Путешествие по провинциальной империи, май 2019

[Daily]

Нелегка жизнь самоучки. В голове каша, бессистемная эклектика знаний, представлений и образов. На этой каше основываются суждения и мнения, имеющие мало отношения к действительности, к происходившему и происходящему, а уж попытки представить себе будущее и вовсе жалки и убоги.

В школе нас учили, что эпоха Великих географических открытий была продиктована юношеским желанием государств и народов "заглянуть за горизонт", походить по краю плоской земли с риском свалиться в неизведанное, открыть новые земли и племена, совершить "великий вклад в дело…" и прочие благоглупости. Мы несем по жизни этот романтический наив, окрашенный в тона беззаботного детства с его куперовскими индейцами, просоленными пиратами и благородными разбойниками, в стивенсоновский скрип корабельных снастей и попугая мертвого Флинта с его "пиастрами".

Когда же волею Создателя тебе, уже взрослому, выдается возможность посетить страны, о которых ты столько читал и, как тебе казалось, знал, то перед тобой открывается мир, совсем не похожий на прошлые представления и мечты.

Оказывается, что Энрике Мореплаватель провел на борту морского судна всего дня четыре в походе до Сеуты и обратно, после чего всю оставшуюся жизнь прожил на берегу, что легализовал работорговлю под предлогом "спасения душ заблудших дикарей".

Что Колумб так и умер уверенным, что открыл западные брега "Индий", и будучи по-ослиному упрямым, до смерти утверждал о правильности своих исчислений протяженности экватора, несмотря на уже тогда доказанную их ошибочность.

Что сверхдальние, даже по сегодняшним меркам, морские походы Бартоломеу Диаша и Васко да Гамы предпринимались с целями столь прозаическими, что даже от поверхностного знакомства с их причинами скулы сведет от тоски, да еще и будущий вице-король Индии не брезговал организацией массовой расчлененки и войной с безоружными.

Что люди посвящали свои жизни Богу с такой решимостью и отчаянием, что крошили всех вокруг себя, не замечая ни своих, ни чужих, уверенные в своей правоте и устилавшие свой крестный путь горами трупов невинных.

Португалия лежит себе тихонько на краешке иберийской кровати, спиной к соседу-родственнику, в свое время принявшему в себя все шустрое эмоциональное полуостровное семейство. Лежит себе на боку, лицом к океану и улыбается своему северному надменному, чудаковатому, но все-таки верному другу, с которым ее связывают многовековые стратегические интересы. Нигде в Европе вы не увидите столько туристов-англичан, как в Португалии, нигде больше (кроме бывших британских колоний) таксисты, официанты и полотеры не будут трещать на английском, вызывая зависть у выпускников сегодняшних российских вузов.

Иностранцу и в голову не придет, что эта милая тесная провинция, зажатая меж испанской границей и Атлантикой - бывшая метрополия огромной морской империи, простиравшей свои владения от Бразилии на западе через все меридианы и параллели до Японии и Юго-Восточной Азии. Это ее корабли нелегально, до официального открытия, побывали на будущем бразильском побережье, первое африканское золото потекло в португальские закрома, ее моряки первыми европейцами наблюдали берега Австралии, превратили Индийский океан из арабского торгового моря в европейское, оставив ушлых венецианцев без гарантированного многолетнего куша.

Это они служили советниками китайских императоров еще до путешествия Марко Поло, это они построили сейсмоустойчивый Нагасаки, старые дома которого выстояли после атомной бомбардировки. Это они завезли красный перец чили в Индию, где его потом "открыли" англичане, а еще в нагрузку к Бомбею, Танжеру и Марокко подарили жителям Альбиона привычку чайного "файв о клока", это все они.

А теперь они тихие, милые, меланхоличные, грустноглазые. Соберутся где-нибудь в ресторанчике, выпьют портвешку и поют себе фаду, грустно так, тоненько, со слезой. Одни поют, а другие в ладоши хлопают. Вспоминают, сердешные, времена былой славы, когда мотали меридианы вокруг пальца, как ключи от машины, и сокрушаются.

В Португалию хочется, времени на поездку мало, денег – еще меньше. В этих условиях планировать просто – одним махом всю страну посмотрехом. Прилет и вылет обратно - естественно, Лиссабон, первые пять дней в городе и окрестностях, затем седлаем машину и на север, нанизывая достопримы на дорожную вертикаль аж до Порту, это второй узел с радиальными выездами в Брагу и Гимарайнш, обратно кольцуем маршрут через Томар на Эвору с одной ночевкой, и утром – обратно в аэропорт и домой. На все про все – 11 дней.
Берем билеты на майские Люфтами с пересадкой во Франкфурте, обратно – Швецами через Цюрих в Москву. Жилье забронировано на букинге в Лиссабоне пять ночей, Назаре – ночевка, три ночи в Порту, одна ночь в Эворе.

Машину брали в Ависе в Лиссабоне у площади Помбала, возвращали в аэропорту Лиссабона. В Порту какое-то чмо ударило машину в крыло и потихоньку смылось. Штраф от Ависа - 180 евро. Перемещались в основном по платным дорогам, с телепассом Виа Верде, он идет автоматом к машине. Барабульки списываются автоматически, потом через две недели деньги снимают с кредитки, удобно, но дороговато, хотя для кого как. В городах с бесплатными стоянками тяжело, в старом Лиссабоне как вообще люди ездят, я плохо представляю. Дороги хорошие, ограничения есть, но все в щадящем режиме, местные джигиты летают мама не горюй, напоминает Италию.

Такси недорогое, на общественном транспорте ездили в Лиссабоне, все как везде: давка, жара и потные спины. Метро в Лиссабоне почище и аккуратнее римского, например.

Остальные подробности (цены, билеты и пр.) – будут вставлены в текст по ходу повествования, иначе никто читать не будет. Буду приманивать фотокартинками. По ходу же изложения пытливый взор отыщет исторические реминисценции, иногда чужие впечатления интересней своих собственных.

Итак, вперед.

Сонный таксист домчал нас из предмайской Москвы в Домодедово, где мы окунулись в пестрый мир путешественников, которые в этот рассветный час были еще относительно неторопливы, деловиты и прятали свою неуверенность в наступающем дне за строгими лицами. А неуверенным быть было отчего. При подходе к стойке Люфтов на регистрацию выяснилось, что у них сегодня овербукинг, и не хотим ли мы вообще полететь на следующий день с компенсацией, а, так вы до Лиссабона? Вот за соседними стойками Тапы регистрируют, не хотите ли улететь напрямую, без пересадки? Да мы не против! Тогда идите к Тапам, мы вас сейчас через систему перебросим. Будете в Лиссабоне часа на два раньше. Идем к Тапам. Чего хотите? А нас к вам отправили, сказали, что сейчас в системе билеты поменяют. Да, ну давайте посмотрим! Точно вы есть, ставьте барахло на весы. Ура, мы летим без пересадки, хоть раз в жизни повезло.

Быстренько проходим через все кордоны, благо народу мало, и организовано все в Домике, на самом деле, неплохо. Холодный душ от взгляда пограничника, штамп в паспорт, и отпуск начался.

Теперь настал момент поблагодарить мою любимую тещу, которой пришла в голову замечательная мысль приготовить нам с женой бутерброды с вареным говяжьим языком. Желудок как увидал этот язык, да с черным хлебушком, да под вискарек, сейчас пишу, до сих пор слюнки текут. Аттракцион обязателен к повтору.

А уже и посадка. Перелет прошел спокойно, сидели вдвоем на трех креслах, вот ведь сегодня поперло. Кормили так себе, но наливали, не жадничали.

В Лиссабоне солнце, теплынь. Первым делом после погранконтроля – к киоску Водакома, взяли симку с 2 Гб инета и какими-то звонками, на 10 дней – за глаза и за уши. На сайте за симку цена где-то 8.50, девица с ясным незамутненным взором просит 10 евро, я даю, жду сдачи, получаю вместо нее "всего хорошего" и отсутствие чека. Ну что ж, люди молодые, напористые, вот так, наверное, и сколачиваются стартовые капиталы. Я спорить не стал.

Очередь на такси идет быстро, я вызвонил хозяина апартов, извинился за ранний прилет, он уже ждал нас в гостинице.
Такси вырулил из аэропорта, покрутился немного по трассам и вскоре уже скреб резиной по брусчатке старого города, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз, как в мультфильме. У гостиницы стал под крестами, забрал деньги и поплюхал дальше. Наши апарты Ama Apartments встроены в улицу недалеко от верхней станции фуникулера Бика, на третьем этаже нам уготовили студию. Хозяин нас ждал, тут же отгреб деньги за все пять ночей, отдал ключи и больше мы его не видели. Номер неплохой, неожиданно просторный для старого города, правда, с одним недостатком: крутой, почти пожарно-вертикальной лестницей, по которой вносить и выносить 20-килограммовый багаж на высокий третий этаж – сильное удовольствие. Ну да ладно, приехали.

Короткий отдых, переоблачение и оснащение фотоаппаратами – и мы на улице, на стыке районов Байру Алту, Шиаду и Байша, в самом сердце города. Еще часов пять светлого времени, и мы на первом свидании с Лиссабоном.

[Diminho]

подпишусь

[Daily]

Солнце, яркие южные краски, далекая Тежу где-то внизу повторяет цвет неба. Тротуары ширины посылочной бандероли, выложенные остроконечным белым камушком, отполированным тысячами подошв до нестерпимо зеркального блеска. Спокойно по нему пройти не получится, постоянно кому-то уступаешь дорогу, особенно если навстречу гремят колесиками чемоданов.



Улицы – неширокие коридоры из обшарпанных стен, изрисованных примитивными подростковыми граффити на высоту человеческого роста, ими покрыто все: и легендарный 28 трамвай, и шкодные вагончики фуникулеров, и полинялые стены, и витрины магазинчиков. Фасады домов давно не ремонтированы, штукатурка выгорела и осыпается, кое-где положение спасает азулежу, особенно если фасады отделаны плиткой сплошь. Проезжая часть выложена грубой серой брусчаткой, наподобие римской, с непременными трамвайными рельсами посередине.





Улица по-мультяшному переваливается с холма на холм, и вскоре ты с опаской глядишь на очередном подъем. На небольших живописных площадях с непременными памятником посередине и группами деревьев – толпы туристов, которые внимательно слушают экскурсоводов, сидят в бесчисленных уличных кафе и делают селфи, глядя в смартфон сияющими китайскими глазами. Радостный гомон, визг трамвайных пар на поворотах, горы сладостей в витринах, обшарпанные фасады, заплеванные черными пятнами жвачки пешеходные переходы, суета и толкотня старого города. На всем налет даже не грязи, а общей сероватой неухоженности. Вспоминается яркая кокетливая Андалусия, а здесь "и трубы пониже, и дым пожиже".







Исторический Лиссабон похож на начинающего бомжа, еще вроде бы прилично одетого, но уже с землистым цветом лица, с черными ногтями и кучей грязных котомок в руках. Его бы в баню, и опять бы он стал румяным и красивым. Очень удивило равнодушное отношение португальцев к цветам, которые опять же в Испании – непременный атрибут балкона, здесь же – в лучшем случае полудохлая герань над брезентовым магазинным навесом, черным от грязи.



Вообще мне поначалу показалось, что уникальность Лиссабона заключается в двух вещах – азулежу и трамваях (фуникулеры туда же). Вид же городских улиц – странная смесь парижских кованых балконов с итальянской барочной лепниной, черной от пыли, римской заплеванной брусчаткой и андалузскими городскими видами. Разрисуйте низ улиц бессмысленными граффити, разбросайте тротуары по крутым холмам и утыкайте перспективу огромным количеством строительных кранов, неизвестно чем занимающихся в убитом городе и грустно высящихся над черепичным крышами, как цапли на болоте. На добавку – сеть черных трамвайных проводов над головой, которые немилосердно режут небо и фасады домов на неправильные сектора.







Публика на улицах – как публика, она сейчас одна и та же во всех европейских городах, универсальна и друг от друга практически неотличима. Джинсы, майки и кеды, рюкзак на спине, смартфон в руке. Китайцы под предводительством третьего заместителя секретаря горкома партии. Туристы роятся вокруг фуникулеров, стоят в длинной очереди на лифт Санта-Жушта и жуют паштеиши за пластиковыми столами.

[Daily]

От лифта по улице поднимаемся чуть выше, к площади Россиу, или как ее официально называют, площади Педру IV. Вскоре вашему взору предстает идеально ровный прямоугольник, обрамленный зданиями времен маркиза Помбала, восстанавливавшего город после землетрясения 1755 года.



