резиденции, сплошь заросшая зеленью деревьев, в глубине которой прятались не видимые с дороги посты контроля, стилизованные под голландские домики. Налево – на улицу Принцессы Анны, затем дорога сама резко свернула влево, и навигатор объявил, что мы прибыли. Подъехав к воротам и объявив черным охранникам, что нам назначено, принялись ждать, а охранники, оторопев от такой наглости, что какие-то белые рожи прутся в правительственную резиденцию, начали куда-то звонить. Пока они разбираются, небольшой бекграунд.
В начале истории эта территория площадью около полутора тысяч гектаров принадлежала Голландской Ост-Индской компании, затем перешла в частные руки, и здесь была создана сельхозферма по производству зерна. Сюда не добивали океанские ветры и можно было тихо и мирно заниматься крестьянским трудом. В XVII веке здесь был построен огромный амбар для хранения зерна, который был назван Хрут Скир (Groot Schuur), что и означало «большой амбар».
В 1891 году поместье взял в аренду, а потом и выкупил Сесил Родс, англо-южноафриканская звезда алмазного и золотого бизнеса, премьер-министр Капской провинции, член Тайного королевского совета, чьим именем была названа Родезия, крутивший и вертевший народами и странами, человек, «сделавший сам себя», как говорят американцы. Перед ним преклонялись поэты и писатели, королевы и императоры говорили ему комплименты, его имя было на первых полосах мировой прессы, и российской в том числе, на протяжении добрых тридцати лет вплоть до его смерти в 1902 году.
Фото взято из Сети
Только бурские республики Трансвааль и Оранжевая стали у него костью в горле, которую он так и не смог переломить. Марк Твен писал, что для одних он был ангелом с крыльями, для других – дьяволом с рогами и копытами. Киплинг посвящал ему стихи, родитель Шерлока Холмса Артур Конан Дойль добровольцем поехал врачом на бурскую войну, спровоцированную Родсом, и потом опубликовал две толстенные книги, в которых так превозносил заслуги руководителя Капа, что наши доморощенные телепропагандисты нервно курят в углу. Скончавшись в 49 лет, Родс оставил после себя состояние в 150 миллионов фунтов стерлингов, которое все, до копейки, завещал на, как он выразился, «подъем умственного уровня британской нации».
Я полез в инет, нашел курс нынешнего фунта с фунтом 1900 годов, получилось десять миллиардов пятьдесят миллионов современных фунтов стерлингов. И заметьте, это не финансовое шулерство, не махинаторские схемы, а организация добычи природных ископаемых, сельского хозяйства, строительство дорог, телеграфных линий и т.д. и т.п. Все деньги пошли на гранты, строительство Кейптаунского университета, стипендии для студентов, образовательные программы. И по сей день эти программы действуют. Всем известный Билл Клинтон обучался в Оксфорде на деньги Родса.
Карикатура на Родса и его телеграфную линию Кейптаун - Каир. Взята из Сети
Тем временем, охранники все выяснили и направили нас к другим воротам в глубине территории, через которые мы и попали к Хрут Скир.
Не случайно многие называли это место «красивейшим». Огромная усадьба, построенная и восстановленная после пожара 1896 года знаменитым архитектором Гербертом Бейкером, представляет собой дом в стиле голландской колониальной архитектуры, белоснежный, торжественный, извивами своих фронтонов вторящий очертаниям Пика Дьявола и гармонично влившийся в окружающий ландшафт, как будто выросший из него. Забавно, что во время перестройки дома после пожара из вонючего флигелька охраны выгнали негров-работников и туда вселился сам Родс, которому поставили раскладушку, тумбочку, керосиновую лампу и умывальник, пол подмели, ну и хватит этого. Хозяин усадьбы безропотно жил там все время ремонтных работ. Не было у него яхты в пять палуб, не удосужился приобрести.
У входа нас встретила молодящаяся индианка, которую звали Наджвайя. Она объявила нам, что будет нашим экскурсоводом, мы ждем остальных посетителей, а пока нам было предложено погулять вокруг дома.