Слева – развалины кармелитского монастыря, который лиссабонцы восстанавливать не стали, отдав должное живописности священных руин. Прямо посередине, промеж двух французских фонтанов – статуя самого тов. Педру, короля Португалии и одновременно императора Бразилии. Несмотря на то, что человек тянул одновременно две нелегкие должности (короля и императора), за 36 лет своей жизни он произвел на свет 34 ребенка, и это еще что удалось раскопать историкам, не вся правда жизни открыта любопытным. Что можно по этому поводу сказать? Только словами грузинского анекдота: «Маладэць, б…!».



Все пространство площади внутри изящной рамы из деревьев облицовано португальской «калсадой» с волнистым узором, от объемного эффекта которого с непривычки кружится голова, как будто песчаные дюны на диком пляже. Решение, может, и спорное, но в оригинальности ему точно не откажешь. Не показывайте эту плитку Собянину, он ночами спать не будет.



На заднем плане за памятником – театр, до землетрясения на его месте был королевский дворец, а потом располагалась инквизиция. Кстати, это место всегда было центральным, при римлянах тут был ипподром, затем казнили преступников в средневековье, а теперь время от времени демонстрируют световые шоу.



Два фонтана были установлены на месте колодцев, радовавших жителей возможностью набрать водички в жаркий день. Теперь же в каменных чашах восседают герои, нескромные нимфы и брутальные тритоны в компании ангелов. Какой-то умелец покрасил их красочкой, типа, пусть будет море, а с прошествием времени она частично облезла, и теперь обитатели фонтана напоминают пациентов бальнеологического курорта, принимающих грязевые ванны.







Народу много, памятник и фонтаны определены как место встречи и знакомств и облеплены ожидающими.
В дальнем левом углу немного поодаль – вокзал Россиу, но о нем чуть позже.

Теперь же ноги ведут нас в одну из самых необычных христианских церквей, во всяком случае, второго такого храма мы еще не видели. Храм Святого Доминика (Сао Домингуш) находится за правым дальним углом площади и окружен пристроенными к нему зданиями, так что снаружи никакого впечатления не производит, церковь и церковь. Зато внутри храм предстает перед вами старым, израненным, но еще сильным и грозным рыцарем, пережившим многочисленные войны и катаклизмы, но сохранившим силу и веру.





Построенный в начале XIII века как часть монастыря доминиканцев, храм пережил два землетрясения (1531 года и Великое лиссабонское), пожар 1959 года, после которого его реставрировали около 40 лет.





Именно здесь в начале XVI века началась резня марранов, которая превратилась в общееврейские погромы, в результате которых погибло несколько тысяч человек. Именно здесь зачитывались приговоры инквизиции, крестились и венчались королевские особы, храм не пропустил мимо себя ни одного лиссабонского события. Не раз его собирали буквально по кускам, это храм-рыцарь, храм-воин, служивший главным храмом Португалии, не понимающий и не принимающий современной слащавой церковной традиции. Его внутреннее убранство просто и сурово. Двойные выщербленные колонны подпирают и вытягивают вверх охряно-красные своды единственного нефа, никакой позолоты, никаких соплей, все строго и величественно. Алтарь с искалеченными статуями святых, грубые каменные плиты центрального прохода, огромная простая роза наверху, забранная решетчатым стеклом.







Война продолжается, повествует храм, она везде, просто ее не видно за сусальной позолотой, и самый главный враг – это ты сам. Каждый день ты отправляешься на бой.







Не пропустите, зайдите туда, второго такого вы точно не увидите.

На площадке перед церковью – толпы народу, какая-то забегаловка с кофе и сосисками. Уже вечереет, после перелета мы устали, хочется уже сесть за ресторанный столик и прильнуть к источнику неиссякаемой влаги. А потом – в гостиницу на отдых, завтра начало основной программы.

[Daily]

День второй, ознакомительный. Кармелитский монастырь, храм св. Рока, Алфама, площадь Коммерции, фаду.

После завтрака, как это всегда бывает в апартаментах, образовалась просто-таки гора немытой посуды. Откуда бы ей и взяться, ведь завтрак-то был: яичница на двоих да по чашке чая, ан нет, мою я ее, мою, а она все не кончается, а драгоценное время утекает, наверняка у монастыря Карму уже очередь выстроилась. Пока все вымыл, пока оделись, проверили оснастку, и все прочее, а я уже устал, как будто мы пришли с прогулки обратно. Уже хочется посидеть, помедитировать, и чтоб никто не трогал. А потом вспоминаешь, что прилетел сюда за хренову тучу километров не в номере же сидеть, а на местные достопримы глаза таращить. Вот блин, всегда так, ладно, пошли.
Спускаемся вниз по вертикальной лестнице и открывшаяся входная дверь опрокидывает на нас поток желтого солнечного света, шум и гам тесной городской улочки.



Сегодня 2 мая и площади центра завалены битыми бутылками, окурками и бумажками, которые сметают в кучки грустные бангладешские уборщицы. Народ отправился в свой будничный поход: пакетники внимают экскурсоводам, поднимающим цветные зонтики в сияющее небо и показывающим на памятники Камоэншу и прочим поэтам-художникам, заросшие черной пылью и птичьим пометом. Неорганизованные путешественники, напустив на себя бывалый вид, бодро трусят под рюкзаками к своим культурным целям. Местные ведут детишек в школу. На балконе второго этажа рабочий отчаянно визжит болгаркой, обдавая облаком белоснежной пыли многочисленных пешеходов. Маленькие яркие трамвайки, облепленные рекламой виски и португальского ликера, лихо снуют по облицованным крутым склонам улиц. Отполированный камень нестерпимо блестит в африканском солнце, без очков не походишь.



У входа в монастырь Карму уже очередь человек двадцать. Ставлю жену в очередь напитываться городской атмосферой, а сам обхожу монастырские развалины справа, в поисках видов.







И они не заставляют себя долго искать, открывая замечательную тесную перспективу лиссабонских холмов с навершием замка Св. Георгия в изумрудной оправе листвы и площадью Россиу внизу, под нашими ногами. Кремово-белые стены, пестрая азулежу и ярко-рыжие черепичные крыши – теперь наши постоянные португальские спутники.







Возвращаюсь назад, жена уже нервничает, перебирая в руках билеты. Входим в здание монастыря.







Вернее, не в здание, а в то, что от него осталось. А еще вернее – в то, что представили нам реставраторы после своей глубокомысленной работы. На самом деле, лиссабонское землетрясение – это первый подобный катаклизм, научно описанный и проанализированный. Подземные толчки начались 1 ноября, в день Всех святых, продолжались 6 минут и по своей силе составляли, как подсчитали ученые, 8,7 балла по десятибалльной шкале Рихтера, а это полный крындец. Городские здания легли в считанные секунды, у немногих оставались целыми начальные этажи. Начались пожары, а потом с океана пришла цунами, и Тежу с жуткой силой ударила в берега, перемалывая на своем пути все, что не разрушили толчки. Погибло около 90 тысяч человек. В этот день история Лиссабона навсегда разделилась на две части – до и после землетрясения.

Возвращаемся назад в монастырь. У него была славная история, основанный национальным «Ильей Муромцем» Португалии – Нуну Перейрой, он счастливо просуществовал до дня катаклизма, когда разрушенный храм погреб под каменными обломками верующих, собравшихся на праздничную мессу, и могилу самого основателя и монаха монастыря Нуну Перейры, которая была утрачена. Уже в XIX веке горожане озаботились восстановлением монастыря, и даже возвели изящные колонны и несущие каменные своды, но потом что-то пошло не так, и реставрация обители прекратилась, едва начавшись. В результате мы сегодня видим микст из старых стен и новых колонн со сводами, которые, впрочем, тоже уже старые. Но живописность и внешний вид руин привлекает множество туристов, вдобавок в отстроенных помещениях расположился небольшой археологический музей.









Музей, как впрочем и все археологические музеи, заполнен старыми ведрами, крынками, расколотыми плевательницами и палками-копалками, которые представляют ценность разве что для специалистов, нежели для праздношатающихся.









Интересны надгробья больших персон, как это всегда бывает, переживших своих хозяев на много-много лет. Ирония судьбы – оболочка еще держится, а внутри уже давно никого и ничего нет.











Очень хороши картины из азулежу – здесь португальцам нет равных.







Забавный вид имеет один из залов музея, стены которого обставлены книжными шкафами, посреди которых – помпезный бюст их владельца, перевитого орденскими лентами и наградными крестами. И все это великолепие развивается об жуткого вида мумии перуанских девочек, с какого-то фига выставленных на всеобщее обозрение. И стоит гордый португальский вельможа в компании с двумя сушеными трупиками, связанными бечевкой, то ли чтоб не рассыпались, то ли чтобы по ночам не бегали, треш какой-то. Тут же - натуральный древнеегипетский саркофаг, стоящий, видимо, для глобализации впечатления заботы об умерших во всех концах Ойкумены.









Выходим обратно на солнышко, и долго любуемся на сохранившиеся детали храма, еще не зная, что сушеные трупы и кости нас еще дожидаются в конце путешествия.

[I_riska]

Исторический Лиссабон похож на начинающего бомжа, еще вроде бы прилично одетого, но уже с землистым цветом лица, с черными ногтями и кучей грязных котомок в руках.

Как по мне, вполне состоявшийся

Очень удивило равнодушное отношение португальцев к цветам, которые опять же в Испании – непременный атрибут балкона, здесь же – в лучшем случае полудохлая герань над брезентовым магазинным навесом, черным от грязи.

Тоже удивило отсутствие цветов. когда в соседней Испании цветочный рай.

Интересно пишете, впечатления пока совпадают. Только что вернулись из Португалии, виды все знакомы, только у вас летние. Или это весна?

[Daily]

Это весна, мы были в мае, и в Лиссабоне стояла замечательная погода. Когда поехали на север, она начала портиться, и в Гимарайнше был пик ненастья, когда нас залило по самые бакенбарды. Но об этом всем еще надо написать...

[Daily]

От монастыря Карму направо, мимо штаб-квартиры то ли нац. гвардии, то ли минобороны, вход в которую охраняют забавные валенки в форме позапрошлого века с шашечками наголо. Они покорно потеют, развлекая публику из очереди за билетами в монастырь.





Храм св. Роха находится неподалеку, на углу площади Коэльо, и снаружи ничего особенного из себя не представляет, обыкновенный для европейской столицы архитектурный ансамбль, вписанный в прямоугольники городских кварталов. Но по туристическим канонам это обязательный для посещения объект, самый богатый храм Португалии и т.д и т.п.

Начал строиться на средства ордена иезуитов в XVI веке, к нему благоволили богатые монархи и вкладывали деньги в его благоукрашательство. Посвящен святому Роху, избавителю Аппенин от чумы, чьи частицы мощей и прибыли с подобной же целью в Португалию. Известен благодаря трем вещам: богатому барочному убранству, знаменитой капеллой Иоанна Крестителя, которую изготовители-итальянцы буквально залили золотом, а также тем, что внутренние интерьеры и живопись являются венцом эпохи маньеризма в церковном искусстве.



Входим в прохладный полумрак. Храм незатейлив по конструкции: один неф поднимается вверх полукруглыми сводами и заканчивается сияющим алтарем. По бокам расположены капеллы разных святых, по четыре с каждой стороны. Дощатый потолок, по форме напоминающий крышу старинного вагона, выполнен из немецкой сосны и покрыт росписью с изображением фальшивых куполов, занятие, имеющее своей целью прямую экономию средств, довольно странное для богатого прихода.







Все пространство капелл, от пола до потолка, покрыто золотыми элементами и украшениями, из-за которых робко выглядывают лики ангелов. Золото нехотя расступается для картин с изображением новозаветных образов и сцен из деяний святых. Иисус, одетый в синюю тунику, несет свой крест, при этом сложил руки так, как будто играет на арфе.





Он же в капелле Иоанна Крестителя на знаменитой мозаике, которую не отличишь от масляной картины, стоит в Иордане, в кристально чистой воде, а вокруг румяные, упитанные свидетели крещения, во всем новом, чистом и постиранном.







Не покидает впечатление неестественности, кукольности и схематичности убранства, и золото только усиливает этот эффект. Маньеризм своим образцово-показательным видом засушил весь смысл изображенного, и оно становится если не карикатурным, то уж во всяком случае искусственным, как будто создатели ухнули кучу денег, а на самом деле только отбыли номер, а душу-то сюда и не вложили. Вот и получился храм-золоченая шкатулка, призванная задавить обывателя, а не поднять его к горним высотам.

[Daily]

Выйдя из храма, направляем стопы по городским улочкам в общем направлении на Алфаму и замок св. Георгия. Город наполнен солнцем, шумом, толкотней, звонками трамваев и синевой бескрайнего южного неба.





Неширокие мощеные улицы не выдерживают постоянного то спуска, то подъема, и иногда срываются в тенистые каменные лестницы, которые ведут пешеходов с этажа на этаж лиссабонских холмов.







Вы выбираете тенистую часть улицы, рассматриваете витрины с огромными винными бутылями внутри, и обходите пыль и гвалт бесчисленных городских строек и ремонтов. Интересно, то при наличии постоянных ремонтных участков центр так загажен. Народ сидит в многочисленных кафе и полностью забивает исторический 28 номер трамвая, в связи с чем мысль о трамвайной поездке по центру становится все более эфемерной.

















Выходим к кафедральному собору, где транспортный поток разбивается на два бурливых рукава и устремляется дальше, к Алфаме.





История храма типична практически для всей Иберии. Сначала на этом месте был построен римский храм, затем – христианский, в арабский период – мечеть, после Реконкисты – опять христианская церковь, причем она была построена в суровые военные времена и сохранила полуцерковный и полукрепостной вид, о чем повествуют две ее крепостные башни с зубцами на стенах.







Входим внутрь. Центральный неф ближе к алтарю неожиданно залит светом, льющимся через огромные восточные окна. Над входом – роскошная огромная роза с витражными орнаментами и профилями святых. Все пространство собора выполнено в розовато-голубой гамме, никаких сногсшибательных видов, все просто, строго и достойно. В прошлом веке из собора было удалено немало поздних архитектурных «излишеств», после чего он приобрел более суровый «средневековый» вид.





Начинаем подниматься по алфамскому склону к замку св. Георгия.









Вскоре нашему взору предстает первая смотровая площадка. Открывается замечательная перспектива речных пристаней Тежу и кирпично-рыжих городских крыш. Прямо перед нами – простенькая изящная церковка св. Лючии (не знаю как ее по-португальски). На фронтоне – большой каменный мальтийский крест. Салют вам, рыцари-госпитальеры, не надолго мы с вами расстались.



h







Афонсу Великий в 1147 году двигался на Лиссабон, это была одна из завершающих битв португальской реконкисты. Более половины его войска составляли рыцари различных христианских орденов, позже принявших участие во Втором крестовом походе. После захвата крепости, которая еще не знала, что станет замком св. Георгия, рыцари-иоанниты основали церковь у восточных ворот города, которую назвали в честь св. Лючии и св. Браса. Это одна из самых древних церквей города, была разрушена Великим землетрясением и восстановлена в XVIII веке. Пока она закрыта, мы топчемся на небольшой прилегающей площади и продолжаем подниматься вверх.





Алфама, будучи построенной при арабах на скалистом грунте склона холма, ведущего к крепости, наименее пострадала при землетрясении и полностью сохранила живописный хаос средневековых улочек с разноцветными фасадами домов, попугаями в клетках и открывающимися видами на старый город. Кстати, она почище Байши и Шиадо, граффити уже не видно, да и мусора явно поменьше.











Народа заметно прибавилось, как и пакетных масс трудящихся во главе с крикливыми экскурсоводами. Показались массивные крепостные стены и людской напор заталкивал нас прямо в кассу замка. Однако в связи с тем, что билеты туда стоили двадцать евро на двоих, желание погулять по крепости заметно упало, да мы уже и насмотрелись крепостей подобного рода, поэтому было решено еще немного погулять по Алфаме, а потом выдвигаться вниз, у нас вечером был еще один туристский аттракцион, полностью оправдавший свое предназначение и не оправдавший никаких ожиданий – фаду.











На обратном пути рыцарская церковь была открыта, а это случается редко, так что нам тут повезло. Мы ступили внутрь. Народу было мало, и никто не мешал осматривать внутреннее убранство храма, которое было по-военному просто и упорядочено. На стенах – знамена мальтийского ордена и гербы иоаннитов-португальцев, небольшой скромный алтарь, все сдержанно, без понтов и с достоинством, как и полагается ордену с девятисотлетней историей, и поныне продолжающим нести свою благородную миссию во многих странах мира.







Мои познания о португальских представителях ордена крайне ограничены, за исключение несчастного канцлера ордена Д’Амарала, обвиненного в 1523 г. на Родосе в предательстве, выдержавшего пытки от своих же братьев, с кем он сорок лет делил и меч, и кусок хлеба, и четвертованного на глазах у всего честного народа. Свидетельств его вины нет до сих пор. Если ночью, на родосских городских стенах вы увидите одинокого рыцаря, не пугайтесь, это он, и никто еще не доказал, что он причинил зло кому-нибудь.

[Daily]

С чугунными ногами возвращаемся назад, в гостиницу, передохнуть. Вечером у нас еще одно «туда-сюда культурное мероприятие» - фаду.

Данный шансон весьма популярен на всех туристическо-зазывающих сайтах о Португалии, и мы, естественно, не прошли мимо. При подготовке к поездке жена неоднократно настаивала на посещении какого-нибудь поющего ресторана, не раз по-кукушечьи повторяя название действа, так что мне запомнился этот грустный лесной рефрен: «фаду!, фаду!, фаду!» вместо русского «ку-ку». В результате в онлайне были куплены два билета в концертный зал «Фаду в Шиаду», недалеко от нашей гостиницы.

После отдыха мы выпили по сто для храбрости и отправились приобщиться к прекрасному. Идти было недалеко, зал фаду находится на одной из узких улочек центра.











Сразу скажу, что данное действо сугубо на любителя. Во-первых, здесь нет и в помине испанской фламенковской страсти, огня и драйва. Здесь нет обжигающего ломаного ритма, испанско-цыганского задора и взрыва гитарных эмоций. Вместо этого – царство меланхолии, поочередное пение артистов под тренькающий аккомпанемент гитары (не похожей на саму себя) и полулютни-полумандолины, только добавляющей тоски и печали в происходящее.







Вдобавок выступающие явно пришли на работу отбыть номер, и это бросалось в глаза. Они не меньше зрителей ожидали, когда же это все кончится и можно будет уже пойти домой. Пели, естественно, по-португальски, и в отсутствие внешних эмоций и полного непонимания поющих иностранные зрители томились и чувствовали себя неловко. Мероприятие явно для специалистов и любителей, для обычных туристов – просто потеря времени. Халтура.





После концерта уже смеркалось. Город пригасил свет, солнце покрасило золотым купола храмов, каменные склоны улиц и речную перспективу Тежу.













Глаза слипались, уличная пыль улеглась, и мы бодро дошли до гостиницы. Назавтра у нас поездка в Синтру, так что всем отдыхать, спокойной ночи.

[I_riska]

здесь нет и в помине испанской фламенковской страсти, огня и драйва. Здесь нет обжигающего ломаного ритма, испанско-цыганского задора и взрыва гитарных эмоций. Вместо этого – царство меланхолии, поочередное пение артистов под тренькающий аккомпанемент гитары (не похожей на саму себя) и полулютни-полумандолины, только добавляющей тоски и печали в происходящее

Мероприятие явно для специалистов и любителей, для обычных туристов – просто потеря времени. Халтура.

Да, в свое время испанское фламенко потрясло до глубины души своей экспрессией и энергией. И собираясь в Португалию этой осенью, тоже хотелось чего-нибудь эдакого, только португальского. Но почитав историю фаду и послушав записи, решили не ходить на представление в живую. Мне кажется, что, чтобы передать действительную сущность фаду, нужно пребывать в состоянии того самого необъяснимого saudade, а по заказу для зрителей это сделать сложно. В отчетах читала, что иногда на улице можно услышать такое пение, но нам в нашу поездку не встретилось такое.

[Daily]

Не знаю, нужно ли для созерцания фаду специально ввести себя в определенное состояние, но без знания языка на этом действе точно делать нечего. И в этом его главное отличие от фламенко, обладающего всех покоряющим универсализмом, что и делает настоящее искусство искусством, а не заседанием местной секты, даже поющей.

И хочу повториться: бросалось в глаза желание артистов отбыть номер для туристов и отбыть восвояси, что ни принесло дополнительных вистов хозяевам.

[vitaly.vasiliev]

Как-то попали на выступление в каком-то кафе и там выступали сами хозяева, очень экспрессивно, с ними пел весь зал, хотя конечно не знали ни языка, ни слов. А прощались потом со слезами на глазах. Так что не так все однозначно с этим Фаду. Сейчас это кафе закрылось к сожалению.

[Daily]

Согласен, везде по-разному, многое зависит от людей. Но вы знаете, если подобралась классная компания, хорошее кафе, то даже без фаду время пролетит незаметно, будут общие песни и бурные прощания.

А фаду как жанр, конечно же, исключительно местное удовольствие, несмотря на то, что его включили в список культурного наследия ЮНЕСКО.

[Daily]

День третий, историко-туристический, как и большинство последующих.



С утра надо было пораньше попасть в Синтру, чтобы не толкаться в пакетных толпах и вместо спокойного созерцания и размышления не наливаться желчью и постоянно не рыскать камерой в поисках ракурса без селфи-физиономий и любопытствующих затылков.

Задача непростая, особенно если учесть, что все достопримы в Синтре открываются полдесятого и к этому времени посетители сколачивают мощные штурмовые когорты у касс, а особо хитрый пакет проходит без очереди. В результате долгих обсуждений было решено отправляться в Синтру пораньше на электричке, а там не дать увлечь себя стадным чувством и поехать по объектам как бы «против часовой стрелки», то есть начать с менее посещаемых и закончить, может быть, Пеной, от которой к тому времени отхлынут граждане стран Восходящего солнца и Утренней прохлады. Так и быть, решили посещать сначала Кинту, потом Монсеррат, затем саму Синтру, а если уж «монета станет на ребро», то ехать в Пену с окрестностями. В итоге так оно и получилось, за исключением Пены, потому что и до нее уже ноги стерли по колено. Зато толп не было, и поездка получилась чинной и благородной.



Утренний вокзал Россиу напоминал любой московский пригородный, туристы с рюкзачками форсированным шагом устремлялись в зал ожидания, кидались к автоматам по продаже билетов и судорожно совершали необходимые действия. Особо бестолковые, в число коих вошел и ваш покорный слуга с женой, плюнув автомату в морду, выдвинулись к кассам и быстро обрели желанные билеты туда и обратно. С утра поезда в Синтру ходят каждые полчаса, и вскоре мы разглядывали грустные граффити на металлических заборах, фасады жилых трехэтажек под рыжей черепицей и пустыри с чертополохом, выгоревшим за лето до состояния чайной заварки.

Пока мы едем, по нашему обыкновению немного занимательных сведений о стране, в которой мы оказались.

Португальцы гордятся, и не без причины, тем фактом, что будущая империя упоминается в Ветхом завете, а именно в книге о пророке Ионе, которого, как мы помним, Господь отправил в командировку в одно место, а тот самовольно все перерешал и поперся совсем в другое, а именно в город Фарсис (Таршиш), из которого во все времена финикийцы возили серебро.
В результате на пути к городу его корабль попал в бурю, и Иона попросил команду, чтобы его выбросили за борт за непослушание Господу, а потом его проглотила рыба, и так далее.


Ян Брейгель-старший. Иона выходит из пасти кита. Взято из Сети

И действительно (не про Иону, а про Таршиш) - это современное побережье между Кадисом и Фару и дальше по Гвадиане на север в горы, и сейчас обладает самыми богатыми залежами меди и олова в Европе, серебро уже подвыбрали.

Во время Пунических войн и хозяйничанья карфагенян в этом районе, в 150 км на север от устья Гвадианы они построили огромный храм, колонны которого сегодня формируют часть портика университета Эворы.

За счет местного серебра понаехавшие сыны Карфагена выплачивали контрибуцию Риму, наложенную на них после первой Пунической войны, и содержали огромную армию, одних только шахтеров здесь было задействовано около 20 тысяч. На западном берегу до сих пор не выработаны залежи меди, олова, цинка и фосфора, всего необходимого для производства бронзы, которую здесь начали выделывать еще до исторического материализма, классовой борьбы и мужских браков.

Из Миртилиса, построенного карфагенянами, по судоходному участку Гвадианы сырье сплавлялось в дельту, где и находились плавильные мастерские. Эта производственная схема прожила вплоть до 60-х годов ХХ в., когда металлы отправлялись в Англию на дальнейшую переработку.