Возвращаясь к Родсу, надо сказать, что, будучи абсолютным аскетом по жизни, скрягой он никогда не был. Вокруг его усадьбы и в самом доме постоянно шатались просители, и он никому не отказывал. Еще на заре своей карьеры он в одном из писем написал, что деньги – только интрига, адреналин, и для него не станет роковой их пропажа в один прекрасный день. Родс имел все основания для таких мыслей: он был очень слаб здоровьем, отец отправил его в семнадцатилетнем возрасте из Англии к старшему брату в Дурбан, чтобы Сесил не помер от туберкулеза. В один из приездов в Англию ему, двадцатишестилетнему, доктор объявил, что его сердце остановится месяцев эдак через шесть, а то и ранее. Не случайно за свою жизнь он написал шесть завещаний. Умер он, правда, не через шесть месяцев, а через двадцать три года в Мюйзенберге, на берегу океана в маленьком домишке, две недели промучившись от удушья и сердечных приступов.
Экскурсантов было мало, всего пять человек: мы с женой, один самоуверенный зимбабвийский англичанин, не вынимавший руки из карманов брюк, и южноафриканская белая супружеская пара. Наджвайя пригласила нас в прохладу дома, где и начала рассказ об усадьбе, ее дородсовских хозяевах и многом другом. Говорила она очень быстро, с индийским акцентом, похожим на голубиное воркование. За весь осмотр она вывалила на нас огромный массив информации, часть из которого неизбежно забылась. Тут выявилось самое печальное обстоятельство – она категорически запретила фотографировать внутри резиденции в связи с требованиями безопасности, здесь до сих пор останавливаются президенты, цари, и прочие воротилы.
Само здание организовано в классическом стиле, с парой парадных залов, с каминным залом, двумя столовыми, двумя библиотеками, бильярдной, несколькими спальнями, кухней и хозяйственными помещениями. Снаружи к зданию пристроен традиционный голландский «ступ» - терраса с колоннадой, на которой так приятно посидеть на сквознячке в жаркий летний день.
На заднем дворе – просторная лужайка, на которой хозяин часто устраивал приемы для гостей, среди которых бывал высший свет британского общества.
Внутри стены дома побелены известью и облицованы, по требованию хозяина, панелями из тикового дерева, которое шикарно смотрится своим интенсивным, смолистым коричневым цветом на белом фоне.
Залы и комнаты совсем не огромные, гигантизмом хозяин не страдал. Большинство окон, ставни изнутри, мебель тоже отделана вставками из того же тика, все смотрится очень добротно, породисто и в едином стиле. Родс, большинство времени проводивший в поездках и живший в берлогах, с его полным отсутствием вкуса поначалу обставил резиденцию дорогущей английской мебелью и посудой. Пришедшему в ужас архитектору многих трудов стоило направить его на путь истинный, и хозяин понемногу проникся интересом к коллекционированию старинной голландской мебели, которая и поныне украшает помещения усадьбы.
Чрезвычайно интересна библиотека Родса. Он всю жизнь, с детства, увлекался древнеримской историей и литературой. Один из очевидцев описывает забавную картинку юного Родса – добытчика алмазов, который в Кимберли сидел на краю ямы своего участка на ведре и весь был погружен в чтение книги по истории, в то время как его черные работники корячились в яме, нагружая ведра породой и вытаскивая их наверх.
Уже будучи богатым, он заказывал по всему миру переводы исторических трудов с греческого, латинского, сирийского и других языков на английский. Эти переводы затем отпечатывались на самой качественной бумаге, переплетались в лучших типографиях и отсылались в Кейптаун. Сейчас эти переводы, сделанные в единственном экземпляре, покоятся в своих ярко-красных одинаковых обложках в библиотеке. Наджвайя, надев белые перчатки, с трепетом открывает книгу, перевод «Размышлений» Марка Аврелия, где в середине одной из страниц рукой Родса подчеркнута фраза о том, что задача каждого правителя – создание общества свободных, предприимчивых, образованных под верховным управлением и покровительством. Кроме предпринимательской деятельности, Родс был ярчайшим представителем и двигателем британской империалистической политики, идеологом создания «пространств» для роста британской нации, ее совершенствования и мирового доминирования.
Еще нам запомнились старые португальские карты Африки, кажется, XVI века, на которых уже можно было прочесть многие современные названия: Заир, Момбаса, пустыня Намиб, Сахара и прочие. На таких картах португальцы часто указывали залежи золота, не заботясь о достоверности информации, в результате это приводило ко многих авантюрам и катастрофам, и Родс тоже попадался на эту удочку.