Единой местной нации не существовало, и карфагеняне называли смесь туземных племен лузами. Эти лузы и прикончили в одной из битв Гамилькара в 230 г. до н.э. Ему наследовал тов. Ганнибал, а пока он был юн, зать его отца Гасдрубал договорился с лузами о совместном мирном житии, и все было хорошо. Потом – поход армии Ганнибала на Рим, в ходе которого часть римского войска ударило ему в тыл, вторгшись в Иберию, чтобы перерезать пути пополнения и обеспечения армии Ганнибала. Римляне не встретили сопротивления племен внутренней Иберии, зато лузы на юго-западе много лет портили римлянам кровь своим сопротивлением и партизанскими набегами.

В результате Рим разделил Иберию на Ближнюю (средиземноморскую) и Дальнюю (атлантическую), и это разделение так и осталось в истории, превратившись в Испанию и Португалию, почти в точности повторив их нынешние границы. Если в Ближней Иберии римляне жили как дома, то в Дальней их власть была лишь номинальна и не распространялась севернее реки Тагуса, нынешней Тежу. Примерно в то же время стала модной легенда о «Геркулесовых столбах», стоявших на страже цивилизованного мира, один из них, на европейском побережье, принимали за Гибралтар.

Таким образом, за Гибралтаром и Гвадалквивиром уже была «терра инкогнита», в которой жили несчастные «люди-дикари», которых мама родила в понедельник.

Спустя минут сорок ландшафт забеспокоился, вздыбившись остроконечными горушками, покрытыми веселой зеленью, и на горизонте пару раз промелькнули разноцветные башенки Пены. После того как состав втянулся в узкий вокзал, туристы нервно потолкались к выходу.

Направо у вокзала – малюсенькая автостанция, скорее, просто улица со стоящими в колонне автобусами, намеревающимися отбыть в Пену. У автобусов по-куриному метались потерявшиеся, а также туго соображающие, в какой из номеров автобуса им прыгать. Мы повели носом и заметили автобусы, уходящие в Кинту, на противоположной стороне улицы. Там не было вообще никого, и мы с победным видом проехали в полупустом автобусе мимо плотной толпы отбывающих в Пену.

[Daily]

Наш автобус начал накручивать бесчисленные повороты по узким дорожкам среди буйной растительности, едва разъезжаясь со встречным транспортом. Погода стояла прекрасная, виды были чудесными, предместья Синтры напоминают застывшее зеленое море, на гребнях волн которого, как суденышки, белели дома, виллы, дворцы и прочие архитектурные излишества, построенные на нетрудовые доходы.



Всю историю Синтра привлекала к себе сначала власть предержащих, строивших здесь дворцы, затем за ними потянулись кровавые эксплуататоры-латифундисты, скупавшие напропалую и земли, и поместья, потом пошла рыба помельче, но все были с деньгами, и район от самой Синтры и прямо до океана превратился в райский уголок тишины, горных лесов, легкого ветерка, роскошных дворцов, породистых домов, среди которых робко ютились еще неразграбленные Наполеоном монастыри да арабская крепость, разбирать которую на стройматериалы было просто лень, да и попробуй потаскай камни с верхотуры.

Уже позже этот район приглядели англичане, превратившие Синтру в некоторое подобие подмосковного Переделкина. Здесь жили-поживали Генри Филдинг, великий комик-новелист, который прибыл сюда в надежде поработать, но вскоре скончался от печеночной недостаточности в 1757 году. Здесь Байрон начал писать "Чайльд Гарольда". Недалеко от Синтры, в казино Эшториля Ян Флеминг задумал написать похождения Джеймса Бонда, а первая повесть так и называлась - "Казино Рояль". Здесь останавливался Грем Грин, который во время Второй мировой войны в Лондоне координировал секретные операции Англии в Португалии, корни "Нашего человека в Гаване" идут отсюда, из Синтры. Кристофер Ишервуд, великий писатель и страстный любитель мужчинок, автор "Прощай, Париж", написал в Синтре основу будущего голливудского мюзикла "Кабаре" с Лайзой Минелли. Прямо не район, а богемный пригород.

Пока мы хлопали глазами в окна автобуса, он привез нас к Кинте.



Поместье часто переходило из рук в руки, прославил его бразильский миллионер и меценат Карвалью Монтейру, владелец огромного состояния, помешавшийся на масонстве так сильно, что все поместье вместе с дворцом перестроил в соответствии с духом и буквой тайного общества. Был коллекционером, библиофилом и вообще любил жизнь. Оставил по себе память как создатель причудливого, ни на что не похожего дворцового парка, уникального и по-своему узнаваемого.

Покупаем билет и углубляемся в тенистые парковые дорожки. Нас встречают заросшие зеленым мхом фонтаны, заборчики из грубого камня, беседки, как бы выросшие из скалистых склонов. Я, наверное, впервые пожалел, что сегодня хорошая погода, полумрак и болотно-зеленая гамма определенно Кинте к лицу.













Автору ансамбля, итальянцу Луиджи Манини, явно удалось создать его в едином стиле, и передать настроение сказочности, символизма и несколько странной меланхолической атмосферы, которая охватывает вас на прогулке по парковым дорожкам.

[Daily]

Идем в общем направлении на колодец Посвящения.



Очень интересное сооружение, как бы башня наоборот. Каменная винтовая лестница уводит вас на дно сухого колодца на почти тридцатиметровую глубину. Все влажно, склизко и покрыто сизым мхом. Я боюсь высоты и мне страшно смотреть вниз, но фотографировать надо, и я высовываю руки за перила и жму кнопку затвора.







Народу немного, мы неторопливо ввинчиваемся вниз, к замысловатому восьмиконечному символу на дне колодца. Атмосфера таинственная и загадочная. К сожалению, ее быстро развеяли две секьюрити-персоны, стоявшие внизу, запрещавшие ступить на дно колодца, чтобы сделать самый интересный снимок и чуть ли не взашей направлявшие робких путешественников на выход, в подземный туннель. Я повозмущался невозможностью маневра, но бесполезно. С несколько попорченным настроением мы вышли через туннель к малюсенькому прудику с водопадиком, и по камешкам переступили на противоположный его берег.











Выйдя обратно в парк, заметили в зеленом проеме замок Мавров, который виден отовсюду в Синтре.



Вскоре, плутая по дорожкам, мы нашли еще один подобный колодец, поменьше и позапущеннее, но его дно уже было забито тургруппой, напоминавшей сверху горсть разноцветных насекомых, посему данный колодец было решено не штурмовать.



Плавно поворачиваем обратно, в сторону тепла и света.







Весь парк напичкан подземными ходами, либо они естественные, либо у авторов было прямо какое-то норное сознание.

[Daily]

Морская тематика в Португалии везде – начиная с дворцов и заканчивая дверными ручками.









Спускаемся вниз, по направлению к дворцу, на неширокой аллее нас встречает небольшая часовенка, игрушечная, как и все в Кинте.













Наверху сумрачный мистицизм, масонство и замшелые подземные ходы, а внизу – торжество христианства и мануэлино, свет, изящество и резной камень, как будто из небытия вышел на свет божий.



Еще чисто португальский символ – армиллярные сферы для определения небесных координат, по виду напоминающие перебинтованные уличные фонари, такая же сфера – на гербе страны.

[Daily]

И наконец – внизу, в обрамлении изумрудной листвы – нереально-кукольный Кинта де Регалейра, как будто вышедший из-под карандаша школьной отличницы, выполняющей домашнее задание по рисованию на тему сказочного дворца, изукрасившей четырехэтажное серое здание так, что у зрителя рябит в глазах.



Издали казавшийся огромным, вблизи дворец небольшой, удивленной глядящий на свет своими мануэлиновскими окнами.



Внутри он стилизован под дом охотника с многочисленными фальшивыми трофеями на стенах. Шикарен камин в обеденном зале с витиеватыми сценами охоты, от мистицизма масонов не осталось и следа, кругом бурлит радость здоровых земных утех.













Не забудьте поднять голову вверх, вашему вниманию предстанут просто-таки роскошные деревянные потолки, мне такой красоты и тщательности отделки еще видеть не довелось.







На стенах, как я уже говорил, мирные земные радости – детишки, цветочки, собачки и ухоженные девицы с кавалерами, милые незатейливые провинциальные радости.





Перефразируя пословицу, можно вывезти миллионера из условной Бразилии, но вывести Бразилию из миллионера невозможно.
С верхнего этажа – роскошный вид на парк и подъездной пандус с каменной беседкой.







Мы устали, самое время выпить кофейку в тени, и выдвигаться на автобус к Монсеррату.

[Andik001]

Сколько времени Вы в общем потратили на Кинта да Регалейра?

[Daily]

В спокойном темпе - часа два, два с половиной. На самом деле все обойти можно и быстрее, тут уже зависит от ваших планов и настроения.

[Daily]

«В тени дубрав, на склонах темных круч
Монастырей заброшенных руины,
От зноя бурый мох, шумящий ключ
В зеленой мгле бессолнечной лощины.
Лазури яркой чистые глубины,
На зелени оттенок золотой,
Потоки, с гор бегущие в долины,
Лоза на взгорье, ива над водой -
Так, Синтра, ты манишь волшебной пестротой.»

Байрон. «Паломничество Чайльд Гарольда»

Не зря мы тут вспомнили классика, ведь он жил в Синтре и не раз посещал Монтсеррат, правда, от старого замка Бекфорда к тому времени остались лишь руины, и то, что мы видим сегодня, это своеобразный «новодел» середины XIX века, построенный по проекту английского архитектора. Интернет вещает от каких-то стилях в облике дворца, но оных тут совсем нет, за исключением замысла автора. Скорее всего, комплекс задумывался как легкая оригинальная летняя усадьба с парком, садом и цветником и ничего общего не имеет с воспаленным воображением, находящим в облике дворца линии буддистских храмов и непальских ступ.



Дворец встречает вас боковым крылом, и этот вид поистине прекрасен, как будто бы стену мавританского замка свернули в рулон, подобно листу бумаги. Приземистая кровля с круглым карнизом, отдаленно смахивающая на кастрюльную крышку, вида совсем не портит, а наоборот, привносит в облик дворца милое очарование и свойскую простоту.









Внутри же – мавританские резные мотивы, столь характерные для Иберии, изящные колонны и стрельчатые своды многочисленных арок, вытягивающих небольшой объем здания вверх и в длину, все-таки человеческая тяга создать сказку наяву непобедима, и это замечательно.

[Daily]

Внутренние перспективы наполнены светом и воздушными гипсовыми узорами, своей пышностью похожими на взбитые сливки, а замок – на праздничный торт.











Впечатление, что можно отломить узор рукой и съесть это белоснежное безе, обсыпаясь сахарной пудрой.








Кульминация виртуального кондитера – потолок одного из залов, в котором белоснежное безе пропитано светлым медом. Как будто находишься внутри восточной сладости. Потрясающе.

[Daily]

Продолжаем бродить по залам и коридорам, не в силах оторваться от торжества изящества.

[Daily]

Выходим в жаркий полдень, залитый солнечным светом. Кругом открыточные виды, прохладный ветерок, народу немного, красота.







С ближайшего верхнего холма дворец Пена с завистью наблюдает за нашим немноголюдьем.





Там, у Пены, волны туристов-муравьев топочут лапками, сталкиваясь и мешая друг другу, а у нас тут – неторопливое созерцание и бесхлопотное наслаждение.



Невдалеке от дворца разбит розарий, и вас периодически обдает парфюмерным духом.













Обходим цветники по периметру и стараемся не мешать паре, устроившейся на лавочке и замершей то ли в раздумье, то ли в медитации. Я, городской житель с поехавшей крышей, не смог бы просидеть так долго без движения, а этим хоть бы хны, молодцы.

[Daily]

Но у нас еще осмотр самой Синтры, так что времени медитировать нет, пора на автобус.

Синтра оказалась небольшим аккуратным городком, уютно расположившимся под горой с Замком мавров и крепко сжавшим в объятиях королевский дворец.

Прянично-нарядная ратуша.











Городку повезло быть столицей аристократического ландшафта, прочно войти в мировую историю и постоянно быть в осаде у многочисленных туристов.













Королевский дворец своими причудливыми печными трубами (или это вентиляция такая?) похож на разукрашенную котельную в праздник, так и представляешь себе, как сюда входит торжественная вереница нетрезвых энергетиков в цветочных венках на головах.









Да простит меня читатель, но вид у дворца явно некоролевский, в отличие от цены за вход. Правда, теперь его зовут просто, без церемоний – Национальный дворец Синтры.

Пообедав, возвращаемся назад, в Лиссабон.

А там, в апартах, у нас клубничка! А там у нас винцо!

Билеты в Синтру и обратно на электричку – 10 евро.
Автобус в Кинту – 10 евро
Билеты в Кинту – 16 евро, в Монтсеррат – 16 евро.
Цены приведены из расчета на двоих.

[Daily]

День четвертый, официально-пионерский.

Наверное, это был самый формальный и официальный день всей поездки, которая в целом вышла живой и непосредственной. Но таким дням тоже уготован свой черед.

Задача, в общем-то, несложная: съездить в Белен с осмотром монастыря Жеронимуш, беленской башни и памятнику Первооткрывателям оборотилась визитом, чем-то неуловимо напоминавшим пионерские экскурсии развитого совка с посещением условного дворца, возложения цветов безусловному памятнику, бессмысленной толчее на полуденном солнце, толпами праздношатающихся, приторно-сладким мороженым, фонтанами, обедом и осоловелому возращению домой. Тем более что мы едем сегодня на встречу с символом Португалии, ее визитной карточкой, олицетворением великих географических открытий, персоне настолько, как сказали бы историки, противоречивой, насколько и тяжелой для описания – с Ваской да Гамой, точнее с его могилой, покоящейся в монастырской церкви. Тем более что без да Гамы Португалию представить себе невозможно, даже нам – иностранцам, поэтому посвятить ему часть отчета изначально входило в авторские планы.

К несчастью, город, столь пленивший нас,
Вблизи теряет прелесть невозвратно.
Он душит вонью, оскорбляет глаз,
Все черное, на всем подтеки, пятна,
И знать и плебс грязны невероятно.
Любое, пусть роскошное, жилье,
Как вся страна, нечисто, неопрятно.
И - напади чесотка на нее -
Не станут мыться здесь или менять белье.

Байрон. «Паломничество Чайльд Гарольда».

Не обижайтесь на меня за эту цитату, это английский классик о Лиссабоне начала XIX века, а я так, провожу только некоторые параллельки.

Итак, по заплеванному центру Лиссабона – по направлению к площади Россиу, только перед ней направо, на остановку трамвая. А вот и он, в отличие от 28-го музейного – современный и длинный как сигара. Народу уже много, и все хотят в Белен. Трамвай полон, он неторопливо движется мимо речной гавани Тежу, откуда уходят паромы в Аламеду, к статуе Христа, останавливается у каждого столба и уже не отходит далеко от речного берега. Чем дальше от центра, тем быстрее его ход и реже остановки.

Спустя час с небольшим мы уже выходим на ослепительный свет и зарегулированный простор, который рассечен по оси широкой дорогой, слева от которой – парковый берег Тежу, узкой в этом месте, а справа – сияющая громада монастыря Жеронимуш, крылья которого уходят далеко за горизонт.





На площади перед входом в монастырь – очередь в шесть рядов, которой позавидует московский мавзолей. Солнце в зените, жара, очередь движется медленно. Вот попали. Мозгов, чтобы повернуться и идти дальше по маршруту, не хватило, и мы покорно пристроились в конец очереди. Пока стоим – очередная реминисценция.



Современники Васко писали о нем: «Это был невысокий брюнет с крючковатым носом, большими черными глазами, скорее семитского, чем южноевропейского облика.». Был третьим или четвертым сыном в семье военизированного чиновника невысокого ранга, тем не менее входящего в королевское окружение. Были сплетни о том, что они с братом – незаконнорожденные, хотя в те времена бастардами можно было считать всех младших детей в условиях, когда родителям наследовал только старший сын.

На самом деле, очень многие рыцари, путешественники, авантюристы, монахи и купцы – именно подобные бастарды, не имевшие наследства и предоставленные сами себе. Родина его – прибрежный рыбацкий Синиш, принадлежал рыцарскому ордену Сантьяго, за владение которым, уже будучи во славе, будет безуспешно бодаться Гама. Там он рано знакомится с морем, получает неплохое по тем временам образование, скорее всего в Эворе, и появляется на исторической арене, когда уже в качестве морского офицера блестяще справляется с арестом французских торговых судов, ему уже в то время явно нравилось воевать с безоружными.





Немного исторического фона (очередь в монастырь вообще не движется, зараза). Европа была последним звеном на мировых путях торговли пряностями, и купцы мало задумывались о реальных местах их произрастания и культивирования. Поскольку пряности считались принадлежностью святости и близости рая, а рай располагался где-то в районе Индии, то этот товар был поистине "райским". В ветхозаветном раю текли четыре реки, их принимали за Нил, Тигр, Ефрат и Ганг. Считалось, что они вытекают из одного источника. Самый почитаемый из них – Нил, но был расположен далеко от трех остальных, поэтому была версия, что или часть пути реки проделывали под землей, или же Африка где-то соединялась с Индией по суше.

Поскольку специи росли в раю, то обнаружение пути в Индию было равнозначно нахождению райских врат. Считалось, что черный перец рос на деревьях, которые охраняли ядовитые змеи. Исидор Севильский писал в своей энциклопедии, что черный перец опален неким пламенем, и почернел, а вообще-то он совершенно белый. Арабы рассказывали, что корицу переносили к ним огромные птицы, клавшие ее в свои глиняные гнезда, расположенные высоко на горных вершинах, на которые люди не могли забраться. Тогда они (добытчики) клали на земле под гнезда расчлененные трупы рогатого скота, птицы слетали вниз и забирали мясо в гнезда, которые не выдерживали веса и обваливались, а люди собирали оттуда палочки корицы.







Марко Поло, путешествовавший по гарантированному монголами безопасному пути в Китай, развеял многие легенды, и одновременно привез много новых. Так, алмазы переходили в желудки белых орлов, которые спускались вниз, в недоступные человеку ущелья, за предварительно сброшенным туда мясом, а потом извлекались из орлиных экскрементов. Он был первым европейцем, рассказавшим про существование Японии и Индокитая (в Японии крыши дворцом были крыты золотом). Многие специи доставлялись в Индию из восточных островов, коих по количеству было более семи тысяч. Последовавшие за ним путешественники сообщали, что специи в Индии произрастают в огромных количествах и не стоят практически ничего, что вызывало справедливый гнев и подозрительность в отношении купцов, дравших три шкуры за пряности. Плантации перца были населены змеями, которые, впрочем, легко изгонялись лимонным соком и улитками.

Пока хватит, тем более что очередь подошла к входу в монастырь. Немного реальности – это уже давно никакой не монастырь, а конгломерат разных учреждений и контор. В правом крыле – уцелевший монастырский храм с могилами двух королей Жуана III и Мануэла I, да Гамы и Камоэнша по обеим сторонам нефа. Остальное здание поделили между собой два музея – археологический и морской. От самого монастыря остался один клуатр, это в него стояла такая очередь. Входим внутрь.

[Daily]

Мы пребываем в торжестве архитектурного стиля «мануэлино», названного так в честь короля Мануэла I Счастливого (счастливый он не потому, что у него все получалось, а потому, что предыдущий король, Жуан II, буквально за руку подвел страну к мировому владычеству и умер накануне открытия морского пути в Индию. Мануэлу только и осталось, что не мешать набирать ход этой государственной машине). Стиль характеризуется обилием украшений, морских символов и элементов, не присущих ранее европейской архитектуре, на основании чего многие специалисты заявляли о сильных индийских веяниях на португальских зодчих. Что и говорить, даже неспециалист отметит уникальность «мануэлино» и неповторимость символической изобразительной структуры одновременно с его естественной встроенностью в европейский архитектурный дискурс (во как загнул, сукин сын).

Ну а если говорить по-русски, то красотища конечно, особенно выигрышно смотрящаяся на фоне сурового романского стиля и ранней готики.

Это горгулья обыкновенная, не пугайтесь, она чего-то там охраняет.



Глядя на каменные ребра потолочных сводов, ощущаешь себя Ионой в чреве кита.



Сюжет, по-моему, нехитрый: почтенный гражданин с негодованием отвергает предложение троих недостойных купить штаны по дешевке, фарцовка в те времена, видимо, не приветствовалась…




Картина Рождества вставлена прямо в каменную раму, интересно.


Изображение св. Марка со львом, очень популярный сюжет средневековья.






Барельефная Пьета.


Статуя льва со свистком. Судя по выражению морды, судит футбольный матч российской лиги.




Могила Алешандру Эркулану, жившего в XIX веке писателя, историка и первого мэра Белена.

[Daily]

Поднимаемся на второй этаж галереи клуатра, с которого есть вход на хоры монастырской церкви.



Церковь временно закрыта, там проходит венчание (вот вам и еще один атрибут пионерской поездки – возложение брачующимися цветов к памятнику Ленину – лидеру партии, взявшей курс на полное истребление семьи как социального института).







Немного видов клуатра со второго этажа.





На переднем плане – горгулья в виде кузнечика, никогда еще такого не видел.





Завершаем осмотр клуатра и выдвигаемся в церковь, может, уже можно туда зайти.





Наc впустили в притвор, далее у алтаря еще продолжается церемония венчания. Но нам туда не надо, мы уже нашли что искали: могилы Васко да Гамы и его певца – поэта Камоэнша.

Это Камоэнш, изображен с огромным мечом-кладенцом, для чего поэту такой, ведь его оружие – слово…







И наконец, сам да Гама, великий и ужасный, вот кому данный эпитет подходит со стопроцентным попаданием. Ну мы об этом еще поговорим.

[Daily]

Покидаем монастырь и пересекаем дорогу по направлению к речному берегу и памятнику Первооткрывателям.





А вот и он, гигантский каменный нос парусника в окружении толп туристов. По обоим каменным бортам нашему взору предстает очередь из самих, собственно, Первооткрывателей в соответствии с важностью их вклада в открытия, по замыслу авторов скульптурной группы.



Теперь торопиться не будем, чтобы не упустить чего-нибудь важного. Прежде всего, это место установки памятника, которое не абы какое, а именно отсюда стартовала первая экспедиция да Гамы, именно в часовне, бывшей на месте нынешнего Жеронимуша, накануне отправления моряки отстояли всенощную службу, а рано утром, под бой барабанов, писк флейт и плач провожающих отбыли на корабли и потихоньку вытянулись колонной к выходу в океан, навстречу изменениям мировой истории. В инете пишут, что это была «армада», на самом деле экспедиция насчитывала четыре судна, одно из которых было вспомогательным и с которым долго мучились, прежде чем наконец да Гама, уже войдя в Индийский океан, не приказал сжечь его к хренам после очередного попадалова на мель. Другое было маневренной каравеллой-латиной, которую пускали вынюхивать всякие опасные мели и входы в речные русла. Остальные два были плоскодонными судами помощнее, с квадратной парусной оснасткой, и представляли из себя основную "мощь", поскольку несли на себе артиллерийское вооружение. Вот и вся "армада".

Кстати, именно сюда в 1493 пристал Колумб, возвратившийся из своей первой экспедиции в Америку, получивший аудиенцию у короля Жуана II, которого до этого два раза умолял профинансировать его путешествие, а сейчас не преминувшего похвалиться открытием «Индии». Король притворился вещмешком, как будто бы ничего не понял, и отпустил хвастуна восвояси.

Возглавляет вереницу Энрике Мореплаватель, инфант (принц) королевского дома Португалии, изображенный с кораблем в руках и в смешной шляпе с лентами. Его заслуга – создание организационной, научной и идеологической основы для отыскания торгового пути в Индию в обход Африки. Добровольно принял монашество, под одеждами носил колючую власяницу, принял личное участие во взятии Сеуты, положил жизнь на сбор информации о возможности обхода африканского континента, собрал лучших математиков, астрономов и картографов того времени, привлек огромные средства и непрерывно оснащал морские экспедиции вдоль западного берега Африки, каждый раз уходившие все дальше и дальше на юг. Попутно начался захват новых земель, торговля с местными племенами, «на лицо ужасными и добрыми внутри». В Португалию хлынуло золото Ашанти, нынешней Ганы. Стоял у колыбели работорговли, оправдывая ее «спасением заблудших душ» и насильным крещением.



Третий в восточном ряду – сам Васко да Гама. В начале путешествия ему было только двадцать восемь. По описанию современников, своим видом он был больше похож на пирата, чем на благородного господина, что было недалеко от истины. Самоуверен, горячен и гневен, команда его уважала и побаивалась.