Интересно, что во второй комнате библиотеки все книги рассортированы по буквам алфавита, кроме одной буквы I, которой нет, после Н сразу идет J, и это одна из загадок, не раскрытая до сих пор. Существует много версий, но все они не выдерживают критики, что тут замешаны какие-то бабы, что это просто ошибка и прочее.
Нам понравился маленький музыкальный зальчик, в углу которого стоит такой же миниатюрный рояльчик. Здесь проводились музыкальные вечера, где в отсутствие телевизора и интернета гости вынуждены были мучиться, слушая Шопена и Бетховена. Ваш покорный слуга изловчился и брякнул пару аккордов на рояле, может также делал и хозяин, кто знает.
В спальне Родса на полке шкафа в обществе матабельских тотемов размещена фотография единственной женщины, которой (фотографии) было позволено находиться в доме. Это мать короля матабеле Лобенгулы. Когда Родс гнул короля продать свою землю англичанам, то дошло уже до боевых действий, и эта женщина стала чуть ли не посредником на индуне (переговорах Родса с матабельской знатью). Фактически, своим авторитетом она спасла жизнь и репутацию Родса, который все-таки добился своего. Причем, сделала она это явно в ущерб интересам сына и своим собственным. Для чего, кто ее знает, Африка, тут ничего не поймешь. А ведь потом Родс завещал похоронить себя именно в Родезии, во владениях матабеле, что и было сделано.
С женщинами у него не срослось, он всю жизнь провел закоренелым холостяком. Более того, когда один из его секретарей попросил у хозяина разрешения жениться, тот закатил истерику и кричал своим противным фальцетом на всю округу: «Вон из моего дома, вон из моего дома!!!» Такие дела. Одна тетя долго его обхаживала, но в самый последний момент Родс сбежал, это произошло здесь же, на горном склоне рядом с усадьбой. Нанес он ей травму, долго потом дама его поливала.
В завершение рассказа хочется упомянуть ванную комнату. В ней стоит темно-серая ванна весом в две с половиной тонны, вырезанная из единого куска гранита, который приперли для этой цели аж из-под Паарля. В ванну вмонтированы краны горячей и холодной воды, стилизованные под львиные лапы. Довольно забавно смотреть на эту ванну, сделанную в стиле детских хотелок вперемешку с псевдоримским стилем.
Набродившись по залам и коридорам, мы заглянули в бильярдную, на кухню, в столовую и на этом осмотр закончился. Наджвайя поблагодарила за внимание, разрешив напоследок еще побродить вокруг дома, опять категорически запретив фотосъемку стороны правительственных особняков. Наверное, будет лишним говорить, что южноафриканская посетительница, выйдя на знойный дворик перед резиденцией, сделала все наоборот. Она принялась снимать правительственный сектор, Наджвайя раскричалась, что нельзя, та принялась удалять фотки из камеры, цирк.
После такого интересного осмотра душа требовала волшебной влаги, и мы отбыли обратно в сторону Стелленбоша, на винокурню Раст ен Вреде.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
Выехав из предместий Кейптауна, взяли курс на Стелленбош, затем начали крутиться на второстепенных дорогах, пока не уперлись в информационный щит с перечислением винокурен, входящих в зону безопасности, одна из них была искомая Раст ен Вреде. Белый охранник на посту контроля вписал номер машины в тетрадку и поднял шлагбаум.
Дорога нырнула в тенистую аллею, за которой проглядывали светлые пятна виноградников с идеально ровными рядами лозы, которые сплошь разлиновали невысокие холмы, окруженные густыми лесополосами. Слева виноградники упирались в скалистый горный хребет, который придавал пейзажу картинную законченность.
Впереди показался невысокий светлый павильон, стилизованный под голландскую старину.
Припарковавшись, мы прошли внутрь. Переднюю часть здания занимал ресторан, где проводят дегустацию, а также обедают посетители. Вторая часть, отделенная от клиентов стеклом, уставлена огромными металлическими емкостями и различным винодельческим оборудованием.