С падением империи монголов все пути на Восток снова стали небезопасными и практически невозможными. После падения Константинополя все торговые пути были перехвачены и контролируемыми турками, на юге – мощные арабские государства. Европе мало того что стало немного не до пряностей, так еще и появилась непосредственная угроза ее существованию со стороны исламского Востока. Больше всех пострадали Венеция и Генуя, два века до этого седлавшие торговлю с Востоком. Теперь все, торговые коммуникации под турками и арабами, переплачивай втридорога. В то время появилась поговорка: "Сначала венецианцы, а потом христиане". Блокировка Востока оплачивалась, конечно же, не ушлыми генуэзцами и венецианцами, а робкими и простодырыми европейцами.

В конце XV в. Португалия была провинциальной страной, в которой доминировала церковь и армия. Учебные стандарты нового университета Лиссабона были столь низки, что несколько Пап последовательно запрещали там преподавание богословия. Один поляк, посетивший в 1484 году Португалию, был очень разочарован увиденным. По его словам, португальцы любого сословия были "грубые, бедные, с недостатком хороших манер и невежественные, несмотря на их претензии на мудрость. Они напоминали одного англичанина, который не допускал ни одного общества равным английскому… они были уродливыми, темными и черными, почти как негры. Лишь немногие из их женщин были красивы, все они выглядели как мужики, хотя и обладали красивыми черными глазами…" По крайней мере, заключил он, они были менее жестокими, грубыми, более покладистыми и трезвыми, чем англичане."

Выбор да Гамы в качестве командира экспедиции королем Жуаном II был очень неожиданным: на этот счет существует три версии – он наследовал командование эскадрой от своего умершего отца, другая – его старший брат отказался в пользу младшего в связи со слабым здоровьем, хотя это не помешало ему капитанить на одном из судов эскадры, третья – король увидел Гаму случайно у себя во дворце, и тот ему понравился. Скорее всего, ноблы отказались возглавить трехлетнюю экспедицию без явного результата, где всякое могло случиться, даже смертельный исход. И Гама в этой ситуации оказался лучшим выбором. Он должен был быть служакой, мореходом, дипломатом и воином одновременно, причем решить задачу огромной важности и сложности автономно, без подсказок извне. Диаш, ранее фактически обогнувший Африку, но повернувший назад, для такой роли не годился, он уже обделался, по мнению многих, в предыдущем походе.



«Я, Васко да Гама, которому сейчас Вы, высочайший могущественный король и сюзерен, приказали отправиться открывать моря и земли Индии и Востока, клянусь этим знаком креста, на который я возлагаю мои руки что в своем служении Богу и Вам буду высоко держать его и не склоню его ни перед лицом мавров, язычников или какого бы то ни было народа, который я могу встретить на своем пути, ни перед любой опасностью на море, в огне или в сраженье, буду всегда защищать и хранить его до самой смерти. И я клянусь далее, что, преодолевая все трудности этого похода, который Вы, мой король и господин, повелели мне предпринять, буду служить со всей преданностью, верностью, бдительностью и усердием, соблюдая и выполняя приказы, которые мне даны, пока не вернусь на это место, где я сейчас стою в присутствии Вашего королевского величества, по милости Бога, для служения которому Вы посылаете меня». (клятва Гамы королю перед отплытием).
Остальные участники восточной вереницы – один король, один епископ, а остальные – руководители предыдущих и последующих экспедиций, обрамляющие и оттеняющие величие похода да Гамы.

Вереница западной стороны – мореходы, а также духовные монашеские чины, несшие весть о Христе в «массы», в конце процессии – англичанка Филиппа Ланкастерская, жена Жуана I и королева Португалии, мать Энрике Мореплавателя.



Вообще, какими надо быть отчаянными и мужественными, чтобы на таких скорлупках пуститься в сверхдальний переход, без гарантий и надежд на благополучное возвращение, уйти в эту голубую даль, вернешься ли обратно?

О смерч роковой, окутанный мглой!
Пучина морская!
Не молкнет рев, потрясающий рев
Твоих разъяренных, кипящих валов,
И вторят чудовища им, завывая
Ночами, о море, рыдаешь ты в горе
Гремя, содрогаясь,
И в холод и в бурю – всегда
На водах твоих несутся суда,
Под песни бесстрашных матросов качаясь.

Герра Жункейру "Голоса из рыбачьих хижин".

[Daily]

Вдоволь натоптавшись на солнышке у памятника, переходим дальше по берегу, к беленской башне (кстати, название «Белен», или «Белем», произошло не от белены, это переделанный на португальский лад Вифлеем, все просто).



Красавица-башня, опять же созданная в неповторимом мануэлиновском стиле, одно из романтичнейших мест в Португалии. Отсюда португальская Ярославна взывала к морям и силам природным пожалеть ее мужа, травящего через борт где-то далеко в южной Атлантике, или изнывающего от жары в Индийском океане, и вернуть его обратно не с деньгами, не с почестями, а можно и голого-босого, но такого любимого и родного. Просила помочь ему в преодолении всех жутких неудобств и препятствий на пути, послать ему легкий прохладный ветерок и звезду, которая приведет его домой, к Ярославне.





Ну а нам с вами, чтобы пойти вперед, вдогонку за флотилией Гамы, которая уже стартовала в направлении к островам Зеленого Мыса, нужно опять немного откатиться назад, чтобы понять еще очень многое.

Португальский король Жуан II – "может, … и не был хорошим человеком, но определенно был великим королем". Общий замысел Жуана, родившийся еще при Жуане I, развитый и продолженный Мануэлом Счастливым, был великолепно прост и столь же великолепно бесцеремонен: превратить колыбель мировой цивилизации Средиземноморье в провинциальную дыру, и сделать Португалию центром Вселенной.



Задача была простой – лишить силы мусульман и венецианцев, отобрав у них морскую торговлю с Индией, затем во взаимодействии с европейскими монархами сколотить такую сухопутную армию, которая прошла бы всю Северную Африку от Марокко до Египта, вытеснить оттуда арабов и загнать их в зеркальном порядке обратно в Аравийскую пустыню, общими действиями на суше и море (а еще и при помощи христианского супер-государства неуловимого пресвитера Иоанна) освободить на века Святую Землю от неверных и на занятых землях наконец-то утвердить христианскую Ойкумену, которой позавидует и древний Рим, и августейшая Византия.



Для реализации этого плана нужно немного – превратить Португалию в самую могущественную империю. И для этого нужно было две вещи – индийская торговля и легендарный пресвитер Иоанн во главе своих несметных войск, а все остальное приложится.
Как вам планчик? И это при том, что во время его правления население Португалии насчитывало немногим более полутора миллионов человек, одну восьмую населения тогдашней Италии, и страна была в кольце если не врагов, то соперников – уж точно. На что надеялся король, был ли он сумасшедшим, или авантюристом, или тем и другим одновременно? "Настоящих буйных мало…", а, может, нормальным-то великое и не по плечу?



Он основал Совет ученых, в который вошли лучшие умы и знатоки математики, астрономии (вкупе с астрологией), навигации, картографии военного искусства, кораблестроения, усилиями которых готовились и оснащались будущие морские экспедиции. Эти заслуги потом историки стали во многом приписывать принцу Энрике Мореплавателю (в плавании он был один раз, к Сеуте, морская болезнь ему очень не понравилась). Король Жуан II принял страну в жутком экономическом состоянии, казна пуста, пришлось занимать огромные суммы у церкви ("зачэм было занимат, дарагой? Нада было просто их всех порэзат, а дэньги забрат, и все дэла…").

Права на сбор налогов в стране были уже проданы еврейской диаспоре ("вы не представляете, золотко, как это тяжело и опасно собирать налоги с грубых крестьян, они так и норовят вас обдурить, ночами не спим, трясемся, кошмар…"). Местная знать глухо бурлила и протестовала, поняв, что придется делиться с новоиспеченным монархом, чтоб ему… Тем не менее, глаза боятся… Король вызвал к себе герцога Браганца, оборзевшего до создания частной армии в три тысячи воинов, на переговоры о мире, и собственноручно зарезал наглеца, как говорил современник, "без лишних слов". Права знати были урезаны, вершить правосудие стало королевской привилегией, прежние подаренные земли возвращены обратно в казну. Организован поиск толковых образованных людей, которые были вносимы в "Список короля" и занимали ключевые должности в административной иерархии страны. В кратчайшие сроки король создал централизованный, компетентный, амбициозный и беспрецедентно динамичный режим, который был в состоянии вынести бремя неимоверных по тяжести задач, стоящих перед монархом. За свое 14летнее правление король умудрился так повести дела, что португальская валюта во многом за счет грамотно хорошо поставленной торговли западноафриканским золотом Ашанти из пыли превратилась в самую звонкую деньгу Европы, была "открыта" Бразилия (есть прочная теория, что португальцы обнаружили ее гораздо раньше официальной даты и даже бразильские товары временно обзывали африканскими), были выплачены все долги церкви и флорентийским банкам, у евреев выкупили обратно право взимания налогов, чтобы те спали спокойно. Жуан умер 40-летним, в самый канун величайшего португальского географического открытия. Вообще забавно, что открытие морского пути в Индию, перелистнувшую страницу мировой истории, теперь называют "географическим", на основании самого дохлого критерия, это все равно что утверждать, будто строительные котлованы можно рыть с помощью артиллерии, железная логика.

[Daily]

Че-то мы с вами заговорились, а время уже обеденное. Пойдем-ка мы с женой перекусим. Покидаем башню, которая издали удивительно напоминает кусок рафинада, осажденный муравьями.

В ресторане добрая официантка наставила нам на стол непрошеные маленькие тарелочки с сыром, хлебом, оливками и анчоусами. «Тапасы» - решили мы с высоты своего испанского опыта, смели их все вместе с основным блюдом и удивились, когда «тапасы» были молча включены в счет, причем по хорошей, живой цене. Делать нечего, мы заплатили, но осадочек, как говорится, остался. С тех пор при виде маленьких тарелочек я подозрительно интересуюсь, за чей счет банкет, и редко мне говорят, что это бесплатно, просто молча уносят восвояси.

После обеда выдвигаемся обратно к Жеронимушу, у нас на очереди морской музей. Расположен он в западном крыле монастыря. В фойе нас встречают уже упоминавшиеся персонажи – Энрике Мореплаватель с примитивной астролябией в руках, Диого Кан (Кау), первооткрыватель русла Конго (представляете, река своей мощью прорыла ров в океанском дне глубиной более 100 м), тоже с астролябией и мечом.









Король Жуан II собственной персоной.


А за ним – Мануэль I Счастливый.


Копия одного из судов экспедиции и статуя св. Архангела Рафаила, находившаяся на носу корабля, капитаном которого был брат Васко да Гамы, Паулу. Это настоящая статуя, не фейк, она пришла в Индию с экспедицией и вернулась обратно в Португалию, затем в качестве талисмана путешествовала на кораблях да Гамы во всех его походах. Редкость, до сих пор не сперли.





Последователи да Гамы – Алмейда и Альбукерке.


Навигационные приборы тех времен, всяких видов и названий.

[Daily]

В музее представлены очень интересные макеты судов, носовые статуи, морские награды, навигационные приборы, от эпохи Средневековья до современности.

А это тот самый черный перец, из-за которого и начался всемирный торговый передел с участием Португалии.















За этим штурвалом ощущаешь себя минимум заместителем да Гамы по всяким нерешенным вопросам, чтобы, как говорят в армии, за все переживать и ни за что не отвечать…





Переход к недавней истории, когда Португалия судорожно пыталась отстоять осколки своей морской империи, практически незаметен.







И опять назад, к судам «нау» (карракам) Васко да Гамы. Вот на этих галошах, против океанских течений, не зная глубин, по неделям ожидая попутного ветра, да еще в бой вступать, суда противника захватывать, награбленное вывозить, по полтора года в походе…





Прообраз будущей морской пехоты.


Переходим через стеклянный коридор в соседнее здание, к оригиналам уцелевших корабликов.









А тут еще представители морской авиации, смешные маленькие самолетики.





Это не паровозы, это самодвижущиеся пожарные агрегаты, которые в свое время бегали по гавани и тушили пожары.





Это вход в музей, посещение было очень интересным, всем советую, не пожалеете.



В завершение беленской поездки жена потянула меня к знаменитой кондитерской, производящей фирменные португальские сладости – паштеиши. Мы отстояли неслабую очередь, которая все-таки шла быстро, и вскоре стали обладателями полудюжины корзиночек, заполненных сладким содержимым бежевого цвета, отдаленно напоминающим вареную сгущенку. Радости жены не было предела, как немного нужно человеку, чтобы быть счастливым…



Закончен день путешествий, мы возвращаемся в Лиссабон.