Еще со времен царя Гороха (т.е. ван Рибека) в прохладных ущельях Стелленбоша, Паарля и Франчхука организовано виноградарство, этим занимаются поколения тех буров, которые не ушли в свое время из Кейпа на вольные хлеба, а предпочли оседлую фермерскую жизнь. Они как-то ужились с англичанами, составили костяк белого населения колонии и тихо-мирно давят свое вино уже на протяжении столетий. Первое вино, произведенное колонистами, вообще никуда не годилось, и понадобились годы и французские технологии, прежде чем южноафриканская продукция вышла на мировой уровень. Но и сейчас из-за огромной конкуренции и раз и навсегда поделенного рынка местные вина продаются в мире ниже цены, которую они реально стоят.
Процесс дегустации в Раст ен Вреде очень простой: садитесь за столик в ресторане, оплачиваете один из видов дегустации и обед по желанию, и к вам периодически подходит девушка-официантка и экскурсовод в одном лице, и наливает очередное вино с кратким рассказом об его истории и достоинствах. Вы делаете умное лицо знатока, чмокаете губами, бессмысленно смотрите в потолок и машете головой в знак одобрения. Девушка радостно улыбается и идет за следующей порцией.
Мы с женой – люди безнадежно русские, воспитанные на водке, селедке и репчатом луке, и для нас все манипуляции с сухачом – это китайская грамота. Я пытался поведать нашему винному гиду о вкусе пробуемого напитка, она приветливо кивала головой в знак согласия и в знак того, что мы, конечно, законченные дикари, но надежда еще есть.
Мы вино-то пьем, но чтобы разбираться во всех тонкостях, надо было, видимо, родиться в этих краях. Забавный факт – сами буры издревле вино не уважали, предпочитая его бренди, которое они с удовольствием изготавливали. А вино производили исключительно на продажу.
Жене дегустация очень понравилась, особенно то, что не жадничают при розливе. И вообще атмосфера на винокурне раскованная и безмятежная, что способствует дегустации и приятному времяпрепровождению. Народу было много, послеобеденная пятница, и самое время было размяться красненьким. Отобедав, мы совершили небольшую прогулку по окрестностям. Замечательные виды, погода и особая, только Африке присущая атмосфера раскованности, покоя и пофигизма способны буквально приковать пришельца к этим местам. Вот так бы и сидел в теньке, глядя на кучерявую гребенку виноградников, изумрудную листву деревьев и голубые горы вдали. Неохота уезжать.
Но надо, нам еще нужно посмотреть Стелленбош. С трудом оторвавшись от винокурни, поехали назад в гостиницу. Там поставили Боинг, побросали шмотки и пошли смотреть на город. Стелленбош – второй по возрасту город в ЮАР, после Кейптауна (кстати, Свеллендам – третий). Известен прежде всего своим университетом, первым в стране, преподавание в котором ведется исключительно на африкаанс.
Также любителям голландской колониальной архитектуры – сюда, в городе сохранились целые кварталы аутентичных построек, в отличие от Кейптауна, архитектуру которого иногда обвиняют в эклектичности, не понимая самого духа этого города, вобравшего в себя все прошлые культурные слои, и от этого неповторимого.
На самом деле – это милый аккуратный студенческий городок, оптимально приспособленный для туристов. Он со всех сторон окружен бесчисленными винными фермами, и любителям припасть к источнику волнующей влаги здесь можно зависнуть на неделю минимум. Вдобавок неповторимые местные пейзажи виноградников, горных кряжей, ухоженных полей, дорог, где все подстрижено и вылизано, привлекут к себе всех без исключения романтиков, художников и просто любителей райских мест. Кстати, цены в Стелленбоше - вполне терпимые для путешественников, я представляю, сколько шкур у нас на родине драли бы с туристов.
Мы побродили по центру, зашли в университетский ботанический сад. Очень понравилась выставка «южноафриканского бонсая», местных карликовых деревьев в горшках. Было приятно побродить по мощеным аллеям и отдохнуть в парковой тени и спокойствии.
Уже вечерело, когда на обратном пути в гостиницу мы решили зайти в сетевик Пик енд Пей, заранее присмотренный у автовокзала, и уже затариться домой, на родину, ведь завтра улетать. И вот тут нас ждала засада.
Еще хорошо, что по пути нам встретился магазин алкоголя, где мы набрали сухача для себя и Амарулы на подарки. При этом стоило мне отвернуться минуты на две, а уже жене какой-то местный дядя в рамках оказания помощи живописал про достоинства различных винных брендов. Вот так вот, щелкать нельзя, нужен глаз да глаз.
Пока мы добрели до магазина, солнце зашло, зажглись фонари и похолодало. На улицах появились попрошайки. В надежде увидеть большой зал супермаркета мы сунулись в дверь и увидели внутри большое количество маленьких магазинчиков со всякой промтоварной всячиной. Сетевого зала не было. Мы сунулись в другие двери, там – то же самое. Сделав еще несколько кругов около здания и не найдя магазина, мы, не солоно хлебавши, побрели на соседнюю заправку и купили там что было, до других сетевиков было идти уже далеко и поздно. Билтонг, папайя и все остальное, соответственно, накрылось медным тазом. Хорошо еще, что вино купили.
Уже в темноте дошлепав до гостиницы, мы закончили этот день легким ужином туриста.
День восьмой. Матершинник Карлос и парк птиц Игл Энкаунтерс. Кейптаун, с тобой бесполезно прощаться.
Наутро, после завтрака, я отправился рассчитываться на ресепшн. Белый парень дежурно спросил у меня, как оно там, на Большой земле. Я ответил, что, мол, стабильности нет, а так все как-то идет само по себе. Спрашивает, почему русских мало приезжает, отвечаю, что перелет дорогой, правда, недавно визы отменили, может, побольше будет. И разговор, как всегда, съехал в сторону политинформации, про властей, про страну и так далее.
Я заметил, что местные, как белые, так и черные, всегда интересуются, что знают об их стране в мире, какая информация доходит. Чувствуется, что они ощущают себя на краю света не только физически, но и еще и в общественном сознании, и им не нравится это маргинальное чувство. И в который раз я их разубеждаю, говорю, что у них прекрасная страна, что можно еще желать, что все отлично и все такое. Но они все равно чувствуют себя оторванными от остального мира, несмотря на мой аргумент, что если про вас не говорят, то это признак стабильности и нормальной жизни любой страны, ну и живите да радуйтесь.
Рассчитавшись и попрощавшись, мы выехали в район винокурни Спир Вайн, где на их территории с 2001 года существует парк птиц Игл Энкаунтерс. Как и парк гепардов с Сомерсете, это контактный зоопарк, но уже пернатых обитателей, обставленный благородными порывами спасения, реабилитации птиц и образовательными программами. Известен своими птичьими шоу, собирающими зрителей со всей округи.
Через полчаса Боинг уже был припаркован на большой открытой стоянке, где с одной стороны высились беленые здания винарни, а с другой – приземистые павильоны парка птиц. При покупке билетов выяснилось, что мы вовремя: шоу начинается через 15 минут. Нам указали на ряд деревянных скамеек перед зеленой лужайкой, внутри рядов были врыты столбики на высоту человеческого роста, как выяснилось позже, для взлета и посадки пернатых артистов, которые летают буквально по головам зрителей, все в восторге. Вскоре появился молодой парень, который и начал шоу.
Первым номером программы он выудил из соседней клетки африканского филина по кличке Гизмо, который сразу же присел на один из столбиков. Ведущий, не давал ему спокойно медитировать, непрерывно раскладывал мясное угощение на разные столбики, и Гизмо шустро мотался туда-сюда над нашими головами, заглатывая еду. При этом летал он совершенно бесшумно, и если бы не дуновения воздуха от его крыльев, то картина казалась бы нереальной. У него был пестрый пуховый покров и презрительный взгляд желтых круглых глаз. Ведущий раздал желающим брезентовые перчатки, и Гизмо садился на руки восторженных зрителей, крепко держась за перчатку своими огромными черными когтями.
Вторым номером программы выступил небольшой американский гриф, который по-собачьи мотался за ведущим, выпрашивая корм и горестно сутулился, как и все грифы, в ожидании угощения.
Затем были всякие другие орлы, под конец ведущий извлек африканскую болотную сову, с которой проделал те же незамысловатые трюки, что и с Гизмо. Она с удовольствием перелетала со столбика на столбик и с рук на руки за угощением. Жена успела погладить сову по спинке, когда та сидела у нее на руке. Говорит, что она мягкая и, несмотря на свой размер, практически невесомая.
Шоу закончилось быстро, и народ потянулся осматривать клетки с другими птицами. Кто-то вдали постоянно восклицал «Вау!», наверное, какая-нибудь экзальтированная посетительница.