Заканчивается и нынешний год, в преддверии нового 2020 года хочу поздравить всех читателей с Новым годом и Рождеством Христовым, пожелать всего наилучшего и до новых встреч с продолжением отчета о путешествии по провинциальной империи.

[I_riska]

Daily - и Вас с наступающим Новым Годом! Новых интересных Вам дорог и незабываемых впечатлений!

А в Монсеррат вы только дворец и розарий посмотрели? Там еще замечательный мексиканский сад есть.
Надеюсь на скорое продолжение Вашего замечательного рассказа.

[Len4o]

Заканчивается и нынешний год, в преддверии нового 2020 года хочу поздравить всех читателей с Новым годом и Рождеством Христовым, пожелать всего наилучшего и до новых встреч с продолжением отчета о путешествии по провинциальной империи.

И Вас уже с прошедшими праздниками, с нетерпением ждем возвращения и продолжения!

[Daily]

Мы с женой сейчас в поездке, продолжение скоро будет )))

[Daily]

День пятый, ищем настоящее в обязательном.

Сегодня – с утра пораньше к площади Коммерции и дальше – на речной паром, который с частотой трамвая возит народ через Тежу на левый берег, в Алмаду, к статуе Христа.

Красно-белый паромчик с ржавыми потеками принимает нас в числе немногих на борт, шустро разворачивается и неторопливо плюхает через Тежу, матово-блеклую и бескрайнюю.



Не поймешь, то ли речка уже закончилась, а океан, подобному полуночному пьянице, ворвался в квартиру робкой вдовушки и сколько уже тысячелетий не хочет уходить. То ли река, по-испански дохлая, на последнем, португальском отрезке показывает нам свою мощь и удаль.



Сзади из воды вырастает старый Лиссабон, с двойной колокольней Сэ, куполом Пантеона и зелено-кудрявым барашком замка св. Георгия.



Течение практически отсутствует, и мелкая волна бьет в борта частыми хлопотливыми шлепками. По правому борту открывается вид на висячий мост 25 апреля, а слева, на алмадском холме – статуя Христа, раскинувшего руки над берегом, акваторией и Лиссабоном.





В отличие от бразильской статуи, стоящей на горе, лиссабонский Христос-Царь утвердился на бетонном постаменте, издали напоминающем модерновую пластиковую табуретку. Статуя построена позже бразильской и не так популярна, хотя практически не уступает заокеанской сестре в габаритах. Ну да ладно, интернет пересказывать не буду.

На левом берегу в этот ранний час практически безлюдно, прибывшие пассажиры ускакали на автобус до статуи, а мы прощелкали и помахали отъезжающему общественному транспорту ручкой. Поскольку и пешком недалеко, решили пойти берегом, а там взобраться к Алмаде. На старом разбитом пирсе любители с озабоченными лицами мониторили свои удилища, дорожка змеилась вдоль береговых строений и вскоре вышла к лифту, который поднимал граждан наверх, на алмадский холм, причем делал он это бесплатно, к тому же кабина была прозрачной и позволяла наслаждаться видами уходящей вниз речной панорамы, конечно для не страдающих боязнью высоты туристеров.









Наверху открылся вид небольшого городишки, малолюдного по случаю выходного утра. Узкие улочки, чище лиссабонских, но не без граффити и коммунистических флагов. Все дороги в Алмаде ведут к статуе, просто надо поворачивать на поднимающиеся наверх уличные изгибы. А вот и она, спрятавшаяся было от глаз, появилась на фоне синего неба.











Вокруг монумента – большой окультуренный участок с храмом, рестораном, парковками и широкой смотровой площадкой (никак не привыкну ни к мирадорам, ни к вьюшкам). В воздухе висит умиротворяющее церковное пение, ближе к статуе оно затихает.





Обходим гигантский постамент и попадаем внутрь небольшого пространства, откуда стартует лифт наверх, к статуе. Справа от небольшого фойе – полумузей-полувыставка модернового изобразительного искусства а-ля Врубель, с мятущимися в поисках персонажами и символическими, малопонятными сюжетами.

[Daily]

В результате оживленного производственного совещания жена устремилась на лифте в небеса, а я уже наелся высоты и хочется побродить вокруг, посмотреть за окружающей обстановкой и приобщиться к «нижним» видам, от подножия монумента.



А посмотреть есть на что. Лиссабонский мост с узнаваемым американским профилем устремился к столице, и глиссада аэропорта с висящими на ней бесконечными самолетами проходит строго над ним. Справа – старый добрый Лиссабон, зачуханный дедушка. Слева – ослепительная перспектива Белена с башней, хорошо видимым памятником и выходом в океан, откуда мы уже отправили Васко да Гаму в его первое плавание. Мы его догоним, но позже, уже у островов Зеленого мыса.

[Цветок-василек]

Позволю себе вклиниться в отчет мужа )) Подъем наверх, к статуе, стоит 5 евро, смотровая площадка большая, все очень безопасно. Было совсем не страшно, не жалею, что поднялась туда.

[Daily]

У подножия – горизонтальный крест, как бы приготовленный для распятия. Он разделяет мать и сына – статуи Богородицы и Христа. Сын уже вознесся, своей смертью победил смерть и грех, сокрушил врата ада и раскрыл объятья всем «труждающимся и обремененным».

У матери другая судьба – путь скорби и надежды. Она не может преодолеть крестное препятствие, не может вернуть все назад, ее сын уже совсем другой, «царь царей», но для матери он всегда будет только ее сыном. Ей хочется по-матерински защитить его от зла, и она пытается набросить на него, такого далекого и великого, покров из четок-молитв, укрыть его, такого родного и беззащитного, своим теплом и любовью.

Поразительный скульптурный ансамбль. Мать провожает сына, может на войну, может на смерть и отсылает ему свои мечты, свою любовь, свои молитвы. Так матери во все века провожали детей на войну, и в этот момент они все поразительно похожи друг на друга, между ними нет никакого различия.















Опускаемся на землю. У подножия статуи Богородицы появляется группа молодых мускулистых славянок, кровь с молоком. Громко колготя чего-то по-своему, они по очереди возлегали на постаменте у ног Богородицы, манипулируя мясистыми ногами в колготках, и принимали двусмысленные позы под объективами своих мыльниц. Сцена была отвратительной. Надо было, наверное, запечатлеть ее для отчета, но у меня такое в тот момент даже в голову не пришло.

Вот нам всем и настоящее – и высочайший полет мысли и отношений, и повседневная жизнь с ее мелочью, тупостью и самодовольством. Вы знаете, такой контраст – вещь сильная, запоминается надолго, если не навсегда.

Тем временем жена спустилась с небес и принесла с собой небольшой фоторепортаж, который и помещаю ниже.













Христос стоит в окружении шипов, которыми его окружили люди, чтобы самоубийцы не смогли бы свести счеты с жизнью. Но шипы по странной иронии направлены прямо в грудь Спасителя.



На обратном пути от памятника, уже в Алмаде, перекусываем в местной кафешке, такой уютной и милой в этот воскресный день, с пенсионерками и семьями, с посетителями, целующимися друг с другом при встрече и прощании, с куском жизни, которого мы в силу различных причин лишены, и видимо, навсегда.



Паромчик, не торопясь, шлепает обратно в столицу.



Как ни странно, Лиссабон обрадовался нашему возвращению, стал прихорашиваться и явно хотел нам понравиться.

[Daily]

Отобедав в центре, мы решили дойти до площади маркиза Помбала и подвергнуть ее осмотру, а на обратном пути к нашему маршруту удачно приклеилась одна из многочисленных лиссабонских смотровых площадок.

Ба, оказывается в Лиссабоне растут деревья! Широкая тенистая аллея, усаженная светлоствольными платанами, потихоньку забирает наверх, к площади Помбала и административному центру столицы. Становится заметно чище, граффити исчезает, на скамеечках горожане и гости столицы наслаждаются прохладной тенью.



Памятник героям I мировой войны.


А вот и сам маркиз на высоченном постаменте, почему-то в компании льва, прям как святой Марк. Смотрит строго и даже придирчиво. У подножия постамента для тех, кому голову задирать вверх лень, вполне живописная группа, видимо, восстанавливающих город после землетрясения. Компанию возглавляет голая тетенька, томно прикрывающая голову от палящего солнца. Вы знаете, зрелая красота тетеньки притягивает взгляд, и даже сам г-н Помбал со своим львом-вегетарианцем уже и не нужен, пусть стоит там себе под облаками, а мы насладимся видами более земными и вечными.



Позади Помбала площадь еще круче забирает вверх, и на ее изломе высится нереально огромный флаг Португалии, лениво раскачивающийся на флагштоке. Повторяющиеся элементы, здесь - в виде столбов освещения - напоминают московскую Поклонную гору с ее длиннющим фонтаном.



Пафоса хоть отбавляй.




Поворачиваем назад, и, уже под уклон, не торопясь идем на смотровую площадку. А вот и она.





Виды, конечно, зачаровывающие.


Внизу по перспективе – интересная круглая полосатая крыша, как кепка у Волка из «Ну, погоди»…






Все-таки Лиссабон любезен нам не понтами с площади Помбала, а вот такими узнаваемыми видами.











Идем вниз, в гостиницу, на отдых.


Вечером выходим посмотреть на сумеречный Лиссабон.











На площади Коммерции пусто и ветрено.






Площадь Россиу тоже пустеет.




Ветер треплет рекламные растяжки, становится холодно.


До свидания, Лиссабон, мы завтра отбываем на север, в сторону Порту, да и Васко да Гама без нас уже на пути к экватору заскучал. Счастливо, столица, до встречи.

[Daily]

День шестой, насыщенный.

Водитель такси, пожилой дядька, виртуозно пролетев по кривым утренним улочкам центра, в мгновение ока домчал нас до офиса Ависа у площади Помбала, где мы встали в небольшую очередь за машинкой. Напрасно я махал привилегированной ависовской картой, что, мол, нам положено без очереди, на сотрудников офиса это не произвело ровно никакого впечатления. Более того, предыдущий клиент завел с сотрудником неторопливый разговор о чем-то португальском, грустно-неспешном и взаимно уважительном, а на мое московское закипание чайника – плевать.

Минут через тридцать, когда, видимо, тем для обсуждений уже не осталось, обратили внимание и на нас. Вскоре ко входу подъехал черный малипусенький Форд Ка+, и я тщетно пытался включить ему заднюю передачу, пока не вспомнил про опелевское кольцо на ручке переключения, оно по неизвестным причинам присутствовало на Форде. Ну все, можно ехать.

План был, как и все продуманное, несложный: посещение Обидуша, затем по пути Алкобаса, потом Баталья, и к вечеру – береговой Назаре с ночевкой. На удивление, из Лиссабона выскочили быстро и уже вовсю катили по стеклянно-гладкой трассе на север. Транспондер весело пикал, отсчитывая евро, правда, погода начала портиться: небо обложило, и мы волновались за судьбу еще не сделанных фото.

До Обидуша было недалеко, мы въехали на парковку и попросили двух женщин помочь нам разобраться с непонятным паркоматом. Нам объяснили, куда что, а потом, как это часто бывает у иностранцев, спросили, откуда мы. Услышав ответ, у наших визави улыбки с лиц немедленно слетели, сменившись испуганным выражением. Это было так забавно и неловко одновременно, что вдобавок я расхохотался.

Вот так политика, эта похабная алчная баба, без спроса лезет в жизнь людей, забивая им ложью мозги и разобщая. Что поделаешь, люди верят всему, что говорят по телевизору. Было неприятно, но мы это проглотили и пошли на осмотр.



Обидуш – маленький средневековый, как сейчас говорят, «атмосферный» городишко к северу от Лиссабона, окруженный по периметру уцелевшей каменной стеной, из-за чего полностью лишенный поздних современных вкраплений, этакий гость из рыцарских времен. Этого вполне хватило, чтобы заделаться достопримечательностью и мирно дремать под родным небом, стараясь не замечать толп приезжих.

Это вход в город, только Айвенго на коне не хватает.




За воротами – мирная жизнь на фоне почти театральных декораций.
















Местный знаменитый вишневый ликер «Джинджа де Обидуш», подается в шоколадной рюмочке-закуске, пьешь сладкое, заедаешь еще более сладким, это на любителя.




На ликере не тормозим, идем дальше.