В парке представлены всякие разные орлы, большие и маленькие, огромные грифы, целые семьи сов, пеликаны и прочая летучая публика. Недостаток – павильоны забраны настолько частой сеткой, что трудно даже рассмотреть обитателя, не то что его сфотографировать. За отдельную плату можно погладить сову, пощекотать орла или щелкнуть по носу грифа, кому что.
Переходя от павильона к павильону, мы все явственнее слышали это чье-то «Вау!», уже начавшее время от времени перемежаться матерком и какой-то фразой типа “I wanna cleaner, I wanna cleaner...” , причем кричал явно человек. Мы уже подумали, что в парк занесло какого-нибудь местного сумасшедшего, пришедшего в восторг от увиденного, и его переклинило. В конце концов, мы оказались так близко от источника криков, что невольно пошли на звук посмотреть на виновника.
Ха, это оказался огромный черный ворон по кличке Карлос. Сидя в тени тесной клетки вдвоем с подругой, не издававшей ни звука, Карлос время от времени восклицал на весь парк свое «Вау!», а потом «I wanna cleaner!”, пересыпая все это веселыми факами и гулко стуча клювом по насесту. Поверьте на слово, в жизни бы не сказал, что это кричит птица, настолько все звучало реально по-человечески. На клетке Карлоса было написано, что он кусачий, и видимо, он не раз прикладывался к сотрудникам, чистившим его клетку, отчего те ругались, а этот, гад, запомнил и теперь виртуозно воспроизводит.
Надо было хотя бы записать его на видео телефона, но мы, простофили, не догадались, а теперь жалеем. Этому ворону не в зоопарке сидеть, а в цирке выступать, был бы звездой арены.
Забыв про остальной парк, мы еще минут двадцать стояли у клетки, где выступал Карлос, время от времени почтительно подходивший к подруге и нежно оглаживавший ее по перышкам. Видимо, только с сотрудниками у Карлоса были неразрешимые противоречия. Такой славный ворон, обязателен к просмотру и прослушиванию.
Покрутившись еще с полчасика по парку, мы перешли в ресторан винокурни пообедать перед выездом в аэропорт.
Тут на меня навалилась моя обычная хандра, когда не хочется уезжать из понравившегося места, из полюбившейся страны. Когда все окружающее воспринимается если не своим, то уж во всяком случае не чужим. Умом понимаешь, что отдыхать в стране и жить в ней – большая разница, что кругом свои проблемы и недостатки, но если уж сердцем остался где-то, то уезжать всегда тоскливо.
Пообедав, мы отправились в сторону аэропорта. На заправке – очередная политинформация с персоналом, зимбабвийские черные парни счастливы, что вырвались на заработок в ЮАР, желают здоровья и удачи нашему президенту, я опять почувствовал себя в гуще народной дипломатии.
Мы пригнали Боинг на огромную ависовскую стоянку вдали от здания аэровокзала, поблагодарили его за службу и попрощались.
Кейп провожал нас огромным желтым солнцем, фиолетовым небом и нежным прохладным ветерком. Хандра прямо накрыла уже после взлета, когда борт стремительно уходил через Кару к ботсванской границе.
Фото найдено в Сети
Счастливо оставаться, Кейптаун, ты как всегда на высоте, не зря тебя зовут “Mother City”, многих на свете ты собрал под свое крыло, а сколько еще соберешь?
Расходы восьмого дня: Гостиница “Apple Tree House” – R2002; парк птиц – R150; ресторан – R224; бензин – R501. Расходы за все путешествие даны без шопинга, сувениров и продуктов, это уже на кошелек и усмотрение каждого.
Кейптаун и Западный Кейп в мае 2017
Последний раз редактировалось Daily 02 мар 2018, 13:56, всего редактировалось 1 раз.
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
Здорово! Хочется говорить "ВАУ!", как ворон из Вашего отчета. Прекрасное путешествие, вызывающее желание проделать если не такое же, то хотя бы приблизительно похожее. Спасибо!
Гостиница - Agulhas Ocean House, бронировал как обычно, на Букинге. Редкий отель для ЮАР - там нет колючей проволоки на заборе, как и собственно забора...
Издалека долго течет река Конго, течет река Конго, конца и края нет...
[
[
[
[
[