Да, все-таки азулежу – это вещь (кстати, это дворик общественного, пардон, туалета).


Даже святым надоело целый день стоять навытяжку, и они прилегли отдохнуть…

[Daily]

Выходим в центр, к площади и городскому храмику.






Слабое подобие Андалусии.


А это местный кот, почему-то грустный.






Поднимаемся на городскую стену.


Обидуш сверху, царство крыш.










Вот, оказывается, что у военных в голове!




Вдали – сельская идиллия.








Обидушский «Санторини»


Обидушский «мост вздохов»


Ложимся на обратный курс.


К нашей радости, небо начало проясняться.













Перерыв на кофе, и прощай Обидуш, нам пора в Алкобасу, у нас график.

[Daily]

Пока едем к Алкобасе, навестим нашего великого знакомого.

А у него пока все хорошо, за исключением небольшого инцидента, когда на пути к Канарам одно судно отстало от группы в тумане, но благодаря разработанной системе встречи в опорных точках экспедиция воссоединилась уже у Канарских островов и продолжила идти на юг, к островам Зеленого Мыса.



Да Гама уже после островов Зеленого Мыса, намаявшись в экваториальных штилях (не забываем, на судах двигателей не было, все на парусах, с попутным ветром), повернул на юго-запад, в неведомый тогда открытый океан. Это был невероятно рискованный, но блестяще удавшийся маневр, когда его эскадра, в отличие от всех предыдущих португальских походов , бросила красться вдоль африканского побережья, преодолевая противные океанские течения, вышла из их района, ветра подхватили корабли и вынесли их на середину субэкваториальной Атлантики, в абсолютно неведомые воды. Теперь самое главное было – не прощелкать смену ветров и течений на западные, что и удалось да Гаме.

На самом деле, этот трюк проделал впервые уже Бартоломеу Диаш, бессознательно и даже не по интуиции, за него это сделала полоса штормов. В штормах Диаш ушел далеко на холодный юг, проскочив будущий мыс Доброй Надежды, затем вслепую повернул на север, пытаясь нащупать землю, и уткнулся носом в Африку, но уже южную. Все изменилось как по мановению волшебной палочки: берег был с севера и шел на северо-восток, холодное солнце светило с юга прямо в капитанскую макушку. Да, они сделали это. Больные, изблевавшиеся и безмерно усталые от месяца штормов, они почти обогнули Африку и вошли в Индийский океан.

Да Гама же, хитрый жук, решил повторить этот невольный диашевский трюк, но уже в осмысленном виде (кто знает, может это было спланировано заранее), и его уже не носило по Атлантике как щепку, он вовремя переложился на западные ветра и аккуратненько подошел к континенту к северу от мыса Доброй Надежды, который затем и обогнул как положено, при параде и с вымытой мордой.



Кстати, на месте первого свидания с Африкой, в будущей бухте св. Елены, после того как экспедиция 93 дня не видела суши и одичала в корень, состоялось опять же первое знакомство с аборигенами. Сначала все шло хорошо, обмен мяса и другой жратвы на безделушки и братания, но потом что-то пошло не по плану и в результате местных разборок да Гама получил африканскую стрелу в ногу и лечил рану смесью мочи, оливкового масла и териака (смеси трав, считавшейся в то время универсальным противоядием). Тем не менее, перед дальнейшим переходом команды успели даже вытянуть суда на сушу и очистить борта от всяких червяков, портящих древесину.

Беспрецедентный крюк по Атлантическому океану воздался сторицей: уйдя от противных прибрежных ветров и течений, они скостили драгоценные недели плавания. На заре своего командования Васко да Гама открыл самый быстрый и верный маршрут из Европы к мысу Доброй Надежды.

А так морское путешествие было по большой части скучным занятием: каждые полчаса юнга переворачивал песочные часы и звонил в рынду, отбивая склянки, на восьмой рынде – четыре часа прочь, вахте конец, иди отдыхай, ни в чем себе не отказывай. И так вахту за вахтой, день за днем. Они видели в небе морских птиц, грустно глядевших с небес на четыре судна, набитых всклокоченными бородатыми придурками. Каждое появление китов отмечалось биением в барабаны, игрой на трубах и всеобщим ликованием, какое-никакое, а развлечение. На редких стоянках, когда суда бросали якорь борт к борту, можно было всласть поорать, пообщавшись со знакомыми с других судов, и поделиться сплетнями и шутками солонее атлантической волны.

А так – все по распорядку, вахты, починка такелажа, паруса, приборка, обслуживание артиллерийских орудий, время от время бабахали из них в белый свет как в копейку, пугая до смерти отдыхающих после вахты. Кстати, мест для отдыха личному составу не было, и спали где придется. Готовили на открытом огне, разжигаемом на верхней палубе, в отсыпанном песком ящике, жрали из деревянных мисок руками и карманными ножами.

В туалет ходили через борт, держась за крепеж и канаты, при качке подобное необходимое занятие приобретало вид циркового трюка. Кто был болен и плохо передвигался – была параша, или прямо в трюм, а куда деваться.

Дневной рацион был одинаков – и для капитанов судов, и для моряков: сухари, соленая говядина или свинина, мясо заменялось рисом, рыбой и сыром в постные дни, немного оливкового масла и уксуса, два литра вина в рыло в сутки. Для руководства – сушеные фрукты, это оказалось оправданным и спасло управление экспедицией во время вспышек цинги, когда моряки умирали как мухи. Навигация была проста и несовершенна – широту меряли астролябией по Полярной звезде в северном полушарии, а когда она с переходом через экватор пропадала за горизонтом – по склонению солнца в 12 дня с использованием календарных астрономических таблиц. При этом определение долготы было делом практически невыполнимым, по морю ходили по широтам, пока не утыкались в берег или известные острова, затем кое-как ориентировались по кривым тогдашним картам, а затем опять шли тупо по широте, от суши к суше, или держались берега, аки слепой - стены. Скорость измеряли линем с узлами, глубину при подходе к мелям и берегу периодически промеряли мерным канатом или рейкой, короче, тихий ужас. Цепей не было, якоря крепились канатами, которые обрывало при порывах ветра, в связи с этим возили с собой дополнительные якоря, и так далее, и тому подобное.

Ну, и молитва, как говорят на Руси, "кто на море не был, тот Богу не молился". Молились по одиночке, и группами, и всем экипажем под руководством капитана или священника. Никто по этому поводу команду не подгонял, жизнь каждого висела на волоске в каждый день, так что атеистов не было.

[Daily]

Ладно, оставим экспедицию на время, пусть пока балдеют и чинятся в бухте св. Елены.

Тем временем мы уже подъехали к монастырю Алкобаса, оставили машину на парковке и минут десять шлепали до площади перед входом в монастырь. Опять же немного истории.

После взятия Лиссабона Афонсу Энрикеш передал Бернару Клервосскому, гиганту церковной мысли ордена цистерцианцев, аббату французского монастыря Клерво и вдохновителю нескольких крестовых походов, условный суверенитет (в управление) большую полосу земли "Кошта да Прата", от известняковых гор центральной Португалии до Назаре на атлантическом побережье, и от Обидуша на юге до Лейрии на севере. Бернардинские монахи были изгнаны отсюда окончательно только в 1834 году.

Потомки крестьян, которых монахи привезли из Бургундии, до сих пор занимаются здесь сельским хозяйством. При монастырской власти край расцвел, здесь было отменено рабство, монахи трудились наравне с народом. Цвели ремесла, производство изделий из стекла, добыча полезных ископаемых, выплавка металлов, животноводство, рыболовство, заготовка бакаляу.

Цистерцианцы фактически заложили и окультурили местные сосновые леса, превратив заросли в громадный ресурс древесины, которая шла на строительство судов.

Неудивительно, что именно здесь был основан и отстроен цистерцианский монастырь Алкобаса, памятник средневековой готической архитектуры, по размеру и красоте превзошедший материнские монастыри во Франции, а их только при жизни Бернара было построено 340, Алкобаса – самый юго-западный из них (по иронии судьбы, монастырь в Клерво был превращен властями в тюрьму, в которой содержатся преступники с психическими отклонениями).

Как и всегда, цистерцианцы умели находить "прекрасное в простом", поэтому монастырь лишен каких-либо украшений. Бернар запретил использование витражного стекла, позолоты и статуй.
Подходим ко входу, отсюда, с площади, монастырь не просто огромен, он необъятен, его перспектива не лезет ни в один объектив.



Сам вход представляет собой храм, говоря по-русски, «надвратную церковь», с огромными статуями четырех добродетелей на фронтоне.









Поражает неф храма, он «самый большой в…», «самый высокий в …» и так далее.



Очень интересно сочетание белоснежных колонн и розоватых сводов, уходящих в необозримую высь.




Без азулежу – никуда.




В Королевском зале представлены статуи, собственно говоря, королей.




Не всем королям повезло, и они стоят в несколько потрепанном, мягко говоря, виде. Скорее всего, постарался личный состав армии Наполеона, ограбившей монастырь.









Идем дальше…


… и выходим во внутренний двор, или, говоря по-умному, клуатр.

[Catherine II]

Daily, с удовольствием читаю Ваш новый отчёт. Тем более, что на июнь куплены билеты до Лиссабона. Планируем 2 дня провести в столице, а потом взять машину и рвануть в Порто. Синтру решили оставить на сладкое (последние три ночи перед вылетом). Буду с нетерпением ждать продолжения.

[Daily]

Все просто, без мануэлиновских изысков, и элегантно одновременно.













Входим в главное здание, или, по-советски, в административный корпус, который служил местом общих мероприятий, заседаний, встреч и т.п. С определенного времени здесь хоронили упокоившихся настоятелей монастыря. По стенам – их статуи.









Не пугайтесь, это – кухня. Здесь все настолько огромное, что чувствуешь себя лилипутом, попавшим в царство Гулливера.



Вот это, например, вытяжка над очагом, где гиганты готовили что-то огромное, может, целиком жарили быков, или что-то в этом духе.



Вытяжка, вид снизу вверх.



А в этих ваннах то ли картошку мыли, то ли арбузы мариновали…





А здесь чего предпринимали, я и фантазировать боюсь.



Кстати, монахи прорыли канал от близлежащей реки прямо сюда, под кухню монастыря, и ловили рыбу не отходя, так сказать, от сковородки.





Далее вашему взору предстают другие помещения монастыря, их много и они такие же огромные.











Еще один внутренний двор.







Могила короля Педро в приделе храма. Гроб покоится на львах, признак королевской власти. Известен король знаменитой историей любви к фрейлине своей жены, Инес де Кастро, которую он полюбил, будучи наследником престола.



Карл Брюллов Смерть Инес де Кастро, Третьяковская галерея



В результате внутренних интриг по решению отца Педро его любовница была обезглавлена, Педро был безутешен, началась чуть ли не гражданская война, народ потребовал королевскую семью примириться, что и было сделано номинально.

Дальше начался дикий треш, который сейчас превратили в слезливую бабскую историю любви. Новоиспеченный король, будучи, скорее всего, не совсем нормальным, выкапывает труп фаворитки из могилы, облачает его в королевские одеяния и заставляет челядь присягать трупу на верность.

Затем, вопреки обещаниям никого не преследовать, находит убийц возлюбленной, и самолично вырывает обоим, при этом живым, сердца: одному из груди, а второму сзади, со спины, для разнообразия, чтобы не заскучать. В завещании велит похоронить себя и любовницу друг напротив друга, дабы по всеобщем воскресении они встали бы из могил и сразу бы воссоединились. Добрый, милый христианин.





Могила Инес.



Треш на этом не окончился. Наполеоновские бойцы разграбили и осквернили монастырь, разбили и ограбили мраморные надгробия Педро и Инес, ее голова с длинными светлыми волосами долго потом валялась на полу у алтаря, пока монахи уже позже не сложили останки на место. Конец фильма, Стивен Кинг отдыхает.

[Daily]

Мы находимся в так называемом «Королевском пантеоне», в котором размещено еще много усопших членов королевских фамилий, это уже для историков. Кстати, все надгробия со следами варварского вскрытия.

















Выходим на площадь, немного придавленные величием и строгостью монастыря, нам пора в Баталью.

[Daily]

на июнь куплены билеты до Лиссабона

Спасибо за интерес, я думаю, что до июня закончу отчет )))

[Цветок-василек]

Немного практической информации: комбинированный билет на посещение монастырей Алкобасы, Батальи и Томара стоит 15 евро. Если покупать по отдельности, то стоимость будет 6 евро за вход в каждый монастырь. Получается маленькая экономия ))